Два месяца назад на одном из школьных представлений с ней случился тяжелый припадок. В конвульсиях она каталась по полу; испуганные родители решили, что у нее эпилепсия. Когда ее доставили в больницу, выяснилось, что ее состояние — реакция, наступившая в результате долгого воздержания от приема наркотиков, причем сильных, вроде героина.
   Безупречный мир Лидии Вудс держался на валиуме и алкоголе до тех пор, пока муж не пригрозил разводом. В доказательство она полностью отказалась от наркотиков и, не обращая внимания на свое физическое состояние, попыталась сохранить прежний образ жизни. И вот теперь, хотя на ноги ее поставили, с Лидией приходилось вести очень много бесед о причинах и следствиях.
   Тэсс на лифте спустилась на первый этаж и попросила историю болезни Лидии Вудс. Внимательно просмотрев ее, Тэсс сунула карту под мышку. Палата, где она лежала, находилась в конце коридора. Дверь была открыта, но Тэсс все равно постучала.
   Шторы задернуты, в комнате — полумрак. Рядом с кроватью — цветы, алые гвоздики с легким и приятным запахом. Больная сидела на постели, подобрав ноги и уставившись в голую стену. Она даже не заметила прихода Тэсс.
   — Привет, Лидия. — Тэсс положила историю болезни на столик и огляделась. Вчерашняя одежда Лидии кучей валялась на полу в углу. — Темно здесь, — сказала Тэсс и взялась за штору.
   — Мне так нравится.
   Тэсс посмотрела на съежившуюся на кровати фигуру. Нужны решительные меры.
   — Ну а мне нет, — просто сказала она и раздвинула шторы. Свет залил комнату. Лидия перевернулась и посмотрела в окно. Ни причесаться, ни наложить косметику на лицо она не удосужилась. У рта залегли глубокие, тяжелые складки.
   — Это моя комната!
   — Ваша. Я слышала, вы слишком много времени проводите в одиночестве.
   — А вы что здесь делаете? Плетете корзинки под орехи и фрукты?
   — На вашем месте я бы почаще выходила прогуляться, — сказала Тэсс, не притрагиваясь к карте.
   — Мне нечего здесь делать. Я не хочу здесь оставаться.
   — Никто вас и не держит. — Тэсс пристально посмотрела на Лидию. Та выпрямилась на кровати и закурила сигарету. — Это не тюрьма.
   — Вам легко говорить!
   — Вы стали пациенткой этого заведения по собственной воле. Когда решите, что вам здесь больше не нужно оставаться, можете выписаться.
   Лидия ничего не ответила, продолжая курить. Молчание затянулось.
   — Смотрю, у вас вчера был муж?
   — Ну и что? — Лидия мельком глянула на цветы и тут же отвела взгляд.
   — Вы рады?
   — Просто счастлива! — с ехидством проговорила она. — Счастлива, что предстала перед ним в таком виде. — Она яростно выдрала из головы клок немытых волос. — Приводи, говорю, детей, путь тоже полюбуются, в какую уродливую каргу превратилась их мать.
   — А вы знали, что муж должен прийти?
   — Да.
   — У вас в палате есть душ, шампунь, косметика.
   — А разве не вы говорили, что я все время стараюсь спрятаться за что-то?
   — Одно дело костыли в виде порошков, пилюль и выпивки, и совсем другое — привести себя в порядок перед встречей с мужем. Нет, Лидия, я уверена, вы нарочно хотели показаться ему в таком виде. Чтобы он вас пожалел? Почувствовал себя виноватым?
   Удар пришелся в цель. Как Тэсс и предполагала, Лидия начала заводиться.
   — Лучше заткнитесь. Это совершенно не ваше дело.
   — Все-таки муж принес цветы? Чудесные гвоздики.
   Лидия вновь посмотрела на цветы. Только от одного их вида ей захотелось заплакать, избавиться от чувства горечи, смешанной с самоуничижением, которое сделалось для нее чем-то вроде щита. Лидия схватила вазу с цветами и швырнула ее изо всех сил в стену.
   Звон разбившегося стекла донесся до коридора, где ждал, как ему было велено, Бен. Он мгновенно вскочил и бросился к раскрытой двери, но путь ему преградила сестра.
   — Прошу прощения, сэр, но вам туда нельзя. Доктор Курт занята с пациентом. — Не давая Бену пройти, сестра сама направилась к палате.
   — А, это вы, миссис Райдел, — послышался спокойный, безмятежный голос Тэсс. — Принесите, пожалуйста, совок и веник, миссис Вудс надо немного прибраться.
   — Даже не подумаю! — закричала Лидия. — Это моя комната, и я не хочу ее подметать.
   — Тогда глядите под ноги, чтобы не наступить на стекло.
   — Я ненавижу вас. — Увидев, что Тэсс даже не поморщилась, Лидия крикнула еще громче: — Я вас ненавижу! Слышите? Ненавижу!
   — Да слышу, прекрасно слышу. Только интересно, на кого вы кричите, Лидия, на меня или на себя?
   — Кем вы себя вообразили? — Руки у Лидии сильно дрожали, как отбойный молоток; даже пепел с сигареты она стряхнула с трудом. — При ходит, понимаешь, сюда каждую неделю с видом праведницы в таких шикарных костюмах и думает, что я душу наизнанку буду выворачивать. Черта с два. Вы что же думаете, я начну исповедоваться перед ледышкой, перед женщиной, которая всю жизнь только и знает, что работать да работать? Перед мисс Само Совершенство, которая между делом попользует какого-нибудь беднягу-психа, а потом отправится домой и все забудет?
   — Я ни о чем не забываю, Лидия.
   В противоположность Лидии Тэсс говорила совершенно спокойно, но все равно в коридоре Бен слышал каждое ее слово.
   — Меня от вас тошнит. — Впервые за день Лидия с трудом поднялась с кровати. — Просто тошнит от этих ваших итальянских туфель, золотых булавочек-заколочек и вообще от вашего безупречного вида.
   — Я вовсе не безупречна, Лидия. Но любовь и уважение — вовсе не награда за безупречность.
   На глазах у Лидии показались слезы, но Тэсс даже не попыталась успокоить ее. Еще не время.
   — Слушайте, а вы знаете, что такое ошибка? И вообще, что вам известно о моей жизни? Кто бы и что бы ни говорил, у меня дела ладились. Ладились!
   — А я и не спорю. Но ничто не может ладиться бесконечно, если не признавать свои ошибки.
   — Я была ничуть не хуже вас, даже лучше. И платья были такие же, и дом… А ненавижу я вас потому, что одним своим видом вы напоминаете мне о прошлом. Убирайтесь! Убирайтесь и оставьте меня в покое!
   — Хорошо. — Тэсс поднялась и взяла со стола историю болезни. — Приду на следующей неделе.
   — А если захотите — раньше. — Она пошла к двери, но по дороге обернулась. — У вас по-прежнему есть свой дом, Лидия.
   На пороге стояла сестра с совком и веником в руках. Тэсс взяла их и поставила на пол у стены.
   — Я скажу, чтобы принесли новую вазу для цветов.
   Тэсс вышла в коридор и на секунду прикрыла глаза. Такую откровенную злобу, даже если знать, что идет она от болезни, а не от сердца, выдержать не так-то просто.
   — Док?
   Тэсс встряхнулась и открыла глаза. Впереди, в нескольких шагах от нее, стоял Бен.
   — Ты что-то рано.
   — Ага. — Он подошел и взял ее за руку. — Что тебе надо в этом заведении?
   — Как что? Ведь это моя работа. Тебе придется подождать, я должна сделать запись. — Тэсс пошла в сестринскую. Взглянув на часы, она взялась за ручку.
   Бен наблюдал за ней. Похоже, эта отвратительная сценка, свидетелем которой он стал случайно, никак не повлияла на Тэсс. Делала она свои записи с совершенно непроницаемым видом и наверняка по делу. Но ведь был, был краткий миг, когда, выходя в коридор, Тэсс казалась такой беззащитной! Хоть и владела она собой полностью, давалось ей это явно с большим трудом. Бену это не нравилось, как не нравилось и заведение с его голыми стенами и тупыми несчастными лицами обитателей. Тэсс протянула историю болезни сестре, сказала несколько слов, относившихся, видимо, к женщине, которая только что на нее кричала, и снова посмотрела на часы.
   — Извини, что заставила ждать, — проговорила Тэсс, подходя к нему. — Сейчас, только пальто возьму. Может, подождешь на улице?
   Когда она вышла наружу, Бен стоял у края газона, сосредоточенно покуривая сигарету.
   — Ты так и не дал мне договорить по телефону. А я хотела сказать, что не о чем было беспокоиться, я сюда езжу постоянно, и без всякого сопровождения.
   Бен докурил сигарету и тщательно загасил окурок.
   — Почему ты позволила ей нести этот бред? Тэсс глубоко вздохнула и взяла его за руку.
   — Ты где машину поставил?
   — Что за дурацкая манера у психиатров — отвечать вопросом на вопрос?
   — Есть, есть такая манера. Понимаешь, если бы она сегодня не накинулась на меня, ничего не получилось бы. А так, впервые за все время наших встреч, мы хоть немного продвинулись. Ну так все-таки где ты поставил машину? Холодно.
   — Да тут, недалеко. — Довольный, что дежурство в клинике осталось позади, Бен зашагал рядом с ней. — Он снова звонил тебе.
   — Да, сразу после тебя. — Тэсс попыталась подойти к этому делу с тем же профессиональным хладнокровием, что и к своим пациентам в клинике. — Удалось засечь откуда?
   — Из автомата, не дальше, чем в паре кварталов от тебя. Никто ничего не видел. Но мы продолжаем опрашивать людей.
   — Эта его Лаура… Она умерла.
   — Ну, это и я вычислил. — Бен потянул было дверцу машины, но снова захлопнул. — Точно так же, как вычислил, что следующая на очереди — ты.
   У Тэсс и мускул не дрогнул, она даже не побледнела. Впрочем, другого Бен и не ожидал. Она просто кивнула, как бы принимая информацию к сведению, и взяла его за руку.
   — Можешь сделать мне одолжение, а?
   — Можно попробовать.
   — Тогда давай сегодня не говорить на эту тему.
   — Тэсс…
   — Ну пожалуйста. Завтра я иду с тобой к капитану Харрису. Разве это так долго, нельзя подождать до завтра?
   Бен прижал к ее щекам холодные ладони.
   — Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Чего бы это мне ни стоило.
   — Стало быть, — улыбнулась Тэсс, — беспокоиться мне не о чем, не так ли?
   — Ты для меня очень много значишь, — серьезно сказал Бен. Таких слов от него не слышала ни одна женщина. — И я хочу, чтобы ты это знала.
   — Тогда отвези меня домой, Бен. — Она прикоснулась губами к его ладони. — И докажи на деле.

Глава 13

   В коридоре перед инспекторской образовалась грязная лужа. Дежурный драил пол. В воздухе стоял отвратительный запах половой тряпки и человеческого пота. Автомат, раздававший черный кофе, кофе со сливками, а в минуты хорошего настроения и горячий шоколад, будто раненый солдат, опирался на плечо собрата — хранителя шоколадок «Херши» и леденцов. Перед ним лежал целый взвод бумажных стаканчиков. Бен нашел место почище и провел Тэсс к двери.
   — Что, снова бунтует?
   Мужчина в сером пыльном комбинезоне, с седыми от пыли волосами поднял голову.
   — Вы бы, парни, перестали молотить кулаками эти штуковины: посмотрите, какая здоровенная вмятина образовалась. — Он показал пальцем в сторону автоматов, при этом на пол вдруг пролилась очередная порция кофе, смешавшаяся с лизолом. — Черт знает что!
   — Верно. — Бен злобно посмотрел на автомат со сладостями. Последнюю вмятину на нем оставил вчера лично он, потеряв в недрах прожорливого автомата очередной полтинник. — Надо чтобы кто-нибудь занялся ими наконец. Смотрите под ноги, док. — Он повел Тэсс в инспекторскую, где заливались телефоны, хотя было всего восемь утра.
   — Пэрис, — Лоуэнстайн щелчком отправила бумажный стаканчик в мусорную корзину. Ударившись о край, он благополучно опустился на дно, — дочь капитана родила вчера вечером.
   — Вчера вечером? — Бен подошел к своему столу и бегло просмотрел листок, на котором были записаны звонки. Один — от матери, она напоминала, что почти месяц он у нее не был.
   — Без двадцати пяти одиннадцать.
   «Черт, не могла подождать еще пару дней, тогда у меня был бы пятнадцатый в лузе, впрочем, еще один шанс остается», — подумал он и спросил:
   — Надеюсь, родился мальчик?
   — Девочка, семь фунтов семь унций.
   — Ну конечно, так я и знал!
   Лоуэнстайн встала, окинув Тэсс быстрым профессиональным взглядом. Тут же по-женски оценила сумочку из змеиной кожи, которая, по ее прикидке, тянет не меньше, чем на сто пятьдесят; ощутила легкий укол зависти.
   — Доброе утро, доктор Курт.
   — Доброе утро.
   — Кофе хотите или еще чего-нибудь? Если подождете, через несколько минут мы все соберемся в зале, пока надо еще кое-что выяснить. — Незаметно принюхиваясь, Лоуэнстайн почувствовала запах настоящих французских духов.
   — Спасибо, подожду.
   — Присядьте, капитан сейчас освободится, — предложил Бен, оглядываясь в поисках чистого стула, — мне нужно сделать пару звонков.
   Неожиданно за дверью послышалась отборная ругань, затем что-то с грохотом упало на пол. Тэсс обернулась, и в то же самое время из щели под дверью потекла грязная вода. А потом началось невообразимое.
   Длинноногий негр со связанными за спиной руками был уже почти у двери, когда на шее у него сомкнулись железные пальцы полицейского.
   — Эй, посмотрите, что он натворил! — Почти подпрыгивая от негодования, в проеме двери появился дежурный. Он так тряхнул шваброй, что во все стороны разлетелись грязные брызги. — Я буду жаловаться в профсоюз, будьте уверены!
   Пытаясь освободиться от железной хватки, арестованный извивался, как выброшенная на берег форель.
   — Эй, убери-ка щетку. — Тяжело дыша, с покрасневшими от усилий щеками, полицейский попытался уклониться от нового фонтана брызг, а чернокожий завизжал тонким голосом.
   — Ты что, Маллендор, со своими клиентами справиться не можешь? — Бен неторопливо двинулся на помощь. В этот самый момент арестованный ухитрился вонзить зубы в руку своего стражника. Тот зарычал от ярости и боли, а его пленник, освободившись от железных пальцев на шее, ринулся на Бена.
   — Да помоги же! Этот малый не человек, а просто лютый зверь. — Маллендор схватил арестованного за воротник, и тот оказался зажатым между ним и Беном. На мгновение показалось, что сейчас они пустятся плясать румбу, но вместо этого все трое заскользили по мокрому полу и. рухнули — образовалась куча мала. Лоуэнстайн, сложив руки, спокойно наблюдала за происходящим.
   — Может, разнимете их? — не удержалась Тэсс.
   — У этого малого на запястьях наручники, да и весит он не больше ста фунтов, сами справятся.
   — Я не хочу в камеру. — Чернокожий катался по полу, визжал, извивался и норовил двинуть Бена коленом, что ему наконец удалось. Угодил он прямо в пах. Бен рефлекторно выставил локоть и попал арестованному в адамово яблоко. Тот обмяк, Бен навалился на него. Рядом тяжело дышал Маллендор.
   — Спасибо, Пэрис. — Маллендор поднял прокушенную руку и принялся внимательно изучать следы зубов. — Черт, наверное, придется делать уколы. Как только мы добрались до участка, этот придурок словно спятил.
   Прерывисто дыша от боли в паху, Бен с трудом поднялся на колени, упершись руками в пол. Дышал он прерывисто, в паху у него горело. Со свистом втягивая воздух, он тем не менее проговорил:
   — Этот сукин сын мне яйца в живот вогнал.
   — Извини, Бен, мне, право, очень неловко. — Маллендор вынул носовой платок и стер кровь с руки. — Ну ничего, теперь он у меня не пикнет.
   Оторвав руки от пола, Бен полуприлег, прислонившись к стене.
   — Ради всего святого, отведи его поскорее в камеру, а то очухается и снова начнет бузить.
   Пока Маллендор возился со своим пленником, еще не пришедшим в себя, Бен сидел на полу не двигаясь. Холодная кофейная жижа добралась ему до колен, потом до бедер и наконец растеклась по рубашке. Но даже почувствовав вокруг себя мокроту, Бен не встал. Он пытался понять, почему ударившее его колено оказалось таким острым.
   Прежде чем вернуться в коридор, где стоял бойлер, дежурный в сердцах с грохотом шваркнул шваброй о пустое ведро.
   — Буду жаловаться начальнику. Пол был уже почти вымыт.
   — Да, не повезло тебе. — Бен посмотрел ему вслед и почувствовал поднимающуюся от паха к голове боль.
   — Да ладно, Пэрис, не расстраивайся. — Лоуэнстайн прислонилась к дверному косяку, стараясь не угодить ногой в тонкий кофейный ручеек. — Пока еще есть надежда, что ты по-прежнему жеребец.
   — Поцелуй меня в задницу.
   — Ну, милый, ты же знаешь, какой у меня ревнивый муж.
   Тэсс склонилась над Беном, приговаривая что-то утешительное. Она нежно погладила его по щеке, но в глазах у нее прыгали озорные искорки.
   — У вас все будет в порядке.
   — О да, все просто потрясающе! Обожаю принимать кофе через кожу.
   — Дело привычное, верно?
   — Верно, верно.
   — Не хотите ли встать?
   — Нет. — Бен подавил желание запустить пальцы между ног, чтобы убедиться, что все на месте.
   Чувствуя приближающийся смех, Тэсс зажала ладонью рот. Она искоса, внимательно посмотрела на Бена, но от этого захотелось еще больше смеяться. В ее голосе булькали смешинки, словно пузырьки в газировке:
   — Но нельзя же вот так лежать в луже целый день! От вас пахнет, как в кафе с давно не мытыми полами.
   Бен взял за руку Тэсс, которая все еще пыталась подавить приступ смеха.
   — Сейчас потяну как следует, и вы окажетесь рядом со мной, док.
   — Тогда вам придется взять грех на себя, не говоря уж о расходах на химчистку.
   В комнату быстро, словно он все еще шагал по улице, ворвался Эд. Маневрируя между лужами, он доедал йогурт — свой ежедневный завтрак. Облизав ложку, он остановился перед напарником, полулежащим на полу:
   — Доброе утро, доктор Курт.
   — Доброе утро. — Тэсс поднялась, продолжая борьбу со смехом.
   — Отличный денек!
   — Да, только немного холодновато.
   — По радио передали, что к полудню будет почти пятьдесят.
   — Как я посмотрю, вам двоим очень весело, — заметил Бен, — даже очень.
   Тэсс откашлялась:
   — Бен… С Беном произошло небольшое недоразумение.
   Увидев кофейную жижу, стекавшую по стене, Эд поднял свои кустистые брови, словно удивляясь.
   — Только воздержись от своих студенческих шуточек, — предупредил его Бен.
   — Студенческих? — Эд, с удовольствием проговорив это слово, передал Тэсс пустую картонку из-под завтрака и, взяв напарника под мышки, без малейшего усилия поставил его на ноги. — У тебя, пардон, штаны мокрые.
   — Я тут усмирял арестованного.
   — Да? Ну что ж, порой и такое случается, особенно когда дел невпроворот.
   — Пойду переоденусь, — пробормотал Бен. — А ты последи, чтобы доктор от смеха не лопнула. — Бен, слегка расставив ноги, пошел по коридору.
   Эд взял у Тэсс пустую коробку и пластмассовую ложечку:
   — Кофе не хотите?
   — Нет. — Даже это коротенькое словечко далось ей с трудом. — С меня кофе здесь и так хватает.
   — Подождите буквально одну минуту, и я провожу вас к капитану.
   Все собрались в комнате для совещаний. Хотя обогреватель многообещающе гудел, пол оставался холодным. Харрис опять проиграл в ежегодной борьбе за ковер. Чтобы сохранить тепло, были опущены шторы, но все — бесполезно. Кто-то прикрепил к ним плакат, призывавший американцев экономить энергию.
   Тэсс присела к столу. Рядом устроился Эд. Из чашки чая, стоявшей перед ним, доносился легкий аромат жасмина. Лоуэнстайн присела на краешек небольшого письменного стола, медленно покачивая ногой. Бигсби согнулся на стуле, аккуратно положив на колено очередной бумажный носовой платок. От сильного насморка нос его стал красным. Родерика не было — он долечивал свой грипп в постели.
   Харрис стоял у зеленой доски, на которой столбиками были написаны имена жертв с относящимися к ним данными. На стене висела карта города с воткнутыми в нее четырьмя булавками с голубыми шляпками, рядом — пробковая доска, к которой прикреплены черно-белые фотографии с мест преступлений.
   — У всех есть распечатки телефонных разговоров доктора Курт?
   Так холодно, подумала Тэсс, по-деловому сказано: распечатки; боль, таящаяся в этих «распечатках», им недоступна.
   — Капитан Харрис. — Тэсс перелистала собственные записи. — Последний отчет с комментариями и прогнозами находится у меня. Но может быть, вам и вашим офицерам интересно мое мнение об этих звонках?
   Харрис согласно кивнул, обхватив руками спинку стула у себя за спиной. Мэр, пресса, начальник полиции — все словно в горло вцепились. Господи, когда же все это кончится и можно будет взять на Руки новорожденную внучку! Стоило увидеть ее в окне родильного дома, как жизнь приобрела новый смысл.
   — Звонок этого человека ко мне был вызван испугом. Теперь не он сам, а болезнь управляет его поступками. Последняя… — Ее взгляд остановился на фотографии Анны Ризонер. — Последняя жертва в его замысел не входила. — Тэсс облизнула губы и мельком глянула на Бена, который как раз входил в комнату. — Он ждал меня, именно меня. Что касается других, то трудно судить, по какому принципу он их выбирал. Относительно Барбары Клейтон можно с уверенностью сказать, что это просто стечение обстоятельств: у нее сломалась машина, а он оказался рядом. В моем же случае все было заранее продумано. Он знал меня по фотографиям в газетах.
   Тэсс приостановилась, полагая, что Бен пройдет и сядет рядом с ней, но он продолжал стоять, прислонившись к косяку двери. Их разделял стол. — Рациональная часть сознания, управляющая его повседневной жизнью, все больше и больше уходит из-под его контроля. Но вот появилась надежда на помощь со стороны человека, который, единственный из всех, не проклиная его, как другие, пытается понять происходящее с ним, к тому же чем-то напоминает Лауру, да так сильно, что пробуждает чувство любви и полного отчаяния.
   Можно с уверенностью утверждать, что в ночь убийства Анны Ризонер он ждал меня, желая поговорить со мной, объяснить причину своих вынужденных злодеяний. Исходя из результатов вашего расследования, можно также утверждать, что раньше у него такой потребности не было. Из распечаток, которые лежат перед вами, видно, что он снова и снова просит меня понятъ. В данном случае я для него вроде дверной петли, а дверь открывается в обе стороны. — Она сложила руки и показала ими, что имеет в виду. — Он взывает о помощи, затем болезнь начинает овладевать им еще сильнее, и тогда он хочет поскорее завершить свою миссию. Должны быть еще две жертвы, — спокойно сказала Тэсс, — или, как это ему самому представляется, еще две «спасенные души»: сначала я, потом он сам.
   Эд своим четким почерком делал пометки на полях распечатки.
   — А что может заставить его изменить план? Если ему не удастся добраться до вас, выбрать другую жертву?
   — Ему нужна я. Он уже трижды говорил со мной. Он видел меня в церкви. Он живет в мире знаков и символов. Я была в церкви. В его церкви. Я напоминаю ему Лауру. Я предлагала ему свою помощь. И чем ближе я становлюсь, тем сильнее становится потребность в завершении своей миссии именно после меня.
   — Вы по-прежнему полагаете, что он ждет восьмое декабря? — Лоуэнстайн держала распечатку в руках.
   — Да. Не думаю, что он переменит свой план. Анна Ризонер оказалась для него слишком большой ошибкой: не та женщина, не тот день… — Тут у Тэсс свело желудок, и ей с трудом удалось взять себя в руки.
   — А не может быть так, — заговорил Эд, — что, коль скоро он нацелился именно на вас, все произойдет раньше?
   — Не исключено. При душевных заболеваниях всякое бывает.
   — Круглосуточное наблюдение остается в силе, — заявил Харрис, — ваши телефоны буду прослушиваться, а вас будут охранять, пока мы не поймаем этого типа. Ну а пока хотелось бы попросить вас вести обычный образ жизни. Он ведь наблюдает за вами, знает ваше расписание. Мы быстрее выловим его, если вы будете казаться ему легкой добычей.
   — Почему бы не сказать ей все начистоту? — проговорил Бен, глядя на Харриса и продолжая стоять у двери с засунутыми в карманы руками. Голос его звучал спокойно, но Тэсс достаточно было взглянуть на Бена, чтобы понять, что творится у него внутри. — Вы ведь хотите использовать ее как наживку.
   Харрис молча посмотрел на него и заговорил спокойным, ровным голосом:
   — Доктор Курт оказалась в особом положении. И то, чего хочу я, значительно меньше того, чего хочет убийца. Именно поэтому ее будут охранять везде: и дома, и на работе, и в любом месте, куда бы она ни пошла.
   — А не лучше ли всего было бы ей недели на две уехать в какое-нибудь тихое и безопасное место? — предложил кто-то из офицеров.
   — Это вариант изучался и был отвергнут.
   — Отвергнут? — Бен резко шагнул вперед. — Кем отвергнут?
   — Мною. — Положив руки на папку с документами, Тэсс сидела неподвижно.
   Едва взглянув на нее, Бен обрушился на Харриса:
   — С каких это пор мы стали пользоваться услугами гражданских лиц? Пока она появляется на людях, ей грозит опасность.
   — Ее охраняют.
   — Ну да. Но все мы знаем, что всякое бывает. Достаточно одного неверного шага, и ее фотография появится вон там, на доске.
   — Бен. — Лоуэнстайн протянула к нему руку, но он отбросил ее.
   — Не можем мы рисковать, зная точно, что он нацелился именно на нее. Ей следует отправиться в безопасное место.
   — Нет. — Тэсс так сцепила руки, что пальцы побелели. — Своих пациентов я могу лечить только в клинике либо у себя в кабинете.
   — Своих пациентов вы можете лечить, только оставаясь живой. — Бен резко повернулся к ней и со всей силой нажал ладонями на стол. — Так что берите отпуск и отправляйтесь на Мартинику или в Канкун. Я не хочу, чтобы вы впредь занимались этим делом.
   — Ничего не получится, Бен. Конечно, пациентов на несколько недель я могу оставить, но от всего остального-то не уйдешь.