рассказы..., СПб. 1886.


    265. З. Д. ФЕДОРОВСКОЙ



Москва, 16 апреля 1958 г.

Многоуважаемая Зииаида Дмитриевна,
Я внимательно прочел присланные Вами стихи [1].
На мой взгляд, лучше других "Снегирь" и "Осень".
Вы хорошо чувствуете и умеете наблюдать природу, владеете чистым и
живым языком.
Хотелось бы только посоветовать Вам избегать некоторой монотонности
стихотворных размеров. Ведь один и тот же размер может звучать очень
разнообразно в зависимости от интонаций. Часто эта монотонность вызывается у
Вас тем, что Вы злоупотребляете женской рифмой, не чередуя ее с мужской.

Иной раз Вы строите строфу механически - безо всяких оттенков живого
голоса:

Покачал в лесу травинку,
На травинке жук сидел,
Жук потрогал ножкой спинку,
Полетел и загудел.

Пожалуй, только в последней строчке можно уловить более или менее живую
интонацию. Все остальное звучит, как рубленая проза. К тому же слова то и
дело слипаются одно с другим,

Получается:

На травинке жук сидел.

Или:

Жук потрогал ножкой спинку.

Надо заботиться о том, чтобы короткие, односложпые слова не прилипали к
другим. Все слова должны звучать раздельно и четко. Об этом Вам следует
серьезно позаботиться.
Сочиняйте стихи не про себя, а вслух, стараясь добиться полного и
четкого звучания каждой строчки. Слова не должны быть смяты, скомканы в
строфе. А строфа должна соответствовать живым интонациям Вашего голоса.
Пишите смело, но в то же время бережно. Очень трудно поддаются
исправлению те промахи и огрехи, которые получаются в процессе небрежного
писания.
Избегайте банальности. Рядом со стихами, в которые вложены живые
наблюдения, у Вас нередко попадаются и шаблонные строчки, общие места.
Лучшие народные песенки, пословицы, загадки получились в результате
строгого отбора, которому подвергал их автор-исполнитель - то есть сам
народ. Каждый из нас должен так же подвергать строгому отбору свои строчки и
строфы. Каждый из нас должен не переставая учиться у Пушкина, Баратынского,
Лермонтова, как бы открывая их для себя заново.
В юности Вы вряд ли обращали внимание на живость, разнообразие
интонаций, раздельное и полное звучание каждого слова в пушкинских стихах.
Перечтите хотя бы стихотворение "Зимнее утро":

Мороз и солнце; день чудесный!
Еще ты дремлешь, друг прелестный, -
Пора, красавица, проснись...
.................................
Вся комната янтарным блеском
Озарена. Веселым треском
Трещит затопленная печь...

Все стихотворение написано одним размером, а между тем какое в них
богатство оттенков и настроений.
К детским стихам мы должны предъявлять не менее строгие требования, чем
к стихам для взрослых.
Очень трудно давать советы и отзывы на расстоянии. Но я буду рад, если
что-нибудь из того, о чем я пишу здесь, Вам в хоть какой-нибудь мере
пригодится.
Если Вы хотите, я предложу "Снегиря" и "Осень" издающемуся в Москве
детскому календарю [2]. Но позвольте мне слегка отредактировать эти стихи.
Желаю Вам успеха в работе.
С искренним приветом.

С. Маршак

Печатается по машинописной копии.
1 Вместе с письмом от 4 марта 1958 года З. Д. Федоровская (г. Владимир)
прислала девять стихотворений из цикла "Родная природа"; спрашивала поэта,
стоит ли ей работать над стихотворениями.
2 Стихотворение З. Д. Федоровской "Снегирь" было напечатано в календаре
для школьников в 1960 году.


    266. В. М. КОНАШЕВИЧУ



Москва, <4 мая 1958 г.>

Дорогой Владимир Михайлович,
Вот и Вам семьдесят лет. Вдвое моложе были мы с Вами, когда нас
познакомила, а потом и подружила общая работа над книгой. С любовью и
нежностью вспоминаю наши встречи у меня на Потемкинской и на
Пантелеймоновской, у Вас в тихом Павловске, в ленинградских шумных
редакциях. В те времена только создавалась новая книга для детей, которой мы
с Вами отдали столько лет и сил.
Помню, каким замечательным подарком были для меня Ваши рисунки к "Дому,
который построил Джек", а потом к "Пожару" [1]. Вы и тогда уже были большим,
зрелым, своеобразным мастером, и тонкое мастерство всегда сочеталось у Вас с
той счастливой непосредственностью, которая радует взрослых и совершенно
необходима в книге, обращенной к детям.
В истории советской книги, а особенно книги для детей, Вам принадлежит
видная и почетная страница.
Вы глубоко чувствуете лирику, и поэтому Вам так удались рисунки к Фету
[2], поэзию которого трудно, почти невозможно воплотить в изобразительном
искусстве.
Вы много работали на своем веку, но работы Ваши всегда сохраняли
изящную и прихотливую легкость, не увядающую с годами жизнерадостность.
Свое семидесятилетие Вы встречаете еще в полном расцвете сил. Сколько
молодой свежести и веселой изобретательности проявили Вы в книге, вышедшей
совсем недавно, - "Плывет, плывет кораблик" [3].
Эта книга так знаменательно перекликается с первой книгой, которую мы
сделали вместе, - с работой наших молодых лет.
Пет ничего дороже воспоминаний молодости. И сегодня, думая о Вас, я
повторяю строчки Бернса:

Забыть ли старую любовь
И дружбу прежних дней?.. [4]

Позвольте же мне, милый Владимир Михайлович, дружески обнять Вас и
пожелать Вам еще долгого-долгого счастливого пути

Ваш С. Маршак

Шлю сердечный привет и поздравление Евгении Петровне и Оле [5]. (...)

1 Речь идет об иллюстрациях В. М. Конашевича (1888-1963) к книгам С. Я.
Маршака: "Дом, который построил Джек (Английские детские песенки)", Гиз, М.
1924, и "Пожар", "Радуга", М. - П. 1924.
2 Рисунки В. М. Конашевича к лирике Фета см. в кн.: А. А. Фет,
Стихотворения, "Аквилон", П. 1922.
3 С. Маршак, Плывет, плывет кораблик. Английские детские песенки,
Детгиз, М. 1956.
4 Строки из стихотворения Р. Бернса "Старая дружба" в переводе С. Я.
Маршака (см. т. 3 наст, изд.).
5 Жена и дочь В. М. Конашевича.


    267. О. К. ЗАБРОДЕ



Москва, 25 мая 1958 г.

Дорогая Оксана Кирилловна,
Пишу Вам из санатория "Барвиха", куда мне переслали Ваше письмо [1].
В трактовке пьесы Вы совершенно правы. Но я хотел бы предостеречь Вас
от излишней карикатурности в обрисовке отрицательных персонажей. Они жадны,
лукавы, готовы
сбыть Горе другому любой ценой. Но у них проскальзывают иной раз нотки
человечности. Царь в те минуты, когда Горе хозяйничает у него во дворце,
меняется. Когда он снимает корону, перед нами просто плешивый старичок, всеми
брошенный, одинокий, растерявшийся. Это не мешает ему хитрить в разговоре с
солдатом. Он подсовывает Горе единственному честному человеку, который не
покинул своего поста подобно другим.
А потом, сбыв Горе, он становится еще спесивее и надменнее.
Купец совершенно искренне уверяет Горе-злосчастье, что он бы с ним век
не расстался, да в ремесле его горе не к месту будет.
"Ишь ты какой нетерпеливый! - отвечает Горе. - Я таких не люблю".
Живые, реальные черты не должны быть заслонены и у дровосека, и у
гостей. Конечно, Горе - существо фантастическое, но и ему народ придает
некоторые реалистические черты. Оно приобретает окраску той среды, в которой
находится.
Надо заботиться о том, чтобы лирическая героиня - Настя - не была
слащава, мелодраматична. Она - нежная, но сильная девушка, под стать ее
другу - солдату.
В общем же Вы поняли сказку-комедию совершенно правильно, и я уверен,
что Ваш коллектив будет играть непосредственно, с душой и талантом.
Передайте мой самый искренний привет всем участникам будущего спектакля.
В санатории я пробуду, вероятно, до середины июня. Пишите мне в Москву
- письмо перешлют.
Крепко жму руку.

С. Маршак

Печатается по машинописной копии. Письмо послано из подмосковного
санатория "Барвиха".

1 В письме от 13 мая 1958 года заслуженная артистка УССР О. К. Заброда
(Киев), режиссер Республиканского театра юного зрителя, рассказала о своей
трактовке пьесы С. Я. Маршака "Горя бояться - счастья не видать" как
"комедии-сатиры с гротесковой окраской в обрисовке отрицательных действующих
лиц (например, купец, царь) и лирической окраской в обрисовке действующих
лиц положительных (солдат, Настя)"; рассматривала Горе-злосчастье как
существо сугубо фантастическое,


    268. Н. А. РАДЗИМОВСКОЙ



Москва, 2 июля 1958 г.

Уважаемая Наталия Александровна,
Письмо Ваше [1] было получено в то время, когда я находился в
санатории. Поэтому отвечаю Вам с некоторым опозданием.
Когда писал Горький В. А. Серову о скульпторе Герцовском и как отнесся
Серов к его просьбе, мне неизвестно. Могу только с уверенностью сказать, что
это было после августа 1904 года, когда я и Герцовский впервые встретились с
Горьким на даче у В. В. Стасова. Полагаю, что в Московском училище ваяния и
зодчества Герцовский никогда не учился, так как до лета 1906 года он
находился в Питере, а в конце лета был арестован и после нескольких месяцев
заключения в Петропавловской крепости выслан за границу.
Дальнейшая судьба скульптора Герцовского мне неизвестна.
Из его работ помню только две. Одна изображала Моисея, другая - бедного
портного.
У кого он учился, - не знаю. Насколько я помню, на первых порах давал
ему советы и указания скульптор И. Я. Гинцбург. Большое участие принимал в
его судьбе В. В. Стасов.
0 Горьком я писал довольно много - и при жизни его, и после смерти. Но
в каких моих стихах и очерках шла речь о периоде 1904-1905 годов, мне сейчас
припомнить трудно.
Пишу Вам второпях, так как завтра я вновь уезжаю из Москвы.
По возвращении буду рад ответить на все интересующие Вас вопросы.
С искренним уважением

С. Маршак

1 В письме от 15 июня 1958 года Н. А. Радзимовская (Москва), старший
научный сотрудник Третьяковской галереи, обратилась к поэту с рядом вопросов
о жизни и творчестве Г. Р. Герцовского, друга юности С. Я. Маршака.


    269. Л. К. ЧУКОВСКОЙ



Малеевка, 29 июля 1958 г.

Дорогая Лида,
Прочел Вашу статью [1] и давно уже собираюсь написать Вам хоть
несколько слов, но, к сожалению, у меня и здесь много спешного дела, не
дающего мне передышки.
Во всем номере журнала только Ваша статья написана умно, сердечно,
бескорыстно. Она дает меткие и точные портреты книг и портреты авторов.
Читая Ваш очерк, я невольно думал: какие хорошие были у нас книги - и
какие разнообразные!
И Вам в полной мере удалось передать это разнообразие, удалось в каждой
главе повернуть свой авторский стиль к той книге, о которой идет речь. А
главное - что так редко бывает в критических и литературоведческих статьях,
печатаемых в газетах и журналах, - температура Вашей статьи поднята до
высоких градусов.
Такие статьи всегда вызывают либо горячее сочувствие, либо столь же
страстную злобу. Ну да ведь нам не привыкать стать!
Кстати, как обстоят дела с изданием "Солнечного вещества?" [2] Был ли у
Вас разговор с Пискуновым? [3] Перед моим отъездом он заверил меня, что
незамедлительно прочтет книгу сам. Исполнил ли он свое обещание? Если <'воз
и ныне там", постараюсь сдвинуть его с места, когда вернусь.
Жму Вашу руку. Привет Корнею Ивановичу.
Ваш С. Маршак

1 Статья Лидии Чуковской "О книгах забытых или незамеченных" (журнал
"Вопросы литературы", 1958, Э 2, стр. 42-71). В статье речь шла о книгах: Г.
Белых и Л. Пантелеев, "Республика Шкид", Л. Будогоская, "Повесть о фонаре" и
"Часовой", И. Шорин, "Одногодки", М. Бронштейн,. "Солнечное вещество".
2 Книга М. Бронштейна вышла вторым изданием в 1959 году (Детгиз, М.).
3 К. Ф. Пискунов - директор Детгиза.


    270. Э. Р. ГОЛЬДЕРНЕССУ



Москва, 29 сентября 1958 г.

Дорогой Эдуард,
Простите, что я отвечаю на Ваше письмо и телеграмму [1] не так скоро,
как следовало бы. Очередная вспышка пневмонии уложила меня в постель. Да и
сейчас еще я не чувствую себя здоровым. Поэтому пишу Вам очень коротко.
Ваши сонеты, в сущности, очень хороши. Они говорят о зрелости мысли и
чувства, об умении владеть такой строгой и тонкой формой.
Но эти достоинства обязывают Вас к большей самостоятельности. Вы
слишком зависите от своих образцов и поэтому утрачиваете иной раз что-то
характерное для Вас и для Вашего времени.
Думая о Вас заботливо и практично, я бы посоветовал не печатать сразу
большой цикл сонетов, а подготовить одну или несколько подборок из стихов
разных жанров, включая туда понемногу и сонеты.
Думайте о том, чтобы Вам выступить в качестве современного поэта, -
какой Вы и есть на самом деле.
В такой подборке были бы хороши новые переводы из грузинских поэтов и
Ваша собственная лирика, больше связанная с сегодняшним днем. (Есть ли у Вас
что-нибудь подходящее?) Из сонетов я бы на первый раз выбрал бы: "Друзьям на
Севере", "Цель жизни - жизнь" и "Прости, я не хотел тебя обидеть". Я выбрал
их потому, что они наиболее самостоятельны и не кажутся переводом, хотя бы и
очень хорошим.
Посылаю Вам мое письмо к К. А. Лордкипанидзе [2] и несколько слов,
которые можно поместить в качестве предисловия к Вашей подборке. Передайте
их с моим приветом т. Лордкипанидзе или Лохвицкому [3].
Поклонитесь от меня всем Вашим.
Жму руку.

С. Маршак

1 Вместе с письмом от 17 сентября 1958 года Э. Р. Гольдернесс
(Тбилиси), поэт и переводчик с английского и грузинского языков, прислал
двадцать своих оригинальных сонетов и несколько переводов с грузинского.
Телеграмма не сохранилась.
2 К. А. Лордкипанидзе, редактор журнала "Литературная Грузия". В тот же
день С. Я. Маршак послал к нему письмо, в котором рекомендовал напечатать
произведения Э. Р. Гольдернесса.
3 М. Ю. Лохвицкий, писатель, переводчик с грузинского, заведующий
отделом журнала "Литературная Грузия".


    271. Е. М. ФЛЕЙСУ



Москва, 5 ноября 1958 г.

Дорогой товарищ Флейс,
Мне кажется, что Вы правильно поступаете, предприняв издание книжки
стихов Якова Година в Ижевске еще до того, как ее выпустят в Москве [1].
Я несколько раз говорил с руководителями здешних издательств и надеюсь,
что они в конце концов включат эту книгу в свой план, но рассчитывать на
выпуск ее в ближайшее время не приходится.
Посылаю Вам предисловие, написанное старейшим из наших портов и очень
давним товарищем Я. В. Година - Сергеем Городецким.
Я все время болею и с трудом справляюсь со своей самой неотложной
работой. Но если нужно будет, я припишу несколько строк к этому предисловию,
дающему хотя и краткую, но довольно полную характеристику поэзии Якова
Владимировича.
При отборе стихов Я. В. Година, мне кажется, надо учесть следующее.
По характеру своего дарования он был прежде и больше всего лириком, и,
хотя его сатирические фельетоны и стихи для детей представляют собой
известную ценность и говорят о его чутком отношении ко всему, чем жила и
живет наша страна, эти разделы книги не должны вытеснить или заслонить
наиболее талантливые лирические его стихи, написанные им главным образом в
молодости.
Впрочем, Вы и сами хорошо знаете (а главное, любите) его поэзию и
сумеете построить сборник так, чтобы проявить наиболее сильные ее стороны.
Очень рад, что дочерям Якова Владимировича предоставили наконец
квартиру в новом доме. Передайте им, пожалуйста, от меня привет и лучшие
пожелания.
Поздравляю Вас с наступающим праздником и жму Вашу руку.

С. Маршак

1 В письме от 28 октября 1958 года Е. М. Флейс (Ижевск) сообщал, что он
принимает меры к выпуску в Ижевске сборника избранных стихотворений Якова
Година, друга юности С. Я. Маршака; просил написать предисловие к этому
изданию.


    272. Н. Т. КОВАЧЕВОЙ



Москва, 20 декабря 1958 г.

Дорогая Надежда Тодоровна,
Не так легко ответить на поставленные Вами вопросы [1]. Я только что
вышел из больницы, собираюсь ехать в санаторий на лечение, а до отъезда еще
очень много работы. Вопросы, которые Вы задаете, таковы, что на них
невозможно ответить в двух-трех словах.
И все-таки мне очень хочется помочь Вам в Вашей работе. Попытаюсь.
Идею и сюжет моей "Почты" мне подсказал один конверт, целиком
облепленный марками разных стран. Я себе представил множество почтальонов,
через руки которых прошло это письмо, путешествуя и по воде, и по суше, и по
воздуху. Героем книги я сделал, как, вероятно, Вам известно, моего
знакомого, писателя Бориса Житкова, который мне много рассказывал о своих
странствиях. Так возник сюжет, суть которого заключается в том, что письмо
совершает кругосветное путешествие, догоняя адресата. Но одного сюжета
недостаточно. Нужно было еще найти ритм, соответствовавший теме, который
передает движение поезда, парохода, самолета.
Ритм, музыкальная тема - все это не менее важно, чем внешняя фабула.
Вспоминаю, как долго я не приступал к "Сказке про глупого мышонка", пока не
нашел тот главный мотив, который придал стройность и единство сказке.
Книжку "Пожар" я почти целиком сочинил устно, гуляя по улице и бормоча
первые приходившие на ум стихи то в одном ритме, то в другом. Вы знаете, как
любят дети пожарных, как им нравятся стремительные пожарные машины, которым
все уступают дорогу, какими сказочными им кажутся лестницы, в один миг
вырастающие до самого верхнего этажа, шланги, дрожащие от напора воды и
заливающие пламя сильной струей. Недаром почти все мальчишки в определенном
возрасте мечтают стать пожарными.
Однако меня к этой теме привлекли не только воспоминания детства. В ней
я увидел то сочетание реального и фантастического, которое лежит в основе
подлинной сказки. Кроме того, стиху свойственно передавать ритм труда, ритм
движения. Если Вы уже успели познакомиться с тем, что я написал и пишу, Вы,
вероятно, заметили, что движение и труд - главные герои моих детских книжек,
будь то "Рассказ о неизвестном герое", "Ледяной остров", "Почта" и даже
"Сказка об умном мышонке", которая является как бы продолжением истории о
"глупом мышонке".
Моя книжка "Война с Днепром" - ровесница нашего Днепростроя. Когда я
уезжал на эту стройку, я еще не Знал, смогу ли я что-то написать о ней, тем
более для детей. Но стройность хорошо согласованного труда мне подсказала
ритм этой маленькой поэмы. Отчетливая перекличка между соревнующимися
берегами как бы диктовала мне звонко рифмующиеся двустишия.
Вы спрашиваете, приходится ли мне вносить изменения в тексты моих
стихов и сказок при их новом издании. Разумеется, приходится - и не редко.
Автор с трудом расстается со своим сюжетом и героями. Книга напечатана,
а начатая игра чувств и воображения еще не закончена. И в результате книга
растет и изменяется, включая новые мысли, новые ситуации, новые персонажи.
Так было и с моим "Мистером Твистером", когда постепенно создавалась роль
дочери Твистера, увеличивалась роль чистильщика сапог и на последних
страницах появились два негритенка. Сказка-пьеса "Кошкин дом", которая
занимала сначала 5-6 страничек, превратилась в целое большое представление,
в бытовую комедию с большим числом действующих лиц. Маленькая сказка
"Горе-злосчастье" выросла в большую пьесу "Горя бояться - счастья не
видать". Петя и Сережа пока появились в двух книгах (одна названа их
именами, а другая вышла под названием "Приключение в дороге"). Но я не
собираюсь расставаться с ними и надеюсь, что мне еще удастся позабавить
детей новыми приключениями братьев Комаровых [2].
На последние Ваши вопросы отвечу совсем кратко:
Я очень ценю переводы моих стихов, сделанные Христо Радевским. Другие
переводы мне неизвестны3. Напишите мне, кто и как переводил.
Вы спрашиваете, над чем я работаю теперь. Я только что завершил свою
работу над новыми книжками для детей. Одна из них - сказка "Угомон", другая
- смешная история о щенке таксе, третья - забавная арифметика в картинках:
"Веселый счет". Кроме того, в последнее время я работаю над книгой (в прозе)
о моем детстве и юношестве. Она будет называться "В начале жизни". Когда
новые книжки напечатают, я постараюсь послать их Вам.
Давно мечтаю приехать в Болгарию, но, к сожалению, состояние Моего
здоровья до сих пор мешает мне воспользоваться приглашением Вашего Союза
писателей [4].
Желаю Вам успехов в работе и счастливого Нового года.

С. Маршак

Подлинник письма утрачен. Сохранилась копия письма в переводе на
болгарский язык. Печатается по присланному из Болгарии переводу этой копии
на русский язык.

1 В письме от 5 декабря 1958 года Н. Т. Ковачева (Болгария, София),
студентка пятого курса филологического факультета Софийского университета,
сообщала, что она пишет дипломную работу на тему: "Поэмы для детей С. Я.
Маршака - идейность и художественное мастерство"; просила ответить на ряд ее
вопросов, в частности, познакомить ее с творческим процессом создания поэм.
2 Н. Т. Ковачева спрашивала, закончил ли поэт книгу о Пете и Сереже.
Речь идет о стихотворениях С. Маршака "Где тут Петя, где Сережа?" и
"Приключение в дороге" (см. т. 1 наст, изд.)- Замы" сел книжки о новых
приключениях братьев Комаровых остался неосуществленным.
3 Н. Т. Ковачева спрашивала, как оценивает С. Маршак переводы его
произведений на болгарский язык.
4 Союз писателей Болгарии пригласил С. Я. Маршака еще весной 1957 года;
весной 1958 года подтвердил свое приглашение.


    273. Б. П. СЛУЧАНКО



Москва, 22 декабря 1958 г.

Уважаемый Борис Петрович,
Я нездоров, уезжаю в санаторию - и могу ответить па Ваше письмо [1]
только несколькими краткими строчками.
Петра Лазаревича Войкова я знал в 1905 году. Он был, как мне помнится,
в это время учеником 8-го класса Ялтинской гимназии и принимал деятельное
участие во всех наших собраниях и сходках. Я был двумя классами моложе и
относился к нему, как ко взрослому политическому деятелю. Я знал, что он в
партии, чуть ли не в городском комитете, и это окружало его в наших глазах
каким-то особенным ореолом. Помню, как на одном из гимназических собраний,
на котором он был председателем, кто-то предложил объявить забастовку.
Большинство собравшихся готово было поддержать это предложение, но Петя
Войков умерил их пыл и сказал, что такие дела нельзя решать сгоряча, не
посоветовавшись со старшими товарищами. Авторитет Войкова был так велик, что
все сразу согласились с ним.
Войков был не по возрасту серьезен, хотя голос его еще не установился и
в нем порой звучали мальчишеские нотки. Он был весел, приветлив, добр. Я не
так часто встречался с ним, и все же - хотя с тех пор прошло более полувека,
он встает передо мной, как живой - вместе со всем бурным и замечательным
девятьсот пятым годом, который навсегда запечатлелся в памяти тех, кто
пережил этот год в юности. Вот и все, что я могу Вам сказать в этом кратком
письме.
С искренним приветом

С. Маршак

1 В письме от 14 декабря 1958 года Б. П. Случайно (Керчь), член
литературного объединения при газете "Керченский рабочий", просил поделиться
воспоминаниями о революционере и советском дипломате П. Л. Войкове
(1888-1927), которого С. Я. Маршак знал по ялтинской гимназии.


    274. В. И. СТЕЛЛЕЦКОМУ



Москва, 11 апреля 1959 г.

Дорогой Владимир Иванович,
От души благодарю Вас за книгу и оттиски Ваших статей [1].
В "Литературной газете" [2] - к моему глубокому сожалению - я был лишен
возможности упомянуть всех выдающихся мастеров художественного перевода -
замечательных поэтов прошлого и наших современников. "Греческие эпиграммы"
Блуменау и "Рубайят" Тхоржевского упомянуты мною лишь потому, что первая из
этих книг была издана в ничтожном количестве экземпляров и совершенно
забыта, а вторая никогда целиком не издавалась"
Пишу это я Вам не для самооправдания, а для разъяснения.
Посылаю Вам несколько слов о Ваших трудах в качестве рекомендации для
вступления в Союз писателей. Примите мой искренний привет.
Уважающий Вас

С. Маршак

1 В. И. Стеллецкий (Москва), переводчик и литературовед, прислал книгу
"Слово о полку Игореве", Л. 1953, и оттиск статьи "К изучению текста "Слова
о полку Игореве" ("Известия Академии паук СССР", ОЛЯ, 1955, т. XIV, вып. 2).
2 Речь идет о статье С. Маршака "Почерк века, почерк поколения"
("Литературная газета", 1959, Э 41. 4 апреля- см. т. 6 наст. изд.). В. И.
Стеллецкий в письме от 9 апреля 1959 года недоумевал, почему С. Маршак,
перечислив многих советских переводчиков, не упомянул о переводчиках "Слова
о полку Игореве".


    275. В. Н. МИХАНОВСКОМУ



Москва, 25 апреля 1959 г.

Дорогой Владимир Наумович,
Спасибо за книгу Томсона и за Ваши новые стихи [1].
По поводу стихов в сборнике "Люблю" [2] и в рукописи я могу пока
высказать только самые короткие и беглые соображения.
У Вас есть поэтические удачи, но от многих стихотворений веет холодком
рассудочности. Это объясняется, как я полагаю, тем, что интересный подчас
замысел Вы не всегда доводите до глубины, до поэтической конкретности,
которая только и может дать своеобразие.
Пожалуй, более других мне запомнилась строфа:

Тишь... Но ею ты не обманись, -
В мире нашем многое не просто:
Может, эта голубая высь
Скрыла в тучах Стронций-90.

Или, например, строфа из стихотворения "На Аничковом мосту":

Всех дела куда-то гонят,
Только я чего-то жду,
Неподвижен, словно кони
На Аничковом мосту.

В первой строфе этого стихотворения неудачно сказуемое "рвутся". У
Крылова сказано: "Лебедь рвется в облака", а не просто "рвется". У Пушкина
Нева "рвалася к морю против бури". А "рваться" безо всякого дополнения
воспринимается в буквальном значении.