Страница:
То, что он находится в лазарете (или больничной палате), стало ясно сразу. Белоснежные стены, пол из керамической плитки, множество странной мебели, а также приспособлений не вполне понятного назначения. Стерильная тишина, хрустальная чистота. Пахло спиртом, хлоркой, какими-то препаратами. И — ни одного больного.
По правую руку тянулся ряд окон, которые Курт видел еще с улицы. Определить, были ли они тонированы изнутри, не представлялось возможным.
Рассмотрев все это, волк перевел взгляд на безволосого. Тот неподвижно стоял в проходе между операционными столами. И, как стало ясно с первой же секунды, представлял не меньший интерес, нежели окружающее. Все в его облике заслуживало по меньшей мере фиксации. А кое-что — детального рассмотрения.
Первым в глаза бросался снежно-белый халат. Эта белизна казалась почти девственной, если не считать крошечных точек красного цвета, что усыпали подол. Далее глаза Курта опустились на рукава и торчавшие из них кисти рук. Одна была белой, тщедушной, перевитой синими венами. Вторая же представляла собой металлический протез с длинными суставчатыми пальцами. Судя по множеству незащищенных деталей, эта модель вряд ли была боевой и предназначалась, вероятно, для тонкого квалифицированного труда.
Тонкие ноги, одетые в черные штаны, не представляли собой ничего особенного. Поэтому Курт поднял взгляд выше. Худое бледное лицо принадлежало мужчине лет сорока — сорока пяти, немало повидавшего на своем веку. Высокий морщинистый лоб, большие залысины, крючковатый нос. Тонкие бледные губы, скривившиеся в циничной усмешке.
Левый глаз напоминал осколок льда, застрявший в раскаленной глазнице. Он был бледно-синий, практически бесцветный. А второй — как и протез, также расположенный справа, — оказался оптическим имплантантом. Желтая скважина объектива ярко пылала, словно вобрала в себя всю ненависть расы машин, призванной служить человеку. Симбионт, состоящий из сложных микросхем, наночипов, стекла и искусственного нейроволокна.
Курт ничуть не удивился бы, узнав, что эта штуковина способна просеивать картинку в замедленном темпе, многократном увеличении (что, с другой стороны, присуще и менее дорогим моделям), а также сканировать твердые объекты через одежду и кожу (что, строго говоря, официально запрещалось нормативными актами). Не исключено было и то, что имплантант был способен фиксировать электромагнитные, звуковые волны, ультрафиолет, радиацию, а также, возможно, многое другое.
— Клади ее сюда, — сказал безволосый. Протез указал на узкую койку с колесиками.
Голос, казалось, продолжал звучать из динамиков. Громкость была уже не та, однако модуляции по-прежнему трещали, скрипели и тарахтели, как древний паровоз. Волк начал подозревать, что голосовые связки доктора также заменили, вставив какие-нибудь проволочки и силикон.
Помедлив, Курт направился к койке. Прежде чем опустить на нее тело сестры, он внимательно изучил плоскую поверхность, повторяющую рельеф спины, задницы и ног.
Бережно разжав руки, он отступил на шаг в сторону. Им владело замешательство. Что дальше? Джейн лежала, завернутая в простыню, ее дыхание едва вздымало тонкую ткань. Но, разумеется, это не могло продолжаться бесконечно (если, конечно, докторишка не умел лечить возложением рук). Собственно, этого момента Курт боялся больше всего. Ему предстояло сделать то, от чего предостерегала вся прожитая жизнь— оголить собственную сущность. Инстинкты вопили и рвались в груди.
Но безволосый молчал улыбаясь.
— Что дальше? — не выдержал Курт.
— Оплата, конечно. Я впустил тебя внутрь. По-моему, это внушает доверие, как ничто другое. — Протез протянулся, шевельнув металлическими пальцами. — Давай сюда деньги.
Волк помолчал, размышляя. Он не чувствовал опасности — во всяком случае, явной. Он достиг той цели, к которой так стремился, тут безволосый не ошибся. Курт проник внутрь, заполучив доступ к тому самому оборудованию, от которого зависела жизнь Джейн. Это — главное. Возможно, ему удалось бы это сделать, не прибегая к посредничеству Хью, без сделки с Ковбоем и убийства четверых безволосых.
Но — что дальше?
Где гарантия, что докторишка выполнил бы работу так, как если бы ему за это заплатили? Что он не “забыл” бы нажать вовремя нужную кнопку? В данной ситуации, как ни крути, крайне трудно отрицать очевидное — заложников отпускают крайне редко. Независимо от того, выполнили они то, что от них требовалось, или же нет.
Волк понимал это и прежде. Как ему казалось, деньги должны играть роль этой гарантии.
— Не так быстро, — сказал он. — Вы получите деньги, если работа будет сделана. А именно — если сестра выздоровеет, со стопроцентной гарантией. В противном случае вы не получите ни цента.
Лицо безволосого вытянулось.
— Ты не понимаешь! Болезнь слишком запущена! Никто не даст тебе стопроцентную гарантию, понимаешь?! Никто!
— Ошибаетесь, — усмехнулся Курт. — Я знаю такого человека. Как, вероятно, и вы. Этого господина зовут Бенджамин Франклин. У меня с собой толстая пачка его портретов.
Волк достал доллары, помахал ими перед физиономией безволосого. Купюры соблазнительно хрустели. Нормальный глаз доктора вытаращился в изумлении, а диафрагма имплантанта открылась, будто пыталась всосать в себя все банкноты. Курт подумал, что безволосый смог бы проверить подлинность купюры, если бы та лежала на другой стороне улицы.
Похрустев деньгами еще немного, Курт спрятал их в карман.
Безволосый сглотнул.
— Что ж, этот господин мне тоже знаком, — сказал он наконец. — Ладно, будем считать, что договорились. Все не так плохо. Помоги-ка мне, — Он взялся за край койки, явно намереваясь куда-то ее тащить. Курт ухватился справа. Вдвоем они покатили кровать в другой конец помещения. — Эх, старею… — бурчал докторишка. — Если бы мне не были так нужны деньги…
Курт молчал. Решив одну проблему, его мозг переключился на другую.
Они катили койку к какому-то агрегату, нависавшему над полом. Он стоял на толстых кронштейнах, опутанный многими метрами разноцветных проводов, какими-то трубками и менее внятными штуками. Доктор целеустремленно катил кровать под этот самый аппарат, пока голова и передняя часть туловища Джейн не скрылась под нагромождением металла и пластика.
Волк недоуменно покачал головой, но не произнес ни слова.
Когда хрупкий протез потянулся, чтобы снять с волчицы простыню, Курт отреагировал с быстрой разъяренной гадюки. Ладонь его легла на локтевой сустав, где, как ему показалось, также имело место что-то холодное и твердое. Протез замер на полпути.
Безволосый изумленно обернулся.
— Погодите. — Волк убрал лапу.
Дважды в жизни он обнажал собственное лицо перед безволосыми, и все-таки это было тяжело, как в первый раз. Но Курт и без того нарушил слишком много правил, чтобы беспокоиться из-за таких мелочей.
Сорвав с головы капюшон, он распрямился и с вызовом уставился на безволосого. Тот же, как ни странно, рассматривал его с сугубо профессиональным интересом. И, казалось ничуть не удивился (во всяком случае, это никак не отразилось на полукибернетическом лице), если не считать углубившихся морщин у тонкого рта.
Оптический имплантант пристально шарил по лицу, обросшему густыми волосами. Волк почти осязал, как электронный взгляд прикасался к удлиненным ушам, лохматил мех на макушке. Второй глаз безволосого в это время глядел без всякого выражения, практически бессмысленно. Процесс происходил настолько ненавязчиво, что Курт успел увериться в своей первоначальной догадке — этот докторишка рассмотрел его еще с порога.
— Очень интересно, — сказал безволосый. — Очень и очень…
Волка никогда прежде не беспокоило, что люди могут подумать о его внешности. Поэтому он не придумал ничего лучше, как спросить:
— Вы думаете?
— Со всей определенностью. — Доктор серьезно кивнул. — Скажи-ка, это сделано искусственно или вы такими родились? — Протез небрежно опустился на плечо волчицы.
— Мы…
Все внутри Курта боролось, протестовало против этого непринужденного допроса. Что тут говорить, никто из стаи не привык, чтобы безволосый с искусственным глазом интересовался подобными вещами. Инстинктивным желанием было протянуть лапу и свернуть эту тщедушную шею. Но кто, если заглянуть на одно мгновение в будущее, потом поможет Джейн?
— Мы… Такими родились.
— Я так и думал. Изменения слишком серьезные. — Доктор протянул вперед нормальную руку и, как бы между прочим, пощупал бицепс Курта. — Чтобы это проделать, нужно неплохо постараться. Однако даже тогда результат мог составить меньше тридцати процентов от ожидаемого результата… Проще говоря, в семидесяти процентах из ста вы остались бы умалишенными уродами, — пояснил безволосый. — А то, что я вижу, отнюдь не уродливо. Это больше похоже на результат долгой, кропотливой эволюции… Если бы, разумеется, нам не было достоверно известно, что у волков никогда не наблюдалось нужды вставать на задние лапы, чтобы сорвать с пальмы банан…
Доктор замолчал, погрузившись в околонаучные раздумья.
— И? — буркнул волк.
— Ну а кроме того, — очнулся безволосый, — если бы с вами и впрямь проделали нечто подобное, у вас, во всяком случае, не возникло бы проблем с какой-то там опухолью… Так ведь?
Курт молчал. Да и что он мог сказать?
— Кстати о ней, — нашелся он наконец. Обсуждение его собственной внешности на поверку оказалось делом весьма утомительным. — Время не терпит, вы сами сказали.
— Верно. Молодец, что напомнил. — Он сомкнул пальцы на простыне и осторожно потянул.
Белая ткань соскользнула с головы и плеч волчицы. Вид сестры вновь пронзил сердце Курта раскаленной иглой. Джейн выглядела еще хуже, нежели до того, как ее брат отправился в первую вылазку. Но безволосый, похоже, этого не понимал. Осмотрев морду и приоткрытую пасть, он многозначительно поцокал языком, а потом, к удивлению волка, оттянул веко Джейн и заглянул внутрь имплантантом.
Курт не говорил ни слова, хотя происходящее ему сильно претило.
Доктор развернулся к своему аппарату, поправил нависавшую над Джейн крышку, щелкнул каким-то тумблером. Затем зашел сбоку, где был встроен жидкокристаллический монитор. Тонкая пластина уже ярко горела. Изнутри странного аппарата доносился подозрительный шум — будто разогревалась мощная турбина.
Безволосый пристально изучил показания экрана, немного подумал и начал терзать сенсорную клавиатуру. Металлические пальцы так и скакали по пластинам, извлекая лишь тихие щелчки, в то время как основная симфония исполнялась где-то рядом — неслышные электронные звуки, призванные направить исцеляющую энергию в нужное русло.
Заинтересовавшись процессом, Курт придвинулся ближе.
На мониторе мерцал мозг волчицы. Волк понял это сразу — ему и прежде доводилось видеть выходную картинку со сканеров (преимущественно по головизору). Но так близко — никогда. Изображение было черно-белым. Серая сердцевина застыла в обрамлении темных стен черепа. Оба полушария были как на ладони: извилины складывались в загадочный, непостижимый ландшафт, скрывающий в себе величайшую тайну — человеческий разум.
Картинка едва заметно пульсировала (в такт сердцебиения волчицы, кардиограмма которой бежала в нижней части экрана) и равномерно поворачивалась вокруг виртуальной оси.
Вот доктор проделал какую-то манипуляцию с клавиатурой — в левом полушарии мозга тут же вспыхнуло красное пятнышко. Оно было совсем крошечным и, если бы не цвет, могло считаться совсем незаметным.
— Видишь? — спросил доктор, ткнув пальцем в экран. — Вот где корень всех бед. Казалось бы, пустячок… Капля дегтя в бочке меда, — мозг у девочки просто отличный. Но болезнь очень запущена. Я немедленно начну терапию. Если она выживет, то не слишком удивляйся, если время от времени у нее будут ухудшаться манеры.
— Почему? — не понял Курт.
— Опухоль находится слишком близко к лобной доле, — пояснил доктор, — а именно она отвечает за соблюдение всяческих норм — правил поведения, где бы те ни закреплялись… Согласно статистике, многие особо злостные нарушители правил травмировали именно это место…
Волк молчал. Честно говоря, ему было глубоко наплевать, будет ли Джейн чавкать за столом. Главное, чтобы она осталась жива. Остальное они как-нибудь переживут.
Тихо вздохнув, Курт поглядел на красное пятнышко. Оно находилось точно на “экваторе” вращавшейся картинки. Казалось бы, пустячок, отдалось эхом в сознании…
— Когда вы приступаете? — раздраженно спросил он.
— Уже. — Безволосый усмехнулся, кивнул на монитор. — Процесс идет. А ты думал, что мы начнем с лоботомии? Сейчас не тот век, приятель. Все делается в соответствии с государственными стандартами, но анонимно, а потому несколько дороже…
Курт молча кивнул. Под колпаком, что накрыл голову Джейн, мерцал рассеянный свет, переливались какие-то разноцветные пятна. Курт понятия не имел, что там происходит, но сознавал, что пытаться вникнуть совершенно бессмысленно.
Повисло многозначительное молчание.
Волк понял, что кое-что упустил из виду — причем далеко не мелочь.
— Если она выживет, — сказал он, глядя в глаза доктору (насколько, конечно, это было возможно), — клянусь, что не трону вас и пальцем. И не допущу, чтобы это сделал кто-либо другой. Но вы, в свою очередь, должны дать слово, что наш визит останется в тайне. Согласны?
— Конечно, приятель. Это вошло в особые условия договора, как только вы переступили порог. — Безволосый осклабился. — Ко мне заходят и субъекты более таинственные, нежели вы оба, вместе взятые. Но в то же время волки — впервые. А я — то думал, все это сказки…
Волк молчал. В свою очередь он надеялся, что ему не придется сказать того же о биомеханических монстрах, что якобы бродят по улицам Запретного города и отнимают у путников ценные внутренности.
— Твои… прародители выглядели совсем по-другому, — добавил доктор. — С другой стороны, это мог быть обычный монтаж…
Вздрогнув, Курт кивнул. Он понял, что имел в виду безволосый. Первые волки, включая легендарного Коррига (по слухам, самого Первого), гораздо больше походили на настоящих волков, нежели на людей. Курт видел их фотографии — последние, что сохранила стая, — и до последней минуты думал, что это единственные снимки во всем мегаполисе.
Первые волки больше любили ходить на четвереньках, нежели на задних лапах, как пристало homo sapiens (пусть даже небольшому ответвлению). Они любили сырое мясо, любили охотиться. Первые эксперименты показали ошеломляющие результаты.
А затем, как это водится, что-то пошло не так.
Но к этому времени волков стало слишком много. Их использовали в локальных конфликтах по всему миру — там, где сами безволосые не желали рисковать своими шкурами.
И наконец волчье племя осознало себя. Курт помнил об этих событиях по рассказам старейшины, носившим отвлеченный эпический характер. Подлинная хронология событий была вырвана даже из учебников, авторы которых ограничились лишь парой скупых строк. Человечество не желало признать, что во всем случившемся была виновата обыкновенная глупость.
… Корриг начал революцию. Кроваво-алое знамя взметнулось над планетой. Обмелевшие реки вновь наполнились — кровью. Волки, произведенные на свет с одной-единственной целью — убивать, — решили бороться до конца. Их не устраивало то положение, которое определила им раса господ. Однако силы были слишком не равны.
Революция захлебнулась в крови, потребовав невероятных усилий и поглотив десятки тысяч жизней. Безволосых, конечно. Волки не в счет.
С тех пор все манипуляции с кодом жизни, по взаимному согласию членов ООН, находились под запретом длинного ряда международных конвенций. Нарушителей ждала суровая кара.
Именно поэтому метаморфозы ДНК перебрались в подполье и стали выгодным бизнесом. Именно поэтому доктор с искусственным глазом поинтересовался, родился ли Курт с волосатым лицом. Собственно, так и было, — обмануть природу невозможно. Она всегда найдет выход, отыщет любую лазейку. Поэтому в собирательном облике стаи было гораздо больше человеческого, нежели во всех сподвижниках Коррига, вместе взятых. Передвигаться на четвереньках стало уже не так комфортно, как пару поколений назад. Однако волки по-прежнему были способны убивать.
Эти мысли пронеслись в сознании Курта чередой огненных вспышек.
Он был озадачен словами безволосого. Тот, оказывается, о чем-то догадывался и даже видел некие снимки. Ни один из обитателей мегаполиса, чей интеллект заслуживал маломальского уважения, не мог сомневаться в том, что волчье племя действительно существовало. Но лишь немногие допускали, что волки по-прежнему живут где-то рядом.
— Теперь вы знаете, что это не монтаж, — сказал Курт. — И все-таки постарайтесь об этом забыть. Чем быстрее, тем лучше. Сами понимаете, мы находимся не в том положении, чтобы…
— Ну что вы! — прервал его доктор, поднимая вверх руку и протез. — Кто, в здравом уме, поверит какому-то маргинальному медику, у которого и нормальных-то органов почти не осталось?! — Он отогнул металлический палец и постучал о желтое стекло оптического имплантанта. Глухой звук, как волку показалось, отразился где-то в черепной коробке. — В лучшем случае, мне самому сделают лоботомию…
Курт оскалил зубы в усмешке и окинул комнату красноречивым взглядом. Вокруг, при желании, можно было расставить десятки камер, которые фиксировали бы каждое движение посетителя. Но выяснять это сейчас было не время. Он все сказал. Если у “маргинального медика”, среди всевозможных имплантантов, завалялась хотя бы парочка нормальных извилин, эти записи не попадут за порог бронированной двери на первом этаже. В противном случае Курту, видимо, придется посетить это заведение вторично. Ну а пока…
— Как долго это продлится? — спросил он, кивнув на Джейн.
— Не менее суток. Пока опухоль не спадет. — Безволосый пожал плечами. — Это может продлиться и дольше, но спешить, судя по всему, вам некуда? Часов через восемь проведем повторное сканирование, потом включим фазоинжектор — чтобы восстановить поврежденный участок. Времени у нас предостаточно, так ведь?
Волк устало кивнул. Спешить им и впрямь было некуда. Лишь сейчас, услышав, как долго придется ждать, он понял, как сильно устал за эту долгую ночь. Ему хотелось есть и спать, причем было крайне непросто определить, чего больше.
— Вы никого больше не ждете? — спросил он.
— Нет, ни в коем случае. — Безволосый хохотнул. — Специфика этой работы в том, что мы, как правило, обслуживаем эксклюзивно. Индивидуальный подход к любому клиенту, которому уделяется все внимание…
— Тогда, пожалуй, сосредоточьтесь на ней. А я, наверное, вздремну…
— Может, хочешь есть?
Курт смерил его подозрительным взглядом.
— Пожалуй, — кивнул он. — Что у вас есть?
— Выбор небогат, однако желудок набить сгодится. — Безволосый зашаркал прочь от койки с колесиками и громоздкого аппарата. Там, у дальней стены, обнаружился вместительный холодильник с прозрачной дверцей. — Так, что же мы имеем? — Доктор распахнул дверцу и начал изучать содержимое.
Первыми волк заметил несколько биомеханических имплантантов, из которых торчали какие-то трубки и проводки. Далее — три контейнера из светоотражающего материала с красными крестами на крышках. Внутри лежало нечто округлое, и Курту стало немного не по себе. Он хотел было отказаться от угощения, заявив, что его неправильно поняли, как вдруг доктор выпрямился с победным смешком.
В руках он держал три запечатанных пластиковых пакета.
— Тушеная свинина и овощи. Годится?
Курт, чувствуя смутные сомнения, медленно кивнул. Он понимал, что не стоило бы употреблять продукты, взятые из такого холодильника и таких рук, однако стоило ему увидеть еду, как в желудке засосало.
— Тогда пошли.
Доктор зашаркал в противоположном направлении. Там, в закутке, оказалось что-то вроде кухни — стол, раковина, ультрамикроволновка. И даже головизор. Безволосый сунул все три пакета в микроволновку, хлопнул дверцей и ввел программу. Табло начало отсчет — две минуты.
Курт уселся за стол, свесил ноги с табурета. Такие, как он знал, стоят в барах и других заведениях, оборудованных высокими стойками. Но тут Курт возвышался над белой пластиковой столешницей, будто мохнатое изваяние. Капюшон, позабытый, болтался на спине. Он успел порядком надоесть, однако присутствие безволосого, честно признаться, интуитивно беспокоило. И все же волк помимо воли испытывал симпатию к этому человеку — он вылечит его сестру (или, по крайней мере, попытается…).
Доктор тем временем извлекал из шкафчика столовые принадлежности на одного — тарелку, стакан, нож, вилку. Все это он размещал перед Куртом. Тот был так удивлен, что, наверное, ничуть не удивился, глотни безволосый машинного масла из большой канистры…
Микроволновка, пискнув, потушила фонарик. Доктор распахнул дверцу и достал пакеты. Курт внимательно следил, как он берет нож и вскрывает упаковку по специальному шву. Стоило лезвию проделать первый разрез, как в ноздри Курта ударил сочный мясной аромат. Безволосый резал неторопливо, будто проводил сложную хирургическую операцию. Не выдержав, Курт выхватил у него пакет, разорвал когтями, вывалил содержимое на тарелку и принялся за еду. Он все еще сомневался, однако ничего не мог с собой поделать.
Пустой желудок требовал немедленного насыщения. Сегодня он потратил слишком много калорий, и, если не пополнить их запас, последствия могли оказаться плачевными.
Доктор с умилением следил за процессом.
Волк поглощал еду жадно и быстро, но не забывал про приличия — в правой лапе сжимал нож, в левой — вилку. В убежище щенков сызмальства обучали столовому этикету. Курт догадывался, что это, по представлениям старейшины, было призвано усмирить диких предков в душах членов стаи, а также напомнить, что в них гораздо больше человеческого, нежели звериного.
Выпотрошив упаковку, Курт принялся за другую. И закусил овощами. Он чувствовал, как приятное тепло разливается по телу. Думать о том, что, возможно, он собственноручно накачал себя какой-нибудь гадостью, не хотелось.
Безусловно, два живых волка (вернее, на данный момент — полтора) были весьма заманчивым кушем для любого коммерсанта, не говоря о “маргинальных медиках”. Тем не менее природная способность чуять опасность, заглушенная теплой тяжестью в желудке, сосредоточенно молчала. Впрочем, для сомнений было уже поздновато.
Сыто рыгнув, Курт исподлобья воззрился на доктора.
Тот, с хрустом свернув голову пластмассовой бутылке, налил пузырящуюся жидкость в стакан. Поглядев на этот сосуд пару секунд, волк протянул лапу и опрокинул содержимое в раскрытую пасть.
В живом состоянии за него, нужно полагать, можно выручить много больше, нежели за мертвого.
Вот только мысль эта почему-то не успокаивала.
— Где тут можно прилечь? — спросил он, оглядываясь.
— Идем.
Безволосый встал и поманил за собой. Курт сполз с табурета, словно какой-нибудь упитанный моллюск. Доктор ковылял в угол помещения, который был отгорожен от остального пространства полупрозрачной занавеской. Там на расстоянии метра друг от друга стояли три кровати, застеленные белоснежными простынями.
— Для выздоравливающих, — пояснил безволосый. — Пока не смогут уйти на своих двоих… Или пока легавые не махнут на них рукой.
Волк приподнял мохнатую бровь. Доктор кивнул, усмехнувшись.
— Я ведь говорил, что вы далеко не уникальны. Ладно, ложись. — Он вышел и задернул за собой занавеску. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — буркнул Курт.
Его сестра лежала неподалеку, в нескольких метрах. Разноцветные огни по-прежнему мерцали над ее головой. Цвета сменялись, казалось, без всякой последовательности.
Курт задался было вопросом, что она видит, — там, во тьме за сомкнутыми веками. Но, как оказалось, для подобных изысканий разум волка слишком устал. Сегодняшняя ночь, вероятно, была самой длинной в его жизни.
Он разделся и лег на койку, предварительно убедившись, что она не снабжена ремнями, цепями или другими средствами фиксации неподвижного тела.
Момент, когда обрушилась тьма, прошел незамеченным.
Всю жизнь он просыпался подобно распрямившейся пружине. Для волка всегда было загадкой, как можно очнуться ото сна, не сознавая, где ты находишься и что делал тут прежде. Реальность всегда возвращалась в сознание подобно головизионному сигналу — с того места, где прервалась.
Первое, что он увидел, была девственно-белая известь потолка. Откуда-то со стороны доносился тихий монотонный шум каких-то приборов. Обоняние восприняло знакомые больничные запахи. Не утруждая себя ощупыванием, он понял, что все конечности на месте, ничего не болит, не затрудняет движений. Он отлично себя чувствовал — отдохнувшим и свежим.
Внутренний хронометр утверждал, что прошло не более четырех часов. И все-таки Курт, потянувшись к штанам, достал из кармана часы. Прошло три часа и сорок минут. Для здорового молодого волка этого было достаточно, чтобы восстановить силы после долгого ночного марафона.
По правую руку тянулся ряд окон, которые Курт видел еще с улицы. Определить, были ли они тонированы изнутри, не представлялось возможным.
Рассмотрев все это, волк перевел взгляд на безволосого. Тот неподвижно стоял в проходе между операционными столами. И, как стало ясно с первой же секунды, представлял не меньший интерес, нежели окружающее. Все в его облике заслуживало по меньшей мере фиксации. А кое-что — детального рассмотрения.
Первым в глаза бросался снежно-белый халат. Эта белизна казалась почти девственной, если не считать крошечных точек красного цвета, что усыпали подол. Далее глаза Курта опустились на рукава и торчавшие из них кисти рук. Одна была белой, тщедушной, перевитой синими венами. Вторая же представляла собой металлический протез с длинными суставчатыми пальцами. Судя по множеству незащищенных деталей, эта модель вряд ли была боевой и предназначалась, вероятно, для тонкого квалифицированного труда.
Тонкие ноги, одетые в черные штаны, не представляли собой ничего особенного. Поэтому Курт поднял взгляд выше. Худое бледное лицо принадлежало мужчине лет сорока — сорока пяти, немало повидавшего на своем веку. Высокий морщинистый лоб, большие залысины, крючковатый нос. Тонкие бледные губы, скривившиеся в циничной усмешке.
Левый глаз напоминал осколок льда, застрявший в раскаленной глазнице. Он был бледно-синий, практически бесцветный. А второй — как и протез, также расположенный справа, — оказался оптическим имплантантом. Желтая скважина объектива ярко пылала, словно вобрала в себя всю ненависть расы машин, призванной служить человеку. Симбионт, состоящий из сложных микросхем, наночипов, стекла и искусственного нейроволокна.
Курт ничуть не удивился бы, узнав, что эта штуковина способна просеивать картинку в замедленном темпе, многократном увеличении (что, с другой стороны, присуще и менее дорогим моделям), а также сканировать твердые объекты через одежду и кожу (что, строго говоря, официально запрещалось нормативными актами). Не исключено было и то, что имплантант был способен фиксировать электромагнитные, звуковые волны, ультрафиолет, радиацию, а также, возможно, многое другое.
— Клади ее сюда, — сказал безволосый. Протез указал на узкую койку с колесиками.
Голос, казалось, продолжал звучать из динамиков. Громкость была уже не та, однако модуляции по-прежнему трещали, скрипели и тарахтели, как древний паровоз. Волк начал подозревать, что голосовые связки доктора также заменили, вставив какие-нибудь проволочки и силикон.
Помедлив, Курт направился к койке. Прежде чем опустить на нее тело сестры, он внимательно изучил плоскую поверхность, повторяющую рельеф спины, задницы и ног.
Бережно разжав руки, он отступил на шаг в сторону. Им владело замешательство. Что дальше? Джейн лежала, завернутая в простыню, ее дыхание едва вздымало тонкую ткань. Но, разумеется, это не могло продолжаться бесконечно (если, конечно, докторишка не умел лечить возложением рук). Собственно, этого момента Курт боялся больше всего. Ему предстояло сделать то, от чего предостерегала вся прожитая жизнь— оголить собственную сущность. Инстинкты вопили и рвались в груди.
Но безволосый молчал улыбаясь.
— Что дальше? — не выдержал Курт.
— Оплата, конечно. Я впустил тебя внутрь. По-моему, это внушает доверие, как ничто другое. — Протез протянулся, шевельнув металлическими пальцами. — Давай сюда деньги.
Волк помолчал, размышляя. Он не чувствовал опасности — во всяком случае, явной. Он достиг той цели, к которой так стремился, тут безволосый не ошибся. Курт проник внутрь, заполучив доступ к тому самому оборудованию, от которого зависела жизнь Джейн. Это — главное. Возможно, ему удалось бы это сделать, не прибегая к посредничеству Хью, без сделки с Ковбоем и убийства четверых безволосых.
Но — что дальше?
Где гарантия, что докторишка выполнил бы работу так, как если бы ему за это заплатили? Что он не “забыл” бы нажать вовремя нужную кнопку? В данной ситуации, как ни крути, крайне трудно отрицать очевидное — заложников отпускают крайне редко. Независимо от того, выполнили они то, что от них требовалось, или же нет.
Волк понимал это и прежде. Как ему казалось, деньги должны играть роль этой гарантии.
— Не так быстро, — сказал он. — Вы получите деньги, если работа будет сделана. А именно — если сестра выздоровеет, со стопроцентной гарантией. В противном случае вы не получите ни цента.
Лицо безволосого вытянулось.
— Ты не понимаешь! Болезнь слишком запущена! Никто не даст тебе стопроцентную гарантию, понимаешь?! Никто!
— Ошибаетесь, — усмехнулся Курт. — Я знаю такого человека. Как, вероятно, и вы. Этого господина зовут Бенджамин Франклин. У меня с собой толстая пачка его портретов.
Волк достал доллары, помахал ими перед физиономией безволосого. Купюры соблазнительно хрустели. Нормальный глаз доктора вытаращился в изумлении, а диафрагма имплантанта открылась, будто пыталась всосать в себя все банкноты. Курт подумал, что безволосый смог бы проверить подлинность купюры, если бы та лежала на другой стороне улицы.
Похрустев деньгами еще немного, Курт спрятал их в карман.
Безволосый сглотнул.
— Что ж, этот господин мне тоже знаком, — сказал он наконец. — Ладно, будем считать, что договорились. Все не так плохо. Помоги-ка мне, — Он взялся за край койки, явно намереваясь куда-то ее тащить. Курт ухватился справа. Вдвоем они покатили кровать в другой конец помещения. — Эх, старею… — бурчал докторишка. — Если бы мне не были так нужны деньги…
Курт молчал. Решив одну проблему, его мозг переключился на другую.
Они катили койку к какому-то агрегату, нависавшему над полом. Он стоял на толстых кронштейнах, опутанный многими метрами разноцветных проводов, какими-то трубками и менее внятными штуками. Доктор целеустремленно катил кровать под этот самый аппарат, пока голова и передняя часть туловища Джейн не скрылась под нагромождением металла и пластика.
Волк недоуменно покачал головой, но не произнес ни слова.
Когда хрупкий протез потянулся, чтобы снять с волчицы простыню, Курт отреагировал с быстрой разъяренной гадюки. Ладонь его легла на локтевой сустав, где, как ему показалось, также имело место что-то холодное и твердое. Протез замер на полпути.
Безволосый изумленно обернулся.
— Погодите. — Волк убрал лапу.
Дважды в жизни он обнажал собственное лицо перед безволосыми, и все-таки это было тяжело, как в первый раз. Но Курт и без того нарушил слишком много правил, чтобы беспокоиться из-за таких мелочей.
Сорвав с головы капюшон, он распрямился и с вызовом уставился на безволосого. Тот же, как ни странно, рассматривал его с сугубо профессиональным интересом. И, казалось ничуть не удивился (во всяком случае, это никак не отразилось на полукибернетическом лице), если не считать углубившихся морщин у тонкого рта.
Оптический имплантант пристально шарил по лицу, обросшему густыми волосами. Волк почти осязал, как электронный взгляд прикасался к удлиненным ушам, лохматил мех на макушке. Второй глаз безволосого в это время глядел без всякого выражения, практически бессмысленно. Процесс происходил настолько ненавязчиво, что Курт успел увериться в своей первоначальной догадке — этот докторишка рассмотрел его еще с порога.
— Очень интересно, — сказал безволосый. — Очень и очень…
Волка никогда прежде не беспокоило, что люди могут подумать о его внешности. Поэтому он не придумал ничего лучше, как спросить:
— Вы думаете?
— Со всей определенностью. — Доктор серьезно кивнул. — Скажи-ка, это сделано искусственно или вы такими родились? — Протез небрежно опустился на плечо волчицы.
— Мы…
Все внутри Курта боролось, протестовало против этого непринужденного допроса. Что тут говорить, никто из стаи не привык, чтобы безволосый с искусственным глазом интересовался подобными вещами. Инстинктивным желанием было протянуть лапу и свернуть эту тщедушную шею. Но кто, если заглянуть на одно мгновение в будущее, потом поможет Джейн?
— Мы… Такими родились.
— Я так и думал. Изменения слишком серьезные. — Доктор протянул вперед нормальную руку и, как бы между прочим, пощупал бицепс Курта. — Чтобы это проделать, нужно неплохо постараться. Однако даже тогда результат мог составить меньше тридцати процентов от ожидаемого результата… Проще говоря, в семидесяти процентах из ста вы остались бы умалишенными уродами, — пояснил безволосый. — А то, что я вижу, отнюдь не уродливо. Это больше похоже на результат долгой, кропотливой эволюции… Если бы, разумеется, нам не было достоверно известно, что у волков никогда не наблюдалось нужды вставать на задние лапы, чтобы сорвать с пальмы банан…
Доктор замолчал, погрузившись в околонаучные раздумья.
— И? — буркнул волк.
— Ну а кроме того, — очнулся безволосый, — если бы с вами и впрямь проделали нечто подобное, у вас, во всяком случае, не возникло бы проблем с какой-то там опухолью… Так ведь?
Курт молчал. Да и что он мог сказать?
— Кстати о ней, — нашелся он наконец. Обсуждение его собственной внешности на поверку оказалось делом весьма утомительным. — Время не терпит, вы сами сказали.
— Верно. Молодец, что напомнил. — Он сомкнул пальцы на простыне и осторожно потянул.
Белая ткань соскользнула с головы и плеч волчицы. Вид сестры вновь пронзил сердце Курта раскаленной иглой. Джейн выглядела еще хуже, нежели до того, как ее брат отправился в первую вылазку. Но безволосый, похоже, этого не понимал. Осмотрев морду и приоткрытую пасть, он многозначительно поцокал языком, а потом, к удивлению волка, оттянул веко Джейн и заглянул внутрь имплантантом.
Курт не говорил ни слова, хотя происходящее ему сильно претило.
Доктор развернулся к своему аппарату, поправил нависавшую над Джейн крышку, щелкнул каким-то тумблером. Затем зашел сбоку, где был встроен жидкокристаллический монитор. Тонкая пластина уже ярко горела. Изнутри странного аппарата доносился подозрительный шум — будто разогревалась мощная турбина.
Безволосый пристально изучил показания экрана, немного подумал и начал терзать сенсорную клавиатуру. Металлические пальцы так и скакали по пластинам, извлекая лишь тихие щелчки, в то время как основная симфония исполнялась где-то рядом — неслышные электронные звуки, призванные направить исцеляющую энергию в нужное русло.
Заинтересовавшись процессом, Курт придвинулся ближе.
На мониторе мерцал мозг волчицы. Волк понял это сразу — ему и прежде доводилось видеть выходную картинку со сканеров (преимущественно по головизору). Но так близко — никогда. Изображение было черно-белым. Серая сердцевина застыла в обрамлении темных стен черепа. Оба полушария были как на ладони: извилины складывались в загадочный, непостижимый ландшафт, скрывающий в себе величайшую тайну — человеческий разум.
Картинка едва заметно пульсировала (в такт сердцебиения волчицы, кардиограмма которой бежала в нижней части экрана) и равномерно поворачивалась вокруг виртуальной оси.
Вот доктор проделал какую-то манипуляцию с клавиатурой — в левом полушарии мозга тут же вспыхнуло красное пятнышко. Оно было совсем крошечным и, если бы не цвет, могло считаться совсем незаметным.
— Видишь? — спросил доктор, ткнув пальцем в экран. — Вот где корень всех бед. Казалось бы, пустячок… Капля дегтя в бочке меда, — мозг у девочки просто отличный. Но болезнь очень запущена. Я немедленно начну терапию. Если она выживет, то не слишком удивляйся, если время от времени у нее будут ухудшаться манеры.
— Почему? — не понял Курт.
— Опухоль находится слишком близко к лобной доле, — пояснил доктор, — а именно она отвечает за соблюдение всяческих норм — правил поведения, где бы те ни закреплялись… Согласно статистике, многие особо злостные нарушители правил травмировали именно это место…
Волк молчал. Честно говоря, ему было глубоко наплевать, будет ли Джейн чавкать за столом. Главное, чтобы она осталась жива. Остальное они как-нибудь переживут.
Тихо вздохнув, Курт поглядел на красное пятнышко. Оно находилось точно на “экваторе” вращавшейся картинки. Казалось бы, пустячок, отдалось эхом в сознании…
— Когда вы приступаете? — раздраженно спросил он.
— Уже. — Безволосый усмехнулся, кивнул на монитор. — Процесс идет. А ты думал, что мы начнем с лоботомии? Сейчас не тот век, приятель. Все делается в соответствии с государственными стандартами, но анонимно, а потому несколько дороже…
Курт молча кивнул. Под колпаком, что накрыл голову Джейн, мерцал рассеянный свет, переливались какие-то разноцветные пятна. Курт понятия не имел, что там происходит, но сознавал, что пытаться вникнуть совершенно бессмысленно.
Повисло многозначительное молчание.
Волк понял, что кое-что упустил из виду — причем далеко не мелочь.
— Если она выживет, — сказал он, глядя в глаза доктору (насколько, конечно, это было возможно), — клянусь, что не трону вас и пальцем. И не допущу, чтобы это сделал кто-либо другой. Но вы, в свою очередь, должны дать слово, что наш визит останется в тайне. Согласны?
— Конечно, приятель. Это вошло в особые условия договора, как только вы переступили порог. — Безволосый осклабился. — Ко мне заходят и субъекты более таинственные, нежели вы оба, вместе взятые. Но в то же время волки — впервые. А я — то думал, все это сказки…
Волк молчал. В свою очередь он надеялся, что ему не придется сказать того же о биомеханических монстрах, что якобы бродят по улицам Запретного города и отнимают у путников ценные внутренности.
— Твои… прародители выглядели совсем по-другому, — добавил доктор. — С другой стороны, это мог быть обычный монтаж…
Вздрогнув, Курт кивнул. Он понял, что имел в виду безволосый. Первые волки, включая легендарного Коррига (по слухам, самого Первого), гораздо больше походили на настоящих волков, нежели на людей. Курт видел их фотографии — последние, что сохранила стая, — и до последней минуты думал, что это единственные снимки во всем мегаполисе.
Первые волки больше любили ходить на четвереньках, нежели на задних лапах, как пристало homo sapiens (пусть даже небольшому ответвлению). Они любили сырое мясо, любили охотиться. Первые эксперименты показали ошеломляющие результаты.
А затем, как это водится, что-то пошло не так.
Но к этому времени волков стало слишком много. Их использовали в локальных конфликтах по всему миру — там, где сами безволосые не желали рисковать своими шкурами.
И наконец волчье племя осознало себя. Курт помнил об этих событиях по рассказам старейшины, носившим отвлеченный эпический характер. Подлинная хронология событий была вырвана даже из учебников, авторы которых ограничились лишь парой скупых строк. Человечество не желало признать, что во всем случившемся была виновата обыкновенная глупость.
… Корриг начал революцию. Кроваво-алое знамя взметнулось над планетой. Обмелевшие реки вновь наполнились — кровью. Волки, произведенные на свет с одной-единственной целью — убивать, — решили бороться до конца. Их не устраивало то положение, которое определила им раса господ. Однако силы были слишком не равны.
Революция захлебнулась в крови, потребовав невероятных усилий и поглотив десятки тысяч жизней. Безволосых, конечно. Волки не в счет.
С тех пор все манипуляции с кодом жизни, по взаимному согласию членов ООН, находились под запретом длинного ряда международных конвенций. Нарушителей ждала суровая кара.
Именно поэтому метаморфозы ДНК перебрались в подполье и стали выгодным бизнесом. Именно поэтому доктор с искусственным глазом поинтересовался, родился ли Курт с волосатым лицом. Собственно, так и было, — обмануть природу невозможно. Она всегда найдет выход, отыщет любую лазейку. Поэтому в собирательном облике стаи было гораздо больше человеческого, нежели во всех сподвижниках Коррига, вместе взятых. Передвигаться на четвереньках стало уже не так комфортно, как пару поколений назад. Однако волки по-прежнему были способны убивать.
Эти мысли пронеслись в сознании Курта чередой огненных вспышек.
Он был озадачен словами безволосого. Тот, оказывается, о чем-то догадывался и даже видел некие снимки. Ни один из обитателей мегаполиса, чей интеллект заслуживал маломальского уважения, не мог сомневаться в том, что волчье племя действительно существовало. Но лишь немногие допускали, что волки по-прежнему живут где-то рядом.
— Теперь вы знаете, что это не монтаж, — сказал Курт. — И все-таки постарайтесь об этом забыть. Чем быстрее, тем лучше. Сами понимаете, мы находимся не в том положении, чтобы…
— Ну что вы! — прервал его доктор, поднимая вверх руку и протез. — Кто, в здравом уме, поверит какому-то маргинальному медику, у которого и нормальных-то органов почти не осталось?! — Он отогнул металлический палец и постучал о желтое стекло оптического имплантанта. Глухой звук, как волку показалось, отразился где-то в черепной коробке. — В лучшем случае, мне самому сделают лоботомию…
Курт оскалил зубы в усмешке и окинул комнату красноречивым взглядом. Вокруг, при желании, можно было расставить десятки камер, которые фиксировали бы каждое движение посетителя. Но выяснять это сейчас было не время. Он все сказал. Если у “маргинального медика”, среди всевозможных имплантантов, завалялась хотя бы парочка нормальных извилин, эти записи не попадут за порог бронированной двери на первом этаже. В противном случае Курту, видимо, придется посетить это заведение вторично. Ну а пока…
— Как долго это продлится? — спросил он, кивнув на Джейн.
— Не менее суток. Пока опухоль не спадет. — Безволосый пожал плечами. — Это может продлиться и дольше, но спешить, судя по всему, вам некуда? Часов через восемь проведем повторное сканирование, потом включим фазоинжектор — чтобы восстановить поврежденный участок. Времени у нас предостаточно, так ведь?
Волк устало кивнул. Спешить им и впрямь было некуда. Лишь сейчас, услышав, как долго придется ждать, он понял, как сильно устал за эту долгую ночь. Ему хотелось есть и спать, причем было крайне непросто определить, чего больше.
— Вы никого больше не ждете? — спросил он.
— Нет, ни в коем случае. — Безволосый хохотнул. — Специфика этой работы в том, что мы, как правило, обслуживаем эксклюзивно. Индивидуальный подход к любому клиенту, которому уделяется все внимание…
— Тогда, пожалуй, сосредоточьтесь на ней. А я, наверное, вздремну…
— Может, хочешь есть?
Курт смерил его подозрительным взглядом.
— Пожалуй, — кивнул он. — Что у вас есть?
— Выбор небогат, однако желудок набить сгодится. — Безволосый зашаркал прочь от койки с колесиками и громоздкого аппарата. Там, у дальней стены, обнаружился вместительный холодильник с прозрачной дверцей. — Так, что же мы имеем? — Доктор распахнул дверцу и начал изучать содержимое.
Первыми волк заметил несколько биомеханических имплантантов, из которых торчали какие-то трубки и проводки. Далее — три контейнера из светоотражающего материала с красными крестами на крышках. Внутри лежало нечто округлое, и Курту стало немного не по себе. Он хотел было отказаться от угощения, заявив, что его неправильно поняли, как вдруг доктор выпрямился с победным смешком.
В руках он держал три запечатанных пластиковых пакета.
— Тушеная свинина и овощи. Годится?
Курт, чувствуя смутные сомнения, медленно кивнул. Он понимал, что не стоило бы употреблять продукты, взятые из такого холодильника и таких рук, однако стоило ему увидеть еду, как в желудке засосало.
— Тогда пошли.
Доктор зашаркал в противоположном направлении. Там, в закутке, оказалось что-то вроде кухни — стол, раковина, ультрамикроволновка. И даже головизор. Безволосый сунул все три пакета в микроволновку, хлопнул дверцей и ввел программу. Табло начало отсчет — две минуты.
Курт уселся за стол, свесил ноги с табурета. Такие, как он знал, стоят в барах и других заведениях, оборудованных высокими стойками. Но тут Курт возвышался над белой пластиковой столешницей, будто мохнатое изваяние. Капюшон, позабытый, болтался на спине. Он успел порядком надоесть, однако присутствие безволосого, честно признаться, интуитивно беспокоило. И все же волк помимо воли испытывал симпатию к этому человеку — он вылечит его сестру (или, по крайней мере, попытается…).
Доктор тем временем извлекал из шкафчика столовые принадлежности на одного — тарелку, стакан, нож, вилку. Все это он размещал перед Куртом. Тот был так удивлен, что, наверное, ничуть не удивился, глотни безволосый машинного масла из большой канистры…
Микроволновка, пискнув, потушила фонарик. Доктор распахнул дверцу и достал пакеты. Курт внимательно следил, как он берет нож и вскрывает упаковку по специальному шву. Стоило лезвию проделать первый разрез, как в ноздри Курта ударил сочный мясной аромат. Безволосый резал неторопливо, будто проводил сложную хирургическую операцию. Не выдержав, Курт выхватил у него пакет, разорвал когтями, вывалил содержимое на тарелку и принялся за еду. Он все еще сомневался, однако ничего не мог с собой поделать.
Пустой желудок требовал немедленного насыщения. Сегодня он потратил слишком много калорий, и, если не пополнить их запас, последствия могли оказаться плачевными.
Доктор с умилением следил за процессом.
Волк поглощал еду жадно и быстро, но не забывал про приличия — в правой лапе сжимал нож, в левой — вилку. В убежище щенков сызмальства обучали столовому этикету. Курт догадывался, что это, по представлениям старейшины, было призвано усмирить диких предков в душах членов стаи, а также напомнить, что в них гораздо больше человеческого, нежели звериного.
Выпотрошив упаковку, Курт принялся за другую. И закусил овощами. Он чувствовал, как приятное тепло разливается по телу. Думать о том, что, возможно, он собственноручно накачал себя какой-нибудь гадостью, не хотелось.
Безусловно, два живых волка (вернее, на данный момент — полтора) были весьма заманчивым кушем для любого коммерсанта, не говоря о “маргинальных медиках”. Тем не менее природная способность чуять опасность, заглушенная теплой тяжестью в желудке, сосредоточенно молчала. Впрочем, для сомнений было уже поздновато.
Сыто рыгнув, Курт исподлобья воззрился на доктора.
Тот, с хрустом свернув голову пластмассовой бутылке, налил пузырящуюся жидкость в стакан. Поглядев на этот сосуд пару секунд, волк протянул лапу и опрокинул содержимое в раскрытую пасть.
В живом состоянии за него, нужно полагать, можно выручить много больше, нежели за мертвого.
Вот только мысль эта почему-то не успокаивала.
— Где тут можно прилечь? — спросил он, оглядываясь.
— Идем.
Безволосый встал и поманил за собой. Курт сполз с табурета, словно какой-нибудь упитанный моллюск. Доктор ковылял в угол помещения, который был отгорожен от остального пространства полупрозрачной занавеской. Там на расстоянии метра друг от друга стояли три кровати, застеленные белоснежными простынями.
— Для выздоравливающих, — пояснил безволосый. — Пока не смогут уйти на своих двоих… Или пока легавые не махнут на них рукой.
Волк приподнял мохнатую бровь. Доктор кивнул, усмехнувшись.
— Я ведь говорил, что вы далеко не уникальны. Ладно, ложись. — Он вышел и задернул за собой занавеску. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — буркнул Курт.
Его сестра лежала неподалеку, в нескольких метрах. Разноцветные огни по-прежнему мерцали над ее головой. Цвета сменялись, казалось, без всякой последовательности.
Курт задался было вопросом, что она видит, — там, во тьме за сомкнутыми веками. Но, как оказалось, для подобных изысканий разум волка слишком устал. Сегодняшняя ночь, вероятно, была самой длинной в его жизни.
Он разделся и лег на койку, предварительно убедившись, что она не снабжена ремнями, цепями или другими средствами фиксации неподвижного тела.
Момент, когда обрушилась тьма, прошел незамеченным.
Всю жизнь он просыпался подобно распрямившейся пружине. Для волка всегда было загадкой, как можно очнуться ото сна, не сознавая, где ты находишься и что делал тут прежде. Реальность всегда возвращалась в сознание подобно головизионному сигналу — с того места, где прервалась.
Первое, что он увидел, была девственно-белая известь потолка. Откуда-то со стороны доносился тихий монотонный шум каких-то приборов. Обоняние восприняло знакомые больничные запахи. Не утруждая себя ощупыванием, он понял, что все конечности на месте, ничего не болит, не затрудняет движений. Он отлично себя чувствовал — отдохнувшим и свежим.
Внутренний хронометр утверждал, что прошло не более четырех часов. И все-таки Курт, потянувшись к штанам, достал из кармана часы. Прошло три часа и сорок минут. Для здорового молодого волка этого было достаточно, чтобы восстановить силы после долгого ночного марафона.