Страница:
III
Луна скрылась за горой, отделяющей Кашгарию от Советской Киргизии. Предрассветный мрак ещё заполнял ущелье, в котором в поисках травы и колючек бродили отощавшие верблюды. Из юрты, стоявшей на склоне невысокого холма, вблизи ручья, вышел пожилой дунган, караван-баши. Он громко зевнул, испуская глухое мычание, не спеша потянулся всем телом и вдруг быстро опустил руки. Тишину нарушил цокот копыт: приближались всадники. Караван-баши поспешил им навстречу.
– Ну как? – спросил его один из всадников, остановив коня. Человек молча указал на юрту. Всадники спешились и, оставив коноводов, двинулись к юрте. В одну минуту она была опрокинута. Раздались испуганные крики, заглушенный шум борьбы. Спавших мгновенно связали.
– Я думал, будет большая драка, – сказал один из нападавших. – Но почему их только двое? – Он осветил лица спичкой. – Это не те! – сдавленным от бешенства голосом сказал он. – Где же остальные? Где Джура, Чжао, Саид? Или они дали тебе, караван-баши, больше денег, чем мы?
– Они были здесь! – испуганно бормотал караван-баши. – Караванщики, упрямые лентяи! Вьючьте верблюдов, варите пищу! – закричал караван-баши.
Никто не отозвался. Глухо звякнули колокольцы, и верблюды повернули к нему свои большие головы на длинных шеях. Большой белый верблюд медленно подошел на голос. Его мягкие губы коснулись руки хозяина. Он шевелил губами, ожидая подачки. – Есть хочешь? Потерпи, старик, – сказал караван-баши своему любимцу. – Сегодня вечером мы будем на границе, а завтра направимся в Ош. Три дня ты будешь объедаться на тучных пастбищах Алайской долины. Эй, караванщики, где же вы?
Опять никто не ответил.
Все наперебой стали звать караванщиков. Никто не отзывался. Хозяин, подозревая неладное, в испуге пересчитал верблюдов и проверил товары. Все было на месте. Розыски сбежавших не привели ни к чему.
…В это время друзья были далеко от ночевки. Они осторожно, прячась в камнях, пробирались к границе.
Впереди брел Саид, показывая путь, за ним шел Джура, потом Чжао, а позади всех плелся Кучак. Тэке то бежал впереди, то убегал в сторону. Они шли много часов. Везде у границы были красные конные разъезды, с которыми Саид почему-то не хотел встречаться. Но Саид знал «одно место».
В этой обычно безлюдной местности то и дело слышались голоса, цоканье копыт. Друзья не удивлялись. После того как Чжао, предупрежденный об опасности, поднял их в путь среди ночи, они уже знали о движении басмаческих отрядов к границе. Было нечто странное в том, что басмачи двигались не маскируясь: это могло привлечь внимание советских пограничников. Когда галька зашуршала у них под ногами, Саид дал знак, и Джура взял Тэке на ремень. Густые заросли колючего шиповника преградили им дорогу. Саид опустился на колени и полез по тропинке, проложенной зверями. Густые ветви над головой не пропускали света.
Зеленый тоннель вывел путников к узкому дикому ущелью, загроможденному валунами и обломками скал. Из-под камней доносился глухой шум потока.
Слева послышались далекие выстрелы. Саид сел на камень с озадаченным видом.
– Басмачи с пограничниками! – сказал он.
– Теперь нам не пройти: ещё примут за басмачей, – произнес Чжао.
Немного погодя раздались выстрелы правее. Саид забеспокоился. – Надо спешить, – сказал он. – Здесь есть ещё один путь, только он очень труден. Пройдем ли?
– Пройдем, конечно, пройдем! – зашептал Кучак, испуганно оглядываясь назад. – А где мы?
– Это уже отроги Заалайского хребта, возле Маркан-Су. Наверх вылезем – граница.
– Чего же ты медлишь? – сердито спросил Джура. – Или хочешь, чтобы подоспевшие басмачи нас перестреляли?
– Мне кажется, внизу, в кустах, люди, – сказал Чжао. Кучак без слов быстро полез вверх, за ним двинулись встревоженные друзья. Отвесные скалы преградили им путь, и сверху пахнул морозный воздух.
Саид подошел и указал на спускавшуюся откуда-то сверху темную полосу в локоть шириной.
– Перегной, – сказал он. – Засовывайте в него руки по локти и лезьте наверх. Это и будут ступеньки. Вниз не смотрите. Джура подошел к щели и недоверчиво ткнул ногой мягкую, рыхлую массу.
– Пусти меня, если боишься, – сказал Кучак дрожащим голосом. Джура удивленно посмотрел на него.
Они полезли, погружая руки и ноги в земляную массу, оседавшую под их тяжестью. Джура тащил Тэке на плечах, привязав его веревкой.
Бывают такие минуты в жизни даже слабых людей, когда они проявляют исключительную силу. То же случилось теперь и с Кучаком. Им овладела такая ярость ко всему, что преграждало ему путь домой, что он не отставал ни на шаг.
Саида подгонял страх попасть в руки Кипчакбая. Страшная черноземная щель осталась внизу.
– Поспешим! – требовал Джура. – Поспешим, пока не взошло солнце и утренний мороз сковывает снег.
Задыхаясь и падая, прошли они высокогорные тундры и по крепкому насту взошли на гору. Перед ними в лучах восходящего солнца сверкали вечные снега родных памирских вершин. – Можно отдохнуть, – сказал Саид. – Дальше дорога спокойная. – Нет, нет, идем дальше! – прошептал Кучак, испуганно оглядываясь назад.
– Ну как? – спросил его один из всадников, остановив коня. Человек молча указал на юрту. Всадники спешились и, оставив коноводов, двинулись к юрте. В одну минуту она была опрокинута. Раздались испуганные крики, заглушенный шум борьбы. Спавших мгновенно связали.
– Я думал, будет большая драка, – сказал один из нападавших. – Но почему их только двое? – Он осветил лица спичкой. – Это не те! – сдавленным от бешенства голосом сказал он. – Где же остальные? Где Джура, Чжао, Саид? Или они дали тебе, караван-баши, больше денег, чем мы?
– Они были здесь! – испуганно бормотал караван-баши. – Караванщики, упрямые лентяи! Вьючьте верблюдов, варите пищу! – закричал караван-баши.
Никто не отозвался. Глухо звякнули колокольцы, и верблюды повернули к нему свои большие головы на длинных шеях. Большой белый верблюд медленно подошел на голос. Его мягкие губы коснулись руки хозяина. Он шевелил губами, ожидая подачки. – Есть хочешь? Потерпи, старик, – сказал караван-баши своему любимцу. – Сегодня вечером мы будем на границе, а завтра направимся в Ош. Три дня ты будешь объедаться на тучных пастбищах Алайской долины. Эй, караванщики, где же вы?
Опять никто не ответил.
Все наперебой стали звать караванщиков. Никто не отзывался. Хозяин, подозревая неладное, в испуге пересчитал верблюдов и проверил товары. Все было на месте. Розыски сбежавших не привели ни к чему.
…В это время друзья были далеко от ночевки. Они осторожно, прячась в камнях, пробирались к границе.
Впереди брел Саид, показывая путь, за ним шел Джура, потом Чжао, а позади всех плелся Кучак. Тэке то бежал впереди, то убегал в сторону. Они шли много часов. Везде у границы были красные конные разъезды, с которыми Саид почему-то не хотел встречаться. Но Саид знал «одно место».
В этой обычно безлюдной местности то и дело слышались голоса, цоканье копыт. Друзья не удивлялись. После того как Чжао, предупрежденный об опасности, поднял их в путь среди ночи, они уже знали о движении басмаческих отрядов к границе. Было нечто странное в том, что басмачи двигались не маскируясь: это могло привлечь внимание советских пограничников. Когда галька зашуршала у них под ногами, Саид дал знак, и Джура взял Тэке на ремень. Густые заросли колючего шиповника преградили им дорогу. Саид опустился на колени и полез по тропинке, проложенной зверями. Густые ветви над головой не пропускали света.
Зеленый тоннель вывел путников к узкому дикому ущелью, загроможденному валунами и обломками скал. Из-под камней доносился глухой шум потока.
Слева послышались далекие выстрелы. Саид сел на камень с озадаченным видом.
– Басмачи с пограничниками! – сказал он.
– Теперь нам не пройти: ещё примут за басмачей, – произнес Чжао.
Немного погодя раздались выстрелы правее. Саид забеспокоился. – Надо спешить, – сказал он. – Здесь есть ещё один путь, только он очень труден. Пройдем ли?
– Пройдем, конечно, пройдем! – зашептал Кучак, испуганно оглядываясь назад. – А где мы?
– Это уже отроги Заалайского хребта, возле Маркан-Су. Наверх вылезем – граница.
– Чего же ты медлишь? – сердито спросил Джура. – Или хочешь, чтобы подоспевшие басмачи нас перестреляли?
– Мне кажется, внизу, в кустах, люди, – сказал Чжао. Кучак без слов быстро полез вверх, за ним двинулись встревоженные друзья. Отвесные скалы преградили им путь, и сверху пахнул морозный воздух.
Саид подошел и указал на спускавшуюся откуда-то сверху темную полосу в локоть шириной.
– Перегной, – сказал он. – Засовывайте в него руки по локти и лезьте наверх. Это и будут ступеньки. Вниз не смотрите. Джура подошел к щели и недоверчиво ткнул ногой мягкую, рыхлую массу.
– Пусти меня, если боишься, – сказал Кучак дрожащим голосом. Джура удивленно посмотрел на него.
Они полезли, погружая руки и ноги в земляную массу, оседавшую под их тяжестью. Джура тащил Тэке на плечах, привязав его веревкой.
Бывают такие минуты в жизни даже слабых людей, когда они проявляют исключительную силу. То же случилось теперь и с Кучаком. Им овладела такая ярость ко всему, что преграждало ему путь домой, что он не отставал ни на шаг.
Саида подгонял страх попасть в руки Кипчакбая. Страшная черноземная щель осталась внизу.
– Поспешим! – требовал Джура. – Поспешим, пока не взошло солнце и утренний мороз сковывает снег.
Задыхаясь и падая, прошли они высокогорные тундры и по крепкому насту взошли на гору. Перед ними в лучах восходящего солнца сверкали вечные снега родных памирских вершин. – Можно отдохнуть, – сказал Саид. – Дальше дорога спокойная. – Нет, нет, идем дальше! – прошептал Кучак, испуганно оглядываясь назад.
IV
И они снова двинулись в путь.
Ручьи холодной прозрачной воды с журчанием мчались с горы, по которой шли путники.
На обнажившихся из-под снега лужайках цвели цветы – желтые, красные, синие, лиловые. Цветов было так много, что под ними даже не видна была трава.
– Теперь я верю, что мы на Памире, – прошептал Джура и показал вперед.
Там, вдали, у небольшого водопада, неподвижно стоял большой киик, охраняя трех коз, пасшихся на лужайке. Вдруг среди привычных звуков падающей воды и шелеста ветра он услышал подозрительный шорох. Киики умчались.
– Эх, ружье бы! – сказал Джура.
– Потерпи час, – ответил Саид, – скоро мы придем к моему тайнику. Там я спрятал пятизарядку с тридцатью патронами, одноствольное охотничье ружье, карамультук и много всякой одежды. Потерпи! Из-за этого я и повел вас этим путем. Но Джура не слушал его. Он жадно смотрел на родные памирские горы, смотрел и не мог наглядеться. И дышалось здесь легко, полной грудью!
Множество дорог открывалось теперь перед Джурой. Он волен выбирать любую и идти. Но куда бы он ни пошел, даже на север, где люди летают на железных птицах, – всюду с ним пойдет его стыд. Небо везде будет для него одного цвета – темное. Скажут: Джура струсил и бежал от басмачей, нарушил клятву и возвратился домой, не прикончив Тагая, Безносого и Кзицкого. Это был его долг, от этого зависела его честь и вся его жизнь. «Что же делать?» – думал Джура и не мог ничего придумать.
Через час они дошли до каменных осыпей, где предполагался тайник. Однако никакого тайника с оружием не оказалось. Саид злобно ругался и посылал проклятия на голову аллаха. – А может быть, его и не было? – негромко сказал Кучак, глядя на свои опухшие ноги.
Джура пожал плечами,
– Был, – ответил Чжао. – Недаром Саид злится, как взбесившийся верблюд.
Отдохнув, они пошли дальше.
– Надо было сразу идти к пограничникам. Лучше было бы, – говорил Чжао.
Саид сердился.
Путники поднялись по крутому склону горы и, достигнув места, где склон переходил в отвесную скалу, вздымавшуюся над рекой, разулись и засунули ичиги сзади за пояс.
Еле заметная тропинка то прижималась к отвесным скалам, то вилась над самым краем пропасти. Постепенно она сузилась до ширины ступни и наконец совсем исчезла.
– А дальше как? – спросил у Саида Кучак.
– Дальше будут углубления в стене для пальцев, и будешь двигаться левым боком вперед. Одну ногу перенесешь, другую на её место поставишь. Потом… вон там, видишь?… Большой каменный нос торчит из скалы. На него влезем и отдохнем. Дальше не больше двадцати шагов такого плохого пути, а потом уже хорошо… Будешь падать, Кучак, хватайся за воду. Посмотри вниз. Кучак заглянул и недовольно поморщился. Глубоко внизу он увидел реку. Шум её до них не доносился.
Джура уложил Тэке на плечи и привязал ремнем. – Упадешь! – уверенно сказал Саид.
Джура не ответил.
Прижимаясь грудью к каменной стене, вставляя пальцы ног в выемки и цепляясь руками за шероховатости, они одолели этот страшный путь и влезли на каменный нос. От камней пахло солнцем. Джура, не отвязывая Тэке, лег на спину, положив голову на собаку. Впереди из-за камней взлетели большие птицы. Издав свист, они унеслись в пропасть.
– Улары! Улары! – восторженно закричал Кучак, протягивая к ним руки. Вдруг он сел и заплакал.
– Ты чего? – спросил Джура и встал.
– До-мой при-шли, до-мой, – всхлипывая, сказал Кучак. Потом он вытер слезы рукавом халата и засмеялся, потом снова заплакал и снова засмеялся.
Друзья молча стояли вокруг него. Джура первый раз в жизни не рассердился на Кучака за слезы, которые считал недопустимой слабостью. Да и сам он был очень взволнован. Он всматривался в знакомые очертания родных гор, страстно желая увидеть хотя бы одного близкого ему человека советской земли. Смотрел и все более удивлялся, что не видит ни одного пограничника, ни одного джигита добротряда, даже ни одного охотника. Где же они? Джура ужаснулся промелькнувшей догадке: неужели басмачам удалось захватить эти горы? Он испытал прилив такого горя, досады и беспокойства, что не мог больше стоять.
– Поспешим! – сказал он Кучаку. – Неужели мы опоздали? – спросил он Чжао.
Но тот только недоумевающе пожал плечами.
Джура вырвал камень из рук Кучака, которым тот в радостном исступлении начал колотить «свою глупую голову, чтобы была умнее», и приказал всем ускорить движение. Кучак еле поспевал, всхлипывая, не видя из-за слез пути. Будь это год назад, Джура просто вздул бы Кучака, потому что ненавидел слезы, но сейчас Джура, не говоря ни слова, взял его за руку и осторожно повел за собой, как водят слепых.
Мысль, что он, Джура, опоздал, не давала ему покоя и гнала все вперед и вперед.
Если действительно в этих горах басмачи, надо немедленно вмешаться! Где может быть Козубай, где Максимов? Он, Джура, готов слушать каждое их слово, повиноваться им во всем. Если они действуют в горах против басмачей, он немедленно присоединится к ним. В битве с басмачами он не будет кичиться своей отвагой. Теперь он понял, что первым быть не просто: надо много знать и много учиться. Жизнь у врагов сделала его взрослым и научила мудрости. Она научила его ценить свою свободу. Эту свободу он будет отстаивать ценою жизни.
Ручьи холодной прозрачной воды с журчанием мчались с горы, по которой шли путники.
На обнажившихся из-под снега лужайках цвели цветы – желтые, красные, синие, лиловые. Цветов было так много, что под ними даже не видна была трава.
– Теперь я верю, что мы на Памире, – прошептал Джура и показал вперед.
Там, вдали, у небольшого водопада, неподвижно стоял большой киик, охраняя трех коз, пасшихся на лужайке. Вдруг среди привычных звуков падающей воды и шелеста ветра он услышал подозрительный шорох. Киики умчались.
– Эх, ружье бы! – сказал Джура.
– Потерпи час, – ответил Саид, – скоро мы придем к моему тайнику. Там я спрятал пятизарядку с тридцатью патронами, одноствольное охотничье ружье, карамультук и много всякой одежды. Потерпи! Из-за этого я и повел вас этим путем. Но Джура не слушал его. Он жадно смотрел на родные памирские горы, смотрел и не мог наглядеться. И дышалось здесь легко, полной грудью!
Множество дорог открывалось теперь перед Джурой. Он волен выбирать любую и идти. Но куда бы он ни пошел, даже на север, где люди летают на железных птицах, – всюду с ним пойдет его стыд. Небо везде будет для него одного цвета – темное. Скажут: Джура струсил и бежал от басмачей, нарушил клятву и возвратился домой, не прикончив Тагая, Безносого и Кзицкого. Это был его долг, от этого зависела его честь и вся его жизнь. «Что же делать?» – думал Джура и не мог ничего придумать.
Через час они дошли до каменных осыпей, где предполагался тайник. Однако никакого тайника с оружием не оказалось. Саид злобно ругался и посылал проклятия на голову аллаха. – А может быть, его и не было? – негромко сказал Кучак, глядя на свои опухшие ноги.
Джура пожал плечами,
– Был, – ответил Чжао. – Недаром Саид злится, как взбесившийся верблюд.
Отдохнув, они пошли дальше.
– Надо было сразу идти к пограничникам. Лучше было бы, – говорил Чжао.
Саид сердился.
Путники поднялись по крутому склону горы и, достигнув места, где склон переходил в отвесную скалу, вздымавшуюся над рекой, разулись и засунули ичиги сзади за пояс.
Еле заметная тропинка то прижималась к отвесным скалам, то вилась над самым краем пропасти. Постепенно она сузилась до ширины ступни и наконец совсем исчезла.
– А дальше как? – спросил у Саида Кучак.
– Дальше будут углубления в стене для пальцев, и будешь двигаться левым боком вперед. Одну ногу перенесешь, другую на её место поставишь. Потом… вон там, видишь?… Большой каменный нос торчит из скалы. На него влезем и отдохнем. Дальше не больше двадцати шагов такого плохого пути, а потом уже хорошо… Будешь падать, Кучак, хватайся за воду. Посмотри вниз. Кучак заглянул и недовольно поморщился. Глубоко внизу он увидел реку. Шум её до них не доносился.
Джура уложил Тэке на плечи и привязал ремнем. – Упадешь! – уверенно сказал Саид.
Джура не ответил.
Прижимаясь грудью к каменной стене, вставляя пальцы ног в выемки и цепляясь руками за шероховатости, они одолели этот страшный путь и влезли на каменный нос. От камней пахло солнцем. Джура, не отвязывая Тэке, лег на спину, положив голову на собаку. Впереди из-за камней взлетели большие птицы. Издав свист, они унеслись в пропасть.
– Улары! Улары! – восторженно закричал Кучак, протягивая к ним руки. Вдруг он сел и заплакал.
– Ты чего? – спросил Джура и встал.
– До-мой при-шли, до-мой, – всхлипывая, сказал Кучак. Потом он вытер слезы рукавом халата и засмеялся, потом снова заплакал и снова засмеялся.
Друзья молча стояли вокруг него. Джура первый раз в жизни не рассердился на Кучака за слезы, которые считал недопустимой слабостью. Да и сам он был очень взволнован. Он всматривался в знакомые очертания родных гор, страстно желая увидеть хотя бы одного близкого ему человека советской земли. Смотрел и все более удивлялся, что не видит ни одного пограничника, ни одного джигита добротряда, даже ни одного охотника. Где же они? Джура ужаснулся промелькнувшей догадке: неужели басмачам удалось захватить эти горы? Он испытал прилив такого горя, досады и беспокойства, что не мог больше стоять.
– Поспешим! – сказал он Кучаку. – Неужели мы опоздали? – спросил он Чжао.
Но тот только недоумевающе пожал плечами.
Джура вырвал камень из рук Кучака, которым тот в радостном исступлении начал колотить «свою глупую голову, чтобы была умнее», и приказал всем ускорить движение. Кучак еле поспевал, всхлипывая, не видя из-за слез пути. Будь это год назад, Джура просто вздул бы Кучака, потому что ненавидел слезы, но сейчас Джура, не говоря ни слова, взял его за руку и осторожно повел за собой, как водят слепых.
Мысль, что он, Джура, опоздал, не давала ему покоя и гнала все вперед и вперед.
Если действительно в этих горах басмачи, надо немедленно вмешаться! Где может быть Козубай, где Максимов? Он, Джура, готов слушать каждое их слово, повиноваться им во всем. Если они действуют в горах против басмачей, он немедленно присоединится к ним. В битве с басмачами он не будет кичиться своей отвагой. Теперь он понял, что первым быть не просто: надо много знать и много учиться. Жизнь у врагов сделала его взрослым и научила мудрости. Она научила его ценить свою свободу. Эту свободу он будет отстаивать ценою жизни.
V
Мысли Джуры внезапно прервал Тэке. Он рычал и лаял. – Селям алейкум! – донесся голос.
Метрах в двадцати стоял старик. На камне рядом с ним лежал карамультук, направленный дулом в их сторону. Саид беспомощно оглянулся. Убежать – никакой возможности: старик перестреляет их поодиночке.
Чжао, присев на корточки, глазами искал, нет ли где щели или выступа в скале, чтобы спрятаться.
– Алейкум селям, – ответил Джура, в упор глядя на незнакомца. Это был плотный старик с широким лбом, выдающимися скулами, густыми, свисающими вниз усами и белой бородой. – Я охотник. Мир вам, путники! Кто вы и куда идете? Чжао, не доверяя незнакомцу, назвал каждого вымышленным именем. Пока Чжао рассказывал выдуманную историю, старик утвердительно кивал головой. Кучак толкнул Джуру локтем и лукаво подмигнул: глупый старик – сразу поверил чепухе! Охотник долго рассматривал всех четверых, а затем сказал: – Придумано неплохо. Ну, а ты что скажешь, Джура? У Кучака сразу закружилась голова. Испугавшись, что его заставят идти назад, он лег и закрыл глаза.
– А ты кто, и откуда ты, и почему ты расспрашиваешь нас? С каких это пор у мусульман такой обычай?
– Я не знал, Джура, что ты веришь в аллаха после того, как проклял его в верховьях Сауксая.
Джура пытливо посмотрел на старика, которому было все известно. Охотник не скрыл своего удивления, узнав, что путники перешли границу ночью, вместо того чтобы прийти днем прямо на заставу. Ведь Джуре нечего бояться: он и пограничники бьются за одно дело.
Тут Саид рассердился и, не дав старику говорить дальше, закричал, что пограничники могли бы принять их за басмачей и задержать до выяснения, а ждать они не могли.
– Тебя зовут Саид, по прозвищу Косой? – спросил старик. Саид настороженно буркнул:
– Откуда знаешь меня? Я тебя не знаю.
Охотник неодобрительно поджал губы.
На Кучака, испуганного встречей, старик не обратил внимания и начал расспрашивать Чжао, что он за человек и почему очутился здесь. Выслушав Чжао, охотник сказал:
– Слышал о тебе!
– А ты кто? – спросил Саид.
– Зовите меня Идрис, – сказал старик.
– Не Идрис, а черт! – проворчал Саид.
Охотник вышел из-за камня, и все заметили, что он хромой. Джура старался припомнить всех хромых, которых он встречал в своей жизни, но этого он не помнил.
– Вы не удивляйтесь! Всю жизнь я прожил в этих горах и о многом слышал. И вот вчера я услышал от одного охотника, что ночью басмачи собираются перейти к нам по этой тропе контрабандистов. Что делать?
Он замолчал и испытующе взглянул на каждого. – А нам какое дело! – зло ответил Саид.
– Надо послать за помощью, – пробормотал Чжао. – Было бы оружие… – сказал Джура.
– Надо скорее уходить! – прошептал Кучак.
– Я послал моего сына предупредить пограничников. Ведь если вы прошли, то и басмачи могут пройти. Гор много, щелей много. Пограничный разъезд проедет, а басмачи проползут между камнями. Пока сын дойдет, они уже успеют пройти и спрятаться меж холмов Алайской долины, а оттуда пойдут грабить кишлаки и резать дехкан. Что делать?
– Не пускать! – ответил Джура. – Задержать!
– Но у них много оружия, – возразил охотник. – Была бы у меня в руках винтовка – ни один бы не прошел! – Джура спохватился и недоверчиво спросил: – Я не знаю тебя, старик. Скажи, на Памире нет басмачей? Могу ли я тебе верить? – Ты скоро поверишь. Идут Тагай и Кзицкий. Ты поклялся их убить?
– О моей клятве все знают – и друзья и враги. – Хорошо. Я ведь сказал тебе, что ты проклял арваха и аллаха в верховьях Сауксая?
– Я много говорил об этом в крепости, когда был ранен и лежал без памяти. Потом могли рассказать.
– Хорошо. А если я тебе скажу, что у тебя есть Зейнеб и она жива и находится в кишлаке Мин-Архар, а туда может снова пробраться Тагай?
– Кто же ты? – спросил Джура.
– Кто бы я ни был, я враг басмачей. А ты, Джура, чье стремя ты держишь?
– Я друг Советской власти, – сразу ответил Джура, – и я помогу тебе против Тагая и Кзицкого. Давно я жду этого часа! – Хорошие слова! – сказал старик. – Если бы я не узнал тебя, когда ты шел по тропинке, и не знай я твоей былой ненависти к басмачам, я бы не окликнул тебя. Ты меткий стрелок, и мне нужна твоя помощь, а я помогу тебе поймать Тагая и Безносого. У меня здесь есть беговой верблюд, он может пригодиться. – Я друг Советской власти! – гордо повторил Джура. Старик удовлетворенно кивнул головой и спросил: – А это что за длиннорукий?
– Это Кучак, мой дядя. Он, как и я, из кишлака Мин-Архар, а с Чжао и Саидом мы вместе сидели в яме. Мы все боремся за одно дело. – Конечно, – подтвердил Чжао.
– Не все ли равно, кого бить? Было бы чем, – добавил Саид. – Идите же сюда, – позвал их охотник.
Прихрамывая, он сам вышел им навстречу. Вынув из-за пояса бутылочку, старик насыпал горсточку табаку под язык, затем передал бутылочку другим.
Охотник позвал: «Тэке!» Пес насторожился, подошел к старику, обнюхал его и радостно оскалился.
Тон голоса и то, что старик знает имя собаки, особенно поразили Джуру. Охотник позвал Тэке не тем голосом, каким только что разговаривал с ними, а другим, странно знакомым. А если Тэке ласков со стариком – значит, знает его. Тэке ошибиться не мог, как же он сам не может вспомнить, кто это такой? И правду ли он сказал о Зейнеб? Неужели его звездочка здесь?…
Саид мигнул и жестом показал Джуре, что надо охотника обезоружить и сбросить в сай.
Старик заметил этот жест и спокойно спросил: – Что тебе толку в моей смерти, Косой?
– Очень ты мне нужен! Пошутить нельзя! – ответил Саид, заметив осуждающий взгляд Джуры.
– Ты ему доверяешь? – обратился охотник к Джуре, кивнув головой в сторону Саида. – Верный ли он человек? – Он мой друг, мы с ним вместе в яме мучились. – Ну и что же?
– Если ты, Идрис, хочешь быть моим другом, верь Саиду. Но кто же ты?
– Не надо, не верь! – обиженно закричал Саид. – Нашел кого спрашивать – Джуру! Он в три раза моложе меня. – Хорошо, не сердись и не хвастайся. Против меня ты мальчишка, – и старик погладил седую бороду.
Кучак сидел в стороне на камне, с наслаждением посасывая насвой. Он внимательно прислушивался к разговору. – Если ты советский охотник, – сказал Джура, – то укажи мне хоть одного пограничника, хоть одного джигита из добротряда Козубая, которому я мог бы доверить важную тайну… – Скажи её мне, – спокойно сказал Идрис.
– Но кто же ты, наконец? – сердито закричал Джура. Старик насмешливо посмотрел на него и сказал: – Вот мой пропуск, подписанный Козубаем, ты знаешь его руку. Смотри.
Расстелив на земле пояс, старик достал из курджума лепешки и холодное мясо. Когда он отвернулся. Саид быстро засунул руку в его курджум, но старик заметил его движение и оттолкнул Саида. – Я за лепешкой, – объяснил Саид, сжимаясь под его пристальным взглядом.
– Я вижу, – сказал охотник.
– Ой, не верь ему! – шептал Саид Джуре. – В его курджуме я видел коробку с маузером. Разве бывают маузеры у охотников? – Он с нами за одно дело, – ответил Джура. – Может, он и не охотник, может, из добротряда, но он с нами вместе против басмачей. Не все ли равно, кто он?
После долгого вынужденного безделья в яме и работы погонщиком в торговом караване истосковавшийся Джура мечтал о борьбе с басмачами. Предстоящей кровавой встречи с Тагаем Джура ждал так жадно и нетерпеливо, как путник в пустыне, умирающий от жажды, мечтает о воде.
Может быть, по обычаю отцов и дедов, принести жертву арваху, чтобы он послал победу над басмачами? Джура даже фыркнул от досады, что такие пустые мысли приходят ему в голову. Разве забыл он джаду – чародейство, оказавшееся просто миражем? Но каким диким он был тогда, поверив в чародейство и подставив себя под пулю Безносого? И тут же он с радостью вспомнил свой меткий выстрел в голову басмача Чиря.
Многое он понял тогда в добротряде и со многими заблуждениями расстался.
Послышались выстрелы. Все посмотрели на юго-восток. Внизу, на склоне, Джура увидел бегущую по склону, по направлению к ним, группу басмачей.
– Басмачи бегут сюда, надо действовать! – сказал Джура. – Смотрите! Смотрите!… Басмачи нарвались на засаду красных аскеров! – Никогда не тревожься напрасно и будь достоин доверия, – спокойно сказал охотник, вынимая маузер из курджума. – Никуда не уходите. Ждите меня здесь. Я скоро вернусь.
С этими словами старик, вынув маузер из кобуры, поспешил вниз и скрылся в хаосе каменных обломков.
– Скорее, скорее, или мы пропали! – сказал Саид. – Мы в мышеловке. Может, он тоже басмач.
– Я тоже думаю, что он не тот, за кого себя выдает, – сказал Чжао.
– Это наш человек, – ответил Джура. – Будь это басмач, он не оставил бы нам оружие. – Джура погладил ствол карамультука. – Может быть, он не стрелял, боясь привлечь внимание, – сказал Кучак.
– Не будем очень рисковать. Пойдем, Джура! – шепнул Чжао. И когда они отошли в сторону, сказал: – Передай фирман Кучаку и отправь его с ним к Максимову.
Джура отозвал Кучака, достал фирман и отдал ему. Тот немедленно спрятал его в ичиг.
– Ни слова Саиду! – сказал Чжао Кучаку.
– Я не знаю дороги. И кому дать? – нерешительно сказал Кучак. – Пограничников видел? Люди в военной одежде. Спрашивай Максимова, Козубая или другого начальника, – сказал Чжао, – им и отдашь.
– А если басмачи оденутся пограничниками? – спросил Кучак. – Вот что! – сказал Джура, возвращаясь с Кучаком к Саиду. – Отправляйся ты, Кучак, с Саидом вон на ту гору. Видишь? Наблюдайте с горы за Алайской долиной. С неё все видно. Ждите нас там. Если покажутся басмачи, спрячьтесь. Если нас до утра не будет, поезжайте к пограничникам, спрашивайте Максимова. – Мы возьмем бегового верблюда, – сказал Саид и, заметив осуждение в глазах Джуры, добавил: – Если это верблюд басмаческий, тем лучше, а если друга, то он одобрит наш поступок. Кучак и Саид скрылись в камнях. Выстрелы смолкли. Джура и Чжао долго молчали.
– Видишь, что делается! – раздался веселый голос Идриса. – Одни басмачи стреляют на границе, отвлекают силы на себя, а другие тем временем пробираются тайными тропами. Тут и глаз не хватит. Я уже давно послал за подмогой, а её все нет и нет. Здесь поблизости был конный отряд джигитов добротряда… А где же те двое, ваши друзья?
– Они ушли, – виновато сказал Джура.
– Ты же обещал, Джура, меня ждать!… Почему они бежали? Джура молчал: он был очень смущен.
– Эге-ге! – вдруг донеслось снизу. – Идите сюда! – Но кто же ты? – спросил Джура.
– Потом все узнаешь, а сейчас я Идрис.
Внизу их ждали джигиты добротряда.
– Да то Джура! – крикнул издали Муса. – Неужели Джура? – и приветственно взмахнул над головой винтовкой.
Воздух огласился криками «ура». Кричали бойцы, знавшие Джуру, кричали и те, кто о нем только слышал.
– А-а, Муса!
Соскочив с лошади, Муса обнял Джуру.
К Джуре подбежал подросток и радостно бросился ему на шею. – Эй, Джура, здравствуй! Друг, ты жив? А говорили… Вот здорово! – И он хлопнул Джуру по плечу.
– Таг! – Джура улыбнулся и крепко сжал ему руки. – Ты ещё здесь?
– Я с началь… – начал было Таг и вдруг осекся под пристальным взглядом Идриса. – Да, да, – растерянно закончил он, – я охотник, я помогаю отцу. – Он показал на старика.
– Ведь ты сирота! – удивился Джура.
– Таг, Таг, некогда разговаривать, иди за верблюдом! – крикнул Идрис. – Вон он там, – показал старик на склон. – На нем уехали мои люди к пограничникам, – сказал Джура, не зная, куда деваться от смущения.
– Муса, Джура, идите сюда! – сердито сказал старик, отходя за камни.
Они некоторое время шептались в кустах.
– Козубай! – воскликнул Джура, хватая старика за плечи и крепко прижимая к своей груди.
– Я нарочно нацепил бороду и усы, – говорил Козубай, – чтобы меня заранее не узнали местные жители и не доложили о моем появлении Линезе. Он затевал большую провокацию, но теперь можно не спешить. Басмачи Тагая уже пойманы. Они уверяли, что шли сдаваться в крепость и там по этому случаю устроить той. – Это не те басмачи! – удивленно сказал Муса. – Тех должен привести сдаваться Кзицкий.
– Ты не путаешь? А почему должен привести Кзицкий, а не Тагай?
– Ничего не путаю, – ответил Муса. – Тагая и Безносого мы поймали по пути сюда, и я с несколькими джигитами отправил их в крепость.
– Вот так путаница, да! – воскликнул Козубай. – Но ты твердо знаешь, что ждут басмачей Кзицкого?
– Да, – ответил Муса.
– Ну, а у тебя, Джура, что за тайна? Зачем ты взял моего верблюда? – внешне оставаясь спокойным, спросил Козубай. Джура объяснил все и пересказал как мог содержание фирмана. Козубай тут же записал слова Джуры и приказал Мусе отправить кого-нибудь с запиской к пограничникам.
– Поезжай к Кучаку, – подумав, сказал Козубай. – Пусть он один едет к Максимову в Горный кишлак. Его вид не вызовет подозрений. Максимов теперь член тройки по борьбе с басмачами. Нам же надо быстрее скакать в крепость. Приезжай туда с Саидом. Надо разобраться, что он за человек. Чжао я знаю со слов других. Спеши. – Козубай, – обратился к нему Джура, – я сделаю все, что ты приказал, но отдай мне Тагая.
– Мы его судить будем, – сказал Козубай. – А пока спеши к Кучаку и возвращайся в крепость.
Джуре дали коня, винтовку и пропуск. Он посадил позади себя Чжао. По дороге их дважды останавливали пограничники, проверявшие документы.
Метрах в двадцати стоял старик. На камне рядом с ним лежал карамультук, направленный дулом в их сторону. Саид беспомощно оглянулся. Убежать – никакой возможности: старик перестреляет их поодиночке.
Чжао, присев на корточки, глазами искал, нет ли где щели или выступа в скале, чтобы спрятаться.
– Алейкум селям, – ответил Джура, в упор глядя на незнакомца. Это был плотный старик с широким лбом, выдающимися скулами, густыми, свисающими вниз усами и белой бородой. – Я охотник. Мир вам, путники! Кто вы и куда идете? Чжао, не доверяя незнакомцу, назвал каждого вымышленным именем. Пока Чжао рассказывал выдуманную историю, старик утвердительно кивал головой. Кучак толкнул Джуру локтем и лукаво подмигнул: глупый старик – сразу поверил чепухе! Охотник долго рассматривал всех четверых, а затем сказал: – Придумано неплохо. Ну, а ты что скажешь, Джура? У Кучака сразу закружилась голова. Испугавшись, что его заставят идти назад, он лег и закрыл глаза.
– А ты кто, и откуда ты, и почему ты расспрашиваешь нас? С каких это пор у мусульман такой обычай?
– Я не знал, Джура, что ты веришь в аллаха после того, как проклял его в верховьях Сауксая.
Джура пытливо посмотрел на старика, которому было все известно. Охотник не скрыл своего удивления, узнав, что путники перешли границу ночью, вместо того чтобы прийти днем прямо на заставу. Ведь Джуре нечего бояться: он и пограничники бьются за одно дело.
Тут Саид рассердился и, не дав старику говорить дальше, закричал, что пограничники могли бы принять их за басмачей и задержать до выяснения, а ждать они не могли.
– Тебя зовут Саид, по прозвищу Косой? – спросил старик. Саид настороженно буркнул:
– Откуда знаешь меня? Я тебя не знаю.
Охотник неодобрительно поджал губы.
На Кучака, испуганного встречей, старик не обратил внимания и начал расспрашивать Чжао, что он за человек и почему очутился здесь. Выслушав Чжао, охотник сказал:
– Слышал о тебе!
– А ты кто? – спросил Саид.
– Зовите меня Идрис, – сказал старик.
– Не Идрис, а черт! – проворчал Саид.
Охотник вышел из-за камня, и все заметили, что он хромой. Джура старался припомнить всех хромых, которых он встречал в своей жизни, но этого он не помнил.
– Вы не удивляйтесь! Всю жизнь я прожил в этих горах и о многом слышал. И вот вчера я услышал от одного охотника, что ночью басмачи собираются перейти к нам по этой тропе контрабандистов. Что делать?
Он замолчал и испытующе взглянул на каждого. – А нам какое дело! – зло ответил Саид.
– Надо послать за помощью, – пробормотал Чжао. – Было бы оружие… – сказал Джура.
– Надо скорее уходить! – прошептал Кучак.
– Я послал моего сына предупредить пограничников. Ведь если вы прошли, то и басмачи могут пройти. Гор много, щелей много. Пограничный разъезд проедет, а басмачи проползут между камнями. Пока сын дойдет, они уже успеют пройти и спрятаться меж холмов Алайской долины, а оттуда пойдут грабить кишлаки и резать дехкан. Что делать?
– Не пускать! – ответил Джура. – Задержать!
– Но у них много оружия, – возразил охотник. – Была бы у меня в руках винтовка – ни один бы не прошел! – Джура спохватился и недоверчиво спросил: – Я не знаю тебя, старик. Скажи, на Памире нет басмачей? Могу ли я тебе верить? – Ты скоро поверишь. Идут Тагай и Кзицкий. Ты поклялся их убить?
– О моей клятве все знают – и друзья и враги. – Хорошо. Я ведь сказал тебе, что ты проклял арваха и аллаха в верховьях Сауксая?
– Я много говорил об этом в крепости, когда был ранен и лежал без памяти. Потом могли рассказать.
– Хорошо. А если я тебе скажу, что у тебя есть Зейнеб и она жива и находится в кишлаке Мин-Архар, а туда может снова пробраться Тагай?
– Кто же ты? – спросил Джура.
– Кто бы я ни был, я враг басмачей. А ты, Джура, чье стремя ты держишь?
– Я друг Советской власти, – сразу ответил Джура, – и я помогу тебе против Тагая и Кзицкого. Давно я жду этого часа! – Хорошие слова! – сказал старик. – Если бы я не узнал тебя, когда ты шел по тропинке, и не знай я твоей былой ненависти к басмачам, я бы не окликнул тебя. Ты меткий стрелок, и мне нужна твоя помощь, а я помогу тебе поймать Тагая и Безносого. У меня здесь есть беговой верблюд, он может пригодиться. – Я друг Советской власти! – гордо повторил Джура. Старик удовлетворенно кивнул головой и спросил: – А это что за длиннорукий?
– Это Кучак, мой дядя. Он, как и я, из кишлака Мин-Архар, а с Чжао и Саидом мы вместе сидели в яме. Мы все боремся за одно дело. – Конечно, – подтвердил Чжао.
– Не все ли равно, кого бить? Было бы чем, – добавил Саид. – Идите же сюда, – позвал их охотник.
Прихрамывая, он сам вышел им навстречу. Вынув из-за пояса бутылочку, старик насыпал горсточку табаку под язык, затем передал бутылочку другим.
Охотник позвал: «Тэке!» Пес насторожился, подошел к старику, обнюхал его и радостно оскалился.
Тон голоса и то, что старик знает имя собаки, особенно поразили Джуру. Охотник позвал Тэке не тем голосом, каким только что разговаривал с ними, а другим, странно знакомым. А если Тэке ласков со стариком – значит, знает его. Тэке ошибиться не мог, как же он сам не может вспомнить, кто это такой? И правду ли он сказал о Зейнеб? Неужели его звездочка здесь?…
Саид мигнул и жестом показал Джуре, что надо охотника обезоружить и сбросить в сай.
Старик заметил этот жест и спокойно спросил: – Что тебе толку в моей смерти, Косой?
– Очень ты мне нужен! Пошутить нельзя! – ответил Саид, заметив осуждающий взгляд Джуры.
– Ты ему доверяешь? – обратился охотник к Джуре, кивнув головой в сторону Саида. – Верный ли он человек? – Он мой друг, мы с ним вместе в яме мучились. – Ну и что же?
– Если ты, Идрис, хочешь быть моим другом, верь Саиду. Но кто же ты?
– Не надо, не верь! – обиженно закричал Саид. – Нашел кого спрашивать – Джуру! Он в три раза моложе меня. – Хорошо, не сердись и не хвастайся. Против меня ты мальчишка, – и старик погладил седую бороду.
Кучак сидел в стороне на камне, с наслаждением посасывая насвой. Он внимательно прислушивался к разговору. – Если ты советский охотник, – сказал Джура, – то укажи мне хоть одного пограничника, хоть одного джигита из добротряда Козубая, которому я мог бы доверить важную тайну… – Скажи её мне, – спокойно сказал Идрис.
– Но кто же ты, наконец? – сердито закричал Джура. Старик насмешливо посмотрел на него и сказал: – Вот мой пропуск, подписанный Козубаем, ты знаешь его руку. Смотри.
Расстелив на земле пояс, старик достал из курджума лепешки и холодное мясо. Когда он отвернулся. Саид быстро засунул руку в его курджум, но старик заметил его движение и оттолкнул Саида. – Я за лепешкой, – объяснил Саид, сжимаясь под его пристальным взглядом.
– Я вижу, – сказал охотник.
– Ой, не верь ему! – шептал Саид Джуре. – В его курджуме я видел коробку с маузером. Разве бывают маузеры у охотников? – Он с нами за одно дело, – ответил Джура. – Может, он и не охотник, может, из добротряда, но он с нами вместе против басмачей. Не все ли равно, кто он?
После долгого вынужденного безделья в яме и работы погонщиком в торговом караване истосковавшийся Джура мечтал о борьбе с басмачами. Предстоящей кровавой встречи с Тагаем Джура ждал так жадно и нетерпеливо, как путник в пустыне, умирающий от жажды, мечтает о воде.
Может быть, по обычаю отцов и дедов, принести жертву арваху, чтобы он послал победу над басмачами? Джура даже фыркнул от досады, что такие пустые мысли приходят ему в голову. Разве забыл он джаду – чародейство, оказавшееся просто миражем? Но каким диким он был тогда, поверив в чародейство и подставив себя под пулю Безносого? И тут же он с радостью вспомнил свой меткий выстрел в голову басмача Чиря.
Многое он понял тогда в добротряде и со многими заблуждениями расстался.
Послышались выстрелы. Все посмотрели на юго-восток. Внизу, на склоне, Джура увидел бегущую по склону, по направлению к ним, группу басмачей.
– Басмачи бегут сюда, надо действовать! – сказал Джура. – Смотрите! Смотрите!… Басмачи нарвались на засаду красных аскеров! – Никогда не тревожься напрасно и будь достоин доверия, – спокойно сказал охотник, вынимая маузер из курджума. – Никуда не уходите. Ждите меня здесь. Я скоро вернусь.
– Скорее, скорее, или мы пропали! – сказал Саид. – Мы в мышеловке. Может, он тоже басмач.
– Я тоже думаю, что он не тот, за кого себя выдает, – сказал Чжао.
– Это наш человек, – ответил Джура. – Будь это басмач, он не оставил бы нам оружие. – Джура погладил ствол карамультука. – Может быть, он не стрелял, боясь привлечь внимание, – сказал Кучак.
– Не будем очень рисковать. Пойдем, Джура! – шепнул Чжао. И когда они отошли в сторону, сказал: – Передай фирман Кучаку и отправь его с ним к Максимову.
Джура отозвал Кучака, достал фирман и отдал ему. Тот немедленно спрятал его в ичиг.
– Ни слова Саиду! – сказал Чжао Кучаку.
– Я не знаю дороги. И кому дать? – нерешительно сказал Кучак. – Пограничников видел? Люди в военной одежде. Спрашивай Максимова, Козубая или другого начальника, – сказал Чжао, – им и отдашь.
– А если басмачи оденутся пограничниками? – спросил Кучак. – Вот что! – сказал Джура, возвращаясь с Кучаком к Саиду. – Отправляйся ты, Кучак, с Саидом вон на ту гору. Видишь? Наблюдайте с горы за Алайской долиной. С неё все видно. Ждите нас там. Если покажутся басмачи, спрячьтесь. Если нас до утра не будет, поезжайте к пограничникам, спрашивайте Максимова. – Мы возьмем бегового верблюда, – сказал Саид и, заметив осуждение в глазах Джуры, добавил: – Если это верблюд басмаческий, тем лучше, а если друга, то он одобрит наш поступок. Кучак и Саид скрылись в камнях. Выстрелы смолкли. Джура и Чжао долго молчали.
– Видишь, что делается! – раздался веселый голос Идриса. – Одни басмачи стреляют на границе, отвлекают силы на себя, а другие тем временем пробираются тайными тропами. Тут и глаз не хватит. Я уже давно послал за подмогой, а её все нет и нет. Здесь поблизости был конный отряд джигитов добротряда… А где же те двое, ваши друзья?
– Они ушли, – виновато сказал Джура.
– Ты же обещал, Джура, меня ждать!… Почему они бежали? Джура молчал: он был очень смущен.
– Эге-ге! – вдруг донеслось снизу. – Идите сюда! – Но кто же ты? – спросил Джура.
– Потом все узнаешь, а сейчас я Идрис.
Внизу их ждали джигиты добротряда.
– Да то Джура! – крикнул издали Муса. – Неужели Джура? – и приветственно взмахнул над головой винтовкой.
Воздух огласился криками «ура». Кричали бойцы, знавшие Джуру, кричали и те, кто о нем только слышал.
– А-а, Муса!
Соскочив с лошади, Муса обнял Джуру.
К Джуре подбежал подросток и радостно бросился ему на шею. – Эй, Джура, здравствуй! Друг, ты жив? А говорили… Вот здорово! – И он хлопнул Джуру по плечу.
– Таг! – Джура улыбнулся и крепко сжал ему руки. – Ты ещё здесь?
– Я с началь… – начал было Таг и вдруг осекся под пристальным взглядом Идриса. – Да, да, – растерянно закончил он, – я охотник, я помогаю отцу. – Он показал на старика.
– Ведь ты сирота! – удивился Джура.
– Таг, Таг, некогда разговаривать, иди за верблюдом! – крикнул Идрис. – Вон он там, – показал старик на склон. – На нем уехали мои люди к пограничникам, – сказал Джура, не зная, куда деваться от смущения.
– Муса, Джура, идите сюда! – сердито сказал старик, отходя за камни.
Они некоторое время шептались в кустах.
– Козубай! – воскликнул Джура, хватая старика за плечи и крепко прижимая к своей груди.
– Я нарочно нацепил бороду и усы, – говорил Козубай, – чтобы меня заранее не узнали местные жители и не доложили о моем появлении Линезе. Он затевал большую провокацию, но теперь можно не спешить. Басмачи Тагая уже пойманы. Они уверяли, что шли сдаваться в крепость и там по этому случаю устроить той. – Это не те басмачи! – удивленно сказал Муса. – Тех должен привести сдаваться Кзицкий.
– Ты не путаешь? А почему должен привести Кзицкий, а не Тагай?
– Ничего не путаю, – ответил Муса. – Тагая и Безносого мы поймали по пути сюда, и я с несколькими джигитами отправил их в крепость.
– Вот так путаница, да! – воскликнул Козубай. – Но ты твердо знаешь, что ждут басмачей Кзицкого?
– Да, – ответил Муса.
– Ну, а у тебя, Джура, что за тайна? Зачем ты взял моего верблюда? – внешне оставаясь спокойным, спросил Козубай. Джура объяснил все и пересказал как мог содержание фирмана. Козубай тут же записал слова Джуры и приказал Мусе отправить кого-нибудь с запиской к пограничникам.
– Поезжай к Кучаку, – подумав, сказал Козубай. – Пусть он один едет к Максимову в Горный кишлак. Его вид не вызовет подозрений. Максимов теперь член тройки по борьбе с басмачами. Нам же надо быстрее скакать в крепость. Приезжай туда с Саидом. Надо разобраться, что он за человек. Чжао я знаю со слов других. Спеши. – Козубай, – обратился к нему Джура, – я сделаю все, что ты приказал, но отдай мне Тагая.
– Мы его судить будем, – сказал Козубай. – А пока спеши к Кучаку и возвращайся в крепость.
Джуре дали коня, винтовку и пропуск. Он посадил позади себя Чжао. По дороге их дважды останавливали пограничники, проверявшие документы.
VI
На вершине горы притаился Саид. Навалившись грудью на обломок скалы, так что над камнем торчала только голова, подпертая руками, Саид внимательно осматривал окрестности. Это было очень трудное дело. С горы огромная высокогорная долина представлялась совершенно плоской, но на самом деле она была изрыта оврагами и загромождена большими холмами. Эти холмы, мохнатые от высокой травы, издали казались крошечными бородавками. Холмы ступеньками восходили к подножию гор. Кое-где между ними поблескивали зеркальца чистой воды.
Даже большой караван было бы трудно заметить на тропинках между холмами. Саид, разделив всю равнину на отдельные куски, подолгу вглядывался в каждый из них: не блеснет ли на солнце ствол ружья, не взовьется ли пыль, выдавая присутствие всадника? Резкий крик верблюда доносился снизу. Саид не понимал, почему кричит верблюд, и беспокоился. Крик мог привлечь внимание врагов. Саид шумно втянул воздух сквозь стиснутые зубы, что он обычно делал, когда злился. Верблюд продолжал кричать, и Саид пошел вниз. Большой черный ворон сидел на спине верблюда и клевал ему горб. Перепуганный верблюд ревел от страха и боли. А Кучак, развалившись у камня, с интересом наблюдал за вороном и рассуждал вслух:
Даже большой караван было бы трудно заметить на тропинках между холмами. Саид, разделив всю равнину на отдельные куски, подолгу вглядывался в каждый из них: не блеснет ли на солнце ствол ружья, не взовьется ли пыль, выдавая присутствие всадника? Резкий крик верблюда доносился снизу. Саид не понимал, почему кричит верблюд, и беспокоился. Крик мог привлечь внимание врагов. Саид шумно втянул воздух сквозь стиснутые зубы, что он обычно делал, когда злился. Верблюд продолжал кричать, и Саид пошел вниз. Большой черный ворон сидел на спине верблюда и клевал ему горб. Перепуганный верблюд ревел от страха и боли. А Кучак, развалившись у камня, с интересом наблюдал за вороном и рассуждал вслух: