Страница:
Мысли Анны текли вяло, как масло на морозе. Ледовой бросил трубку, вернулся к жене и крепко стянул ее руки и ноги веревками. Анна осталась безучастной. Он отволок ее в соседнюю комнату и оставил на полу.
— Попозже с тобой разберусь, — зловеще пообещал Виктор Иванович, притворяя за собой дверь. За секунду до того, как дверь полностью закрылась, Ледовой щелкнул выключателем, и комната погрузилась во тьму.
«Не разберешься, — подумала Анна, и ей сделалось почти что весело. — Я умираю, и это замечательно. И не страшно вовсе. Это как в детстве. Температура под сорок, лежишь себе под одеялом, ивсе тебе до лампочки». Мысли о малолетнем сыночке Анна гнала от себя, как могла.
Где-то через час особняк Ледового наполнился шумом. Видимо, к мужу прибыли вызванные им подкрепления. Как и предполагала Анна, все эти люди и в самом деле принадлежали к миру воров.
— Правилов продал меня, Ворона, — громко сказал Ледовой прямо за дверью Анькиной комнаты.
— Сука, — злобно обронил кто-то.
— Я его с улицы подобрал, — продолжал Виктор Иванович с холодной яростью. Я вор в законе. Я эту кодлу красноперую манал, когда он перед генералами раком ползал.
— Траву красил, — добавил грубый голос. — И это, как его, — кровати по нитке выстраивал. Пес поганый.
— Теперь он умрет, — глухо закончил Ледовой.
«Вот и пропал дядя Олег, — безразлично подумала Анна, разбуженная шумом, поднятым гостями Ледового, — Ну и пошел он…»
— А этих двух клоунов на воротах кто поставил? — сильно шепелявя, спросил другой, очень грубый мужской голос.
— Олег…
— Так чего ты ждешь?! Чтоб они шухер подняли?!
— Правильно, — сказал Ледовой немного раздосадовано.
«Вот и нет обоих мальчиков. И хрен с ними…».
— Звони Правилову, пусть едет сюда, — предложил третий голос, показавшийся Анне зловещим.
Мужские голоса переместились куда-то дальше, так что Анне стало не слышно. Она устала прислушиваться, закрыла глаза и, свернувшись калачиком, попробовала отключиться. Вскоре ей это удалось.
Минут за пятнадцать до разговора с Виктором Ивановичем в кабинете Правилова прозвучал еще один телефонный звонок. Он тоже был с дачи. С Олегом Петровичем связался старший из охранников. Тот, что сопровождал Правилова в «Дубовом Гаю», был некогда советским офицером, родился на Сырце и от своего деда знал многое о тайнах Сырецкого леса. Охранник доложил Правилову о том, что к Виктору Ивановичу только что понаехали гости.
— Чистые урки, Олег Петрович, — взволнованно говорил охранник. — Две машины. Человек восемь всего.
— Где Ледовой?
— В доме. Разговаривает с ними. Встретил во дворе. Обнялись. Потом поднялись в дом. Между собой говорили, что вроде как еще люди должны подъехать.
— Докладывай по обстановке, — приказал Правилов, вешая трубку на рычаг. А затем позвонил Ледовой и пригласил его к себе. И что-то в голосе Виктора Ивановича здорово не понравилось Олегу Петровичу. Что-то стало не так. Правилов попробовал дозвониться охране, но телефон на воротах молчал. Тогда он набрал мобильный номер племянницы, и после десятка долгих гудков из динамика заскрипел голос Ледового:
— Алло?
Правилов нажал отбой и уселся размышлять над тем, что же там такое стряслось.
— Что-то скверное на даче творится… — сказал Правилов убежденно. — Это яснее ясного. Но вот вопрос, — что?
Олег Петрович сгорбился в кресле, мучительно размышляя, а груда окурков стремительно росла, грозя похоронить пепельницу.
— Что-то там не так. Ох, не так.
Вразумительных ответов у Правилова не было. Развитое чувство опасности ни разу в жизни не подводило Олега Петровича. Интуиция обострилась на войне, и дважды спасала Правилову жизнь. Он не всегда следовал своему чутью — военные — люди подневольные, но прислушивался к нему — всегда. Таково было железное правиловское правило. Сейчас чутье говорило Олегу Петровичу, что ехать на дачу — нельзя. Вот нельзя — и баста.
— Гребаное минное поле, — пробормотал Олег Петрович и нажал кнопку селектора.
— Да, Олег Петрович, — в селекторе ожила секретарша-Инночка.
— Инночка… Немедленно разыщи мне вот кого, — и Правилов назвал имена наиболее преданных ему людей. Все они были подобраны самим Правиловым из числа бывших советских офицеров. — Пускай немедленно явятся сюда.
Распорядившись, Правилов приготовился ждать. Когда отставники появились в кабинете, Олег Петрович отдал приказ проверить оружие и ждать его в джипе.
— На войну, Олег Петрович? — поинтересовался один из бывших офицеров.
Вместо ответа Правилов жестом выставил всех за дверь. Встал и вытряхнул пепельницу в ведро с мусором, нацепил плечевую кобуру, вложил в нее пистолет, предварительно лязгнув затвором. Поколебавшись, вынул из сейфа второй ствол, всунул под ремень за спину. Воинственные приготовления совсем не успокоили Правилова. Ведь он не был мальчиком.
Олег Петрович уселся за стол, достал фотографию доченьки и долго смотрел в ее глаза. Лиличке на фото было тринадцать. Снимок сделали, когда у Правилова еще была семья.
Он уже совсем было собрался выходить, когда на столе снова зазвонил телефон. Правилов снял трубку, ожидая услышать гневный голос Ледового.
— Олег Петрович, г-гм?
— Правилов слушает.
— Поришайло Артем Павлович, г-м, беспокоит.
Правилов снова сел в кресло, не зная, чего еще ожидать. Поришайло застал его врасплох.
— Олег Петрович, — вкрадчиво заговорил Поришайло. — Я вам звоню вот по какому вопросу. Нам необходимо встретиться, г-м.
— Зачем? — сухо спросил Правилов, ожидая, что вот она, реакция на беспредел, в который его втравил Виктор Иванович.
«Быстро разобрались, — подумал Олег Петрович. — Хотя, по делу, гадать было нечего. Одно дело доказать вину, — совсем другое — наказать виновных».
— Это не телефонный разговор, Олег Петрович, — спокойно ответил Поришайло. — Могу лишь сказать, г-м, что в нашей встрече вы должны быть заинтересованы даже более чем я, г-м…
— Почему? — спросил Правилов, но Поришайло отвечать не спешил:
— Г-гм.
— Когда?
— Немедленно, Олег Петрович. Дело не терпит отлагательства. Поверьте мне.
Правилов почему-то поверил.
— Где?
— В сквере возле «Золотых Ворот». Ваш джип мои люди знают. Мои машины будут ждать вас прямо напротив выхода из метро, г-м. Обе марки «Тойота Лэнд Круизер». Вы не спутаете.
Правилов решил, что навряд ли.
— Поехали, — рявкнул Правилов через минуту, хлопая дверцей своего «Паджеро».
Воздух казался удивительно свежим, несмотря на толчею машин в центре. Улицы задыхались от транспортных потоков, в центре же творилось настоящее столпотворение.
— Закрыли б центр для старья разного, — весело предложил один из людей Правилова. — К примеру, не пускать легковушки старше пяти лет. Чтоб голытьба взрослым людям кататься не мешала.
Двое других радостно заржали.
— А обслуживать вас, козлов, кто будет?! — злобно поинтересовался Правилов. — Жрать готовить, толчки ваши пробивать, лампочки вам вкручивать? Дерьмо за вами выгребать?
— По пропускам, Олег Петрович, — пояснил охранник. — Спецпропуск, — и вывози на здоровье.
— Какой ты грамотный, — покачал головой Правилов. — Ладно, заткните пасти…
Правилов опустил окно, подставив лицо влажным освежающим потокам. Над крышами только что громыхало. Пахло озоном и зеленью, которая в Киеве — на каждом шагу.
Не доехав до Оперного театра, они свернули с бывшей Ленина, ныне Богдана Хмельницкого, проехали две сотни метров по улице композитора Лысенко и очутились у «Золотых Ворот». Выглядели «Ворота» бутафорскими, какими, в сущности, и были.
Джипы Поришайло стояли там, где тот обещал.
— Оружие к бою, — приказал Правилов, офицеры выполнили приказ.
— Если «Тойоты» тронутся с места, а я не выйду, — открывайте огонь на поражение, — распорядился Правилов, покидая салон «Паджеро».
Трое вылупились на шефа, ожидая, что тот шутит. Однако Правилов не думал шутить.
Своей обычной пружинистой походкой Правилов срезал угол сквера и забрался в ближайший «Лэнд Круизер».
— У меня в машине люди, они вооружены и готовы на все, — сказал он Поришайло вместо приветствия.
— Очень хорошо, — кивнул Поришайло, — верные люди нам, г-м, понадобятся.
Правилов уставился на Артема Павловича, в недоумении приоткрыв рот.
— Олег Петрович, — продолжал Поришайло, как ни в чем не бывало, — вы человек военный, г-м, по сему я не стану ходить вокруг, г-м, да около. Послушайте это, — и Артем Павлович воткнул кассету в шахту магнитофона. Из динамиков трескуче заговорил Ледовой.
Правилов слушал, и волосы на его голове шевелились. Худшие опасения Правилова сбылись. В машине не было сказано ни слова. Когда запись подошла к концу, Олег Петрович так и остался сидеть, понурив голову и крепко сжав кулаки.
— Это не монтаж, — сказал Поришайло, хотя Правилов и без него понимал, что к чему. — Запись телефонных переговоров выполнена моими людьми. Тут ведь и ваш с ним разговор есть.
Правилов угрюмо молчал.
— Олег Петрович. Ваш шеф вызвал на дачу уголовников, г-м. Вас, считайте, приговорили. Как только вы явитесь туда, Вам немедленно вскроют вены.
Правилов и без Поришайло понимал, что так оно и будет. Как и догадывался из-за чего.
— У Виктора Ивановича, — следовал далее Поришайло, — похищено нечто исключительно ценное. Дорогостоящее, во-первых, и, скорее всего, уже оплаченное его деловыми партнерами с Кавказа. А они не те люди, с которыми, г-гм, шутки шутят. Виктор Иванович полагает, что вы, Олег Петрович, в ответе, по крайней мере, за своих охранников. Люди ваши с охраной не справились, ценности прошляпили. Это минимум обвинений, г-м, так сказать.
Правилов поморщился. Колючие слова Ледового: «Правилов сдал, Правилов изменил» еще звенели у него в ушах. Хорош минимум.
— Ну и, Виктор Иванович подозревает, что вы приложили руку к похищению, — спокойно подвел черту Поришайло. — Вы же знаете, г-м, что вас ожидает.
Правилов знал. Он в упор поглядел на Поришайло:
— Хочу вас заверить также, что я к похищению, г-м, не имею ни малейшего отношения, — холодно констатировал Поришайло.
— А кто имеет? — мрачно спросил Правилов.
— Похититель оказался третьим лицом… — Поришайло усмехнулся. Эдакий седой Будда в строгом деловом костюме, расположившийся на широком кожаном сидении внедорожника. — Мои люди тоже оказались не на высоте… Но сейчас, г-м, сейчас они идут по следу.
— Как и мои ребята, — вслепую предположил Правилов. Толком он ничего не знал, но успел сопоставить в уме кое-какие факты. Слова Поришайло и поведение родной племянницы в последние дни позволяли Правилову надеяться на то, что его люди не принимали участия в краже, а, напротив, пробовали на свой страх и риск выправить положение. И вообще говоря, Олег Петрович верил в преданность Атасова. «Атасов подвести не должен, Атасов, как и всегда…»
Артем Павлович с интересом взглянул на Правилова.
— Ваши шли, какое-то время… — спокойно согласился Поришайло. — Но потерпели неудачу… — Но, — продолжал Поришайло. — как бы там ни было, неужели вы считаете, что этот факт повлияет на реакцию Виктора Ивановича?
На это Правилов ничего не ответил.
— Где мои ребята? — спросил он Артема Павловича.
— Об их судьбе вы узнаете, г-м, в свое время. Думаю, мы даже сумеем им помочь.
Олег Петрович вздохнул невесело.
— Зачем вы предупредили меня, Артем Павлович? — сухо поинтересовался Правилов.
Поришайло позволил себе сдержанно улыбнуться.
— Затем, Олег Петрович, чтобы спасти тебя, — просто ответил он. — И тебя, г-м, и племянницу твою, если еще не поздно…
Последнюю фразу Артем Павлович выговорил с большим сомнением в голосе.
— Вы слыхали о Тренере? — снова заговорил Поришайло, потому как Правилов хранил молчание. Олег Петрович кивнул.
— Я считаю, что покойный Тренер, г-м, больше подходил Виктору Ивановичу. — Поришайло не отрывал глаз от Олега Петровича.
— По-моему, Ледовой придерживается того же мнения… Виктор Иванович — уголовник. Некоторые из таких, как он, г-м, сумели пробраться наверх. В смутное время. Но это время уходит. Наезды со стрельбой. Стрелки бандитские, г-м. Малявы. — Поришайло брезгливо поморщился. — Такими методами разбирались между собой племена в каменном веке. Но мы-то живем в конце 20-го. Хулиганская вольница, Правилов, многим действует на нервы. Мне — тоже действует. Хватит, г-м. Пора с этим заканчивать.
— По суду все вопросы решать будете? — заинтересовался Правилов, — ну да, ну да…
— По-разному, г-м, будем, — теперь Поришайло улыбался почти что ласково. — Но без Ледового. Мне Виктор Иванович в будущем мире не видится. Нет его там. Как, г-м, и Тренера. Однако, это вовсе не означает, что мне не нужны опытные и решительные люди, Олег Петрович.
Правилов провел рукой по виску. Лицо Поришайло неожиданно сделалось гранитным.
— Дочери полковника Украинского плеснули серную кислоту в лицо. Сегодня, в полдень. Сейчас врачи, г-м, борются за ее жизнь. В городской, г-м, клинике. Многие влиятельные люди, Правилов, г-гм, так возмущены этим варварством, что за жизнь преступников, сделавших это, я не дам ломаного гроша.
Поришайло изучал лицо Правилова. На лбу Олега Петровича выступили капли пота.
— Уверен, что эта дикость совершена без Вашего ведома. Подозреваю, что нападение на дочь полковника — дело рук бандитской своры, засевшей нынче на даче Ледового в Осокорках. Пора с ними кончать.
Слово индульгенция само пришло на ум Олегу Петровичу.
— Что вы предлагаете? — наконец хрипло спросил он.
И только после семи солнечный свет приобретает мягкий бордовый оттенок, а глаза получают передышку. Воздух прозрачен, закат ласкает землю, становится ощутимо прохладнее, и все видно далеко. Это, правда, если дождя с туманом нет. Самое время поднажать, пока мир не окунулся в сумерки. Они нагрянут скоро. Солнечный диск станет багровым, а потом и вовсе закатится за горизонт. Фары встречных машин примутся жалить глаза, вышибая из них слезы. Каждая тень будет казаться ямой, каждый придорожный куст — пешеходом, готовым броситься под колеса. Рука об руку с темнотой к вам явится зевота, а веки станут смыкаться, будто намазанные клеем.
Челюсти Андрея с хрустом трудились над овсяным печеньем, которого он набрал целый кулек. Было это еще в Полтаве. За Лубнами на лобовое стекло «Ягуара» упали последние капли. Тучи унесло на восток. С непогодой было покончено, и даже проглянуло солнце. А после Пирятина вообще распогодилось. Правда, небо очень скоро сделалось фиолетово-синим. Ночь быстро вступала в свои права.
Андрей почувствовал, как подкрадывается сон. Было искушение перекемарить пару часов, но все же Бандура решил не останавливаться.
«Кончил дело, — гуляй смело», — подбодрил себя Андрей, раскрыл кулек с печеньем. Достал первое, откусил. Раздался сухой треск.
— Ух ты! — воскликнул Андрей. — Двухлетней выдержки. Как минимум. Хочешь — жуй, хочешь — по врагу стреляй.
Впрочем, оно было к лучшему. Андрей принялся энергично работать челюстями.
— Чтоб не спать, надо жевать, — говаривал когда-то Бандура-старший.
Затем Андрей вспомнил маму, частенько запасавшую овсяное печенье к чаю. Когда оно, понятное дело, появлялось в магазинах. Чай они пили между девятью и половиной одиннадцатого вечера. Андрей приучился макать печенье в чай. Если оно бывало свежим, то частенько обламывалось, падая в чашку. Он вылавливал кусочки пальцами, вызывая возмущение мамы и добродушный смешок отца. На дне чашки образовывался довольно неприятный осадок, зато печенье казалось бесподобным. А иногда мама пекла коврижку с яблоками, которую величала шарлоткой. Сахара, яиц и яблок в ней содержалось больше, чем муки, так что выходило — пальчики оближешь.
Андрей вздохнул, отогнав ностальгические воспоминания. Следовало следить за дорогой. За Борисполем та превратилась в широченную шестиполосную автостраду. Даже знак стоял — автострада, чтобы ни у кого не осталось сомнений. Андрей выехал в третью полосу и прибавил газу. Машина, казалось, обрадовалась возможности проявить свои скоростные качества, и понеслась, как снаряд. Слева мелькнул мост, уводящий тех, кому надо, к международному аэропорту Борисполь. Проехав еще под парочкой мостов, Андрей сбросил скорость, принял правее и начал исследовать лес, боясь пропустить в темноте малоприметный поворот направо. Где-то тут пролег путь в обход милицейского КП, открытый Бандуре Протасовым.
— Партизанская тропа, бляха-муха, — сказал тогда гигант, — вокруг ментовских постов, чтоб ты знал. Раз-два — жух — и ты на ДВРЗ.[57] Считай, в Дарнице. Правда, тут на автопатруль можно нарваться, что, в натуре, еще хуже…
— Береженого Бог бережет, — решил Андрей. — Автопатруль — это как повезет. Бабка надвое сказала.
Вообще говоря, он был уверен, что милиция уделяет основное внимание покидающим город машинам, смотря на въезжающие сквозь пальцы.
«Это если особых распоряжений нет. А есть такие, или нет — остается гадать на кофейной гуще. Но лучше — не проверять. Обидно будет на последних километрах влипнуть.
На ум пришли слова отца, сказанные однажды в сарае, превращенном Бандурой-старшим в малярную мастерскую. Отец высказался в таком духе, будто в любом деле последний этап — самый тяжелый.
— Почему так, один Бог знает, но только именно так обстоят дела, — вздохнул отец. Он как раз перекрашивал борт их верной «тройки», плавно водя покрасочным пистолетом. Работа близилась к концу, когда пульверизатор фыркнул, компрессор подавился, воздушный шланг слетел со штуцера. Из сопла вылетел здоровенный плевок краски, шлепнулся на борт и медленно поплыл на пол.
— Вот так, — добавил отец, смахнув с носа большую каплю краски, очутившуюся там, в результате происшествия. — Выкручиваешь откуда-то болты, последний обязательно сломается. И будешь его потом сутки высверливать.
Андрею, частенько возившемуся в гараже вместе с отцом, оставалось только кивнуть.
Район вагоноремонтного завода в этот поздний час оживленностью напоминал кладбище в то же время суток. Вдоль дороги тянулись бесконечные заборы каких-то баз, заводов и гаражей. Посредине улицы шли трамвайные пути. Самих трамваев видно не было, но рельсы вскоре привели Андрея в обитаемые места. Он выехал на перекресток перед старым Дарницким кладбищем, и по Харьковскому шоссе снова направился к выезду из города. Таким образом, проделав солидный крюк, зато без приключений обогнул КП и оказался на просторах Харьковского массива столицы.
Повсюду высились новенькие многоэтажки. Часть стояла в обнимку с кранами, во многих уютно светились окна. Дома напомнили Андрею гигантские соты. В каждой ячейке копошились люди. Работяги с заводов, торговцы с рынков, учителя, уклоняющиеся от налогов бухгалтера и уличающие их налоговики. Правда, был вечер, следовательно, действовало перемирие до завтра. Кто-то ужинал, кто-то сидел перед телевизором, плескался под душем или почитывал газетку на унитазе.
Андрею представились сотни холодильников, тысячи тарелок, легионы табуретов и армии половичков под дверями. Киев не был Бандуре родным городом, но, как бы там ни было, он глядел по сторонам, охваченный тревожно-радостным чувством возвращения домой.
Оставив позади Харьковский массив, Андрей достиг громады Южного моста. Раскрутился под ним, фары скользнули по спокойной Днепровской глади. Бандура свернул направо и въехал в царство сплошных садов. Это и были Осокорки. Даже улица называлась Садовой. До пункта назначения осталось километров пять, то есть всего ничего. Вокруг было тихо и темно. Кое-где горели лампы, казавшиеся редкими, как звезды в плохую погоду.
Андрей отер пот со лба, подумав, что во сне обязательно увидит дорогу, наплывающую под капот в виде бесконечной, черной ленты.
Дом Ледового стоял там же, где Андрей его оставил более трех суток назад. Окна третьего этажа были освещены, однако наглухо закрыты шторами. Андрей направил машину к воротам, но в последний момент свернул в сторону и медленно проехал мимо.
«Вот забавно выйдет, если Ледовой из тюрьмы вернулся», — неожиданно подумал он, и почувствовал себя неуютно. Правда, по словам Аньки, мужа закрыли надолго…
Бандура вывел машину на пологий берег реки, заглушил двигатель, выключил фары и замер в темноте, прислушиваясь.
«Ты грамотный хрен, — похвалил себя Бандура. — Совсем не дятел. Тебя запросто не возьмешь…»
Вокруг хором заливались цикады. Им вторили жабы. Издалека доносилось голодное зудение тучи комаров, почуявших прибытие новой жертвы. Рядом плескался Днепр. Лунная дорожка протянулась к Жукову острову. Где-то там, на противоположном берегу мигал одинокий огонек, — кто-то грелся у костра.
— Рыбаки, — решил Андрей, прихватил дипломат, уже привычно запихнул в штаны «браунинг» и, крадучись, двинулся к забору. Дача Ледового по-прежнему оставалась безмолвной. Вокруг — никакого движения. Однако, стоило Бандуре углубиться в заросли, как кто-то жарко дыхнул на него чесноком, и цепкие руки сомкнулись у него на горле. Ужас ночной крымской дороги проснулся немедленно, удесятерив силы Андрея. Он издал протяжный, нечеловеческий вопль и махнул локтем наудачу. Темнота стояла — хоть глаз выколи.
Во мраке локоть столкнулся с чем-то твердым. Это что-то громко хрустнуло.
— Нос! — отчаянно гнусавя, завопил кто-то. Пальцы оставили в покое горло Андрея. Бандура выбросил колено на звук, и снова угодил в цель.
— Яйца!!! — выкрикнул враг и тяжело осел на землю. Андрей перепрыгнул поверженного противника и рванул через кусты с шумом взбесившегося слона.
За спиной Андрея раздался топот как минимум трех пар ботинок.
«Ого! — подумал он, и гигантскими скачками устремился к «Ягуару». — Засада, мать вашу!..»
— Стоять, милиция!!! — заорали из кустов.
Едва Андрей выбежал на дорогу, как несколько теней рвануло навстречу, от «Ягуара». Путь к машине оказался отрезан. Тьму разорвало несколько вспышек, загремели выстрелы. Бандура снова метнулся в заросли. Пальцы правой руки поймали рукоятку «браунинга», но тут же потеряли ее. «Браунинг» выскользнул из штанов и полетел под ноги. Андрей нагнулся на ходу, и тут его макушка врезалась в живот одного из преследователей, как раз выскочившего из кустов. Андрею показалось, что в шее что-то хрустнуло. Однако, и преследователю тоже досталось. Воздух с шумом вышел из него, он согнулся пополам и рухнул на задницу, издав жалобный всхлип. Андрей перескочил его, попав ногой во что-то мягкое. Распрощавшись с пистолетом, Бандура во всю прыть помчался по дороге. Соотношение сил было таковым, что Андрею оставалось только бежать. Кто-то выстрелил несколько раз, но, на соревнованиях по стрельбе этому стрелку делать было нечего.
— Стой, гад! — орали из темноты.
«Черта с два!» — думал Андрей, наращивая темп.
Пробежав около двухсот метров, он очутился у ворот дачи. Если люди Правилова были на месте, то пальба безусловно разбудила их. Из калитки вынырнули трое. В руках одного трещала рация. Андрей различил силуэты фуражек, и круто забрал вправо. В прыжке перелетел канаву и устремился по дороге.
Преследователи немного отстали. Видимо, бросились к машинам. Значит, с минуты на минуту погоня обещала возобновиться, так сказать, в механизированном варианте. В планы Андрея не входило доставить преследователям подобное удовольствие. Справа от себя он приметил забор еще какой-то дачи, и рванул туда, что было сил.
«Через забор, огородами, к Южному мосту выберусь. А там — видно будет, — решил Андрей на бегу.
Не успел он преодолеть и половину дистанции, как из-за перекрестка на большой скорости выскочил черный джип. За первым внедорожником следовали еще два. Кавалькада неслась прямо на Андрея. Он мотыльком заметался в свете фар. Машины уже были рядом.
Достигнув забора, Бандура прыгнул на него, словно немецкая овчарка, сдающая нормы ОКД[58] по преодолению барьеров. Высота забора была приличной, дипломат невероятно мешал. Левая рука сорвалась, Андрей, душераздирающе вскрикнув, полетел вниз. При падении нога подвернулась, и он снова вскрикнул.
— Попозже с тобой разберусь, — зловеще пообещал Виктор Иванович, притворяя за собой дверь. За секунду до того, как дверь полностью закрылась, Ледовой щелкнул выключателем, и комната погрузилась во тьму.
«Не разберешься, — подумала Анна, и ей сделалось почти что весело. — Я умираю, и это замечательно. И не страшно вовсе. Это как в детстве. Температура под сорок, лежишь себе под одеялом, ивсе тебе до лампочки». Мысли о малолетнем сыночке Анна гнала от себя, как могла.
Где-то через час особняк Ледового наполнился шумом. Видимо, к мужу прибыли вызванные им подкрепления. Как и предполагала Анна, все эти люди и в самом деле принадлежали к миру воров.
— Правилов продал меня, Ворона, — громко сказал Ледовой прямо за дверью Анькиной комнаты.
— Сука, — злобно обронил кто-то.
— Я его с улицы подобрал, — продолжал Виктор Иванович с холодной яростью. Я вор в законе. Я эту кодлу красноперую манал, когда он перед генералами раком ползал.
— Траву красил, — добавил грубый голос. — И это, как его, — кровати по нитке выстраивал. Пес поганый.
— Теперь он умрет, — глухо закончил Ледовой.
«Вот и пропал дядя Олег, — безразлично подумала Анна, разбуженная шумом, поднятым гостями Ледового, — Ну и пошел он…»
— А этих двух клоунов на воротах кто поставил? — сильно шепелявя, спросил другой, очень грубый мужской голос.
— Олег…
— Так чего ты ждешь?! Чтоб они шухер подняли?!
— Правильно, — сказал Ледовой немного раздосадовано.
«Вот и нет обоих мальчиков. И хрен с ними…».
— Звони Правилову, пусть едет сюда, — предложил третий голос, показавшийся Анне зловещим.
Мужские голоса переместились куда-то дальше, так что Анне стало не слышно. Она устала прислушиваться, закрыла глаза и, свернувшись калачиком, попробовала отключиться. Вскоре ей это удалось.
* * *
Получив недвусмысленное приглашение Ледового немедленно прибыть на дачу, Правилов долго сидел в кабинете, барабаня пальцами по столу. Пока пальцы Олега Петровича выбивали такты военных маршей, причем четко и безошибочно, он думал о приглашении шефа. Правилову оно не нравилось.Минут за пятнадцать до разговора с Виктором Ивановичем в кабинете Правилова прозвучал еще один телефонный звонок. Он тоже был с дачи. С Олегом Петровичем связался старший из охранников. Тот, что сопровождал Правилова в «Дубовом Гаю», был некогда советским офицером, родился на Сырце и от своего деда знал многое о тайнах Сырецкого леса. Охранник доложил Правилову о том, что к Виктору Ивановичу только что понаехали гости.
— Чистые урки, Олег Петрович, — взволнованно говорил охранник. — Две машины. Человек восемь всего.
— Где Ледовой?
— В доме. Разговаривает с ними. Встретил во дворе. Обнялись. Потом поднялись в дом. Между собой говорили, что вроде как еще люди должны подъехать.
— Докладывай по обстановке, — приказал Правилов, вешая трубку на рычаг. А затем позвонил Ледовой и пригласил его к себе. И что-то в голосе Виктора Ивановича здорово не понравилось Олегу Петровичу. Что-то стало не так. Правилов попробовал дозвониться охране, но телефон на воротах молчал. Тогда он набрал мобильный номер племянницы, и после десятка долгих гудков из динамика заскрипел голос Ледового:
— Алло?
Правилов нажал отбой и уселся размышлять над тем, что же там такое стряслось.
— Что-то скверное на даче творится… — сказал Правилов убежденно. — Это яснее ясного. Но вот вопрос, — что?
Олег Петрович сгорбился в кресле, мучительно размышляя, а груда окурков стремительно росла, грозя похоронить пепельницу.
— Что-то там не так. Ох, не так.
Вразумительных ответов у Правилова не было. Развитое чувство опасности ни разу в жизни не подводило Олега Петровича. Интуиция обострилась на войне, и дважды спасала Правилову жизнь. Он не всегда следовал своему чутью — военные — люди подневольные, но прислушивался к нему — всегда. Таково было железное правиловское правило. Сейчас чутье говорило Олегу Петровичу, что ехать на дачу — нельзя. Вот нельзя — и баста.
— Гребаное минное поле, — пробормотал Олег Петрович и нажал кнопку селектора.
— Да, Олег Петрович, — в селекторе ожила секретарша-Инночка.
— Инночка… Немедленно разыщи мне вот кого, — и Правилов назвал имена наиболее преданных ему людей. Все они были подобраны самим Правиловым из числа бывших советских офицеров. — Пускай немедленно явятся сюда.
Распорядившись, Правилов приготовился ждать. Когда отставники появились в кабинете, Олег Петрович отдал приказ проверить оружие и ждать его в джипе.
— На войну, Олег Петрович? — поинтересовался один из бывших офицеров.
Вместо ответа Правилов жестом выставил всех за дверь. Встал и вытряхнул пепельницу в ведро с мусором, нацепил плечевую кобуру, вложил в нее пистолет, предварительно лязгнув затвором. Поколебавшись, вынул из сейфа второй ствол, всунул под ремень за спину. Воинственные приготовления совсем не успокоили Правилова. Ведь он не был мальчиком.
Олег Петрович уселся за стол, достал фотографию доченьки и долго смотрел в ее глаза. Лиличке на фото было тринадцать. Снимок сделали, когда у Правилова еще была семья.
Он уже совсем было собрался выходить, когда на столе снова зазвонил телефон. Правилов снял трубку, ожидая услышать гневный голос Ледового.
— Олег Петрович, г-гм?
— Правилов слушает.
— Поришайло Артем Павлович, г-м, беспокоит.
Правилов снова сел в кресло, не зная, чего еще ожидать. Поришайло застал его врасплох.
— Олег Петрович, — вкрадчиво заговорил Поришайло. — Я вам звоню вот по какому вопросу. Нам необходимо встретиться, г-м.
— Зачем? — сухо спросил Правилов, ожидая, что вот она, реакция на беспредел, в который его втравил Виктор Иванович.
«Быстро разобрались, — подумал Олег Петрович. — Хотя, по делу, гадать было нечего. Одно дело доказать вину, — совсем другое — наказать виновных».
— Это не телефонный разговор, Олег Петрович, — спокойно ответил Поришайло. — Могу лишь сказать, г-м, что в нашей встрече вы должны быть заинтересованы даже более чем я, г-м…
— Почему? — спросил Правилов, но Поришайло отвечать не спешил:
— Г-гм.
— Когда?
— Немедленно, Олег Петрович. Дело не терпит отлагательства. Поверьте мне.
Правилов почему-то поверил.
— Где?
— В сквере возле «Золотых Ворот». Ваш джип мои люди знают. Мои машины будут ждать вас прямо напротив выхода из метро, г-м. Обе марки «Тойота Лэнд Круизер». Вы не спутаете.
Правилов решил, что навряд ли.
— Поехали, — рявкнул Правилов через минуту, хлопая дверцей своего «Паджеро».
Воздух казался удивительно свежим, несмотря на толчею машин в центре. Улицы задыхались от транспортных потоков, в центре же творилось настоящее столпотворение.
— Закрыли б центр для старья разного, — весело предложил один из людей Правилова. — К примеру, не пускать легковушки старше пяти лет. Чтоб голытьба взрослым людям кататься не мешала.
Двое других радостно заржали.
— А обслуживать вас, козлов, кто будет?! — злобно поинтересовался Правилов. — Жрать готовить, толчки ваши пробивать, лампочки вам вкручивать? Дерьмо за вами выгребать?
— По пропускам, Олег Петрович, — пояснил охранник. — Спецпропуск, — и вывози на здоровье.
— Какой ты грамотный, — покачал головой Правилов. — Ладно, заткните пасти…
Правилов опустил окно, подставив лицо влажным освежающим потокам. Над крышами только что громыхало. Пахло озоном и зеленью, которая в Киеве — на каждом шагу.
Не доехав до Оперного театра, они свернули с бывшей Ленина, ныне Богдана Хмельницкого, проехали две сотни метров по улице композитора Лысенко и очутились у «Золотых Ворот». Выглядели «Ворота» бутафорскими, какими, в сущности, и были.
Джипы Поришайло стояли там, где тот обещал.
— Оружие к бою, — приказал Правилов, офицеры выполнили приказ.
— Если «Тойоты» тронутся с места, а я не выйду, — открывайте огонь на поражение, — распорядился Правилов, покидая салон «Паджеро».
Трое вылупились на шефа, ожидая, что тот шутит. Однако Правилов не думал шутить.
Своей обычной пружинистой походкой Правилов срезал угол сквера и забрался в ближайший «Лэнд Круизер».
— У меня в машине люди, они вооружены и готовы на все, — сказал он Поришайло вместо приветствия.
— Очень хорошо, — кивнул Поришайло, — верные люди нам, г-м, понадобятся.
Правилов уставился на Артема Павловича, в недоумении приоткрыв рот.
— Олег Петрович, — продолжал Поришайло, как ни в чем не бывало, — вы человек военный, г-м, по сему я не стану ходить вокруг, г-м, да около. Послушайте это, — и Артем Павлович воткнул кассету в шахту магнитофона. Из динамиков трескуче заговорил Ледовой.
Правилов слушал, и волосы на его голове шевелились. Худшие опасения Правилова сбылись. В машине не было сказано ни слова. Когда запись подошла к концу, Олег Петрович так и остался сидеть, понурив голову и крепко сжав кулаки.
— Это не монтаж, — сказал Поришайло, хотя Правилов и без него понимал, что к чему. — Запись телефонных переговоров выполнена моими людьми. Тут ведь и ваш с ним разговор есть.
Правилов угрюмо молчал.
— Олег Петрович. Ваш шеф вызвал на дачу уголовников, г-м. Вас, считайте, приговорили. Как только вы явитесь туда, Вам немедленно вскроют вены.
Правилов и без Поришайло понимал, что так оно и будет. Как и догадывался из-за чего.
— У Виктора Ивановича, — следовал далее Поришайло, — похищено нечто исключительно ценное. Дорогостоящее, во-первых, и, скорее всего, уже оплаченное его деловыми партнерами с Кавказа. А они не те люди, с которыми, г-гм, шутки шутят. Виктор Иванович полагает, что вы, Олег Петрович, в ответе, по крайней мере, за своих охранников. Люди ваши с охраной не справились, ценности прошляпили. Это минимум обвинений, г-м, так сказать.
Правилов поморщился. Колючие слова Ледового: «Правилов сдал, Правилов изменил» еще звенели у него в ушах. Хорош минимум.
— Ну и, Виктор Иванович подозревает, что вы приложили руку к похищению, — спокойно подвел черту Поришайло. — Вы же знаете, г-м, что вас ожидает.
Правилов знал. Он в упор поглядел на Поришайло:
— Хочу вас заверить также, что я к похищению, г-м, не имею ни малейшего отношения, — холодно констатировал Поришайло.
— А кто имеет? — мрачно спросил Правилов.
— Похититель оказался третьим лицом… — Поришайло усмехнулся. Эдакий седой Будда в строгом деловом костюме, расположившийся на широком кожаном сидении внедорожника. — Мои люди тоже оказались не на высоте… Но сейчас, г-м, сейчас они идут по следу.
— Как и мои ребята, — вслепую предположил Правилов. Толком он ничего не знал, но успел сопоставить в уме кое-какие факты. Слова Поришайло и поведение родной племянницы в последние дни позволяли Правилову надеяться на то, что его люди не принимали участия в краже, а, напротив, пробовали на свой страх и риск выправить положение. И вообще говоря, Олег Петрович верил в преданность Атасова. «Атасов подвести не должен, Атасов, как и всегда…»
Артем Павлович с интересом взглянул на Правилова.
— Ваши шли, какое-то время… — спокойно согласился Поришайло. — Но потерпели неудачу… — Но, — продолжал Поришайло. — как бы там ни было, неужели вы считаете, что этот факт повлияет на реакцию Виктора Ивановича?
На это Правилов ничего не ответил.
— Где мои ребята? — спросил он Артема Павловича.
— Об их судьбе вы узнаете, г-м, в свое время. Думаю, мы даже сумеем им помочь.
Олег Петрович вздохнул невесело.
— Зачем вы предупредили меня, Артем Павлович? — сухо поинтересовался Правилов.
Поришайло позволил себе сдержанно улыбнуться.
— Затем, Олег Петрович, чтобы спасти тебя, — просто ответил он. — И тебя, г-м, и племянницу твою, если еще не поздно…
Последнюю фразу Артем Павлович выговорил с большим сомнением в голосе.
— Вы слыхали о Тренере? — снова заговорил Поришайло, потому как Правилов хранил молчание. Олег Петрович кивнул.
— Я считаю, что покойный Тренер, г-м, больше подходил Виктору Ивановичу. — Поришайло не отрывал глаз от Олега Петровича.
— По-моему, Ледовой придерживается того же мнения… Виктор Иванович — уголовник. Некоторые из таких, как он, г-м, сумели пробраться наверх. В смутное время. Но это время уходит. Наезды со стрельбой. Стрелки бандитские, г-м. Малявы. — Поришайло брезгливо поморщился. — Такими методами разбирались между собой племена в каменном веке. Но мы-то живем в конце 20-го. Хулиганская вольница, Правилов, многим действует на нервы. Мне — тоже действует. Хватит, г-м. Пора с этим заканчивать.
— По суду все вопросы решать будете? — заинтересовался Правилов, — ну да, ну да…
— По-разному, г-м, будем, — теперь Поришайло улыбался почти что ласково. — Но без Ледового. Мне Виктор Иванович в будущем мире не видится. Нет его там. Как, г-м, и Тренера. Однако, это вовсе не означает, что мне не нужны опытные и решительные люди, Олег Петрович.
Правилов провел рукой по виску. Лицо Поришайло неожиданно сделалось гранитным.
— Дочери полковника Украинского плеснули серную кислоту в лицо. Сегодня, в полдень. Сейчас врачи, г-м, борются за ее жизнь. В городской, г-м, клинике. Многие влиятельные люди, Правилов, г-гм, так возмущены этим варварством, что за жизнь преступников, сделавших это, я не дам ломаного гроша.
Поришайло изучал лицо Правилова. На лбу Олега Петровича выступили капли пота.
— Уверен, что эта дикость совершена без Вашего ведома. Подозреваю, что нападение на дочь полковника — дело рук бандитской своры, засевшей нынче на даче Ледового в Осокорках. Пора с ними кончать.
Слово индульгенция само пришло на ум Олегу Петровичу.
— Что вы предлагаете? — наконец хрипло спросил он.
* * *
Когда едешь на запад — имеешь солнце в попутчиках. Световой день кажется чуть длиннее. На самую малость, потому что даже наилучшая машина много медленнее самолета. Да и дороги в небе поспокойней автомобильных. Здесь не включишь автопилот, чтоб глотнуть чашечку кофе. Тут нет диспетчеров, зато полно пешеходов, велосипедистов, телег, а также встречных и попутных машин. Когда движешься на запад, солнце, где-то с четырех и до семи вечера, нещадно бьет в глаза, заставляя щуриться и то и дело ошибаться с выбором дистанции.И только после семи солнечный свет приобретает мягкий бордовый оттенок, а глаза получают передышку. Воздух прозрачен, закат ласкает землю, становится ощутимо прохладнее, и все видно далеко. Это, правда, если дождя с туманом нет. Самое время поднажать, пока мир не окунулся в сумерки. Они нагрянут скоро. Солнечный диск станет багровым, а потом и вовсе закатится за горизонт. Фары встречных машин примутся жалить глаза, вышибая из них слезы. Каждая тень будет казаться ямой, каждый придорожный куст — пешеходом, готовым броситься под колеса. Рука об руку с темнотой к вам явится зевота, а веки станут смыкаться, будто намазанные клеем.
* * *
Когда Андрей въехал в Борисполь, день давно угас. Горели фонари. Фонарей вроде было много, а света все равно не хватало. Бортовые часы показывали половину десятого.Челюсти Андрея с хрустом трудились над овсяным печеньем, которого он набрал целый кулек. Было это еще в Полтаве. За Лубнами на лобовое стекло «Ягуара» упали последние капли. Тучи унесло на восток. С непогодой было покончено, и даже проглянуло солнце. А после Пирятина вообще распогодилось. Правда, небо очень скоро сделалось фиолетово-синим. Ночь быстро вступала в свои права.
Андрей почувствовал, как подкрадывается сон. Было искушение перекемарить пару часов, но все же Бандура решил не останавливаться.
«Кончил дело, — гуляй смело», — подбодрил себя Андрей, раскрыл кулек с печеньем. Достал первое, откусил. Раздался сухой треск.
— Ух ты! — воскликнул Андрей. — Двухлетней выдержки. Как минимум. Хочешь — жуй, хочешь — по врагу стреляй.
Впрочем, оно было к лучшему. Андрей принялся энергично работать челюстями.
— Чтоб не спать, надо жевать, — говаривал когда-то Бандура-старший.
Затем Андрей вспомнил маму, частенько запасавшую овсяное печенье к чаю. Когда оно, понятное дело, появлялось в магазинах. Чай они пили между девятью и половиной одиннадцатого вечера. Андрей приучился макать печенье в чай. Если оно бывало свежим, то частенько обламывалось, падая в чашку. Он вылавливал кусочки пальцами, вызывая возмущение мамы и добродушный смешок отца. На дне чашки образовывался довольно неприятный осадок, зато печенье казалось бесподобным. А иногда мама пекла коврижку с яблоками, которую величала шарлоткой. Сахара, яиц и яблок в ней содержалось больше, чем муки, так что выходило — пальчики оближешь.
Андрей вздохнул, отогнав ностальгические воспоминания. Следовало следить за дорогой. За Борисполем та превратилась в широченную шестиполосную автостраду. Даже знак стоял — автострада, чтобы ни у кого не осталось сомнений. Андрей выехал в третью полосу и прибавил газу. Машина, казалось, обрадовалась возможности проявить свои скоростные качества, и понеслась, как снаряд. Слева мелькнул мост, уводящий тех, кому надо, к международному аэропорту Борисполь. Проехав еще под парочкой мостов, Андрей сбросил скорость, принял правее и начал исследовать лес, боясь пропустить в темноте малоприметный поворот направо. Где-то тут пролег путь в обход милицейского КП, открытый Бандуре Протасовым.
— Партизанская тропа, бляха-муха, — сказал тогда гигант, — вокруг ментовских постов, чтоб ты знал. Раз-два — жух — и ты на ДВРЗ.[57] Считай, в Дарнице. Правда, тут на автопатруль можно нарваться, что, в натуре, еще хуже…
— Береженого Бог бережет, — решил Андрей. — Автопатруль — это как повезет. Бабка надвое сказала.
Вообще говоря, он был уверен, что милиция уделяет основное внимание покидающим город машинам, смотря на въезжающие сквозь пальцы.
«Это если особых распоряжений нет. А есть такие, или нет — остается гадать на кофейной гуще. Но лучше — не проверять. Обидно будет на последних километрах влипнуть.
На ум пришли слова отца, сказанные однажды в сарае, превращенном Бандурой-старшим в малярную мастерскую. Отец высказался в таком духе, будто в любом деле последний этап — самый тяжелый.
— Почему так, один Бог знает, но только именно так обстоят дела, — вздохнул отец. Он как раз перекрашивал борт их верной «тройки», плавно водя покрасочным пистолетом. Работа близилась к концу, когда пульверизатор фыркнул, компрессор подавился, воздушный шланг слетел со штуцера. Из сопла вылетел здоровенный плевок краски, шлепнулся на борт и медленно поплыл на пол.
— Вот так, — добавил отец, смахнув с носа большую каплю краски, очутившуюся там, в результате происшествия. — Выкручиваешь откуда-то болты, последний обязательно сломается. И будешь его потом сутки высверливать.
Андрею, частенько возившемуся в гараже вместе с отцом, оставалось только кивнуть.
Район вагоноремонтного завода в этот поздний час оживленностью напоминал кладбище в то же время суток. Вдоль дороги тянулись бесконечные заборы каких-то баз, заводов и гаражей. Посредине улицы шли трамвайные пути. Самих трамваев видно не было, но рельсы вскоре привели Андрея в обитаемые места. Он выехал на перекресток перед старым Дарницким кладбищем, и по Харьковскому шоссе снова направился к выезду из города. Таким образом, проделав солидный крюк, зато без приключений обогнул КП и оказался на просторах Харьковского массива столицы.
Повсюду высились новенькие многоэтажки. Часть стояла в обнимку с кранами, во многих уютно светились окна. Дома напомнили Андрею гигантские соты. В каждой ячейке копошились люди. Работяги с заводов, торговцы с рынков, учителя, уклоняющиеся от налогов бухгалтера и уличающие их налоговики. Правда, был вечер, следовательно, действовало перемирие до завтра. Кто-то ужинал, кто-то сидел перед телевизором, плескался под душем или почитывал газетку на унитазе.
Андрею представились сотни холодильников, тысячи тарелок, легионы табуретов и армии половичков под дверями. Киев не был Бандуре родным городом, но, как бы там ни было, он глядел по сторонам, охваченный тревожно-радостным чувством возвращения домой.
Оставив позади Харьковский массив, Андрей достиг громады Южного моста. Раскрутился под ним, фары скользнули по спокойной Днепровской глади. Бандура свернул направо и въехал в царство сплошных садов. Это и были Осокорки. Даже улица называлась Садовой. До пункта назначения осталось километров пять, то есть всего ничего. Вокруг было тихо и темно. Кое-где горели лампы, казавшиеся редкими, как звезды в плохую погоду.
Андрей отер пот со лба, подумав, что во сне обязательно увидит дорогу, наплывающую под капот в виде бесконечной, черной ленты.
Дом Ледового стоял там же, где Андрей его оставил более трех суток назад. Окна третьего этажа были освещены, однако наглухо закрыты шторами. Андрей направил машину к воротам, но в последний момент свернул в сторону и медленно проехал мимо.
«Вот забавно выйдет, если Ледовой из тюрьмы вернулся», — неожиданно подумал он, и почувствовал себя неуютно. Правда, по словам Аньки, мужа закрыли надолго…
Бандура вывел машину на пологий берег реки, заглушил двигатель, выключил фары и замер в темноте, прислушиваясь.
«Ты грамотный хрен, — похвалил себя Бандура. — Совсем не дятел. Тебя запросто не возьмешь…»
Вокруг хором заливались цикады. Им вторили жабы. Издалека доносилось голодное зудение тучи комаров, почуявших прибытие новой жертвы. Рядом плескался Днепр. Лунная дорожка протянулась к Жукову острову. Где-то там, на противоположном берегу мигал одинокий огонек, — кто-то грелся у костра.
— Рыбаки, — решил Андрей, прихватил дипломат, уже привычно запихнул в штаны «браунинг» и, крадучись, двинулся к забору. Дача Ледового по-прежнему оставалась безмолвной. Вокруг — никакого движения. Однако, стоило Бандуре углубиться в заросли, как кто-то жарко дыхнул на него чесноком, и цепкие руки сомкнулись у него на горле. Ужас ночной крымской дороги проснулся немедленно, удесятерив силы Андрея. Он издал протяжный, нечеловеческий вопль и махнул локтем наудачу. Темнота стояла — хоть глаз выколи.
Во мраке локоть столкнулся с чем-то твердым. Это что-то громко хрустнуло.
— Нос! — отчаянно гнусавя, завопил кто-то. Пальцы оставили в покое горло Андрея. Бандура выбросил колено на звук, и снова угодил в цель.
— Яйца!!! — выкрикнул враг и тяжело осел на землю. Андрей перепрыгнул поверженного противника и рванул через кусты с шумом взбесившегося слона.
За спиной Андрея раздался топот как минимум трех пар ботинок.
«Ого! — подумал он, и гигантскими скачками устремился к «Ягуару». — Засада, мать вашу!..»
— Стоять, милиция!!! — заорали из кустов.
Едва Андрей выбежал на дорогу, как несколько теней рвануло навстречу, от «Ягуара». Путь к машине оказался отрезан. Тьму разорвало несколько вспышек, загремели выстрелы. Бандура снова метнулся в заросли. Пальцы правой руки поймали рукоятку «браунинга», но тут же потеряли ее. «Браунинг» выскользнул из штанов и полетел под ноги. Андрей нагнулся на ходу, и тут его макушка врезалась в живот одного из преследователей, как раз выскочившего из кустов. Андрею показалось, что в шее что-то хрустнуло. Однако, и преследователю тоже досталось. Воздух с шумом вышел из него, он согнулся пополам и рухнул на задницу, издав жалобный всхлип. Андрей перескочил его, попав ногой во что-то мягкое. Распрощавшись с пистолетом, Бандура во всю прыть помчался по дороге. Соотношение сил было таковым, что Андрею оставалось только бежать. Кто-то выстрелил несколько раз, но, на соревнованиях по стрельбе этому стрелку делать было нечего.
— Стой, гад! — орали из темноты.
«Черта с два!» — думал Андрей, наращивая темп.
Пробежав около двухсот метров, он очутился у ворот дачи. Если люди Правилова были на месте, то пальба безусловно разбудила их. Из калитки вынырнули трое. В руках одного трещала рация. Андрей различил силуэты фуражек, и круто забрал вправо. В прыжке перелетел канаву и устремился по дороге.
Преследователи немного отстали. Видимо, бросились к машинам. Значит, с минуты на минуту погоня обещала возобновиться, так сказать, в механизированном варианте. В планы Андрея не входило доставить преследователям подобное удовольствие. Справа от себя он приметил забор еще какой-то дачи, и рванул туда, что было сил.
«Через забор, огородами, к Южному мосту выберусь. А там — видно будет, — решил Андрей на бегу.
Не успел он преодолеть и половину дистанции, как из-за перекрестка на большой скорости выскочил черный джип. За первым внедорожником следовали еще два. Кавалькада неслась прямо на Андрея. Он мотыльком заметался в свете фар. Машины уже были рядом.
Достигнув забора, Бандура прыгнул на него, словно немецкая овчарка, сдающая нормы ОКД[58] по преодолению барьеров. Высота забора была приличной, дипломат невероятно мешал. Левая рука сорвалась, Андрей, душераздирающе вскрикнув, полетел вниз. При падении нога подвернулась, и он снова вскрикнул.