Страница:
За самым большим столом я заметил Дуайн Гродин; там было самое яркое освещение, и оно, подсвечивая лицо Дуайн снизу, придавало ей ужасный вид чудовища Франкенштейна. Я обогнул по леерам люк и самой небрежной походкой направился к светящемуся дисплею. Группа техников слушала, как Дуайн объясняла малопонятные технические детали увеличения контрастности изображений при ночной съемке – что-то насчет узкочастотных когерентных наноимпульсов. Глаз их не видит, но специальные сенсоры в камерах могут преобразовывать смесь импульсов в цветные стереоизображения.
На видеостоле был коллаж из материалов сегодняшнего сканирования, наложенных на самые свежие спутниковые карты. Казалось, там лежит небрежно расстеленное, рваное и мятое лоскутное одеяло и светится изнутри. Высоты на стереокарте были увеличены вдвое, чтобы подчеркнуть рельеф местности, а изображение самой местности медленно плыло, зеркально отображая продвижение корабля. Хотя рельеф внизу начал сглаживаться по мере приближения к центру мандалы, он по-прежнему имел уклон к северу. Более яркие пятна на карте показывали зоны, откуда в данный момент поступала информация с датчиков, согласно которой в изображение на видеостоле постоянно вносились коррективы.
Два техника посмотрели на меня, когда я подошел, и снова отвернулись к дисплею, как будто меня не существовало. Дуайн подняла голову, нахмурилась, поколебалась и продолжила свое косноязычное объяснение. Я не знал доктора наук, к которой она обращалась, но прочитал имя на ее нашивке: «Шрайбер Мариэтта». Миловидная дама. Серьезная проблема. Она посмотрела на меня, не узнала в темноте и опять перенесла свое внимание на Дуайн. Возможно, я потолкую с ней потом, а может быть, и нет. Ее поступок на прошлой неделе, казалось, не имел больше никакого значения. Я стал внимательно слушать Гродин.
Воспринимать ее тягучую речь было сущим мучением, но говорила она грамотно и по существу: – … включая военно-топографическую съемку из а-армейской с– сети. У людей в очаге заражения Коари, похоже, очень м-мало оружия. Все в– вооружение было выведено из строя. Шесть м-месяцев назад операция «Ночной кошмар» н-начала провоцировать отдельные случаи п-применения оружия и б– боеприпасов по всему Амазонскому бассейну. А т-три недели назад действующего о– оружия не осталось ни в одном из трех гнезд, стоящих п-первыми в списке наших целей. Информация, собранная во время сегодняшних облетов, г-говорит, что н-ни– какого н-нового оружия взамен выведенного из строя в лагерь Коари з-завезено не было. П-поэтому нам не стоит б-бес покоиться, что нас обстреляют снизу.
– Если только у них нет самодельного оружия, – добавил я.
Шрайбер встревоженно подняла голову. Она принимала меня за эксперта. Дуайн отреагировала медленнее, но более нервно. Она взглянула на меня через стол, злясь на мое вмешательство и сомневаясь, имею ли я право вообще присутствовать здесь. Сначала ее лицо застыло, потом вновь ожило, и по нему разлилась растерянность. Все его черты как будто спорили друг с другом, отражая смятение обуревавших Дуайн чувств. Ее глаза моргали, губы шевелились, руки вцепились в края стола. Наконец профессионализм победил.
– Я т-так не думаю, – выговорила она с мучительной четкостью. – И не п– просто п-потому, что им обычно недоступна т-технология, п-похоже, что и желание у них отсутствует. А-амазонские гастроподы явно не ждут особой опасности со с– стороны человека, и наоборот, н-на-селение б-бассейна, кажется, сумело п– приспособиться к заражению. – Она сердито взглянула на меня. – Одна из н-наших задач – выяснить, как л-людям удается м-мир-но существовать внутри хторранского общества.
– Внутри хторранского общества невозможно существовать мирно, – поправил я. – Мирно можно существовать внутри хторранина.
– Я ожидала, что в-вы с-скажете что-нибудь п-подоб-ное, – холодно заметила Дуайн. – В-все, чего вы хотите, это уничтожать и жечь.
– Типично армейский склад ума, – прокомментировала Шрайбер. – Не беспокойтесь. Это наша экспедиция, а не их.
Она так ничего и не поняла.
– Это не «склад ума», – спокойно сказал я, – а результат непосредственного наблюдения.
– В-вы жили с ренегатами, – прогнусавила Дуйан. – Вам л-лучше знать.
– Они кормили червей своими детьми! – резко ответил я. – Это не мирное сосуществование. Вы заблуждаетесь.
– Послушайте, Маккарти… – вмешался один из техников.
Я узнал его. Клейтон Джонс, крупный и крепко сбитый, он, по-видимому, был футбольной звездой в колледже или что-то в этом роде. Он всегда улыбался, похлопывал людей по спине и трахал все, что двигалось, или казалось способным двигаться, или, возможно, лишь однажды решило пошевелиться. Но сейчас его лицо было суровым, а голос – тихим и сдержанным. Готовый применить силу, он напрягся, но пока оставался на месте.
Я решил сломать ему переносицу, если он двинется. Я по-прежнему думал о пропавшем пилоте, и настроение у меня было далеко не добродушное. Клейтон Джонс явно воображал, что он защищает что-то; в его голосе слышалось плохо скрытое высокомерие.
– Вас сюда не приглашали, – подчеркнуто растягивая слова, произнес он. – Почему бы вам не упаковать свое никому не нужное мнение и не улететь отсюда ко всем чертям?..
– Простите? – послышался новый голос.
Мы обернулись. К видеостолу тихо, незаметно подошли генерал Тирелли и капитан Харбо. В темноте они казались двумя зловещими силуэтами.
– Если понадобится самолет, – вежливо заметила генерал Тирелли, – то капитан Харбо распорядится. Если же понадобятся черти, то их заменю я. Что же касается мнения капитана Маккарти, то он делает в точности то, что ему полагается по должности. – Она уперлась в Клейтона Джонса пронизывающим взглядом. – Его сюда пригласили. Он находится на борту, чтобы мы могли воспользоваться его огромным опытом. Он знает о червях больше, чем кто-либо другой на этом корабле. – Теперь Лиз смотрела и на Шрай-бер. – Даже вы. Так что надеюсь, что вы постараетесь воспользоваться каждой возможностью работать с ним.
Джонс опустил глаза, чтобы генерал Тирелли не заметила их выражения. Это было ошибкой. Генерал Тирелли была неглупа.
Она холодно посмотрела и добавила: – Если вам это не нравится, я буду рада откомандировать вас куда хотите. Кажется, на кухне есть вакансия посудомойщика.
Джонс, моментально подняв голову, застыл.
– Нет, мэм, – сказал он. – Со мной все в порядке.
– Гм. Посмотрим.
Тирелли недоверчиво посмотрела на него. Она имела дело с этим типом и раньше…
Доктор Шрайбер оказалась не такой шустрой. Она продолжала смотреть на меня в упор с многозначительной ухмылкой.
– Мне казалось, что это научная экспедиция, но ах, я вижу совсем иное. Приоритеты сместились, не так ли?..
Тирелли медленно повернулась к ней. Мне захотелось крикнуть: «Всем в убежище!» – Вы глупая маленькая сучка, – печально сказала Лиз. – Вы не способны удержать язык за зубами, да? Надо же быть настолько слепой, глупой и испорченной. Что за ужасный букет! О каких червях может идти речь, если на борту вы и ваше отношение к людям? Я не хотела говорить это на людях, но вы не оставили мне выбора. Вы – именно вы, доктор Мариэтта Шрайбер, – очень большая часть проблемы. На прошлой неделе вы нарушили порядок передачи оперативных сообщений по объединенной армейской и научной сети. Вы намеренно подвергли опасности жизнь этого человека и его полевого разведывательного подразделения. В результате ваших безрассудных действий были потеряны три жизни, а научное сообщество оказалось без ценной информации. Могу добавить, что вы не оставили капитану Маккарти абсолютно никакого выбора – только ответить тем, чем ответил он. И если доктор Зимф еще не провертела вам новую дырку в заднице за высокомерие, то позвольте мне исправить эту оплошность сейчас. Когда я увидела вас на борту, было уже поздно отсылать вас назад, но если бы я на прошлой неделе знала, что вы включены в состав вспомогательной научной команды, в ту же секунду ваше назначение было бы аннулировано. В этой операции нет места людям, которые ставят свои личные цели выше целей экспедиции.
– Не вам бы об этом говорить, – фыркнула Шрайбер. – Мне известно о вашей… связи!
В ее устах это прозвучало как нечто грязное.
– Это не связь, – спокойно ответила Лиз. – Он мой муж и находится здесь, потому что его прикомандировало мое командование – кстати, несмотря на мои возражения. Капитан Харбо может подтвердить. Она присутствовала при этом.
Шрайбер пожала плечами. Для нее логика не играла никакой роли.
– Ну и что? Вы меня не запугаете. Я не нахожусь под вашей юрисдикцией. Мой руководитель – доктор Зимф.
Генерал Тирелли неожиданно широко улыбнулась. Ого! Она щелкнула пальцами, и Корриган, один из. ее адъютантов, выступил вперед.
– Свяжитесь с доктором Зимф и сообщите, что я только что освободила доктора Шрайбер от ее обязанностей и посадила под арест. Она больше не член экспедиции. – Доктору Шрайбер она сказала: – Если бы у меня был свободный самолет, вы улетели бы в Рио сегодня же. К сожалению, нам предстоит искать пропавшего пилота, а она намного важнее для нас, чем вы. – Лиз повернулась к Корригану. – Уведите ее отсюда. Она мешает настоящей работе.
Адъютант крепко взял Шрайбер за руку. Она, казалось, хотела сказать что-то еще, но Корриган отрицательно покачал головой и мягко, но решительно посоветовал: – Не усугубляйте своего положения.
Под ошеломленными взглядами он увел доктора Шрайбер с наблюдательной палубы.
Генерал подождала, пока за ними закроется дверь.
И… Лиз взорвалась.
– А сейчас позвольте мне внести абсолютную ясность! – сказала она с такой неожиданной яростью, что все тут же замерли, внимательно ее слушая. Она резким движением указала на страшную картину, плывущую по видеостолу. – Вот враг. Там внизу! Если у вас нет ненависти, враждебности, неприятных мыслей по отношению ко всему большому и красному, то вы предаете цель экспедиции и клятву, которую дали. – Джонсу и людям вокруг него она сказала: – Я не прошу вас любить Мак– карти. По правде говоря, он не очень-то к этому располагает, и любить его – трудная работа. Но тем не менее я приказываю вам относиться к нему с уважением и вежливо, так, как относятся к вам самим.
Мне стало жаль Джонса. Не он один виноват, но главный удар обрушился на него. Было предельно ясно, что парень выполнял чей-то приказ, и сейчас он готов был даже заплакать. Его явно никогда не отчитывали так сурово.
А генерал Тирелли еще не закончила. Она повернулась, чтобы охватить взглядом всех присутствующих. В трюме стояла абсолютная тишина. Все работы прекратились.
– Я хочу, чтобы всем вместе и каждому в отдельности стало понятно. – Лиз говорила размеренным голосом, который лишь подчеркивал глубину ее гнева. – Я просто больна и чертовски устала от всей этой возни, политиканства, кусания исподтишка и подсиживания. Мне это смертельно надоело в Хьюстоне, и я не допущу подобного здесь. Это вредит каждому из вас и всем нам вместе. Это не приносит никакой пользы людям, пославшим нас, и потому пора с этим покончить. Прямо сейчас и прямо здесь. – Она выразительно посмотрела на техника Клейтона Джонса. – Начиная с этого момента каждое ваше слово, каждое ваше действие, Джонс, должны быть направлены исключительно на пользу экспедиции. В противном случае вы окажетесь под арестом так быстро, что усомнитесь, прав ли Эйнштейн насчет скорости света. Это же относится и к остальным, ко всем без исключения на этом проклятом корабле. Всем понятно? Понятно? Хорошо. – А потом, на удивление спокойно, она обратилась к капитану Харбо: – Вы хотите что-нибудь добавить, капитан?
Капитан Харбо внимательно посмотрела на генерала Тирелли.
– Проклятом? – переспросила она. – На этом проклятом корабле? Хочу поставить вас в известность, что он освящен самим Папой.
– Правда? – Похоже, Лиз искренне удивилась.
– В прошлом году, в Риме, – сообщила капитан Харбо, явно довольная собой.
– Прошу прощения, – сказала Лиз. – Я чересчур увлеклась.
– Ничего. Мне доставило удовольствие наблюдать за вами. Вы абсолютно правы. – Капитан Харбо повернулась к остальным. – То, что сказала генерал Тирелли, сказано и от моего имени. Вы гости на этом корабле, и ведите себя подобающе. – Потом она спокойно взглянула на меня и сказала таким тоном, словно ничего необычного не произошло: – Капитан Маккарти, дайте нам, пожалуйста, вашу оценку ситуации.
– Я больше не капитан, мэм. Я вышел в отставку.
– Да, мне это известно, но я обращаюсь к вам так из уважения. Если не возражаете.
– Да, конечно. – Я откашлялся, прочищая горло, и оглянулся на видеостол. Он был притягивающим центром в царящей темноте. В его зеленоватом свете мы все казались привидениями. За последние несколько минут мерцающее на нем изображение изменилось. Внизу явно что-то происходило. Черви продолжали выскакивать из-под земли. Наше появление служило для них сигналом. Я откашлялся во второй раз. – М– м, наш офицер по науке изучала карту дольше меня. – Я кивнул в сторону Дуайн. – По-моему, нам будет полезнее выслушать ее мнение. Капитан Харбо перевела глаза на Дуайн: – Лейтенант Гродин?
Лиз поймала мой взгляд и едва заметно кивнула. Хорошо.
Дуайн растерялась. Я выбил ее из колеи, этого она от меня не ожидала. Однако начала, запинаясь, выдавливать слова, сначала сумбурно, но потом справилась с собой и стала строить фразы правильно.
– В т-то с-самое время, к-когда шел разговор, я н-на-блюдала за г-гнездом. Т-теперь мы п-почти над с-самым центром м-мандалы – эт-то их главная площадь.
Капитан Харбо кивнула.
– Сейчас мы стоим на воздушном якоре.
Она имела в виду, что корабельный компьютер будет удерживать нас на этой же высоте и в прежнем положении сколько потребуется. Спутниковое наблюдение показало, что эта мандала, как и япуранская, расчистила в центре большое открытое пространство. Мандала Пурус, по всей видимости, приобретала сейчас такую же форму. Что бы это ни означало, процесс носил общий характер.
Никто не знал наверняка, для какой цели служили эти большие площади, но наличие подобных открытых пространств в каждой мандале предполагало их важность. Группа планирования экспедиции – среди прочих дел Лиз заставила меня пока работать с ними – решила почти с самого начала экспедиции расположить наш воздушный корабль прямо над центром мандалы Коари. Какое бы значение ни имела эта арена для червей, она могла с таким же успехом послужить и нам.
Дуайн Гродин тем временем продолжала. Когда она говорила, изо рта у нее летели брызги слюны. Она ничего не могла с собой поделать. Мы предпочитали не замечать этого, хотя там, куда на дисплей попадала слюна, на изображении искрились капельки.
– С тех пор как мы н-начали н-наблюдение, гастропо-ды н-неуклонно д– движутся по н-направлению к центру п-поселения. Б-бодыиинство из них, п-похоже, собирается на центральной п-площади. Беспорядочно к-кружит по ней. Н-но – и эт– то может быть важным – еще до н-нас здесь н-начало происходить что-то н– необычное. – Дуайн боком продвинулась вдоль стола, своими движениями напоминая маленького тролля. Кто-то вручил ей ручной лазер, и она замешкалась, прежде чем сообразила, как включить луч. – Вот здесь – н-наиболее показательный пример. В– видите? Здесь б-было сгущение гнезд и загонов, а т-теперь они расступились. Мы не п-понимаем почему, но т-такая вещь происходит по всему п-поселению. Мы считаем, что эта м-м-мандала в д-данный момент – или д-до нашего появления – н– н-начала следующую стадию расширения. А т-теперь, когда г-гастроподы собираются на центральной арене, м-мы не знаем, чего ожидать, я им-мею в виду – с т– трансформацией гнезда. Мы п-потрево-жили его. Н-нам известно, что г-г-гастроподы будут реагировать на нас б-бурно, но мы н-не знаем, к-каковы будут п-последствия этого.
Она облегченно замолчала, счастливая, что ее пытка закончилась, и вытерла рот рукавом.
Лиз была слегка разочарована, поскольку Дуайн не сказала ничего нового. Я уже говорил ей об этом. У Дуайн отсутствовала интуиция для подобной работы. Капитан Ха, \)-бо тоже не была удовлетворена. Она повернулась ко мне: – У вас есть что добавить?
– У меня имеется одна мысль, – начал я. – Она довольно далека от всего этого, но…
– Продолжай, Джим, – спокойно сказала Лиз.
– Ну… – Я потер нос. Я не был уверен, что мне самому нравится эта идея, но сейчас у меня не было выхода, кроме как высказать ее. Здесь, в темноте наблюдательного трюма, она даже казалась дельной. Я повернулся к капитану Харбо. – Когда вы собираетесь включить прожектора?
– Как только генерал Тирелли распорядится.
Она взглянула на Лиз. Лиса посмотрела на меня.
– Ты назначен экспертом. Что посоветуешь?
На какой-то кратчайший момент мне захотелось спросить, кто был им до меня.
– Хорошо, – кивнул я. – Любопытно посмотреть, что будет, когда мы включим наружный дисплей.
– Ч-черви с-сойдут с ума. Вы д-должны это знать, – заявила Дуайн. Мое присутствие по-прежнему раздражало ее.
– Вы хотите, чтобы мы не включали их? – спросила капитан Харбо.
Я потер ладонью щеку. Следовало бы побриться. Я чувствовал себя очень неловко, в основном по этой причине.
– Нет, никаких оснований для этого нет. Можно сделать это в любой момент. Посмотрите на дисплей: черви уже знают, что мы здесь. В такой темноте они по– прежнему способны отчетливо видеть. Они собираются на площади и ждут от нас действий.
Видеостол показывал большую центральную площадь прямо под кораблем. Черви вливались на нее со всех сторон. Они бы не спешили так, даже если бы здесь бесплатно раздавали слонов. Они кружили и кружили по площади, глядя вверх.
Хотя площадь была уже заполнена, каждую секунду прибывали все новые и новые черви. Я показал на открытый грузовой люк.
– Послушайте. Они поют для нас. Доносящийся снизу причудливый вибрирующий звук становился все заметнее, он просачивался через люк подобно дурному запаху. Кое-кто поежился.
– Ну и что? Что вы п-предлагаете? – спросила Дуайн. Ее тон предполагал, что мы попусту тратим в-в-время.
– Пение, – сказал я, глядя на нее в упор. – Что оно может означать?
Дуайн оставалась совершенно спокойной. Она знала ответ. Прочитала в инструкции. И в «Красной книге». Выпуск 22. 19А.
– Нам все известно насчет п-пения. Мы его ждали. Эт-то… – Она боролась со словами. – Это ре… рефлекторное д-д-действие.
– А что, если «Красная книга» ошибается? – спросил я.
Мне самому было неприятно то, что я собирался сделать, однако надо было добиться своего. В очередной раз я дразнил генерала Уэйнрайта. Лиз нахмурилась – эта сцена ей тоже не нравилась, – но не пошевелилась, чтобы остановить меня. Она понимала, что я делаю.
– В-вы сами н-написали эт-ту часть к-к-книги, – возмутилась Дуайн.
Она выглядела так, словно ее предали.
– А сейчас говорю, что, возможно, я ошибался. У меня возникли сомнения. Так что без всякой книги скажите, что вы думаете насчет пения – что это такое, по– вашему?
– Н-ну, т-то п-пение, которое м-мы слышим с-сейчас, в-выжидательное, – неуверенно начала Дуайн. – Они н-не знают, что мы т-такое, но реагируют на н– наши размеры. К-когда мы включим свет, они в-все с-сойдутс ума, потому что п– примут дирижаб-бль за н-небесное в-видение самого б-болыиого и самого п– прекрасного червя во в-всей Вселенной. И эт-то в-вызовет у них религиозный экстаз.
– Религиозный экстаз? – Капитан Харбо подняла бровь.
Я кивнул: – Так это выглядит.
– А к-как вы эт-то н-назовете? – прогнусавила Дуайн. – В н-небе п– появляется гигантское видение Б-бога, и т-толпа впадает в истерику – Представление о Боге подразумевает наличие у червей достаточно развитого интеллекта, – заметил я. – Но мы знаем, что у них нет интеллекта. Черви даже глупее шимпанзе. Значит, это не реакция на явление Бога. Тогда что?
– Это… – Дуайн осеклась, вдруг поняв, что я сказал, и поразилась. Ее черты исказились, а глаза наполнились слезами. Она моментально увидела пробел в своей логике.
– П-простите м-меня, – сказала она. – Я не п-поду-мала.
Она ошибалась, и боль разочарования оказалась для нее таким ударом, что не заметить это было невозможно. Я чувствовал себя последним негодяем за то, что пришлось разоблачить ее на людях.
– Продолжай, Джим, – напомнила Лиз.
Я отвел глаза от Дуайн. Нужно подойти к ней и объяснить, что она ни в чем не виновата, что это я ошибался. Я тоже считал так, когда писал соответствующий раздел в книге. Но – я сделаю это позже. Я повернулся к Лиз и капитану Харбо.
– Понимаете, я размышляю уже двое суток – и чем больше я думаю, тем более логичным это выглядит. Нет такой веши, как один хторранин. Они не существуют как индивидуумы. Они существуют как песня. Песня – вот их настоящая личность, а гнездо – место, где песня живет. Черви – лишь инструменты, которыми пользуется песня.
Я переводил взгляд с одного на другого, ожидая, когда моя мысль уляжется у них в головах.
Некоторые из собравшихся вокруг стола были настроены скептически. Что ж, я заранее предупредил, что идея весьма далека от понимания. Я взглянул на Дуайн, она с абсолютно непроницаемым видом просматривала банки данных в поисках аналогий. Капитан Харбо оперлась руками о край стола и наклонилась над ним, изучая изображение. Она казалась заинтригованной. Задумчиво кивнув, она как бы про себя проговорила: – Да. Точно так же язык использует людей.
Лиз помрачнела, но тоже обдумывала мою идею и, вероятно, уже предвидела кое-какие возможные последствия.
– Хорошо, – сказала она, аккуратно раскладывая для себя все по полочкам. – Значит, ты считаешь, что черви – лишь составные части целого…
– Правильно.
– Значит… для них услышать песню означает увидеть Бога?
– Совершенно верно. Для хторра песня гнезда и есть Бог. Каждый хторр знает, что он, или она, или оно есть частица Бога. Каждый хторр знает, что любой другой червь из его гнезда – тоже частица того же Бога. Поэтому когда они смотрят вверх и видят нас… – Я не закончил.
– Кажется, я начинаю понимать, – сказала Лиз. Капитан Харбо смотрела то на Л из, то на меня.
– Мне за вами не угнаться. Можно услышать комментарии?
– Простите, – пояснил я. – Понимаете, именно здесь кроется наша ошибка. Мы думаем, что, видя в небе большой пурпурный дирижабль, они реагируют на него как на Бога, или ангела, или Божью кару, и поэтому их песни – нечто вроде молитв. Но это человеческое восприятие. Оно было бы верным только в том случае, если бы черви были похожи на людей и имели собственные мозги. Но они не люди. И мозгов у них нет. Таким образом, вопрос не просто в том, на что они реагируют, а еще и в том, чего они ждут от него. Чего они могут ждать от небесного червя?
– Приобщения, – сказала Дуйан. Все повернулись к ней. – Большего п-пения. Они х-хотят, чтобы н-наш поднебесный г-голос присоединился к их п-песне. Они х– хотят увеличиться.
– Верно, – подтвердил я. Послюнив палец, я описал им в воздухе замысловатую траекторию, потом указал им на нее и, прищелкнув языком, подмигнул ей, как бы говоря: «Молодец, сообразила». Она чуть не обмочилась рт счастья.
Я посмотрел на Лиз и капитана Харбо.
– Точь-в-точь моя мысль. Я думаю, мы должны запеть вмести с червями. По– моему, мы должны записать их песню, перевести ее в цифровой ряд, проанализировать его, расширить, синтезировать более звучный голос и дать им послушать. На такой высоте, если мы хотим, чтобы они слышали ее синхронно со своим собственным пением, надо заранее компенсировать временную задержку. Но это уже дело программы.
– Сколько времени понадобится, чтобы организовать все это? – спросила Лиз. В ее глазах светилась надежда.
– Ну, по правде говоря, я не собирался предлагать это до тех пор, пока мы не увидим, что происходит, а работать хотел с япуранской мандалой…
– Да, я знаю, – перебила Лиз и повторила вопрос: – Сколько потребуется времени, чтобы организовать это?
– Все уже готово, – честно признался я. – Большую часть дня я провел, разрабатывая алгоритмы вместе с хьюстонским ИЛом. Программа готова и загружена. Все, что нам остается, – запустить ее.
На видеостоле был коллаж из материалов сегодняшнего сканирования, наложенных на самые свежие спутниковые карты. Казалось, там лежит небрежно расстеленное, рваное и мятое лоскутное одеяло и светится изнутри. Высоты на стереокарте были увеличены вдвое, чтобы подчеркнуть рельеф местности, а изображение самой местности медленно плыло, зеркально отображая продвижение корабля. Хотя рельеф внизу начал сглаживаться по мере приближения к центру мандалы, он по-прежнему имел уклон к северу. Более яркие пятна на карте показывали зоны, откуда в данный момент поступала информация с датчиков, согласно которой в изображение на видеостоле постоянно вносились коррективы.
Два техника посмотрели на меня, когда я подошел, и снова отвернулись к дисплею, как будто меня не существовало. Дуайн подняла голову, нахмурилась, поколебалась и продолжила свое косноязычное объяснение. Я не знал доктора наук, к которой она обращалась, но прочитал имя на ее нашивке: «Шрайбер Мариэтта». Миловидная дама. Серьезная проблема. Она посмотрела на меня, не узнала в темноте и опять перенесла свое внимание на Дуайн. Возможно, я потолкую с ней потом, а может быть, и нет. Ее поступок на прошлой неделе, казалось, не имел больше никакого значения. Я стал внимательно слушать Гродин.
Воспринимать ее тягучую речь было сущим мучением, но говорила она грамотно и по существу: – … включая военно-топографическую съемку из а-армейской с– сети. У людей в очаге заражения Коари, похоже, очень м-мало оружия. Все в– вооружение было выведено из строя. Шесть м-месяцев назад операция «Ночной кошмар» н-начала провоцировать отдельные случаи п-применения оружия и б– боеприпасов по всему Амазонскому бассейну. А т-три недели назад действующего о– оружия не осталось ни в одном из трех гнезд, стоящих п-первыми в списке наших целей. Информация, собранная во время сегодняшних облетов, г-говорит, что н-ни– какого н-нового оружия взамен выведенного из строя в лагерь Коари з-завезено не было. П-поэтому нам не стоит б-бес покоиться, что нас обстреляют снизу.
– Если только у них нет самодельного оружия, – добавил я.
Шрайбер встревоженно подняла голову. Она принимала меня за эксперта. Дуайн отреагировала медленнее, но более нервно. Она взглянула на меня через стол, злясь на мое вмешательство и сомневаясь, имею ли я право вообще присутствовать здесь. Сначала ее лицо застыло, потом вновь ожило, и по нему разлилась растерянность. Все его черты как будто спорили друг с другом, отражая смятение обуревавших Дуайн чувств. Ее глаза моргали, губы шевелились, руки вцепились в края стола. Наконец профессионализм победил.
– Я т-так не думаю, – выговорила она с мучительной четкостью. – И не п– просто п-потому, что им обычно недоступна т-технология, п-похоже, что и желание у них отсутствует. А-амазонские гастроподы явно не ждут особой опасности со с– стороны человека, и наоборот, н-на-селение б-бассейна, кажется, сумело п– приспособиться к заражению. – Она сердито взглянула на меня. – Одна из н-наших задач – выяснить, как л-людям удается м-мир-но существовать внутри хторранского общества.
– Внутри хторранского общества невозможно существовать мирно, – поправил я. – Мирно можно существовать внутри хторранина.
– Я ожидала, что в-вы с-скажете что-нибудь п-подоб-ное, – холодно заметила Дуайн. – В-все, чего вы хотите, это уничтожать и жечь.
– Типично армейский склад ума, – прокомментировала Шрайбер. – Не беспокойтесь. Это наша экспедиция, а не их.
Она так ничего и не поняла.
– Это не «склад ума», – спокойно сказал я, – а результат непосредственного наблюдения.
– В-вы жили с ренегатами, – прогнусавила Дуйан. – Вам л-лучше знать.
– Они кормили червей своими детьми! – резко ответил я. – Это не мирное сосуществование. Вы заблуждаетесь.
– Послушайте, Маккарти… – вмешался один из техников.
Я узнал его. Клейтон Джонс, крупный и крепко сбитый, он, по-видимому, был футбольной звездой в колледже или что-то в этом роде. Он всегда улыбался, похлопывал людей по спине и трахал все, что двигалось, или казалось способным двигаться, или, возможно, лишь однажды решило пошевелиться. Но сейчас его лицо было суровым, а голос – тихим и сдержанным. Готовый применить силу, он напрягся, но пока оставался на месте.
Я решил сломать ему переносицу, если он двинется. Я по-прежнему думал о пропавшем пилоте, и настроение у меня было далеко не добродушное. Клейтон Джонс явно воображал, что он защищает что-то; в его голосе слышалось плохо скрытое высокомерие.
– Вас сюда не приглашали, – подчеркнуто растягивая слова, произнес он. – Почему бы вам не упаковать свое никому не нужное мнение и не улететь отсюда ко всем чертям?..
– Простите? – послышался новый голос.
Мы обернулись. К видеостолу тихо, незаметно подошли генерал Тирелли и капитан Харбо. В темноте они казались двумя зловещими силуэтами.
– Если понадобится самолет, – вежливо заметила генерал Тирелли, – то капитан Харбо распорядится. Если же понадобятся черти, то их заменю я. Что же касается мнения капитана Маккарти, то он делает в точности то, что ему полагается по должности. – Она уперлась в Клейтона Джонса пронизывающим взглядом. – Его сюда пригласили. Он находится на борту, чтобы мы могли воспользоваться его огромным опытом. Он знает о червях больше, чем кто-либо другой на этом корабле. – Теперь Лиз смотрела и на Шрай-бер. – Даже вы. Так что надеюсь, что вы постараетесь воспользоваться каждой возможностью работать с ним.
Джонс опустил глаза, чтобы генерал Тирелли не заметила их выражения. Это было ошибкой. Генерал Тирелли была неглупа.
Она холодно посмотрела и добавила: – Если вам это не нравится, я буду рада откомандировать вас куда хотите. Кажется, на кухне есть вакансия посудомойщика.
Джонс, моментально подняв голову, застыл.
– Нет, мэм, – сказал он. – Со мной все в порядке.
– Гм. Посмотрим.
Тирелли недоверчиво посмотрела на него. Она имела дело с этим типом и раньше…
Доктор Шрайбер оказалась не такой шустрой. Она продолжала смотреть на меня в упор с многозначительной ухмылкой.
– Мне казалось, что это научная экспедиция, но ах, я вижу совсем иное. Приоритеты сместились, не так ли?..
Тирелли медленно повернулась к ней. Мне захотелось крикнуть: «Всем в убежище!» – Вы глупая маленькая сучка, – печально сказала Лиз. – Вы не способны удержать язык за зубами, да? Надо же быть настолько слепой, глупой и испорченной. Что за ужасный букет! О каких червях может идти речь, если на борту вы и ваше отношение к людям? Я не хотела говорить это на людях, но вы не оставили мне выбора. Вы – именно вы, доктор Мариэтта Шрайбер, – очень большая часть проблемы. На прошлой неделе вы нарушили порядок передачи оперативных сообщений по объединенной армейской и научной сети. Вы намеренно подвергли опасности жизнь этого человека и его полевого разведывательного подразделения. В результате ваших безрассудных действий были потеряны три жизни, а научное сообщество оказалось без ценной информации. Могу добавить, что вы не оставили капитану Маккарти абсолютно никакого выбора – только ответить тем, чем ответил он. И если доктор Зимф еще не провертела вам новую дырку в заднице за высокомерие, то позвольте мне исправить эту оплошность сейчас. Когда я увидела вас на борту, было уже поздно отсылать вас назад, но если бы я на прошлой неделе знала, что вы включены в состав вспомогательной научной команды, в ту же секунду ваше назначение было бы аннулировано. В этой операции нет места людям, которые ставят свои личные цели выше целей экспедиции.
– Не вам бы об этом говорить, – фыркнула Шрайбер. – Мне известно о вашей… связи!
В ее устах это прозвучало как нечто грязное.
– Это не связь, – спокойно ответила Лиз. – Он мой муж и находится здесь, потому что его прикомандировало мое командование – кстати, несмотря на мои возражения. Капитан Харбо может подтвердить. Она присутствовала при этом.
Шрайбер пожала плечами. Для нее логика не играла никакой роли.
– Ну и что? Вы меня не запугаете. Я не нахожусь под вашей юрисдикцией. Мой руководитель – доктор Зимф.
Генерал Тирелли неожиданно широко улыбнулась. Ого! Она щелкнула пальцами, и Корриган, один из. ее адъютантов, выступил вперед.
– Свяжитесь с доктором Зимф и сообщите, что я только что освободила доктора Шрайбер от ее обязанностей и посадила под арест. Она больше не член экспедиции. – Доктору Шрайбер она сказала: – Если бы у меня был свободный самолет, вы улетели бы в Рио сегодня же. К сожалению, нам предстоит искать пропавшего пилота, а она намного важнее для нас, чем вы. – Лиз повернулась к Корригану. – Уведите ее отсюда. Она мешает настоящей работе.
Адъютант крепко взял Шрайбер за руку. Она, казалось, хотела сказать что-то еще, но Корриган отрицательно покачал головой и мягко, но решительно посоветовал: – Не усугубляйте своего положения.
Под ошеломленными взглядами он увел доктора Шрайбер с наблюдательной палубы.
Генерал подождала, пока за ними закроется дверь.
Вследствие того, что расширение масштаба наблюдений позволило нам заняться систематизацией различных хторранских жизненных форм, мы гораздо лучше различаем индивидуальную изменчивость внутри отдельных видов, чем раньше. Например, кроликособаки демонстрируют го-раздо больший диапазон развития, чем считалось исходно.
Средняя кроликособака – если вообще можно говорить о таком существе, как средняя кроликособака, – обычно не превышает одного метра. Весит от двадцати до тридцати килограммов. Имеет очень толстые задние конечности, мускулистые передние и коренастое тело. Ступни обычно чересчур велики, а все тело покрыто толстым красным, розовым или светло-коричневым мехом. Чем темнее красный оттенок меха, тем больше нервных симбионтов несет в себе животное.
«Красная книга» (Выпуск 22. 19А)
17 СЕРЕНАДА
Гейзенберг был не просто прав. Он был абсолютно прав.
Соломон Краткий
И… Лиз взорвалась.
– А сейчас позвольте мне внести абсолютную ясность! – сказала она с такой неожиданной яростью, что все тут же замерли, внимательно ее слушая. Она резким движением указала на страшную картину, плывущую по видеостолу. – Вот враг. Там внизу! Если у вас нет ненависти, враждебности, неприятных мыслей по отношению ко всему большому и красному, то вы предаете цель экспедиции и клятву, которую дали. – Джонсу и людям вокруг него она сказала: – Я не прошу вас любить Мак– карти. По правде говоря, он не очень-то к этому располагает, и любить его – трудная работа. Но тем не менее я приказываю вам относиться к нему с уважением и вежливо, так, как относятся к вам самим.
Мне стало жаль Джонса. Не он один виноват, но главный удар обрушился на него. Было предельно ясно, что парень выполнял чей-то приказ, и сейчас он готов был даже заплакать. Его явно никогда не отчитывали так сурово.
А генерал Тирелли еще не закончила. Она повернулась, чтобы охватить взглядом всех присутствующих. В трюме стояла абсолютная тишина. Все работы прекратились.
– Я хочу, чтобы всем вместе и каждому в отдельности стало понятно. – Лиз говорила размеренным голосом, который лишь подчеркивал глубину ее гнева. – Я просто больна и чертовски устала от всей этой возни, политиканства, кусания исподтишка и подсиживания. Мне это смертельно надоело в Хьюстоне, и я не допущу подобного здесь. Это вредит каждому из вас и всем нам вместе. Это не приносит никакой пользы людям, пославшим нас, и потому пора с этим покончить. Прямо сейчас и прямо здесь. – Она выразительно посмотрела на техника Клейтона Джонса. – Начиная с этого момента каждое ваше слово, каждое ваше действие, Джонс, должны быть направлены исключительно на пользу экспедиции. В противном случае вы окажетесь под арестом так быстро, что усомнитесь, прав ли Эйнштейн насчет скорости света. Это же относится и к остальным, ко всем без исключения на этом проклятом корабле. Всем понятно? Понятно? Хорошо. – А потом, на удивление спокойно, она обратилась к капитану Харбо: – Вы хотите что-нибудь добавить, капитан?
Капитан Харбо внимательно посмотрела на генерала Тирелли.
– Проклятом? – переспросила она. – На этом проклятом корабле? Хочу поставить вас в известность, что он освящен самим Папой.
– Правда? – Похоже, Лиз искренне удивилась.
– В прошлом году, в Риме, – сообщила капитан Харбо, явно довольная собой.
– Прошу прощения, – сказала Лиз. – Я чересчур увлеклась.
– Ничего. Мне доставило удовольствие наблюдать за вами. Вы абсолютно правы. – Капитан Харбо повернулась к остальным. – То, что сказала генерал Тирелли, сказано и от моего имени. Вы гости на этом корабле, и ведите себя подобающе. – Потом она спокойно взглянула на меня и сказала таким тоном, словно ничего необычного не произошло: – Капитан Маккарти, дайте нам, пожалуйста, вашу оценку ситуации.
– Я больше не капитан, мэм. Я вышел в отставку.
– Да, мне это известно, но я обращаюсь к вам так из уважения. Если не возражаете.
– Да, конечно. – Я откашлялся, прочищая горло, и оглянулся на видеостол. Он был притягивающим центром в царящей темноте. В его зеленоватом свете мы все казались привидениями. За последние несколько минут мерцающее на нем изображение изменилось. Внизу явно что-то происходило. Черви продолжали выскакивать из-под земли. Наше появление служило для них сигналом. Я откашлялся во второй раз. – М– м, наш офицер по науке изучала карту дольше меня. – Я кивнул в сторону Дуайн. – По-моему, нам будет полезнее выслушать ее мнение. Капитан Харбо перевела глаза на Дуайн: – Лейтенант Гродин?
Лиз поймала мой взгляд и едва заметно кивнула. Хорошо.
Дуайн растерялась. Я выбил ее из колеи, этого она от меня не ожидала. Однако начала, запинаясь, выдавливать слова, сначала сумбурно, но потом справилась с собой и стала строить фразы правильно.
– В т-то с-самое время, к-когда шел разговор, я н-на-блюдала за г-гнездом. Т-теперь мы п-почти над с-самым центром м-мандалы – эт-то их главная площадь.
Капитан Харбо кивнула.
– Сейчас мы стоим на воздушном якоре.
Она имела в виду, что корабельный компьютер будет удерживать нас на этой же высоте и в прежнем положении сколько потребуется. Спутниковое наблюдение показало, что эта мандала, как и япуранская, расчистила в центре большое открытое пространство. Мандала Пурус, по всей видимости, приобретала сейчас такую же форму. Что бы это ни означало, процесс носил общий характер.
Никто не знал наверняка, для какой цели служили эти большие площади, но наличие подобных открытых пространств в каждой мандале предполагало их важность. Группа планирования экспедиции – среди прочих дел Лиз заставила меня пока работать с ними – решила почти с самого начала экспедиции расположить наш воздушный корабль прямо над центром мандалы Коари. Какое бы значение ни имела эта арена для червей, она могла с таким же успехом послужить и нам.
Дуайн Гродин тем временем продолжала. Когда она говорила, изо рта у нее летели брызги слюны. Она ничего не могла с собой поделать. Мы предпочитали не замечать этого, хотя там, куда на дисплей попадала слюна, на изображении искрились капельки.
– С тех пор как мы н-начали н-наблюдение, гастропо-ды н-неуклонно д– движутся по н-направлению к центру п-поселения. Б-бодыиинство из них, п-похоже, собирается на центральной п-площади. Беспорядочно к-кружит по ней. Н-но – и эт– то может быть важным – еще до н-нас здесь н-начало происходить что-то н– необычное. – Дуайн боком продвинулась вдоль стола, своими движениями напоминая маленького тролля. Кто-то вручил ей ручной лазер, и она замешкалась, прежде чем сообразила, как включить луч. – Вот здесь – н-наиболее показательный пример. В– видите? Здесь б-было сгущение гнезд и загонов, а т-теперь они расступились. Мы не п-понимаем почему, но т-такая вещь происходит по всему п-поселению. Мы считаем, что эта м-м-мандала в д-данный момент – или д-до нашего появления – н– н-начала следующую стадию расширения. А т-теперь, когда г-гастроподы собираются на центральной арене, м-мы не знаем, чего ожидать, я им-мею в виду – с т– трансформацией гнезда. Мы п-потрево-жили его. Н-нам известно, что г-г-гастроподы будут реагировать на нас б-бурно, но мы н-не знаем, к-каковы будут п-последствия этого.
Она облегченно замолчала, счастливая, что ее пытка закончилась, и вытерла рот рукавом.
Лиз была слегка разочарована, поскольку Дуайн не сказала ничего нового. Я уже говорил ей об этом. У Дуайн отсутствовала интуиция для подобной работы. Капитан Ха, \)-бо тоже не была удовлетворена. Она повернулась ко мне: – У вас есть что добавить?
– У меня имеется одна мысль, – начал я. – Она довольно далека от всего этого, но…
– Продолжай, Джим, – спокойно сказала Лиз.
– Ну… – Я потер нос. Я не был уверен, что мне самому нравится эта идея, но сейчас у меня не было выхода, кроме как высказать ее. Здесь, в темноте наблюдательного трюма, она даже казалась дельной. Я повернулся к капитану Харбо. – Когда вы собираетесь включить прожектора?
– Как только генерал Тирелли распорядится.
Она взглянула на Лиз. Лиса посмотрела на меня.
– Ты назначен экспертом. Что посоветуешь?
На какой-то кратчайший момент мне захотелось спросить, кто был им до меня.
– Хорошо, – кивнул я. – Любопытно посмотреть, что будет, когда мы включим наружный дисплей.
– Ч-черви с-сойдут с ума. Вы д-должны это знать, – заявила Дуайн. Мое присутствие по-прежнему раздражало ее.
– Вы хотите, чтобы мы не включали их? – спросила капитан Харбо.
Я потер ладонью щеку. Следовало бы побриться. Я чувствовал себя очень неловко, в основном по этой причине.
– Нет, никаких оснований для этого нет. Можно сделать это в любой момент. Посмотрите на дисплей: черви уже знают, что мы здесь. В такой темноте они по– прежнему способны отчетливо видеть. Они собираются на площади и ждут от нас действий.
Видеостол показывал большую центральную площадь прямо под кораблем. Черви вливались на нее со всех сторон. Они бы не спешили так, даже если бы здесь бесплатно раздавали слонов. Они кружили и кружили по площади, глядя вверх.
Хотя площадь была уже заполнена, каждую секунду прибывали все новые и новые черви. Я показал на открытый грузовой люк.
– Послушайте. Они поют для нас. Доносящийся снизу причудливый вибрирующий звук становился все заметнее, он просачивался через люк подобно дурному запаху. Кое-кто поежился.
– Ну и что? Что вы п-предлагаете? – спросила Дуайн. Ее тон предполагал, что мы попусту тратим в-в-время.
– Пение, – сказал я, глядя на нее в упор. – Что оно может означать?
Дуайн оставалась совершенно спокойной. Она знала ответ. Прочитала в инструкции. И в «Красной книге». Выпуск 22. 19А.
– Нам все известно насчет п-пения. Мы его ждали. Эт-то… – Она боролась со словами. – Это ре… рефлекторное д-д-действие.
– А что, если «Красная книга» ошибается? – спросил я.
Мне самому было неприятно то, что я собирался сделать, однако надо было добиться своего. В очередной раз я дразнил генерала Уэйнрайта. Лиз нахмурилась – эта сцена ей тоже не нравилась, – но не пошевелилась, чтобы остановить меня. Она понимала, что я делаю.
– В-вы сами н-написали эт-ту часть к-к-книги, – возмутилась Дуайн.
Она выглядела так, словно ее предали.
– А сейчас говорю, что, возможно, я ошибался. У меня возникли сомнения. Так что без всякой книги скажите, что вы думаете насчет пения – что это такое, по– вашему?
– Н-ну, т-то п-пение, которое м-мы слышим с-сейчас, в-выжидательное, – неуверенно начала Дуайн. – Они н-не знают, что мы т-такое, но реагируют на н– наши размеры. К-когда мы включим свет, они в-все с-сойдутс ума, потому что п– примут дирижаб-бль за н-небесное в-видение самого б-болыиого и самого п– прекрасного червя во в-всей Вселенной. И эт-то в-вызовет у них религиозный экстаз.
– Религиозный экстаз? – Капитан Харбо подняла бровь.
Я кивнул: – Так это выглядит.
– А к-как вы эт-то н-назовете? – прогнусавила Дуайн. – В н-небе п– появляется гигантское видение Б-бога, и т-толпа впадает в истерику – Представление о Боге подразумевает наличие у червей достаточно развитого интеллекта, – заметил я. – Но мы знаем, что у них нет интеллекта. Черви даже глупее шимпанзе. Значит, это не реакция на явление Бога. Тогда что?
– Это… – Дуайн осеклась, вдруг поняв, что я сказал, и поразилась. Ее черты исказились, а глаза наполнились слезами. Она моментально увидела пробел в своей логике.
– П-простите м-меня, – сказала она. – Я не п-поду-мала.
Она ошибалась, и боль разочарования оказалась для нее таким ударом, что не заметить это было невозможно. Я чувствовал себя последним негодяем за то, что пришлось разоблачить ее на людях.
– Продолжай, Джим, – напомнила Лиз.
Я отвел глаза от Дуайн. Нужно подойти к ней и объяснить, что она ни в чем не виновата, что это я ошибался. Я тоже считал так, когда писал соответствующий раздел в книге. Но – я сделаю это позже. Я повернулся к Лиз и капитану Харбо.
– Понимаете, я размышляю уже двое суток – и чем больше я думаю, тем более логичным это выглядит. Нет такой веши, как один хторранин. Они не существуют как индивидуумы. Они существуют как песня. Песня – вот их настоящая личность, а гнездо – место, где песня живет. Черви – лишь инструменты, которыми пользуется песня.
Я переводил взгляд с одного на другого, ожидая, когда моя мысль уляжется у них в головах.
Некоторые из собравшихся вокруг стола были настроены скептически. Что ж, я заранее предупредил, что идея весьма далека от понимания. Я взглянул на Дуайн, она с абсолютно непроницаемым видом просматривала банки данных в поисках аналогий. Капитан Харбо оперлась руками о край стола и наклонилась над ним, изучая изображение. Она казалась заинтригованной. Задумчиво кивнув, она как бы про себя проговорила: – Да. Точно так же язык использует людей.
Лиз помрачнела, но тоже обдумывала мою идею и, вероятно, уже предвидела кое-какие возможные последствия.
– Хорошо, – сказала она, аккуратно раскладывая для себя все по полочкам. – Значит, ты считаешь, что черви – лишь составные части целого…
– Правильно.
– Значит… для них услышать песню означает увидеть Бога?
– Совершенно верно. Для хторра песня гнезда и есть Бог. Каждый хторр знает, что он, или она, или оно есть частица Бога. Каждый хторр знает, что любой другой червь из его гнезда – тоже частица того же Бога. Поэтому когда они смотрят вверх и видят нас… – Я не закончил.
– Кажется, я начинаю понимать, – сказала Лиз. Капитан Харбо смотрела то на Л из, то на меня.
– Мне за вами не угнаться. Можно услышать комментарии?
– Простите, – пояснил я. – Понимаете, именно здесь кроется наша ошибка. Мы думаем, что, видя в небе большой пурпурный дирижабль, они реагируют на него как на Бога, или ангела, или Божью кару, и поэтому их песни – нечто вроде молитв. Но это человеческое восприятие. Оно было бы верным только в том случае, если бы черви были похожи на людей и имели собственные мозги. Но они не люди. И мозгов у них нет. Таким образом, вопрос не просто в том, на что они реагируют, а еще и в том, чего они ждут от него. Чего они могут ждать от небесного червя?
– Приобщения, – сказала Дуйан. Все повернулись к ней. – Большего п-пения. Они х-хотят, чтобы н-наш поднебесный г-голос присоединился к их п-песне. Они х– хотят увеличиться.
– Верно, – подтвердил я. Послюнив палец, я описал им в воздухе замысловатую траекторию, потом указал им на нее и, прищелкнув языком, подмигнул ей, как бы говоря: «Молодец, сообразила». Она чуть не обмочилась рт счастья.
Я посмотрел на Лиз и капитана Харбо.
– Точь-в-точь моя мысль. Я думаю, мы должны запеть вмести с червями. По– моему, мы должны записать их песню, перевести ее в цифровой ряд, проанализировать его, расширить, синтезировать более звучный голос и дать им послушать. На такой высоте, если мы хотим, чтобы они слышали ее синхронно со своим собственным пением, надо заранее компенсировать временную задержку. Но это уже дело программы.
– Сколько времени понадобится, чтобы организовать все это? – спросила Лиз. В ее глазах светилась надежда.
– Ну, по правде говоря, я не собирался предлагать это до тех пор, пока мы не увидим, что происходит, а работать хотел с япуранской мандалой…
– Да, я знаю, – перебила Лиз и повторила вопрос: – Сколько потребуется времени, чтобы организовать это?
– Все уже готово, – честно признался я. – Большую часть дня я провел, разрабатывая алгоритмы вместе с хьюстонским ИЛом. Программа готова и загружена. Все, что нам остается, – запустить ее.