Романовский Александр. Ярость рвет цепи

   Все трое телохранителей помедлили, оглядываясь. Наконец тот, что показался первым, обернулся и махнул рукой. Желтый проем заслонила крупногабаритная туша, семенящая на коротеньких ножках. Она вышла из подъезда и сразу же двинулась в сторону “Крайслера”. Вот свет из салона упал под верным углом, выхватив из хитросплетения теней ту самую картину, которую Курт изучал около получаса назад в электронной планшетке. Это была круглая, лоснящаяся физиономия с глубоко посаженными глазками и трясущимися при каждом движении щеками.
   Еще до того как волк разглядел все эти подробности, он уже летел к земле с ускорением 9,8 метра в секунду. Уцепившись за балкон второго этажа, он тут же мощно оттолкнулся, тем самым замедляя падение, но приобретая нужное направление. “Крайслер” мчался навстречу. Воздух свистел в ушах и набивался в глаза комьями ваты.
   Разумеется, он не потрудился составить конкретный план. Зато у него было необъятное наследие, запечатанное где-то по ту сторону сознания, в узорных витках ДНК. Курт решил довериться инстинктам, выбрав из обширного списка наиболее мощный и древний, дошедший из непроглядного мрака столетий. Он действовал не задумываясь и без колебаний, руководствуясь лишь неуловимыми токами, звучавшими в сознании. Разве далекие предки, собираясь на охоту, долго и в подробностях обдумывали грядущее убийство? Вот так и Курт совершил свой бросок.
   Безволосые будто стояли по шею в вязкой, клейкой патоке — движения их казались странно замедленными. Двое, вышедшие из подъезда, заметили угрозу первыми. Один что-то крикнул и, почти синхронно с напарником, рванул полу пиджака, где висело оружие. При этом ему, вероятно, казалось, что он действует молниеносно. На деле же Курт мог фиксировать взглядом каждое движение — плавное и почти осторожное.
   События поступали одно за другим, как зубчатая передача.
   Парень с автоматом стал оборачиваться. Водительская дверца “Крайслера” щелкнула и распахнулась.
   Водитель, почувствовав, что ситуация вдруг обострилась, спешил на помощь боссу. Что же до последнего, то Род Майклсон просто застыл, выпучив глаза и разинув рот. Он будто бы что-то кричал, но волк не смог связать эти мычащие звуки в единое целое.
   Курт приземлился на асфальт, поджал ноги и тут же вновь взмыл в воздух. Этот прыжок забросил его на крышу “Крайслера”. Машина сильно пошатнулась на рессорах, металлическая крыша прогнулась, где-то сухо треснуло стекло. Не дожидаясь, пока безволосые что-либо предпримут, Курт нанес первый удар. Водитель как раз распрямился и уже начал оборачиваться, чтобы поглядеть, что происходит у него за спиной.
   Волк протянул лапу, схватил безволосого за шею, сдавил когти и с силой рванул. В ладони у него остался истекающий кровью трепещущий кусок плоти, из которого торчала белая трубка гортани. Безволосый пошатнулся и попытался зажать зияющую рану руками. Но кровь из порванных артерий хлестала тугими красными струями, рвалась между пальцев. Глаза безволосого закатились, он начал падать.
   Все это Курт видел уже краем глаза. Не дожидаясь, пока тело безволосого рухнет на асфальт, он серой молнией бросился вперед. Парень с автоматом развернулся, поднимая оружие и бешено дергая затвор. Все его навыки, наработанные, вероятно, долгими часами тренировок, куда-то подевались. Такой пустячок, как предохранитель, превратился в настоящую проблему.
   Волк пролетел мимо. Его правая лапа, вытянувшись в сторону, полоснула когтями по изумленному лицу. Гладко выбритая кожа разошлась сразу в четырех местах, будто взрезанная бритвой. Из длинных узких ран хлынула кровь. Парень завопил, но его автомат неожиданно ожил.
   Курт без труда увернулся от скорострельной очереди. Ствол оглушительно стрекотал, выплевывая огонь и раскаленные кусочки металла. Самих пуль Курт не видел, однако затвор, как ему казалось, метался взад-вперед до странности медленно. Безволосый практически ослеп — кровь стекала с изуродованного лба в глазные впадины. Боль и ярость направляла неверную руку. Автомат, продолжая единственную очередь, повернулся. Три пули вонзились в голову другого безволосого, — к сожалению, не Майклсона, — и тот рухнул замертво.
   … Тут в магазине кончились патроны.
   Парень с располосованной физиономией протяжно застонал, оружие выскользнуло из его ослабевших пальцев. В тот момент, когда раздался металлический лязг, Курт уже мчался к четвертому телохранителю.
   Тому наконец удалось достать пистолет — большой никелированный кусок железа. Длинный ствол повернулся в сторону приближающегося волка. И раздался выстрел. Курт, не снижая скорости, пригнул голову к левому плечу. Рядом прожужжало что-то злое и горячее. Но и бессильное также — Курт смог уклониться без особых усилий. Ствол глядел прямо на него, а потому Курт фиксировал каждое его колебание.
   Еще он мог видеть, как распахнулись глаза безволосого и как сменялось в них выражение. Зрачок расширился, словно диафрагма объектива, заполняя собой всю радужку. Гнев и торжество сменились отчаянным ужасом, будто кто-то вставил другой негатив. Приблизившись вплотную, волк смог рассмотреть собственное отражение — оскаленная морда с горящими глазами, торчащая из дыры капюшона.
   Эта картина Курта ничуть не смутила. Первый раз в жизни он выпустил вожжи самоконтроля. Ни Заветы, ни назидания старших для него уже ничего не значили. Огонь в бумагу не спрятать. Древние инстинкты и тайные желания вырвались наружу.
   Отмахнувшись от пистолета одним ударом когтистой лапы, волк бросился на безволосого. Хотя тот был выше ростом и крепче в плечах, сопротивление оказалось почти символическим. Курт ударил кулаком под дых — костяшки врезались в титановые пластины бронежилета. Но это было не страшно. Сила удара отбросила безволосого на асфальт. Волк прыгнул следом и еще в полете нанес финальный удар. Указательный палец правой руки вонзился в глазницу, проник в мозг.
   Второй глаз по-прежнему фиксировал отражение убийцы.
   Курт выдернул палец и поднял голову. Ему пришлось приложить некоторое усилие, чтобы вспомнить главное. Род Майклсон — так звали ту трясущуюся гору жира, которая семенила, то и дело оглядываясь, в сторону распахнутой двери. Обнаружив, что четвертый телохранитель тоже вышел из строя, толстяк потрусил еще быстрее.
   Волк пружинисто поднялся на ноги и облизнулся. В желтом проеме двери мелькали какие-то тени, кто-то что-то выкрикивал. Майклсону оставалось преодолеть всего несколько метров. Скройся он за дверью, Курту и впрямь пришлось бы, наверное, изучить внутреннее убранство борделя. В своем нынешнем состоянии он ничего не имел против. И все же жажда убийства оказалась сильнее.
   Свою жертву он настиг двумя прыжками.
   Второе приземление было уже на широкой спине Рода. Тот не устоял, споткнулся и рухнул, будто подрубленное дерево (как показывали по головизору).
   Из его глотки вырвался испуганно-жалобный всхлип.
   — Не делайте этого, прошу вас! — завизжал Майклсон. — Я заплачу, отдам сколько нужно!
   Возможно, в другое время Курт подумал бы об этом предложении.
   Но не сейчас.
   Распахнув пасть, он нагнулся и вонзил зубы в толстую шею. Густая кровь стремительно наполнила рот. Она была соленая, горькая и совершенно не вкусная. Поэтому волк не стал глотать, а лишь вгрызался в мышцы и сухожилия. На глаза ему навернулась багровая тьма, сердце бешено колотилось под ребрами. В голове сверкали огненные вспышки.
   Экстаз убийства не подвергается описанию. Это доступно лишь зверю.
   Венозная и артериальная кровь смешивались, порождая единый коктейль. Его вкус был запретным и пряным, а запах — насыщенным и первозданным. Но, как ни странно, его заглушал другой — тот, что Курт ощущал, когда сидел в засаде. Дорогие духи забивали ноздри.
   Наконец в голове немного прояснилось. Отстранившись, Курт понял, что терзает мертвое тело. Шея Майклсона превратилась в одну сплошную рану, из которой свисали лохмотья артерий и мышц. Белел позвоночник. Кровь, журча, стекала на асфальт. Вокруг головы успела образоваться немалая лужа — непроницаемая, матово-черная. Свет из окон отражался в ней разноцветными светлячками.
   Правая нога Рода отбивала какой-то рваный ритм.
   Волк вскочил на ноги. В дверном проеме показались какие-то фигуры, но, взглянув мельком на жуткую картину, поспешили захлопнуть дверь. В некоторых окнах раздвинулись шторы, выставляли напоказ роскошное убранство. На этом фоне маячили силуэты — тонкие и хрупкие. Привлеченные пальбой и криками, они старались что-нибудь разглядеть в ночной тьме.
   Курт машинально оправил капюшон и посмотрел вокруг. Он мало-помалу сознавал, что все это натворил он. Мозг отказывался это принимать. Впервые за долгие годы кто-то из стаи преступил Завет, совершив это намеренно, да еще в ТАКОМ количестве. Старейшине, вне сомнения, подобное и в кошмарном сне присниться не могло.
   Но об этом потом. А пока надо рвать когти, решил Курт. В борделе, вероятно, уже успели вызвать полицию. Бравые офицеры, как известно, неустанно охраняют покой платежеспособных клиентов.
   Волк развернулся и пошел к воротам. В голове прояснялось, он с удивлением оглядывался. В голове огненно-кровавыми вспышками мелькали сцены нескольких последних минут. Вот телохранитель, булькая, зажимает изувеченное горло; вот мелькнула когтистая лапа…
   Проходя мимо безволосого с пробитой глазницей, Курт помедлил. В голову ему пришла странная идея. Но — почему бы и нет? Нагнувшись над бездыханным телом, волк поднял пистолет и принялся разжимать мертвые пальцы. Те поддавались с трудом, будто дух телохранителя не желал и в загробном мире расставаться с оружием. Но наконец рукоять оказалась свободна. Курт поднялся на ноги и сунул пистолет за пояс.
   Другой безволосый лежал в двух метрах. Пули разворотили череп, снесли часть скальпа и обнажили мозг. Курт хладнокровно взглянул на белое лицо, после чего снова нагнулся. К этому трупу он имел лишь косвенное отношение. Откинув полу пиджака, Курт достал из кобуры пистолет — увесистый, черный, с массивной рукоятью.
   На поясе безволосого, рядом с портативной рацией, висел мобильный телефон. Заметив его, волк мгновение помедлил, потом покачал головой. Эта штука могла выдать его с потрохами.
   Спрятав второй пистолет, Курт поднялся и пошел дальше. Парень с разодранным лицом лежал у капота “Крайслера”. Он продолжал тихо подвывать и зажимать руками кровоточащие раны. Глаза его были закрыты, веки подраны. Курт, если б даже захотел, не смог бы вспомнить, куда он метил и какую преследовал цель. (Впрочем, с целью все было ясно.) Даже если этого малого обработает очень умелый хирург, шрамы на лице останутся у него до конца жизни. Но он останется жив и станет с гордостью демонстрировать коллегам страшные следы, оставшиеся с той самой ночи, когда лишь ему одному удалось уцелеть во время резни на Тисовой…
   Приближаясь к шлагбауму, волк исподлобья наблюдал за общительными охранниками. Судя по всему, на всем протяжении кровавого действа те не двинулись с места и напрочь растеряли всю жизнерадостность. Один застыл с широко раскрытым ртом, вытаращив глаза, второй неустанно крестился. Насколько Курт видел, из оружия у них были лишь дубинки и электрошокеры, какие носят степенные леди.
   Фигура в капюшоне, вероятно, казалась ошалевшей парочке гостем из самой преисподней. По мере приближения Курта они пятились и пятились, пока не уперлись спинами в стену. Но и тогда, похоже, перебирали ногами.
   Волк, не замедляя шага, подпрыгнул и взмыл в воздух. Шлагбаум пронесся под ногами полосатой змеей. Вот ноги вновь коснулись твердой поверхности, и Курт припустил еще быстрее. Какая-то часть его сознания панически металась в стенках черепа, требуя вернуться и добить свидетелей. Но другую уже тошнило от одного лишь вида крови. Кроме того, “шлагбаумной” охраной дело бы не ограничилось — пришлось бы лезть в бордель.
   Несколько кварталов он мчался, будто ветер. На перекрестках сворачивал, чтобы запутать следы. Те прохожие, что еще не успели добраться до теплых постелей, испуганно вскрикивали и отпрыгивали в сторону, когда из ночной мглы перед ними возникала стремительная тень. Курт молча продолжал свой бег.
   Он мчался, как олимпиец на стометровой дистанции. Когда от места преступления его отделяли семь кварталов и пять перекрестков, он начал замедлять темп — постепенно, чтобы не сбить дыхание. А за квартал до банкомата перешел на обычный шаг.
   Ковбой говорил, что переведет деньги быстрее, чем он успеет добежать до банкомата. Курт в этом сомневался, но не особо беспокоился — он мог и подождать.
   Несравненно больше его беспокоило дурное предчувствие, от которого сосало под ложечкой.
   Где искать безволосого? Волк помнил номера, однако машины наверняка приписаны к какому-то Улью. Что дальше?
   С сильно бьющимся сердцем Курт подошел к банкомату. Этот агрегат в точности походил на предыдущий, имел тот же логотип Национального банка.
   Зато характер у него оказался совсем другой.
   — Убирайся, — донеслось из “гроба”. — А не то я вызову полицию.
   Курт недоуменно огляделся. Первое, о чем он подумал, было, что кто-то грубый и ворчливый притаился за банкоматом. Возможно, даже грабит его, а свидетели ему ни к чему.
   Он обошел вокруг банкомата и уперся в крепкую бетонную стену. Поблизости не было ни единой живой души. И тут волка осенило: этот район много хуже предыдущего, а потому и банкоматы здесь обучены вести себя соответствующим образом.
   — Убирайся, слышишь?! — вновь прошипел банкомат. — А не то отведаешь газа! В камере тебя уже дожидаются!
   Курт усмехнулся. Как-то не верилось, что его собеседник оснащен какими-либо активными средствами обороны, могущими затруднить процесс изъятия денег уличными группировками и, как следствие, пополнение доходов господ полицейских.
   — Я вызываю наряд, — пригрозил банкомат.
   — Не нужно, — сказал Курт. — Я хочу проверить счет.
   — Что же вы раньше молчали? Давайте сюда чип, будьте любезны.
   В бронированном корпусе лязгнуло, открылась узкая щель. Волк достал из кармана чип и, глубоко вздохнув, просунул в отверстие. Если он ошибся и этот конструкт просто свихнулся… произойти может все, что угодно. Можно получить и порцию слезоточивого газа.
   Повисло напряженное молчание.
   Курт нервно вычищал из-под когтей свернувшуюся кровь. Конструкт проводил какие-то расчеты — связывался с главным офисом или набирал номер ближайшего участка. Курту пришло в голову, что Ковбой мог запросто оставить банку кое-какие инструкции. Поэтому, если аппарат станет тянуть время, следовало сматываться, не разбирая дороги.
   Несколько секунд спустя металлическая панель отъехала в сторону.
   На мониторе возникла сморщенная физиономия. Самой примечательной ее чертой оказался мощный крючковатый нос, остроконечная тень которого нависала над губой подобно утесу. Из-под черного кепи хмуро смотрели бесцветные глаза. Левый удерживал монокль.
   Клерк восседал за массивным рабочим столом. Руки, затянутые в нарукавники, беспрестанно шевелились, трогая и перебирая какие-то бумаги, что в изобилии покрывали столешницу.
   — Итак, молодой человек, — конструкт, поморщившись, взглянул на Курта, — сейчас на вашем счету, открытом, кстати, всего несколько часов назад, причем на предъявителя, находятся… — носатый субъект взял какой-то бланк и внимательно прочел, — …две тысячи пятьсот десять американских долларов. Последний перевод имел место две минуты тридцать четыре секунды тому назад… Уже тридцать четыре.
   Волк с облегчением перевел дыхание.
   — Да, я хочу снять эти деньги, — быстро проговорил он.
   Клерк оторвался от бланка и ошарашено уставился на Курта. В глазах его застыло изумление и даже некоторая растерянность — казалось, их обладатель не может решить, в здравом ли уме стоящий перед ним субъект и не надо ли срочно позвать санитаров. Так смотрит человек, когда кто-то совершенно ему незнакомый вдруг ни с того ни с сего пройдется насчет его горячо любимой бабушки…
   Курт нервно поежился. Да уж, подумал он, создатели этого конструкта большие юмористы. Волк прекрасно знал, что на самом деле не существует никакого клерка, нет даже пронзительного взгляда, в котором смешались изумление и растерянность. Внешние сканеры фиксировали положение клиента относительно банкомата, благодаря чему создавалось впечатление, будто конструкт смотрит прямо в глаза… И все же с предыдущим банкоматом общаться было несравненно проще.
   — Вы уверены? — медленно, почти по слогам спросил клерк.
   Курт для приличия сделал вид, что задумался. Нельзя ничем выделяться, улики ему ни к чему.
   — Да. Я совершенно уверен.
   — Вы хорошо подумали, молодой человек? Первый Национальный банк — старейший в индустрии. Мы обеспечиваем безусловную сохранность вкладов, оперативность расчетов и, как в вашем случае, полную анонимность. Не может того быть, чтобы вы по-прежнему хотели завершить наше сотрудничество. Я отказываюсь в это поверить.
   — А мне плевать, старый осел, — проворчал Курт, — веришь ты или нет… По-моему, я достаточно четко дал понять: мне нужны эти деньги. Все без остатка. И прямо сейчас.
   Клерк скривился, будто одним махом сжевал очищенный лимон.
   — Фу, какой грубиян! Ну и молодежь пошла…
   Рядом с монитором распахнулось оконце. Волк торопливо достал горстку зеленоватых банкнот, источающих знакомый аромат. “Форточка” захлопнулась, едва не прищемив Курту пальцы.
   — Эй! — возмущенно выкрикнул он. — Вы даже не поинтересовались, какими купюрами я хочу получить эту сумму! И где мой чип?!
   Но монитор с лязгом захлопнулся.
   — Пошел вон, молокосос, — донеслось изнутри. — У меня по-прежнему припасен для вашего брата неслабый химический потенциал. Не желаешь отведать— всего один пшик?
   Бормоча себе под нос ругательства, Курт отошел в сторону и внимательно пересчитал банкноты. Двадцать пять сотенных купюр и десять — по доллару. На вид и на ощупь они ничем не отличались от предыдущих, за исключением мелких деталей оформления. Если банкомат — грубиян и нахал, это еще не означает, что купюры фальшивые.
   Курт осторожно присоединил пачку к той, что уже хранилась в нагрудном кармане. Его переполняло торжество. Он выполнил то, что от него требовалось, получив даже больше, чем нужно. Теперь у него имеется достаточно денег, чтобы вылечить сестру (или, по крайней мере, попытаться, но об этом думать не хотелось).
   Можно отправляться в убежище.
   Тихонько насвистывая какой-то незатейливый мотивчик, всплывший из подсознания, Курт направился в сторону бульвара. Он шел пружинистой походкой, чуть-чуть покачивая торсом, точно на рессорах. Шагая вот так, любой волк мог пройти пару десятков километров, даже не почувствовав этого. Безоблачные, радужные мысли крутились в голове, карман приятно оттягивала пачка денег. Джейн выздоровеет, поднимется на ноги. А затем они покинут убежище, предварительно (если нужно, пусть и принудительно) расставшись со всей информацией, касающейся местонахождения волчьего племени… Но, может, старейшина не пойдет на столь крайние меры. Стая все поймет и простит…
   Курт покачал головой. Эк куда его занесло. Он ждет слишком многого. Помечтать, конечно, можно, да только не все мечты сбываются, уж это-то ему известно. Курт замедлил шаг.
   Зарево неонового пожара уже горело на горизонте. Ночная жизнь, наверное, уже в самом разгаре. Волк даже мог различить отдаленные звуки, накатывавшие, словно океанские волны (старейшина любил слушать эту монотонную запись). Голоса людей, музыка и какие-то другие, менее вразумительные звуки сливались в приглушенную какофонию.
   Машин почти не было — впереди лежал бульвар, а дальше — трущобы и “буфер”. Добропорядочным жителям Гетто в такой час нечего делать ни на Сансете, ни тем более в холодных трущобах. Кое-какая деятельность продолжалась на параллельных улицах, уводивших от Улья по широким орбитам.
   Курт остановился на перекрестке, словно не решаясь поставить ногу на “зебру” пешеходного перехода. Здесь движение было куда интенсивнее, но волка тревожило вовсе не это. Несмотря на относительную близость Сансета, до убежища было все еще далеко. Времени же до рассвета осталось отнюдь не так много, и его не стоит расходовать понапрасну.
   Волк вытянул голову, разглядывая мерцающие на дороге огни. Он первый раз жизни занимался тем, что, по выражению юных безволосых, пытался “поймать тачку”. Насколько он представлял себе этот процесс, все было не так уж и сложно — просто вытянуть над дорогой руку, когда мимо будет проезжать такси. Проблема состояла в том, что большая часть таксопарков мегаполиса оснащала машины конструктами — взамен обычных водителей, которые не могли конкурировать с автоматом. Последние не пили в рабочее время, не ругались матом, не воровали, не дрались с клиентами, не приставали к женщинам и, разумеется, не требовали заработной платы.
   Курта же не устраивала ни в малейшей степени перспектива оказаться запертым в машине, которой, в свою очередь, управляет другая машина (и дело было совсем не в стычке с банкоматом). Маршрут такого такси, вероятно, находился под ежесекундным контролем, как, наверное, и содержимое салона. Кроме того, с обычным человеком, как Курту казалось, всегда можно договориться.
   Волк стоял, не двигаясь с места, и ждал. Мимо проносились машины. На следующем перекрестке показались желтые огни, переливавшиеся на крыше нехитрым рисунком. Вскоре такси миновало квартал, чуть сбросив скорость подле одинокой фигуры.
   Курт не шевелился. Он отлично видел через лобовое стекло, что в салоне нет ни пассажиров, ни водителя. Автомобили, оборудованные мощными бортовыми компьютерами, внутри которых томились виртуальные таксисты, выглядели чистыми, ухоженными и очень надежными. В этом, по сути, не было ничего удивительного — деньги, предназначавшиеся на зарплаты, пенсии и пособия, не выходили из цикла.
   Мимо проехали еще три подобных аппарата, управляемых искусственным разумом. Только в одном сидели пассажиры. Два других, повинуясь алгоритмам, неизменно притормаживали у фигуры в капюшоне. Но волк не принимал приглашения.
   Он уже начал нервничать — ведь время шло — и подумывать о том, что, может, стоит плюнуть на эту затею и отправиться домой по старинке — на своих двоих, со всей возможной скоростью… как вдруг вдали мелькнули желтые шашечки. Это была древняя “тойота” с желтым колпачком на крыше. На капоте и дверцах мерцали отражающие полосы.
   Курт бешена замахал рукой. До машины оставалась еще пара сотен метров, но волк почему-то решил, что она вот-вот проедет мимо. А этот шанс упустить было никак нельзя. Курту казалось, что ни один уважающий себя конструкт не стал бы разъезжать на такой развалюхе. “Тойота” прибавила ходу — вероятно, водитель (человек или все-таки механизм) заметил потенциального клиента. Курт с облегчением разглядел, что на водительском месте действительно сидит человек (если только хитрые конструкты не навострились использовать резиновые муляжи).
   Автомобиль остановился, издав при этом некий подозрительный скрежет. Но Курт был не в том положении, чтобы привередничать. Он распахнул пассажирскую дверцу и, согнувшись, с горем пополам влез внутрь. Ему приходилось восстанавливать в памяти по крупицам, какие именно телодвижения совершали безволосые, чтобы усесться в салон. На поверку это оказалось не так просто.
   Водитель озадаченно покосился на странного пассажира, безмолвно осуждая пьянство, наркоманию и другие пороки. Курт старался не поднимать голову выше необходимого уровня. Водить он не умел. Если безволосый, испугавшись, убежит, это будет в высшей степени досадно.
   Наконец волк впервые в жизни оказался внутри автомобиля.
   И совершил первую ошибку, хлопнув дверцей.
   — Потише! — раздраженно прикрикнул таксист. — Не в холодильник влезаешь!
   — Извините, — буркнул Курт.
   Водитель, рыхлый усатый субъект с темными мешками под глазами, вцепившись в руль короткими пальцами, уставился на волка в зеркало заднего вида. От заднего сиденья его отделяло толстое поцарапанное стекло — вероятно, пуленепробиваемое.
   В салоне пахло застарелым сигарным дымом, виски, блевотиной и мочой Курт инстинктивно поджал ноги.
   — Куда ехать? — спросил таксист, попыхивая странной папироской.
   Волк назвал адрес — улицу, находившуюся недалеко от убежища, однако и не слишком близко.
   — Нет, приятель, в трущобы я не поеду. — Безволосый усмехнулся, обнажив желтые зубы. — Давай что-нибудь попроще.
   — Я заплачу.
   — Конечно, приятель. Но мне жизнь дорога. — Таксист пыхнул папироской. — Дальше “веселых кварталов” — ни колесом. Усек?
   Курт назвал другой адрес — парой кварталов ближе.
   Водитель пару секунд помолчал.
   — А у тебя деньги есть?
   Курт ждал этого вопроса. Достав из кармана доллары, он предъявил к осмотру краешек пачки.
   — Ого, парень! — Таксист даже присвистнул. — Это совсем другое дело.
   — Сколько?
   — Полтинник. И деньги вперед!
   Курт с трудом припомнил, что “полтинник” — это купюра достоинством в пятьдесят долларов. Отделив ее от общей пачки, он просунул деньги в щель, на фоне которой уже маячили короткие толстые пальцы.
   Таксист тщательно изучил купюру, прищелкнул языком.
   — Годится, дружище — Засунув купюру в нагрудный карман, он потянулся к рычагу скоростей — Говоришь, Садовая и Приисковая?
   “Тойота”, устало взревев, тронулась с места. Курт хранил молчание.