Страница:
Оставаться дольше было глупо. Казармы охранников находились как раз в этом районе, совсем неподалеку. Кто-нибудь из них мог наткнуться на него просто случайно, по пути со смены, и тогда ему придется пролить еще больше крови. Лучше убраться прочь, и поскорее.
Септах Мелайн метнулся вниз по склону к маленькой древней арке — северному малоиспользуемому выходу из Замка — и оказался на гиюнской дороге. Если он спустится еще немного ниже, а затем повернет на восток, то выйдет на перекресток с госсифской дорогой. Госсиф, один их Внутренних Городов, располагался неподалеку от Тидиаса, где Септах Мелайн появился на свет, а уж оттуда было рукой подать и до Малдемара. Его дух укрепляла надежда увидеть там Гиялориса. Освобождение Престимиона из узилища Корсибара было не той задачей, с которой он мог справиться в одиночку.
Он оглянулся. Гиялориса на дороге не было. Да поможет ему Божество живым и здоровым выбраться из Замка и укажет верный путь, подумал Септах Мелайн. И широко зашагал своими длинными ногами к дороге, которая вела вниз по склону Горы.
Часть четвертая
1
Септах Мелайн метнулся вниз по склону к маленькой древней арке — северному малоиспользуемому выходу из Замка — и оказался на гиюнской дороге. Если он спустится еще немного ниже, а затем повернет на восток, то выйдет на перекресток с госсифской дорогой. Госсиф, один их Внутренних Городов, располагался неподалеку от Тидиаса, где Септах Мелайн появился на свет, а уж оттуда было рукой подать и до Малдемара. Его дух укрепляла надежда увидеть там Гиялориса. Освобождение Престимиона из узилища Корсибара было не той задачей, с которой он мог справиться в одиночку.
Он оглянулся. Гиялориса на дороге не было. Да поможет ему Божество живым и здоровым выбраться из Замка и укажет верный путь, подумал Септах Мелайн. И широко зашагал своими длинными ногами к дороге, которая вела вниз по склону Горы.
Часть четвертая
КНИГА ВОЗМЕЗДИЯ
1
Никто не имел ни малейшего представления, чего хотел лорд Сангамор, приказав три с половиной тысячи лет назад выстроить те туннели, которые с тех пор носили его имя. Они были расположены на западной стороне Горы в среднем уровне Замка, там, где от главной горы отходил высокий скальный пик, который в любом другом месте сам по себе именовался бы горой. Грани этого треугольного пика, также названного в честь Сангамора, были настолько крутыми и острыми, что делали его фактически неприступным. Этому пику за многие тысячи лет никто не нашел никакого применения, и лишь лорду Сангамору пришло в голову прорыть в его основании множество связанных друг с другом помещений с низкими потолками. Эти галереи, начинаясь под Замком, доходили до пика Сангамора и замыкали вокруг него кольцо.
Материал, из которого эти катакомбы были построены, был столь же загадочным, как и их предназначение. Стены и потолки были облицованы плитками из какого-то искусственного камня, который сам по себе испускал яркие цветные блики. В одном помещении постоянно пульсировал мощный бордовый свет, другое сверкало изумрудной зеленью, еще одно — шафраном; была комната ярко-рыжая, комната серовато-желтого, серного, цвета, слепяще оранжевая, и так далее, и так далее.
Тайна не ослабевшего за столько тысячелетий свечения этих материалов входила в число тех бесчисленных умений, которые были давно утрачены ремесленниками Маджипура. Свет и цвета туннелей лорда Сангамора были очень красивы. Но так как свет никогда не мерк даже на мгновение, ни днем, ни ночью, то мощное пульсирующее свечение стен очень быстро начинало утомлять и даже нервировать. Негаснущий свет был настолько силен, что спастись от него было невозможно, даже закрыв глаза: цветная пульсация била по зрачкам и сквозь сомкнутые веки. Для человека выносить на протяжении долгого времени бесконечное — час за часом, день за днем — сияние было фактически разновидностью пытки.
Туннели никак не сообщались с другими частями Замка, не предназначались для какой-то особой цели, были лишены комфорта, и потому спустя несколько столетий после создания их приспособили для более или менее продолжительного содержания тех персон, коих коронали либо считали чрезмерно беспокойными, либо по каким-то иным причинам находили полезным убрать на некоторое время подальше от глаз народа. Как известно, заключенным приходится мириться с отсутствием удобств в предоставленном им жилище, так что подземные постройки лорда Сангамора пришлись для них как нельзя кстати.
Престимион уже видел туннели Сангамора: это было очень давно, в детстве, когда он в обществе своего давно почившего отца изучал различные любопытные уголки Замка. Тогда в них не было ни одного заключенного, как, впрочем, и на протяжении примерно двух-трех сотен лет со времени короналя лорда Аминтилира. Но на него глубокое впечатление произвели и красивое, хотя и несколько подавляющее ровное пульсирующее свечение стен, и многочисленные кандалы, вмурованные в стены. Отец рассказал ему тогда захватывающую легенду о мятежном принце и горячем молодом герцоге, которые были прикованы здесь во времена некоего древнего короналя, не терпевшего нарушений придворного этикета.
Но Престимиону никогда не могло прийти в голову, что в один прекрасный день он сам окажется здесь в мертвой хватке древних кандалов. Ведь это место было всего лишь напоминанием о дикости средневековья, а не чем-то, предназначенным для реального использования. И все же он висел, почти распятый, у стены, которая излучала изумительный ярко-рубиновый свет, его руки были широко разведены в стороны, а запястья и лодыжки туго схвачены обручами оков. Все происходившее было настолько диким, что он то и дело ловил себя на том, что готов расхохотаться. Корсибар, раздираемый яростью, заточил его в темницу! (Н-да, хороша темница!) А что дальше? Плаха палача?
Но на самом деле ничего забавного во всем этом не было. Он находился в полной власти Корсибара. Никто не знал о том, что здесь происходило. В любой момент кто-нибудь из прихвостней короналя мог явиться сюда, перерезать ему горло, а он не в состоянии даже заслониться рукой. Его притащили сюда, предположил он, часов шесть, а то и восемь тому назад и оставили в полном одиночестве. Может быть, его намеревались просто-напросто уморить голодом? Или дождаться, пока размеренные волны красного света, бесконечно пробегающие по всем окружавшим его поверхностям, сделают из него визжащего, пускающего пузыри безумца?
Это было вполне возможно. А пока что проходили часы, и никто не появлялся.
И вдруг откуда-то неподалеку, из моря взбесившегося света донесся негромкий слабый и какой-то пушистый голосок:
— Принц Престимион, вы случайно не захватили с собой ваш коримбор?
— Что? — в первый момент его собственный голос прозвучал хрипло и невнятно. — Кто это сказал? Где вы?
— Прямо напротив вас. Я Талнап Зелифор. Вы помните меня, ваше превосходительство?
— А, волшебник-вруун. Да, я хорошо помню вас. — Престимион несколько раз мигнул, вглядываясь в безжалостный свет, потом еще и прищурил глаза. Но не увидел ничего, кроме светящегося рубинового марева. — Если вы там, то, значит, каким-то образом сделали себя невидимым.
— О, нет. Вы сможете увидеть меня, если постараетесь. Закройте глаза на какое-то время, а потом очень быстро откройте их, ваше превосходительство, и разглядите меня. Видите ли, я тоже заключенный. Я был бесконечно поражен, когда вас привели сюда, — продолжал говорить голос из холодного алого горнила. — Я знал, что расположение ваших звезд неблагоприятно, но и понятия не имел, что оно настолько неблагоприятно. Ну как, вы видите меня?
— Нет, — ответил Престимион. Он закрыл глаза, сосчитал до десяти, открыл их и увидел лишь алые волны. Тогда он снова зажмурился, досчитал до двадцати, а потом еще раз до двадцати. Быстро раскрыв глаза, он смог ухватить взглядом прямо перед собой неясные очертания маленького многоногого существа, прикованного к стене за два самых больших своих щупальца. И все же Талнап Зелифор висел на высоте не менее трех или четырех футов от пола, так как был очень мал даже для своей расы, а оковы были сделаны из расчета на размеры обычного человеческого существа.
Мгновение спустя все снова заволоклось краснотой.
— Я все же секунду-другую видел вас, — сказал Престимион., мрачно глядя в пульсирующий слепящий светлый сумрак. — Да, это вы. Вы приходили ко мне в Лабиринте, чтобы сообщить, что у меня нет прямой дороги к трону, что знамения указали вам на то, что со всех сторон укрылись могущественные враги, которые втайне дожидаются момента, чтобы свергнуть меня. Вам тогда удалось узнать — я не осмелюсь строить предположения, каким образом — о том, что должно было произойти. И, видимо, тюрьма явилась самым подходящим местом для нашей следующей встречи. Но как же вы смогли предсказать мое крушение и проглядели свое собственное, а? — Он прищурился, безуспешно пытаясь разглядеть крохотное существо у противоположной стены. — И сколько времени вы уже находитесь здесь?
— Думаю, три дня. А может быть, и четыре.
— Вам давали есть?
— Случалось, — ответил вруун, — правда, не слишком часто. Но я первым начал расспрашивать вас, принц: коримбор у вас с собой? Тот маленький зеленый амулет, который я дал вам.
— Да. Как ни странно, он висит на цепи у меня на шее.
— Когда стражники принесут еду, они должны будут освободить вам руки, чтобы вы смогли поесть. Постарайтесь погладить коримбор и умоляйте силу, которая им управляет, оказать вам содействие. Это должно помочь расположить охранников к вам более благосклонно, и, возможно, они станут кормить вас почаще или даже приносить что-нибудь получше обычных помоев. Я должен сообщить вам, что пища здесь омерзительная, а надзиратели отъявленные грубияны.
— Ваш коримбор немногим помог мне, когда я совсем недавно в тронном зале разговаривал с Корсибаром. Я разок прикоснулся к нему, когда спор только-только начался, но все равно дела с каждой минутой становились все хуже и хуже.
— А как вы прикоснулись к нему? У вас было намерение использовать его силу? Вы поручили себя этой силе, сообщили ей о том, что вам требуется?
— Ничего этого я не делал. Это просто не могло прийти мне в голову. Я просто притронулся к нему, потому что он попался мне под руку, когда меня раздирало желание высказать все, что было на сердце.
— А-а, вот как… — протянул Талнап Зелифор, словно желал показать, что ошибка Престимиона была ему совершенно ясна. Некоторое время оба молчали.
— А почему вы попали сюда? — спросил наконец Престимион.
— Мне самому непонятно. Это, я уверен, какая-то печальная несправедливость. Но мне не сказали, кто приказал меня арестовать.
Единственное, что я знаю, что ни в чем не виновен, какое бы обвинение мне ни предъявили.
— Несомненно, — согласился Престимион.
— Я был, — продолжал вруун, — хотя и совсем недолго, советником леди Тизмет. Возможно, что-то из того, о чем я рекомендовал ей поговорить с братом, оскорбило или обеспокоило его, и он решил убрать меня, чтобы лишить ее в дальнейшем моих советов. Это вполне резонная причина. С другой стороны, дело может быть и в задолженности. Я должен изрядную сумму принцу Гониволу, который финансировал некоторые мои исследования. Вы же знаете, как Гонивол относится к деньгам. Не исключено, что он попросил короналя посадить меня сюда за то, что я не смог вовремя вернуть ему ссуду. Но я совершенно не представляю, каким образом смогу вернуть долг, находясь здесь, тогда как на свободе я все же мог что-то сделать для этого.
— Похоже, — не без язвительности заметил Престимион, — что вам очень многое представляется неясным. Для знатока вашей профессии это не слишком хорошая рекомендация. Я-то считал, что для вас, волшебников, все бытие представляет собой открытую книгу. А вы даже не можете понять, за что вас подвесили на стену.
— Это не столь точная наука, ваше превосходительство, — грустно ответил Талнап Зелифор.
— Вы сказали, наука?
— Да, это, несомненно, наука. Несведущий может называть ее колдовством или заклинанием демонов, но для нас это способ осознания и попыток использования фундаментальных законов вселенной, которые базируются на совершенно рациональных основах.
— Ага. На рациональных основах, вы говорите. Вы должны объяснить мне все это, если мы пробудем здесь достаточно долго. Осмелюсь предположить, что вы предпочли бы называть себя скорее инженером, нежели волшебником.
— По моему мнению, уважаемый принц, это почти одно и то же. Я не сомневаюсь в том, что еще сотни три лет назад я был бы именно инженером. Да и то исследование, которое я проводил для Великого адмирала Гонивола, было по природе своей именно инженерным: изобретение механического устройства и создание его действующего образца.
— Механическое устройство, которое выполняло бы колдовские действия?
— Устройство, которое позволило бы одному сознанию устанавливать прямой контакт с другим. При помощи научных знаний, а не какого-то колдовства или прирученных демонов я был бы способен изучить ваше сознание, принц, прочесть ваши мысли и поместить среди них знание о моем собственном изобретении.
Престимиона слегка передернуло. Возможно, сказал он себе, то, что Талнап Зелифор скован и висит на этой стене, даже чем-то хорошо.
— И вы на самом деле создали такое устройство?
— Боюсь, что исследование еще не совсем закончено, ваше превосходительство. Требуется еще немного поработать, но, видите ли, нехватка средств… Принц Гонивол отказался дать мне еще несколько реалов, которые были мне необходимы…
— Да. Видимо, это было для вас тяжелым ударом. А не согласитесь ли вы сообщить мне, какое применение Великий адмирал Гонивол собирался найти для этого устройства, после того как вы закончили бы работу над ним?
— Думаю, что об этом вам было бы лучше спросить самого принца Гонивола.
— Или воспользоваться вашей машиной для чтения мыслей, что дало бы больше проку, — заметил Престимион. — Гонивол не из тех, кто с готовностью раскрывает кому-либо свои тайны. — Он немного помолчал. — А нет ли, случайно, среди ваших заклинаний какого-нибудь средства, которое могло бы сделать, чтобы этот омерзительный красный свет не так сильно бил по глазам?
— Я уверен, что такой эффект мог бы дать коримбор.
— Но в данный момент мои руки находятся в несколько скованном — извините за каламбур — положении, и я не могу дотянуться до коримбора.
— Очень жаль, — отозвался Талнап Зелифор. — Но, внимание: идут надзиратели. — Действительно, Престимион услышал отдаленные шаги, скрипнула отворяемая дверь. — Сейчас вам дадут поесть, и, по крайней мере, ненадолго ваши руки будут свободны. У вас появится шанс.
В камеру вошли трое бряцающих оружием стражников. Один встал у двери и, скрестив руки на груди, мрачно уставился в пространство, второй разомкнул наручники на запястьях Престимиона и поставил перед ним миску с противной холодной кашей и мятую кружку с водой, третий принес тарелку с пищей врууну, который нетерпеливо потянулся к ней одним из свободных щупалец. Пока Престимион ел, — а протолкнуть в себя это безвкусное колючее месиво оказалось непросто — он, слегка извернувшись, засунул руку под тунику и, ощущая себя не только дураком, но и презренным предателем всех своих убеждений, пару раз небрежно стукнул по коримбору пальцем, а затем, чуть подумав, еще пару раз.
— Неужели это лучшее, что вы смогли найти для меня? — обратился он к стражнику. — Нельзя ли было найти что-нибудь такое, что не склеивало бы кишки?
Единственным ответом ему был холодный суровый взгляд.
Когда миска опустела, охранник забрал ее у Престимиона, вновь надел на него наручники, и все трое покинули камеру. Ни один из них за это время не промолвил ни слова.
— Свет все так же ярок, — сказал Престимион. — И настроение стражников, как мне показались, было совершенно не дружественным.
— Вы коснулись коримбора, принц?
— Да, несколько раз.
— И попросили заключенную в нем силу отнестись с благосклонностью к вашим пожеланиям?
— Я просто погладил его, — признался Престимион. — Сделать что-то еще сверх того было просто свыше моих сил. Должен сознаться, что обращение к воображаемым силам для меня далеко не простое дело.
— А-а, вот как… — снова пробормотал Талнап Зелифор.
Когда Свор уже под вечер вернулся домой после приятного свидания с любвеобильной Хейсс Ванэйл, дворянкой из Байлемуны, все его хорошее настроение как рукой сняло, как только он узнал — а это произошло очень быстро — о том, что Престимион заточен в подземельях Сангамора, а Гиялориса и Септаха Мелайна безуспешно разыскивают по всему Замку.
Акбалик, сероглазый племянник принца. Сирифорна, сообщивший все эти новости, предположил, что для здоровья герцога Свора тоже было бы полезно без промедления бежать из Замка.
— А был ли оглашен какой-нибудь декрет, объявляющий Престимиона и его окружение вне закона? — осведомился Свор.
— Насколько мне известно, нет, — ответил Акбалик, очень спокойный и здравомыслящий человек. — Между короналем и принцем Престимионом во время аудиенции в тронном зале произошел какой-то спор, и лорд Корсибар приказал заключить принца в тюрьму; вот и все, что могу вам сказать с полной определенностью. А что случилось с остальными двумя, могу только предполагать. Говорят, что несколько гвардейцев получили тяжелые ранения в какой-то стычке около одних из второстепенных ворот. Есть основания полагать, что они неосторожно преградили путь вашим друзьям, когда те выходили из Замка, а судя по тому, что раны нанесены холодным оружием, там побывал Септах Мелайн.
— Никакого сомнения. Значит, они ушли, и остался здесь один…
— Вам тоже неблагоразумно оставаться здесь, — произнес Акбалик.
Свор кивнул. Некоторое время он сидел молча, перебирая в уме имевшиеся у него возможности. Ни одна из них не казалась ему заманчивой, а большая часть была весьма рискованной. То, что встреча Престимиона с Корсибаром закончилась несчастьем, его не удивляло. Свор приходил в уныние, видя, как Престимион снова и снова настойчиво засовывает голову в логово демонов, невзирая на все его бесчисленные предупреждения. Но Престимион был не из тех людей, кто готов принимать на веру знамения или предсказания будущего, а вот стремление к поискам гнезд демонов, в которые можно было бы сунуть нос, было, казалось, неотъемлемой частью его существа. Свор мыслил совсем по-другому, и понять Престимиона ему далеко не всегда было просто.
Ну, а теперь — Свор знал это — он должен проникнуть взглядом в свое собственное будущее и понять то, что увидит. Если он ошибется, то пропадет. Предзнаменования были неоднозначными.
После напряженных раздумий он принял решение.
— Я попрошу у Корсибара немедленной аудиенции, — сказал он Акбалику.
— Вы считаете, что это разумно?
— Во всяком случае, разумнее, чем любое другое решение. Я не могу проложить себе путь из Замка мечом, как Септах Мелайн, или посбивать всех гвардейцев одним махом, словно кегли, как это любит делать Гиялорис. Если Корсибар захочет заключить меня в тюрьму — так тому и быть. Но я думаю, что смогу отговорить его от этого. А никакого иного выхода для себя я просто не вижу.
Свор явился в покои короналя и неожиданно для себя немедленно был приглашен в кабинет Корсибара. По сторонам палисандрового стола короналя стояли два вооруженных скандара, словно опрометчивые речи Гиялориса о покушении на Корсибара донеслись по коридорам замка до этого кабинета. Свор почувствовал себя совсем крошкой рядом с этими массивными существами и крупной фигурой Корсибара между ними. Но для него было не в новинку находиться среди больших и гораздо более сильных, чем он, людей. Стройный, худой и жилистый, он уже давно ощущал себя в их обществе вполне уверенно.
Сам Корсибар казался измученным, кожа на лице имела какой-то желтовато-землистый цвет, а взгляд казался затравленным и даже порой остекленевшим. В левой руке он держал янтарные четки и со странным увлечением возбужденно играл ими, перебирая по одной длинными мощными пальцами. Корона лежала на краю стола, как забытая игрушка.
— Ты тоже решил бросить мне вызов, старый друг? — спросил он необычным для себя покорным голосом, когда Свор остановился перед столом.
— Так вот что случилось? Престимион бросил вам вызов?
— Я предложил ему место в совете. Он отверг мое предложение и сказал мне в лицо, что я незаконный самозваный корональ. Как я мог стерпеть это? Прошу тебя, Свор, приветствуй меня должным образом. Я король, не забывай об этом.
Меня от этого не убудет, подумал Свор. Он поднял руки вверх и тщательно исполнил полагающийся по этикету жест — знак Горящей Звезды.
Строгое и напряженное выражение, застывшее на лице Корсибара, заметно смягчилось.
— Благодарю. Мне не хотелось бы сажать в тюрьму еще и тебя.
— Так, значит, дошедшие до меня слухи верны? Престимион сидит в оковах?
— Ненадолго, в воспитательных целях. Я дам ему день-другой подумать, а потом снова поговорю с ним. Я хочу, чтобы он наконец понял, Свор: мир приветствует меня как короля. И мой отец тоже признает мое право на трон. И если он теперь будет пытаться отодвинуть меня от власти, то ничего не выиграет, зато наживет большие неприятности. Ты согласен со мной?
— Да, неприятности, конечно, будут, я в этом не сомневаюсь. А, кстати, где Гиялорис и Септах Мелайн? В подземелье вместе с Престимионом?
— Думаю, что они сбежали, — ответил Корсибар. — Во всяком случае, Септах Мелайн сбежал, порубив в колбасный фарш четырех гвардейцев, а Гиялориса никто не видел с полудня. Я не держу сердца ни на одного из них. Я лишь попросил бы их, чтобы они приветствовали меня знаком Горящей Звезды раз-другой, признали меня короналем и обращались бы ко мне «мой лорд». Свор, ты тоже должен так говорить: «мой лорд».
— Как вам будет угодно, мой лорд.
— Не потому, что мне так угодно, а потому что это обращение положено мне по рангу. Эти слова должен употреблять каждый, обращаясь к короналю.
— Да, мой лорд.
Корсибар слабо улыбнулся.
— О, Свор, Свор, ты наименее заслуживающий доверия человек из всех, кто когда-либо гулял по этой планете, но я люблю тебя даже несмотря на это! Знаешь, как мне тебя не хватает? Мы же были настоящими друзьями; пили из одного бокала, обнимали одних и тех же женщин, просиживали ночи напролет, рассказывая друг другу множество невероятных историй, и бежали на рассвете на реку купаться. А потом ты переметнулся к Престимиону. Почему ты променял меня на него, Свор?
— Я никогда не покидал вас, мой лорд. Вам, как и прежде, принадлежит главное место в моем сердце. Но общество Престимиона доставляет мне большое удовольствие. А также Гиялориса и Септаха Мелайна, к которым я испытываю нежную дружескую привязанность и глубокий интеллектуальный интерес, хотя у меня очень мало общего как с одним, так и с другим. И при этом они очень не похожи один на другого. Это два совершенно разных человека.
— Но у них есть и кое-что общее: чувство, что Престимион должен быть короналем. И, догадываюсь, ты тоже так думаешь.
— Я сделал перед вами знак Горящей Звезды, мой лорд.
— Ты сделал бы его и перед этими скандарами, если бы счел, что это выгодно тебе. Ну, Свор, и что ты будешь делать теперь, когда Престимион сидит в подземелье?
— Вы сказали, что выпустите его через день или два, мой лорд…
— А может быть, через три или четыре. Я хочу, чтобы он сначала приветствовал меня знаком Горящей Звезды и сделал это если не от всего сердца, то хотя бы согласившись с положением вещей.
— В таком случае, он может долго просидеть под землей, — сказал Свор.
— Значит, просидит долго, — сказал Корсибар. — В мире может быть только один корональ.
— Если, мой лорд, вы не намерены в ближайшее время освободить Престимиона, — сказал Свор после короткой паузы, — а я подозреваю, что это так, то я прошу у вашего высочества разрешения покинуть Замок.
— И куда же ты отправишься? Ведь, по-моему, у тебя нет никакого поместья, Свор. Только квартира, которую я предоставил тебе здесь в дни нашей дружбы; или я не прав?
— Мне также отвели небольшую квартирку в замке Малдемар. И, полагаю, я отправился бы туда.
— Чтобы присоединиться к Септаху Мелайну с Гиялорисом и строить против меня заговоры в пользу Престимиона?
— Я понятия не имею, куда могли деться Септах Мелайн и Гиялорис, мой лорд. Я сейчас ощущаю себя неловко в Замке, зная, что Престимион сидит в цепях где-то у меня под ногами, да и сам я нахожусь на свободе по вашей милости, которая в любой момент может смениться гневом. Вы говорите, что любите меня, мой лорд; вот и хорошо, позвольте мне удалиться. Малдемар тихое приятное место, вино там лучше всяких похвал, а принцесса Терисса примет меня как родного.
Если вы соизволите отпустить меня, мой лорд, я отправился бы в Малдемар. Я не собираюсь устраивать заговоры против вас.
— Но все равно будешь. Я знаю.
— Это ваши слова, мой лорд, а я же ничего не говорил об этом.
Корсибар отбросил четки и жестом, исполненным удивительной теплоты и доверчивости, через стол протянул руки к Свору. В его усталых глазах на миг мелькнула вспышка энергии.
— Послушай, — сказал он, — отправляйся в Малдемар, если тебе так хочется. Я даю тебе свое разрешение, а Фаркванор, если сочтешь нужным, добавит к нему охранное свидетельство. Я никогда не стал бы причинять тебе вред, понимаешь, Свор? Мы некогда были друзьями, и во имя той дружбы я говорю тебе сейчас, что никогда не причиню тебе вреда. Но не вреди и ты мне. Корональ я, а не Престимион. Это уже решено окончательно. Не совершай измены, Свор. Не участвуй в заговорах против меня. А если каким-то образом узнаешь о мятеже, то прошу тебя, Свор, сообщи мне о нем. Если не из памяти о дружеской привязанности, которая когда-то существовала между нами, то из лояльности, которой ты обязан придерживаться ко мне, как к своему королю, из любви к нашему миру, к Маджипуру. Потому что если Престимион развяжет против меня войну за обладание троном, то всему миру будет нанесен непоправимый ущерб, кому бы из нас в результате ни досталась корона.
Материал, из которого эти катакомбы были построены, был столь же загадочным, как и их предназначение. Стены и потолки были облицованы плитками из какого-то искусственного камня, который сам по себе испускал яркие цветные блики. В одном помещении постоянно пульсировал мощный бордовый свет, другое сверкало изумрудной зеленью, еще одно — шафраном; была комната ярко-рыжая, комната серовато-желтого, серного, цвета, слепяще оранжевая, и так далее, и так далее.
Тайна не ослабевшего за столько тысячелетий свечения этих материалов входила в число тех бесчисленных умений, которые были давно утрачены ремесленниками Маджипура. Свет и цвета туннелей лорда Сангамора были очень красивы. Но так как свет никогда не мерк даже на мгновение, ни днем, ни ночью, то мощное пульсирующее свечение стен очень быстро начинало утомлять и даже нервировать. Негаснущий свет был настолько силен, что спастись от него было невозможно, даже закрыв глаза: цветная пульсация била по зрачкам и сквозь сомкнутые веки. Для человека выносить на протяжении долгого времени бесконечное — час за часом, день за днем — сияние было фактически разновидностью пытки.
Туннели никак не сообщались с другими частями Замка, не предназначались для какой-то особой цели, были лишены комфорта, и потому спустя несколько столетий после создания их приспособили для более или менее продолжительного содержания тех персон, коих коронали либо считали чрезмерно беспокойными, либо по каким-то иным причинам находили полезным убрать на некоторое время подальше от глаз народа. Как известно, заключенным приходится мириться с отсутствием удобств в предоставленном им жилище, так что подземные постройки лорда Сангамора пришлись для них как нельзя кстати.
Престимион уже видел туннели Сангамора: это было очень давно, в детстве, когда он в обществе своего давно почившего отца изучал различные любопытные уголки Замка. Тогда в них не было ни одного заключенного, как, впрочем, и на протяжении примерно двух-трех сотен лет со времени короналя лорда Аминтилира. Но на него глубокое впечатление произвели и красивое, хотя и несколько подавляющее ровное пульсирующее свечение стен, и многочисленные кандалы, вмурованные в стены. Отец рассказал ему тогда захватывающую легенду о мятежном принце и горячем молодом герцоге, которые были прикованы здесь во времена некоего древнего короналя, не терпевшего нарушений придворного этикета.
Но Престимиону никогда не могло прийти в голову, что в один прекрасный день он сам окажется здесь в мертвой хватке древних кандалов. Ведь это место было всего лишь напоминанием о дикости средневековья, а не чем-то, предназначенным для реального использования. И все же он висел, почти распятый, у стены, которая излучала изумительный ярко-рубиновый свет, его руки были широко разведены в стороны, а запястья и лодыжки туго схвачены обручами оков. Все происходившее было настолько диким, что он то и дело ловил себя на том, что готов расхохотаться. Корсибар, раздираемый яростью, заточил его в темницу! (Н-да, хороша темница!) А что дальше? Плаха палача?
Но на самом деле ничего забавного во всем этом не было. Он находился в полной власти Корсибара. Никто не знал о том, что здесь происходило. В любой момент кто-нибудь из прихвостней короналя мог явиться сюда, перерезать ему горло, а он не в состоянии даже заслониться рукой. Его притащили сюда, предположил он, часов шесть, а то и восемь тому назад и оставили в полном одиночестве. Может быть, его намеревались просто-напросто уморить голодом? Или дождаться, пока размеренные волны красного света, бесконечно пробегающие по всем окружавшим его поверхностям, сделают из него визжащего, пускающего пузыри безумца?
Это было вполне возможно. А пока что проходили часы, и никто не появлялся.
И вдруг откуда-то неподалеку, из моря взбесившегося света донесся негромкий слабый и какой-то пушистый голосок:
— Принц Престимион, вы случайно не захватили с собой ваш коримбор?
— Что? — в первый момент его собственный голос прозвучал хрипло и невнятно. — Кто это сказал? Где вы?
— Прямо напротив вас. Я Талнап Зелифор. Вы помните меня, ваше превосходительство?
— А, волшебник-вруун. Да, я хорошо помню вас. — Престимион несколько раз мигнул, вглядываясь в безжалостный свет, потом еще и прищурил глаза. Но не увидел ничего, кроме светящегося рубинового марева. — Если вы там, то, значит, каким-то образом сделали себя невидимым.
— О, нет. Вы сможете увидеть меня, если постараетесь. Закройте глаза на какое-то время, а потом очень быстро откройте их, ваше превосходительство, и разглядите меня. Видите ли, я тоже заключенный. Я был бесконечно поражен, когда вас привели сюда, — продолжал говорить голос из холодного алого горнила. — Я знал, что расположение ваших звезд неблагоприятно, но и понятия не имел, что оно настолько неблагоприятно. Ну как, вы видите меня?
— Нет, — ответил Престимион. Он закрыл глаза, сосчитал до десяти, открыл их и увидел лишь алые волны. Тогда он снова зажмурился, досчитал до двадцати, а потом еще раз до двадцати. Быстро раскрыв глаза, он смог ухватить взглядом прямо перед собой неясные очертания маленького многоногого существа, прикованного к стене за два самых больших своих щупальца. И все же Талнап Зелифор висел на высоте не менее трех или четырех футов от пола, так как был очень мал даже для своей расы, а оковы были сделаны из расчета на размеры обычного человеческого существа.
Мгновение спустя все снова заволоклось краснотой.
— Я все же секунду-другую видел вас, — сказал Престимион., мрачно глядя в пульсирующий слепящий светлый сумрак. — Да, это вы. Вы приходили ко мне в Лабиринте, чтобы сообщить, что у меня нет прямой дороги к трону, что знамения указали вам на то, что со всех сторон укрылись могущественные враги, которые втайне дожидаются момента, чтобы свергнуть меня. Вам тогда удалось узнать — я не осмелюсь строить предположения, каким образом — о том, что должно было произойти. И, видимо, тюрьма явилась самым подходящим местом для нашей следующей встречи. Но как же вы смогли предсказать мое крушение и проглядели свое собственное, а? — Он прищурился, безуспешно пытаясь разглядеть крохотное существо у противоположной стены. — И сколько времени вы уже находитесь здесь?
— Думаю, три дня. А может быть, и четыре.
— Вам давали есть?
— Случалось, — ответил вруун, — правда, не слишком часто. Но я первым начал расспрашивать вас, принц: коримбор у вас с собой? Тот маленький зеленый амулет, который я дал вам.
— Да. Как ни странно, он висит на цепи у меня на шее.
— Когда стражники принесут еду, они должны будут освободить вам руки, чтобы вы смогли поесть. Постарайтесь погладить коримбор и умоляйте силу, которая им управляет, оказать вам содействие. Это должно помочь расположить охранников к вам более благосклонно, и, возможно, они станут кормить вас почаще или даже приносить что-нибудь получше обычных помоев. Я должен сообщить вам, что пища здесь омерзительная, а надзиратели отъявленные грубияны.
— Ваш коримбор немногим помог мне, когда я совсем недавно в тронном зале разговаривал с Корсибаром. Я разок прикоснулся к нему, когда спор только-только начался, но все равно дела с каждой минутой становились все хуже и хуже.
— А как вы прикоснулись к нему? У вас было намерение использовать его силу? Вы поручили себя этой силе, сообщили ей о том, что вам требуется?
— Ничего этого я не делал. Это просто не могло прийти мне в голову. Я просто притронулся к нему, потому что он попался мне под руку, когда меня раздирало желание высказать все, что было на сердце.
— А-а, вот как… — протянул Талнап Зелифор, словно желал показать, что ошибка Престимиона была ему совершенно ясна. Некоторое время оба молчали.
— А почему вы попали сюда? — спросил наконец Престимион.
— Мне самому непонятно. Это, я уверен, какая-то печальная несправедливость. Но мне не сказали, кто приказал меня арестовать.
Единственное, что я знаю, что ни в чем не виновен, какое бы обвинение мне ни предъявили.
— Несомненно, — согласился Престимион.
— Я был, — продолжал вруун, — хотя и совсем недолго, советником леди Тизмет. Возможно, что-то из того, о чем я рекомендовал ей поговорить с братом, оскорбило или обеспокоило его, и он решил убрать меня, чтобы лишить ее в дальнейшем моих советов. Это вполне резонная причина. С другой стороны, дело может быть и в задолженности. Я должен изрядную сумму принцу Гониволу, который финансировал некоторые мои исследования. Вы же знаете, как Гонивол относится к деньгам. Не исключено, что он попросил короналя посадить меня сюда за то, что я не смог вовремя вернуть ему ссуду. Но я совершенно не представляю, каким образом смогу вернуть долг, находясь здесь, тогда как на свободе я все же мог что-то сделать для этого.
— Похоже, — не без язвительности заметил Престимион, — что вам очень многое представляется неясным. Для знатока вашей профессии это не слишком хорошая рекомендация. Я-то считал, что для вас, волшебников, все бытие представляет собой открытую книгу. А вы даже не можете понять, за что вас подвесили на стену.
— Это не столь точная наука, ваше превосходительство, — грустно ответил Талнап Зелифор.
— Вы сказали, наука?
— Да, это, несомненно, наука. Несведущий может называть ее колдовством или заклинанием демонов, но для нас это способ осознания и попыток использования фундаментальных законов вселенной, которые базируются на совершенно рациональных основах.
— Ага. На рациональных основах, вы говорите. Вы должны объяснить мне все это, если мы пробудем здесь достаточно долго. Осмелюсь предположить, что вы предпочли бы называть себя скорее инженером, нежели волшебником.
— По моему мнению, уважаемый принц, это почти одно и то же. Я не сомневаюсь в том, что еще сотни три лет назад я был бы именно инженером. Да и то исследование, которое я проводил для Великого адмирала Гонивола, было по природе своей именно инженерным: изобретение механического устройства и создание его действующего образца.
— Механическое устройство, которое выполняло бы колдовские действия?
— Устройство, которое позволило бы одному сознанию устанавливать прямой контакт с другим. При помощи научных знаний, а не какого-то колдовства или прирученных демонов я был бы способен изучить ваше сознание, принц, прочесть ваши мысли и поместить среди них знание о моем собственном изобретении.
Престимиона слегка передернуло. Возможно, сказал он себе, то, что Талнап Зелифор скован и висит на этой стене, даже чем-то хорошо.
— И вы на самом деле создали такое устройство?
— Боюсь, что исследование еще не совсем закончено, ваше превосходительство. Требуется еще немного поработать, но, видите ли, нехватка средств… Принц Гонивол отказался дать мне еще несколько реалов, которые были мне необходимы…
— Да. Видимо, это было для вас тяжелым ударом. А не согласитесь ли вы сообщить мне, какое применение Великий адмирал Гонивол собирался найти для этого устройства, после того как вы закончили бы работу над ним?
— Думаю, что об этом вам было бы лучше спросить самого принца Гонивола.
— Или воспользоваться вашей машиной для чтения мыслей, что дало бы больше проку, — заметил Престимион. — Гонивол не из тех, кто с готовностью раскрывает кому-либо свои тайны. — Он немного помолчал. — А нет ли, случайно, среди ваших заклинаний какого-нибудь средства, которое могло бы сделать, чтобы этот омерзительный красный свет не так сильно бил по глазам?
— Я уверен, что такой эффект мог бы дать коримбор.
— Но в данный момент мои руки находятся в несколько скованном — извините за каламбур — положении, и я не могу дотянуться до коримбора.
— Очень жаль, — отозвался Талнап Зелифор. — Но, внимание: идут надзиратели. — Действительно, Престимион услышал отдаленные шаги, скрипнула отворяемая дверь. — Сейчас вам дадут поесть, и, по крайней мере, ненадолго ваши руки будут свободны. У вас появится шанс.
В камеру вошли трое бряцающих оружием стражников. Один встал у двери и, скрестив руки на груди, мрачно уставился в пространство, второй разомкнул наручники на запястьях Престимиона и поставил перед ним миску с противной холодной кашей и мятую кружку с водой, третий принес тарелку с пищей врууну, который нетерпеливо потянулся к ней одним из свободных щупалец. Пока Престимион ел, — а протолкнуть в себя это безвкусное колючее месиво оказалось непросто — он, слегка извернувшись, засунул руку под тунику и, ощущая себя не только дураком, но и презренным предателем всех своих убеждений, пару раз небрежно стукнул по коримбору пальцем, а затем, чуть подумав, еще пару раз.
— Неужели это лучшее, что вы смогли найти для меня? — обратился он к стражнику. — Нельзя ли было найти что-нибудь такое, что не склеивало бы кишки?
Единственным ответом ему был холодный суровый взгляд.
Когда миска опустела, охранник забрал ее у Престимиона, вновь надел на него наручники, и все трое покинули камеру. Ни один из них за это время не промолвил ни слова.
— Свет все так же ярок, — сказал Престимион. — И настроение стражников, как мне показались, было совершенно не дружественным.
— Вы коснулись коримбора, принц?
— Да, несколько раз.
— И попросили заключенную в нем силу отнестись с благосклонностью к вашим пожеланиям?
— Я просто погладил его, — признался Престимион. — Сделать что-то еще сверх того было просто свыше моих сил. Должен сознаться, что обращение к воображаемым силам для меня далеко не простое дело.
— А-а, вот как… — снова пробормотал Талнап Зелифор.
Когда Свор уже под вечер вернулся домой после приятного свидания с любвеобильной Хейсс Ванэйл, дворянкой из Байлемуны, все его хорошее настроение как рукой сняло, как только он узнал — а это произошло очень быстро — о том, что Престимион заточен в подземельях Сангамора, а Гиялориса и Септаха Мелайна безуспешно разыскивают по всему Замку.
Акбалик, сероглазый племянник принца. Сирифорна, сообщивший все эти новости, предположил, что для здоровья герцога Свора тоже было бы полезно без промедления бежать из Замка.
— А был ли оглашен какой-нибудь декрет, объявляющий Престимиона и его окружение вне закона? — осведомился Свор.
— Насколько мне известно, нет, — ответил Акбалик, очень спокойный и здравомыслящий человек. — Между короналем и принцем Престимионом во время аудиенции в тронном зале произошел какой-то спор, и лорд Корсибар приказал заключить принца в тюрьму; вот и все, что могу вам сказать с полной определенностью. А что случилось с остальными двумя, могу только предполагать. Говорят, что несколько гвардейцев получили тяжелые ранения в какой-то стычке около одних из второстепенных ворот. Есть основания полагать, что они неосторожно преградили путь вашим друзьям, когда те выходили из Замка, а судя по тому, что раны нанесены холодным оружием, там побывал Септах Мелайн.
— Никакого сомнения. Значит, они ушли, и остался здесь один…
— Вам тоже неблагоразумно оставаться здесь, — произнес Акбалик.
Свор кивнул. Некоторое время он сидел молча, перебирая в уме имевшиеся у него возможности. Ни одна из них не казалась ему заманчивой, а большая часть была весьма рискованной. То, что встреча Престимиона с Корсибаром закончилась несчастьем, его не удивляло. Свор приходил в уныние, видя, как Престимион снова и снова настойчиво засовывает голову в логово демонов, невзирая на все его бесчисленные предупреждения. Но Престимион был не из тех людей, кто готов принимать на веру знамения или предсказания будущего, а вот стремление к поискам гнезд демонов, в которые можно было бы сунуть нос, было, казалось, неотъемлемой частью его существа. Свор мыслил совсем по-другому, и понять Престимиона ему далеко не всегда было просто.
Ну, а теперь — Свор знал это — он должен проникнуть взглядом в свое собственное будущее и понять то, что увидит. Если он ошибется, то пропадет. Предзнаменования были неоднозначными.
После напряженных раздумий он принял решение.
— Я попрошу у Корсибара немедленной аудиенции, — сказал он Акбалику.
— Вы считаете, что это разумно?
— Во всяком случае, разумнее, чем любое другое решение. Я не могу проложить себе путь из Замка мечом, как Септах Мелайн, или посбивать всех гвардейцев одним махом, словно кегли, как это любит делать Гиялорис. Если Корсибар захочет заключить меня в тюрьму — так тому и быть. Но я думаю, что смогу отговорить его от этого. А никакого иного выхода для себя я просто не вижу.
Свор явился в покои короналя и неожиданно для себя немедленно был приглашен в кабинет Корсибара. По сторонам палисандрового стола короналя стояли два вооруженных скандара, словно опрометчивые речи Гиялориса о покушении на Корсибара донеслись по коридорам замка до этого кабинета. Свор почувствовал себя совсем крошкой рядом с этими массивными существами и крупной фигурой Корсибара между ними. Но для него было не в новинку находиться среди больших и гораздо более сильных, чем он, людей. Стройный, худой и жилистый, он уже давно ощущал себя в их обществе вполне уверенно.
Сам Корсибар казался измученным, кожа на лице имела какой-то желтовато-землистый цвет, а взгляд казался затравленным и даже порой остекленевшим. В левой руке он держал янтарные четки и со странным увлечением возбужденно играл ими, перебирая по одной длинными мощными пальцами. Корона лежала на краю стола, как забытая игрушка.
— Ты тоже решил бросить мне вызов, старый друг? — спросил он необычным для себя покорным голосом, когда Свор остановился перед столом.
— Так вот что случилось? Престимион бросил вам вызов?
— Я предложил ему место в совете. Он отверг мое предложение и сказал мне в лицо, что я незаконный самозваный корональ. Как я мог стерпеть это? Прошу тебя, Свор, приветствуй меня должным образом. Я король, не забывай об этом.
Меня от этого не убудет, подумал Свор. Он поднял руки вверх и тщательно исполнил полагающийся по этикету жест — знак Горящей Звезды.
Строгое и напряженное выражение, застывшее на лице Корсибара, заметно смягчилось.
— Благодарю. Мне не хотелось бы сажать в тюрьму еще и тебя.
— Так, значит, дошедшие до меня слухи верны? Престимион сидит в оковах?
— Ненадолго, в воспитательных целях. Я дам ему день-другой подумать, а потом снова поговорю с ним. Я хочу, чтобы он наконец понял, Свор: мир приветствует меня как короля. И мой отец тоже признает мое право на трон. И если он теперь будет пытаться отодвинуть меня от власти, то ничего не выиграет, зато наживет большие неприятности. Ты согласен со мной?
— Да, неприятности, конечно, будут, я в этом не сомневаюсь. А, кстати, где Гиялорис и Септах Мелайн? В подземелье вместе с Престимионом?
— Думаю, что они сбежали, — ответил Корсибар. — Во всяком случае, Септах Мелайн сбежал, порубив в колбасный фарш четырех гвардейцев, а Гиялориса никто не видел с полудня. Я не держу сердца ни на одного из них. Я лишь попросил бы их, чтобы они приветствовали меня знаком Горящей Звезды раз-другой, признали меня короналем и обращались бы ко мне «мой лорд». Свор, ты тоже должен так говорить: «мой лорд».
— Как вам будет угодно, мой лорд.
— Не потому, что мне так угодно, а потому что это обращение положено мне по рангу. Эти слова должен употреблять каждый, обращаясь к короналю.
— Да, мой лорд.
Корсибар слабо улыбнулся.
— О, Свор, Свор, ты наименее заслуживающий доверия человек из всех, кто когда-либо гулял по этой планете, но я люблю тебя даже несмотря на это! Знаешь, как мне тебя не хватает? Мы же были настоящими друзьями; пили из одного бокала, обнимали одних и тех же женщин, просиживали ночи напролет, рассказывая друг другу множество невероятных историй, и бежали на рассвете на реку купаться. А потом ты переметнулся к Престимиону. Почему ты променял меня на него, Свор?
— Я никогда не покидал вас, мой лорд. Вам, как и прежде, принадлежит главное место в моем сердце. Но общество Престимиона доставляет мне большое удовольствие. А также Гиялориса и Септаха Мелайна, к которым я испытываю нежную дружескую привязанность и глубокий интеллектуальный интерес, хотя у меня очень мало общего как с одним, так и с другим. И при этом они очень не похожи один на другого. Это два совершенно разных человека.
— Но у них есть и кое-что общее: чувство, что Престимион должен быть короналем. И, догадываюсь, ты тоже так думаешь.
— Я сделал перед вами знак Горящей Звезды, мой лорд.
— Ты сделал бы его и перед этими скандарами, если бы счел, что это выгодно тебе. Ну, Свор, и что ты будешь делать теперь, когда Престимион сидит в подземелье?
— Вы сказали, что выпустите его через день или два, мой лорд…
— А может быть, через три или четыре. Я хочу, чтобы он сначала приветствовал меня знаком Горящей Звезды и сделал это если не от всего сердца, то хотя бы согласившись с положением вещей.
— В таком случае, он может долго просидеть под землей, — сказал Свор.
— Значит, просидит долго, — сказал Корсибар. — В мире может быть только один корональ.
— Если, мой лорд, вы не намерены в ближайшее время освободить Престимиона, — сказал Свор после короткой паузы, — а я подозреваю, что это так, то я прошу у вашего высочества разрешения покинуть Замок.
— И куда же ты отправишься? Ведь, по-моему, у тебя нет никакого поместья, Свор. Только квартира, которую я предоставил тебе здесь в дни нашей дружбы; или я не прав?
— Мне также отвели небольшую квартирку в замке Малдемар. И, полагаю, я отправился бы туда.
— Чтобы присоединиться к Септаху Мелайну с Гиялорисом и строить против меня заговоры в пользу Престимиона?
— Я понятия не имею, куда могли деться Септах Мелайн и Гиялорис, мой лорд. Я сейчас ощущаю себя неловко в Замке, зная, что Престимион сидит в цепях где-то у меня под ногами, да и сам я нахожусь на свободе по вашей милости, которая в любой момент может смениться гневом. Вы говорите, что любите меня, мой лорд; вот и хорошо, позвольте мне удалиться. Малдемар тихое приятное место, вино там лучше всяких похвал, а принцесса Терисса примет меня как родного.
Если вы соизволите отпустить меня, мой лорд, я отправился бы в Малдемар. Я не собираюсь устраивать заговоры против вас.
— Но все равно будешь. Я знаю.
— Это ваши слова, мой лорд, а я же ничего не говорил об этом.
Корсибар отбросил четки и жестом, исполненным удивительной теплоты и доверчивости, через стол протянул руки к Свору. В его усталых глазах на миг мелькнула вспышка энергии.
— Послушай, — сказал он, — отправляйся в Малдемар, если тебе так хочется. Я даю тебе свое разрешение, а Фаркванор, если сочтешь нужным, добавит к нему охранное свидетельство. Я никогда не стал бы причинять тебе вред, понимаешь, Свор? Мы некогда были друзьями, и во имя той дружбы я говорю тебе сейчас, что никогда не причиню тебе вреда. Но не вреди и ты мне. Корональ я, а не Престимион. Это уже решено окончательно. Не совершай измены, Свор. Не участвуй в заговорах против меня. А если каким-то образом узнаешь о мятеже, то прошу тебя, Свор, сообщи мне о нем. Если не из памяти о дружеской привязанности, которая когда-то существовала между нами, то из лояльности, которой ты обязан придерживаться ко мне, как к своему королю, из любви к нашему миру, к Маджипуру. Потому что если Престимион развяжет против меня войну за обладание троном, то всему миру будет нанесен непоправимый ущерб, кому бы из нас в результате ни досталась корона.