— Бонифацкого, вот какие. Ты бы, Вовчик, уши мыл хотя бы иногда!
   — А чего еще он говорил?! — Волыну трусило как алкоголика, допившегося до белой горячки.
   — Да не разобрать толком… Какого-то пня на такси помянул пару раз, плохими словами. И еще про бабу лопотал. «Мила, — говорил. — Мила и Бонифацкий…». Видать, крепко его нокаутировали…
   — Тикать надо! — взялся за старое Вовчик. — Хана нам тут! Пропадем, зема!..
   — Еще раз «тикать» услышу, заткну пасть кулаком! — пообещал Волыне Протасов. — Куда ты бежать собрался, когда целая гора денег под носом лежит?! Не дрейфь, — подбодрил партнера Валерий, хотя у него самого тоже зуб на зуб не попадал. — Испугаться не успеешь, как будем загорать под пальмами.
   — Или на кичи…
   — Сплюнь, блин! С такими бабками никто по изоляторам не сидит. Кидай долбанный самокат и дуй мухой ко мне!
   Вовчик отчаянно замотал головой.
   — Срок… — бормотал он, — обоих гаишников на нас повесят… Как пить дать! По-любому!
   — Умолкни и перелазь!
   — Срок… тюрьма, зема…
   — Гад! — выругался Протасов. — Прямо сейчас и грохну.
   Он уже собрался выходить, когда калитка соседнего дворика приоткрылась, выпустив на улицу примечательную во всех отношениях женщину.
   Женщина была блондинкой, одетой совершенно по-дурацки: на ней был просторный мужской реглан и брюки явно не по размеру. Самым поразительным оказалось лицо женщины, сразу напомнившее Валерию нечто среднее между своим собственным в те моменты, когда ему случалось тяжело проигрывать на ринге, и лицом Саши Атасова после недельного запоя.
   Валерий еще раздумывал о лице папы одного из своих одноклассников, вешавшего скворечник в их дворе и упавшего вниз головой с дерева, а блондинка уже стояла перед ним:
   — Где вы были, проклятые идиоты?! — закричала она на пол-улицы.
   — Мы?! — только и нашелся Протасов, машинально подаваясь в глубь салона, — мы?!
   — Вы! Вы, проклятые безмозглые дебилы!.. — высоким фальцетом продолжала женщина, — тупоголовые уроды! Умственные недомерки! Трусливые скоты!
   — Мы? — ошарашено повторял Валерий.
   — Ох, и тупица! — взвизгнула блондинка. Слезы двумя тонкими струйками брызнули из глаз. — Меня пытали… Меня оттрахала стая павианов, меня едва не убили, а вы все это время членами груши околачивали, безмозглые дубоголовые педики!!!
   — Ну, это… — оборвалось терпение Валерия, — ты, это!..
   Вовчик тупо сидел на мотоцикле, выпучив глаза и раззявив рот. Будто волнистый попугай Кешка, живший у Протасова в далеком детстве, проведенном в погибшем затем городе.
   — Заткнись!!! — осадила Валерия блондинка, — не смей мне возражать!!! — Она с трудом перевела дыхание.
   Протасов и Волына молчали.
   — Кто из вас Вардюк? — отдышавшись, спросила женщина.
   Валера и Вовчик переглянулись.
   — Вы Вардюк?! — накинулась блондинка на Протасова.
   Валерий изобразил улыбку человека, знакомого с менингитом не по книгам. Блондинка восприняла это как признание.
   — Он уехал? — спросила она, глядя ему в глаза. В глазах не было и тени понимания.
   — Вы его упустили?! — в голосе блондинки проступило отчаяние. — Упустили?! Конечно же, упустили. Ничего другого и не следовало ожидать от подобных олухов…
   — Кого упустили-то?!
   Женщина в ярости хлопнула по капоту.
   — Молодой парень выехал из этого дома минут пятнадцать назад. На новом «Ягуаре» золотистого цвета.
   — Был «Ягуар», — коротко согласился Валерий, который понять ничего не мог, хотя и силился изо всех сил. — На Форос попер.
   — Куда?!
   — Туда, — Протасов махнул рукою за спину.
   — Его нужно догнать, — тоном приказа сказала женщина. — Немедленно.
   Она обогнула «пятерку» и уселась рядом с Валерием.
   — Сначала он, а потом все остальные.
   — Зачем догнать?
   Мила Сергеевна, ибо это была она, посмотрела на Валеру, как на идиота.
   — Он все забрал. Все, подчистую. Быстрее же, ну!.. — Последнее относилось к Волыне, закаменевшем на своем мотоцикле.
   — Что — все?!
   — То, что мне и вам, кретинам, поручено вернуть законному владельцу.
   — Кем поручено? — открыл рот Валерий, чувствуя себя актером, перепутавшим два спектакля.
   — Да вы что, издеваетесь надо мной?! — Мила сорвалась на крик. — Полковником Украинским, вот кем!!!
   — Украинским?! — оторопело повторил Протасов.
   Мила схватилась за голову.
   — У кого кто что забрал?! — решился навести ясность Протасов. — Давайте, дамочка, объясните нам, чтобы мы могли действовать.
   — Господи, помоги мне! — взмолилась Мила Сергеевна. — Тот парень, что в «Ягуаре» Бонифацкого укатил, забрал с собою дипломат. Это вы понимаете?
   — Дипломат? — переспросил Протасов, пораженный жуткой догадкой. — Дипломат?!
   — Да, да, дипломат! — громко проговорила женщина. — Дипломат Вацлава Бонифацкого.
   — С бриллиантами?! — захрипел Валерий, почувствовав себя человеком, на которого упало дерево.
   «Откуда он узнал про камни? — ужаснулась Мила Сергеевна. — Украинский трижды повторял, будто подробности дела Вардюку с Любчиком не сообщались. Матерь Божья? Что за полный кретин все-таки этот Сергей Михайлович! Как он мог доверить такую тайну этим двум дегенератам?!»
   — Да заводите же двигатель, Вардюк! Что за тупица, в конце концов!
   — Вовчик! — заорал Валерий приятелю, неподвижно сидевшему на мотоцикле. — Вовчик, блин! Бегом в машину! И «ППШ» не забудь.
   Вовчик подчинился, нырнув на заднее сидение «пятерки».
   — А мотоцикл? — успел спросить он перед тем, как машина сорвалась с места.
   — Ох, заглохни, Вовчик.
   Из всего сказанного женщиной, если отбросить в сторону разнообразные обидные словечки, которыми она щедро наградила его и Вовчика, Протасов почти ничего не понял. Ясно было только то, что сокровища Виктора Ледового похищены безымянным молодчиком. Молодчик завладел и «Ягуаром», а теперь с ветерком следовал по трассе куда-то в сторону Севастополя. Кто такая эта блондинка, принявшая их за двух милиционеров (это Протасов уже понял), каким боком сами милиционеры ко всему этому делу — для Валеры оставалось ребусом. Быстро прокрутив ситуацию, Протасов решил временно побыть милиционером — побольше слушать, поменьше болтать. Лишними вопросами блондинку не озадачивать, первым делом найти сокровища, а потом обстоятельно во всем разобраться.
   — Первым делом, первым делом — самолеты,[41] — фальшиво пропел Протасов, вызвав полный недоумения женский взгляд.
   Выглянувшее было солнце снова ушло за тучи. Тучи налетели с севера, собравшись в целую армаду. Зацепились за верхушки гор, обволокли их, и, клубясь, стали опускаться все ниже, словно исполинское чудище, намеревающееся поглотить известковые скальные породы. Начал моросить дождь.
   — Куда он ехать-то может? — спросил Протасов у Милы Сергеевны.
   Мила, очевидно, задававшаяся тем же вопросом, мрачно глянула на гиганта.
   — В Киев, — сразу сказала она.
   — В Киев?! — поперхнулся Протасов.
   — Думаю, да.
   «Нахальство — второе счастье», — решил Протасов, завидев впереди патрульную милицейскую «пятерку», оказавшуюся сестрой-близняшкой их машины. Милиционеры припарковались у края смотровой площадки, с которой открывалась впечатляющая картина живописной береговой линии.
   Внизу серели крыши санаториев Ливадии, любимых в разное время, как членами царской семьи, так и членами политбюро. Немного западнее и ниже, виднелась верхушка скалистого мыса Ай-Тодор, увенчанная неповторимым «Ласточкиным гнездом». Издали «Ласточкино гнездо» казалось хрупким, словно елочная игрушка.
   Главная дорога струилась мимо милиционеров — к Алупке. Над головами высились отвесные стены Ай-Петри, уже наполовину закутавшиеся в облака. Грязно-серое месиво туч пробивал изнутри призрачный свет. В воздухе пахло грозой. Узкая горная дорога выскальзывала из облаков, и прямо у ног милиционеров соединялась с главной автострадой. Вследствие этого обстоятельства гаишники контролировали как главную автомобильную артерию Южного Берега, тянущуюся от Феодосии до Севастополя, так и значительно менее напряженную дорогу А-296 (а временами — и вовсе закрытую для машин), переброшенную через скалистый хребет Ялтинской яйлы, от моря к Бахчисараю.
   Протасов затормозил ноздря в ноздрю с патрулем, изуверски расходуя резину. Вовчик позади громко икнул, едва не врезавшись лбом в подголовник переднего сидения.
   — Мужики, золотистый «Ягуар», минут двадцать назад?! — рявкнул Протасов во всю глотку. Было неясно, спрашивает он или утверждает.
   — Был, — сразу откликнулся усатый старшина с совершенно седой головой, — на Алупку проследовал. Примерно полчаса назад.
   — Благодарю за службу, — Протасов отпустил сцепление. Машина быстро набрала скорость.
   — Ну, ты наглый, черт, — уважительно протянул Волына и осекся, сообразив, что сболтнул лишнего.
   Мила Сергеевна с интересом посмотрела на Протасова:
   — А какие проблемы, Вардюк?
   — Никаких, — сухо отозвался Протасов. — Смена не наша, зона, блин, действия — тоже. А так — все путем.
   — А… — понимающе кивнула женщина.
   Но Валерий уже не слышал, поглощенный поиском тумблера, подающего электропитание проблесковым маячкам и сирене. На подходе к Алупке экскурсионных автобусов было, пруд пруди. Протасов разобрался с мигалкой, и это здорово сэкономило время. Крыша патрульного автомобиля расцвела красно-синими вспышками. Водители ползущих по трассе машин дисциплинированно шарахались к обочинам, следующие к знаменитому Воронцовскому дворцу (или из него) экскурсанты с интересом пялились на «пятерку».
   — Красное «Рено»!.. Госномер… Принять вправо!.. Прижаться к обочине!.. Освободить дорогу!.. Синяя «Тойота»!.. — выкрикивал Протасов в матюгальник. Многократно усиленные мегафоном вопли Валерия разносились над полотном дороги и резонировали о скалы, достигая морских пляжей внизу. В криках отчетливо слышалось упоение.
   — Вот клево! — радовался Вовчик, которого завело не меньше Протасова.
   «Чертовы обезьяны», — с ужасом думала Мила Сергеевна.
   Протасов наслаждался скоростью и властью, жалея в настоящий момент лишь о том, что сидит в тщедушной вазовской «пятерке», а не в утраченный на Перекопе четырехлитровом «Ниссан-патроле».
   «Моим трубам, лыжам и прожекторам только маяков сматюгальником и не хватает, — сделал открытие Валерий, — для полного фарша…».
   Настроение у Протасова поднялось, ему стало даже весело.
   Алупка осталась позади. Они пролетели Симеиз, едва видимый за дождевой завесой внизу слева от дороги. Проскочили еще какой-то городок, составленный из пятиэтажек. Названия Протасов не разобрал.
   Спуск сменился затяжным подъемом. Протасова на взлете души отчего-то потянуло на лирику, и он обронил, обращаясь непонятно к кому:
   — Не дорога, блин, а синусоида какая-то. Как вся моя жизнь…
   Мила хмуро покосилась на Валерия.
   — А вы на подъеме сейчас или на спуске?
   — Пока неизвестно, — сосредоточенно сказал Протасов.
   Дождь полил, как из ведра. Где-то наверху громыхнуло. Затем снова и снова, каждый раз все ближе — по нарастающей. Мила похлопала себя по карманам и раздосадовано поморщилась, как человек, вспомнивший нечто неприятное, и немного смущенно попросила Протасова.
   — Дайте свой мобильный телефон, пожалуйста… Мой подлец Витряков забрал…
   Протасов рассеянно моргнул. Участь его собственного мобильника мало отличалась от судьбы телефона блондинки — он исчез в кармане галифе злокозненного херсонского капитана.
   — Дайте телефон, Вардюк, — нетерпеливо повторила женщина.
   Протасов медлил.
   — Кстати, как вас зовут? — неожиданно отвлеклась Мила Сергеевна. — А то я, знаете ли, не люблю к людям по фамилиям обращаться. Похоже на армию или на школу.
   — Называйте меня Вардюком, дамочка, — торжественно ответил Протасов. — Фамилия не хуже других.
   — И, пожалуйста, не называйте меня дамочкой. Меня зовут Мила Сергеевна, если у вас с памятью проблемы, — раздраженно огрызнулась Мила.
   — Друзья называли орленком, враги называли орлом,[42] — продекламировал Валерий слова пионерской песенки, засевшей у него в голове с детства. Сколько себя помнил Протасов, не было ни единого лета, чтобы отец не посылал его в пионерский лагерь. На речку, в лес, а то и на море. Подальше от атомной станции, великолепный вид на которую открывался со всех трех окон их припятьской квартиры.
   Мила Сергеевна, немало поработавшая в пионерлагерях в качестве пионервожатой, непроизвольно улыбнулась, продолжив начатую Валерой песенку:
   — Орленок, орленок, взлети выше солнца…
   Они обменялись взглядами посвященных в большую тайну.
   — А неплохое было времечко… — вздохнул Валера искренне. — Валера я, вообще-то…
   Мила приветливо кивнула. Имен настоящих Вардюка и Любчика Украинский не называл.
   — Значит, вы Любчик? — Мила Сергеевна обернулась к Волыне.
   — Любчик… — Волына энергично кивнул. — Володя…
   — Вот и хорошо, — подвела итог женщина, — а теперь, ребята, дайте мне телефон. Нужно сообщить обо всем Сергею Михайловичу.
   — Нет телефона, — кратко пояснил Протасов.
   — Как нет?.. — лицо Милы выразило искреннее удивление. — Мы же с вами вчера весь вечер разговаривали?
   — Да?.. — еще больше удивился Протасов, — ну да, точно. Вчера был, а сегодня — сплыл. Аккумулятор сдох.
   Протасов кивнул себе, восхищенный собственной находчивостью.
   — Так зарядите.
   — Шнурок, блин, потерялся, — стоял на своем Протасов.
   — А ваш? — Мила через плечо поглядела на Вовчика.
   — И мой тоже, — вытаращил глаза Волына.
   — Идиотизм какой-то, — раздраженно фыркнула Мила Сергеевна.
   Они въехали в Форос. Точнее, Форос показался внизу, с дельфинариумом, чудесной уютной бухтой, защищенной от непогоды громадой мыса Сарыч.
   Мила машинально повернула голову кверху, ожидая разглядеть купола православной церкви, построенной высоко в горах. Но куполов видно не было. Тучи спустились слишком низко, обещая в самое ближайшее время поглотить и дорогу. Воздух стал плотным и влажным. Прямо на глазах потемнело, как будто ночник накрыли платком.
   — В такую погоду, — подал голос Вовчик, — плохой хозяин и цуцика на двор не выгонит…
   — Дома в телик втыкать — в самый раз, — немедленно откликнулся Валера.
   — С бутылочкой… — добавил Волына.
   — Ребята, хватит болтать, — прервала обоих Мила. — Нету мобилок — свяжитесь по рации. Это же возможно? Мне срочно необходимо переговорить с Сергеем Михайловичем.
   Мила требовательно уставилась на Протасова. Тот не отрывал глаз от дороги.
   — Кроме того, Валерий. Тебе виднее ваши с Любчиком возможности. У вас есть на побережье люди, чтоб перехватить беглеца по дороге? Но только учти — люди должны быть свои, потому что о камнях никто знать не должен.
   — Ничем не могу помочь, Людочка, — печально откликнулся Протасов. — Рация не работает. Какой-то шалопай разъемы питания оборвал. Так что связи вообще никакой.
   — Как это?
   — Сам удивляюсь, — Протасов вздохнул. — Кстати, Люда, а ты уверена, что тот парень, за которым мы гонимся, на Киев прет?
   — Да, — убежденно ответила Мила Сергеевна, — уверена.
   Протасов почесал лоб. Машина преодолела подъем и нырнула в длинный тоннель, пробитый сквозь горную породу.
   — Вау! — восхитился Вовчик позади.
   Все трое, словно по команде, обернулись к морю. Они покидали ЮБК. Море мелькало в промежутках между бетонными опорами, как заклинившая во включенном положении фотовспышка. Затем опоры сменила глухая каменная стена.
   — Как в метро, — буркнул Валерий, машинально включая фары.
   Тоннель остался позади. Подъемы пошли чередоваться со спусками. С исчезновением моря дорога не стала менее живописной. Пологие склоны покрывал лес. Туман спустился совсем низко, так что вершин было не разглядеть. Вскоре показалась дорожная развязка в виде кольца. На клумбе торчала очередная патрульная машина. Протасов, не колеблясь, повторил свой ялтинский трюк, — затормозил буквально вплотную и пролаял командирским голосом:
   — Золотистый «Ягуар»?
   — С полчаса назад была такая машина, — отвечал Валерию молоденький сержант, показывая в направлении Сапун-горы.
   — Спасибо! — рявкнул Протасов, срывая «пятерку» с места.
   Преодолели крутой серпантин, выбрались к музею обороны Севастополя и, едва не задавив группу зазевавшихся на пешеходном переходе туристов, по отлогому склону понеслись к Севастополю.
* * *
   Не доехав до города одного-двух километров, Протасов свернул на окружную. Последовал очередной серпантин. Дорога спустилась к заливу. К двум боевым кораблям, вызвавшим интерес у Протасова с Волыной ранним утром, теперь добавился третий, побольше. Эсминец, а может и крейсер. Впрочем, туман и дождь серьезно сократили видимость, позволяя разглядеть только неясное нагромождение корабельных надстроек.
   В Инкермане Протасов крутанул рулем и машина, едва не перевернувшись, оказалась на узкой уютной улочке. Слева был парк, справа — пятиэтажки. Не хрущевки, но и не сталинки.
   — Ты чего?! — перепугано забрюзжал Волына. — Чуть не угробил нас всех, зема!
   — Почта, — пояснил Валера. «Пятерка» выскочила на тротуар и остановилась прямо у крыльца. Редкие прохожие косились на отправившуюся на почту троицу.
   — Она же все узнает, зема, — Вовчик вцепился в локоть Валерия, едва только Мила скрылась в кабине для междугородних переговоров.
   — Откуда, блин? — засопел Протасов, отталкивая Волыну от себя. — Откуда, кретин?! Тем двоим ментам, в натуре, до вечера в кустах загорать. Ни хрена она не пронюхает, зуб даю.
   — А если пронюхает?
   — Ну а пронюхает, — заскрипел зубами Протасов, пожирая приятеля глазами, — я ее, корову, прямо в кабине удавлю. Резинкой от трусов. Усек?
   — Кто она такая?
   — Почем я знаю? — Протасов подтолкнул Вовчика к телефонной будке. — Давай, блин, дядьке звони. Пускай кордоны выставляет — «Ягуар» ловить.
   Вовчик нерешительно мялся у двери.
   — Ты сдурел, зема? Не поймет он!..
   — Так объясни, блин, чтобы понял. В долю возьмем.
   — Он не по этим делам, зема.
   — Все не по этим, блин, — злобно зашипел Протасов. — Только на тачках по сто кусков катаются да виллы трехэтажные мастерят. На зарплату тридцать баксов в месяц. Звони, блин, а то урекаю!
   Протасов за шиворот затащил Вовчика в будку. Снял трубку и вручил приятелю с видом командарма, жалующего красноармейца именным «Маузером».
   — Только так, — инструктировал Волыну Валерий. — Чтоб люди проверенные были. Чтоб без шума.
   Пока Вовчик разыскивал могущественного дядю Гришу и затем, сбиваясь, пояснял тому, что надо сделать, Протасов выглянул наружу и принялся глотать свежий воздух. В телефонной кабине было жарко и душно, как в настоящей мини-сауне.
   — Ну что? — спросила Мила Сергеевна, появившаяся из соседней будки.
   — Готовим товарищу встречу под Херсоном, — плотоядно ощерился Протасов. — Концы у нас там.
   Одновременно Валерий силился отыскать следы тревоги на лице женщины, но ничего подобного не обнаружил. Мила оставалась спокойной, и Протасов сделал вывод, что они с Волыной не разоблачены.
   — У тебя-то как?..
   — Похоже, Валера, что нам придется рассчитывать только на себя.
   Протасов кивнул, прислушиваясь к голосу Волыны, распинавшегося в телефонную трубку.
   — Да не сорвался я с катушек, — оправдывался Вовчик. — Надо до зарезу, дядя Гриша… Понял… Да вы ж меня знаете… Понял… По-любому… Понял…
   Из соседней кабины долетел звонкий голосок девчушки лет восьми.
   — …Я тоже соскучилась, папочка… — лепетала девчушка в трубку. — …Хорошо кормят… А когда ты приедешь? Погода замечательная, папочка, только все время дождь… Я маму слушаюсь… Я в волнах не купаюсь… А когда ты приедешь? — Девчушка замолчала, а потом проговорила упавшим тонким голоском:
   — …Хорошо, папочка, даю маму…
   Склонившаяся над ребенком женщина лет тридцати прижала трубку к уху.
   — Сереженька, но ты же обещал… Ну что, работа?..
   Протасов печально улыбнулся, взял Милу под руку, и они вышли на свежий воздух.
   — Значит, он на Киев когти рвет? — сказал Протасов. Валерий стоял тремя ступеньками ниже, так что их головы очутились примерно на одном уровне. Мила посмотрела в зеленоватые глаза великана:
   — В Киев. Я это точно знаю. Он мне сам сказал. Не думаю, чтобы врал. Просто ляпнул, не зная, кто я и откуда там взялась…
   «Хотел бы и я знать, кто ты и откуда там взялась», — кивнул Протасов, впервые подумав о потерянных в пути друзьях. Правда, тех было трое, а неведомый похититель сокровищ из «Ягуара» действовал, похоже, один. С другой стороны, мало ли в какие ловушки случилось угодить Атасову, Армейцу и Бандуре с того поганого промозглого утра, когда им довелось расстаться. Раз остановили самого Валерия, могли и остальных остановить, запросто даже.
   — Как он выглядел, Людочка? Парень тот? — спросил Протасов, надеясь в глубине души услышать описание какого-нибудь проходимца, от которого избавить мир — одно удовольствие.
   — Не больше двадцати, — спокойно начала Мила, слегка прикрыв глаза. — Волосы светлые, немного вьются. Черты лица мягкие. Милая такая мордашка… Кожа на щеках нежная. Видно, и бриться-то совсем недавно начал. Глаза сине-голубые.
   Протасов, не мигая, смотрел на подернутую туманом гладь залива, а видел перед собой лицо Андрея Бандуры.
   «Я так и знал», — думал Протасов, не замечая крупных капель вновь зачастившего дождя. Капли секли его по щекам, висли на подбородке и падали за шиворот.
   «Неужели и вправду за Андрюхой гонимся?» — спрашивал себя Протасов. Во рту стало горько, как будто Валерий разжевал всухомятку целую упаковку анальгина.
   «Если да, то где он, блин, остальных пацанов посеял?.. Кинул?..»
   Впрочем, это последнее предположение Протасов сразу, не колеблясь, отмел.
   «Молодой еще слишком. Да и не похоже это на него… Нормальный пацан, в натуре…»
   Потом Протасов подумал о неведомых причинах, задержавших в пути Атасова и Армейца. Валере стало не по себе.
   «А Гримо? Что сталось с Гримой, блин?..»
   Он попробовал встряхнуться, однако тоскливое предчувствие гибели обоих ближайших друзей навалилось на Валерия тяжестью могильного камня.
   — Он конкретно был один? — тихо спросил Валерий, немного удивляясь тому обстоятельству, что слышит свой голос как бы со стороны.
   — Уходил из дому один… — Мила на секунду задумалась. Выглядела она растерянно.
   — Понимаешь… — наконец сказала она, — он здорово помог мне… тот парень. Если бы не он, психопат по кличке Филя… очевидно… — Мила запнулась, руки задрожали… — Филя, — она повторила кличку так, словно та была ругательством, — порезал бы меня на куски. А тут этот паренек… Я думаю, он знал, за чем пришел, понимаешь? Знал и взял, что нужно. А по дороге — услышал крики… — Мила вздрогнула всем телом.
   Протасов внимательно следил за ней. Ее лицо стало белее сметаны.
   — Он услышал крики… — хрипло сказала Мила.
   — И спас тебе жизнь? — продолжил за нее Протасов.
   — Да… мимоходом… Я подозреваю, он принял меня за одну из шлюх Бонифацкого, которой просто не повезло…
   Протасов взъерошил пятерней свой короткий ежик на голове. Других типов стрижек Протасов не признавал. Голова была полностью мокрой и на ощупь напоминала щетку для одежды.
   — М-да, — только и сказал Протасов.
   — Вы с Володей в машине никого больше не заметили?
   — Разве что на сиденьях пластом лежали, — покачал головой Протасов. — Или в багажнике прятались.
   Вскоре в дверях объявился Волына. Протасов подумал, что Вовчик выглядит довольным, как слон.
   — Вы чего мокнете? — Волына проскользнул мимо Милы и Валерия, заняв свое место на заднем сидении «пятерки». — Дядька пообещал, что комар носа не подточит. Только в область въедет — тут ему и абзац, — прокричал Вовчик в окно.
   Мила последовала примеру Волыны. Последним за руль вернулся Протасов.
   — Ну, зема, — подстегнул Вовчик Валерия, — заводи шарманку, да поехали. Время деньги. По-любому.
   Волына нервно хохотнул. Протасов резко обернулся, одарив армейского друга долгим, изучающим взглядом, словно намеревался разглядеть на простоватом лице Вовчика что-то принципиально новое. Возможно, нечто такое на нем и появилось. Протасов спрашивал себя, что именно, но точного ответа дать не мог. Таким Вовчик ему совсем не нравился.
   — Ну, зема, ну!..
   — Да не нукай, блин! — рыкнул Валера.
   «Пятерка» отвалила от крыльца почтового отделения, и вскоре они вновь очутились на трассе. Залив исчез из виду. Дорога снова пошла вверх. Справа и слева потянулись дачные участки.
   — Севастопольские? — на ходу поинтересовался Протасов.
   — Киевские, зема, — с издевкой отозвался Волына.
   Протасов лишь молча нахмурился.