Эти люди испытали великий страх, получив первые известия о приближении смерти понтифекса Пранкипина, и их страхи, как оказалось, были оправданны. Они верили, что за смертью старого императора последуют какие-то беды, и беды последовали. Маги предупреждали их о том, что наступит хаос, и хаос наступил. Из всех провинций приходили известия о борьбе различных партий, резком сокращении урожаев, массовом беспокойстве и даже панике.
   Престимиону было ясно, что жителя Маджипура уже очень устали от борьбы между королями, которая принесла такой вред общему благосостоянию, привела к всеобщей неуверенности в завтрашнем дне и враждебности в обществе. Он также видел, что грех Корсибара — захват им власти — со временем получил все большее осуждение в народе. Все больше и больше людей и представителей других рас теперь считали Корсибара виновником всех бед; причем не только те, кто принял на веру рассказ о том, что он является метаморфом, хотя таких было очень много. Не было практически никого, кто не желал бы возвращения мира к исконному порядку. И они с надеждой взирали на Престимиона, ожидая, что тот вернет все на свои места.
   А ведь они получали и ночные послания от Повелительницы Снов Кунигарды, в которых она клеймила позором Корсибара и Конфалюма и хвалила Престимиона. Слова Кунигарды все еще имели очень большой вес в мире, тем более что Роксивейл, новая Хозяйка Острова, пока еще не начала разговаривать со спящими умами. Судя по всему, Роксивейл смогла завладеть Островом, но так и не сумела утвердиться там в качестве Хозяйки.
   Несмотря на то что все, казалось, складывалось в его пользу, Престимион вовсе не чувствовал уверенности в том, что корона Маджипура свалится ему в руку, словно созревший плод с дерева. Да, граждане планеты могли быть на его стороне. Народная поддержка тому делу, за которое он боролся, могла увеличиваться с каждым днем. Но это вовсе не обеспечивало ему безусловной победы. Все должно было решиться лишь при встрече со всеми силами армии Корсибара. На востоке его ждал страшный противник.
   Маршрут восточного похода в значительной части совпадал с тем путем, каким Тизмет и Мелитирра двигались во время своего бегства из Замка, Женщинам не доставляло никакого удовольствия вновь видеть унылые места, пробуждавшие в них мрачные воспоминания о перенесенных тяготах, во время которых они не могли рассчитывать ни на чью помощь. Сейчас они, по крайней мере, путешествовали с большим комфортом, чем прежде, и в безопасности. Город за городом миновали они по пути: Катриан, Фрист, Дрон, Гунзимар, Ганнамунду, Кессилрог, Скейл, а потом вышли на засушливое пыльное Сайсивондэйлское плато и прибыли в город Сайсивондэйл.
   В Сайсивондэйле, тоскливом средоточии похожих как две капли воды гигантских пакгаузов, с улицами, единственным украшением которых служили мрачные пыльные камагандовые пальмы и прозаические кусты лумма-лумма, сторонники культа Зрящих устроили для Престимиона большой фестиваль, который назвали Шествием Святынь. Отказаться от участия в нем значило бы нанести верующим тяжелое оскорбление, и поэтому Престимион занял предложенное ему почетное место, с которого взирал на проходивших мимо певцов и танцовщиков, девушек в белом, усеявших дорогу цветами халатинги, гигантскую женщину в крылатом облачении, несшую двуглавый священный деревянный посох, посвященных с выбритыми и намазанными блестящими кремами головами.
   Мэр города объяснял ему каждый шаг церемонии, а Престимион торжественно кивал и следил за происходившим с видом самого глубокого интереса. Со спокойным видом, почти ничего не говоря, он смотрел, как мимо проносили священные предметы Зрящих: лампу, извергавшую фонтан пламени, змею на пальмовой ветви, человеческую руку с растопыренными пальцами, средний из которых был отогнут назад, огромный фаллос, вырезанный из цельного куска дерева, и все остальное. Даже после жизни в Триггойне все это произвело на Престимиона тревожное впечатление. Он видел безумие в экстатических прыжках танцовщиков, а объекты поклонения показались ему слишком странными, для того чтобы он мог принять их.
   — Воззрите и поклонитесь! — кричали участники шествия.
   И созерцавший молча Престимион услышал из толпы зрителей многоголосый ответный крик:
   — Мы зрим! Мы зрим!
   Потом проследовал Ковчег Мистерий, несомый на деревянном шесте двумя огромными скандарами, следом за которыми на своей колеснице из черного дерева, обильно украшенной серебром, проехал собственной персоной Провозвестник Мистерий, одетый в одну лишь полумаску, одна сторона обнаженного тела которого была выкрашена в золотой, а вторая — в черный цвет, державший символы своей власти — жезл, вокруг которого переплелись золотые змеи, в одной руке и кнут в другой.
   — Воззрите и поклонитесь! — кричал Провозвестник.
   И мэр Сайсивондэйла, стоявший рядом с Престимионом, в ответ закричал во все горло:
   — Мы зрим! Мы зрим!
   На этот раз и Тизмет тоже кричала:
   — Мы зрим! Мы зрим! — При этом она снова и снова сильно толкала Престимиона локтем в бок, пока тот наконец не присоединился к общему хору:
   — Мы зрим! Мы зрим!
   В конце концов они прибыли на Тегомарскую равнину неподалеку от озера Стифгад, что в провинции Ганибайрда.
   В этом месте возвышался большой холм с крутым ступенчатым густо поросшим лесом восточным склоном и более пологим почти безлесным западным, который сбегал к широкой болотистой равнине, носившей название Белдак. С дальней стороны равнину замыкало озеро. Дорога с запада огибала озеро, пересекала болото и поднималась на Тегомарский холм, проходя возле вершины с южной стороны.
   Всю ночь войско Престимиона шло на восток через возделанные поля Ганибайрды к Тегомару, а на рассвете, когда они подходили к западному берегу озера, поступили известия о том, что Корсибар со всей своей огромной силой уже находится здесь и занял позицию на холме.
   — Откуда они узнали, что мы направляемся именно сюда? — сердито осведомился Септах Мелайн. — Неужели среди нас засел шпион? Так надо выкурить его и содрать с него живьем кожу!
   — Не только мы одни рассылаем разведчиков, — спокойно ответил Престимион. — И маги, расчисляющие предзнаменования, есть не только у нас. У нас есть своя информация, а у Корсибара своя. Это не имеет никакого значения.
   — Но ведь они заняли высоту, — настаивал Септах Мелайн.
   Даже это не взволновало Престимиона.
   — Нам уже приходилось штурмовать высоты. А на сей раз у него нет под рукой озера, которое он мог бы пустить на нас.
   Он отдал приказ, и армия двинулась по Белдакским болотам навстречу нарождавшемуся восходу.
   При первых лучах солнца они увидели над собой армию Корсибара. Весь гребень холма щетинился копьями, торчавшими из бескрайнего людского моря. В центре развевались два гигантских знамени: зелено-золотое, указывавшее на личное присутствие короналя Маджипура, и совсем рядом с ним второе, ярко-синего и ярко-алого цветов, украшенное изображением дракона — стяг древнего рода, к которому принадлежал Корсибар. На холме были и другие стяги: на севере Престимион узнал знамя Сирифорна, а неподалеку от него, чуть южнее, — Олджеббина и Гонивола.
   А вдали от дракона Корсибара, ниже по склону, чуть заметно колыхалось почти такое же большое, как и у Корсибара, знамя бледно-вишневого цвета с кроваво-алой луной в центре. Это было знамя клана Дантирии Самбайла. Престимион никогда не предполагал, что ему придется увидеть этот флаг на стороне своих противников.
   Он приказал войску сразу же начать развертывание в боевой порядок. В середине утра, когда его отряды еще занимали свои места, со стороны армии Корсибара показался всадник с белым флагом парламентера. Он доставил послание от Великого адмирала Гонивола, который призывал Престимиона направить своего представителя на середину поля для непосредственных переговоров. Он предложил — вернее, даже потребовал — кандидатуру герцога Свора.
   — Гонивол предавал нас не меньше шести раз, — не раздумывая сказал Гиялорис. — Зачем впустую тратить время на переговоры с этим типом?
   — А что он может нам предложить? — добавил Септах Мелайн. — Прощение за все и большие поместья на Горе, если мы пообещаем быть хорошими детками и больше не доставлять никому хлопот? Пошлите ему свою перчатку, Престимион.
   Но Престимион покачал головой.
   — Мы должны выслушать то, что они намереваются нам сообщить. Вреда от этого никакого не будет. Свор, вы поедете?
   Маленький герцог пожал плечами.
   — Если вы этого хотите, то конечно.
   Свор вскочил на скакуна и доехал примерно до середины поля. Ему, правда, пришлось немного подождать, прежде чем он увидел Гонивола, съехавшего по дороге с холма и приближавшегося к нему по болотистому полю. На Великом адмирале были такие мощные доспехи, что он казался даже крупнее, чем Фархольт или Гиялорис. Шлем он низко надвинул на лоб, так что на лице у него не было видно ничего, кроме глаз, густой черной бороды, да длинного подбородка, нацеленного на Свора подобно копью.
   Он тяжело спрыгнул наземь и некоторое время стоял рядом с животным, глядя на молча ожидавшего Свора. Адмиралу все же пришлось заговорить первым.
   — Я пришел сюда по просьбе Корсибара, а он недвусмысленно просил, чтобы я поговорил с вами. Вы знаете, Свор, что он все еще любит вас? Он часто вспоминает о той дружбе, которая соединяла вас в былые дни. Он очень боится, что вы можете пострадать в сегодняшнем сражении. Это очень тревожит его.
   — Ну, что ж, — ответил Свор, — если это его так тревожит, то он вполне может распустить свои войска, уйти с миром, куда ему заблагорассудится, и все будет хорошо.
   Эти слова нисколько не позабавили Гонивола.
   — Корональ лорд Корсибар прислал меня сюда, чтобы я сообщил вам, Свор, о том, что он протягивает вам руку дружбы. На этот раз постарайтесь быть серьезным. Это может спасти вам жизнь.
   — Неужели это единственная задача переговоров? Передать мне персональное приглашение сдаться?
   — Не сдаться, а вернуть свою преданность великому лорду, который некогда был вашим другом. Престимион обречен, Свор. Мы это знаем точно, и вы в своем сердце тоже, несомненно, должны это признавать. Посмотрите на нашу армию и позицию, которую она занимает. И посмотрите на его армию. Вы знаете, каков будет результат сегодняшнего сражения. Зачем вам умирать за него? Когда мы умираем, то умираем навсегда, Свор. Мертвые не пьют вина и не знают объятий любовниц.
   — Во время нашей последней встречи, — ответил Свор, — которая происходила в замке Малдемар, где все мы пили вино, особенно вы, я слушал ваши самые теплые заверения в адрес Престимиона. Вы исполните свой долг, сказали вы, и поможете ему вернуть мир на должный путь. Вы намеревались сделать это невзирая на опасность, которая может грозить вашему личному положению. Это были ваши собственные слова, адмирал. Конечно, вы были немного пьяны, когда говорили их, но сказали вы именно так Я вижу, что, выполняя свой долг, вы оказались на другой стороне поля, против Престимиона. И теперь вы хотите, чтобы я сделал то же самое? Повернулся к нему спиной и прямо сейчас, сию минуту уехал вместе с вами на другую сторону?
   — Не совсем так, — безжизненным голосом возразил Гонивол. — Ничего столь явного.
   — Но что же тогда?
   — Оставайтесь во время сражения на своей стороне. И когда разгорится драка, поговорите с командирами Престимиона и сообщите им, что Корсибар обещает им прощение и милость, если они откажутся сегодня воевать за Престимиона. Скажите им, что нет никакого смысла отдавать жизни за безнадежное дело, зато, если они вовремя сделают нужный шаг, их ждет вознаграждение. Сделайте это потихоньку, но сделайте. Обеспечьте нам поддержку, и Корсибар вознаградит вас превыше самой дерзкой вашей мечты, Свор. Вам нужно будет лишь обратиться к нему, и вы получите все, что захотите. Вам ни в чем не будет отказа, Свор. Ни в чем. Вы можете даже войти в семью короналя, если того пожелаете. Вы понимаете, о чем я говорю, Свор?
   — Полагаю, что да.
   — Или же оставайтесь на своих прежних позициях, и тогда вы, конечно, умрете сегодня на поле битвы вместе с Престимионом, Септахом Мелайном и всеми остальными. Это единственный возможный исход. Звезды указывают, что победа будет за нами. В результате не может быть ни малейшего сомнения.
   — Ни малейшего, вы говорите?
   — Ни малейшего, — подтвердил Гонивол. Он снял шлем, выпустив на свободу свою густую шевелюру, и протянул руку Свору. — Вы получили наше предложение. Теперь скажите мне, что вы обдумаете его, и после этого мы сможем вернуться на свои места.
   Свор легко прикоснулся к ладони Гонивола.
   — Оно будет подвергнуто самому тщательному осмыслению, — ответил он. — Передайте это короналю лорду Корсибару. И сообщите ему также, что я с самой большой теплотой вспоминаю о нашей дружбе прежних дней.
   Он отвернулся от своего собеседника, вскарабкался на скакуна и рысью поехал обратно к позициям Престимиона, думая с некоторым удивлением о том, на что это может быть похоже: быть шурином короналя и мужем леди Тизмет. И все, что он должен был бы сделать, чтобы достичь этого положения, это совершить предательство по отношению к Престимиону. То же самое, что уже сделали Гонивол, Олджеббин, Сирифорн и Дантирия Самбайл. Получилась бы выгодная сделка. Измены в эти дни приобрели характер эпидемии.
   — Ну, — спросил его Престимион, когда Свор вернулся. — Что он вам так хотел сообщить?
   — Что я получу хорошее вознаграждение, если предам вас и склоню на то же самое некоторых из ваших командиров.
   — А-а, — протянул Престимион. — Так вот о чем он хотел с вами поговорить. А насколько хорошее вознаграждение?
   — На самом деле очень хорошее, — ответил Свор, ничего не объясняя.
   — И что вы сказали ему в ответ? — поинтересовался Септах Мелайн.
   — Ну конечно, что я очень тщательно и всесторонне все обдумаю, — сказал Свор. — Ни один разумный человек не сказал бы ничего другого.

9

   Весь день и почти всю ночь две армии неподвижно стояли одна против другой по сторонам Белдакской низины, а когда уже близился рассвет, Престимион отдал приказ атаковать Тегомарский холм.
   — Они хорошо укрепились, — напомнил Септах Мелайн.
   — Да, я вижу… Мы снова ударим по их самой сильной точке: если проломим там, то и остальные уступят достаточно быстро.
   Силы сторонников Корсибара располагались единой мощной и твердой массой вдоль всего гребня холма. Они стояли плечом к плечу, образуя несокрушимую стену щитов. Передовая линия роялистского войска — могучие воины, одетые в кольчуги, вооруженные длинными метательными копьями, обоюдоострыми мечами и тяжелыми боевыми топорами на длинных рукоятях — производила пугающее впечатление. Пока еще было невозможно разглядеть, что находится за нею, но Престимион догадывался, что великое множество людей должно скрываться в лесу и на восточной стороне холма. Наездники иераксов, поднявшись с рассветом на своих птицах в воздух, подтвердили это предположение: войска тянулись далеко на восток, насколько хватал глаз.
   — Божество сегодня с тобой, — сказала Тизмет, когда он собирался в бой, и нежно поцеловала его на глазах у всех. Но он ясно видел, что ее раздирает страх, и знал, что она боится не только за него. Между братом и сестрой существовала связь, суть и силу которой он лишь сейчас начал осознавать.
   Престимион построил свою армию в три линии. В центре располагались закаленные в боях воины, участвовавшие в его первой кампании, которыми командовал он сам. Вместе с ним находились Септах Мелайн и Гиялорис. На левом крыле он поставил отряды Спалирайсиса Тумбраксского и шести городов предгорья под общим командованием своего брата Абриганта, а противоположный фланг занимал Гиним Тапилпилский со своими испытанными пращниками, за спинами которых выстроились недавно призванные воины. Везде первую линию составляли легковооруженные солдаты с луками и арбалетами, тяжелая пехота с кольями стояла во второй линии, а в тылу находилась конница.
   — Атакуем вверх по склону, — приказал Престимион. — Стоит нам первым ударом прорвать эту стену щитов, и они панически бросятся в лес.
   Атака началась с первыми же лучами солнца. Лучники и арбалетчики во главе с самим Престимионом послали вверх по склону дождь стрел. Ответ оказался очень слабым: вероятно, в армии Корсибара было немного лучников. Легковооруженные воины Престимиона радостно ринулись навстречу врагу, а позади них с хриплыми яростными боевыми криками неслась тяжелая пехота.
   Но стена щитов удержалась. Она оказалась куда сильнее и крепче, чем предполагал Престимион.
   Его воины врезались в нее, а она все так же стояла, не сдвинувшись ни на шаг. Из-за щитов в атакующих полетело множество дротиков, копий, камней, метательных топоров. Это оружие, казалось, куда больше подходило для какого-нибудь примитивного племени, чем для огромного просвещенного королевства. Затем стена щитов на левом фланге оборонявшихся внезапно раздалась, открыв батарею энергометов, которые немедленно начали метать ярко-красные молнии в правое крыло мятежной армии. Это было ужасающее зрелище, Хотя энергометы были малоподвижным и неудобным в использовании оружием, и к тому же при их использовании всегда существовала опасность, что они взорвутся и уничтожат своих собственных канониров, они все же наносили большой ущерб атакующим, и атака на этом фланге замялась.
   — Держите строй! — кричал Престимион. — Они очень ненадежны, эти машины! Из них невозможно вести прицельную стрельбу!
   Но держать строй в этих условиях было очень трудно, и еще труднее было идти вперед, навстречу ярким разрушительным стрелам чистой энергии, несмотря даже на то, что они летели лишь в одном направлении. Лишь немногие из людей Престимиона имели дело с этим оружием прежде. Решительность, с которой они бросились в атаку, дрогнула, а затем начала покидать их. Среди атакующих возникла неуверенность, и вскоре правый фланг мятежников дрогнул; солдаты стали разбегаться в стороны, ломая боевой порядок, а затем повернули и бросились назад, на болотистую равнину, к подножию холма.
   Престимион ощущал изменение в соотношении сил, почти как перемену собственного самочувствия. Ему показалось, что через какое-то мгновение все его войско превратится из уверенно наступающей армии в панически бегущую орду, сражение будет проиграно в самом начале. Вот уже кавалерия Корсибара выдвинулась из-за стены щитов и неторопливо и уверенно двинулась вниз по склону, оставляя на своем пути одну лишь смерть.
   Он метался взад и вперед вдоль фронта своего войска, стараясь успеть повсюду, и убеждал своих людей не поддаваться. А затем его скакун издал негромкий, похожий на вздох звук, какого он никогда прежде не слышал от этих животных, и резко упал на передние ноги так, что седок едва не перелетел через его голову. Из груди несчастного зверя, пробитой ловким ударом копья, хлынул фонтан крови. Престимион еле успел освободить ноги из стремян и соскочить, как животное рухнуло на бок.
   — Престимион! Сзади!
   Он молниеносно обернулся и увидел холодные глаза и похожее на топор лицо Мандралиски, дегустатора яда, который стремительно мчался к нему с поднятым мечом. Престимион отбил удар, затем последовавший почти без паузы выпад. И еще, и еще, и еще… Стремительные удары сыпались на него градом.
   Дантирия Самбайл послал своего человека сюда, в гущу сражения, специально для того, чтобы убить меня, понял Престимион. Я потом ему это припомню, если, конечно, у меня будет потом.
   Этот Мандралиска был, несомненно, демоном среди фехтовальщиков. Со сталью он управлялся ничуть не хуже, чем с учебной дубинкой на Играх в Лабиринте. Престимион не забыл ловких движений дегустатора яда, его ошеломляющих маневров и финтов, стремительные движения запястий, быстрые как молния удары дубинки. Благодаря умению Мандралиски Престимион в тот день выиграл пять крон у Септаха Мелайна. Но он никак не ожидал, что ему придется противостоять этому умению, защищая свою жизнь.
   А Мандралиска провел еще одну серию финтов. Престимион парировал, еще раз парировал, а затем сам сделал выпад, от которого дегустатор яда с великим проворством уклонился. Престимион поспешил воспользоваться появившимся преимуществом. Мандралиска лучше атаковал, чем защищался, но скорость движений все же сослужила ему хорошую службу, и, отбив атаку, приспешник прокуратора с той же свирепостью вновь переходил в нападение. Самому Септаху Мелайну пришлось бы изрядно повозиться с ним. Престимион не знал больше никого, о ком можно было бы так сказать.
   Среди сумятицы переполненного людьми поля боя они метались на своей собственной, принадлежавшей им одним площадке. Престимион всегда был очень быстр, но и несмотря на это ему удавалось лишь отражать дьявольски быстрые выпады Мандралиски. Снова, снова, снова сверкал перед ним клинок; каждый раз Престимиону лишь с превеликим трудом удавалось успеть отбить его, а его собственные выпады уходили куда-то в сторону, и Мандралиска каждый раз издевательски провожал его клинок взглядом. Скорость движений дегустатора яда была невероятной, а техника нетрадиционной, но владел он ею мастерски. Престимион уже никак не мог следить за ходом сражения: ведь его жизнь находилась в смертельной опасности. Он теперь имел лишь отдаленное представление о движении сил, о мало-помалу воцарявшемся хаосе — все сражение сейчас свелось для него к одному-единственному противнику.
   Ему даже на мгновение показалось, что сейчас с ним будет покончено. Дегустатор яда провел великолепную атаку, выпады сыпались чуть ли не с пяти сторон одновременно, и Престимион, как ни уворачивался и ни защищался, не смог отразить их все. Клинок Мандралиски скользнул по его левой руке, и ее обожгло болью. Престимион отступил и вновь принял защитную позицию, а дегустатор яда вновь налетел на него, стремясь нанести решающий удар. Однако Престимиону удалось на сей раз отбросить меч противника в сторону и даже самому перейти в атаку.
   Было похоже, что Мандралиска внезапно устал. Он походил на бегуна-спринтера, который мог показать свою скорость лишь в коротком рывке, понял Престимион. Его умопомрачительная скорость не соответствовала выносливости. Дегустатор яда делал ставку на ужасающую ярость своего нападения, но истратил всего себя, так и не достигнув цели. Он парировал все менее уверенно, а его выпады становились реже и реже. Ненависть его пронизывающего взгляда теперь смягчилась усталостью.
   Почувствовав, что завладевает преимуществом, Престимион перешел в атаку, надеясь покончить с противником. На мгновение ему даже показалось, что Мандралиска находится в его власти. Но как раз в этот момент сражение докатилось до них. В шумном хаосе всеобщего боя между ним и противником вдруг вклинились пять или шесть орущих, размахивавших оружием людей. Престимион оказался отброшенным в сторону, а они в безумной жажде крови яростно рубили и кололи друг друга. Когда же этот клубок охваченных яростью людей прокатился мимо, его противника уже и след простыл.
   Престимион приостановился, чтобы перевести дух и окинуть взглядом поле битвы, и вдруг услышал отчаянный крик:
   — Престимион убит! Престимион убит!
   — Престимион убит! — в мгновение ока подхватило множество голосов на всем протяжение поля боя. — Престимион убит!
   Как холодный ветер пронесся над сражением. Его воздействие почувствовалось сразу и везде. Сразу же инициатива в бою, которая и так уже понемногу склонялась на сторону Корсибара, перешла к нему полностью. Его орды с новой яростью ринулись вперед, а растерянные и удрученные люди Престимиона беспомощно отступали перед ними. То, что было пока простым отступлением, грозило превратиться в паническое бегство.
   Откуда-то возник на скакуне Гиялорис и склонился из седла к Престимиону, который тревожно озирался, опираясь на меч, так как еще не успел прийти в себя после боя с Мандралиской.
   — Быстрее! — заорал богатырь прямо ему в лицо. — Покажитесь им! — Он неожиданно ловким прыжком соскочил наземь и легко, как ребенка, вскинул Престимиона в седло.
   Престимион обнажил голову и, встав в стременах, помчался вдоль расстроенных боевых порядков своих солдат.
   — Я здесь! — громоподобно прокричал он (и сам удивился, откуда у него такой голос).
   А потом к нему невесть откуда пришли новые силы, он поднял лук и, пустив стрелу, свалил солдата вражеской армии, затем еще одного, затем третьего. Его рука дрожала от раны, нанесенной Мандралиской, но лук он держал, как всегда, твердо.
   Следом за ним пешком бежал Гиялорис. — Престимион жив! Престимион цел! — кричал он, указывая на своего вождя.
   Когда люди разглядели золотистые волосы Престимиона, увидели, как он посылает из своего несравненного лука смертоносные стрелы, над полем понеслись другие крики:
   — Престимион! Престимион! Лорд Престимион жив!
   Храбрость возвращалась к этим обманутым было людям. Беспорядочное отступление справа продолжалось, но в других местах боевые порядки мятежников уже начали восстанавливаться. А на сильном левом фланге Спалирайсис и Абригант двинулись вверх, навстречу плотным рядам враждебной армии.