- Ну давай, киндер, трогай этак потихоньку-потихоньку! И чтобы у нас все было тип-топ! - очень ласково обнял сидящего за штурвалом Володю блондин. - Устрой все клёво, в уматень!
   Володя, конечно, понимал, что спорить с этими сильными с виду мужиками - значит нарываться на большие неприятности. Но он был очень гордым человеком и на "Стальном ките" считал себя главным, а поэтому, не отрывая взгляда от иллюминатора, за которым зеленело марево мутной воды, спросил:
   - Вы кто такие? Разве я вас к себе пускал?
   Блондинчик состроил на своем лице гримасу притворной скорби и тоном виноватого сказал:
   - Ну прости, прости, мы, оф кос, грубо поступили, киндер, но ведь мы к вам пассажирами просились, по-хорошему договориться хотели, а вы нас прогнали - как обидно! Так что пришлось вписаться на вашу "Еллоу сабмарин" без разрешения.
   И вдруг он, переменив тон, сказал, фамильярно хлопнув Володю по плечу:
   - А ты что, хотел, чтоб нас вместе с вами полис повинтил? Нет, я такого облома получить не хотел, киндер дорогой! Ну давай, если хочешь, поднимай свою "Еллоу сабмарин" наверх - там нас всех винтилово и ждет!
   Нет, Володя понимал далеко не все слова в быстрой, нервной речи незваного пассажира, но догадался: теперь им от этих людей не отделаться и нужно как-то наладить отношения до той поры, покуда нельзя будет распрощаться с ними навсегда.
   - Так чего вы от меня хотите? - спросил Володя, сглатывая густую, липкую слюну.
   - А очень хотим, чтобы вы нас перевезли через эту поганую финскую лужу. В Рашу назад хотим, в родную нашу! В Питер забрось нас, а за это мы вам пять сотен баксов отвесим, не прокинем.
   Володя, немного осмелевший, спросил уже довольно дерзко:
   - А если у тебя столько баксов в кармане, чего ж на поезде не едешь или самолетом не летишь?
   Блондин усмехнулся, мигнул своему монголоидному приятелю, так и сидевшему в глупой пластилиновой позе на полу "Стального кита", но внимательно прислушивавшемуся к разговору.
   - Да понимаешь, киндер, мы ни на поезде, ни на самолете передвигаться не любим. Мы с френдом на субмаринах зависаем. Правда, Смык?
   - Оф кос! - решительно подтвердил монголоид, тряхнув головой, причем его шея, показалось внимательно следившему за парнями Кошмарику, вот-вот разорвется - такой бескостной, мягкой выглядела она.
   Блондин же продолжал вкрадчиво объяснять Володе причину вторжения на борт "Стального кита":
   - А ведь мы вас ещё утром засекли, когда к воде пришли - освежиться после ночного торча. Видим - подплывает нечто уматное, такое фэнтэзи, не то катер, не то торпеда. Мы-то думали, что у нас ещё глюки в голове. Нет, ошиблись. Смотрим - выходят оттуда такие хорошие чилдрены, да ещё по-русски спикают. Во, думаем, ништяк какой! На подводной лодке ребята приплыли, прямо из Раши!
   И тут блондин как захохочет - так и зашелся. Смеялся заливисто, с перекатами, до слез в глазах. Его товарищ, сидевший в позе Будды, услышав смех блондина, тоже принялся смеяться, дергаясь при этом всеми частями тела, которое студенисто тряслось. И Володе, и Кошмарику, и даже Иринке, привыкшей замечать в людях одно лишь хорошее, показалось, что незнакомцы сбежали из лечебницы для душевнобольных.
   Но смех блондина, а потом и монголоида стих так же резко и неожиданно, как и начался. Блондин опять изображал на своем лице гримасу вины и сожаления за то, что вторгся в чужие владения, и говорил Володе:
   - Так что, киндер, довези ты до места и вообще кончай нас стрематься. Мы пипл хороший, смирный, не обидим.
   Кошмарик, хорошо расслышавший эту фразу, спросил:
   - А тогда зачем же вот этот мэн в магазин с пистолетом полез? Я его по кроссовкам узнал! Какие же вы смирные?
   Тут монголоид точно обрел скелет, встрепенулся, выпрямился, крутнул в сторону Кошмарика головой:
   - Эй, соплевич! А хочешь я тебе сейчас на лицо сяду?! Я просто старую дуру напугать хотел, а заодно просмотреть думал, что там наши чилдрены делают. Тебе кто разрешал меня за ноги хватать?! Замочу сейчас!
   Но расходившегося монголоида живо приструнил блондин:
   - Эй, френд, не кати бочку на киндера. Ты ведь здесь гость, а они хозяева. Лучше давайте познакомимся, а разборки оставим на потом. Меня, к примеру, Флажолет зовут, а френда моего Смычком называют. Ну, я его по-френдовски Смыком зову, а он меня - Флэгом. А тебя, приятель, как пэренты назвали?
   [1] - Прием игры на щипковых инструментах.
   [2] - Родители (искаж. англ.).
   - Володей, - мрачно отозвался Володя, с горестью осознававший, что они порядочно влипли, заимев на борту "Стального кита" таких "френдов".
   - Ну, Володя - это слишком длинно, - растягивал щеки в противной улыбке тот, кто назвал себя Флажолетом. - Я тебя, киндер, буду Волом называть или кэптаном. Ты ведь здесь за главного, я вижу?
   - Да, я - капитан и к тому же владелец подводной лодки. Только если ты хочешь со своим Смыком плыть на нашей лодке, то потрудись хотя бы половину обещанных баксов дать вперед. Чтобы деловой разговор у нас с тобой вышел. Я "зайцем" никого не повезу! - категорично заявил Володя.
   Монголоид, носивший странное имя "Смычок", недовольно заворчал, но Флажолет прервал это ворчание резким жестом руки и, наклоняясь над сидящим Володей, вкрадчиво сказал:
   - Вол, у меня пока баксов нет, но есть очень кайфовый товар. Я скину его в Питере и тут же выдам баксы. А если вариант такой тебе не в лом, то можно уговорить тебя другим манером.
   И Флажолет вдруг выхватил из кармана своей куртки нож приличных размеров, лезвие которого покоилось в кожаном чехольчике. Флэг в одно мгновение обнажил клинок и поводил отполированным до зеркального блеска лезвием перед носом струхнувшего Володи.
   - Вот видишь, сувенир в Финляндии купил, национальный вид оружия. Будешь много кукарекать, горлышко твое - чик-чик.
   Но тут раздался голос Смычка, в котором так и булькал, так и переливался смех, готовый бурным потоком вырваться наружу:
   - Флэг, убери свою железку. Тут кое-что покруче есть! Я же говорил тебе, что эти чилдрены - ребята с наворотами! Гляди-ка!
   Конечно, Кошмарика, бросавшего где попало сумку с автоматом и крестами, можно было бы назвать просто придурком. Но какое право имел залезать в неё Смычок, сидевший-сидевший в позе резинового Будды, а потом и запустивший руку в сумку, что стояла брошенная рядом с ним. Велико же было изумление Смычка, когда он нащупал в ней автомат.
   - Гляди-ка, Флэг! Вот о какой пушке говорили эти чилдрены в магазине, когда я старуху пугал. Крутые такие чилдрены, со стволами ездят! Вишь?!
   Флэг взглянул на поднятый Смычком автомат, удовлетворенно улыбнулся и сказал:
   - Ну, я просто в отпаде! Какому богу мне нужно молиться, благодаря его за такое счастливое знакомство! Думаю, мы с этими чилдренами будем одну и ту же песню лабать! А теперь, Вол, давай жми на все педали - мы в Рашу очень хотим!
   Володя, злой, расстроенный, униженный, смотрел на зеленовато-серую муть воды, облепившую стекло иллюминатора, и вдруг, будто лопнули путы, стягивающие его волю, заговорил:
   - Так вот послушайте! Капитан на подводной лодке - я, и приказы здесь отдавать буду тоже только я! Если вы не хотите, чтобы я сейчас поднял лодку на поверхность и сдался финской полиции, то должны молчать и подчиняться только мне! Я в Финляндии ничего плохого не сделал, и мне нечего бояться. Ни мне, ни моим друзьям! Я ещё требую не называть нас чилдренами! Не будете исполнять требований, принятых на "Стальном ките", я всплыву наверх и буду ждать, пока поблизости не пройдет какое-нибудь судно. Тогда я постараюсь избавиться от вас, не сомневайтесь! Если ещё раз станете пугать своей финкой, затоплю субмарину вместе со всем экипажем! Я здесь хозяин!
   Удивительно, но Володя произнес свою длинную гневную речь совершенно уверенно, не сбиваясь, не путаясь. Убеждение в своей правоте руководило им, и Кошмарик и Иринка (особенно она) просто любовались и гордились Володей. А Флажолет со Смычком так и разинули рты от изумления, до того неожиданным показалось им это дерзкое заявление "соплевича и киндера".
   - Ну, ты крутяга, Вол! - сказал блондин, присаживаясь рядом с Володей на сиденье. - Оф кос, ты здесь натуральный капитан, и мы со Смыком будем тебе хелпать[1], не сомневайся. Только полис не надо звать - в этом нет никакого кайфа. Ну хочешь, Смык тебе палубу надраит?
   - Не нужно ничего драить! - отказался Володя. - Сядьте там, на койках. Кошмарик вам потом покажет, как пользоваться туалетом. Еду вы с собой взяли?
   - Ой, нет, френд, не рассчитывали на долгий трэвл[2]. А это ништяк, что у вас дабл есть, ништяк. Мне уже надо... Впрочем, у нас не жориво с собою, а такая вещь уматная есть, что никакой еды не понадобится. Если хочешь - попробуешь, пионером будешь... - И Флажолет захохотал, но теперь как-то почти беззвучно, с сумасшедшинкой.
   [1] - Помогать (искаж. англ.).
   [2] - Путешествие (англ.).
   "Странные какие мужики, - пожал плечами Володя. - Может, они на самом деле психи? Вот это путешествие будет!" Впрочем, нужно было отплывать. "Стальной кит" уже минут пятнадцать стоял на месте. Володя, не обращая внимания на новых пассажиров, занялся подготовкой к отплытию: посмотрел на стрелку гирокомпаса, определил глубину, прощупал пространство по направлению предполагаемого курса гидроакустической системой. "Стальной кит" должен был пойти в том самом направлении, в каком подходил к Финляндии. Километра полтора Володя решил плыть под водой, опасаясь преследования, а потом задумал подняться на поверхность и идти в надводном положении до пограничной зоны. Затем - опять зарыться в глубь этой серо-зеленой воды, чтобы вынырнуть уже в российских территориальных водах.
   Был вечер, значит, истекли всего два дня с тех пор, как "Стальной кит" соскользнул со стапеля в Шкиперском протоке. "Господи, неужели прошло только два дня? - подумал Володя, и сердце его на мгновение, как показалось мальчику, перестало биться. - Как много произошло событий, словно я прожил целую жизнь!"
   Но предаваться мечтаниям и размышлениям больше не было времени. Требовалось пересечь государственную границу в короткие часы белой северной ночи.
   ГЛАВА 14
   МОРСКИЕ СТРАСТИ
   Нет, Володя почти не смотрел в иллюминатор. Зачем? Разве увидишь что-нибудь в этом зеленом киселе? Держал руки на штурвале и следил за приборами, боясь ткнуться в дно или, наоборот, выйти на поверхность. Была ещё опасность задеть за днище больших кораблей, близкое присутствие которых регистрировала гидроакустическая система. Но Володя стремился держаться в стороне от фарватера, и вскоре, уйдя к юго-востоку от Хельсинки, корабли стали проходить мимо все реже. "Через пятнадцать минут поднимусь", подумал Володя и позволил себе обернуться, чтобы посмотреть на то, чем заняты его друзья и "френды".
   Являлись ли Флажолет со Смычком психами, которым место не на борту подводной лодки, а в лечебнице для душевнобольных, или они попросту были очень впечатлительными людьми, Володя не сумел разгадать, однако вели они себя как ненормальные. Во-первых, плавание под водой, конечно, привело их в неописуемый, какой-то младенческий восторг - так не ликовал даже Кошмарик, когда "Стальной кит" начал подводный вояж. Едва подлодка, влекомая вперед винтами, стала двигаться, Флажолет и Смычок завопили, затопали, даже заплясали, и субмарина заметно принялась качаться. "Френды" то и дело подбегали к бортовым иллюминаторам, смотрели в них и ревели от восторга, когда какая-нибудь рыбешка подплывала близко к стеклу, как видно, для того, чтобы посмотреть на дурацкие рожи Смычка и Флажолета.
   - Гляди-ка, фиш плывет! - орал Флэг, а Смык стучал по стеклу и говорил рыбе:
   - Ути, ути!
   Подбегали они и к Володе, не убиравшему рук со штурвала, хлопали по плечу, тормошили, даже целовали, просили дать им покрутить баранку, потом запели не в лад и нестройно битловую "Еллоу сабмарин" и снова плясали. Володя и Кошмарик, как могли, успокаивали их, просили не мешать вести "Стального кита", но "френдам" было наплевать на урезонивания - они совершенно взбесились.
   Однако спокойствие охватило их так же внезапно, как и буйство, они перестали прыгать и орать, стали какими-то сосредоточенными, мрачными, сели на подвесную койку и принялись расспрашивать у Кошмарика и Иринки, которую они называли "гёрлицей", откуда-де они держат путь да кто сделал такую чудесную подводную лодку, сколько человек она может принять на свой борт и сколько тонн груза перевезти. Кошмарик поведал Флажолету и Смычку историю странствий "Стального кита", не рассказав, конечно, ни о подводных поисках сокровищ, ни о встречах с конкурентами и живодерами. Просто сказал, что субмарину сделал Володин папа, и они отправились кататься по заливу, а потом неожиданно для себя, заблудившись в подводном тумане, пересекли государственную границу.
   - Ну, стебки! - хохотал Смычок. - Лохами прикинулись! Заблудились, видишь ли! Так мы вам и поверили! А пушку автоматическую вам тоже фазер сделал? А кресты германские на дороге, скажете, нашли, а?
   - Нет, Смык, ты подожди, - одергивал "френда" Флажолет, - ты в чужое дело не вписывайся. Чилдрены, по всему видно, деловые, так и не суйся без вазелина туда, куда голова не пролазит. Захотят киндеры - сами все расскажут. Они ведь лайф уже понимают.
   - Много они там понимают! - ворчал Смык, кося на Иринку свои монгольские глаза. Девочка не нравилась ему уже потому, что не желала отвечать ни на один из его вопросов, да и вообще выражала всем своим видом полное презрение к его персоне.
   - Знаете, нам просто... просто свободы захотелось, - заговорила вдруг Иринка взволнованно, будто не желая, чтобы эти дурные (не сомневалась она) люди думали, будто и она принадлежит к разряду дельцов, понимающих "лайф".
   Тут уж ржать пришлось Флажолету, который был поразвитей и посообразительней своего "френда":
   - Ого! Видали, свободы им захотелось! Прикольные такие телеги катают чилдрены! Да где вы её решили искать, свободу эту? У чухны, что ли? Да они ведь всю свою демократию, то есть свободу личности, только благодаря несвободе и сумели построить. Там куда ни кинь - везде капканы для человека, который свободным стать захотел: того нельзя, этого нельзя, тут стоп и там - проходу нет. На дисциплине, то есть на несвободе, весь их рай и держится! Чуть станешь в сторону крутить - сразу нос в дверях прищемят. Нет, в Раше, то есть в России, сейчас лучше: беспредел полный, свобода настоящая, что в голову взбрело, то и делаю. Хотя тоже дрянь, потому что для рашинской свободы большие кулаки иметь надо и много баксов в кармане у того и свобода, кто киллеров нанять может, да ещё свою персону за баксы кандидатом в парламент выставить. А вы в банку консервную забрались и думаете, что свободными стали. Да вы просто, киндеры малые, оттяжниками стали. Впрочем, мне в вас это нравится, только мы теперь вашу "Еллоу сабмарин" по-другому использовать будем. Вы ещё всего торча от своей подлодки не испытали, не так её использовали, без мазы.
   - А как надо? - притворился дурачком Кошмарик.
   - Как? - растягивал резиновые щеки Флажолет. - Один хороший товар возить будем, очень кайфовый товарец. Обломный челнок из вашей субмарины выйдет: Питер - Хельсинки, Питер - Стокгольм, Питер - Таллинн.
   Кошмарик, в голове которого блеснула догадка, все с тем же глуповатым видом спросил:
   - Товарец-то какой? Стволы, что ли?
   Поросшие щетиной щеки Флажолета сморщились в презрительной улыбке:
   - Нет, киндер, стволы - дешевка, нецивильняк. Гораздо круче есть товар, на который в Питере сейчас покупатели как мухи на варенье налетят.
   Смычок, тупо молчавший до этого, прервал словоизлияния Флажолета, строго сказав:
   - Ты что, ошизел? Чего разбурузделся? Смелый какой!
   - А чего мне бояться? - фыркнул Флэг. - Чилдрены свои в доску, к тому же они на нас теперь со своей субмариной работать будут! Слушай, подмигнул Флажолет Леньке, - как там тебя твои френды зовут, Кошмарик, хочешь кайф заиметь обломный?
   - От чего это? - спросил Кошмарик, хотя сознание подсказывало ему, о чем говорит Флажолет.
   - Да от одного порошка, - почти шептал Флажолет, не желая, чтобы слышала Иринка. - Пойдем, пойдем со мной вот туда, в уголок.
   И Флэг, противно улыбаясь, потащил Кошмарика за рукав туда, где работал дизель. Кошмарик, заинтересованный, последовал за Флажолетом.
   - Вот здесь, здесь тебе в кайф будет, пионером станешь, в Катманду съездишь - город есть такой, очень далеко, но очень кайфовый город, где одни лишь счастливые люди живут, свободные люди. Садись, садись на пол, как я, - уселся Флажолет на корточки и тащил Кошмарика за полу куртки, приглашая его сделать то же самое. - Сейчас ты тоже счастливым и свободным будешь, будешь...
   - Что вы хотите делать?! - спросила подошедшая Иринка, чуть не плача. - Отстаньте от него! - потребовала девочка от назойливого Флажолета, но тут к ней подошел Смычок, взял под руку и увел, сказав при этом:
   - Чего тебе? У твоего френда хэд [1] болит, и мой френд его хорошим средством полечить хотел.
   [1] - Голова (англ.).
   А Володя и не видел того, что Флажолет с Кошмариком уединились. Тем временем Флэг уже вытащил из кармана куртки какой-то бумажный пакетик, с трепетом, будто глубоко верующий человек прикасается к святым мощам, развернул его и сказал Леньке, зачарованному манипуляциями Флажолета:
   - Подставь ладошку, я насыплю тебе кайфа!
   Кошмарик, точно он был загипнотизирован, машинально перевернул кисть руки, подставляя ладонь, и Флэг с плотоядной улыбкой и мутным взглядом полупомешанного высыпал из пакетика на ладонь Леньки немного белого порошка.
   - Ну вот, ну вот, тебе на первый раз хватит, - говорил он при этом. К носу поднеси, втяни в себя, и все будет клёво, как в Катманду...
   Рука Кошмарика, точно это была и не его рука, поднялась к лицу, и Ленька, как требовал того "наставник", втянул в себя тонко измолотый порошок, не имевший никакого запаха.
   - Ну и что теперь? - в полузабытьи спросил Кошмарик. - Никакого кайфа...
   - Жди, жди... - все улыбался Флажолет. - Сиди, сиди...
   И Кошмарик сидел, прислонившись к железному корпусу подлодки, и Флажолет тоже сидел. Сидеть было хорошо, спокойно. Тихо урчал двигатель, корпус субмарины слегка трясло, точно "Стальной кит" захотел убаюкать Кошмарика. Потянуло в сон, но в последнее мгновение перед тем, как закрыть глаза, Ленька повернул голову и увидел, что спит не только сидящий с ним рядом Флажолет, но и Смычок, улегшийся на койку, спит Иринка, свернувшаяся калачиком на другой койке. Но что самое страшное, спал и Володя, отпустив баранку штурвала и разместившись в кресле капитана.
   "Да что же это такое! - подумал Ленька, с трудом раскрывая глаза. Эти пусть себе спят, но Володе спать нельзя! Он же рулевой! Мы погибнем без капитана!"
   И Кошмарик, превозмогая желание уснуть, цепляясь за выступы в корпусе, поднялся на чугунные ноги. Еле-еле передвигая их, Кошмарик направился к капитанскому креслу, а когда подошел, стал трясти друга, даже щипать его, желая разбудить. "Проснись! Проснись! - говорил Кошмарик. - Мы погибнем! Натолкнемся на что-нибудь, утонем!" Но ничего не помогало - Володю будто кто-то опоил сонным зельем. Тогда Кошмарик бесцеремонно столкнул Володю на пол и сам уселся в кресло и взялся за рычаги. Теперь ему не хотелось спать, потому что чувство долга перед теми, кто был на борту "Стального кита", вновь вселило в Леньку бодрость. Он выправил субмарину, которая ещё две минуты назад была готова врезаться в илистое дно залива. Теперь "Стальной кит" пошел точно по курсу, и Кошмарик буквально прилип взглядом к трапеции стекла иллюминатора. Вдруг впереди, метрах в пятидесяти от лодки, что-то зашевелилось, будто зелено-бурые водоросли заволновались от движения воды.
   Кошмарик пристальнее вгляделся в тьму водной стихии, но теперь шевелящееся нечто не казалось ему водорослями: вот сверкнул чей-то глаз, показались ноздри расплюснутого носа, раскрытая пасть с огромными зубами выглядела бездонным жерлом, в котором мог исчезнуть целый корабль, а не то что малютка "Стальной кит". Теперь Кошмарик ясно видел, что навстречу субмарине, колыхаясь страшным, уродливым телом с шипами и отростками, с бородавками и рубцами, двигалось чудовище. Пасть его то открывалась, то закрывалась, и даже через сталь корпуса подлодки Кошмарик слышал скрежет ужасных зубов подводного монстра.
   "Откуда здесь такие? - некстати подумал Ленька. - А, понимаю, экология во всем виновата!" Но это глупое, неуместное рассуждение мгновенно улетучилось, оставив место бешено колотящемуся вопросу: "Что делать?! Сейчас чудовище проглотит нас!" Красная пасть монстра была уже совсем близко. Кошмарик даже видел большие бугры на языке чудовища, но в самый последний момент Ленька, потянув на себя штурвал, поставил горизонтальные рули подлодки так, что она резко пошла наверх, оставив зубастого дракона внизу. Но не успел Кошмарик с облегчением глубоко вздохнуть, как чудовище уже оказалось рядом с субмариной, и Ленька видел, как по левому борту, кося на него свои жуткие глаза, шевеля наростами, усыпавшими морду, плыло с разомкнутой пастью создание природы или самого Дьявола.
   Но вот монстр, дважды вильнув длинным хвостом, резко повернувшись, снова оказался нос к носу со "Стальным китом". Пасть с длинными зубами была открыта, и подлодка могла быть через несколько мгновений проглочена, но Кошмарик опять потянул штурвал на себя, увеличил скорость подводного судна, зная теперь, что хочет делать. "А посмотрим, - мелькнула в голове Леньки быстрая мысль, - крепкий ли у тебя глаз!" И тут же копьевидное острие, которым был оснащен нос "Стального кита", впился в правый глаз дракона, и из этого огромного, как уличный фонарь, глаза брызнула прямо на иллюминатор подлодки густая зеленая жидкость. Кошмарик готов был поклясться, что монстр покривился от страшной, нестерпимой боли, рванулся назад, по всему его телу прошли судороги, пасть часто-часто открывалась, зубы клацали и скрипели, субмарину сильно качало, так что Кошмарик едва держался в кресле. Но вот чудовище, сделав мощный бросок вперед с широко открытой пастью, обхватило переднюю часть "Стального кита" гигантскими челюстями, в иллюминаторе стало совсем темно, и скоро раздался треск, скрежет, сверху и снизу через пробоины в корпусе просунулись желтые зубы дракона, струями полилась вода, и Кошмарик, теряющий сознание от ужаса, до предела наполнившего его сердце, ещё успел увидеть, как сплющивается под напором челюстей монстра железный корпус "Кита"...
   Холодная вода привела Кошмарика в чувство. Он открыл глаза и вначале не мог понять, где он находится, - лежал Ленька на мягкой песчаной постели, а рядом с руками, ногами, головой, подобно змеям, шевелились длинные буро-желтые водоросли, вода со всех сторон облепила его тело, и только где-то далеко наверху ещё теплился свет, с трудом пробивающийся через верхний слой воды. То, что он лежал на дне залива, Ленька понял не сразу. Вначале ему показалось, что его положили среди декораций и сейчас явится режиссер, актеры, которые примутся играть спектакль о жизни морских обитателей, где ему, Леньке, тоже найдется роль.
   А лежать было так хорошо! Никогда Кошмарик не испытывал такой легкости, свободы, счастья. "Для чего мы суетились? - думал он. - Зачем нужен был "Стальной кит", какая-то Финляндия? Правду сказал Флажолет о свободе, только что же он на самом деле сказал? Да и где субмарина? Где Володька, Иринка? Какой-то монстр разгрыз "Стального кита", и все, наверное, погибли. Ну погибли, так и шут с ними. Что мне до них? Здесь так хорошо, такой кайф..."
   Кошмарик поднялся на ноги и только сейчас удивился тому, что находится в воде, а между тем может спокойно дышать, будто стал рыбой. Да и сами рыбы то и дело сновали вокруг него, будто радуясь тому, что в заливе появился новый житель. Кошмарик, на сердце которого было радостно, спокойно, попытался было взять в руки одну рыбу, очень похожую на китайскую золотую рыбку, пучеглазую, с пышным хвостом, но рыбешка уплыла. "Ну и пусть себе плывет, - думал Кошмарик, - пусть живет. Я-то ведь живу, хоть и знаю, что утонул. Ну утонул, так и наплевать, зато как хорошо..."
   Нет, когда Кошмарик шел по песчаному морскому дну, ему не было тяжело, потому что вода, точно воздух, совсем не мешала Леньке. Ее он просто не ощущал. "А куда я иду? - думал Кошмарик. - Может быть, к берегу, чтобы выйти на сушу? Нет, для чего? Чтобы опять пришлось убегать от всяких там живодеров, добывать рубли и баксы, кого-то обманывать. Нет, на землю, к людям, я больше не хочу, я останусь здесь и буду подводным жителем, стану свободным, как рыба. Да я уже и стал им..."
   Вот странно: чем дольше шел Кошмарик, тем явственнее становились звуки какой-то разудалой, лихой мелодии. Кто-то наяривал на скрипке, а скрипке подыгрывал гнусаво и фальшиво кларнет, вовсю гремел бубен. Слышались даже чьи-то пьяные голоса, не в лад вторившие музыке и одновременно ругающиеся, зло и некрасиво. "Зачем здесь, в этом спокойном месте, музыка и голоса? Неужели я не один в заливе подводный житель и есть другие?" - подумал Кошмарик недовольно и вдруг, выйдя из ложбинки, где водоросли были густыми, как трава на поле, которую не косили все лето, увидел старую бревенчатую хибару с полуобвалившейся крышей. Единственное оконце дома тускло светилось, и Кошмарика вдруг сильно повлекло к этому живому, такому земному свету, хотя минуту назад он бы ни на что не променял свою свободу и одиночество.
   Звуки доносились именно из этого открытого окна, и чем ближе подходил Ленька к хибаре, тем безобразней казался ему крик находящихся в доме людей, грубее ругательства и невыносимей нескладная музыка, но Кошмарика так и тянуло к открытому окну, так и тянуло. Вот он уже приблизился к низкому оконцу и осторожно, боясь, что его заметят изнутри, заглянул в хибару.