Зуев Ярослав. Охота на рэкетиров

   По окончании службы Протасов рвался к жене, связь с которой потерял почти полгода назад, и зазывания друга Вовчика слушал вполуха. Если вообще слушал. Друг Вовчик, основываясь на зрелой крестьянской смекалке, полагал, что друга Валерку в Киеве ничего хорошего не ждет. И, кстати, оказался прав. Он утроил усилия, но отговорить Протасова от возвращения в Киев было так же легко, как заставить паровоз ездить по тропинкам парка. Валера и Вовчик расстались на Киевском вокзале Москвы. Дальше поезда у них были разные.
   Протасова в Киеве и вправду ждала банальная супружеская неверность. Ольга полюбила другого, и он уже занял место Протасова не только в женском сердце, но и в их крошечной студенческой гостинке. Протасов нагрянул, как снег на голову. Зрелище очкастого задохлика, валявшегося поперек кровати, которую Протасов два года назад смастерил собственными руками, привело его в состояние неописуемой ярости. Валерий ухватил злосчастного очкарика за шкирку и вышвырнул в окно, которое позабыл предварительно открыть. К счастью для всех троих, квартира Протасовых помещалась на высоком, но все же первом этаже. Новый избранник Ольги сломал левую ногу и вывихнул плечо. Протасов загудел на пятнадцать суток. Отсидел честно, подметая улицы от рассвета и до заката, в составе команды алкашей и дебоширов. Вышел на волю и уехал к отцу в Припять.
   Вернувшись в Киев, когда лето подходило к концу, Валерий восстановился в институте. Жизнь потекла своим чередом. Дважды Протасов вынимал из почтового ящика письма от друга Вовчика. Вовчик в обоих звал к себе. Во втором, помимо прочего, хвастался, что устроился на службу в милицию. Протасов ответил скупою отпиской, и на том связь прервалась.
   С тех пор прошло почти десять лет. И вот, по истечении такого немалого срока, образ доблестного херсонского милиционера Владимира Волыны всплыл в измученном мозгу Протасова, пробуждая надежду на прекращение затянувшегося кошмара.
   Протасов ухватился за ни разу в жизни не виданные серо-красные погоны Вовчика, как пожарный за брандспойт.
   Он произнес фамилию Волына, уповая как на Вовчика, так и на его всесильного некогда дядю-милиционера, хотя и понимал прекрасно, что воды немало утекло. Дядя мог давно уйти на пенсию, да и с Вовчиком все, что угодно, могло стрястись.
   И все же фамилия была произнесена. Сперва старший сержант, первым услыхавший про Валыну, подумал, что Протасову мало, и он вздумал поугрожать. Второй мыслью сержанта было соображение, что задержанный решил сделать чистосердечное признание и сдать пистолет, упрятанный где-то в джипе. И только когда Протасов повторил внятно: «Свяжитесь с полковником Волыной», милиционеры, наконец, поняли, в чем, собственно, дело. Звание Протасов указал наудачу, но, к счастью, угадал без ошибки. Побои сразу прекратились. Милиционеры удалились на экстренное совещание. Похоже, что кому-то звонили. Протасова аккуратно стянули с дыбы и даже приютили на облезлом диванчике. Валерий помалкивал, радовался жизни и ожидал дальнейшего поворота событий. Они не замедлили развернуться.
   Через час в отделение прибыл тучный пожилой полковник. Стоило нарядить полковника в шаровары, обуть в трофейные сапоги с загнутыми кверху носками, снятые с самолично зарубленного янычара, обмотать поясницу шитым бисером кушаком да привесить к бедру кривую саблю — лучшего воплощения Тараса Бульбы было, пожалуй, не сыскать. Лихие усы и почти казацкий чуб уже присутствовали на месте.
   Грузного полковника сопровождал одетый по гражданке мужчина, в котором Протасов, к огромной радости и облегчению, узнал Вовчика Волыну. Армейские друзья бурно обнялись.
   Безо всяких формальностей троица покинула отделение. Выглядело мероприятие легко и просто, как будто бы старый дедушка забрал младшеклассника с продленки. Правда, по пути Вовчику пришлось подпирать Протасова плечом. Они уселись в черную служебную «Волгу» и направились в город Цюрюпинск.
   — Ну вот, — лыбился от уха до уха Вовчик. — Хотя бы через десять лет в гостях у меня побываешь, земеля…
   — Это… — потихоньку приходил в себя Протасов. — Это… То есть… «Ниссан-патрол» бы мой у них забрать…
   — Как говна, так и ложку? — заржал Вовчик.
   Смех вышел не слишком искренним, из чего следовало, что Вовчик хорошо знает местные расклады, о которых Валерию оставалось только догадываться.
   — Ты, брат, радуйся, что живым вышел…
   — Да я радуюсь, — честно признался Валерий.
   — Так чего про джип заладил, зема? — еще шире улыбнулся Вовчик. — Джип, он что — кусок железа говеного.
   Заметив, как вытянулось лицо Протасова, Вовчик успокаивающе добавил.
   — Ладно, земеля. Не вешай нос. Дядя Гриша чего-нибудь придумает…
   — Не балаболь, Володя, — осадил племянника полковник. — Хватит языком мести.
   «Волга» доставила Валерия с Вовчиком к небогатому сельскому дому на самой окраине Цюрюпинска.
   — Спасибо, дядя Гриша, — сказал Вовчик, покидая машину.
   — Спасибо Вам, — скромно добавил Протасов.
   Полковник сдержанно кивнул, пообещал посодействовать с джипом, вслед за чем служебная «Волга» унесла его прочь. Куда-то в сторону центра города.
   Старые друзья плечом к плечу вошли в неказистое жилище. Дом был одноэтажным, выглядел древним и очень ветхим. Из тех, в которых лучше не чихать, чтобы не вызвать обвала. Двор оказался забитым полагающимся в таких случаях мусором, серыми от времени досками, кусками шифера, черепками горшков, ржавыми железяками, колесами, остовом детской коляски и много еще чем, все в том же духе.
   Двери были перекошены и протяжно заскрипели, пропуская приятелей внутрь.
   — Я с мамкой живу, — извиняющимся тоном предупредил Волына. — Она, того… не ходит почти.
   Штукатурка стен и потолков кое-где осыпалась, обнажая проволочные сетки каркаса вперемешку с какой-то соломой. Дощатый пол стонал под ногами.
   — Копыта не сломай, — вполголоса произнес Вовчик.
   В комнате стояли кровати армейского образца времен министра обороны СССР товарища Малиновского,^[36] если не более отдаленных. В углу примостилась сложеная из огнеупорного кирпича закопченая крестьянская печка. Именно того типа, на которой Иванушка-дурачок в сказках катался. Пахло сыростью и старьем, со слабым оттенком квашенной капусты и еще чего-то съестного.
   — Так вот и живешь? — спросил Протасов, брезгливо наморщив нос.
   — Угу, — уныло отозвался Вовчик.
   — Голимый сарай, — пробормотал Валерий.
   — Чего ты говоришь? — не расслышал Волына.
   — Мать то где? — предпочел не уточнять свою оценку Волыниного жилища Протасов.
   — Да там, — Вовчик смущенно улыбнулся, неопределенно махнув куда-то в сторону сеней. — Во второй комнате. Чтобы нам не мешать…
   — Не женатый? — спросил Протасов, хотя, пожалуй, мог бы и не спрашивать.
   Вовчик мотнул головой.
   — Где ж твои девки-огонь? — Валера припомнил слова Вовчика десятилетней давности.
   — Испеклися девки, — ковыряя в носу, мрачно признался Волына, — перегорели, зема. Все до единой. По-любому.
   — Я думал, ты в органах, блин?
   Вовчик окончательно сник.
   — Такие дела, зема… — сказал он как-то неуверенно, — такие дела, что уже нет…
   Протасов понимающе хмыкнул, хотя, конечно, ни черта не понимал. Кроме того, что жизнь, бывает, поворачивается разными местами, иногда и жопой, от тюрьмы и от сумы никому зарекаться не стоит, так что и удивляться нечему.
   — Зато ты, зема, крутой, — протянул Волына, прочитав протасовские мысли у того на лице.
   — Крутой, — коротко кивнул Валерий, — и круче меня, только мои уши.
   Оба неловко топтались посреди убогой комнаты.
   — Пожрать бы чего, — прервал затянувшееся молчание Протасов.
   Вовчик сразу оживился. Приятели сварганили ужин. Вовчик куда-то вышел, вернувшись в комнату с трехлитровой банкой самогона.
   — Сам гонишь, братишка?
   Вместо ответа Волына наполнил стаканы до краев.
   — Ну, за встречу, — сказал Вовчик, поддевая вилкой целый стог квашенной капусты.
   — За встречу, — эхом отозвался Протасов. Оба опрокинули стаканы. Волына крякнул, прослезившись.
   Протасов задохнулся и полез в сковородку за яичницей. Сковородка была глубокая, чугунная. Яйца — оранжево-красные, настоящие, от крестьянских кур, не имеющие почти ничего общего с теми блеклыми образинами, которыми питаются горожане.
   — Уф, хорошо!
   — Ну что?.. — Вовчик утер набежавшую слезинку грубой заскорузлой ладонью, — что, зема?.. Между первой и второй перерывчик небольшой?..
   — Точно.
   Бахнули по второй. Вскорости и по третьей. Помянули Советскую Армию. Посудачили о том, о сем. Протасов ненавязчиво выяснил, что старый армейский друг из органов внутренних дел вылетел уже пару лет как.
   — За что, блин?
   — А… — невесело отмахнулся Волына. — А пошли они в пень, зема…
   На гражданке Вовчик попробовал заняться фермерством, но очень скоро прогорел.
   — Дела, зема, ни валко ни шатко и так шли… — Волына воткнул вилку в шкварку величиной с биг-мак. — А тут поездка в Харьков подсуетилась… Арбузы продавать…
   — Ну и как съездилось?
   — Клево, — Вовчик потянулся за стаканом. — По-любому. Арбузы забрали, морду набили. Еле «Камаз» выковырял с того Харькова. Спасибо, дядя Гриша подсобил. По своим каналам.
   По словам Вовчика выходило так, что на текущий момент он не просто сидит на мели. А еще и по уши в долгах.
   В голове Протасова потихоньку созрел план. Он изложил Вовчику суть проблемы, упустив большинство подробностей и сведя дело к тому, чтобы найти на Южном берегу Крыма, а скорее всего — в Ялте, одного нехорошего человека, и отобрать у него похищенные ценности.
   — Он, блин, по жизни слизняк конкретный, — обнадежил Вовчика Протасов, — его только разок за жабры взять, — сам все отдаст. Еще, блин, и в жопу поцелует.
   — А что за ценности, зема?
   — Не твоего ума дело, — Протасов принял важный начальственный вид. — Между нами расчет в гринах будет. А захочешь, я твою долю деревянными отсыплю. Мне по барабану.
   Услыхав про грины, Вовчик утер внезапно накативший пот и оглушительно прочистил нос.
   — Мне деньги до зарезу надо…
   — Ну так… — Протасов развел руками в стороны, давая понять, что никаких проблем не видит.
   — Сколько я буду иметь, зема? — спросил Вовчик, в горле у которого стало сухо, как в сердце пустыни Калахари.^[37]
   Протасов напрягся, что-то обсчитывая в уме.
   — Кусков двадцать, я так думаю…
   — Купонов?.. — задохнулся Волына.
   Протасов молча покрутил у виска.
   — Баксов, братишка. Двадцать тонн хрустящих, салатовых гринов.
   — Иди ты… — у Вовчика захватило дух.
   Протасов покончил с яичницей и отломив хлеб, принялся вымакивать жир со сковородки.
   — Кто еще в деле? — спросил земляка Волына, когда к нему вернулся дар речи.
   Протасов, после короткого раздумья, ответил, что, похоже, больше никого и нету. Только они двое.
   Хотя сам толком не знал. План не возвращать бриллианты Ледовому вызрел в Протасовской голове, едва он пересек Киевское КП на Обуховской трассе, в самом начале погони. Идея заворожила Валерия, как удав кролика. Перспективы открывались такие, что у Протасова меркло в глазах. Правда, опрокинув Ледового, о возвращении в Киев можно было забыть. Ну так Протасова, по большому счету, в городе ничего и не держало. По крайней мере, ничто там не стоило стольких миллионов баксов. В натуре.
   Валерий в дороге собирался озвучить свои мысли, позвав в долю Атасова, Армейца и Бандуру, хотя здорово опасался услышать в ответ «нет». В особенности от Атасова, любившего корчить из себя человека чести, или от Бандуры, который, похоже, всерьез втрескался в Кристину Бонасюк. Во время их встречи под Херсоном он открыл было рот, да Атасов спал, положив голову на Гримо, а Армеец с Бандурой упоенно пожирали пирожки. Обстановка показалась Протасову не той, и он отложил разговор на потом.
   «Когда камни будут в руках, тогда и побазарим конкретно», — пообещал себе Протасов.
   Ну а в самом скором времени его задержала милиция, а друзья куда-то исчезли. Слово «бросили» Протасов не произносил даже мысленно, но оно само все чаще приходило на ум. «Бросили, сукины дети…» — То, что сам велел им ехать дальше, из головы после побоев как-то улетучилось.
   Протасов решил продолжать поиски Бонифацкого в одиночку, надеясь добраться до камней раньше команды Атасова. Как поступить с Атасовым, Армейцем и Бандурой, он пока не знал. Не определился в душе, делиться с ними, или кидать, как Ледового с Правиловым. А потому, просто решил не забивать себе этим вопросом голову. До поры до времени.
   «Доберемся, блин, до камушков, а там и поглядим».
   Протасов и Вовчик пропили примерно до полуночи. Вовчик в селе привык ложиться рано, и давно уже кунял носом. С Протасовым вообще все было ясно.
   Они как-то доползли до кроватей, а Волына ухитрился еще и погасить свет. Ночь прошла спокойно. Оба спали беспробудным сном пьяных праведников.

* * *

   Волына встал раньше петухов и сразу приступил к делу, подключившись к поискам Бонифацкого гораздо энергичнее, чем на то рассчитывал сам Валерий.
   — Вставай, зема, — будил он Протасова часов в пять утра. — Вставай.
   — Ты что, опух? — очумело бубнил Протасов, — ночь на дворе.
   — Шестой час, земеля. Ехать пора. По-любому. Куй деньги не отходя от кассы. — В глазах Вовчика горел нездоровый свет охватившей его золотой лихорадки. — Да и адрес твоего лоха из Ялты у нас уже в кармане.
   Он протянул Протасову бумажку, на которой, почерком Вовчика, с большим количеством досадных грамматических ошибок, был указан ялтинский адрес Вацлава Бонифацкого. Впрочем, и Валерка не был грамотеем.
   — Какой адрес? — не понял спросонья Валерий. — Что за говно? У меня от Правилова совсем другой адресок имеется.
   — Все точно, зема, — немного растерялся Вовчик. — Этот адрес для меня с самого утра пробили.
   — Кто пробил? Дядя Гриша? — подозрительно спросил Протасов, у которого тревожно засосало под ложечкой.
   — Не-а, — потряс головой Вовчик, очень довольный собой. — Крым, земеля, не в дядегришиной компетенции. Брательник у меня в Крыму. Двоюродный. Не последний человек, в группировке грачей…
   — Адресок братан подцепил? — заскрежетал Протасов, буравя Вовчика уничтожающим взглядом. — Ты чего, блин, в натуре? Оборзел? Крымскую братву впутать решил?
   Протасов был сам не свой. Желание придушить незадачливого приятеля охватило все его существо.
   Вовчик начал клясться и божиться, что слова лишнего брату не сказал.
   — Я братана из кровати вытянул. Еще, блин, и пяти не было. Слова лишнего не сказал. Попросил уточнить, лично для меня. Как брат для брата.
   — Кстати, зема, — продолжал Вовчик, видя, что Протасов немного успокоился. — Слышь, а?
   — Чего, блин?
   — Братан сказал, Бонифацкий — крутой. «Не знаю, — говорит, — чего тебе от него понадобилось, но чтобы ты знал — он человек конкретный…».
   — Да гонит, — досадливо отмахнулся Протасов. — Напускал тебе пурги, а ты, в натуре, уши развесил. Ладно. Поехали, давай.
   Ехать еще с вечера было решено на мотоцикле с коляской, доставшемуся Вовчику в наследство от умершего еще в восемьдесят третьем отца.
   Вовчик опустился в сарай и вскоре вывел во двор битый жизнью К-750, года эдак 65-го. Мотоцикл был выкрашен черной краской. Краска кое-где облупилась. По настоянию Вовчика оба присели на дорожку и лишь затем уселись в мотоцикл. Без приключений миновали КП, ставшее для Протасова фатальным всего какие-то сутки назад. Сразу в Ишуни Вовчик свернул направо.
   — Чего крюкана давать? — объяснил он удивленному Протасову. — Срежем немного. Тут при советах, земеля, хрен бы ты проехал. Весь западный Крым военные занимали. Сплошная, блин, запретная зона была.
   Протасов не возражал. И все же они заплутали, в начале девятого каким-то образом оказавшись в Саках.^[38]
   — Что за Саки, в натуре? — тряс кулаками в воздухе Протасов. — Ты ж, блин, говорил, мы в Симферополь едем? Не знаю я никаких Саков!
   — Да какая разница?! — огрызнулся Вовчик, не собираясь признавать вину. — Саки — даже лучше.
   Протасов предпочел смолчать. Дорога опускалась прямо к экватору, и в девять приятели достигли Северной стороны Севастополя.
   — Тут что, мост? — спросил Протасов, тщательно разглядывавший карту.
   Вовчик хлопнул себя по лбу.
   — Тьфу ты, черт! Возвращаться придется…
   Они обогнули Севастополь по окружной. Проехали Инкерман, дружно вылупившись на боевые корабли, застывшие посреди бухты.
   — Ух ты, Вовчик, ни черта себе. Это наши или российские.
   — Советские, — хмыкнул Волына, и по-своему был прав.
   Дорога пошла серпантином вверх в сторону Малахова кургана. На трассе появилось изрядное количество экскурсионных автобусов.
   — Что это? — Волына вращал головой во все стороны света.
   — Диорама обороны Севастополя, — сообщил приятелю Протасов. Перед собою смотри, блин, пока нас экскурсанты не переехали.
   — Не боись, — бодро откликнулся Волына. Настроение у него было — хоть куда. Чувствовалось, что засиделся Вовчик в своем селе и радуется свободе, как сбежавший из клетки кабан.
   Они выехали на Южный Берег через тоннель в бухте Ласпи, проделали оставшиеся четыре десятка километров и, наконец, очутились в Ялте.

* * *

   Дорога рассекала район дорогих особняков на две неравномерные части и плавной дугой спускалась к морю. Море синело совсем неподалеку, пробуждая мысли об отпуске. Мотоцикл пошел накатом. Разговаривать стало легче.
   — На берегу так оживленно людно, а у воды, плещется как мираж…^[39] — невероятно фальшивя, неожиданно запел Протасов. Мотоцикл подбросило на колдобине:
   — Древний корабль, грозное чье-то судно, тешит зевак, и украшает пляж…
   — Ты чего, зема? На солнце перегрелся?!
   Протасов пропустил обидное замечание мимо ушей.
   — В море б окунуться, — мечтательно произнес он, — в море бы…
   — Впереди милиция, — оборвал Валерия Волына.
   — Где?
   — Да вон, зема. Глаза протри.
   И действительно, впереди замаячил бело-синий патрульный автомобиль, мирно припаркованный на тротуаре.
   — Не смотри на них, — посоветовал Валерий Волыне. — Будешь глазами есть — мигом остановят. Рефлекс у них такой.
   — Не учи ученого, — огрызнулся Вовчик. — Я, между прочим, сам в милиции служил.
   — Заметно, в натуре.
   Волына принялся тормозить.
   — Ты бы вообще стал, — с издевкой предложил Протасова.
   Вовчик одарил Протасова испепеляющим взглядом:
   — Ствол спрячь.
   — Чего? Не понял?
   — Ничего, — гаркнул Волына раздраженно. — «ППШ» мой подальше заныкай.
   Валерий засунул видавший виды (не исключено, что и под Сталинградом и на Курской Дуге, и еще где) пистолет-пулемет системы Шпагина глубоко в ноги.
   — Всунул, блин, — отрапортовал он.
   — Гаишники в Ялте вредные, — серьезно сказал Вовчик.
   — Избалованные, блин, — поддакнул Протасов. Почти как в столице.
   — Приезжих дохрена. Из России — особенно.
   Они тихонько проехали мимо. Оба — затаив дыхание. Милиционеры в машине даже не шелохнулись.
   — И правильно, — с облегчением выдохнул Волына. — Чего цепляться к двум мирным колхозникам?
   — Накаркаешь, в натуре.
   Они прокатились еще метров пятьдесят, когда Вовчик остановил мотоцикл.
   — Где-то тут, зема.
   — Где, блин?
   — Один из этих домов, земеля.
   — Твою мать, а? Ни номеров, ни табличек. Хуже, блин, чем в забитом селе.
   Вовчик откликнулся обиженным бурчанием:
   — Давно городским заделался, да?
   Перед ними протянулись бесконечные ряды заборов. Деревянных, сваренных из стальных прутьев с добавлением элементов ковки, выложенных облицовочным кирпичом. Самых разнообразных, короче говоря, и безусловно представляющих даже некоторую художественную ценность.
   — Видал, Вовчик? — неожиданно осклабился Протасов.
   — А чего тут видать, зема? Заборы одни.
   Протасов хмыкнул:
   — Один такой забор — как вся твоя хата стоит. Усекаешь?
   Вовчик оскорблено надулся.
   — Чего тут менты поделывают, хотел бы я знать? — продолжил Валерий, удовлетворенно взглянув на Волыну. Шпилька угодила в цель.
   — Работают, — процедил Вовчик, которого сопоставление родной хаты с местными заборами здорово зацепило за живое. — Работают люди.
   Протасов изобразил сомнение на лице.
   — Слушай, — неожиданно оживился Вовчик. — Давай я сгоняю, у них спрошу?
   — У кого? — Протасов подавился, — у ментов? Нашел, в натуре, у кого спрашивать.
   — Зря ты, зема. Совсем уже…
   Протасов обречено пожал плечами:
   — Валяй. Если делать нечего. Только в темпе.
   Вовчик затрусил к милицейской машине. Валерий остался в коляске.
   Через минуту Вовчик бегом вернулся к мотоциклу, затравлено озираясь на ходу. Вид у него стал таким, словно он только что получил пригласительный билет на охоту за самим собой — в качестве главного приза.
   — Привидение увидал? — Валерий встретил приближавшегося напарника насмешливо. — Забрали документы? Денег дали на общественный транспорт?
   — Обосраться и не жить! — взвизгнул Вовчик, запрыгивая в седло мотоцикла с проворством легкоатлета, седлающего гимнастического коня.
   — Хана, зема! Тикаем отсюдова!!!
   Вовчик яростно крутанул стартер. Тот ответил гробовым молчанием.
   — Щетки проклятые! — заголосил Волына, делая вторую попытку. — Вот тарантас хренов! Только не сейчас…
   — Э! Э! Э! — Валерий ухватил приятеля за руку. — Куда тикаем? Обкурился, блин?!
   — Менты, — Вовчик хватал ртом воздух, — менты…
   — Да что менты, твою мать?! Что?!
   — Убиенные!.. Замесил их кто-то. Один, похоже, вообще готовый, второй чего-то бормочет еще.
   — Да ты гонишь, — не поверил Протасов, хотя перекошенное лицо Вовчика доказывало правдивость его слов. Вовчик буквально ошалел от страха. Такая игра может и была бы под силу Смоктуновскому или Евстигнееву,^[40] но уж никак не бывшему милиционеру Волыне.
   — Да гониво, — повторил Протасов.
   — Иди, блин, сам оцени.
   — Не фиг мне делать! — Валерий отшатнулся, как от удара, — не фиг мне делать, блин.
   Настал самый подходящий момент для паники. Дело приняло серьезный оборот, застав приятелей врасплох. Ситуация грозила выйти из-под контроля.
   — Если сейчас нагрянет милиция, зема… — содрогнулся Вовчик.
   Валерий без труда представил картину, в которой к двум оглушенным милиционерам добавлялась добрая сотня дееспособных, и ему стало не по себе. Они с Вовчиком рисковали занять вакантные места козлов отпущения.
   — Тут, в натуре, и дядя Гриша из Херсона воду сольет, — сказал Протасов, подумав о крайне болезненном отношении стражей порядка к нападениям на себе подобных.
   — Пристрелят нас, зема! — четко сформулировал общие мысли Вовчик. — Пристрелят и фамилии не спросят.
   Нечеловеческим усилием воли Протасов обуздал страх и взял себя в руки.
   — Не кипишуй! — зашипел Валерий на партнера. — Сиди на стреме!
   — Ты куда, зема?!
   — Туда, — лаконично пояснил Протасов, кивая в сторону милицейской машины.
   — Кстати, Вовка! Не вздумай смыться!.. — предупредил Протасов строго, — убью, блин, на хрен!
   Не прошло и десяти минут, показавшихся Волыне сутками, как сине-белая милицейская «пятерка» затормозила в сантиметре от мотоцикла, едва не опрокинув его в кювет. Сперва с Вовчиком едва не случился инфаркт, потому как он решил, что прибыла группа захвата. Разглядев за рулем Валерия, сменившего танкошлем на форменную милицейскую фуражку, Вовчик сначала испытал облегчение, а затем протяжно застонал:
   — Ох, тюрьма нам, тюрьма!
   — Чего уставился? — рявкнул Валерий. — Я обоих ментов в бурьян перетащил. Там трава густая… Пускай отдыхают, сколько влезет. Идеальное, блин, местечко.
   — Это верный срок, зема! — астматически захрипел Вовчик. — Верняк! По-любому!
   Он хотел обругать приятеля, но язык прилип к небу.
   — Да живые они, — успокоил Протасов, испугавшись, как бы приятеля не хватил кондратий. — Жи-вы-е. Оглушенные малость… Динамит в озеро никогда не кидал?..
   Вовчик тупо глядел на Протасова, мыслями пребывая в камере смертников.
   — Да очнись, мудила! — вконец разозлился Валерий. — Тот мент, что бормотал, младший лейтенант, между прочим, он не просто так бормотал…
   — Да?
   — Два, блин! Он фамилии называл. С именами.
   — Какие? — деревянным голосом спросил Вовчик.