Страница:
– Он обманывал всех, – сказал я. – Брал деньги у ближайшего окружения, разыгрывая из себя крупного вкладчика, и «доил» других, сетуя на свою бедность.
– Ему верили, – Герта пожала плечами. – Но он был странным типом.
– Почему странным? – спросила Эвелин.
– Ну, я никогда не видела его с женщинами. Когда я познакомилась с ним, он показался мне... ну, привлекательным, что ли. Он был как маленький мальчик. Но... ах... кажется, я его не интересовала. Многим мужчинам я нравлюсь. Я не хвастаюсь, но...
– Я вам верю, – сказал я.
– И еще эта безумная религия...
– Какая, иудаизм?
– Нет! – она усмехнулась. – Духи и тому подобное.
– Духи?
– Ну как их называют? Сейчас вспомню. А, спириты.
Я выпрямился, задев стол; пролился кофе. Я извинился и сказал:
– Расскажите поподробнее.
Она пожала плечами:
– Он ходил в эту церковь. Впрочем, даже не церковь, а просто помещение на первом этаже дома, где стояли скамьи и все прочее. Я слышала, они там занимались всякой ерундой.
– Какой, например?
– Ну, как это называют? Устраивали сеансы. Вы знали, что Иззи Фиш был знаком с этой девицей, Вайолет Шарп?
Мы с Эвелин обменялись быстрыми взглядами.
– Горничная, Вайолет Шарп, которая покончила с собой, – продолжала она, – и этот старик, кажется, он был дворецким Линдбергов. Они часто бывали в этой церкви. Я думаю, они были ее членами.
– Одного из дворецких звали Септимус Лэнкс, – сказал я, неожиданно разволновавшись.
– Нет, того, кажется, звали по-другому.
– Оливер Уэйтли?
– Да, правильно.
Эвелин со стуком опустила чашку на стол.
– Это важно, Герта, – сказал я. – Вы кому-нибудь рассказывали об этом?
Она пожала плечами.
– Меня никто не спрашивал, – она смущенно опустила голову. – Я не хотела причинять Ричарду неприятности.
– Неприятности?
– Если бы узнали, что Фиш был знаком с этими людьми Линдберга... ну... Карл подумал, что лучше ничего не рассказывать.
– Но эти сведения помогли бы подтвердить слова Хауптмана о Фише.
Она печально покачала головой:
– Никто не верил в «версию Фиша». Как бы они помогли? Они только навредили бы. У меня закружилась голова.
– Где находилась эта церковь?
Она отдернула занавеску и показала пальцем:
– Через дорогу. Здесь рядом.
– Через дорогу?
– Иззи всегда говорил, что там очень интересно. Церковь эту называли Спиритуалистской церковью на 127-й стрит... Мистер Геллер? Нейт?
Я поднялся и посмотрел в окно. Сердце мое забилось быстрее.
– Она по-прежнему находится здесь?
– Не думаю. Вероятно, они переехали...
– Спасибо, Герта. Вы были очень добры. – Я кивнул Эвелин, которая поняла меня и тоже встала. – Возможно, мы вернемся...
– Я уверена, Карл с радостью поговорит с вами, – сказала она, провожая нас к двери. – Если пожелаете поговорить со мной наедине, Нейт, то я все время здесь, почти все время... иногда я помогаю Анне.
У двери я на прощание пожал Герте руку, и вскоре мы уже шли по тротуару. Эвелин сказала:
– Что за спешка? Что происходит?
– Я готов волосы на себе рвать, – сказал я. – Как же я мог не сообразить?
– Сообразить что?
Я поднял крышку багажника машины, открыл свой чемодан и, отыскав в нем записную книжку, которой пользовался еще в 32-м году, начал быстро, словно картежник, тасующий карты, перелистывать страницы.
– Нашел, – сказал я, указывая пальцем на строчку в записях. – Адрес: 127-я стрит, 164. Черт! Как же я не догадался?!
– Не догадался о чем?!
Я достал из чемодана браунинг, положил его в карман пальто и захлопнул багажник.
– Пошли, – сказал я и начал переходить улицу по диагонали, показав на ходу средний палец таксисту, который просигналил мне. Эвелин старалась не отставать, хотя это нелегко ей давалось с ее высокими каблуками.
Мы остановились перед зданием под номером 164. На первом этаже в нем находилась мастерская по ремонту обуви.
– Раньше здесь была спиритуалистская церковь, – сказал я, – которой руководили Мартин Маринелли и Сара Сивелла. Это спириты, сделавшие через несколько дней после похищения страшное предсказание относительно этого дела.
– О Боже. Кажется, ты рассказывал мне об этом...
– Во время своего сеанса они называли имя Джефси еще до того, как Кондон вышел на сцену, раньше, чем он выдумал себе эту кличку. Они предсказали, что в офис полковника Брекинриджа доставят письмо с требованием заплатить выкуп. Они предсказали даже то, что тело ребенка найдут в Саурлендских горах.
– О Господи! И Изидор Фиш был одним из их прихожан. И Вайолет Шарп? И Уэйтли?
Я кивнул. Положил руку ей на плечо.
– Мы должны найти этих мошенников, Эвелин. Сегодня же.
Нам повезло: парень за стойкой в сапожной мастерской знал, куда перебазировалась церковь. Теперь она называлась Храмом божественной силы.
– Она находится на 114-й стрит, – сказал парень. – Возле пролива «Ист Ривер».
– Это далеко?
– Нет, что вы. Рядом. Пешком можно дойти.
Мы поехали на машине.
Глава 32
Глава 33
– Ему верили, – Герта пожала плечами. – Но он был странным типом.
– Почему странным? – спросила Эвелин.
– Ну, я никогда не видела его с женщинами. Когда я познакомилась с ним, он показался мне... ну, привлекательным, что ли. Он был как маленький мальчик. Но... ах... кажется, я его не интересовала. Многим мужчинам я нравлюсь. Я не хвастаюсь, но...
– Я вам верю, – сказал я.
– И еще эта безумная религия...
– Какая, иудаизм?
– Нет! – она усмехнулась. – Духи и тому подобное.
– Духи?
– Ну как их называют? Сейчас вспомню. А, спириты.
Я выпрямился, задев стол; пролился кофе. Я извинился и сказал:
– Расскажите поподробнее.
Она пожала плечами:
– Он ходил в эту церковь. Впрочем, даже не церковь, а просто помещение на первом этаже дома, где стояли скамьи и все прочее. Я слышала, они там занимались всякой ерундой.
– Какой, например?
– Ну, как это называют? Устраивали сеансы. Вы знали, что Иззи Фиш был знаком с этой девицей, Вайолет Шарп?
Мы с Эвелин обменялись быстрыми взглядами.
– Горничная, Вайолет Шарп, которая покончила с собой, – продолжала она, – и этот старик, кажется, он был дворецким Линдбергов. Они часто бывали в этой церкви. Я думаю, они были ее членами.
– Одного из дворецких звали Септимус Лэнкс, – сказал я, неожиданно разволновавшись.
– Нет, того, кажется, звали по-другому.
– Оливер Уэйтли?
– Да, правильно.
Эвелин со стуком опустила чашку на стол.
– Это важно, Герта, – сказал я. – Вы кому-нибудь рассказывали об этом?
Она пожала плечами.
– Меня никто не спрашивал, – она смущенно опустила голову. – Я не хотела причинять Ричарду неприятности.
– Неприятности?
– Если бы узнали, что Фиш был знаком с этими людьми Линдберга... ну... Карл подумал, что лучше ничего не рассказывать.
– Но эти сведения помогли бы подтвердить слова Хауптмана о Фише.
Она печально покачала головой:
– Никто не верил в «версию Фиша». Как бы они помогли? Они только навредили бы. У меня закружилась голова.
– Где находилась эта церковь?
Она отдернула занавеску и показала пальцем:
– Через дорогу. Здесь рядом.
– Через дорогу?
– Иззи всегда говорил, что там очень интересно. Церковь эту называли Спиритуалистской церковью на 127-й стрит... Мистер Геллер? Нейт?
Я поднялся и посмотрел в окно. Сердце мое забилось быстрее.
– Она по-прежнему находится здесь?
– Не думаю. Вероятно, они переехали...
– Спасибо, Герта. Вы были очень добры. – Я кивнул Эвелин, которая поняла меня и тоже встала. – Возможно, мы вернемся...
– Я уверена, Карл с радостью поговорит с вами, – сказала она, провожая нас к двери. – Если пожелаете поговорить со мной наедине, Нейт, то я все время здесь, почти все время... иногда я помогаю Анне.
У двери я на прощание пожал Герте руку, и вскоре мы уже шли по тротуару. Эвелин сказала:
– Что за спешка? Что происходит?
– Я готов волосы на себе рвать, – сказал я. – Как же я мог не сообразить?
– Сообразить что?
Я поднял крышку багажника машины, открыл свой чемодан и, отыскав в нем записную книжку, которой пользовался еще в 32-м году, начал быстро, словно картежник, тасующий карты, перелистывать страницы.
– Нашел, – сказал я, указывая пальцем на строчку в записях. – Адрес: 127-я стрит, 164. Черт! Как же я не догадался?!
– Не догадался о чем?!
Я достал из чемодана браунинг, положил его в карман пальто и захлопнул багажник.
– Пошли, – сказал я и начал переходить улицу по диагонали, показав на ходу средний палец таксисту, который просигналил мне. Эвелин старалась не отставать, хотя это нелегко ей давалось с ее высокими каблуками.
Мы остановились перед зданием под номером 164. На первом этаже в нем находилась мастерская по ремонту обуви.
– Раньше здесь была спиритуалистская церковь, – сказал я, – которой руководили Мартин Маринелли и Сара Сивелла. Это спириты, сделавшие через несколько дней после похищения страшное предсказание относительно этого дела.
– О Боже. Кажется, ты рассказывал мне об этом...
– Во время своего сеанса они называли имя Джефси еще до того, как Кондон вышел на сцену, раньше, чем он выдумал себе эту кличку. Они предсказали, что в офис полковника Брекинриджа доставят письмо с требованием заплатить выкуп. Они предсказали даже то, что тело ребенка найдут в Саурлендских горах.
– О Господи! И Изидор Фиш был одним из их прихожан. И Вайолет Шарп? И Уэйтли?
Я кивнул. Положил руку ей на плечо.
– Мы должны найти этих мошенников, Эвелин. Сегодня же.
Нам повезло: парень за стойкой в сапожной мастерской знал, куда перебазировалась церковь. Теперь она называлась Храмом божественной силы.
– Она находится на 114-й стрит, – сказал парень. – Возле пролива «Ист Ривер».
– Это далеко?
– Нет, что вы. Рядом. Пешком можно дойти.
Мы поехали на машине.
Глава 32
Храм божественной силы мы заметили издалека: на большом окне с ярко-синей рамой, на первом этаже одного из зданий большими белыми буквами было написано его название, а также время собрания прихожан: в 2-4-6-8-10 часов пополудни, с пятницы по воскресенье. За окном было вывешено объявление «Закрыто», ниже был указан номер телефона «для личных консультаций», а также имя «Его преподобие М. Д. Маринелли». Три ступеньки вели к такой же покрашенной в синий цвет двери с надписью белыми буквами «Вход». Храм занимал только половину этажа, в другой размещался небольшой магазин итальянской кулинарии.
За двумя мусорными ящиками была лестница, ведущая к квартире в подвальном этаже; я спустился по ней, постучался в дверь, но никто не ответил.
Я вернулся к Эвелин, оставшейся на тротуаре.
– Можно позвонить по этому номеру, – предложила она. – Можно спросить о них в этом продуктовом магазинчике.
– Может быть, они в церкви, хотя она и закрыта, – сказал я, пожав плечами, потом поднялся и постучался в узкую входную дверь церкви. Ответа не последовало. Изнутри доносился какой-то звук, напоминающий гудение мотора. Я приложил ухо к двери – внутри действительно происходило какое-то движение. Я попробовал еще раз и постучал так, что задребезжали стекла. Гудение мотора прекратилось.
Дверь приоткрылась.
– Да? – послышался женский голос.
Она по-прежнему была хорошенькой, только подбородок ее удвоился; глаза такие же карие с золотыми крапинками, с желтоватым оттенком лицо, полные чувственные губы, только не накрашенные сейчас помадой.
– Привет, Сара, – сказал я.
– Разве мы знакомы?
– Да. Одну минутку, – я спустился к Эвелин и сказал: – Видишь небольшое кафе через дорогу? Иди и выпей там чашечку «экспрессе».
– Но Нейт... Натан!
– Иди, я пойду в церковь один.
Рот Эвелин сжался в строгую тонкую полоску; она не привыкла к тому, чтобы ей указывали, что делать. Но потом она кивнула, повернулась и пошла. Я наблюдал, как она переходила улицу, сердито постукивая своими каблучками. Какой-то шофер просигналил ей, и она показала ему палец в перчатке.
– Молодец, девочка, – сказал я про себя.
Я вернулся к сестре Саре, которая наблюдала за мной из приоткрытой двери своего храма на первом этаже.
– Я тебя помню, – сказала она, чуть улыбнувшись. – Я помню ту ночь с тобой.
Я улыбнулся ей.
– Я надеялся, что ты не забыла. Твой муж дома?
– Нет.
– Хорошо. Где мы поговорим? В вашей квартире внизу или в церкви?
Глаза ее стали настороженными.
– Откуда ты знаешь, что это наша квартира?
– Может быть, я экстрасенс, – ответил я. – Или просто сыщик.
Она впустила меня в церковь. На приятно округлившейся Саре было простое черное платье, какое могла бы носить и Эвелин, если бы у нее было только девяносто восемь центов и не было бы драгоценностей. У стены стоял пылесос «Гувер» – это его гудение я слышал, стоя у двери. Стены были голыми; нижняя их часть, примерно высотой в метр, была покрашена синей краской, как и окно, верхняя – побелена. Перед кафедрой, за которой висела синяя портьера, стояло с полдюжины рядов жестких стульев. Это помещение очень походило на камеру смерти в тюрьме штата Нью-Джерси.
Она закрыла дверь и заперла ее.
– Не думала я, что встречу тебя еще раз.
– Я занимаюсь все тем же делом, – сказал я, держа шляпу в руке.
Ее невыщипанные брови сошлись – она напряженно думала.
– Похищение ребенка Линдберга?
– Точно. Может быть, присядем?
Пододвинув стул, она неуверенно села. Я сел рядом, чтобы видеть ее.
– Но человек, который совершил это похищение, в тюрьме, – сказала она.
– Правда?
Не выдержав моего пристального взгляда, она повернула голову в сторону.
– Вообще-то Мартин говорит, что в состоянии транса я говорила другое.
– Неужели?
– Да. В трансе я сказала, что этот немец не похищал ребенка. Что в этом заговоре участвовало много людей. Похищение совершили четыре человека. Среди них была одна женщина. Один из них умер.
– Женщина умерла?
Она смущенно пожала плечами; темные длинные волосы ее упали на плечи.
– Это все, что я знаю. Я знаю только то, что говорит мне Мартин. Я не помню того, что говорю в этом состоянии.
– Э-э... может быть, ты имела в виду Вайолет Шарп?
У нее задрожали ресницы, но она промолчала.
– Вайолет была среди ваших прихожан, не так ли?
Она сделала глотательное движение.
Я наклонился и сжал ее руку – не настолько сильно, чтобы причинить ей боль, но достаточно, чтобы она поняла, что я настроен серьезно.
– Так была она одной из ваших прихожан?
Она кивнула.
– Иногда она приходила на службу, – сказала она. – Я не уверена, что она была нашей прихожанкой.
– Кто еще?
– Много людей.
Я топнул ногой. Стулья подпрыгнули. И она тоже.
– Кто еще, Сара?
Она вновь проглотила слюну, потом покачала головой.
– Этот забавный на вид коротышка по имени Фиш. Он был нашим прихожанином.
– Продолжай, Сара. Это интересно.
– Был еще мужчина по имени Уэйтли. Кажется, он был дворецким.
– Думаешь, дворецкий. Так. Кто еще? Подумай хорошо.
Она покачала головой:
– Нет, не помню.
– Вспомни комнату в гостинице в Принстоне. Ты тогда назвала имя.
– Я не помню того, что говорю в состоянии транса...
– Ты сказала «Джефси». Ты сказала, что увидела буквы: Д – Ж – Е – Ф – С – И.
– Да, помню! Мартин говорил мне об этом.
– Профессор Джон Кондон был членом церкви на сто двадцать седьмой стрит?
– Нет... нет.
– Нет?
– Но...
– Но что, Сара?
– Но он приходил несколько раз.
Я почувствовал, что начинаю дрожать. Улыбнулся ей – должно быть, это была ужасная улыбка.
– Расскажи мне, Сара. Расскажи мне о Джефси.
Звучный мужской голос сзади меня проговорил:
– Он лишь иногда посещал нас.
Я повернулся и увидел вошедшего через портьеру за кафедрой Мартина Маринелли. На нем были черный свитер с завернутым воротником и черные брюки. Он был похож на священника, потерявшего не только свою цепь, но и работу. Голова его стала лысой, но брови, которые он выщипывал ради пущего эффекта, выросли и стали густыми; он все еще носил дьявольскую бородку. Под мышкой он держал бумажный пакет.
Он медленно подошел к нам и подал пакет Саре, которая казалось, вот-вот расплачется.
– Здесь то, о чем ты меня просила, дорогая.
Она положила пакет на соседний стул, и я заметил в нем различные предметы для уборки: моющее и дезинфицирующее средства, мыльная стружка.
Маринелли пододвинул к себе стул и составил нам компанию.
– Мы сами убираем это помещение, мистер Геллер, чтобы меньше платить за аренду.
– Вы помните мое имя, – сказал я. – Я удивлен.
– Мне пришлось следить за делом Линдберга, – он сделал эффектный жест рукой. – Нас столько раз беспокоили, что появилась необходимость иметь подробную информацию о ходе этого дела.
– Я бы сам не прочь получить о; нем подробную информацию. Расскажите мне еще о вашей пастве, в которой столько знаменитостей.
– Рассказывать больше нечего. Что касается доктора Кондона, то он преподаватель философии, живо интересующийся спиритизмом. Я уверен, наша церковь не единственная спиритуалистская церковь, которую он посещал.
– Кондон преподавал в школе в Гарлеме. Кто-нибудь из вас случайно не ходил в среднюю школу номер тридцать восемь?
Сара закрыла глаза и начала медленно раскачиваться взад и вперед.
Маринелли положил руки на колени: на вид они у него были довольно сильными.
– Я не понимаю, причем вообще здесь наша учеба, мистер Геллер.
– Тогда давайте сменим тему разговора. Расскажите мне об Изидоре Фише, Вайолет Шарп и Оливере Уэйтли. Они были вашими прихожанами, ваше преподобие. Наверняка вы были знакомы с ними лично.
– За эти годы у нас было столько прихожан в церкви на Сто двадцать седьмой стрит. Это была большая церковь. Люди с улицы все время заходили к нам. Однажды вечером к нам зашел китаец!
– Меня не интересует этот китаец, ваше преподобие. Как в вашу церковь попали Вайолет Шарп и Уэйтли?
Он пожал плечами:
– Они сами пришли ко мне. Я никогда не расспрашиваю своих прихожан об их прошлом, если они сами не изъявляют желания рассказать мне о нем. Но один из них или оба интересовались спиритизмом еще до приезда в эту страну.
– То есть кто-то из них посещал спиритическую церковь в Англии?
– Да. Кажется, это был Уэйтли. По-моему, Вайолет лишилась родителей и надеялась пообщаться с ними посредством мира духов. Мы помогли ей в этом.
– Вы помогли. Вы, Сара и старый... Как звали того индейца? Вождь Желтое Перо?
Сара, глаза которой были закрыты, поморщилась.
– Что касается Фиша, – продолжал Маринелли, проигнорировав мой вопрос, – то он жил недалеко от нас. Как-то вечером, проходя мимо, он зашел к нам и заинтересовался тем, что мы делаем.
– И что же такое вы делаете? Я никак не могу понять.
– Мы увлечены спиритизмом, мистер Геллер, хотите верьте, хотите нет. Как видите, мы не разбогатели.
– Вы неплохо устроились. Я бы сказал, лучше, чем многие другие в это трудное время.
– Я ответил на ваши вопросы, мистер Геллер, – сказал Маринелли, скрестив на груди руки, – и буду вам признателен, если вы нас покинете.
– А как насчет Бруно Ричарда Хауптмана? Он заходил в вашу церковь?
– Нет. Ни разу.
– И все же, ваше преподобие, я думаю, копы очень заинтересуются, узнав, что в тридцать втором в вашей церкви на Сто двадцать седьмой стрит собиралось столько людей, связанных с делом Линдберга.
Маринелли пожал плечами:
– Они уже знают об этом.
– Что?
– Нас арестовали в январе 1934 года, мистер Геллер. По обвинению в ворожбе, но в конце концов начали допрашивать нас относительно дела Линдберга. И мы ничего не утаили. Пока мы отсутствовали, наше жилье перевернули вверх дном, утащили регистрационную книгу и так далее. Типично полицейская работа.
Сестра Сара сидела молча и неподвижно; глаза ее были плотно сжаты.
– Что с ней? – спросил я.
– Вы ее напугали, – спокойно сказал он. – Она удалилась в состояние транса.
– Ай, какая ерунда.
– Мистер Геллер, моя жена настоящий медиум.
Я вытащил из кармана пистолет.
Он встал и попятился, опрокинув несколько стульев; она продолжала сидеть неподвижно, словно мертвая.
– У Иззи Фиша, Вайолет Шарп и Оливера Уэйтли много общего, не так ли? Все они были прихожанами вашей церкви – и все они еще и мертвы. Может, мы проведем с вами неофициальный сеанс и вызовем их души?
– Что... что вы хотите от меня, Геллер? Что вы хотите, чтобы я сделал?
Я медленно двинулся вперед с пистолетом в руке.
– Говорите, говорите правду, или я вышибу из вас дух...
Он продолжал пятиться прямо на кафедру.
– Я ничего не знаю.
– Угх, – проговорил кто-то.
Я повернулся и посмотрел на Сару.
Она начала говорить:
– Кто ищет Желтое Перо?
– Черт, – сказал я, направившись к ней. – Сейчас я ее разбужу.
– Нет! – сказал он, бросившись вперед. Он дотронулся до моей руки.
– Нет. Сара ни в чем не виновата, мистер Геллер. Не трогайте ее. Она правда настоящий медиум...
– Я вижу ребенка, – проговорила она голосом на целый регистр ниже ее обычного. – Он на высоком месте. Внизу есть маленький дом, сзади него высокий амбар. На втором этаже. Там лысый человек с мешками под глазами. Он смотрит на ребенка. В доме этом есть также женщина. Дом стоит на холме.
Она задрожала, и глаза ее широко раскрылись. Я вздрогнул.
– Извините, – тихо сказала она. – Я что, заснула?
Он подошел к ней и ласково коснулся ее плеча.
– Ты была в трансе, дорогая. – Он рассказал ей о том, что она говорила в трансе.
– Как ты могла видеть этого ребенка, – проговорил я голосом, полным сарказма, – когда ты уже точно предсказала, что его тело найдут на холмах возле Хоупуэлла?
– Она никогда не говорила, что это тело сына Линдберга, – сказал Маринелли, обняв жену за плечи.
– Сначала четыре года назад она видит мертвого младенца на холмах. И сейчас она видит его живым, только теперь это не младенец, а «ребенок», и находится он в каком-то сельском доме.
– Может быть, это не тот ребенок, – сказал Маринелли. – Мы не всегда можем понять значение того, что медиум говорит в трансе, – требуется толкование его слов, мистер Геллер. Пожалуйста, спрячьте свой пистолет.
Он стоял, заслонив собой свою жену, которая казалась маленькой и беззащитной. «Черт, – подумал я, – я когда-то переспал с ней и значит в долгу перед ними».
– Ладно, – сказал я и убрал пистолет. – Вы согласитесь, если я попрошу вас поговорить с одним человеком?
– Разумеется, – ответил Маринелли, стараясь держаться с достоинством. – С кем?
– С губернатором Нью-Джерси Хоффманом.
Он кивнул с напыщенным видом.
Я пошел к дверям.
– До свидания, Нейт, – тихо сказала она.
– Пока, Сара, – ответил я, покачав головой, потом спустился на тротуар, остановился, вновь покачал головой и вздохнул. Эвелин, заметившая меня из кафе напротив, вышла и подошла ко мне.
– Что ты выяснил?
– Я все расскажу тебе по дороге.
– По дороге куда?
– Сегодня нам нужно съездить еще в одно место...
* *
Нарядный двухэтажный деревянный дом в Бронксе не изменился; не изменилась и тихая жилая улица, на которой он располагался. Двор перед домом побурел, но у крыльца теснились вечнозеленые растения.
Я велел Эвелин остаться в машине – ей это не понравилось, но я сумел ее убедить.
– Этот парень, – сказал я, – может ничего не сказать при свидетеле.
Привлекательная темноволосая женщина, открывшая дверь, вначале не узнала меня.
– Да? – сказала она настороженно, приоткрыв дверь лишь на треть.
– Профессор Кондон дома? Скажите ему, что пришел его старый друг.
Лицо ее напряглось.
– Детектив Геллер, – сказала она.
– Привет, Майра.
Дверь неожиданно закрылась – к счастью, без стука.
Я бросил взгляд на сидящую в машине Эвелин, улыбнулся и пожал плечами. Она смотрела на меня с любопытством, думая, что беседа эта закончилась раньше, чем успела начаться.
Дверь вновь открылась, и Кондон предстал передо мной во всем своем великолепии: без пиджака, в жилете с карманчиком для часов и с длинными, как у моржа, усами.
– Давно не виделись, профессор.
– Детектив Геллер, – холодно произнес доктор Джон Ф. Кондон. Он протянул мне руку, я подал свою, и, как обычно, он крепко сжал ее, чтобы продемонстрировать свою силу. – Надеюсь, у вас все в порядке.
– У меня все в порядке. Вы тоже, я смотрю, прекрасно выглядите и загорели.
– Я совсем недавно вернулся из Панамы.
– Я слышал. Вы уехали за день до того, как дело Хауптмана рассматривалось в суде по помилованию.
Он презрительно фыркнул.
– Вы правы. Но это не имеет большого значения.
– Не имеет? Разве губернатор Нью-Джерси не просил вас отложить отъезд и помочь разобраться в некоторых противоречиях в ваших показаниях?
Он поднял подбородок и высокомерно посмотрел на меня своими водянистыми голубыми глазами.
– Сам генеральный атторней Уиленз разрешил мне уехать на отдых.
– Я в этом не сомневаюсь, – сказал я с вежливой улыбкой. – Вы, вероятно, удивляетесь, почему я через столько лет еще не утратил интереса к этому делу.
– Откровенно говоря, да, сэр.
– Я сейчас работаю на губернатора Хоффмана.
Он попятился назад и вошел в прихожую; я грешным делом подумал, что он сейчас схватит крест и отмахнется от меня, как от вампира.
– Сэр, – напыщенно проговорил он, – во время своего пребывания в Панаме я по сообщениям прессы следил за развитием событий, касающихся дела Линдберга, и заметил, что этот Хоффман полон решимости злонамеренно подорвать мою репутацию, что он несправедливо критикует мои побуждения и мое поведение.
– Вот как.
Он сделал шаг вперед и затряс кулаком в воздухе.
– Хотел бы я встретиться с этим губернатором Хоффманом! Я бы разоблачил его ложь. Я знаю, у него там есть много людей, которые сильнее меня, но даже в этом возрасте у меня еще хватит пороху для хорошей схватки. Я еще могу постоять за себя.
– Тогда пойдемте. Я отвезу вас туда.
Он разжал кулак и помахал пальцами.
– Я сказал, что хотел бы встретиться с ним. Но мои женщины не отпустят меня.
– Тогда почему бы вам не пригласить меня войти, и я сам задам вам вопросы, которые возникли у губернатора.
– Детектив Геллер, боюсь, мне придется отказать вам, хотя я готов ответить на вопросы губернатора.
– Вы готовы?
– Конечно. Если они будут представлены мне в письменной форме.
– В письменной форме?
– Да. И, разумеется, свои ответы я также представлю ему в письменной форме.
– Понятно. Но, может быть, лично мне вы ответите на пару маленьких вопросов устно? Ну, скажем, во имя нашей старой дружбы, а?
Он улыбнулся мне улыбкой, которую сам, я был уверен, считал сатанинской.
– Возможно, отвечу. Задавайте ваши вопросы, молодой человек.
– Вы встречались с Изидором Фишем, когда бывали в спиритуалистской церкви на Сто двадцать седьмой стрит в Гарлеме?
Он выпучил глаза и сделал шаг назад.
– Или, может быть, с Вайолет Шарп или с Оливером Уэйтли? Может быть, однажды ночью вы все четверо сидели за одним столом во время сеанса? Кстати, чета Маринелли случайно не были в прошлом вашими учениками?
Дверь захлопнулась перед моим носом.
– Да, Джефси, – сказал я, – ты можешь постоять за себя. – И пошел к машине.
За двумя мусорными ящиками была лестница, ведущая к квартире в подвальном этаже; я спустился по ней, постучался в дверь, но никто не ответил.
Я вернулся к Эвелин, оставшейся на тротуаре.
– Можно позвонить по этому номеру, – предложила она. – Можно спросить о них в этом продуктовом магазинчике.
– Может быть, они в церкви, хотя она и закрыта, – сказал я, пожав плечами, потом поднялся и постучался в узкую входную дверь церкви. Ответа не последовало. Изнутри доносился какой-то звук, напоминающий гудение мотора. Я приложил ухо к двери – внутри действительно происходило какое-то движение. Я попробовал еще раз и постучал так, что задребезжали стекла. Гудение мотора прекратилось.
Дверь приоткрылась.
– Да? – послышался женский голос.
Она по-прежнему была хорошенькой, только подбородок ее удвоился; глаза такие же карие с золотыми крапинками, с желтоватым оттенком лицо, полные чувственные губы, только не накрашенные сейчас помадой.
– Привет, Сара, – сказал я.
– Разве мы знакомы?
– Да. Одну минутку, – я спустился к Эвелин и сказал: – Видишь небольшое кафе через дорогу? Иди и выпей там чашечку «экспрессе».
– Но Нейт... Натан!
– Иди, я пойду в церковь один.
Рот Эвелин сжался в строгую тонкую полоску; она не привыкла к тому, чтобы ей указывали, что делать. Но потом она кивнула, повернулась и пошла. Я наблюдал, как она переходила улицу, сердито постукивая своими каблучками. Какой-то шофер просигналил ей, и она показала ему палец в перчатке.
– Молодец, девочка, – сказал я про себя.
Я вернулся к сестре Саре, которая наблюдала за мной из приоткрытой двери своего храма на первом этаже.
– Я тебя помню, – сказала она, чуть улыбнувшись. – Я помню ту ночь с тобой.
Я улыбнулся ей.
– Я надеялся, что ты не забыла. Твой муж дома?
– Нет.
– Хорошо. Где мы поговорим? В вашей квартире внизу или в церкви?
Глаза ее стали настороженными.
– Откуда ты знаешь, что это наша квартира?
– Может быть, я экстрасенс, – ответил я. – Или просто сыщик.
Она впустила меня в церковь. На приятно округлившейся Саре было простое черное платье, какое могла бы носить и Эвелин, если бы у нее было только девяносто восемь центов и не было бы драгоценностей. У стены стоял пылесос «Гувер» – это его гудение я слышал, стоя у двери. Стены были голыми; нижняя их часть, примерно высотой в метр, была покрашена синей краской, как и окно, верхняя – побелена. Перед кафедрой, за которой висела синяя портьера, стояло с полдюжины рядов жестких стульев. Это помещение очень походило на камеру смерти в тюрьме штата Нью-Джерси.
Она закрыла дверь и заперла ее.
– Не думала я, что встречу тебя еще раз.
– Я занимаюсь все тем же делом, – сказал я, держа шляпу в руке.
Ее невыщипанные брови сошлись – она напряженно думала.
– Похищение ребенка Линдберга?
– Точно. Может быть, присядем?
Пододвинув стул, она неуверенно села. Я сел рядом, чтобы видеть ее.
– Но человек, который совершил это похищение, в тюрьме, – сказала она.
– Правда?
Не выдержав моего пристального взгляда, она повернула голову в сторону.
– Вообще-то Мартин говорит, что в состоянии транса я говорила другое.
– Неужели?
– Да. В трансе я сказала, что этот немец не похищал ребенка. Что в этом заговоре участвовало много людей. Похищение совершили четыре человека. Среди них была одна женщина. Один из них умер.
– Женщина умерла?
Она смущенно пожала плечами; темные длинные волосы ее упали на плечи.
– Это все, что я знаю. Я знаю только то, что говорит мне Мартин. Я не помню того, что говорю в этом состоянии.
– Э-э... может быть, ты имела в виду Вайолет Шарп?
У нее задрожали ресницы, но она промолчала.
– Вайолет была среди ваших прихожан, не так ли?
Она сделала глотательное движение.
Я наклонился и сжал ее руку – не настолько сильно, чтобы причинить ей боль, но достаточно, чтобы она поняла, что я настроен серьезно.
– Так была она одной из ваших прихожан?
Она кивнула.
– Иногда она приходила на службу, – сказала она. – Я не уверена, что она была нашей прихожанкой.
– Кто еще?
– Много людей.
Я топнул ногой. Стулья подпрыгнули. И она тоже.
– Кто еще, Сара?
Она вновь проглотила слюну, потом покачала головой.
– Этот забавный на вид коротышка по имени Фиш. Он был нашим прихожанином.
– Продолжай, Сара. Это интересно.
– Был еще мужчина по имени Уэйтли. Кажется, он был дворецким.
– Думаешь, дворецкий. Так. Кто еще? Подумай хорошо.
Она покачала головой:
– Нет, не помню.
– Вспомни комнату в гостинице в Принстоне. Ты тогда назвала имя.
– Я не помню того, что говорю в состоянии транса...
– Ты сказала «Джефси». Ты сказала, что увидела буквы: Д – Ж – Е – Ф – С – И.
– Да, помню! Мартин говорил мне об этом.
– Профессор Джон Кондон был членом церкви на сто двадцать седьмой стрит?
– Нет... нет.
– Нет?
– Но...
– Но что, Сара?
– Но он приходил несколько раз.
Я почувствовал, что начинаю дрожать. Улыбнулся ей – должно быть, это была ужасная улыбка.
– Расскажи мне, Сара. Расскажи мне о Джефси.
Звучный мужской голос сзади меня проговорил:
– Он лишь иногда посещал нас.
Я повернулся и увидел вошедшего через портьеру за кафедрой Мартина Маринелли. На нем были черный свитер с завернутым воротником и черные брюки. Он был похож на священника, потерявшего не только свою цепь, но и работу. Голова его стала лысой, но брови, которые он выщипывал ради пущего эффекта, выросли и стали густыми; он все еще носил дьявольскую бородку. Под мышкой он держал бумажный пакет.
Он медленно подошел к нам и подал пакет Саре, которая казалось, вот-вот расплачется.
– Здесь то, о чем ты меня просила, дорогая.
Она положила пакет на соседний стул, и я заметил в нем различные предметы для уборки: моющее и дезинфицирующее средства, мыльная стружка.
Маринелли пододвинул к себе стул и составил нам компанию.
– Мы сами убираем это помещение, мистер Геллер, чтобы меньше платить за аренду.
– Вы помните мое имя, – сказал я. – Я удивлен.
– Мне пришлось следить за делом Линдберга, – он сделал эффектный жест рукой. – Нас столько раз беспокоили, что появилась необходимость иметь подробную информацию о ходе этого дела.
– Я бы сам не прочь получить о; нем подробную информацию. Расскажите мне еще о вашей пастве, в которой столько знаменитостей.
– Рассказывать больше нечего. Что касается доктора Кондона, то он преподаватель философии, живо интересующийся спиритизмом. Я уверен, наша церковь не единственная спиритуалистская церковь, которую он посещал.
– Кондон преподавал в школе в Гарлеме. Кто-нибудь из вас случайно не ходил в среднюю школу номер тридцать восемь?
Сара закрыла глаза и начала медленно раскачиваться взад и вперед.
Маринелли положил руки на колени: на вид они у него были довольно сильными.
– Я не понимаю, причем вообще здесь наша учеба, мистер Геллер.
– Тогда давайте сменим тему разговора. Расскажите мне об Изидоре Фише, Вайолет Шарп и Оливере Уэйтли. Они были вашими прихожанами, ваше преподобие. Наверняка вы были знакомы с ними лично.
– За эти годы у нас было столько прихожан в церкви на Сто двадцать седьмой стрит. Это была большая церковь. Люди с улицы все время заходили к нам. Однажды вечером к нам зашел китаец!
– Меня не интересует этот китаец, ваше преподобие. Как в вашу церковь попали Вайолет Шарп и Уэйтли?
Он пожал плечами:
– Они сами пришли ко мне. Я никогда не расспрашиваю своих прихожан об их прошлом, если они сами не изъявляют желания рассказать мне о нем. Но один из них или оба интересовались спиритизмом еще до приезда в эту страну.
– То есть кто-то из них посещал спиритическую церковь в Англии?
– Да. Кажется, это был Уэйтли. По-моему, Вайолет лишилась родителей и надеялась пообщаться с ними посредством мира духов. Мы помогли ей в этом.
– Вы помогли. Вы, Сара и старый... Как звали того индейца? Вождь Желтое Перо?
Сара, глаза которой были закрыты, поморщилась.
– Что касается Фиша, – продолжал Маринелли, проигнорировав мой вопрос, – то он жил недалеко от нас. Как-то вечером, проходя мимо, он зашел к нам и заинтересовался тем, что мы делаем.
– И что же такое вы делаете? Я никак не могу понять.
– Мы увлечены спиритизмом, мистер Геллер, хотите верьте, хотите нет. Как видите, мы не разбогатели.
– Вы неплохо устроились. Я бы сказал, лучше, чем многие другие в это трудное время.
– Я ответил на ваши вопросы, мистер Геллер, – сказал Маринелли, скрестив на груди руки, – и буду вам признателен, если вы нас покинете.
– А как насчет Бруно Ричарда Хауптмана? Он заходил в вашу церковь?
– Нет. Ни разу.
– И все же, ваше преподобие, я думаю, копы очень заинтересуются, узнав, что в тридцать втором в вашей церкви на Сто двадцать седьмой стрит собиралось столько людей, связанных с делом Линдберга.
Маринелли пожал плечами:
– Они уже знают об этом.
– Что?
– Нас арестовали в январе 1934 года, мистер Геллер. По обвинению в ворожбе, но в конце концов начали допрашивать нас относительно дела Линдберга. И мы ничего не утаили. Пока мы отсутствовали, наше жилье перевернули вверх дном, утащили регистрационную книгу и так далее. Типично полицейская работа.
Сестра Сара сидела молча и неподвижно; глаза ее были плотно сжаты.
– Что с ней? – спросил я.
– Вы ее напугали, – спокойно сказал он. – Она удалилась в состояние транса.
– Ай, какая ерунда.
– Мистер Геллер, моя жена настоящий медиум.
Я вытащил из кармана пистолет.
Он встал и попятился, опрокинув несколько стульев; она продолжала сидеть неподвижно, словно мертвая.
– У Иззи Фиша, Вайолет Шарп и Оливера Уэйтли много общего, не так ли? Все они были прихожанами вашей церкви – и все они еще и мертвы. Может, мы проведем с вами неофициальный сеанс и вызовем их души?
– Что... что вы хотите от меня, Геллер? Что вы хотите, чтобы я сделал?
Я медленно двинулся вперед с пистолетом в руке.
– Говорите, говорите правду, или я вышибу из вас дух...
Он продолжал пятиться прямо на кафедру.
– Я ничего не знаю.
– Угх, – проговорил кто-то.
Я повернулся и посмотрел на Сару.
Она начала говорить:
– Кто ищет Желтое Перо?
– Черт, – сказал я, направившись к ней. – Сейчас я ее разбужу.
– Нет! – сказал он, бросившись вперед. Он дотронулся до моей руки.
– Нет. Сара ни в чем не виновата, мистер Геллер. Не трогайте ее. Она правда настоящий медиум...
– Я вижу ребенка, – проговорила она голосом на целый регистр ниже ее обычного. – Он на высоком месте. Внизу есть маленький дом, сзади него высокий амбар. На втором этаже. Там лысый человек с мешками под глазами. Он смотрит на ребенка. В доме этом есть также женщина. Дом стоит на холме.
Она задрожала, и глаза ее широко раскрылись. Я вздрогнул.
– Извините, – тихо сказала она. – Я что, заснула?
Он подошел к ней и ласково коснулся ее плеча.
– Ты была в трансе, дорогая. – Он рассказал ей о том, что она говорила в трансе.
– Как ты могла видеть этого ребенка, – проговорил я голосом, полным сарказма, – когда ты уже точно предсказала, что его тело найдут на холмах возле Хоупуэлла?
– Она никогда не говорила, что это тело сына Линдберга, – сказал Маринелли, обняв жену за плечи.
– Сначала четыре года назад она видит мертвого младенца на холмах. И сейчас она видит его живым, только теперь это не младенец, а «ребенок», и находится он в каком-то сельском доме.
– Может быть, это не тот ребенок, – сказал Маринелли. – Мы не всегда можем понять значение того, что медиум говорит в трансе, – требуется толкование его слов, мистер Геллер. Пожалуйста, спрячьте свой пистолет.
Он стоял, заслонив собой свою жену, которая казалась маленькой и беззащитной. «Черт, – подумал я, – я когда-то переспал с ней и значит в долгу перед ними».
– Ладно, – сказал я и убрал пистолет. – Вы согласитесь, если я попрошу вас поговорить с одним человеком?
– Разумеется, – ответил Маринелли, стараясь держаться с достоинством. – С кем?
– С губернатором Нью-Джерси Хоффманом.
Он кивнул с напыщенным видом.
Я пошел к дверям.
– До свидания, Нейт, – тихо сказала она.
– Пока, Сара, – ответил я, покачав головой, потом спустился на тротуар, остановился, вновь покачал головой и вздохнул. Эвелин, заметившая меня из кафе напротив, вышла и подошла ко мне.
– Что ты выяснил?
– Я все расскажу тебе по дороге.
– По дороге куда?
– Сегодня нам нужно съездить еще в одно место...
* *
Нарядный двухэтажный деревянный дом в Бронксе не изменился; не изменилась и тихая жилая улица, на которой он располагался. Двор перед домом побурел, но у крыльца теснились вечнозеленые растения.
Я велел Эвелин остаться в машине – ей это не понравилось, но я сумел ее убедить.
– Этот парень, – сказал я, – может ничего не сказать при свидетеле.
Привлекательная темноволосая женщина, открывшая дверь, вначале не узнала меня.
– Да? – сказала она настороженно, приоткрыв дверь лишь на треть.
– Профессор Кондон дома? Скажите ему, что пришел его старый друг.
Лицо ее напряглось.
– Детектив Геллер, – сказала она.
– Привет, Майра.
Дверь неожиданно закрылась – к счастью, без стука.
Я бросил взгляд на сидящую в машине Эвелин, улыбнулся и пожал плечами. Она смотрела на меня с любопытством, думая, что беседа эта закончилась раньше, чем успела начаться.
Дверь вновь открылась, и Кондон предстал передо мной во всем своем великолепии: без пиджака, в жилете с карманчиком для часов и с длинными, как у моржа, усами.
– Давно не виделись, профессор.
– Детектив Геллер, – холодно произнес доктор Джон Ф. Кондон. Он протянул мне руку, я подал свою, и, как обычно, он крепко сжал ее, чтобы продемонстрировать свою силу. – Надеюсь, у вас все в порядке.
– У меня все в порядке. Вы тоже, я смотрю, прекрасно выглядите и загорели.
– Я совсем недавно вернулся из Панамы.
– Я слышал. Вы уехали за день до того, как дело Хауптмана рассматривалось в суде по помилованию.
Он презрительно фыркнул.
– Вы правы. Но это не имеет большого значения.
– Не имеет? Разве губернатор Нью-Джерси не просил вас отложить отъезд и помочь разобраться в некоторых противоречиях в ваших показаниях?
Он поднял подбородок и высокомерно посмотрел на меня своими водянистыми голубыми глазами.
– Сам генеральный атторней Уиленз разрешил мне уехать на отдых.
– Я в этом не сомневаюсь, – сказал я с вежливой улыбкой. – Вы, вероятно, удивляетесь, почему я через столько лет еще не утратил интереса к этому делу.
– Откровенно говоря, да, сэр.
– Я сейчас работаю на губернатора Хоффмана.
Он попятился назад и вошел в прихожую; я грешным делом подумал, что он сейчас схватит крест и отмахнется от меня, как от вампира.
– Сэр, – напыщенно проговорил он, – во время своего пребывания в Панаме я по сообщениям прессы следил за развитием событий, касающихся дела Линдберга, и заметил, что этот Хоффман полон решимости злонамеренно подорвать мою репутацию, что он несправедливо критикует мои побуждения и мое поведение.
– Вот как.
Он сделал шаг вперед и затряс кулаком в воздухе.
– Хотел бы я встретиться с этим губернатором Хоффманом! Я бы разоблачил его ложь. Я знаю, у него там есть много людей, которые сильнее меня, но даже в этом возрасте у меня еще хватит пороху для хорошей схватки. Я еще могу постоять за себя.
– Тогда пойдемте. Я отвезу вас туда.
Он разжал кулак и помахал пальцами.
– Я сказал, что хотел бы встретиться с ним. Но мои женщины не отпустят меня.
– Тогда почему бы вам не пригласить меня войти, и я сам задам вам вопросы, которые возникли у губернатора.
– Детектив Геллер, боюсь, мне придется отказать вам, хотя я готов ответить на вопросы губернатора.
– Вы готовы?
– Конечно. Если они будут представлены мне в письменной форме.
– В письменной форме?
– Да. И, разумеется, свои ответы я также представлю ему в письменной форме.
– Понятно. Но, может быть, лично мне вы ответите на пару маленьких вопросов устно? Ну, скажем, во имя нашей старой дружбы, а?
Он улыбнулся мне улыбкой, которую сам, я был уверен, считал сатанинской.
– Возможно, отвечу. Задавайте ваши вопросы, молодой человек.
– Вы встречались с Изидором Фишем, когда бывали в спиритуалистской церкви на Сто двадцать седьмой стрит в Гарлеме?
Он выпучил глаза и сделал шаг назад.
– Или, может быть, с Вайолет Шарп или с Оливером Уэйтли? Может быть, однажды ночью вы все четверо сидели за одним столом во время сеанса? Кстати, чета Маринелли случайно не были в прошлом вашими учениками?
Дверь захлопнулась перед моим носом.
– Да, Джефси, – сказал я, – ты можешь постоять за себя. – И пошел к машине.
Глава 33
Гент, жилой район Норфолка, находился недалеко от центра города; вдоль его узких улочек стояли старые одно– и двухэтажные кирпичные дома: некоторые из них жались друг к другу и тротуару, другие прятались за зелеными от трилистника двориками в тени самшита, магнолий и индийской сирени. У самого Гента плескались воды Хейга, небольшой, имеющей форму подковы бухты, в которой стояли на якоре ялики и прогулочные яхты – более крупные суда просто не могли войти в эту крошечную гавань. По-видимому, она соединялась с крупной портовой бухтой Элизабет Ривер, но с шаткого причала, на котором стояли мы с Эвелин, этого не было видно: трубы и мачты судов в порту были заслонены прибрежными зданиями. День был прохладный и пасмурный, вода, да и весь мир, казались тихими, но неприветливо серыми.
На центральном из нескольких неуклюжих с белыми каркасами и зелеными крышами строений перед причалом была вывеска с надписью: «Корпорация Д. X. Кертиса. Лодки и моторы». Это было не маленькое, но и не большое предприятие, и явный шаг назад по сравнению с прошлой судостроительной компанией Кертиса, среди клиентов которой было правительство Германии. Именно в этом центральном здании, в скромном застекленном офисе (без секретарей), выходящем на зацементированную рабочую площадку, на которой несколько лодочников чистили песком корпус небольшой гоночной лодки, мы встретились с командором Кертисом.
– Миссис Мак-Лин, – сказал Кертис, вставая с вращающегося стула перед исключительно чистым шведским бюро и пожимая руку, которую она протянула, – я очень рад, что наконец встретился с вами.
– Благодарю, командор, – сказала она. Эвелин была в новом черном платье, отделанном белыми и серыми украшениями, и в бело-серой маленькой шляпке; она смотрелась достаточно хорошо, чтобы украшать витрину универсального магазина. – Вы хорошо выглядите.
– Я хорошо себя чувствую к тому же, – сказал он, кивая своей большой головой, – принимая все во внимание.
Он выглядел действительно прекрасно: высокий, загорелый, довольно плотного сложения; в своем светло-коричневом костюме и коричнево-желтом галстуке он вполне мог бы встать рядом с Эвелин в витрине того же универсального магазина. Одни лишь морщинки вокруг глаз говорили о перенесенных невзгодах.
– Спасибо, что так быстро приняли нас, – сказал я и пожал командору руку. Ожидая нас, он приготовил два стула с мягкими сиденьями, на которые указал нам сейчас. Мы сели, и он сделал то же самое.
На центральном из нескольких неуклюжих с белыми каркасами и зелеными крышами строений перед причалом была вывеска с надписью: «Корпорация Д. X. Кертиса. Лодки и моторы». Это было не маленькое, но и не большое предприятие, и явный шаг назад по сравнению с прошлой судостроительной компанией Кертиса, среди клиентов которой было правительство Германии. Именно в этом центральном здании, в скромном застекленном офисе (без секретарей), выходящем на зацементированную рабочую площадку, на которой несколько лодочников чистили песком корпус небольшой гоночной лодки, мы встретились с командором Кертисом.
– Миссис Мак-Лин, – сказал Кертис, вставая с вращающегося стула перед исключительно чистым шведским бюро и пожимая руку, которую она протянула, – я очень рад, что наконец встретился с вами.
– Благодарю, командор, – сказала она. Эвелин была в новом черном платье, отделанном белыми и серыми украшениями, и в бело-серой маленькой шляпке; она смотрелась достаточно хорошо, чтобы украшать витрину универсального магазина. – Вы хорошо выглядите.
– Я хорошо себя чувствую к тому же, – сказал он, кивая своей большой головой, – принимая все во внимание.
Он выглядел действительно прекрасно: высокий, загорелый, довольно плотного сложения; в своем светло-коричневом костюме и коричнево-желтом галстуке он вполне мог бы встать рядом с Эвелин в витрине того же универсального магазина. Одни лишь морщинки вокруг глаз говорили о перенесенных невзгодах.
– Спасибо, что так быстро приняли нас, – сказал я и пожал командору руку. Ожидая нас, он приготовил два стула с мягкими сиденьями, на которые указал нам сейчас. Мы сели, и он сделал то же самое.