Володе ничего не оставалось, как только подчиниться. Вскоре он был рядом с черным зевом какого-то хода, узкого и мрачного, попасть в который можно было лишь согнувшись в три погибели.
   - Вот, бери в руки фонарь и полезай вперед! - скомандовал Флажолет. А мы вслед за тобой полезем. Пошел, пошел!
   Скрепя сердце, ненавидя тех, кто заставлял его залезать в этот страшный проход, Володя все-таки стал карабкаться по глинистому проходу, довольно пологому, впрочем, но неуклонно поднимавшемуся наверх. Чем дальше лез Володя, тем слышней и слышней становились звуки церковного пения. Слышал он также, что следом за ним карабкался и Флажолет, поминутно спрашивавший: "Все в порядке?" И чем выше поднимался Володя, тем этот таинственный лаз делался шире, покуда не превратился внезапно в небольшую пещерку.
   - Чего там, почему остановился? - зашептал позади Володи Флажолет.
   - Все, кончился ход, - сообщил ему Володя, направляя луч фонаря в разные стороны. - Пещера здесь какая-то.
   - А рыжиков-то не видно? - с надеждой в голосе спросил Флэг.
   - Ни рыжиков, ни подосиновиков, ни волнушек, - с издевкой ответил ему Володя.
   - Ну, ты ещё постебайся надо мной - зубы на полку положишь! пригрозил Володе Флажолет, забираясь в пещерку. - Давай фонарь, теперь я сам светить буду.
   Вскоре рядом с Володей и Флэгом оказался и Смычок, недовольный тем, что пришлось ползти по грязному узкому лазу, - вся одежда была перепачкана, колени и локти болели, на зубах скрипела глина.
   - Ну и за каким хреном мы сюда приперлись? Я что тебе, Петя-пионер? Мы что, в следопытов красных играем? А?
   - Заткнись ты, Смык! - цыкнул на друга Флажолет. - Мы сюда за золотом пришли, так что прикуси язык и потерпи! Определиться нужно, где мы сейчас. Так, смотри, над нами какие-то плиты, и вон там даже будто свет пробивается. Слышишь, как громко хор поет, значит, мы под полом церкви сейчас находимся. Дай-ка я туда, к свету, слазаю да посмотрю, куда нас занесло.
   И Флажолет, произнесший всю свою длинную фразу очень тихо, точно боялся, что его голос будет слышен в церкви, полез в ту сторону, откуда просачивался свет. Вскоре послышался скрип, точно один камень терся о другой, и света прибавилось. Пару минут ничего, кроме церковного пения, перемежающегося с голосом священника, читавшего молитвы, не было слышно, а потом - все тот же скрежет, и света снова стало меньше. Вот уж и сам Флажолет вернулся к Смыку и Володе, вернулся радостный, возбужденный.
   - Знаете, куда я заглянул? - спросил Флажолет.
   - Куда же, к Богу в рай? - брякнул Смык.
   - Можно сказать, ты в самую десятку попал, Смычок! - ликовал Флажолет. - Мы под алтарем церковным находимся, и я даже заглянул в него!
   - Ну и чего ж там увидел? - спросил Смык, плохо знавший, что такое алтарь. - Рыжиков Цыгана ты там не нашел?
   - Дурак ты, Смык, кретин ты недоделанный, - с хамским добродушием, по-приятельски сказал Флэг. - Я не знаю, где рыжики Цыгана, но в этой церквухе своего добра порядочно. Твой хэд хорошо меня понимает?
   Смычок, чье лицо при свете фонарика выглядело совершенно дурацким, отрицательно покачал головой:
   - Не так чтобы вери гуд...
   - Ну как же! - громко зашептал Флажолет. - Дождемся ночи да и войдем в церквуху, как в свою квартиру, через этот лазик. Иконки посмотрим, кресты, чаши, всякую прочую церковную рухлядь. Много хорошего найти сможем да и к финикам все это переправим. В приличном наваре будем...
   Смычок, щуря свои монгольские глаза, заулыбался, признавая за старшим френдом умение плодить отличные планы.
   - А золото Цыгана больше искать не будем? - спросил все-таки Смык, которому было жаль расстаться с мыслью разбогатеть на сокровищах, поднятых со дна морского.
   - Боюсь, что не найдем мы Цыгановых рыжиков, - прошептал Флэг. Думаю, что попы, что в этой церкви служат, каким-то манером узнали о пещере Цыгана, выкопали ход и все его золото к себе утащили. Понимаешь?
   - Ах, сволота! - проскрипел зубами Смычок. - А ещё святошами прикидываются, под дурачков безденежных работают, на храмы свои деньги аскают [1]. Точно, попы наше золото увели!
   [1] - Просят (англ.).
   - Вот именно, попы, - кивал Флажолет, - а поэтому мы с полным правом можем прийти и унести из этой церкви все, что нам понравится. Этой ночью все и обчикаем.
   Володя, хорошо слышавший то, о чем говорили Флэг со Смыком, был сам не свой от негодования, но считал, что будет попросту смешно вступать в пререкания с этими негодяями, а тем более начинать их стыдить, урезонивать словами вроде: "И как вам не стыдно грабить церкви? Ведь вас за это Боженька покарает!" Нет, Володя думал сейчас о другом: "Что если я рвану отсюда вниз, по лазу, быстро доберусь до "Стального кита", покуда эти паразиты будут разбираться, кому первому ползти за мной. Запрыгну в подводную лодку, быстро завинчу люк, выплыву из пещеры, а потом дам знать милиции о готовящемся грабеже церкви".
   И Володя непременно бы сделал именно так, как задумал, если бы не вспомнил о Кошмарике, который, как оказалось, решил служить наркоманам и ворам, чтобы только получить свою долю сокровищ. "Кошмарик мне помешает уйти, а если и не помешает, то со мной не станет бежать. Но разве я смогу оставить его здесь, в компании этих негодяев? Нет, не смогу! Да, нельзя мне бежать. Попробую убедить Леньку забыть о богатстве и стать на мою сторону..." И ещё одна мысль уколола Володю: "А не я ли сам зазвал Кошмарика искать сокровища на дне залива? Разве не помогал Леньке из хорошего друга превратиться в предателя, готового унижаться перед преступниками ради денег, продавая при этом друзей?"
   - Давай ползи вниз, да пошевеливайся! - привел Володю в чувство сильный толчок в бок, которым его одарил Смык.
   - Нет, дружок, - осадил Смычка Флажолет, - пусть Вол за нами ползет. Я ему не доверяю. Как сиганет вниз, да и был таков, - он же проворный!
   ГЛАВА 17
   НОЧНОЙ УЖАС В ЦЕРКВИ СВЯТОГО МИХАИЛА
   Запачканные глиной, уставшие Флажолет, Смычок и Володя появлялись в пещере один за другим, точно привидения.
   - Ну и как успехи? - первым делом спросил у Флэга Кошмарик. - Нашли рыжики?
   - Хрена лысого, а не рыжиков, - мрачно ответил Флажолет. - Зато мы поняли, куда они подевались, - слямзили наше золото.
   - Да кто же слямзил? - искренне удивился Кошмарик. - Неужели сюда кто-нибудь, кроме самого Цыгана или его приятелей, мог залезть! Что, френды его взяли?
   Флажолет, поигрывая в руках электрическим фонариком, улыбаясь, сказал:
   - Да нет, не Цыгановы кореша золото его прикарманили. Скажу закачаешься.
   - Кто же, вот интересно! - домогался Кошмарик, точно умирал от любопытства.
   - А священнослужители церквухи, что над нами стоит, это золото стибрили, не постеснялись. Представляешь, мы ведь по лазу прямо в подполье церкви попали, к алтарю церковному. Так вот, хотим мы сегодняшней ночью наше добро в церкви поискать, а не найдем своего, так возьмем у попов то, что на замену цыганковских рыжиков сгодится.
   Ирина, слышавшая эти слова, поспешила выразиться гневно, до того возмутило её намерение "френдов":
   - Да что вы врете о том, что священники какое-то ваше золото утащили? Вы что, видели это? Вы даже не можете быть уверены в том, что нашли именно ту пещеру, о которой вам кто-то сказал! Священники, даже если и лежало бы здесь чье-то имущество, никогда бы не пошли на воровство!
   Ответом Ирине явились слова Смыка, потрудившегося вспомнить все, что он слышал о церкви в средней школе:
   - Ой, священники твои на воровство не пойдут! Да церковь только и делала в России, что грабила народ, вымогала у людей последнюю копейку: "Все люди братья - люблю с них брать я!" А то, как на кострах сжигали, знаешь? Не бойся, не обеднеют твои попы, если мы у них сегодня кое-что реквизируем - иконки, например, кресты...
   Ирина задыхалась от негодования:
   - Нет, я уверена, вы просто смеетесь надо мной, а на самом деле никогда на такой грех не пойдете! Как же можно украсть святыни? Это же страшным святотатством будет, и Бог вас никогда за это не простит! Никогда, вы слышите меня?!
   Смычка лишь насмешила эта гневная речь.
   - Ха! Да плевать я хотел на твоего Бога! Где он, Бог? Если бы был Бог, он бы не позволил в наше время, да и в другие прочие времена, разной сволочи, ворам да подонкам, жить богато, а людям честным от голода помирать! Нет никакого Бога, а если и есть, то такого Бога снова распять нужно!
   Эти злые речи захотел смягчить Флажолет:
   - Нет, мой френд, Бог существует, только мы о его целях ничего не знаем. Может быть, он нарочно бедных бедными делает, а воров, как ты говоришь, богатыми. Не будем об этом говорить, иначе только головную боль наживем. Но что касается икон и прочей нашей церковной муры, то здесь я герлушке возражу: для чего нужны все эти вещи глубоко верующему в Бога человеку? Ну, скажи?
   Ирина опешила. На самом деле она никогда не задумывалась над такими вопросами, хоть и любила ходить в церковь.
   - Как же, зачем? Ритуал православной церкви древний, его менять нельзя. Все эти вещи - символы, которые помогают легче познать Бога...
   Флажолет сделал вид, что ему очень смешно.
   - Слушай, Ирочка, ведь ты в Финляндии побывала, так разве не заметила ты, как просты финские церкви - нет в них никакой золоченой мишуры, а все-таки финский народ верит в Бога, трудолюбив - не то что русский народ, да и вообще куда больше старается жить как христианин. Нет, Ира! Икона это идол, а разве ты не помнишь заповедь Божью: "Не сотвори себе кумира"?
   На Смычка "тонкие" рассуждения товарища произвели сильное впечатление - он заржал так громко, что лающее эхо буквально заходило под сводами пещеры, зато Ирина чуть не плакала:
   - Вы... вы отвратительный, мерзкий тип! - сказала она прямо в глаза Флэгу. - Вы не просто вор, а вор коварный и жестокий, а это в три раза хуже. Знайте, что Бог страшно накажет вас за разграбление церкви.
   А потом Ирина, будто вспомнив о том, что у неё есть, или, во всяком случае, были друзья, горячо сказала:
   - Володя, Кошмарик, ну а вы-то почему молчите?! Ведь готовится преступление, собираются ограбить церковь, хотят осквернить русские святыни, а вам это безразлично!
   - Нет, не безразлично! - заявил Володя. - И я прямо говорю вам, Флэг и Смычок, что при первой же возможности сдам вас органам, обещаю!
   Но гордый вызов, брошенный Володей, его угроза произвела на френдов не больше эффекта, чем стрела, выпущенная по танку.
   - Ой, какие стремаки! - засмеялся Флажолет. - Френд, я просто в трансе от угроз этого чилдрена. Видали, он захотел сдать нас полисменам! А пупок у вас, сэр, не развяжется? Или ты, чувак, будешь сдавать нас ментам со своим автоматом да ещё расскажешь им, где мы познакомились? Очень им интересно будет узнать, как вы дважды пересекли государственную границу. А ещё ментам будет интересно знать, чем вы прославились в Хельсинки и почему за вами гналась финская полиция. Ну давай, веди меня к ментам, Вол, и я сам протяну им свои руки, только постараюсь повесить на тебя не только все твои грехи, но и свои, и моего френда в придачу.
   И Флажолет засмеялся, но только смеялся он не так громко, как Смык, а делал это приглушенно, культурно, как положено смеяться воспитанным людям.
   - Ой, да что вы слушаете угрозы этого парня?! - весело сказал Кошмарик. - Они же двинутые - он да его подруга. Все в честных каких-то играют, в наше время чистенькими захотели стать. Короче, Флажолет, ты делай то, что задумал, и ни о чем не сомневайся. Я тоже считаю, что попы перебьются и, если нужно, новые иконы и кресты себе надыбают. Так что берите сегодня ночью все самое лучшее - завтра же в Финляндию закинем!
   Искренность, с которой Кошмарик произносил свою фразу, была явным доказательством того, что Ленька полностью разделяет уместность и дельность плана френдов. Флажолет по-дружески хлопнул Кошмарика по плечу и заявил:
   - Ты молодец, чилдрен! Когда мы сегодня ночью залезем в церковь, ты с герлушкой останешься здесь, возле субмарины, потому что на того, кто меня хотел сдать ментам, я не могу возложить обязанности по охране судна. Вол пойдет с нами, а завтра я постараюсь избавиться от него. Впрочем, на берег его тоже нельзя отпустить - заложит. Ладно, потом обдумаю, что делать с этим вредным чилдреном. Сейчас давайте поужинаем, ведь до начала операции осталось не так-то много времени.
   - Ужинайте, только не думайте, что я буду готовить еду таким гадам, как вы и Кошмарик! - заявила Иринка с достоинством, первая спустилась в трюм "Стального кита", чтобы забиться в уголке и сетовать там на несчастливую судьбу, которая свела её с осквернителями святынь и ворами.
   Флажолет и Смычок тоже залезли в брюхо "Стального кита", где они, не спрашивая разрешения ни у Володи, ни у Кошмарика, снова принялись опустошать запасы провизии, захваченной в Хельсинки. За ужином они разрабатывали планы "реквизиции" церковного имущества в деталях, ничуть не стесняясь чилдренов. В общем, в салоне подлодки было довольно уютно: горел свет, Кошмарик был до того услужлив, что включил и нагревательную систему. А френды, закусив, велели Кошмарику подготовить какие-нибудь веревки или, на худой конец, провода, при помощи которых за неимением мешков они собирались увязать все, что сочтут нужным взять в церкви. Потом Флажолет и Смычок удалились в сторону машинного отделения подлодки, где, видно, решили подзарядиться тем, что везли из-за границы. Притихли ненадолго, а потом послышался их смех, беспричинный, дурацкий - смех сумасшедших. Френды несли какой-то вздор, иной раз посылали угрозы в адрес Володи и Иринки, говорили, что Бог им не нужен и они уже и так в раю. Смычок через некоторое время заявил, что он свалился из рая в ад и что его рвут на части черти. Он было выхватил "беретту", клацнул затвором, наводя ствол на обезумевших от страха Володю, Ирину и Кошмарика, но Флажолет, как видно, все ещё находившийся в раю, автомат у френда отобрал и даже двинул его кулаком в зубы, но вскоре приятели уже сидели в обнимку и горланили "Еллоу сабмарин". И вот, пользуясь тем, что Флажолет и Смычок увлечены друг другом, Кошмарик тихо заговорил, обращаясь к Володе и Иринке:
   - Вы что, наверное, решили, что я на самом деле этим поганкам служить решил, продался им со всеми потрохами?
   - Слушай, иди-ка ты да поищи веревку, чтобы паковать украденные иконы, - посоветовал ему Володя холодным тоном.
   Но Кошмарик не обиделся и не отстал от отвернувшегося в сторону Володи:
   - Да послушай ты, послушай! Если б мы с тобой вместе против них пошли, то они бы нас здесь, как щенков, замочили! Ты что, не видишь, что это за люди? Они же помешанные, наркотиками пропитанные до костей! Вот я и решил их успокоить, союзником их прикинуться решил, и сегодня, когда ты с ними в церковь полезешь, постарайся как-нибудь вырваться и тишком улизнуть. Вниз быстрее спускайся, а я "Стального кита" уже с работающим двигателем держать буду. Уйдем от них!
   У Володи горели глаза, будто он тоже наглотался наркотиков - до того был взволнован. Мальчик, догадавшись наконец, что его товарищ говорит правду, да ещё очень дельную, полезную правду, кивнул:
   - Ладно, пусть по-твоему будет, только меня ждать не нужно - через пять минут после того, как мы наверх полезем, выводи подлодку на аккумуляторном ходу, а я потом сам отсюда выберусь - вынырну, и ты меня уже в заливе подберешь, только смотри далеко не заплыви. А теперь давай готовь веревки для своих хозяев, шестерка, да не забудь мешок захватить, тот самый, в котором кольцо лежало. И все-таки мы так и не поняли: прятал ли здесь Цыган свои сокровища, а если прятал, то куда они исчезли?
   - Все, болтовню прекращаем, - прошептал Кошмарик, видя, что Смык мутными глазами наркомана наблюдает за ними. - Нам сейчас о другом думать надо - как бы от этих мажоров смыться.
   Меж тем время близилось к полночи, и френды потихоньку стали приходить в себя. Они охали, ругались, говорили, что их мучают ломки, со злобой называли друг друга "кайфоломщиками", а когда совсем очухались, то уставились на ребят, собравшихся в носовой части, с недоумением во взорах, точно увидели их впервые. И тут Кошмарик с услужливой улыбкой обратился к френдам, показывая им то, что удалось разыскать:
   - Ну вот, посмотрите, какие чудные веревочки для вас собрал - хоть двадцать икон сразу обвязать можно, выдержит. А вот и мешок, в котором колечко лежало, - его тоже нужно взять. Всякую мелочь церковную в него покидаете и этим вот шнурочком завяжите. Я его в мешок и положу. Ну, подходит?
   - Подходит, подходит, все ништяк, - хриплым голосом, мрачно отозвался Флажолет, долго вникавший в то, о каких таких веревках и мешках со шнурками ведет речь Кошмарик. - Смык! - воскликнул он вдруг, точно вспомнил наконец о своих намерениях. - А мы ведь в церковь собирались ползти! Сколько времени? Не опоздали?
   - Да иди ты со своей церковью к Господу Богу! - махнул рукой Смык. Таски у меня обломные!
   Но Флажолет обрел былую решительность и уже полностью оправился от "поездки в Катманду", как он называл вкушение наркотиков. Он схватил приятеля за плечи, поднял его и даже потряс, говоря при этом:
   - Да очухайся ты, придурок! Такой возможности у нас уже не будет. Что, не хочешь рыжиками обзавестись? А досок[1] там сколько - я видел! Завтра же в Чухляндию их повезем, скинем и ещё товара купим!
   [1] - Икон (жарг.).
   - Ну ладно, пошли, - лениво согласился Смычок. - Только ты не очень торопи меня - так крутит, что хоть в петлю лезь...
   - А я тебе что говорил? Зачем передозняк сделал? Жадный ты, Смык, а потому и страдаешь от жадности своей!
   - Ой, ты очень нежадный, говори! - огрызнулся Смычок, выбираясь по трапу за Флажолетом, а первым на бережок пещеры выпрыгнул Володя, которого Флэг пихнул к выходу из субмарины, чтобы не оставить никаких шансов ненадежному Волу удрать на "Стальном ките".
   - Кошмарик! - крикнул Флэг Леньке, который, провожая экспедицию, высунулся наполовину из люка подводной лодки. - Ты остаешься за старшего. Следи за подлодкой и за Ириной. Эта герлушка очень ненадежная. "Беретта" тоже под твоим присмотром. Все понял?
   - Все понял, сэр! - с показным усердием отрапортовал Кошмарик и даже козырнул, но его усердие не было замечено Флажолетом, потому что луч фонаря в то время полосовал стену пещеры в поисках входа в лаз. Впрочем, хорошо, что Флэг не видел лица Кошмарика - на его плутовской физиономии запечатлелось не усердие по отношению к френдам, а обещание надуть их.
   И вот один за другим "осквернители святынь" скрылись в черном проеме лаза, и теперь лишь желтоватый свет, лившийся из иллюминаторов "Стального кита", играл на мелких гребешках крошечного водоема пещеры. Кошмарик, высунувшись наполовину из люка подлодки, пробыл в таком положении минут семь. Он внимательно прислушивался к шуму, издаваемому пробиравшимися по лазу людьми, а когда этот шум стих, мальчик опустился в трюм субмарины, и крышка люка захлопнулась за ним. Быстро, но надежно завинтив её, Кошмарик произнес, обращаясь к сидевшей на койке Иринке:
   - Ну что, похоже, пришел конец нашему знакомству с продавцами и потребителями наркотиков. А ты меня ещё предателем называла, гадом!
   И Кошмарик услышал слова, ради которых можно было совершить и что-нибудь более крутое, чем то, что ему уже пришлось показать Иринке за время их путешествия.
   - Ты прости меня, Леня! - вымолвила Иринка, краснея. - Ты... ты просто удивительно смелый. Ты - отличный парень, Кошмарик.
   И вода вокруг гладкого тела "Стального кита" закипела, потому что Ленька стал заполнять водой балластные цистерны. Похоже, что и кровь в его жилах кипела в этот момент не менее бурно, потому что Ленька по-настоящему любил сейчас эту зануду и чистоплюйку, святошу и отличницу, недотрогу и девочку, которой нравился совсем другой мальчик. Но Иринку уже стоило любить лишь за то, что она впервые в его жизни назвала Кошмарика отличным парнем, то есть возвысила до себя, а значит, дала ему надежду...
   - Так, где же мы сейчас находимся? - спросил, обращаясь скорее к самому себе, Флажолет, когда он при помощи Смычка отодвинул в сторону тяжелую известняковую плиту, отделявшую помещение церкви от лаза.
   - Как будто к черту на рога залезли, - ответил ему тихо Смычок.
   - Нет, не к черту на рога, - говорил Флажолет, направляя луч фонарика в разные стороны, и свет выхватывал из мрака скорбные лица святых, смотревших словно с осуждением на тех, кто потревожил их ночной покой. - Не к черту, а в церковный алтарь мы залезли, где и происходит таинство превращения хлеба и вина в плоть и кровь Христа. Видишь, вон и престол стоит...
   Смычок усмехнулся. Его приятель прежде никогда не старался выказать своей эрудиции.
   - Тебе бы в церкви попиком служить, а не с ширевом на подводной лодке ездить, - с обидой в голосе заметил Смык.
   - А вот нагрешу побольше, а потом раскаюсь, тогда и пойду в попы. Только мне вначале побольше нагрешить хочется, чтобы не так обидно каяться было.
   - Ладно, хорош языком трепать! - теперь уже со злостью заявил Смык. Пошли грешить, раз уж сюда залезли. Ну, где тут обещанные доски висят?
   - Здесь не только иконы, Смычок, не только! - говорил Флажолет, водя из стороны в сторону фонариком. - Нам нужно ризницу найти, а там церковная посуда, кресты, облачения священников. Все это за хорошие бабки в Финляндии отойдет. Ну, пошли искать вход в ризницу, а потом уж и досками займемся. Ой, слушай! - точно спохватился Флажолет. - А ты Вола крепко держишь?
   - Совсем не держу, - сообщил Смык. - Он возле меня смирно стоит.
   - Нет, так не годится, - строго сказал Флажолет. - Я вижу, он чилдрен шустрый. Сиганет в лаз - да и к субмарине. Он уж нам с тобой посулил немало.
   - Слушай, а чего мы с ним вообще возимся? - откровенно спросил Смычок. - Замочим, да и дело с концом. Никого нам тогда бояться не придется. Кошмарик этот хоть и шизанутый чилдрен, но до баксов и всяких там рыжиков жадный. Он нам служить будет как раб. Субмарину он тоже водить может, видели, а этот стремный чилдрен да и его герлушка нам совсем не нужны...
   Флажолет с полминуты подумал, прежде чем дал ответ:
   - Хорошо, после обдумаем, а покамест не о том буруздим. Да и не в церкви же его мочить?
   - Подумаешь, какой праведник выискался! - презрительно фыркнул Смык. Ладно, пошли дело делать. Сам же меня уговорил на такое дело.
   Володя, которого бандиты ничуть не стеснялись, когда обсуждали перспективу его дальнейшей жизни, был ни жив ни мертв. Смык на самом деле крепко ухватил его за руку, и теперь уже не было никакой возможности улизнуть от них, Володю утешало лишь одно: "Кошмарик, - думал он, - уже выводит "Стального кита" из пещеры, и мерзавцы никогда больше не воспользуются моей подводной лодкой. Возможно, Ленька, не дождавшись меня, каким-то образом сообщит милиции о том, что в церкви находятся воры. Церковь откроют, и бандитов схватят. Схватят и меня, но я постараюсь потом доказать, что меня силой заставили лезть в церковь. Только бы Кошмарик не рассказал в органах о "Стальном ките", иначе выяснится многое, и субмарину у нас отберут..."
   Эти мысли стремглав пронеслись в сознании Володи, а между тем Флажолет и Смык уже находились вне алтаря, в главном помещении церкви. Они крутили головами в разные стороны, оценивая висящие на стенах иконы. Флажолет приглядывался и к паникадилам, подсвечникам.
   - Да, кое-что здесь может нам послужить. Есть хорошие доски, старые. Вон там и там... Впрочем, давай ризницу искать.
   - Давай-давай. Только скажи мне, претендент на поповскую должность: отчего это в церквях всегда мертвечиной пахнет? - поинтересовался Смычок.
   - А ты что, часто в них бывал, в церквях-то?
   - Сколько бы ни бывал, а всегда воняло.
   - Понятно, почему, - отвечал Флажолет. - Потому что сюда жмуриков для отпевания привозят. Иногда и на ночь оставляют. Вон, к примеру, у стеночки на козлах гроб стоит со жмуриком.
   Смычок, не любивший покойников и даже боявшийся их, повернул голову туда, куда показал рукой Флажолет, и на самом деле увидел гроб, что стоял у стены. Крышка гроба была снята и прислонена к стене рядом, и чем пристальнее вглядывался Смык в очертания последнего жилища умершего человека, тем шире открывались его глаза, подбородок и даже щеки дрожали, а губы издавали какое-то нечленораздельное бормотание.
   Володя, удерживаемый Смычком, не увидел, а почувствовал, в каком состоянии находится его страж: рука Смычка похолодела и так стиснула Володино запястье, что не было сил сдержать возглас боли.
   - Да что ты, отпусти! - произнес Володя громко, но Смычок лишь пробормотал:
   - Смотри, он поднимается, поднимается!
   Володя посмотрел туда, где стоял гроб с телом покойного и, к ужасу своему, увидел, что на темно-красной, почти черной обивке гроба появилась белая рука, а покрывало, вздымающееся над гробом, колышется. Флажолета, услышавшего бормотание Смыка, тоже охватил ужас, усилившийся трижды, когда над гробом поднялась голова мертвеца, заскрежетавшего зубами и завывшего протяжно и гулко, точно волк на зимнюю стужу:
   - А-а-а-о-о-у-у-у!
   И Флажолет, и Смык, и Володя хотели было броситься в алтарь, к лазу, однако у всех троих ноги точно приросли к плитам церковного пола, и люди лишь стояли и смотрели на то, как медленно поднимался из гроба мертвец, облаченный во все белое, с длинными волосами и бородой. Все видели, каким диким, бешеным огнем горели глаза покойного, рассерженного, видно, тем, что был прерван его сон.
   - Вы в моей власти! - глухо говорил мертвец, направляясь к людям и протягивая к ним свои костистые белые руки, почти прозрачные в бледном свете северной ночи, проникавшем сквозь зарешеченные церковные окна.