Ван Ластбадер Эрик. Вторая кожа

   Внутри колонны света стало возникать лицо Оками - может быть, сейчас он получит ответ на этот вопрос?
   Николас почувствовал психическую эманацию, исходящую от этого источника света, и потянулся ей навстречу. Заряженные корпускулы вступили во взаимодействие с его психикой, и он ощутил на коже жар и какое-то шевеление, как будто по ней ползали насекомые или выступили капельки пота.
   Теперь, когда Линнер начал двигаться к этому колоннообразному световому водовороту, в нем, подобно ирисовой диафрагме, начало открываться отверстие. Оно было готово принять Николаса, и его охватил буйный восторг. Наконец-то он начал свой путь к интеграции; наконец-то одолевавшая его темная сила Кширы успокоится! Но в тот момент, когда он уже попал в объятия этих частиц света, до него, как и в случае с Тати, донеслись мысли Оками: "Нет, нет... Слишком сильно... Не могу удержать связь... Все охлопывается... Выходите! Скорее! Ничего не вышло. Выходите!"
   Связь Николаса с Акшарой прервалась, как будто щелкнула растянутая резинка, и его отбросило обратно в реальное пространство и время. Задыхаясь, он скорчившись сидел на земле святилища, и неоновое свечение Токио окружало его как некий искусственный Млечный Путь.
   Все еще в тумане от столь внезапного разрыва контакта с Акшарой, Линнер огляделся по сторонам в поисках Оками и увидел, что тот лежит на земле. Николас с трудом дотащился до него, прислушался к дыханию, проверил реакцию глазных яблок под закрытыми веками. Оками был без сознания. Внезапно у него начались судороги. Кровяное давление подскочило. Что же произошло в кокоро? Что видел Оками? Почему он потерял контроль над световой колонной, над корёку, оказался в шоковом состоянии? Не по той ли таинственной причине, которая заставила Тати так внезапно прервать с ним психический контакт? Может быть, Канзацу каким-то образом психически отравил его? Он должен узнать правду.
   С помощью Акшары Николас направил свою психическую энергию в кровеносную систему Оками, чтобы помочь ему выйти из шока, унять судороги и поскорее привести в сознание. Затем он снизил уровень адреналина в крови и заставил организм кайсё выработать нужную комбинацию нейропептидов.
   Вскоре Оками затих, судороги прекратились, и он открыл глаза.
   - Как вы себя чувствуете, Оками-сан?
   - Усталым. - Он постарался улыбнуться, но это ему удалось плохо. - Я уже не так молод, как когда-то.
   - Вам девяносто.
   - Кто вам это сказал? Челеста? - Он облизал пересохшие губы. - Даже она не знает, сколько мне лет на самом деле. И слава Богу. - Он махнул рукой. - Помогите мне подняться, пожалуйста.
   Но стоило Николасу попытаться это сделать, как кайсё схватился за голову и застонал. Пришлось осторожно уложить его обратно на землю.
   - Что вы со мной сделали? Такой концентрации эндорфина в крови у меня не было с тех пор, как мне исполнилось семьдесят.
   - Вы бились в жестоких конвульсиях, - сказал Николас.
   - Я этого не помню.
   Пока Оками, ровно и глубоко дыша, погрузился в прану, продолжая процесс очистки организма, Николас заботливо наблюдал за ним.
   Наконец старец открыл глаза и пристально взглянул на Николаса.
   - Не думаю, что смогу вам помочь, мой друг, хотя мне очень бы хотелось.
   "Лучше бы я этого не слышал", - подумал Николас.
   - Но вы владеете корёку. Это же единственный путь к интеграции. Вы были моей последней надеждой.
   - Будем молиться Богу, каждый своему, чтобы это оказалось не так, вздохнул Оками. - Потому что в противном случае вы обречены. - Он с трудом встал и ухватился за Николаса. - Видите ли, все это время вы носили в себе Кширу, но не имели к ней доступа. Я тоже не смог подобраться близко. Когда я попробовал сделать это, то чуть было не умер. И судя по тому, что вы рассказывали мне о вашем с Тати Сидаре опыте, он тоже оказался в тупике. Из всего этого можно сделать вывод, что корёку - озаряющая сила - помочь вам не может.
   Николаса охватил ужас.
   - Но что же мне делать, Оками-сан? Я больше не могу терпеть внутри себя Кширу. В последнее время я чувствую, как растет ее сила. На мою душу легла тень.
   - Я знаю, мой друг, и сочувствую вам. Но с Кширой можно обращаться лишь вполне определенным образом, иначе это приведет к тому же результату, что и обезвреживание мины без знания ее устройства. К катастрофе. - Он печально покачал головой. - Жаль, что Канзацу, обучавший вас сенсей, умер. Он был единственным человеком, который знал, как вам помочь. - Оками плюнул на землю. - Какой это был извращенный, дьявольский ум. Он должен был от всей души ненавидеть вас, чтобы сотворить с вами такое.
   Старик прошелся на негнущихся ногах.
   - Пойдемте. Пора уходить отсюда. Психическое эхо чуть было не случившейся катастрофы беспокоит меня.
   Когда они вышли на толкотню западного Синбаси, Оками взглянул на пепельно-серое лицо Николаса:
   - Я слишком стар и утомлен, чтобы помочь вам, но не теряйте надежды, Линнер-сан. Я знаю, что ответ существует. И где-то есть кто-то, обладающий средствами, с помощью которых вы сможете выйти из этой необычной тюрьмы.
   НЬЮ-ЙОРК - ТОКИО
   - Все в порядке?
   - Мама уснула, - ответила Франсина Гольдони де Камилло.
   - Да, я знаю, - сказал Пол Чьярамонте. - Я дал ей кое-что, чтобы она смогла отдохнуть.
   В салоне частного самолета было темно и холодно. Они сидели на скамьях напротив друг друга, а за маленькими поцарапанными стеклами проплывали жутковато выглядевшие при свете луны облака. Фрэнси постаралась приободриться, успокоить болезненно сжимающееся сердце. Потихоньку передвигаясь по скамейке, девочка наконец почувствовала тепло материнского плеча и немного успокоилась.
   - Куда ты нас везешь?
   Глаза Пола сверкнули в полутьме салона.
   - На юг, - сказал он. - Там тепло. Тебе понравится. Плавай сколько влезет, а может быть, и серфингом займешься.
   - Кого ты хочешь обмануть? - спросила Фрэнси. - Ты везешь нас к Бэду Клэмсу.
   Пол некоторое время молча смотрел на нее.
   - Ты умненькая девочка.
   - Не разговаривай со мной так, - ответила она. - Мне давно не семь лет.
   - Вижу. - Он посмотрел на нее оценивающим взглядом. - Ты, кажется, уже выбросила свой детский лифчик?
   - Они тебе нравятся? - Она слегка выпятила груди.
   Он пожал плечами:
   - Почему бы и нет?
   Фрэнси улыбнулась:
   - Хочешь потрогать?
   Пол подскочил, как будто она ткнула его горящей сигаретой.
   - Господи Иисусе, девочка, что за вопросы ты задаешь?
   - Там, на Шипсхед Бэй, ты вел себя по-другому.
   Он отмахнулся:
   - Я вышел из себя. Разве не было от чего? Твоя мать виновата в смерти двух моих людей.
   - Они хотели увезти нас.
   - И заставила убить фараона. Понимаешь ли ты это? Теперь я засветился в Нью-Йорке. Если убьешь чертова фараона и попадешься, ты человек конченый. Они запрут тебя и выкинут ключ подальше.
   - Он только хотел защитить нас.
   Пол взглянул на нее с выражением, которое можно было бы назвать невольным уважением.
   - Сколько тебе лет, семнадцать?
   - Почти.
   Пол фыркнул:
   - Хочешь выглядеть на двадцать восемь? Послушай моего совета, девочка, охолонись немножко. У тебя масса времени для того, чтобы вырасти, не обязательно делать это за один день.
   Фрэнси задумалась на некоторое время.
   - Почему ты усыпил мать, а не меня?
   - Знаешь что, с тобой надо держать ухо востро.
   - Почему ты хотел поговорить со мной наедине?
   Пол отгрыз кусок ногтя.
   - Ты мне нравишься. Ты задаешь прямые вопросы, не мямлишь, поэтому я отвечу тебе откровенно. Понимаешь, твоя мать, должно быть, ненавидит меня за все, что случилось. Кроме того, я с ней немного грубо обошелся, просто рассвирепел, и теперь жалею об этом. Поэтому я знал, что она меня не станет слушать; что бы я ей ни сказал, она пошлет меня к дьяволу и, полагаю, будет права. И я подумал, что с тобой может получиться по-другому. Тебе все-таки уже почти семнадцать, и ты, может быть, выслушаешь меня.
   - Я выслушаю тебя, - сказала Фрэнси, - если ты не будешь врать. А иначе можешь убираться к черту.
   - Ну что ж, это я тоже уважаю. - Он опять закусил ноготь. - Ты когда-нибудь встречалась с Бэдом Клэмсом?
   - Нет.
   - Ну ладно. - Он огляделся вокруг, как будто хотел спросить еще что-то. - Эй! - Он вдруг вскочил с места, заставив ее вздрогнуть. - Ты голодна? Если хочешь, я приготовлю спагетти.
   Фрэнси огляделась:
   - Разве на самолете есть кухня?
   - Конечно, а ты как думала? Только она называется камбузом, как на корабле. - Он прошел в конец салона и зажег свет в нише, в которой был устроен отделанный нержавеющей сталью камбуз.
   - А разве здесь нет других пассажиров?
   - Нет. Сама понимаешь, этот рейс особый.
   Пол достал пачку спагетти и поставил кипятиться воду на двухконфорочную электрическую печь. Потом занялся приготовлением соуса из томатной пасты, тушеных помидоров, петрушки и лука.
   - Добавить немного лука и перца, и все будет в порядке, - сказал он и поставил кастрюлю с соусом на вторую конфорку.
   - А что с твоей ногой? - спросила Фрэнси.
   Пол машинально посмотрел вниз, на свою искалеченную ногу.
   - Я попал под машину, давно, когда был еще мальчишкой. В 1962 году в Астории, где я тогда жил. - Он помешал соус и покачал головой. - Знаешь, все произошло как-то странно, как во сне. Если бы не моя нога, я точно решил бы, что это был сон. Я увидел машину, мчавшуюся по улице, и сразу понял, что сейчас произойдет что-то ужасное. Она ехала прямо на ту девушку. Я как раз смотрел на нее, потому что, Бог мой, как она была красива! Я крикнул, и девушка обернулась, потом как в кино бросился с тротуара, надеясь спасти ее, но машина сломала мне бедро и лодыжку.
   - А что случилось с девушкой?
   - Она умерла, - сказал Пол. - Я долго пробыл в госпитале. Мне сделали три операции, но так и не смогли вылечить до конца. Сказали, что я еще счастливчик, потому что вышел на двух ногах. Пытался выяснить, что случилось с девушкой, но мне сказали, что она не выжила. Ее уже похоронили. - Он показал на плиту: - Эй, взгляни, спагетти готовы. Знаешь, самое главное их не переварить.
   - Да, - ответила она, - я знаю.
   Он только махнул рукой:
   - Так все говорят. Но самый большой секрет заключается в том, как приготовить настоящий соус. - Он взглянул на нее и был разочарован, увидев, что она даже не улыбнулась. - Ты боишься?
   Она помедлила с ответом.
   - Наверное, немного боюсь. Я много слышала о Бэде Клэмсе.
   Пол фыркнул:
   - Кто же о нем не слышал? - Он покачал головой. - А ты знаешь, как он получил это прозвище?
   Фрэнси отрицательно мотнула головой.
   - После того, как он убил первого своего парня - работа на заказ, понимаешь? Парень обедал в ресторане, а Чезаре вошел, прицелился и - пух! прикончил его. Потом, как будто у него совсем не было нервов, посмотрел на парня, который уткнулся лицом в тарелку спагетти под белым соусом из морских моллюсков, и сказал: "Должно быть, моллюски тухлые". - Пол рассмеялся. - Господи Иисусе, представляешь себе картинку? После этого он и получил прозвище "Тухлые моллюски". Вот что значит "Бэд Клэмс". Смешно, правда?
   Однако Фрэнси даже не улыбнулась.
   - Ты немного испугана, это естественно. Но послушай, девочка, с тобой не случится ничего плохого.
   - Откуда ты можешь знать?
   - Просто знаю, и все тут. - Пол опрокинул содержимое кастрюли в дуршлаг, который держал над маленькой раковиной. - Я много чего знаю. - Он вытряхнул спагетти обратно в кастрюлю, добавил соус и перемешал.
   - Прекрасно, - прокомментировал он. - Хорошо приготовить спагетти это искусство. - Он выложил еду в две тарелки. - Ничто лучше этого не восстанавливает силы. Так всегда говорила моя мать. - Он подал девочке одну тарелку вместе с вилкой и столовой ложкой. - Жаль, что у меня нет свежевыпеченного хлеба.
   - И так хорошо. - Запах был божественный, и Фрэнси внезапно почувствовала, что страшно проголодалась.
   Они снова уселись друг против друга и с удовольствием начали есть. Он включил над головой маленькую лампу, и ее лучи гротескно, как в комнате смеха, освещали их лица.
   - Это единственное, что я умею готовить действительно хорошо, признался Пол. - Научился от матери.
   - А кем была твоя мать?
   - Она была красивая, - сказал Пол голосом, в котором чувствовалось напряжение. - Вот и все, что тебе нужно знать о ней.
   Фрэнси бросила на него быстрый взгляд и вернулась к спагетти. Пол посмотрел на ее склоненную голову и отложил вилку, на которую уже намотал хорошую порцию пропитанных соусом спагетти.
   - Понимаешь, я не очень люблю говорить о ней, потому что она была еврейка - не принадлежала ни к одной из семей. Но мне кажется, что моего старика как раз это и устраивало. Иметь любовницу-итальянку было бы гораздо сложнее, понимаешь? А еврейка - это не так зазорно, верно? Я хочу сказать, что ее никогда не приняли бы в семье, так что даже если бы Фэйс - ну, знаешь, твоя, как там ее, вроде как неродная бабка; тогда она была замужем за моим отцом - узнала об этом, ничего страшного не произошло. Ну повалялись немного, с кем не бывает.
   Фрэнси рискнула взглянуть на Пола. У него был такой грустный вид, что у нее возникло желание приласкать его. Она лучше многих знала, что значить проблемы с родителями.
   - Фэйс узнала об этом, так ведь?
   - Дело даже не в этом. - Он отодвинул тарелку, закинул руки за голову и уставился в темный потолок салона. - Просто она вдруг обнаружила, что для моего отца это было не просто маленькое развлечение. Он испытывал какие-то чувства к этой женщине, еврейке, Фэйс решила положить этому конец. Отлично зная, что отец из религиозных соображений никогда не разведется с ней, его жена заявила: "Или я, или она". - Пол многозначительно взглянул на Фрэнси. - Католицизм, верно? Если хочешь знать мое мнение, чертовски вредная штука.
   - Я в этом мало разбираюсь, - ответила Фрэнси.
   - Вижу. Так о чем я говорил? - Он снова уставился в потолок. - Мой старик, может быть, и наводил ужас на улицах Астории, но был при этом ревностным католиком. Ходил в церковь, вносил пожертвования, занимался делами епархии и даже питался по пятницам рыбой, хотя ненавидел ее. Вечно потом блевал в туалете, но до следующего утра не ел ничего другого.
   - Так что, видишь ли, он воспринял слова Фэйс как Евангелие. Церковь говорила, что разводиться грешно, значит, так оно и было.
   - И что случилось потом?
   - Фэйс сказала ему: "В конце концов, ничего особенного не произошло. Она же еврейка. Знала, на что шла, когда соблазняла тебя, так что переживет". Вся беда была в том, что все было как раз наоборот. Это мой отец соблазнил мать и как раз не знал, на что идет.
   - Так, значит, он продолжал встречаться с ней? - спросила Фрэнси, надеясь на счастливый конец.
   - По правде сказать, не знаю. - Пол поморгал, как будто что-то попало ему в глаз. - Мать вышла замуж за Джона Чьярамонте, профессора истории городского колледжа, где училась по вечерам два раза в неделю. Она давно знала его, и он уже делал ей предложение. Я думаю, мама торопилась, так как ждала ребенка. Она была очень практичной женщиной и всегда знала что делает, - сказал Пол с оттенком восхищения. - Поэтому, когда спустя шесть месяцев родился я, Джон даже не поинтересовался, кем был мой отец. По словам матери, он просто принял меня как родного.
   Он глубоко вздохнул.
   - Джон ее любил... - Пол на минуту замолчал, потом взглянул на Фрэнси. - Любил так же, как Черный Пол Маттачино. - Он опять засунул в рот обкусанный ноготь. - Может быть, Маттачино и встречался с ней когда-то, потому что она регулярно получала от него деньги. - Он коснулся искалеченной ноги. - Мое содержание в госпитале, операции, потом реабилитация - на все это мать получала деньги от Черного Пола.
   - Скажи, а почему ты работаешь на Бэда Клэмса? - спросила Фрэнси. Почему так ненавидишь мою мать?
   - Теперь я ее ненавижу гораздо меньше и совсем не испытываю ненависти к тебе, - сказал Пол. - Ты веришь мне?
   Девочка пожала плечами.
   - Это действительно так. Эй, помнишь, что ты там сказала насчет вранья? Так вот, это не вранье, честное слово. Все случившееся - просто борьба между Леонфорте и Гольдони, Ты и твоя мать просто-напросто попали между двух огней. Она должна была держаться от этой схватки подальше, как и полагается женщине.
   - И они убили бы ее, как убили отца, - горячо возразила Фрэнси.
   - Я в этом не участвовал, клянусь тебе. - Пол выплюнул кусок ногтя в темноту. - Это работа заезжих талантов, меня же держали в тени. - Он махнул рукой. - Между нами говоря, я считаю, что решение убить твою мать было неправильным. Она крепкий орешек, как и ты. - Он улыбнулся. - Но теперь она здорово мне подгадила.
   - Профессиональный риск.
   Пол уставился на Фрэнси широко открытыми глазами, затем изумленно фыркнул:
   - Ну и язычок у тебя, девочка.
   Она пристально посмотрела, на него:
   - А может быть, дело не только в семейных счетах. Ты ведь ненавидел Фэйс, я знаю.
   - Конечно, я ненавидел эту стерву. Она убила человека, которого я любил как отца - Черного Пола.
   - А правда ли это?
   Он поднял руку:
   - Клянусь душой своей матери. - Он скривился. - Надеюсь, что Фэйс получила по заслугам и сейчас горит в аду.
   - Тут попахивает местью.
   - Откуда ты набралась этого, девочка, из дурацких фильмов?
   Фрэнси посмотрела на мать, лежавшую в темноте:
   - Как ты думаешь, с ней все в порядке?
   - Конечно.
   Пол успокаивающе похлопал ее по руке, и она опять уселась на скамейку.
   - Девочка, скажи мне одну вещь. Мать когда-нибудь брала тебя в Святую Марию в Астории?
   - Ты имеешь в виду монастырь?
   Во взгляде Пола промелькнуло какое-то непонятное выражение.
   - Да, монастырь. Святого Сердца Девы Марии.
   Фрэнси утвердительно кивнула:
   - Много раз.
   - Ты видела там старую леди, настоятельницу?
   - Каждый раз как приезжала туда.
   - а о чем вы говорили? О религии или о чем-либо еще?
   - Да, - ответила Фрэнси. - О религии.
   Но глаза ее при этом скользнули куда-то в сторону, и он понял, что она лжет. Это не имело значения, их разговоры его не интересовали. Он наклонился к ней поближе:
   - А ты встречала там кого-нибудь еще?
   Фрэнси увидела, как напряглось его лицо, возле глаз собрались морщины, линия рта обозначилась жестче, стала определенней.
   - Конечно, массу других людей. Монахинь, конечно. Кто еще может быть в монастыре?
   - Разумеется. Кто же еще? - сказал он так тихо, что ей пришлось напрячь слух, чтобы расслышать его слова.
   - Скажи мне, не встречала ли ты там монахиню, которую я тебе опишу?
   - А зачем тебе это?
   Он наклонился еще ближе:
   - Это очень важно, девочка, поверь мне.
   Его голос звучал не громче, чем шепот, которым Фрэнси разговаривала с друзьями в библиотеке.
   Она поверила ему и ответила:
   - Ладно.
   - Так вот, она довольно высокая, стройная, с длинными ногами. - Тут Пол махнул рукой, как бы отбрасывая все сказанное до этого. - Ну, да это ничего не значит, потому что она ведь носит одеяние, верно? Но она должна быть очень красива, с темными волнистыми волосами. У нее очень необычный цвет глаз, зеленый, каким бывает океан, не у берега, нет, а дальше, там где глубоко. - Он резко откинулся назад, как будто сообразив, что сказал лишнее. - Ты не видела никого похожего в Святой Марии?
   - Нет.
   Он искоса взглянул на нее:
   - Ты уверена, девочка? Ты говоришь мне правду?
   - Да.
   - Действительно?
   - Ей-богу.
   - О Боже, - прошептал он. "Ей-богу" - так говорила Джеки!
   Он долго молча смотрел на Фрэнси, пока ее лицо не начало расплываться. Даже несмотря на царящую в салоне полутьму, девочка поняла, что задела его за живое и что она должна иметь это в виду. Наконец, когда вокруг него все снова стало резким. Пол вдруг хлопнул ладонью по ее ноге.
   - Ладно, Фрэнси, - сказал он совсем другим тоном. - Давай посмотрим, что там с твоей матерью.
   - Будешь ложиться?
   - Нет еще, - ответил Николас.
   Коуи, которая спала обнаженной, завернулась в простыню и встала с кровати. Коснувшись ногой паркетного пола, она поежилась.
   - Холодный. - Потом прижалась к любимому. - А тебе не холодно?
   - Только здесь, - сказал Николас, похлопав по своей голове. - Сегодня Кшира два раза неожиданно прорывала сознание, сдвигая пространство и время. Я не мог контролировать свой мозг, как будто им управлял кто-то другой.
   - А как ты чувствуешь себя сейчас?
   - Прекрасно. Совершенно нормально.
   В огромных, темных и полных жизни глазах женщины, казалось, отражался весь блеск ночного Токио.
   - Оками-сан тебе поможет.
   Коуи прижалась к Николасу, и он еще раз осознал, как эта женщина нужна ему.
   - Сегодня вечером он пытался помочь мне, но с ним стало плохо. Оками стар, Коуи. Его ум еще достаточно остер, но он вынужден тратить его на то, чтобы противостоять многочисленным политиканам, пожирающим страну, и боюсь, что в нем не хватает той внутренней силы, которая нужна, чтобы помочь мне в моей борьбе.
   Николас надолго замолчал, глядя в окно на огни ночного Токио. Они находились высоко над центром города в ультрасовременном небоскребе со скульптурным фасадом. Николас купил там двухуровневую квартиру, гигантскую по токийским масштабам, и нанял архитектора, спроектировавшего здание, чтобы тот перепланировал интерьер. В результате получилась комбинация поверхностей из розового, серого и черного гранита, смягченная обширными панелями из светлого дерева вишни и более темного, с витой поверхностью дерева кеки.
   - Я приготовлю чай, - сказала Коуи, освобождаясь из его объятий.
   Николас смотрел на Модульную башню Наигаи. Казалось, она стоит так близко, что можно прыгнуть на ее крышу.
   Башня представляла собой паутину опорных лесов и лифтовых шахт, среди которых, как коробочки из-под шоколадных конфет, располагались полностью готовые жилые модули разнообразных размеров, чтобы люди могли менять их по мере изменения своего экономического статуса. То, что двадцать лет казалось эксцентричным, теперь стало анахронизмом - непрактичные и неуютные конструкции метаболистов были обречены на вымирание. Сейчас очень немногие люди решались жить в башне, и Николас удивлялся, почему ее до сих пор не снесли, чтобы освободить место для воплощения в жизнь новых архитектурных идей.
   Немного помедлив, он последовал за Коуи вниз по широкой лестнице с перилами из нержавеющей стали, которая вела со второго этажа. На нем располагались две спальни и ванные комнаты в традиционном японском стиле. Нижний этаж был отделан на западный манер, если не считать почти музейной коллекции изделий, собранных Николасом в Юго-Восточной Азии и Китае, заполнявшей стены и остекленные шкафы и все свободные места на мраморных и гранитных крышках кофейных столиков, буфетов и комодов.
   Следя за проворными и точными движениями любимой, он вдруг спросил ее:
   - Ты когда-нибудь думаешь о нем?
   Этот лаконичный вопрос мог бы озадачить любую женщину, но только не Коуи. Она обладала интуицией, острым, реагирующим на все нюансы умом и прекрасно знала человека, с которым жила.
   - Я почти никогда не вспоминаю о Мике Леонфорте. - Узким бамбуковым черпаком она отмерила порции зеленого чая, на ее прекрасной формы руке сверкнули бриллианты. - Слишком много горя я испытала с этим человеком. Она взглянула на Николаса светящимися от счастья глазами. - Поэтому никогда не забуду, как я счастлива, что снова обрела тебя.
   Николас наблюдал за тем, как она заканчивала процедуру приготовления чая, двигаясь по отделанной фарфором и деревом кеки кухне. В ее движениях чувствовалась уверенность, которая приходит от ощущения счастья, покоя внутреннего мира и самопонимания. Как она теперь отличается от той почти девочки, в которую он влюбился много лет назад, - как день и ночь! Так же как эта кухня отличается от большой кухни его бывшего дома в предместье города. Эту оживляло и согревало присутствие Коуи, тогда как в той было темно и холодно, как в склепе.
   - Ты скучаешь по тому дому? - спросила Коуи, проявив присущую ей проницательность.
   - Я вырос там, - ответил Николас, принимая наполненную чаем чашку из обожженной глины. - С ним связано столько воспоминаний. С этим трудно расстаться.
   - Ты жалеешь, что продал его?
   Он вздохнул:
   - Да нет, пожалуй. Но в нем случилось и много плохого. Жюстина была несчастна в нем. А уж когда она погибла в этом дорожном инциденте... - Он помолчал и отхлебнул чай. - Она так и не смогла привыкнуть к жизни в этом доме и очень хотела вернуться в Нью-Йорк.
   Коуи взглянула на него поверх края чашки.
   - Как и ты, кажется.
   - Я не знаю.
   - Конечно, хочешь, - шепнула она. - Эта мысль все время у тебя на уме, просто ты сам боишься себе признаться в этом.
   - Япония - моя родина.
   Эта все понимающая и спокойная женщина казалась ему единственной опорой в этом безумном, безумном мире.
   - Возможно, - сказала, она. - Но, может быть, ты не создан для того, чтобы иметь только одну родину. Это не для всех.
   - Сейчас я не могу вернуться.
   - Там будет видно, - возразила Коуи. - Может быть, ты вернешься скорее, чем предполагаешь.
   Он заглянул ей в глаза.
   - Я действительно должен буду вернуться, и очень скоро. Американское отделение все еще без президента. Терренс Мак-Нотон, защищающий мои интересы в Вашингтоне, уже провел предварительные переговоры с претендентами, но я собираюсь лично провести решающие встречи. Но откуда ты об этом узнала?
   Она рассмеялась, как ребенок.
   - Я просто хорошо тебя знаю.