Страница:
— Мани давай!..
Несчастный водитель, подкреплявшийся в машине по-походному, замер с надкушенным бутербродом во рту. Жена белоруса расплескала по коленям кофе, но даже не ойкнула при этом.
— Батця! Нас грабять! — чуть ли не радостно закричал мальчик лет десяти, занимавший переднее пассажирское сидение. В левой руке пацан держал ножку копченой курицы, в правой — сжимал кружку какао и походил на водителя «Опеля», как маленькая капля воды — на большую.
Водитель молча отдал бумажник. В машине у него находились куда более значимые ценности. Те, что за деньги не купишь. Бандура молча кивнул. Отсчитал двадцать тысяч карбованцев, подумав, добавил к ним одну банкноту в сто долларов, и перебросил бумажник обратно. Немного поколебавшись, выдернул из ягуарьей шахты магнитолу — настоящий «Пионер», — тут Бонифацкий не поскупился, и вручил ее обалдевшему водителю.
— Музыку послушаешь, — пояснил Андрей, едва удержавшись от смеха, потому как лица белорусов он бы описывать не взялся.
— Ух ты! — воскликнул мальчишка. Остальные участники сцены не проронили ни звука.
— Хозяйка? — выпуская из рук пистолет, попросил Андрей. — Кофейку плесни, коли не жалко.
Белоруска, опять же молча, сразу протянула Андрею одноразовый пластиковый стаканчик, полный горячего черного кофе. Глаза у нее были зелеными, как лесные озера. И очень большими. И очень перепуганными. Бандура быстро выхлебал напиток, смял стаканчик пальцами, одновременно отпуская сцепление. «Ягуар» сорвался с места, три лица за окнами исчезли.
Уже под Бахчисараем Андрей зарулил на придорожную автозаправочную станцию и заказал полный бак. Пожелание Бандуры вызвало легкое замешательство обоих заправщиков, поскольку выполнить подобную операцию с помощью установленных на станции колонок советского образца было так же нелегко, как наполнить пивные кружки из пожарного гидранта. Впрочем, чего не сделаешь для владельца новенького «Ягуара». Заправщики постарались на совесть, и Бандура не оставил их в накладе. Он денег не жалел, полагая, что как пришли, так и ушли. Легко, то есть.
Выкатив с заправки, Бандура сразу свернул на север, намереваясь прорваться домой пустынными дорогами степного Крыма. Счетчик «ягуара» исправно отсчитывал одну сотню метров за другой, километры складывались в десятки, десятки накопились, перевалив за первую сотню. Адреналиновый шторм, бушевавший в сознании Андрея, понемногу пошел на спад. Ялта уплывала все дальше за горизонт, Киев неуклонно приближался (хотя и медленно), признаков погони не наблюдалось.
Дождь хлестал, как из ведра, что Андрею, в сущности, было только на руку. На смену чувству спасающегося со всех ног беглеца, безраздельно владевшему Андреем последние несколько часов, пришло ощущение триумфа. Хотя праздновать победу было пока что рановато, если не сказать глупо. Однако Бандура ничего не мог с собой поделать. Едва бак «Ягуара» наполнился бензином по самую горловину, Андрея охватило пьянящее торжество скалолаза, покорившего Эвереста в одних пляжных тапочках.
Победа и вправду была велика. Не окончательна, но внушительна. И цену имела немалую. Впрочем, как и все настоящие победы.
Вслед за торжеством в душу Андрея пришла сухая горечь утраты. Трое друзей полегли на пути. Судьбы их Андрей не знал. Жестокие уколы совести побуждали Бандуру немедленно пуститься на поиски Атасова, Протасова и Армейца. Инстинкт самосохранения твердил диаметрально противоположное.
«Перестань, — одергивал себя Андрей. — Ты ничем не в силах помочь им. Особенно в нынешнем положении. Ты беглец, не забывай об этом. Чтобы не произошло с ними, это уже случилось. Ты никого не сумеешь спасти, а вот Аню, Кристину и себя самого погубишь запросто…»
«Да брось, старик, — возражал себе же Бандура. — Посмотри правде в глаза. Себе-то хотя бы не ври. Это все пустые и жалкие отговорки. Чтобы проехать мимо. Чтоб не совать голову в ловушки, из которых только каким-то чудом удалось вырваться накануне».
Значительная часть сознания старательно подыскивала объективные и не очень причины, по которым любые действия, кроме немедленного возвращения в Киев, выглядели помесью умопомешательства и безответственности. Андрей механически управлял «Ягуаром», в то время как внутренние противоречия, безо всякого преувеличения, разрывали его на части.
«Ягуар» без труда доставил Андрея на пустынную возвышенность и полетел по заброшенной старой дороге. Покрытие и до вмешательства дождя было, мягко говоря, никаким, однако широченные шины и могучий мотор делали свое дело. Машина уверенно продвигалась вперед.
Бандура выехал на вполне приличную бетонку и повернул к западу, надеясь где-то впереди добраться до дороги, уходящей в сторону перекопа. Борьба внутри него шла полным ходом, но прагматик понемногу брал верх над героем. Когда ваш мозг берется вас защитить и выгородить — спорить с ним — занятие не из легких. Случись победить герою, — Бандура бы свернул на восток. Но этого не произошло. Проехав на запад пару десятков километров, Андрей обнаружил впереди желанную развилку. Нос «Ягуара» развернулся на север.
Несколько раз сверкнули молнии. Высоко в небе тучи обстреливали друг друга, будто вражеские эскадры. Дождь лился с прежней силой. По пути Андрею не встретилось ни единого автомобиля. Дорога широкой дугой огибала группу пологих, поросших бурьяном курганов. Далее следовал прямой, как взлетно-посадочная полоса, участок.
Примерно в сотне метров впереди Андрей засек едва различимый силуэт какого-то легкового автомобиля и почти не придал этому значения. Неизвестный автомобиль вроде бы стоял, что со стороны его водителя выглядело весьма разумным. Ливень достиг апогея, и его резонно было переждать. Андрей, на месте безвестного водителя, поступил бы именно так, не случись ему лететь, словно угорелому, управляя угнанной машиной, к тому же еще и с алмазами.
Дистанция между машинами быстро сокращалась. Внезапно сверкнула молния, поразившая верхушку ближайшего холма. Окрестности захлестнуло светом, как будто бы сработал чудовищных размеров рентген. Сердце Андрея тоскливо сжалось, — машина впереди была милицейской. Она стояла под углом к трассе, почти перегораживая обе полосы движения. Но Бандура не успел даже растеряться — время измерялось секундами. Он лишь крепче вцепился в руль, и наддал газу. Первые вспышки пулеметных выстрелов Андрей проглядел, ослепленный устроенным природой впечатляющим коротким замыканием. С неба сорвалась вторая молния, еще мощнее первой. С секундным отставанием грянул гром, переплюнувший артиллерийский салют. Водительская дверь милицейской машины расцвела ритмичными вспышками света, показавшимися Андрею призрачными электрическими огнями Эльма.[46] Что-то прошило лобовое стекло. По салону пронзительно взвизгнуло.
«Стреляют?! — сообразил Бандура, — они стреляют в меня?!»
А секундой позже «Ягуар» ударил патрульную машину то ли в борт, то ли в заднее крыло, и сшиб с дороги с легкостью кия, отправляющего бильярдный шар в лузу. К счастью для Андрея удар вышел по касательной. «Ягуар» не только устоял на колесах, но и продолжал двигаться вперед. Милиционерам повезло меньше. Или совсем не повезло. Их машина крутнулась волчком и кубарем покатилась в кювет.
Сила инерции швырнула Андрея на рулевую колонку, он разбил лоб в кровь и ушиб грудную клетку. Левое крыло выгнуло кверху, а водительская дверь получила внушительную вмятину, однако, похоже, повреждения иномарки тем и исчерпывались. Машина по-прежнему слушалась руля, а двигатель работал — как часы. «Шептал», как говаривал Бандура-старший.
Андрей притормозил и обернулся к месту аварии. Милицейская машина валялась в поле, подпирая тучи колесами. Косой дождь барабанил по обработанному битумом днищу. Затем Бандуре почудилось какое-то движение, передняя пассажирская дверь несмело шелохнулась. Андрей не стал ждать продолжения. Решительно отвернулся и рванул дальше.
«Это, конечно, чушь собачья, — раздумывал Андрей, быстро удаляясь с места аварии, — но я бы мог поклясться, что за рулем сидел Протасов…»
Мысль казалась безумной, — откуда бы тут взяться Валерке, тем более, на водительском месте патрульной машины?
«Я просто думаю о них постоянно, вот и все…» — успокоил себя Бандура.
«Однако быстро они сработали, — чесал голову он, подыскивая объяснение случившемуся. В первую очередь он грешил на пассажиров белорусской легковушки. — Оперативно сработали, нечегоговорить, — твердил Андрей. Других объяснений у него не было. В причастность к столкновению Бонифацкого Бандуре отчего-то не верилось. — Одно дело — пару джипов с узколобыми в погоню выслать, и совсем другое — все дороги кордонами перекрыть».
«И ведь сразу огонь на поражение открыли, — рассуждал далее Андрей. — Хотя если бульбаши сообщили ментам про мой пистолет, то с перепугу запросто могли».
«А я им, идиот, еще магнитолу фирмовую отдал…» — подвел итоги Андрей.
Как бы там ни было, авария окончательно отвратила Андрея от каких бы то ни было попыток разыскать Атасова, Протасова и Армейца.
«Ноги уносить надо, — решился, наконец, Андрей. — И чем быстрее, тем лучше. Пока мне тут окончательно кислород не перекрыли».
Бандура не только удвоил бдительность, но и внес серьезные коррективы в собственные планы. Подумав крепко, он отказался от первоначальных намерений выбираться из Крыма через Перекоп.
Дорога опять повернула на север и пошла вдоль берега. По простору Каламитского залива перекатывались водяные валы. Ветер обрывал с гребней пенные шапки и нес соляные брызги на дорогу. Волны тяжело ухали о берег и, шипя, откатывались обратно. А сверху все лил и лил дождь. Сильно пахло водорослями. В Береговом Андрей повернул на восток. Еще полчаса ходу, и он очутился как раз в эпицентре тех мест, где накануне довелось разлучиться с друзьями. В паре десятков километров к северу, в сельской больнице, боролся со смертью Армеец. Бандура горячо надеялся, что Эдику удалось выкарабкаться. Немного южнее Атасов и Гримо вступили в неравный бой. За них было еще тревожнее. Андрей хорошо знал, шансы выжить у них были ничтожными.
Сжав зубы, Бандура проехал мимо, поклявшись вернуться и отомстить.
«Ничего, — пообещал Андрей, чувствуя, как сердце сжалось от тоски и дышать стало тяжело. — Ничего. Закрою вопросы с камнями и вернусь с правиловскими гоблинами. Вот тогда и пободаемся! Землю жрать будете, клоуны!»
В Гвардейском он пересек автостраду, ведущую из Симферополя на север, к индустриальным центрам бывшего Советского Союза, и, немного забирая к югу, целенаправленно двинулся на восток.
Андрей отвлекся, представив на мгновение, как земля сотрясалась от гула конских копыт, степняки, обернувшись, пускали меткие стрелы в неповоротливых греческих гоплитов, а сталь скрежетала о сталь. Степь пылала, подожженная кочевниками.
Справа невдалеке сквозь пелену дождя Андрею почудился размытый силуэт каменной скифской «бабы», венчающий один из холмов. Может быть, изваяние и вправду стояло там, но вполне вероятно, — было лишь дорисовано разгулявшимся воображением.
Добрых десять лет прошло с тех пор, как Андрей побывал в этих краях. Правда, тогда никто никуда не спешил, он с родителями ехал на море.
Они выехали из дома гораздо позже, чем рассчитывали, пришлось ночевать по дороге. Пока Бандура-старший разжигал неказистый, но безотказный примус «Шмель», а мама занималась нехитрой походной стряпней, Андрей, предоставленный самому себе, носился по округе, играя в разведчиков. Он пробежал сотни полторы метров вдоль лесополосы, приютившей их на ночь, уклонился в поле, преодолел подъем и, в конце концов, очутился на вершине высокого кургана.
У подножия кургана царствовали богатые колючками кусты, вершина поросла травой. На плоской, открытой всем ветрам площадке Андрей с изумлением обнаружил древнюю каменную статую, то ли сурового воина, то ли не менее суровой царицы. Грубые черты иссеченного бесчисленными дождями хмурого лица не позволяли сделать однозначные выводы. Раскосые глаза из-под широких бровей смотрели на незваного пришельца неприветливо. Андрей был так поражен находкой, что сначала замер на месте, затаив дыхание, а затем с воплем ринулся наутек и в пять минут достиг лагеря. Перепуганные его криками родители бежали навстречу — отец с монтировкой в черных после примуса руках, мать со сковородой, на которой только что жарились оладьи.
Андрюша сбивчиво рассказал о своей находке, волнение улеглось, семья уселась ужинать вокруг складного походного столика. Андрюша уплетал оладьи со сгущенкой, запивая горячим какао из эмалированной армейской кружки.
Отец первым покончил с ужином, вставил в зубы сигарету. Мать занялась уборкой. Бандура-старший выпустил дым в почерневшее небо, на котором зажглись мириады звезд, повернулся к сыну.
— Давай-ка, парень, сходим, поглядим, на твоего истукана. Если, конечно, не возражаешь.
Андрей, естественно, встретил эту идею с восторгом. Мама попробовала отговорить их от прогулки, но скоро сдалась.
— Только недолго, Саша, — сказала она отцу.
— Одна нога здесь, другая там, — заверил супругу Бандура-старший.
Взявшись за руки, они поднялись на курган. Наверху был легкий ветерок, степь, посеребренная Луной, раскинулась, куда ни глянь, до горизонта, растворившегося в чернилах неба. Каменная «баба», естественно, стояла там, где оставил ее Андрей, пускаясь в паническое бегство. Раскосые азиатские глаза мрачно взирали на степь далеко внизу.
— Папа, кто его построил, как ты думаешь? — Андрюша крепко держал отца за рукав.
— Не знаю, сынок. — Бандура-старший пошарил по карманам, в поисках пачки сигарет. — Может, скифы, а может, кто до них. А может, и после. Анты, например…
— Кто такие анты?
— Жил такой народ в этих краях. Очень давно… А потом исчез…
Андрюше стало жаль антов, затерявшихся среди столетий, как оловянный солдатик, забытый на берегу речки. Как это — целый народ исчез?
— Кто их знает, — вздохнул отец, закуривая. — Могли враги истребить. Гунны, например, или авары. Или просто вымерли. Все что угодно, могло случиться… — Бандура-старший озабоченно взглянул на сына:
— А может, анты смешались с другими народами и стали нашими предками, — добавил он, чтобы ободрить Андрея.
— Ух, ты! — Андрюша с облегчением перевел дух. — Пап, а зачем они поставили тут эту каменную штуку?
Бандура-старший пожал плечами:
— Кто теперь точно скажет? Хотя, насколько я знаю, сынок, кочевники ставили такие вот памятники на могилах своих вождей.
— Да? — Бандуру-младшего захлестнули самые разнообразные эмоции. — Значит, под нами могила воина?
— Пожалуй, что и так, — согласился отец. — Какого-то богатыря, сказочного героя.
— Значит, под нами воин лежит?!
— И воин, — кивнул отец, — и его боевой конь. Скорее всего, еще и слуги, а то и жены.
— Как?! — выкрикнул Андрей, не веря своим ушам.
— Когда умирал прославленный воин, скифы хоронили вместе с ним его оружие, слуг и коней, чтобы в загробном мире у него ни в чем не было недостатка.
— Ничего себе! — выкрикнул Бандура-младший, приходя в сильнейшее возбуждение. — Хорошо, что сейчас так не делают!
— Да уж, — ухмыльнулся отец, представив подобный ритуал на похоронах командующего военным округом.
— Значит, они лежат там? — Андрюша указал пальцем под ноги
— Глубоко под землей, — поправил отец. — В самой нижней точке кургана, а то и того ниже.
— И оружие? И мечи, и шлемы? Щиты, топоры и золото? Сокровища?!
— Ну, — начал отец нерешительно, — я думаю, что наш курган уже давно разграбили. Одна каменная баба осталась.
— Кто разграбил?
— Да кто угодно, сынок. При монголах еще. А то и раньше…
— А эти скифы, что статую сделали, они раньше монголов были? — изумился Андрей, как раз изучавший в том году историю Киевской Руси. История была любимым предметом Андрея, учебник с большими иллюстрациями сверху и текстом, расположенным внизу он прочитал от корки до корки задолго до того, как окончились занятия, и наступил перерыв — до осени. Разделавшись со школьным учебником, Андрей запоем проглотил историческую трилогию Василия Яна,[47] которую взял у мамы в школьной библиотеке, а затем одолел толстый роман Скляренко[48] «Святослав».
— Раньше хана Батыя?!
— Гораздо раньше, — подтвердил отец. За тысячу лет. А то и полторы…
— Полторы тысячи?! — ахнул Бандура-младший, и примолк, переваривая услышанное.
Когда вам около десяти, временные отрезки, измеряемые тысячами, кажутся совершенно неправдоподобными.
— Тысячу… — повторил отец. — Видишь ли, сынок, это изваяние высекли человеческие руки так давно, что и представить тяжело. От мастера — и пыли не осталось, а каменная статуя стоит себе, десятки веков, и еще столько же простоит, если, конечно, вандалы какие не разрушат. Не из алюминия, к счастью, — добавил отец, улыбнувшись.
— М-да, продолжал Бандура-старший. — Когда легионеры Помпея высадились в Крыму, в погоне за Митридатом,[49] эта «баба» уже стояла здесь. Рим пал, варвары за пять или шесть столетий стали рыцарями, отправились в Крестовые походы. Колумб открыл Америку, мушкетеры дрались на дуэлях… — Отец стоял, машинально загибая пальцы. — Где-то здесь проходили степями татары, собираясь в опустошительный набег на нашу землю, а там, — отец указал на запад, — запорожские казаки зажигали сигнальные костры на караульных вежах, чтобы предупредить своих. Где-то неподалеку маршировали солдаты Кутузова,[50] с боями пробиваясь на побережье, Красная Армия разгромила белогвардейцев барона Врангеля, немецкие танки фон Манштейна[51] опрокинули в гнилое море наши войска и рванули к Севастополю, Гагарин полетел в космос… Всего и не перечислишь… А она стояла на этом холме, целые столетия, словно какой-то чуждый нашему миру пришелец из седого прошлого.
Отец прервался, озадаченно посмотрел в огромные глаза сына, ласково потрепал по голове:
— Я хотел сказать, сынок, что она неправдоподобно старая, эта скифская баба, или воин, я уж и не знаю, кто…
— Воин, — убежденно проговорил Андрюша. — Это точно, воин.
Отец взял Андрея за руку:
— Пошли спать, сынок. Мама будет беспокоиться. Да и вставать завтра рано.
Крепко держась за руки, отец с сыном осторожно спустились с холма.
Бандура поехал дальше. Вскоре слева показалась отливающая свинцом чаша Сиваша. Сиваш большей частью кутался во мглу. Берега лимана были кроваво-багровыми из-за проступавшей повсюду соли. Следом за Сивашом впереди проступили скалистые отроги. За отрогами бушевало разыгравшееся не на шутку Азовское море.
Андрей въехал в Каменку, небольшое село на самом берегу моря. Он остановил машину возле классического деревенского гастронома, сложенного из ракушечника. Внутри тесного помещения уютно пахло хлебом. Запах напомнил Андрею Дубечки, и ему стало грустно. На архаичных прилавках товаров было негусто. Господствовали картонные упаковки соли, спичек и пару сортов круп в мешках. В витрине валялись куски смальца, похожие на окаменелых моллюсков — мечту палеонтолога.
Андрей купил серый хлеб-кирпичик. Такой, который бывает только в селах и армии, и какого днем с огнем не сыщешь в столице. Добавил к хлебу шмат копченого сала с тмином и бутылку минеральной воды. Он предпочел бы «колу» или «фанту», однако не было ни той, ни другой.
Выйдя на двор, Андрей забросил покупки в машину, прошагал к колодцу, сбросил ведро на дно и с удовольствием, не торопясь, вытянул обратно. Сделал большой глоток прямо из ведра. Вода оказалась холодной и немного солоноватой. Редкие прохожие косились на «Ягуар» Бандуры, будто тот был космическим блюдцем, прибывшим на Землю с далекой галактики в туманности Андромеды. К счастью для Андрея, ливень разогнал большинство местных жителей по домам, так что фурора не получилось.
Покинув Каменку, Андрей выехал на купающуюся в дожде, омытую Сивашем и морем безлюдную Арабатскую Стрелку. Миновал руины какой-то крепости, от которых время оставило столько, сколько морская волна оставляет от детского замка на песке.
Слева от Бандуры клубился Сиваш, справа — кипело море. Дорога представляла собой узкую колею, проложенную через ракушечник. Судя по всему, колею недавно утрамбовал или грейдер, или бульдозер. Ковш тяжелой дорожной машины высек в ракушечнике бесконечную сетку, отчего у Андрея создалось впечатление, будто он преследует крупное танковое соединение. Руль иномарки дрожал мелкой дрожью, подвеска работала на износ. Андрей подумывал, а не выскочить ли на тянущийся вдоль проселка солончак, вспомнив, что высохшие соляные озера дают сто очков вперед любому другому покрытию. На них даже скоростные заезды проводят. Но мысль о соли, которая бы неминуемо облепила все днище, заставила его отказаться от этого намерения. Вокруг не было ни души, если не принимать в расчет чаек. Только волны, песок и дождь.
К семи вечера Андрей въехал в Херсонскую область, хотя и не заметил этого. Быстро смеркалось. Солнце уходило за горизонт, так ни разу не проглянув сквозь тучи. День быстро сдавал позиции ночи. Дорога пошла рядом с заброшенной узкоколейкой. Судя по виду, рельсы были мертвы не один десяток лет.
Вскоре Андрей свернул с проселка, преодолел заросший камышом овраг и осторожно выбрался на пустынный морской берег. В море толклись белые барашки, в сумерках казавшиеся фосфоресцирующими.
«Как олень, который был у меня в детстве. Я с ним еще под кровать залазил, чтоб увидеть, как он светится…»
Бандура развернул на торпеде сало и отломил горбушку душистого свежего кирпичика. Брюки тут же покрылись толстым слоем хлебных крошек, ибо по количеству крошек кирпичики не имеют себе равных.
Поужинав, Бандура опустил сидение, выкурил сигарету и едва метнул окурок в окно, как веки тяжело сомкнулись. Шум волн убаюкал Андрея, словно материнская колыбельная. Он провалился в давно заслуженный сон.
Запустив двигатель и включив отопление салона, Андрей выбрался для рекогносцировки.
Песочная поземка неприятно стеганула по щиколоткам. Волны за ночь повыбрасывали на берег водоросли, закидав густо пахнущим зеленым ковром казавшийся бескрайним пляж. Воздух был густым и влажным.
Бандура оглянулся вокруг. Картина мало чем отличалась от вчерашней. Повернувшись спиной к ветру, Андрей с наслаждением опорожнил мочевой пузырь. Затем вернулся к «Ягуару» и оценил полученные накануне повреждения. Здорово досталось левому крылу, а водительская дверь была серьезно поцарапана.
— С пивом покатит, — пробормотал Бандура, ныряя в тепло салона. — Тут без инструментов все равно ничего не сделаешь…
Андрей дорого бы отдал за глоток горячего кофе, чаю или какао, но об этом нечего было и думать. Он закурил натощак, посидел немного, склонившись над атласом автомобильных дорог, сжимая и разжимая кулаки, и напевая под нос:
Несчастный водитель, подкреплявшийся в машине по-походному, замер с надкушенным бутербродом во рту. Жена белоруса расплескала по коленям кофе, но даже не ойкнула при этом.
— Батця! Нас грабять! — чуть ли не радостно закричал мальчик лет десяти, занимавший переднее пассажирское сидение. В левой руке пацан держал ножку копченой курицы, в правой — сжимал кружку какао и походил на водителя «Опеля», как маленькая капля воды — на большую.
Водитель молча отдал бумажник. В машине у него находились куда более значимые ценности. Те, что за деньги не купишь. Бандура молча кивнул. Отсчитал двадцать тысяч карбованцев, подумав, добавил к ним одну банкноту в сто долларов, и перебросил бумажник обратно. Немного поколебавшись, выдернул из ягуарьей шахты магнитолу — настоящий «Пионер», — тут Бонифацкий не поскупился, и вручил ее обалдевшему водителю.
— Музыку послушаешь, — пояснил Андрей, едва удержавшись от смеха, потому как лица белорусов он бы описывать не взялся.
— Ух ты! — воскликнул мальчишка. Остальные участники сцены не проронили ни звука.
— Хозяйка? — выпуская из рук пистолет, попросил Андрей. — Кофейку плесни, коли не жалко.
Белоруска, опять же молча, сразу протянула Андрею одноразовый пластиковый стаканчик, полный горячего черного кофе. Глаза у нее были зелеными, как лесные озера. И очень большими. И очень перепуганными. Бандура быстро выхлебал напиток, смял стаканчик пальцами, одновременно отпуская сцепление. «Ягуар» сорвался с места, три лица за окнами исчезли.
Уже под Бахчисараем Андрей зарулил на придорожную автозаправочную станцию и заказал полный бак. Пожелание Бандуры вызвало легкое замешательство обоих заправщиков, поскольку выполнить подобную операцию с помощью установленных на станции колонок советского образца было так же нелегко, как наполнить пивные кружки из пожарного гидранта. Впрочем, чего не сделаешь для владельца новенького «Ягуара». Заправщики постарались на совесть, и Бандура не оставил их в накладе. Он денег не жалел, полагая, что как пришли, так и ушли. Легко, то есть.
Выкатив с заправки, Бандура сразу свернул на север, намереваясь прорваться домой пустынными дорогами степного Крыма. Счетчик «ягуара» исправно отсчитывал одну сотню метров за другой, километры складывались в десятки, десятки накопились, перевалив за первую сотню. Адреналиновый шторм, бушевавший в сознании Андрея, понемногу пошел на спад. Ялта уплывала все дальше за горизонт, Киев неуклонно приближался (хотя и медленно), признаков погони не наблюдалось.
Дождь хлестал, как из ведра, что Андрею, в сущности, было только на руку. На смену чувству спасающегося со всех ног беглеца, безраздельно владевшему Андреем последние несколько часов, пришло ощущение триумфа. Хотя праздновать победу было пока что рановато, если не сказать глупо. Однако Бандура ничего не мог с собой поделать. Едва бак «Ягуара» наполнился бензином по самую горловину, Андрея охватило пьянящее торжество скалолаза, покорившего Эвереста в одних пляжных тапочках.
Победа и вправду была велика. Не окончательна, но внушительна. И цену имела немалую. Впрочем, как и все настоящие победы.
Вслед за торжеством в душу Андрея пришла сухая горечь утраты. Трое друзей полегли на пути. Судьбы их Андрей не знал. Жестокие уколы совести побуждали Бандуру немедленно пуститься на поиски Атасова, Протасова и Армейца. Инстинкт самосохранения твердил диаметрально противоположное.
«Перестань, — одергивал себя Андрей. — Ты ничем не в силах помочь им. Особенно в нынешнем положении. Ты беглец, не забывай об этом. Чтобы не произошло с ними, это уже случилось. Ты никого не сумеешь спасти, а вот Аню, Кристину и себя самого погубишь запросто…»
«Да брось, старик, — возражал себе же Бандура. — Посмотри правде в глаза. Себе-то хотя бы не ври. Это все пустые и жалкие отговорки. Чтобы проехать мимо. Чтоб не совать голову в ловушки, из которых только каким-то чудом удалось вырваться накануне».
Значительная часть сознания старательно подыскивала объективные и не очень причины, по которым любые действия, кроме немедленного возвращения в Киев, выглядели помесью умопомешательства и безответственности. Андрей механически управлял «Ягуаром», в то время как внутренние противоречия, безо всякого преувеличения, разрывали его на части.
«Ягуар» без труда доставил Андрея на пустынную возвышенность и полетел по заброшенной старой дороге. Покрытие и до вмешательства дождя было, мягко говоря, никаким, однако широченные шины и могучий мотор делали свое дело. Машина уверенно продвигалась вперед.
Бандура выехал на вполне приличную бетонку и повернул к западу, надеясь где-то впереди добраться до дороги, уходящей в сторону перекопа. Борьба внутри него шла полным ходом, но прагматик понемногу брал верх над героем. Когда ваш мозг берется вас защитить и выгородить — спорить с ним — занятие не из легких. Случись победить герою, — Бандура бы свернул на восток. Но этого не произошло. Проехав на запад пару десятков километров, Андрей обнаружил впереди желанную развилку. Нос «Ягуара» развернулся на север.
Несколько раз сверкнули молнии. Высоко в небе тучи обстреливали друг друга, будто вражеские эскадры. Дождь лился с прежней силой. По пути Андрею не встретилось ни единого автомобиля. Дорога широкой дугой огибала группу пологих, поросших бурьяном курганов. Далее следовал прямой, как взлетно-посадочная полоса, участок.
Примерно в сотне метров впереди Андрей засек едва различимый силуэт какого-то легкового автомобиля и почти не придал этому значения. Неизвестный автомобиль вроде бы стоял, что со стороны его водителя выглядело весьма разумным. Ливень достиг апогея, и его резонно было переждать. Андрей, на месте безвестного водителя, поступил бы именно так, не случись ему лететь, словно угорелому, управляя угнанной машиной, к тому же еще и с алмазами.
Дистанция между машинами быстро сокращалась. Внезапно сверкнула молния, поразившая верхушку ближайшего холма. Окрестности захлестнуло светом, как будто бы сработал чудовищных размеров рентген. Сердце Андрея тоскливо сжалось, — машина впереди была милицейской. Она стояла под углом к трассе, почти перегораживая обе полосы движения. Но Бандура не успел даже растеряться — время измерялось секундами. Он лишь крепче вцепился в руль, и наддал газу. Первые вспышки пулеметных выстрелов Андрей проглядел, ослепленный устроенным природой впечатляющим коротким замыканием. С неба сорвалась вторая молния, еще мощнее первой. С секундным отставанием грянул гром, переплюнувший артиллерийский салют. Водительская дверь милицейской машины расцвела ритмичными вспышками света, показавшимися Андрею призрачными электрическими огнями Эльма.[46] Что-то прошило лобовое стекло. По салону пронзительно взвизгнуло.
«Стреляют?! — сообразил Бандура, — они стреляют в меня?!»
А секундой позже «Ягуар» ударил патрульную машину то ли в борт, то ли в заднее крыло, и сшиб с дороги с легкостью кия, отправляющего бильярдный шар в лузу. К счастью для Андрея удар вышел по касательной. «Ягуар» не только устоял на колесах, но и продолжал двигаться вперед. Милиционерам повезло меньше. Или совсем не повезло. Их машина крутнулась волчком и кубарем покатилась в кювет.
Сила инерции швырнула Андрея на рулевую колонку, он разбил лоб в кровь и ушиб грудную клетку. Левое крыло выгнуло кверху, а водительская дверь получила внушительную вмятину, однако, похоже, повреждения иномарки тем и исчерпывались. Машина по-прежнему слушалась руля, а двигатель работал — как часы. «Шептал», как говаривал Бандура-старший.
Андрей притормозил и обернулся к месту аварии. Милицейская машина валялась в поле, подпирая тучи колесами. Косой дождь барабанил по обработанному битумом днищу. Затем Бандуре почудилось какое-то движение, передняя пассажирская дверь несмело шелохнулась. Андрей не стал ждать продолжения. Решительно отвернулся и рванул дальше.
«Это, конечно, чушь собачья, — раздумывал Андрей, быстро удаляясь с места аварии, — но я бы мог поклясться, что за рулем сидел Протасов…»
Мысль казалась безумной, — откуда бы тут взяться Валерке, тем более, на водительском месте патрульной машины?
«Я просто думаю о них постоянно, вот и все…» — успокоил себя Бандура.
«Однако быстро они сработали, — чесал голову он, подыскивая объяснение случившемуся. В первую очередь он грешил на пассажиров белорусской легковушки. — Оперативно сработали, нечегоговорить, — твердил Андрей. Других объяснений у него не было. В причастность к столкновению Бонифацкого Бандуре отчего-то не верилось. — Одно дело — пару джипов с узколобыми в погоню выслать, и совсем другое — все дороги кордонами перекрыть».
«И ведь сразу огонь на поражение открыли, — рассуждал далее Андрей. — Хотя если бульбаши сообщили ментам про мой пистолет, то с перепугу запросто могли».
«А я им, идиот, еще магнитолу фирмовую отдал…» — подвел итоги Андрей.
Как бы там ни было, авария окончательно отвратила Андрея от каких бы то ни было попыток разыскать Атасова, Протасова и Армейца.
«Ноги уносить надо, — решился, наконец, Андрей. — И чем быстрее, тем лучше. Пока мне тут окончательно кислород не перекрыли».
Бандура не только удвоил бдительность, но и внес серьезные коррективы в собственные планы. Подумав крепко, он отказался от первоначальных намерений выбираться из Крыма через Перекоп.
Дорога опять повернула на север и пошла вдоль берега. По простору Каламитского залива перекатывались водяные валы. Ветер обрывал с гребней пенные шапки и нес соляные брызги на дорогу. Волны тяжело ухали о берег и, шипя, откатывались обратно. А сверху все лил и лил дождь. Сильно пахло водорослями. В Береговом Андрей повернул на восток. Еще полчаса ходу, и он очутился как раз в эпицентре тех мест, где накануне довелось разлучиться с друзьями. В паре десятков километров к северу, в сельской больнице, боролся со смертью Армеец. Бандура горячо надеялся, что Эдику удалось выкарабкаться. Немного южнее Атасов и Гримо вступили в неравный бой. За них было еще тревожнее. Андрей хорошо знал, шансы выжить у них были ничтожными.
Сжав зубы, Бандура проехал мимо, поклявшись вернуться и отомстить.
«Ничего, — пообещал Андрей, чувствуя, как сердце сжалось от тоски и дышать стало тяжело. — Ничего. Закрою вопросы с камнями и вернусь с правиловскими гоблинами. Вот тогда и пободаемся! Землю жрать будете, клоуны!»
В Гвардейском он пересек автостраду, ведущую из Симферополя на север, к индустриальным центрам бывшего Советского Союза, и, немного забирая к югу, целенаправленно двинулся на восток.
* * *
Вокруг пролегла древняя каменистая степь, в незапамятные времена бывшая родным домом киммерийцам, скифам и сарматам. Дым их очагов некогда вился над шатрами, поблизости кочевий паслись тучные табуны низкорослых, выносливых лошадей. То здесь, то там равнину сторожили курганы, немые свидетели той далекой эпохи.Андрей отвлекся, представив на мгновение, как земля сотрясалась от гула конских копыт, степняки, обернувшись, пускали меткие стрелы в неповоротливых греческих гоплитов, а сталь скрежетала о сталь. Степь пылала, подожженная кочевниками.
Справа невдалеке сквозь пелену дождя Андрею почудился размытый силуэт каменной скифской «бабы», венчающий один из холмов. Может быть, изваяние и вправду стояло там, но вполне вероятно, — было лишь дорисовано разгулявшимся воображением.
Добрых десять лет прошло с тех пор, как Андрей побывал в этих краях. Правда, тогда никто никуда не спешил, он с родителями ехал на море.
Они выехали из дома гораздо позже, чем рассчитывали, пришлось ночевать по дороге. Пока Бандура-старший разжигал неказистый, но безотказный примус «Шмель», а мама занималась нехитрой походной стряпней, Андрей, предоставленный самому себе, носился по округе, играя в разведчиков. Он пробежал сотни полторы метров вдоль лесополосы, приютившей их на ночь, уклонился в поле, преодолел подъем и, в конце концов, очутился на вершине высокого кургана.
У подножия кургана царствовали богатые колючками кусты, вершина поросла травой. На плоской, открытой всем ветрам площадке Андрей с изумлением обнаружил древнюю каменную статую, то ли сурового воина, то ли не менее суровой царицы. Грубые черты иссеченного бесчисленными дождями хмурого лица не позволяли сделать однозначные выводы. Раскосые глаза из-под широких бровей смотрели на незваного пришельца неприветливо. Андрей был так поражен находкой, что сначала замер на месте, затаив дыхание, а затем с воплем ринулся наутек и в пять минут достиг лагеря. Перепуганные его криками родители бежали навстречу — отец с монтировкой в черных после примуса руках, мать со сковородой, на которой только что жарились оладьи.
Андрюша сбивчиво рассказал о своей находке, волнение улеглось, семья уселась ужинать вокруг складного походного столика. Андрюша уплетал оладьи со сгущенкой, запивая горячим какао из эмалированной армейской кружки.
Отец первым покончил с ужином, вставил в зубы сигарету. Мать занялась уборкой. Бандура-старший выпустил дым в почерневшее небо, на котором зажглись мириады звезд, повернулся к сыну.
— Давай-ка, парень, сходим, поглядим, на твоего истукана. Если, конечно, не возражаешь.
Андрей, естественно, встретил эту идею с восторгом. Мама попробовала отговорить их от прогулки, но скоро сдалась.
— Только недолго, Саша, — сказала она отцу.
— Одна нога здесь, другая там, — заверил супругу Бандура-старший.
Взявшись за руки, они поднялись на курган. Наверху был легкий ветерок, степь, посеребренная Луной, раскинулась, куда ни глянь, до горизонта, растворившегося в чернилах неба. Каменная «баба», естественно, стояла там, где оставил ее Андрей, пускаясь в паническое бегство. Раскосые азиатские глаза мрачно взирали на степь далеко внизу.
— Папа, кто его построил, как ты думаешь? — Андрюша крепко держал отца за рукав.
— Не знаю, сынок. — Бандура-старший пошарил по карманам, в поисках пачки сигарет. — Может, скифы, а может, кто до них. А может, и после. Анты, например…
— Кто такие анты?
— Жил такой народ в этих краях. Очень давно… А потом исчез…
Андрюше стало жаль антов, затерявшихся среди столетий, как оловянный солдатик, забытый на берегу речки. Как это — целый народ исчез?
— Кто их знает, — вздохнул отец, закуривая. — Могли враги истребить. Гунны, например, или авары. Или просто вымерли. Все что угодно, могло случиться… — Бандура-старший озабоченно взглянул на сына:
— А может, анты смешались с другими народами и стали нашими предками, — добавил он, чтобы ободрить Андрея.
— Ух, ты! — Андрюша с облегчением перевел дух. — Пап, а зачем они поставили тут эту каменную штуку?
Бандура-старший пожал плечами:
— Кто теперь точно скажет? Хотя, насколько я знаю, сынок, кочевники ставили такие вот памятники на могилах своих вождей.
— Да? — Бандуру-младшего захлестнули самые разнообразные эмоции. — Значит, под нами могила воина?
— Пожалуй, что и так, — согласился отец. — Какого-то богатыря, сказочного героя.
— Значит, под нами воин лежит?!
— И воин, — кивнул отец, — и его боевой конь. Скорее всего, еще и слуги, а то и жены.
— Как?! — выкрикнул Андрей, не веря своим ушам.
— Когда умирал прославленный воин, скифы хоронили вместе с ним его оружие, слуг и коней, чтобы в загробном мире у него ни в чем не было недостатка.
— Ничего себе! — выкрикнул Бандура-младший, приходя в сильнейшее возбуждение. — Хорошо, что сейчас так не делают!
— Да уж, — ухмыльнулся отец, представив подобный ритуал на похоронах командующего военным округом.
— Значит, они лежат там? — Андрюша указал пальцем под ноги
— Глубоко под землей, — поправил отец. — В самой нижней точке кургана, а то и того ниже.
— И оружие? И мечи, и шлемы? Щиты, топоры и золото? Сокровища?!
— Ну, — начал отец нерешительно, — я думаю, что наш курган уже давно разграбили. Одна каменная баба осталась.
— Кто разграбил?
— Да кто угодно, сынок. При монголах еще. А то и раньше…
— А эти скифы, что статую сделали, они раньше монголов были? — изумился Андрей, как раз изучавший в том году историю Киевской Руси. История была любимым предметом Андрея, учебник с большими иллюстрациями сверху и текстом, расположенным внизу он прочитал от корки до корки задолго до того, как окончились занятия, и наступил перерыв — до осени. Разделавшись со школьным учебником, Андрей запоем проглотил историческую трилогию Василия Яна,[47] которую взял у мамы в школьной библиотеке, а затем одолел толстый роман Скляренко[48] «Святослав».
— Раньше хана Батыя?!
— Гораздо раньше, — подтвердил отец. За тысячу лет. А то и полторы…
— Полторы тысячи?! — ахнул Бандура-младший, и примолк, переваривая услышанное.
Когда вам около десяти, временные отрезки, измеряемые тысячами, кажутся совершенно неправдоподобными.
— Тысячу… — повторил отец. — Видишь ли, сынок, это изваяние высекли человеческие руки так давно, что и представить тяжело. От мастера — и пыли не осталось, а каменная статуя стоит себе, десятки веков, и еще столько же простоит, если, конечно, вандалы какие не разрушат. Не из алюминия, к счастью, — добавил отец, улыбнувшись.
— М-да, продолжал Бандура-старший. — Когда легионеры Помпея высадились в Крыму, в погоне за Митридатом,[49] эта «баба» уже стояла здесь. Рим пал, варвары за пять или шесть столетий стали рыцарями, отправились в Крестовые походы. Колумб открыл Америку, мушкетеры дрались на дуэлях… — Отец стоял, машинально загибая пальцы. — Где-то здесь проходили степями татары, собираясь в опустошительный набег на нашу землю, а там, — отец указал на запад, — запорожские казаки зажигали сигнальные костры на караульных вежах, чтобы предупредить своих. Где-то неподалеку маршировали солдаты Кутузова,[50] с боями пробиваясь на побережье, Красная Армия разгромила белогвардейцев барона Врангеля, немецкие танки фон Манштейна[51] опрокинули в гнилое море наши войска и рванули к Севастополю, Гагарин полетел в космос… Всего и не перечислишь… А она стояла на этом холме, целые столетия, словно какой-то чуждый нашему миру пришелец из седого прошлого.
Отец прервался, озадаченно посмотрел в огромные глаза сына, ласково потрепал по голове:
— Я хотел сказать, сынок, что она неправдоподобно старая, эта скифская баба, или воин, я уж и не знаю, кто…
— Воин, — убежденно проговорил Андрюша. — Это точно, воин.
Отец взял Андрея за руку:
— Пошли спать, сынок. Мама будет беспокоиться. Да и вставать завтра рано.
Крепко держась за руки, отец с сыном осторожно спустились с холма.
* * *
К шестнадцати ноль-ноль «Ягуар» по мосту пересек мутные воды Северо-Крымского канала. По-прежнему лил дождь. Капли пузырились по поверхности канала, который собирался покинуть берега.Бандура поехал дальше. Вскоре слева показалась отливающая свинцом чаша Сиваша. Сиваш большей частью кутался во мглу. Берега лимана были кроваво-багровыми из-за проступавшей повсюду соли. Следом за Сивашом впереди проступили скалистые отроги. За отрогами бушевало разыгравшееся не на шутку Азовское море.
Андрей въехал в Каменку, небольшое село на самом берегу моря. Он остановил машину возле классического деревенского гастронома, сложенного из ракушечника. Внутри тесного помещения уютно пахло хлебом. Запах напомнил Андрею Дубечки, и ему стало грустно. На архаичных прилавках товаров было негусто. Господствовали картонные упаковки соли, спичек и пару сортов круп в мешках. В витрине валялись куски смальца, похожие на окаменелых моллюсков — мечту палеонтолога.
Андрей купил серый хлеб-кирпичик. Такой, который бывает только в селах и армии, и какого днем с огнем не сыщешь в столице. Добавил к хлебу шмат копченого сала с тмином и бутылку минеральной воды. Он предпочел бы «колу» или «фанту», однако не было ни той, ни другой.
Выйдя на двор, Андрей забросил покупки в машину, прошагал к колодцу, сбросил ведро на дно и с удовольствием, не торопясь, вытянул обратно. Сделал большой глоток прямо из ведра. Вода оказалась холодной и немного солоноватой. Редкие прохожие косились на «Ягуар» Бандуры, будто тот был космическим блюдцем, прибывшим на Землю с далекой галактики в туманности Андромеды. К счастью для Андрея, ливень разогнал большинство местных жителей по домам, так что фурора не получилось.
Покинув Каменку, Андрей выехал на купающуюся в дожде, омытую Сивашем и морем безлюдную Арабатскую Стрелку. Миновал руины какой-то крепости, от которых время оставило столько, сколько морская волна оставляет от детского замка на песке.
Слева от Бандуры клубился Сиваш, справа — кипело море. Дорога представляла собой узкую колею, проложенную через ракушечник. Судя по всему, колею недавно утрамбовал или грейдер, или бульдозер. Ковш тяжелой дорожной машины высек в ракушечнике бесконечную сетку, отчего у Андрея создалось впечатление, будто он преследует крупное танковое соединение. Руль иномарки дрожал мелкой дрожью, подвеска работала на износ. Андрей подумывал, а не выскочить ли на тянущийся вдоль проселка солончак, вспомнив, что высохшие соляные озера дают сто очков вперед любому другому покрытию. На них даже скоростные заезды проводят. Но мысль о соли, которая бы неминуемо облепила все днище, заставила его отказаться от этого намерения. Вокруг не было ни души, если не принимать в расчет чаек. Только волны, песок и дождь.
К семи вечера Андрей въехал в Херсонскую область, хотя и не заметил этого. Быстро смеркалось. Солнце уходило за горизонт, так ни разу не проглянув сквозь тучи. День быстро сдавал позиции ночи. Дорога пошла рядом с заброшенной узкоколейкой. Судя по виду, рельсы были мертвы не один десяток лет.
Вскоре Андрей свернул с проселка, преодолел заросший камышом овраг и осторожно выбрался на пустынный морской берег. В море толклись белые барашки, в сумерках казавшиеся фосфоресцирующими.
«Как олень, который был у меня в детстве. Я с ним еще под кровать залазил, чтоб увидеть, как он светится…»
Бандура развернул на торпеде сало и отломил горбушку душистого свежего кирпичика. Брюки тут же покрылись толстым слоем хлебных крошек, ибо по количеству крошек кирпичики не имеют себе равных.
Поужинав, Бандура опустил сидение, выкурил сигарету и едва метнул окурок в окно, как веки тяжело сомкнулись. Шум волн убаюкал Андрея, словно материнская колыбельная. Он провалился в давно заслуженный сон.
* * *
Проснулся Андрей рано. Еще и пяти не было. Обнаружил, что продрог до костей таким образом, замерз так, что зуб на зуб не попадал. Окна в машине запотели. Сильный порывистый ветер заставлял «Ягуар» подрагивать.Запустив двигатель и включив отопление салона, Андрей выбрался для рекогносцировки.
Песочная поземка неприятно стеганула по щиколоткам. Волны за ночь повыбрасывали на берег водоросли, закидав густо пахнущим зеленым ковром казавшийся бескрайним пляж. Воздух был густым и влажным.
Бандура оглянулся вокруг. Картина мало чем отличалась от вчерашней. Повернувшись спиной к ветру, Андрей с наслаждением опорожнил мочевой пузырь. Затем вернулся к «Ягуару» и оценил полученные накануне повреждения. Здорово досталось левому крылу, а водительская дверь была серьезно поцарапана.
— С пивом покатит, — пробормотал Бандура, ныряя в тепло салона. — Тут без инструментов все равно ничего не сделаешь…
Андрей дорого бы отдал за глоток горячего кофе, чаю или какао, но об этом нечего было и думать. Он закурил натощак, посидел немного, склонившись над атласом автомобильных дорог, сжимая и разжимая кулаки, и напевая под нос: