Страница:
— Католики иногда отступают от канона. — Бен сунул руки в карманы. — К тому же, как и большинство, они любят поспать по воскресеньям. Но этот парень, бьюсь об заклад, привержен традиции. Воскресное утро — для мессы, ее следует служить на латыни, а по пятницам нельзя есть мясо — таково церковное правило. Доктор Курт утверждает, что этот парень помешан на церковных правилах, и, думаю, в ее словах есть резон.
— Итак, в воскресенье отправляемся в эти церкви. А до этого у нас есть пара дней на общение со священниками. — Харрис внимательно оглядел своих людей. — Лоуэнстайн, Родерик, за вами один приход; Джексон, Пэрис — другой. Бигсби отправится… Где он?
— Капитан, он просил передать, что напал на след епитрахилей. — Родерик поднялся и налил себе стакан ледяной воды — сегодня он перебрал кофе. — Послушайте, мне не хотелось бы «каркать», но… Допустим, что он появится в воскресенье на мессе. Как мы его узнаем? Этот малый — не калека, вряд ли он подойдет к кому-нибудь из нас и заговорит на диковинном языке, пена изо рта у него тоже не выступает. Доктор Курт пишет, что выглядит он скорее всего совершенно обыкновенно, его облик меняется только в момент приступа.
— Ну, это можно сказать о каждом из нас, — заметил Бен, раздраженный тем, что его сомнения высказал кто-то другой, — но идти все равно надо. Все, что нам известно на сегодняшний день, это возможное место его появления. Будем высматривать одиноких мужчин. Доктор Курт считает, что живет он один, так что должен появиться без жены и детей. Логан дает нам еще одну ниточку: ему кажется, что этот человек — истово верующий. Для многих месса нужна, как наркотик, но не для него.
— День, проведенный в церкви, открывает нам еще одну возможность. — Эд пометил что-то в записной книжке и пояснил: — Помолиться.
— Да, не помешает, — согласилась Лоуэнстайн. В этот момент в комнату ворвался Бигсби.
— Кое-что нашел… — В руках у него был блокнот в желтоватой обложке. Выпученные, покрасневшие глаза слезились; без аспирина и грелки он теперь не мог заснуть. — Дюжина белых шелковых епитрахилей была заказана 15 июня фирме «О'Донелли» — поставщику церковной одежды и утвари, Бостон, штат Массачусетс. Доставлена 31 июля преподобному Фрэнсису Муру по адресу одного из почтовых учреждений в Джорджтауне.
— Оплата наличными или перечислением? — Харрис говорил спокойно, он уже просчитывал варианты.
— Наличными.
— Займись этим. Мне нужна копия накладной.
— Скоро будет доставлена.
— Лоуэнстайн, немедленно отправляйся в это почтовое отделение. — Харрис поглядел на часы и чуть не выругался от злости. — Сегодня уже поздно, будь там завтра к открытию. Может, у него там сохранился персональный ящик. В общем, разузнай все.
— Слушаюсь, сэр.
— Дальше. Нужно срочно узнать, есть ли в этом городе священник по имени Фрэнсис Мур.
— Список священников находится в канцелярии архиепископа. Его можно будет достать.
— Вот и займись им, — кивнул Харрис Бену, — а потом выясни все насчет других священников с этим же именем.
С основными принципами полицейской службы Бен не собирался спорить, но инстинкт подсказывал ему, что нужно сосредоточиться на местах, где произошли убийства. Он был уверен, что искать нужно именно там. Тем более что теперь, вероятно, им известно имя преступника.
Вернувшись в инспекторскую, детективы занялись телефонными звонками.
Только через час Бен повесил трубку и посмотрел на Эда через гору бумаг, наваленных на своем столе, — одного отца Фрэнсиса Мура отыскали в канцелярии архиепископа. Появился два с половиной года назад. Тридцать семь лет.
— И?..
— Черный. — Бен потянулся за сигаретами и обнаружил, что пачка пуста. — Но все равно мы проверим его. А что у тебя?
— Семеро. — Эд взглянул на аккуратно состав ленный список. Кто-то за спиной у него чихнул, и он недовольно поморщился. Грипп прямо-таки свирепствовал у них в участке. — Преподаватель колледжа, адвокат, служащий магазина, безработный, бармен, стюард и рабочий ремонтной мастерской, ранее судимый за попытку изнасилования.
Бен посмотрел на часы. Рабочий день продолжался уже больше десяти часов.
— Пошли.
В доме приходского священника ему было не по себе. Аромат свежих цветов смешивался с запахом полированного дерева. Они ждали в гостиной, где стояли старый удобный диван, два кресла с подголовниками и изваяние Иисуса в голубом хитоне с поднятой в знак благословения рукой. На кофейном столике лежали два номера журнала «Католик дайджест».
— Чувствую себя так, будто забыл почистить ботинки, — пробормотал Эд.
Они стояли и ощущали под мышкой тяжесть пистолетов. Где-то внизу, в холле, открылась дверь, откуда донеслась музыка — вальс Штрауса. Был слышен стук захлопнувшейся двери, затем послышались приближающиеся шаги. В комнату вошел преподобный Фрэнсис Мур. Это был высокий мужчина, сложением напоминающий футбольного защитника. Глянцевая кожа имела оттенок красного дерева, волосы плотно обрамляли круглый череп. Правая рука священника была в гипсовой повязке, покрытой какими-то таинственными знаками.
— Добрый вечер. — Он улыбнулся, явно удивленный, нежели обрадованный подобным визитом. — Извините, что не могу пожать руки.
— Вам, похоже, не повезло? — Эд почти физически ощутил разочарование напарника. Даже если Гил Нортон ошибся в своем описании, о гипсе он не мог не сказать.
— В футбол играл пару недель назад. Следовало бы быть поосторожнее. Не присядете ли?
— Разрешите задать вам несколько вопросов, святой отец. — Бен показал свой полицейский жетон. — Это касается четырех задушенных женщин.
— А-а, серия убийств. — Мур на мгновение склонил голову, словно в молитве. — Чем могу быть полезен?
— Вы заказывали что-нибудь в Бостоне прошлым летом у О'Донелли, поставщика церковной одежды и утвари?
— В Бостоне? — Здоровой рукой Мур принялся перебирать четки на поясе. — Нет. У нас этим занимается отец Джессуп. Но он заказывает все не обходимое здесь, в Вашингтоне.
— А в почтовом отделении у вас есть свой ящик, отец?
— Нет, а что? Всю нашу корреспонденцию доставляют в приход. Прошу прощения, детектив…
— Пэрис.
— Детектив Пэрис, к чему все эти вопросы? Бен на мгновение заколебался, но потом решил сыграть в открытую. Надо использовать все возможности.
— На ваше имя было заказано орудие убийства.
Он увидел, как Мур сжал на четках пальцы. Священник открыл было рот, но тут же сжал губы. Он шагнул вперед и оперся о подголовник кресла.
— Я… Вы что, меня подозреваете?
— Не исключено, что вы знакомы или общаетесь с убийцей.
— Ерунда!
— Почему бы вам не присесть, отец Мур. — Эд мягко коснулся его плеча и усадил на стул.
— На мое имя… — пробормотал Мур. — Трудно поверить. — Он нервно рассмеялся. — Имя мне было дано в католическом приюте, в Виргинии. При рождении меня назвали иначе, а как — сказать не могу, потому что сам не знаю.
— Отец Мур, никто вас ни в чем не подозревает, — сказал Бен. — У нас есть свидетель, который утверждает, что убийца — белый, к тому же без гипса на руке.
Мур согнул свои темные пальцы и постучал по гипсу.
— Ничего страшного, всегда два или три более или менее удачных перелома. — Он глубоко вздохнул и постарался взять себя в руки. — Буду с вами откровенен, мы не раз толковали у себя об этих убийствах. Пресса почему-то называет убийцу священником.
— Полиции предстоит разобраться с этим, — заметил Эд. — Все мы заглядывали к себе в душу и напрягали умы в поисках хоть каких-нибудь ответов, но так ни к чему и не пришли.
— Вы близки со своими прихожанами, отец? Мур повернулся к Бену:
— Не так, как хотелось бы. Впрочем, кое-какие связи, конечно, есть. Раз в неделю у нас бывает вечеря, есть молодежная группа. Сейчас мы готовим вечерю с танцами на День Благодарения.
— Боюсь только, народу соберется немного.
— А никто вас особенно не беспокоит? Я имею в виду, никто вам не кажется человеком душевно неустойчивым?
— Детектив, мое дело — помогать тем, кто нуждается в душевном покое. У нас есть люди, злоупотребляющие алкоголем и наркотиками, а несколько месяцев назад был случай, когда муж избил жену, но способных пойти на убийство — нет.
— Может, ваше имя использовали по чистой случайности, а может, убийца как-то объединил себя с вами — вы ведь тоже священник. — Бен помолчал, понимая, что ступает на неприкосновенную территорию святой веры, но все же сказал: — Отец, среди тех, кто исповедовался вам, не было ли кого-то, кто хоть как-то упоминал об убийствах?
— Снова буду с вами откровенен: нет. Детектив, а вы уверены, что это именно мое имя?
Эд вытащил записную книжку и прочитал:
— Преподобный Фрэнсис Мур.
— Не Фрэнсис К. Мур?
— Нет.
Мур провел ладонью по глазам:
— Надеюсь, испытать чувство облегчения — не грех. Когда мне было дано это имя и я учился его писать, всегда вставлял посредине букву «К». Ксавьер. Мне оно казалось экзотическим и неповторимым. И по сей день эта привычка сохранилась. Мое имя именно в такой транскрипции стоит во всех документах. И подписываюсь я так же. Все меня знают под именем преподобного Фрэнсиса К. Мура.
Эд отметил это в записной книжке. Если можно было бы просто последовать голосу интуиции, он пожелал бы хозяину всего хорошего и отправился по очередному адресу в списке. Но существует строгая процедура, скучные формальности. Они побеседовали еще с тремя священниками прихода.
— Ну что ж, потратили час, а результат нулевой, — проговорил Бен, возвращаясь к машине.
— Этим ребятам будет о чем потолковать сегодня вечером.
— Отметим: еще один час сверхурочных на этой неделе. Бухгалтерия с ума сойдет.
— Это уж точно. — Садясь рядом с водителем, Эд скупо улыбнулся и выругался: — Чертовы ублюдки!
— Что будем делать дальше? Позаботимся об их душевном покое или отправимся к бывшему заключенному?
Эд задумался и доел остатки миндаля с изюмом. Теперь он продержится до ужина.
— У меня есть еще час.
В однокомнатной квартире на Саус-Ист свежих цветов не было; и обстановка весьма скудная, без полировки, поскольку приобретена была в местном отделении Армии спасения. Большую часть комнаты занимала неубранная складная кровать с несвежими простынями. В комнате был отвратительный спертый запах пота, спермы и лука.
Под копной крашеных волос у блондинки проглядывались темные корни. Открыв дверь, она подозрительно посмотрела на предъявленные полицейские жетоны.
Соблазнительный зад плотно облегали джинсы, а вырез на алой майке был таким глубоким, что можно было увидеть начинающие обвисать груди.
Бен решил, что ей лет двадцать пять, хотя в уголках рта уже залегли морщинки. Глаза у девушки были карие, под одним красовался синяк, переливающийся лиловым, желтым и серым цветами, полученный ею три-четыре дня назад.
— Миссис Мур?
— Нет, мы не женаты. — Блондинка доставала пачку «Вирджиния Слимз». Долгий же ты путь прошла, крошка! — Фрэнк вышел за пивом. Будет с минуты на минуту. Он попал в какую-нибудь заварушку?
— Просто надо потолковать с ним. — Эд добродушно ухмыльнулся и подумал, что неплохо бы добавить к своей диете побольше протеина.
— Ясно. Вообще-то он старается ни во что не вмешиваться. Я слежу за этим. — Она отыскала коробок спичек, зажгла сигарету и придавила коробком пробегавшего таракана. — Правда, попивает немного, но только дома, чтобы не попасть в историю. — Она оглядела бедное убранство комнаты и глубоко затянулась. — Не слишком шикарное жилище, но я, видите ли, откладываю деньги. У Фрэнка сейчас хорошая работа, и на него можно положиться. Можете спросить у его босса.
— Да не собираемся мы прижимать Фрэнка. — Бен решил постоять, мало ли что может ползать под подушками дивана. — Похоже, вы за ним строго присматриваете.
— И свое тоже получаю. — Она притронулась к синяку.
— Это уж точно. А что случилось-то?
— В субботу Фрэнк попросил у меня лишнюю пятерку на пиво, а я не дала — веду строгий учет денег.
— В субботу? — Бен насторожился. В эту ночь произошло последнее убийство. Женщина, с которой он сейчас разговаривает, блондинка, пусть крашеная. — Наверное, вы прилично поцапались, затем он рванул в ближайший бар пропустить рюмку-другую с приятелями?
— Никуда он не рванул. — Девушка улыбнулась и стряхнула пепел в пластиковое блюдечко с надписью: «ГАСИТЬ ОКУРКИ ЗДЕСЬ». — Я ему так врезала, что нижние соседи стали колотить в потолок метлой. Он тоже в долгу не остался. — Она выпустила дым одновременно изо рта и ноздрей. — Фрэнк уважает это в женщине. — Так что мы… договорились. В субботу вечером о пиве он больше не вспоминал.
Открылась дверь, на пороге появился Мур. Руки у Фрэнка Мура — словно шлакодробилка, ноги что дерево, рост примерно пять футов пять дюймов. На нем было защитного цвета пальто с погончиками. В руках — упаковка пива из шести банок.
— Кто это сюда явился? — проворчал он. Свободная рука непроизвольно согнулась в локте.
— Отдел по расследованию убийств. — Бен показал жетон.
Рука тотчас разогнулась. Фрэнк наклонился, чтобы поближе взглянуть на жетон, и Бен заметил у него на щеке царапину в добрый дюйм длиной. Она подсохла, но выглядела ничуть не лучше, чем синяк под глазом у блондинки.
— Ну и гнусная же у нас система, — проговорил Фрэнк и швырнул упаковку на стол. — Шлюшка пудрит судье мозги, будто ее изнасиловали, в результате чего я получаю три года, а когда выхожу, вокруг начинают болтаться фараоны. Гнусная система, не правда ли? Я об этом не раз говорил Морин.
— Это уж точно. — Блондинка занялась пивом. — Говорил.
— Скажите-ка лучше, Фрэнк, где вы были в прошлое воскресенье утром, — начал Бен. — Около четырех.
— Черт побери, в четыре утра я, как и все, был в постели. И не один. — Он ткнул Морин пальцем в бок в тот момент, когда она открывала банку «Бадвайзера». Появилась пена, и к запахам, наполнявшим комнату, добавился запах пива.
— Фрэнк, вы католик?
Фрэнк вытер рот тыльной стороной ладони, рыгнул и снова приложился к банке.
— А что, я похож на католика?
— Папаша Фрэнка был баптистом, — вмешалась Морин.
— Заткнись, — рявкнул Фрэнк.
— Пошел в задницу.
Он поднял руку, но она в ответ только улыбнулась. Эд не успел и шага сделать, как Фрэнк опустил руку.
— Ладно, если хочешь, пусть фараоны знают все. Мой старик был баптистом: в карты не играл, не пил, по девчонкам не бегал. Драл он меня как Сидорову козу. Однажды я дал сдачи и слинял из дома. Это было пятнадцать лет назад. Уличная шлюшка отправила меня прямиком в тюрягу, где я просидел три года. Жаль, что больше не встретил ее, а то оформил бы… — Фрэнк достал из кармана пачку «Кэмела» и щелкнул зажигалкой «Зиппо» на батарейках. — Сейчас я уже нашел работу: мою полы и чищу туалеты. Каждый вечер возвращаюсь домой, потому что эта шлюха дает мне только пятерку на пиво. Закона я не нарушал, можете спросить Морин. — И он любовно обнял женщину, которую только что обозвал.
— Так оно и есть. — Морин сделала большой глоток.
Под описание он не подходил ни физически, ни психически. И все-таки Бен спросил настойчиво:
— Так где вы были пятнадцатого августа?
— О Господи, да разве теперь вспомнишь? — Фрэнк допил остатки пива и смял банку. — Слушайте, ребята, а ордер у вас есть?
— Мы были в Атлантик-сити, — проговорила Морин не моргнув глазом, когда Фрэнк швырнул банку в мусорную корзину и промахнулся. — Помнишь, Фрэнк? Сестра у меня там работает, уборщицей вкалывает. Она устроила нас в гостинице «Оушен Вью инн». Вроде бы и не ночлежка, но близко к тому. Мы приехали четырнадцатого августа и прожили там три дня, что отмечено в моих записях.
— Точно, вспоминаю. — Фрэнк отпустил Морин, пристально глядя на нее. — Я играл в карты, а ты спустилась и накинулась на меня.
— Ты проиграл двадцать пять долларов.
— Если бы ты не приставала, я бы отыграл их и еще удвоил.
— Ты вытащил у меня эти деньги из сумки.
— Не вытащил, а одолжил. Одолжил, понимаешь?
Атмосфера накалялась, и Бен кивнул напарнику на дверь:
— Пошли отсюда.
Закрыв дверь, они услышали в квартире грохот, перекрываемый женским визгом.
— Думаешь, стоит вернуться?
Бен оглянулся:
— Зачем, испортить им развлечение?
Изнутри в дверь ударился и разлетелся на куски какой-то крупный предмет.
— Пошли, выпьем чего-нибудь.
Глава 9
— Итак, в воскресенье отправляемся в эти церкви. А до этого у нас есть пара дней на общение со священниками. — Харрис внимательно оглядел своих людей. — Лоуэнстайн, Родерик, за вами один приход; Джексон, Пэрис — другой. Бигсби отправится… Где он?
— Капитан, он просил передать, что напал на след епитрахилей. — Родерик поднялся и налил себе стакан ледяной воды — сегодня он перебрал кофе. — Послушайте, мне не хотелось бы «каркать», но… Допустим, что он появится в воскресенье на мессе. Как мы его узнаем? Этот малый — не калека, вряд ли он подойдет к кому-нибудь из нас и заговорит на диковинном языке, пена изо рта у него тоже не выступает. Доктор Курт пишет, что выглядит он скорее всего совершенно обыкновенно, его облик меняется только в момент приступа.
— Ну, это можно сказать о каждом из нас, — заметил Бен, раздраженный тем, что его сомнения высказал кто-то другой, — но идти все равно надо. Все, что нам известно на сегодняшний день, это возможное место его появления. Будем высматривать одиноких мужчин. Доктор Курт считает, что живет он один, так что должен появиться без жены и детей. Логан дает нам еще одну ниточку: ему кажется, что этот человек — истово верующий. Для многих месса нужна, как наркотик, но не для него.
— День, проведенный в церкви, открывает нам еще одну возможность. — Эд пометил что-то в записной книжке и пояснил: — Помолиться.
— Да, не помешает, — согласилась Лоуэнстайн. В этот момент в комнату ворвался Бигсби.
— Кое-что нашел… — В руках у него был блокнот в желтоватой обложке. Выпученные, покрасневшие глаза слезились; без аспирина и грелки он теперь не мог заснуть. — Дюжина белых шелковых епитрахилей была заказана 15 июня фирме «О'Донелли» — поставщику церковной одежды и утвари, Бостон, штат Массачусетс. Доставлена 31 июля преподобному Фрэнсису Муру по адресу одного из почтовых учреждений в Джорджтауне.
— Оплата наличными или перечислением? — Харрис говорил спокойно, он уже просчитывал варианты.
— Наличными.
— Займись этим. Мне нужна копия накладной.
— Скоро будет доставлена.
— Лоуэнстайн, немедленно отправляйся в это почтовое отделение. — Харрис поглядел на часы и чуть не выругался от злости. — Сегодня уже поздно, будь там завтра к открытию. Может, у него там сохранился персональный ящик. В общем, разузнай все.
— Слушаюсь, сэр.
— Дальше. Нужно срочно узнать, есть ли в этом городе священник по имени Фрэнсис Мур.
— Список священников находится в канцелярии архиепископа. Его можно будет достать.
— Вот и займись им, — кивнул Харрис Бену, — а потом выясни все насчет других священников с этим же именем.
С основными принципами полицейской службы Бен не собирался спорить, но инстинкт подсказывал ему, что нужно сосредоточиться на местах, где произошли убийства. Он был уверен, что искать нужно именно там. Тем более что теперь, вероятно, им известно имя преступника.
Вернувшись в инспекторскую, детективы занялись телефонными звонками.
Только через час Бен повесил трубку и посмотрел на Эда через гору бумаг, наваленных на своем столе, — одного отца Фрэнсиса Мура отыскали в канцелярии архиепископа. Появился два с половиной года назад. Тридцать семь лет.
— И?..
— Черный. — Бен потянулся за сигаретами и обнаружил, что пачка пуста. — Но все равно мы проверим его. А что у тебя?
— Семеро. — Эд взглянул на аккуратно состав ленный список. Кто-то за спиной у него чихнул, и он недовольно поморщился. Грипп прямо-таки свирепствовал у них в участке. — Преподаватель колледжа, адвокат, служащий магазина, безработный, бармен, стюард и рабочий ремонтной мастерской, ранее судимый за попытку изнасилования.
Бен посмотрел на часы. Рабочий день продолжался уже больше десяти часов.
— Пошли.
В доме приходского священника ему было не по себе. Аромат свежих цветов смешивался с запахом полированного дерева. Они ждали в гостиной, где стояли старый удобный диван, два кресла с подголовниками и изваяние Иисуса в голубом хитоне с поднятой в знак благословения рукой. На кофейном столике лежали два номера журнала «Католик дайджест».
— Чувствую себя так, будто забыл почистить ботинки, — пробормотал Эд.
Они стояли и ощущали под мышкой тяжесть пистолетов. Где-то внизу, в холле, открылась дверь, откуда донеслась музыка — вальс Штрауса. Был слышен стук захлопнувшейся двери, затем послышались приближающиеся шаги. В комнату вошел преподобный Фрэнсис Мур. Это был высокий мужчина, сложением напоминающий футбольного защитника. Глянцевая кожа имела оттенок красного дерева, волосы плотно обрамляли круглый череп. Правая рука священника была в гипсовой повязке, покрытой какими-то таинственными знаками.
— Добрый вечер. — Он улыбнулся, явно удивленный, нежели обрадованный подобным визитом. — Извините, что не могу пожать руки.
— Вам, похоже, не повезло? — Эд почти физически ощутил разочарование напарника. Даже если Гил Нортон ошибся в своем описании, о гипсе он не мог не сказать.
— В футбол играл пару недель назад. Следовало бы быть поосторожнее. Не присядете ли?
— Разрешите задать вам несколько вопросов, святой отец. — Бен показал свой полицейский жетон. — Это касается четырех задушенных женщин.
— А-а, серия убийств. — Мур на мгновение склонил голову, словно в молитве. — Чем могу быть полезен?
— Вы заказывали что-нибудь в Бостоне прошлым летом у О'Донелли, поставщика церковной одежды и утвари?
— В Бостоне? — Здоровой рукой Мур принялся перебирать четки на поясе. — Нет. У нас этим занимается отец Джессуп. Но он заказывает все не обходимое здесь, в Вашингтоне.
— А в почтовом отделении у вас есть свой ящик, отец?
— Нет, а что? Всю нашу корреспонденцию доставляют в приход. Прошу прощения, детектив…
— Пэрис.
— Детектив Пэрис, к чему все эти вопросы? Бен на мгновение заколебался, но потом решил сыграть в открытую. Надо использовать все возможности.
— На ваше имя было заказано орудие убийства.
Он увидел, как Мур сжал на четках пальцы. Священник открыл было рот, но тут же сжал губы. Он шагнул вперед и оперся о подголовник кресла.
— Я… Вы что, меня подозреваете?
— Не исключено, что вы знакомы или общаетесь с убийцей.
— Ерунда!
— Почему бы вам не присесть, отец Мур. — Эд мягко коснулся его плеча и усадил на стул.
— На мое имя… — пробормотал Мур. — Трудно поверить. — Он нервно рассмеялся. — Имя мне было дано в католическом приюте, в Виргинии. При рождении меня назвали иначе, а как — сказать не могу, потому что сам не знаю.
— Отец Мур, никто вас ни в чем не подозревает, — сказал Бен. — У нас есть свидетель, который утверждает, что убийца — белый, к тому же без гипса на руке.
Мур согнул свои темные пальцы и постучал по гипсу.
— Ничего страшного, всегда два или три более или менее удачных перелома. — Он глубоко вздохнул и постарался взять себя в руки. — Буду с вами откровенен, мы не раз толковали у себя об этих убийствах. Пресса почему-то называет убийцу священником.
— Полиции предстоит разобраться с этим, — заметил Эд. — Все мы заглядывали к себе в душу и напрягали умы в поисках хоть каких-нибудь ответов, но так ни к чему и не пришли.
— Вы близки со своими прихожанами, отец? Мур повернулся к Бену:
— Не так, как хотелось бы. Впрочем, кое-какие связи, конечно, есть. Раз в неделю у нас бывает вечеря, есть молодежная группа. Сейчас мы готовим вечерю с танцами на День Благодарения.
— Боюсь только, народу соберется немного.
— А никто вас особенно не беспокоит? Я имею в виду, никто вам не кажется человеком душевно неустойчивым?
— Детектив, мое дело — помогать тем, кто нуждается в душевном покое. У нас есть люди, злоупотребляющие алкоголем и наркотиками, а несколько месяцев назад был случай, когда муж избил жену, но способных пойти на убийство — нет.
— Может, ваше имя использовали по чистой случайности, а может, убийца как-то объединил себя с вами — вы ведь тоже священник. — Бен помолчал, понимая, что ступает на неприкосновенную территорию святой веры, но все же сказал: — Отец, среди тех, кто исповедовался вам, не было ли кого-то, кто хоть как-то упоминал об убийствах?
— Снова буду с вами откровенен: нет. Детектив, а вы уверены, что это именно мое имя?
Эд вытащил записную книжку и прочитал:
— Преподобный Фрэнсис Мур.
— Не Фрэнсис К. Мур?
— Нет.
Мур провел ладонью по глазам:
— Надеюсь, испытать чувство облегчения — не грех. Когда мне было дано это имя и я учился его писать, всегда вставлял посредине букву «К». Ксавьер. Мне оно казалось экзотическим и неповторимым. И по сей день эта привычка сохранилась. Мое имя именно в такой транскрипции стоит во всех документах. И подписываюсь я так же. Все меня знают под именем преподобного Фрэнсиса К. Мура.
Эд отметил это в записной книжке. Если можно было бы просто последовать голосу интуиции, он пожелал бы хозяину всего хорошего и отправился по очередному адресу в списке. Но существует строгая процедура, скучные формальности. Они побеседовали еще с тремя священниками прихода.
— Ну что ж, потратили час, а результат нулевой, — проговорил Бен, возвращаясь к машине.
— Этим ребятам будет о чем потолковать сегодня вечером.
— Отметим: еще один час сверхурочных на этой неделе. Бухгалтерия с ума сойдет.
— Это уж точно. — Садясь рядом с водителем, Эд скупо улыбнулся и выругался: — Чертовы ублюдки!
— Что будем делать дальше? Позаботимся об их душевном покое или отправимся к бывшему заключенному?
Эд задумался и доел остатки миндаля с изюмом. Теперь он продержится до ужина.
— У меня есть еще час.
В однокомнатной квартире на Саус-Ист свежих цветов не было; и обстановка весьма скудная, без полировки, поскольку приобретена была в местном отделении Армии спасения. Большую часть комнаты занимала неубранная складная кровать с несвежими простынями. В комнате был отвратительный спертый запах пота, спермы и лука.
Под копной крашеных волос у блондинки проглядывались темные корни. Открыв дверь, она подозрительно посмотрела на предъявленные полицейские жетоны.
Соблазнительный зад плотно облегали джинсы, а вырез на алой майке был таким глубоким, что можно было увидеть начинающие обвисать груди.
Бен решил, что ей лет двадцать пять, хотя в уголках рта уже залегли морщинки. Глаза у девушки были карие, под одним красовался синяк, переливающийся лиловым, желтым и серым цветами, полученный ею три-четыре дня назад.
— Миссис Мур?
— Нет, мы не женаты. — Блондинка доставала пачку «Вирджиния Слимз». Долгий же ты путь прошла, крошка! — Фрэнк вышел за пивом. Будет с минуты на минуту. Он попал в какую-нибудь заварушку?
— Просто надо потолковать с ним. — Эд добродушно ухмыльнулся и подумал, что неплохо бы добавить к своей диете побольше протеина.
— Ясно. Вообще-то он старается ни во что не вмешиваться. Я слежу за этим. — Она отыскала коробок спичек, зажгла сигарету и придавила коробком пробегавшего таракана. — Правда, попивает немного, но только дома, чтобы не попасть в историю. — Она оглядела бедное убранство комнаты и глубоко затянулась. — Не слишком шикарное жилище, но я, видите ли, откладываю деньги. У Фрэнка сейчас хорошая работа, и на него можно положиться. Можете спросить у его босса.
— Да не собираемся мы прижимать Фрэнка. — Бен решил постоять, мало ли что может ползать под подушками дивана. — Похоже, вы за ним строго присматриваете.
— И свое тоже получаю. — Она притронулась к синяку.
— Это уж точно. А что случилось-то?
— В субботу Фрэнк попросил у меня лишнюю пятерку на пиво, а я не дала — веду строгий учет денег.
— В субботу? — Бен насторожился. В эту ночь произошло последнее убийство. Женщина, с которой он сейчас разговаривает, блондинка, пусть крашеная. — Наверное, вы прилично поцапались, затем он рванул в ближайший бар пропустить рюмку-другую с приятелями?
— Никуда он не рванул. — Девушка улыбнулась и стряхнула пепел в пластиковое блюдечко с надписью: «ГАСИТЬ ОКУРКИ ЗДЕСЬ». — Я ему так врезала, что нижние соседи стали колотить в потолок метлой. Он тоже в долгу не остался. — Она выпустила дым одновременно изо рта и ноздрей. — Фрэнк уважает это в женщине. — Так что мы… договорились. В субботу вечером о пиве он больше не вспоминал.
Открылась дверь, на пороге появился Мур. Руки у Фрэнка Мура — словно шлакодробилка, ноги что дерево, рост примерно пять футов пять дюймов. На нем было защитного цвета пальто с погончиками. В руках — упаковка пива из шести банок.
— Кто это сюда явился? — проворчал он. Свободная рука непроизвольно согнулась в локте.
— Отдел по расследованию убийств. — Бен показал жетон.
Рука тотчас разогнулась. Фрэнк наклонился, чтобы поближе взглянуть на жетон, и Бен заметил у него на щеке царапину в добрый дюйм длиной. Она подсохла, но выглядела ничуть не лучше, чем синяк под глазом у блондинки.
— Ну и гнусная же у нас система, — проговорил Фрэнк и швырнул упаковку на стол. — Шлюшка пудрит судье мозги, будто ее изнасиловали, в результате чего я получаю три года, а когда выхожу, вокруг начинают болтаться фараоны. Гнусная система, не правда ли? Я об этом не раз говорил Морин.
— Это уж точно. — Блондинка занялась пивом. — Говорил.
— Скажите-ка лучше, Фрэнк, где вы были в прошлое воскресенье утром, — начал Бен. — Около четырех.
— Черт побери, в четыре утра я, как и все, был в постели. И не один. — Он ткнул Морин пальцем в бок в тот момент, когда она открывала банку «Бадвайзера». Появилась пена, и к запахам, наполнявшим комнату, добавился запах пива.
— Фрэнк, вы католик?
Фрэнк вытер рот тыльной стороной ладони, рыгнул и снова приложился к банке.
— А что, я похож на католика?
— Папаша Фрэнка был баптистом, — вмешалась Морин.
— Заткнись, — рявкнул Фрэнк.
— Пошел в задницу.
Он поднял руку, но она в ответ только улыбнулась. Эд не успел и шага сделать, как Фрэнк опустил руку.
— Ладно, если хочешь, пусть фараоны знают все. Мой старик был баптистом: в карты не играл, не пил, по девчонкам не бегал. Драл он меня как Сидорову козу. Однажды я дал сдачи и слинял из дома. Это было пятнадцать лет назад. Уличная шлюшка отправила меня прямиком в тюрягу, где я просидел три года. Жаль, что больше не встретил ее, а то оформил бы… — Фрэнк достал из кармана пачку «Кэмела» и щелкнул зажигалкой «Зиппо» на батарейках. — Сейчас я уже нашел работу: мою полы и чищу туалеты. Каждый вечер возвращаюсь домой, потому что эта шлюха дает мне только пятерку на пиво. Закона я не нарушал, можете спросить Морин. — И он любовно обнял женщину, которую только что обозвал.
— Так оно и есть. — Морин сделала большой глоток.
Под описание он не подходил ни физически, ни психически. И все-таки Бен спросил настойчиво:
— Так где вы были пятнадцатого августа?
— О Господи, да разве теперь вспомнишь? — Фрэнк допил остатки пива и смял банку. — Слушайте, ребята, а ордер у вас есть?
— Мы были в Атлантик-сити, — проговорила Морин не моргнув глазом, когда Фрэнк швырнул банку в мусорную корзину и промахнулся. — Помнишь, Фрэнк? Сестра у меня там работает, уборщицей вкалывает. Она устроила нас в гостинице «Оушен Вью инн». Вроде бы и не ночлежка, но близко к тому. Мы приехали четырнадцатого августа и прожили там три дня, что отмечено в моих записях.
— Точно, вспоминаю. — Фрэнк отпустил Морин, пристально глядя на нее. — Я играл в карты, а ты спустилась и накинулась на меня.
— Ты проиграл двадцать пять долларов.
— Если бы ты не приставала, я бы отыграл их и еще удвоил.
— Ты вытащил у меня эти деньги из сумки.
— Не вытащил, а одолжил. Одолжил, понимаешь?
Атмосфера накалялась, и Бен кивнул напарнику на дверь:
— Пошли отсюда.
Закрыв дверь, они услышали в квартире грохот, перекрываемый женским визгом.
— Думаешь, стоит вернуться?
Бен оглянулся:
— Зачем, испортить им развлечение?
Изнутри в дверь ударился и разлетелся на куски какой-то крупный предмет.
— Пошли, выпьем чего-нибудь.
Глава 9
— Мистер Монро, спасибо, что не отказались прийти. — Тэсс встретила отчима Джо Хиггинса у дверей своего кабинета. — У секретарши отгул, но если желаете, могу сварить кофе.
— Если только для меня, то не нужно, спасибо. — В ее присутствии он всегда чувствовал себя неловко и ждал начала разговора.
— Как я понимаю, вы сегодня целый день на ногах, — заговорила Тэсс, позабыв о том, что и ее рабочий день официально давно закончился.
— Мне никакого времени не жаль, лишь бы это помогло Джо.
— Знаю. — Тэсс улыбнулась и кивнула гостю на стул. — У меня не было возможности поговорить с вами с глазу на глаз, мистер Монро, но мне хотелось бы, чтобы вы знали мое мнение: мне кажется, что вы готовы на все ради Джо.
— С ним нелегко. — Он сложил пальто на коленях. Тэсс отметила про себя, что этот человек от природы аккуратист: ногти всегда коротко подстрижены, волосы причесаны. Предпочитает темные, традиционного покроя костюмы. «Пути такого мальчика, как Джо, должны ему казаться неисповедимыми», — подумала Тэсс. — Но, конечно, Лоис еще труднее.
— Вот как? — Тэсс села на стул, зная, что, если находиться от него на некотором расстоянии, а также делать такие безличные замечания, ему будет проще. — Мистер Монро, когда в семью после развода входит отчим, который старается стать отцом подростку, всегда бывает трудно. А если речь идет о таком душевно неустойчивом мальчике, как Джо, то в тысячу раз труднее.
— Я надеялся, что со временем, как бы это сказать… — Он поднял руки и тут же бессильно опустил их. — Я надеялся, что у нас появятся общие интересы, ну хотя бы игра в мяч. Я даже купил палатку, хотя, должен признаться, в туризме ничего не смыслю, но его ничто не увлекает.
— Он считает, что не может позволять себе увлекаться, — поправила Тэсс. — У мальчика сложились нездоровые отношения с отцом. Его неудачи и проблемы он воспринимает как свои собственные.
— Этот ублюдок даже не… — Монро резко оборвал себя. — Извините.
— Не надо извиняться. Я знаю, что все выглядит так, будто отцу Джо все равно, что ему на все наплевать. Объясняется это болезнью. Впрочем, это особая тема, сейчас разговор о другом. Мистер Монро, вы, наверное, заметили, что я давно делаю попытки поговорить об интенсивном лечении. Клиника в Александрии, о которой я говорила не раз, специализируется на терапии душевных аномалий у подростков.
— Лоис не желает об этом слышать. — Для Монро слово жены было законом. — Она считает, и я вынужден с ней согласиться, что Джо решит, будто мы хотим от него избавиться.
— Согласна, поначалу будет трудно. Нужно всем нам постараться убедить Джо в том, что никто не собирается наказывать его, что никто его не от сылает от себя, а просто дают ему еще одну возможность встать на ноги. Мистер Монро, буду с вами откровенна: пока у нас ничего не выходит. Джо не становится лучше.
— Но ведь он не пьет?
— Не пьет, — подтвердила она его слова, — но как заставить его понять, что ослабление одного из симптомов не означает его излечения?
В течение сеансов, на которые собиралась вся семья, Тэсс замечала, что мистер Монро лучше видит следствия, нежели причины.
— Мистер Монро, не стоит забывать, что Джо — алкоголик и будет им всегда, независимо от того, пьет он сейчас или нет. Он — один из двадцати восьми миллионов детей алкоголиков в нашей стране. Треть из них сами становятся алкоголиками, и Джо среди них.
— Но ведь Джо не пьет, — продолжал настаивать Монро.
— Я согласна с вами. — Тэсс сцепила пальцы, положила руки на ежедневник и продолжила: — Да, он не потребляет алкоголя, но бессознательно ощущает свою зависимость от спиртного. А главное — причины, по которым его тянет к спиртному. Сейчас он не напивается, но совсем недавно алкоголь был отдушиной и способом решения всех его проблем. Поскольку он не пьет, он не может делать вид, будто их нет или справляться с ними, но они никуда не исчезли, просто ушли вглубь. Джо не выказывает признаков озлобления, мистер Монро, не впадает в ярость, даже тоску старается скрыть, но все это сидит в нем, как в запечатанной бутылке. Дети алкоголиков часто ощущают в себе ответственность за болезнь родителей.
— Вы уже говорили об этом. — Монро недовольно и нетерпеливо поерзал на стуле.
— Говорила. Джо обижен на отца и в большей степени — на мать за то, что они оба оставили его наедине с самим собой. Отец пьет, у матери забота лишь о пьянстве отца, но он любит их и переносит обиду на себя.
— Лоис очень старается.
— Не сомневаюсь. Она удивительно сильная женщина. К сожалению, Джо не унаследовал этой черты характера матери. Его депрессия достигла опасной, даже критической стадии. Я не имею права рассказывать вам о темах разговоров на последних сеансах, но вынуждена признаться, что меня, как никогда, беспокоит его эмоциональное состояние. Ему очень больно. Каждый сеанс я фактически занята только одним: стараюсь унять эту боль, чтобы Джо смог протянуть неделю до нашей очередной встречи. Он считает свою жизнь никчемной, думает, что он дурной сын, дурной друг, дурной человек…
— Развод…
— Развод — суровое испытание, особенно для детей. Зависит оно от душевного состояния ребенка в данный момент, от этики самого развода, от эмоциональной устойчивости ребенка. Для многих это страшный удар. После разъезда родителей обычно наступает тоска, появляется ощущение тяжелой утраты, даже отчуждение. Нередко дети винят сами себя. Но, мистер Монро, ваша жена рассталась с отцом Джо три года назад, а мальчика продолжают преследовать это событие и его роль в нем. Это ненормально. Развод оказался для него почвой, на которой появились новые проблемы.
Тэсс помолчала и снова сцепила пальцы.
— От алкоголизма мальчик страдает, но он хочет, чтобы ему было больно. Джо считает, что это заслуженно, как маленький ребенок считает заслуженным наказание за провинность. Эти ощущения позволяют ему чувствовать себя частью людского сообщества, но в то же время алкоголизм вынуждает пережить комплекс изгойства. Он привык к одиночеству, привык считать себя хуже остальных, особенно хуже вас.
— Меня? Не понимаю.
— Джо считает себя единым целым с отцом — пьяницей и неудачником как в работе, так и в семейной жизни. А вы — воплощение всего того, чем ни его отец, ни он сам не обладают.
В душе мальчик пытается частично избавиться от отца и стать похожим на вас, но только отчасти. Он попросту ощущает себя недостойным и боится, что его снова постигнет неудача. Больше того, Джо стремительно приближается к черте, за которой наступает такая усталость, что о своей жизни он перестанет думать.
Монро сжимал и разжимал пальцы. А когда заговорил, то в голосе были слышны интонации председателя некоего правления.
— Не совсем понимаю вас.
— По статистике самоубийство подростков стоит на третьем месте, мистер Монро. У Джо наблюдаются суицидальные наклонности. Он все чаще и чаще обращается к этой мысли, кружит рядом с ней — недаром возник его интерес к оккультизму. Осталось совсем немного до роковой черты: спор, который может его разозлить; школьный экзамен, который он не сдаст и посчитает себя бездарью; двусмысленное поведение отца…
Тэсс говорила, не повышая голоса, но ее внутреннее напряжение невольно передалось отчиму Джо.
— Мистер Монро, я хочу, чтобы вы меня поняли: Джо необходимо постоянное интенсивное лечение. Вы привели его сюда, отдали его в мои руки — стало быть, вы мне доверяете. Так поверьте мне сейчас: моих усилий недостаточно. Здесь все сведения о клинике. — Тэсс подтолкнула к нему папку. — Поговорите, пожалуйста, с женой, попытайтесь убедить и попросите ее зайти ко мне. В любое удобное для нее время — я откорректирую свое расписание. Но только, ради Бога, не тяните. Джо это необходимо, нужно немедленно, пока не случилось непоправимое.
Монро взял папку, но так и не открыл ее.
— Доктор Курт, вы возражали против новой школы, а теперь хотите отправить его в другой город в клинику.
— Это верно. — Тэсс захотелось вытащить из волос шпильки и посильнее стиснуть виски, чтобы исчезла боль. — Тогда мне казалось, я надеялась, что смогу достучаться до него. Но с сентября Джо все больше и больше замыкается и отдаляется от меня.
— Новую школу он воспринял как знак нового поражения, не так ли?
— Да, к сожалению, именно так.
— Я знал, что не стоит этого делать. — Монро тяжело вздохнул. — Когда Лоис занималась документами для перевода, Джо так многозначительно взглянул на меня, словно говорил: не надо, пожалуйста, не надо, дайте мне еще один шанс. Я прямо-таки слышал его внутренний голос, но встал на сторону жены.
— Не стоит себя винить, мистер Монро. Вы с женой оказались в ситуации, из которой нет простого выхода: нельзя быть ни абсолютно правым, ни абсолютно виноватым.
— Я возьму бумаги домой. — Монро начал подниматься так медленно, словно папка была свинцовой. — Доктор Курт, Лоис беременна, но Джо обэтом пока не знает.
— Если только для меня, то не нужно, спасибо. — В ее присутствии он всегда чувствовал себя неловко и ждал начала разговора.
— Как я понимаю, вы сегодня целый день на ногах, — заговорила Тэсс, позабыв о том, что и ее рабочий день официально давно закончился.
— Мне никакого времени не жаль, лишь бы это помогло Джо.
— Знаю. — Тэсс улыбнулась и кивнула гостю на стул. — У меня не было возможности поговорить с вами с глазу на глаз, мистер Монро, но мне хотелось бы, чтобы вы знали мое мнение: мне кажется, что вы готовы на все ради Джо.
— С ним нелегко. — Он сложил пальто на коленях. Тэсс отметила про себя, что этот человек от природы аккуратист: ногти всегда коротко подстрижены, волосы причесаны. Предпочитает темные, традиционного покроя костюмы. «Пути такого мальчика, как Джо, должны ему казаться неисповедимыми», — подумала Тэсс. — Но, конечно, Лоис еще труднее.
— Вот как? — Тэсс села на стул, зная, что, если находиться от него на некотором расстоянии, а также делать такие безличные замечания, ему будет проще. — Мистер Монро, когда в семью после развода входит отчим, который старается стать отцом подростку, всегда бывает трудно. А если речь идет о таком душевно неустойчивом мальчике, как Джо, то в тысячу раз труднее.
— Я надеялся, что со временем, как бы это сказать… — Он поднял руки и тут же бессильно опустил их. — Я надеялся, что у нас появятся общие интересы, ну хотя бы игра в мяч. Я даже купил палатку, хотя, должен признаться, в туризме ничего не смыслю, но его ничто не увлекает.
— Он считает, что не может позволять себе увлекаться, — поправила Тэсс. — У мальчика сложились нездоровые отношения с отцом. Его неудачи и проблемы он воспринимает как свои собственные.
— Этот ублюдок даже не… — Монро резко оборвал себя. — Извините.
— Не надо извиняться. Я знаю, что все выглядит так, будто отцу Джо все равно, что ему на все наплевать. Объясняется это болезнью. Впрочем, это особая тема, сейчас разговор о другом. Мистер Монро, вы, наверное, заметили, что я давно делаю попытки поговорить об интенсивном лечении. Клиника в Александрии, о которой я говорила не раз, специализируется на терапии душевных аномалий у подростков.
— Лоис не желает об этом слышать. — Для Монро слово жены было законом. — Она считает, и я вынужден с ней согласиться, что Джо решит, будто мы хотим от него избавиться.
— Согласна, поначалу будет трудно. Нужно всем нам постараться убедить Джо в том, что никто не собирается наказывать его, что никто его не от сылает от себя, а просто дают ему еще одну возможность встать на ноги. Мистер Монро, буду с вами откровенна: пока у нас ничего не выходит. Джо не становится лучше.
— Но ведь он не пьет?
— Не пьет, — подтвердила она его слова, — но как заставить его понять, что ослабление одного из симптомов не означает его излечения?
В течение сеансов, на которые собиралась вся семья, Тэсс замечала, что мистер Монро лучше видит следствия, нежели причины.
— Мистер Монро, не стоит забывать, что Джо — алкоголик и будет им всегда, независимо от того, пьет он сейчас или нет. Он — один из двадцати восьми миллионов детей алкоголиков в нашей стране. Треть из них сами становятся алкоголиками, и Джо среди них.
— Но ведь Джо не пьет, — продолжал настаивать Монро.
— Я согласна с вами. — Тэсс сцепила пальцы, положила руки на ежедневник и продолжила: — Да, он не потребляет алкоголя, но бессознательно ощущает свою зависимость от спиртного. А главное — причины, по которым его тянет к спиртному. Сейчас он не напивается, но совсем недавно алкоголь был отдушиной и способом решения всех его проблем. Поскольку он не пьет, он не может делать вид, будто их нет или справляться с ними, но они никуда не исчезли, просто ушли вглубь. Джо не выказывает признаков озлобления, мистер Монро, не впадает в ярость, даже тоску старается скрыть, но все это сидит в нем, как в запечатанной бутылке. Дети алкоголиков часто ощущают в себе ответственность за болезнь родителей.
— Вы уже говорили об этом. — Монро недовольно и нетерпеливо поерзал на стуле.
— Говорила. Джо обижен на отца и в большей степени — на мать за то, что они оба оставили его наедине с самим собой. Отец пьет, у матери забота лишь о пьянстве отца, но он любит их и переносит обиду на себя.
— Лоис очень старается.
— Не сомневаюсь. Она удивительно сильная женщина. К сожалению, Джо не унаследовал этой черты характера матери. Его депрессия достигла опасной, даже критической стадии. Я не имею права рассказывать вам о темах разговоров на последних сеансах, но вынуждена признаться, что меня, как никогда, беспокоит его эмоциональное состояние. Ему очень больно. Каждый сеанс я фактически занята только одним: стараюсь унять эту боль, чтобы Джо смог протянуть неделю до нашей очередной встречи. Он считает свою жизнь никчемной, думает, что он дурной сын, дурной друг, дурной человек…
— Развод…
— Развод — суровое испытание, особенно для детей. Зависит оно от душевного состояния ребенка в данный момент, от этики самого развода, от эмоциональной устойчивости ребенка. Для многих это страшный удар. После разъезда родителей обычно наступает тоска, появляется ощущение тяжелой утраты, даже отчуждение. Нередко дети винят сами себя. Но, мистер Монро, ваша жена рассталась с отцом Джо три года назад, а мальчика продолжают преследовать это событие и его роль в нем. Это ненормально. Развод оказался для него почвой, на которой появились новые проблемы.
Тэсс помолчала и снова сцепила пальцы.
— От алкоголизма мальчик страдает, но он хочет, чтобы ему было больно. Джо считает, что это заслуженно, как маленький ребенок считает заслуженным наказание за провинность. Эти ощущения позволяют ему чувствовать себя частью людского сообщества, но в то же время алкоголизм вынуждает пережить комплекс изгойства. Он привык к одиночеству, привык считать себя хуже остальных, особенно хуже вас.
— Меня? Не понимаю.
— Джо считает себя единым целым с отцом — пьяницей и неудачником как в работе, так и в семейной жизни. А вы — воплощение всего того, чем ни его отец, ни он сам не обладают.
В душе мальчик пытается частично избавиться от отца и стать похожим на вас, но только отчасти. Он попросту ощущает себя недостойным и боится, что его снова постигнет неудача. Больше того, Джо стремительно приближается к черте, за которой наступает такая усталость, что о своей жизни он перестанет думать.
Монро сжимал и разжимал пальцы. А когда заговорил, то в голосе были слышны интонации председателя некоего правления.
— Не совсем понимаю вас.
— По статистике самоубийство подростков стоит на третьем месте, мистер Монро. У Джо наблюдаются суицидальные наклонности. Он все чаще и чаще обращается к этой мысли, кружит рядом с ней — недаром возник его интерес к оккультизму. Осталось совсем немного до роковой черты: спор, который может его разозлить; школьный экзамен, который он не сдаст и посчитает себя бездарью; двусмысленное поведение отца…
Тэсс говорила, не повышая голоса, но ее внутреннее напряжение невольно передалось отчиму Джо.
— Мистер Монро, я хочу, чтобы вы меня поняли: Джо необходимо постоянное интенсивное лечение. Вы привели его сюда, отдали его в мои руки — стало быть, вы мне доверяете. Так поверьте мне сейчас: моих усилий недостаточно. Здесь все сведения о клинике. — Тэсс подтолкнула к нему папку. — Поговорите, пожалуйста, с женой, попытайтесь убедить и попросите ее зайти ко мне. В любое удобное для нее время — я откорректирую свое расписание. Но только, ради Бога, не тяните. Джо это необходимо, нужно немедленно, пока не случилось непоправимое.
Монро взял папку, но так и не открыл ее.
— Доктор Курт, вы возражали против новой школы, а теперь хотите отправить его в другой город в клинику.
— Это верно. — Тэсс захотелось вытащить из волос шпильки и посильнее стиснуть виски, чтобы исчезла боль. — Тогда мне казалось, я надеялась, что смогу достучаться до него. Но с сентября Джо все больше и больше замыкается и отдаляется от меня.
— Новую школу он воспринял как знак нового поражения, не так ли?
— Да, к сожалению, именно так.
— Я знал, что не стоит этого делать. — Монро тяжело вздохнул. — Когда Лоис занималась документами для перевода, Джо так многозначительно взглянул на меня, словно говорил: не надо, пожалуйста, не надо, дайте мне еще один шанс. Я прямо-таки слышал его внутренний голос, но встал на сторону жены.
— Не стоит себя винить, мистер Монро. Вы с женой оказались в ситуации, из которой нет простого выхода: нельзя быть ни абсолютно правым, ни абсолютно виноватым.
— Я возьму бумаги домой. — Монро начал подниматься так медленно, словно папка была свинцовой. — Доктор Курт, Лоис беременна, но Джо обэтом пока не знает.