- Ну конечно, - ухмыльнулся он. - Неужели ты думаешь, что я стал бы связываться с заурядной контрабандой кокаина? Да зачем? Слишком много латиноамериканцев замешаны в этот бизнес, и они ни за что не пустят туда ни одного чужака. Нет, я ввязался во все это только ради оружия. Своего рода хобби, понимаешь?
   Веспер поддакнула, стремясь поддержать разговор.
   - Как бы там ни было, - сказал лейтенант, облизнув губы, - я слишком много поставил на карту в этой игре, понимаешь, о чем я? Босс попал туда только благодаря моим связям, соответственно, я хочу получить за это свою долю прибыли. Я игрок, а не рядовая пешка-исполнитель, и теперь, когда появилась реальная угроза срыва, я не хочу быть замазанным ни в чем.
   - Другими словами, ты не хочешь, чтобы тебя призвали к ответу.
   Она видела, как морщинки вокруг глаз Мило обозначились еще резче.
   - Я хочу выйти из этого дерьма чистым.
   Девушка чувствовала, что он был крайне испуган. Лейтенант любил свое дело и балансировал на грани беззакония. Вероятно, ему это надоело, и он решил предпринять нечто более прибыльное, хотя и опасное, и, когда такая возможность представилась, он, не думая о последствиях, тут же ухватился за нее. Мило хотел быть игроком, а не пешкой, но к провалу не был готов.
   - Не совершай преступлений, если не уверен в своих силах.
   Мило подпрыгнул на месте, как будто его ударило электрическим током.
   - Какого черта! Я всегда в себе уверен!
   - Ладно, я могу все уладить, - сказала Веспер.
   - Ну да? Да кто ты такая? Царица Савская, что ли?
   - Я тот человек, который может избавить тебя от привлечения к ответственности. - Она посмотрела на лейтенанта. - Ведь ты же хочешь спасти свою задницу. Мило?
   Она слышала его шумное дыхание и, даже не видя его лица, знала, что он смотрит на Чезаре. Леонфорте никогда не был предан своим людям, так почему же они должны хранить верность своему хозяину?
   - Если бы он только узнал... - Мило говорил о Чезаре, и Веспер отлично его понимала.
   - Он ничего не узнает, предоставь это мне. - Девушка немного помолчала. - Ну, согласен?
   Лейтенант снова повернул голову, и зеркальные стекла его очков сверкнули в солнечном свете.
   - Это наверняка?
   - Гарантирую, - ответила она.
   Молодой человек облизнул губы и кивнул в знак согласия.
   Веспер решила тут же, без всякого промедления, вытащить из Мило все подробности относительно того, как им удалось пробраться через все многочисленные системы, но тут Чезаре позвал ее на корму катера. Она, даже не взглянув на Мило, пошла на зов с покорностью собаки.
   Чезаре в ярости размахивал руками.
   - Ты только посмотри сюда! - прокричал он, перекрывая рев моторов. Он показал ей на один из ящиков, верхняя крышка которого, обклеенная правительственными пломбами и печатями, была чуть приоткрыта.
   Веспер наклонилась вниз, чтобы посмотреть туда, куда показывал Чезаре, и он вдруг так сильно сдавил ее шею сзади, что у нее искры посыпались из глаз. Прежде чем девушка смогла перевести дыхание, он зажал ее голову между крышкой и краем ящика с оружием. Мило, наблюдавший за ними из затененной части рубки, отвернулся. Чезаре одним движением приставил к ее уху дуло пистолета.
   - Ну, сучка чертова, - задыхаясь выдавил он. Его лицо было искажено яростью. - Ты думала, тебе все сойдет с рук?
   Полузадушенная, ощущая сильную боль в шее, она с трудом пролепетала:
   - Что сойдет с рук?
   Чезаре ударил ее по затылку.
   - Это ты продала меня федералам!
   Перед глазами Николаса висел странный предмет треугольной формы темного цвета. Почувствовав исходивший от него запах, Николас с трудом удержался от рвоты. Процесс расщепления яда в его организме шел очень медленно.
   - Вот она! Власть, сила!
   Леонфорте держал в своей руке сердце Микио Оками и, пока Николас в ужасе рассматривал его, вонзил в него свои зубы. Он был весь с ног до головы покрыт кровью, как мясник на бойне. Николас не мог смотреть на раскачивающийся труп того, кто совсем недавно являлся кайсё якудзы, а теперь превратился в обыкновенный кусок мяса.
   Мик жевал сердце Оками медленно, вдумчиво, с чувством, не говоря ни слова. Николас понял: время речей миновало, настало время действовать. Он знал очень много о шаманизме. Например, ему было известно, что энергия человеческих внутренних органов вселяла громадную силу и сверхвыносливость в того, кто их поедал. И чем более знаменитым был воин, внутренности которого поглощались, тем больше сил и выносливости они придавали тому, кто их пожирал. При этом достигалась еще одна цель - вырезая жизненно важные органы врага и съедая их, можно было лишить его возможности родиться вновь.
   Наконец Леонфорте покончил с сердцем и, подойдя к трупу, ловким и с виду небрежным движением отхватил еще один кусок. Затем вернулся к Николасу, неся в руках нечто багровое и скользкое - это была печень Оками. Мик прижал ее к груди Николаса и начал что-то бормотать на странном вьетнамском диалекте.
   - Ты болен, - сказал он. - Неизлечимо болен своим еврейством. Оно подобно раку крови. Впрочем, если мне того захочется, я мог бы спасти тебя от этой болезни. - Мик рассмеялся гортанным смехом, губы и подбородок его были запачканы запекшейся кровью.
   Прикрыв глаза и слегка покачиваясь всем телом в трансе, он снова принялся бормотать какие-то заклинания, потом поднес ко рту печень и с животным рычанием принялся поедать ее кусок за куском. Странно, но он не глотал эти куски, а просто держал их во рту.
   Приблизив свою воняющую морду к лицу Николаса, он сказал с полунабитым ртом:
   - Ешь! Ешь!
   Он совал куски печени в рот Николасу, но тот крепко-накрепко сжал губы. Хищно улыбнувшись, Мик со всей силой ударил Линнера в солнечное сплетение. Задыхаясь от боли, тот раскрыл рот, и Мик в страшном поцелуе прижался своим ртом к губам Николаса и вытолкнул ему в глотку куски печени. Потом с силой сдавив ему челюсти, прошипел в ухо:
   - Глотай, Ники-малыш, иначе Оками задушит тебя до смерти.
   Конвульсивным движением Николас проглотил то, что застряло у него в горле.
   - Так-то лучше, - кивнул одобрительно Мик, - гораздо лучше.
   Он продолжал пожирать печень, разрывая ее зубами и сверкая глазами. Закончив жуткую трапезу, он произнес:
   - С тобой я еще не закончил. Нам осталось сыграть еще один акт.
   Он нежно, почти любяще прикоснулся к Николасу.
   - Отдохни, - абсолютно спокойным голосом сказал он. - Очень скоро тебе понадобятся все твои силы.
   - Договоримся? О чем договоримся?
   Вед даже не взглянул на Кроукера. Они стояли посередине двора, где Форрест выслушивал донесения своих офицеров. Сообщения были нерадостными: Чезаре Леонфорте нигде не было, и никто не имел ни малейшего понятия, как ему удалось исчезнуть, Форрест дал волю своей необузданной ярости, и в течение пяти минут все вокруг него испытали на себе его грубый нрав. Казалось, даже видавшие виды полевые офицеры и те готовы были сквозь землю провалиться.
   Усилием воли Кроукер сдержался и не сказал ни слова, когда узнал, что Веспер тоже куда-то пропала. Он-то знал, где она была. К тому же ему было известно, где находился и Бэд Клэмс. Или, точнее, где он будет примерно через час - на борту катера береговой охраны CGM-1176. Это был его последний козырь, с помощью которого он мог вызволить Маргариту. И где-то в глубине души Лью сейчас молился, как делал это ребенком каждый вечер перед сном, чтобы Бог помог ему спасти любимую.
   Вокруг него царил хаос, который мог быть вызван только правительством США, когда оно объявило чрезвычайное положение или же начало военных действий. Вооруженные до зубов люди в камуфляжной форме и с разрисованными лицами бегали туда-сюда, выкрикивая команды или выслушивая последние сообщения подчиненных. Головорезов Леонфорте с поднятыми за голову руками уводили под конвоем. Был слышен треск полевой рации на вертолете. И в центре всего этого находился Форрест. Он стоял, выпрямив спину и дирижируя действиями солдат, похожий на настоящего, одетого в смокинг дирижера. Кроукер чувствовал, как от всего существа Веда волнами исходило удовлетворение: ура! снова война!
   Однако у этой войны, как и у любой другой, была своя обратная сторона - несмотря на все усилия, главный враг ускользнул от элитных войск.
   - Давай договоримся, Форрест, - повторил сквозь зубы Кроукер.
   - Я не хочу ни с кем договариваться, - кратко ответил Вед.
   - Конечно, хочешь, - сказал Кроукер, - просто ты об этом еще не знаешь.
   Форрест отпустил одного из своих офицеров и повернулся к детективу. Тот, имея некоторый опыт проведения психологического воздействия в качестве помощника окружного прокурора, прижал к себе рыдающую Фрэнси. Лью всем телом чувствовал, как девочка дрожит, не сводя глаз с закованной в наручники матери.
   Форрест мрачно проворчал:
   - Ты что, бредишь, парень?
   - Может быть, но мне так не кажется. - Кроукер подошел поближе и, понизив голос, продолжил: - Послушай, Вед, мы действительно можем с тобой отлично поладить. У тебя есть то, что нужно мне, - Маргарита де Камилло.
   - Да, она в моих руках, и останется со мной. - Однако за холодным скептицизмом Форреста угадывался огонек заинтересованности. - А что есть у тебя, что могло бы меня заинтересовать?
   - Чезаре Леонфорте.
   Типично американское лицо Веда помрачнело.
   - Хочу сразу предупредить тебя, дружище, если ты располагаешь какой-нибудь информацией о Леонфорте, лучше скажи мне все сейчас же, иначе тебе будет предъявлено обвинение в отказе от содействия закону.
   - Не надо угрожать, друг, - мягко сказал Кроукер.
   - Я не отдам тебе госпожу де Камилло, забудь об этом, - взбрыкнул Форрест, возмутившись тем, что Кроукер обращается с ним слишком фамильярно.
   Однако Кроукер видел, что он старался не смотреть в заплаканные глаза Фрэнси.
   - Но тогда ты упустишь Леонфорте, - сказал он.
   - Что ж поделаешь, - Форрест почувствовал прилив желчи.
   - А вместе с ним и кокаиновую ниточку.
   - К черту! Найдется другая!
   - И его каналы в УНИМО.
   При упоминании УНИМО Форрест чуть не подавился. Он уже открыл рот, чтобы сказать что-то, как явился с сообщением один из его идиотов. Вед чуть было не свернул ему башку, и офицер ретировался, побледнев как полотно. Форрест принялся жевать губами, как обезумевшее животное в клетке. Наконец его бегавшие глаза остановились на Фрэнси. Не говоря ни слова, Вед долго смотрел на нее и наконец выпалил:
   - Черт бы вас всех побрал!
   - Похоже, ты окончательно потерял мозги, - сказала Майя. - А что тебе известно о нем?
   - Он клево ездит на мотоцикле, - ответил Кава.
   Он стоял у шахты крошечного лифта, который несколько минут назад поднял Николаса наверх, в "Пул Марин". Парень вернулся в кофейню и стал слушать стихи, фактически не понимая и не воспринимая их. Он продолжал думать о Николасе и о том, куда тот направился. Кто-то сидевший рядом засмеялся и что-то его спросил, но Кава на обратил на соседа никакого внимания. Он не замечал, как Майя смотрела на него, сидя на противоположном краю стола. Когда он внезапно встал и пошел на кухню, девушка последовала за ним.
   Кава нажал на кнопку, и тут же послышалось гудение спускавшегося к ним лифта.
   - Ну и что из того, что он клево ездит на мотоцикле? - продолжала Майя. - Тебе-то зачем туда лезть?
   - Затем. Каприз. - Он ухмыльнулся.
   Двери лифта бесшумно раскрылись, и Кава осторожно просунул голову в кабину.
   - Черт! - воскликнула Майя. - Чем это тут пахнет? - Она повернулась к нему. - Так ты решил ехать?
   Кава посмотрел на девушку, и она, покачав головой, вложила что-то ему в руку. Он посмотрел на свою ладонь и сжал ее в кулак.
   - Ого, - тихо сказал он.
   Сделав глубокий вдох и задержав дыхание, парень вошел в кабину лифта. Он обернулся и, прежде чем двери лифта закрылись, успел еще раз посмотреть Майе в глаза.
   Когда двери лифта снова раскрылись, но уже наверху, Джи Чи одним могучим ударом чуть было не снес Каве голову, но он успел вовремя наклониться, и кулак метрдотеля скользнул по виску, содрав с него кожу. Наклонившись вперед, парень достал свой нож с автоматически выбрасывающимся лезвием, но Джи Чи схватил его за руку и чуть не сломал ее. Нож со звоном упал на пол. Понимая, что дело приняло нешуточный оборот, Кава не придумал ничего лучше, как укусить противника в щеку. Тот ослабил хватку, и парень начал бить его коленом. Впрочем, на Джи Чи это почти не подействовало, и он продолжал с рычанием дикого зверя вжимать Каву в стенку. В его глазах парень увидел собственную смерть. Метрдотель нанес сокрушительный удар в солнечное сплетение, и Кава согнулся пополам. Уткнувшись лицом в колени, он сполз на пол, попытался достать свой упавший нож, и тут же башмак Джи Чи тяжело наступил ему на руку. Кава закричал от боли. Из его головы выветрился весь хмель и следы наркотического опьянения. Собрав все силы, он внезапно ударил противника под подбородок. Голова Джи Чи откинулась, и, пошатнувшись, он сделал шаг назад. Кава схватил нож и сунул лезвие ему между ребер. Джи Чи попытался вытащить нож из раны, издавая нечленораздельные звуки, резко качнулся назад, и Кава выпустил из руки нож, оставшийся торчать в ране. Широко раскрыв глаза, метрдотель посмотрел на свою грудь, потом перевел взгляд на Каву. Он что-то пробормотал, шагнул к нему, качаясь, и тут же рухнул на пол лицом вниз.
   Джи Чи лежал на полу и не двигался. Тяжело дыша, Кава глядел на него и беззвучно плакал. Потом дрожащей рукой прошелся по своим белым волосам. Он понял, что убил этого человека, и его тут же вырвало. Жестокие спазмы продолжались даже тогда, когда в желудке уже ничего не осталось.
   Наконец парню стало немного лучше. Он вспомнил, что внизу его ждала Майя. Кава уже хотел нажать на кнопку лифта, чтобы спуститься вниз, к своим друзьям, в привычный мир нигилизма и анархии, но что-то мешало ему это сделать. Что-то в нем изменилось. Неожиданно парню пришло в голову, что тот мятежный и воинствующий анархизм, которым он и его друзья так увлекались, был, в сущности, безопасным, рутинным и безвредным, их жизнь ничем не отличалась от тех, кто ходил на службу пять раз в неделю. Эта жизнь теперь потеряла для него всякий смысл.
   Кава вспомнил, зачем явился сюда, и отправился на поиски Николаса. Наконец он нашел его в одной из дальних комнат за рестораном, которая выглядела так, как будто ею не пользовались по крайней мере лет десять. Войдя в нее, Кава мысленно порадовался тому, что ему пришлось незадолго до этого убить человека, иначе то, что он увидел и что почуял его нос, заставило бы его вывернуться наизнанку.
   - А если ты ошибаешься?
   - Твое "если" для меня не имеет значения, и я не собираюсь тратить время на разбирательство...
   Веспер чувствовала биение пульса в висках, его не мог заглушить даже утробный рев дизелей катера. Она чувствовала запах океана, запах рыбы, запах жизни. На ее волосах сверкали брызги морской пены. Девушка поняла, что скоро наступит развязка и Чезаре убьет ее. Бэд Клэмс был в страшной ярости - его империя распадалась на мелкие осколки, и гнев этого человека сейчас выплеснется на нее. Но чувствовалось в нем и что-то такое, что давало ей надежду избежать гибели от его рук. Веспер решила первой начать наступление.
   - Так пристрели меня прямо сейчас! - выпалила она. - Давай, твой отец поступил бы точно так же!
   Девушка почувствовала, что Чезаре охватило замешательство, что он начал колебаться, и напрягла всю свою психическую энергию на то, чтобы направить его гнев по иному руслу.
   Бэд Клэмс с такой силой прижал пистолет к ее уху, что она вскрикнула от боли.
   - При чем тут мой отец?
   - Помнишь, я же работала на него? Я была одним из его лучших агентов! - Девушка почувствовала легкое головокружение от физического и психического напряжения и, сцепив зубы, продолжила: - Он настолько боялся раскрыть себя, что этот страх превратился в паранойю. Казни следовали за казнями. Когда ты приходишь в такое состояние, как сейчас, ты мне очень напоминаешь его.
   На этот раз замешательство было явным.
   - Что значит, в такое состояние, как сейчас?
   - Ты сам знаешь в какое, - сказала она как можно равнодушнее, неразумное, иррациональное.
   Это было рискованно, и она знала это. Веспер чувствовала, что находится на волосок от смерти, балансируя на тончайшей грани между жизнью и небытием - середины не было.
   - Неразумное, - повторил Чезаре, как бы пробуя слово на вкус. - Я видел отца редко, но все-таки помню, что он иногда бывал ужасно неразумным, иррациональным. - Он опустил голову. - Да, отец был иногда совершеннейшей свиньей, но в уме и изворотливости ему нельзя было отказать. Недаром же ему удавалось десятилетиями дурачить федералов!
   Веспер собрала все оставшиеся силы в комок, она ясно понимала, что сейчас в нем боролись противоположные чувства, которые он, не желая в этом признаться, испытывал к своему отцу - ненависть и обожание. Война между этими двумя чувствами была нескончаемой. Что ж, неудивительно, что Чезаре видел мир только в двух красках - белой и черной, оттенков для него не существовало.
   - Что и говорить, он был умнейшим человеком, - сказала Веспер. - И тебе никогда не удавалось контролировать его поступки, хотя, держу пари, ты не раз пытался это сделать.
   От неудобного полусогнутого положения у нее ныла спина и болела щека, прижатая к грубой деревянной доске ящика с краденым в УНИМО оружием.
   - О чем это ты? Да я никогда...
   - Конечно же, пытался! Ты хотел показать старику, как много он потерял, сбежав от семьи, хотел ткнуть его носом в свои успехи.
   - Ерунда, зачем мне это нужно? - сердито сказал Чезаре и бессознательно ослабил нажим на пистолет у ее уха.
   - Ты хотел доказать ему, что ты лучше и умнее его.
   - Я не собирался соревноваться с ним.
   - Может, и не собирался, но делал это! Ты хотел реванша, хотел сделать ему больно, отомстить за то, что он бросил тебя в детстве.
   - Но у него не было выбора! - закричал Чезаре. - Отец сделал это для блага нашей семьи.
   - Чушь собачья, и ты сам это знаешь, - продолжала Веспер гнуть свою линию. - Ему было наплевать на семью. Она мешала его честолюбивым планам. Он презирал эту тихую гавань и хотел иметь лишь власть и деньги, жить на пределе возможного.
   - Нет, ты врешь, я знаю, что это не так! - Чезаре убрал пистолет от ее уха.
   Веспер с болью в спине распрямилась и увидела, что он смотрит на нее уже по-другому. Она смогла переключить его гнев на иной объект.
   - Я права, Чезаре, - ясным и спокойным голосом сказала девушка. - Твой отец сделал свою карьеру в Токио. В 1947 году он спал с Фэйс Гольдони, но когда вышел из госпиталя, между ними все кончилось. Потом было много других женщин, целая вереница юбок - именно так он называл своих любовниц.
   Чезаре был бледен, как бы парализован тем страхом, который подавлял в себе много лет. Джеки была совершенно права: он действительно был точно таким же, как его отец. Но разве не этого он сам хотел? И да, и нет. Пока мальчик подрастал, отец был для него идолом, хотя он совсем не знал его. Он сочинял длинные истории про своего отца и его подвиги, которые никогда и никому не рассказывал. Ему нужны были эти истории, чтобы не возненавидеть отца, как это сделала Джеки за то, что он бросил их всех.
   Женщина за женщиной - вереница юбок. Джон и Чезаре Леонфорте - отец и сын - два одинаковых человека. Боже!
   Веспер чувствовала, что надвигалась эмоциональная вспышка, грозившая перейти в слепую разрушительную мощь.
   - Ты лжешь, - сказал Чезаре хриплым шепотом, но в голосе его не чувствовалось никакой уверенности. Его глаза красноречиво говорили о том, что он верил каждому ее слову. Ей удалось обезоружить его, если не в буквальном, то в переносном смысле. - Ты так молода, откуда тебе все это знать?
   Веспер сделала шаг в его сторону.
   - Он сам рассказывал мне об этом, Чезаре. Он хвастался своими победами над женщинами. Рассказывая об этом мне, он тем самым еще выше поднимался в собственных глазах.
   Чезаре пристально смотрел на девушку, но не видел ее, его взгляд был обращен в прошлое.
   Веспер подошла к нему еще на один шаг и продолжила ровным бесстрастным голосом:
   - Если я что-то и узнала о твоем отце, так это то, что он никого и ничего не любил, как будто не был человеком.
   Чезаре моргнул.
   - Не был человеком? - Он слегка покачивался, как будто находился в состоянии транса.
   Веспер совсем близко подошла к нему.
   - Он был просто неспособен любить или быть любимым. Любить для него было так же невозможно, как дышать водой вместо воздуха.
   Чезаре сделал шаг назад, но Веспер продолжала наступать, безжалостно и неумолимо играя роль обвиняющей совести.
   - Ты совсем такой же, как он, Чезаре!
   - Нет!
   - Да!
   Глаза девушки светились изнутри, ветер поднял ее волосы вокруг головы, как нимб вокруг богини.
   - У тебя нет веры в Бога, нет способности хранить верность, ничего нет. Ты весь - одно эгоистическое "я", таким же был и твой отец. Я смотрю на тебя и не вижу ничего - пустое место, вакуум, ничем не заполненное пространство, вот ты кто.
   Чезаре затряс головой, не в силах вымолвить ни слова, Веспер словно загипнотизировала его.
   - Как ты думаешь, почему твоя сестра перестала с тобой разговаривать? Только потому, что ты ударил ее?
   - Я и сам бы хотел это знать, - чуть слышно прошептал он, и соленый морской ветер тотчас унес его слова прочь.
   - Но ты же знаешь, Чезаре. И всегда это знал. Джеки разглядела в тебе то, о чем я говорила, и это привело ее в ужас. Может, она любила тебя когда-то - а я уверена, что так оно и было. Но твое равнодушие и коварство убили эту любовь. Уже тогда ты становился слишком похожим на своего отца, и она не могла этого вынести. - Девушка ткнула в него пальцем:
   Это ты заставил ее уйти, а теперь она мертва.
   Боковым зрением Веспер видела, как из рубки появился Мило. Он уже собирался что-то прокричать, но девушка знаком остановила его. Лейтенант жестом показал на белесое от яркого солнечного света небо. Она осторожно посмотрела в указанном направлении и увидела приближающийся к ним вертолет.
   "Это Кроукер", - подумала Веспер, едва сдержав вздох облегчения, и в этот момент услышала выстрел. Чезаре стоял на коленях, к виску был прижат пистолет. На какое-то мгновение она решила, что Бэд Клэмс застрелился. Нет, он был для этого слишком большим эгоистом! Девушка встала на колени и обняла его. Сердце Чезаре билось так сильно, словно готово было разорвать грудную клетку. Его сильная аура сморщилась до размеров кулака.
   - Я хочу это сделать, - прошептал он. Палец на курке пистолета дрожал. - Я хочу.
   - Нет, - сказала Веспер, - не надо.
   Она видела, что он испытывает горькое чувство отверженности. И тут же нервное напряжение отпустило ее. Теперь девушка искренне не хотела смерти Чезаре и изо всех сил пыталась удержать его от рокового шага. Звук вертолетных винтов становился все ближе и громче, водная гладь вокруг катера покрылась мелкой рябью от воздушных потоков.
   - Это федералы, - сказала Веспер лейтенанту. - Глуши двигатели. Прикажи команде сдаться без сопротивления.
   Мило мрачно кивнул.
   Она повернулась к Чезаре. Его глаза были мутными. Такими бывают глаза еще теплых трупов. Мысленно он был уже где-то в ином месте и другом времени.
   - Джеки?
   И тогда она все поняла и ответила ему:
   - Я здесь, Чезаре.
   - Джеки... прости меня.
   - Я знаю, ты сожалеешь о случившемся.
   Палец за пальцем она сняла его руку с пистолета и забрала оружие. До них доносились звуки вертолетного винта, как будто это хлопали крылья ангелов.
   - Джеки... - Он прерывисто вздохнул.
   - Все в порядке, Чезаре. - Веспер взяла его голову в свои руки и прижала к груди, нежно покачивая из стороны в сторону. - Теперь уже все в порядке.
   - Похоже, ты умер, и никто не пришел тебя воскресить.
   - Ты воскресил меня. - Николас слабо улыбнулся и пожал Каве руку. Спасибо за помощь.
   - Да не стоит, чего тут особенного.
   Они разговаривали в одной из дальних кладовок ресторана "Пул Марин". Ни один из них не сказал ни слова о том, что произошло в той комнате, где Кава нашел Николаса. Парень не хотел знать, почему там висел изувеченный труп старика, а Николасу не хотелось вспоминать только что пережитый ужас. У него впереди было еще много дней и ночей для таких воспоминаний.
   - Тебе бы не мешало полежать в больнице, старина.
   Линнер отрицательно покачал головой. Теперь, когда Кава снял его с крюка, он чувствовал себя гораздо лучше, процесс расщепления яда ускорился, но все еще не был вполне завершен, и Николасу далеко еще было до прежнего нормального состояния.
   - Есть еще одно дельце, не терпящее отлагательств.
   В мозгу вновь возникло залитое кровью лицо Мика и его слова: "А с тобой я еще не кончил. Нам осталось сыграть последний акт".
   Николас вспомнил капельницу с ядом, который медленно поступал в его вены, третью цепь, свисавшую с потолка, и третью капельницу с пластиковым мешочком, наполненным жидкостью янтарного оттенка, готовую для третьей жертвы.
   - Не обижайся, - сказал Кава, - но тебе надо лечь в постель, и как можно скорее.
   "А с тобой я еще не кончил".
   Николас знал, куда направился Мик. Встав на ноги, он почувствовал сильное головокружение и чуть не упал. Хорошо, что парень успел подскочить и поддержать его.
   - Вот видишь! Что я тебе говорил!
   Николас повернулся к своему спасителю:
   - Кава-сан, человек, который захватил меня в плен, сейчас на свободе, и я очень боюсь, что он снова собирается совершить убийство.
   Парень уставился на него широко раскрытыми глазами:
   - Убийство? Такое же, как то?
   - Да.