Романовский Александр. Ярость рвет цепи

   Безволосые торопились по своим неотложным делам — выполнить запланированный минимум финансовой выработки. Большинство этих людей, если они объявились этим утром на Сансете, когда раздраженное светило только-только проснулось, спешили, конечно, в Сити. Это был деловой центр мегаполиса (во всяком случае, Гетто), где в водоворотах и завихрениях вращались финансовые потоки той части города, что лежала у подножия Ульев. Там находились разномастные конторы, офисы, кабинеты и фирмы. Небоскребы гордо вздымались ввысь, но только до того момента, когда взгляд вдруг утыкался в Улей, что громоздился на горизонте. И сразу становилось ясно, что все эти “небесные скребки” — не более чем жалкие подобия. Дворняжки, боязливо жавшиеся к подножиям истинных гигантов…
   Волк никогда не забывал об этом.
   Стараясь не привлекать к себе излишнего внимания, он проскользнул в какой-то “веселый квартал”. Сперва Курту показалось, что он здесь еще не бывал, но тут на глаза ему попались несколько знакомых деталей — подвешенная над одной из дверей здоровенная кабанья голова (сделанная, конечно, из пластмассы и искусственного меха), намалеванная на фасаде русалка с обнаженной грудью и папиросой в зубах, а также красный фонарь на витиеватом кронштейне — тусклый в эту раннюю пору.
   При дневном свете все здесь казалось непривычным, будто волк очутился в каком-то Зазеркалье. Куда-то подевался весь контингент обывателей: зазывалы, проститутки, пьяные субъекты, валяющиеся в лужах блевотины… Не было даже просто прохожих. Курт сам не заметил, как оказался в полном одиночестве (что, конечно же, не могло его особенно расстроить).
   Он перешел на быстрый шаг, по меркам безволосых почти бег. Здесь, в непосредственной близости от “спорных территорий” (“буфера”, а затем Улья), нужда таиться и скрываться отпадала сама собою. Заблудиться здесь было непросто даже ночью, а тем более сейчас, когда раскаленное светило изливало на купол тысячи люменов.
   Если даже по дороге ему кто-либо и встретится, то лучше увернуться. Это могли быть либо бандиты, либо полиция (либо, что маловероятно, но не исключено — собратья-волки, посланные на розыски родственников). Поэтому Курт готовился рвать когти в любую минуту.
   “Спорные территории” остались позади. Бандиты, вероятно, устали после ночных предприятий и отправились на боковую. Потянулись трущобы. Фасады полуразрушенных строений выглядели еще более тоскливо, нежели ночью. Солнечный свет безжалостно обнажал все уродства, что скрывала до поры ночная темнота. В рваных ранах торчали балки, кирпичи, ржавая арматура и осколки стекла. Было такое впечатление, будто ночью под куполом пролетела эскадрилья бомбардировщиков.
   Курт чувствовал себя так, словно попал в совершенно незнакомое место.
   Однако это было терпимо. Курт шел и шел, не замедляя шага. Пару раз он заметил в отдалении несколько силуэтов. Это могла быть охрана из Улья, поэтому волк оба раза ускорял темп и поворачивал на ближайшем перекрестке. Но отчего-то силуэты не бросались в погоню. Вероятно, это были аборигены, которые, не исключено, также приняли Курта за легавого…
   Как бы там ни было, Курт беспрепятственно вынырнул к Улью.
   Остановившись, он задрал голову и посмотрел вверх. Вблизи Улей выглядел, как… наркотический бред.
   Свет преломлялся в десятках тысяч тонированных оконных стекол. В нижних ярусах отражалось Гетто — крошечные домишки и замшелые улицы. Под самым куполом Улей был матово-черным, дабы солнечный свет не слишком досаждал обитателям. Галереи, балкончики, разномастные антенны облепили корпус наподобие колючей брони. В различных направлениях, едва различимые на фоне титановых стыков купола, протянулись канаты фуникулеров и лифтов на реактивной тяге.
   Курт с трудом оторвал взгляд от этой железобетонно-стеклянно-стальной туши, огляделся по сторонам, а затем припустил к подворотне. Замусоренный пятачок, предварявший лестницу, пустовал.
   Добравшись прыжками до двери, Курт отбросил крышку с замка и выбил на клавишах комбинацию.
   Замок щелкнул, металлическая плита послушно отодвинулась в сторону.
   Помедлив мгновение на пороге, волк нырнул в проем. Пару секунд спустя глаза полностью привыкли к царившему внутри полумраку. Дверь тихо вернулась на место. На техническом уровне царила тишина, — напряженная и деловитая, как в бухгалтерском отделе какой-нибудь компании, лишь самоуглубленно гудели трансформаторы.
   А потом случилось несколько вещей одновременно.
   Из-за одного гудящего “шкафа” вышел безволосый. Волк быстро пригнулся, не успев даже подумать о том, что он делает, но его появление все-таки было замечено. Вскрикнув, безволосый — одетый в темно-синюю форму техника — взмахнул рукой, в которой был зажат гаечный ключ.
   Именно от этого в стае предостерегали даже щенков.
   Именно поэтому Заветы запрещали появляться на поверхности днем.
   Не утруждая себя долгими раздумьями, Курт перепрыгнул через перила и, пролетев три-четыре метра к полу, помчался в сторону безволосого. К тому, как оказалось, спешило пополнение: такой же техник, но уже в пластмассовой каске ярко-оранжевого цвета. Он выскочил на крик, а теперь пытался как можно более эффективно распорядиться отпущенными мгновениями. А именно — постараться сообразить, что тут происходит.
   Только Курт не собирался предоставлять ему эту возможность. Приближаясь к первому безволосому, он заставил себя сжать лапы в кулаки, хотя инстинкты требовали растопырить пальцы и когти. Но в данной ситуации не стоило прибегать к крайним мерам.
   Техник неловко взмахнул гаечным ключом, намереваясь попасть волку по голове. Курт без труда отклонился, затем скользнул вперед и нанес собственный удар — наотмашь, по бритой челюсти. Глаза безволосого забавно выпучились, и он, завалившись на один бок, начал падать. А Курт уже бежал в противоположную сторону.
   У этого техника не оказалось при себе ни гаечного ключа, ни какого-либо другого подручного инвентаря. Была одна каска. Поэтому, ойкнув, он повернулся и бросился бежать.
   Волк кинулся следом.
   Безволосый свернул за “шкаф” и припустил по проходу между трансформаторами. Одной рукой он придерживал каску, а другой силился снять с пояса какой-то предмет. Разумеется, это была рация.
   Курт догнал его в три прыжка и ударил в спину ногами, отчего техник врезался в ближайший “шкаф”, отлетел, а затем врезался снова. Курт схватил его за шею и принялся с силой бить каской о трансформатор. Когда из сдавленной глотки перестали вылетать нечленораздельные всхлипы, волк медленно разжал хватку.
   Безволосый обмяк и повалился на пол. Курт, оскалившись, внимательно прислушался. Он наделал много шума — если неподалеку бродили другие техники, они бы уже подняли тревогу. Но вокруг раздавалось только умиротворенное гудение машин, ни один посторонний звук не прорывался сквозь эту завесу. На большей части технических уровней была отличная акустика, так что волк обязательно почувствовал бы еще чье-то присутствие. По крайней мере ему так нравилось думать.
   Поглядев на безволосого у своих ног, Курт вздохнул. Чучело в каске, конечно, было еще живо, хотя и находилось без сознания. По прибытии в реальность его ожидали сильные головные боли, а также, вероятно, пара дней больничного. А может, награда или премия. Но этим все и ограничится — опять-таки благодаря капюшону.
   Первым делом волк взял рацию и разбил ее о бетонный пол. Затем сел на корточки и начал снимать с техника пояс. Связал за спиной руки, а рот заткнул носовым платком, что нашелся в нагрудном кармане. Биение сердца ощущалось отчетливо.
   Убедившись в последнем, Курт отправился на поиски первого техника. Тот лежал там, где Курт его и оставил, — с нелепо повернутой набок головой, разбросав в стороны руки. У ноздрей свернулись две красные полоски. В первое мгновение Курт даже решил, что немного перестарался, а безволосый на поверку оказался более хлипок… А затем, присев у распластанного тела, с облегчением нащупал пульс.
   Чуть позже волк оттащил бесчувственное тело за один из “шкафов”, расправился с рацией и повторил процедуру с поясом. Носового платка у техника не обнаружилось, к тому же его ноздри были забиты спекшейся кровью, затруднявшей дыхание. Курт отнюдь не собирался его убивать, потому как мог сделать это в первые секунды, если бы хотел.
   Убедившись, что ремень держит крепко, Курт поднялся и пошел к лестничной “шахте”. Ему предстоял долгий спуск в убежище, а затем — не менее утомительное дознание перед целым Советом. То, что безволосые встретились ему у самого порога, было не самым добрым знаком. Едва лишь остальные техники найдут товарищей — а эти остальные были неподалеку, судя по наличию раций, — сюда, с целью расследовать происшествие, прибудет отряд охраны. Исчерпывающих выводов сделать не удастся, однако комбинация на замке наверняка претерпит коренные изменения… Что, впрочем, было далеко не смертельно, хотя и приятного мало.
   Волк стиснул челюсти. Он и без того причинил стае предостаточно неприятностей.
   Цепляясь за холодные перекладины, Курт начал спуск.
   На технических уровнях царили тишь и темнота: чем глубже, тем полнее, пока вокруг Курта не сгустился кромешный мрак, а тишина не стала гробовой. Последнее сравнение, впрочем, Курту не понравилось. Необъяснимая тяжесть, навалившаяся на него еще там, наверху, не уходила. Темное предчувствие скреблось где-то внутри, где нельзя было почесать. И чем глубже он спускался, тем тревожнее становилось на душе.
   Наконец спуск кончился. Волк стремительно помчался по лабиринту, свет вспыхивал над ним и гас за его спиной. Мучительное предчувствие усилилось до невыносимой остроты, превратившись почти в физически ощущаемую боль.
   Но вот показалась металлическая дверь.
   Первое, что почуял волк, был запах, запах крови. Густой, дурманящий и сладковато-безумный запах. А еще — запах страха и отчаяния.
   Курт взревел, еще не совсем понимая, что произошло. То, что дверь приоткрыта, дошло до него лишь через несколько секунд. Из этой тонкой щели шириной всего в несколько сантиметров доносился страшный запах. Он лился, струился — сводил с ума…
   Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Курт прыжками достиг двери, распахнул и ворвался внутрь. У порога успела скопиться изрядная лужа. Рядом лежал Мамот. Между глаз у него зияла круглая дырка, черная и бездонная, будто кроличья нора. Глаза закатились, обнажив слепые белки. Он лежал на спине, вокруг головы растеклась красная лужа, уже потемневшая по краям.
   Курт распахнул пасть, хватая воздух. Он задыхался, перед глазами плыли черные круги.
   Схватившись за край двери, он застыл, пытаясь успокоиться. Это было трудно, практически невозможно, но паниковать не имело никакого смысла. Того, что случилось, не поправить. Странно, но именно эта мысль вывела его из оцепенения.
   Пока он держался за дверь, ладони и пальцы успели почувствовать некую странность. Бронированная плита представляла собой жалкий огрызок прежней мощи. Засовы были разрезаны надвое, вместе с креплениями и непосредственно дверью. Из металла были выдраны целые куски. В косяках кое-где по-прежнему торчали титановые полосы. Разрезы были шершавыми, оплавленными и безнадежно холодными.
   Волк почувствовал, как глаза его застилают слезы. Смахнув их рукой, он присел и, не совсем четко представляя, что надеется найти, положил лапу на горло Мамота. Пульса, разумеется, не было. Тело оказалось не теплым, но и не холодным — комнатной температуры.
   Пистолет был зажат в лапе мертвого волка. Копье лежало рядом — острие сверкало незапятнанной чистотой. Оружие знаменитого Коррига стояло на предохранителе, судя по всему, так и не сделав ни единого выстрела.
   Осмыслив все это, Курт вновь повернулся и посмотрел на дверь.
   Металл остывает быстрее. Те, кто это сделали — кем бы они ни были, — преодолели дверь за считанные секунды. Мощный лазер резал титан, как раскаленный нож сливочное масло. К Мамоту даже не успело подойти подкрепление. Он стоял здесь один, беспомощно наблюдая, как пришельцы рвутся внутрь…
   Подумав об этом, Курт поглядел на лестницу.
   Та представляла собой страшное зрелище. Некоторые ступени отсутствовали, вырванные мощными взрывами. Беленые стены были покрыты копотью и испещрены следами от шрапнели — гвоздей, гаек и другого металлического хлама. А кое-где виднелись отметины от пуль. Судя по их расположению, напоминающему извилистые пунктирные линии, убийцы, — кем бы те ни были, — были вооружены автоматическим оружием.
   Взгляд Курта отмечал эти подробности, будто боялся того, что он увидит в самом низу. Он и в самом деле боялся. Стиснув челюсти, Курт стоял, опустив голову.
   На нижних ступенях лежали волки — не менее четырех. Все были неодеты. Услышав странный шум, они вскочили с постели и помчались сюда, но было уже поздно. — Их встретил шквальный огонь, взрывы, а также, судя по непривычному привкусу в воздухе, слезоточивый газ (вентиляция в убежище была отменная, но от концентрированной атаки защитить не могла) из баллонов. Смерть, смерть…
   Мохнатые тела были буквально изрешечены пулями. Волки лежали где придется, в непривычных и неестественных позах. Кровь окрасила пол матово-черным глянцем.
   Издав сдавленный рык, Курт помчался вниз. Он не раздумывал, где следует ступать, чтобы избежать ловушек, он полностью доверился инстинкту, потому что сознание его было затуманено горем. Умереть — это было единственное, чего он хотел в эти секунды.
   Как ни странно, ни единой ловушки на его пути не попалось.
   Взрывы вырвали из лестницы целые сегменты. Волк прыгал через них, не снижая скорости. Наконец, оказавшись в самом низу, упал на колени подле распластанных тел.
   Он знал каждого из них. Как, впрочем, и любого другого из стаи.
   Это были здоровые, сильные волки, ровесники Курта. Каждый слыл отличным бойцом и, бывало, неоднократно похвалялся, что он сделает с безволосыми, если те вздумают напасть на убежище. Главное сражение, как ожидалось, разгорится у выхода. Молодые волки спорили, перебивая друг друга, похваляясь количеством “убитых” врагов.
   Правда, как всегда, оказалась нестерпимо горькой.
   И все-таки кое-где на стенах виднелись кроваво-красные брызги. Они походили на алые крылья, распустившиеся веером под сильным воздушным порывом. Автоматы так не стреляют. Но так бьет когтистая лапа — наотмашь, с чудовищной силой.
   Безволосые унесли своих мертвых.
   Курт заплакал от отчаяния. Он даже не знал, кто были эти пришельцы. Что им тут понадобилось? Как они сюда попали?
   Несмотря на охватившее Курта отчаяние, в нем все еще жила надежда. Он встал с колен и, пошатываясь, побрел к коридору. Приходилось переступать через лежащие тела, а ботинки то и дело хлюпали в лужах густой липкой жидкости.
   Курт был близок к помешательству.
   В коридоре тоже лежали волки. Не группами, а преимущественно поодиночке. Они торопились на крики и пальбу, но пришельцы рвались дальше, сметая на своем пути любое сопротивление. Встречались и волчицы. Курт через пелену слез узнавал родные лица. Из таких знакомых, привычных глаз успело исчезнуть всякое подобие жизни. Курта охватил страх, он побежал, спотыкаясь даже на ровных местах.
   Вот и общий зал. Мертвых тут было немного. Волки, которые не находились в своих комнатах, успели разбежаться по убежищу. Курт пересек зал и вышел в другой коридор — там были личные комнаты волков. В этой части убежища царил полумрак — из плафонов торчали разбитые лампочки, потолок был испещрен пулевыми отверстиями.
   Именно здесь, а не у выхода, разгорелось основное сражение.
   Волки выбегали из комнат, чтобы погибнуть под автоматными очередями. Это была настоящая бойня. Нередко тела лежали друг на друге — волки, волчицы… Курт перешагивал через них и шел дальше. Надежда угасала с каждым шагом, по мере того как все больше комнат оставались за спиной. В черепах сородичей виднелись аккуратные, а порой безобразные отверстия. Убийцы не брали пленных.
   В комнатах лежали старики и щенки. Последние выглядели особенно беззащитными. Пули растерзали мягкие детские тела. Из приоткрытых ртов стекала кровь.
   Курт шел дальше, но видел одно и то же.
   Стая угодила в ловушку. В убежище не было оружия (за исключением того, что осталось от Коррига и еще более далеких четвероногих предков), а если бы таковое и нашлось, толку от него было бы немного. Особенно красноречиво выглядел сломанный черенок швабры, зажатый в лапе одной из волчиц.
   Дальнейшее Курт помнил смутно. Он катался по полу, рычал и рвал шкуру когтями. Кричал, обращаясь к трупам: “Кто?!”, “За что?!” и что-то еще столь же бессмысленное. Горе его было беспредельно, и столь же беспредельна была его ярость. Он угрожал убийцам страшным возмездием, обещал, что найдет их даже в аду, если понадобится туда спуститься…
   Как долго это длилось, Курт не знал.
   Наконец, схватив черенок от швабры, он направил этот кол себе в сердце. Зажмурил глаза и стиснул челюсти. Но руки не желали слушаться. Курт страстно хотел рухнуть на острие, чтобы покончить с невыносимой болью, и все-таки не мог заставить тело подчиниться. Ни один четвероногий предок не пошел бы на такое, и это унаследовали нынешние волки.
   Курт отшвырнул кол и заплакал. Как же он позабыл? У него же с собой два пистолета. Это ведь просто — достать, снять с предохранителя и приставить к виску… Но момент был упущен. Курт знал, что уже не сможет этого сделать.
   Затем он подумал, что остался не один. У него есть сестра.
   А еще он должен жить, чтобы отомстить.
   И тогда волк поклялся — самой страшной клятвой, от которой, как ему тогда показалось, содрогнулся бетон под ногами. Поклялся, что найдет убийц, кем бы те ни оказались, и свершит свою месть. Поклялся, что не будет ему покоя до тех пор, пока не уничтожит безволосых, уничтоживших племя. Сколь бы много времени на это ни потребовалось…
   Встать на ноги удалось лишь с третьей попытки. Перед глазами Курта все качалось и плыло. Опираясь о стену, он побрел по коридору. Было не так важно, куда идти — во всяком случае, ему так казалось. Повсюду только трупы, кровь и исполосованная кровью известка. В голове гудело, лапы дрожали. Так плохо Курту еще никогда не было. Граница между душевными и физическими страданиями стерлась. Нервные волокна пылали в мучительном огне. Боль струилась по жилам ядовитой кислотой.
   Курт сам не понял, каким образом вышел к запасному выходу.
   Эта дорога была знакома каждому в стае, включая щенков. Сюда, в случае опасности, следовало стремиться в первую очередь тем, у кого не было других обязанностей. Но в сердце Курта уже не осталось места для надежды. Глаза его заметили открытую дверь, а следом — срезанные запоры и петли. Как и главный выход, эта дверь была отлично бронированной, однако даже вполовину не столь защищенной.
   Пришельцы справились с ней гораздо быстрее.
   У двери лежали тела. Первым Курт увидел Ирргана, отца Кэти. В нем зияли не менее тридцати пулевых отверстий, причем не менее дюжины в области сердца. Пасть могучего волка застыла в диком оскале, глаза почти выкатывались из глазниц.
   Но вместо гнева в них стояла лишь пустота.
   Обе лапы Ирргана были по локоть в крови, — свернувшись, та превратила шерсть в жесткие топорщащиеся колючки. Неподалеку от правой лапы валялась голова безволосого, в буквальном смысле оторванная от тела. Из окровавленной массы торчали сломанные позвонки, хрящи и разорванные артерии, из которых на пол вытекла порядочная лужа. Курт понял, что никогда не видел этого лица.
   Далее, ближе к выходу, лежали щенки. Пятеро. А с ними — старейшина. В голове старого волка зияли два пулевых отверстия. Он лежал ничком, вывернув шею под неестественным углом. Левая лапа продолжала тянуться к выходу, словно указывая — туда, туда…
   В изуродованную теперь дверь был прежде врезан кодовый замок. Чтобы молодые волки не бегали тайком на поверхность, комбинация была известна лишь старейшине и еще двум членам Совета. В первую очередь предполагалось выводить щенков. Однако правы оказались те, кто говорил на заседаниях Совета, что этот план никуда не годится и что безволосые, решись они на штурм, обнаружат и другие лазейки.
   Курт покачал головой. Поздно искать виноватых.
   И те, и другие лежали рядом.
   И вдруг Курту показалось, будто взгляд старейшины направлен на него. Мертвые глаза смотрели на Курта с немым укором.
   Догадка прошибла его точно молния. Это ОН во всем виноват. Ковбой. Майклсон. Нелегальная клиника. Чересчур много времени, проведенного на поверхности. Слишком много общения с безволосыми.
   Он и ранее, как только переступил порог, об этом догадывался, но что-то мешало ухватить эту мысль. Вероятно, все тот же могучий инстинкт самосохранения, продолжавший действовать, даже когда он был совсем ни к чему. И правда — догадайся Курт несколькими минутами ранее, спустить курок ему наверняка не составило бы труда.
   Но теперь он чувствовал лишь пустоту, отчаяние и безысходность. Догадка принесла новую боль, усилить которую, казалось, уже было невозможно.
   Что он наделал?!
   Как это могло случиться?!
   Он избегал контакта с безволосыми. Это не мог быть докторишка — у того не было ни мотива, ни достаточных средств, чтобы провернуть такую операцию. Конечно, он мог сообщить полиции, но это казалось слишком уж невероятным. Не в обычаях обитателей Запретного города якшаться с легавыми. К тому же те просто не успели бы ничего предпринять за столь краткий срок. Здесь работали профессионалы, до которых продажной полиции было далеко.
   Что касалось Ковбоя и Майклсона… Курт сразу же избавился от пистолета Ковбоя, равно как и от планшетки с фотографией толстяка. Да, он отобрал у телохранителей пистолеты, однако вряд ли их владельцы стали бы зачем-то встраивать в свое оружие “жучки”…
   И тут он вспомнил.
   Прощание с Ковбоем. Запах жасмина. Рука в перчатке, что легла на плечо будущего киллера.
   Взревев, Курт стащил с себя куртку и начал пристально рассматривать потертую кожу, сам толком не зная, что именно рассчитывает найти — один сантиметр за другим, одну микроскопическую трещинку за другой…
   Искомое обнаружилось у воротника, сразу за отворотом. Поэтому Курт и не смахнул крошечный предмет во время ночных приключений. В первую секунду он решил было, что это просто мусор, приставшая к плечу железная соринка… Но затем разглядел микроскопическое зеленое пятнышко, мерцавшее на спине круглой штуковины.
   Курт осторожно подцепил ее когтями. Паразит держался за куртку крепко, впившись в кожу несколькими лапками. Курт потянул сильнее, и через мгновение микроскопический аппарат был зажат меж большим и указательным пальцами.
   Зеленый огонек продолжал мерцать.
   Разглядывая “жучок”, волк невольно подивился изощренности разума безволосых. Они способны были создавать удивительные, фантастические вещи, если речь шла о деньгах и убийстве себе подобных. И в то же время они не могли сделать так, чтобы никому не приходилось, задрав голову, разглядывать отвратительные Ульи.
   Было трудно поверить, что такая маленькая штуковина способна передать сильный, устойчивый сигнал сквозь толщу бетона, не говоря о помехах, создаваемых десятками машин. И тем не менее это было так.
   Пусть даже сигнал затерялся по дороге — безволосые узнали направление, и дело осталось за малым — прошерстить технические уровни, если примерно знаешь, что искать, не составляло особого труда. Полсотни волков — не иголка в стоге сена. Правы были те, думал Курт, что твердили это долгие годы наперекор старейшине…
   Он бросил “жучок” на бетонный пол. Поднял было ногу, намереваясь раздавить электронного клеща, но остановил ботинок в нескольких сантиметрах от цели. Сколь ни велики были его злость и тоска, Курт не утратил способности связно мыслить. Если уничтожить “жучок”, те, кто слушал его донесения, тут же узнают, что волк кое-что понял. Гораздо умнее оставить прибор тут, в убежище, пусть думают, что он…
   Не додумав до конца мысль, Курт сорвался с места.
   Слабости и головокружения не осталось и в помине. Он вспомнил, ГДЕ еще этой ночью побывал прибор слежения. Там не было бетонных переборок, а сложные машины создавали гораздо меньше помех, чем трансформаторные залы и тысячи метров разномастных кабелей. Да, там имелась пара бронированных дверей, однако, как показала практика, обычное железо уже не могло служить надежной защитой…
   Убитый горем, Курт как-то позабыл о сестре. Этому, безусловно, имелось несколько объяснений (поисками которых волк был озабочен, впрочем, в последнюю очередь). Одно из них, к примеру, состояло в следующем. Подсознательно Курт знал, что это они — брат и сестра — виновники сегодняшней трагедии. Именно поэтому сознание не давало ему вспомнить о Джейн. Ведь это из-за нее, из-за ее болезни погибла стая, а, стало быть, она заслуживала наказания…