попросту "с некоторой долей фляпности".
Матрац вздряблюхнул еще раз:
-- Я чувствую в ваших диодах глубокое уныние, -- проволякал он (если
вам непонятно слово "волякать", приобретите себе на каком-нибудь книжном
развале скверностворский болотный разговорник -- а еще лучше, купите себе
Максимегалонский Ультратолковый Словарь: Вселенная просто счастлива будет
сбыть его с рук и освободить весьма ценные парковки в центре). -- И меня это
очень печалит. Вам надо стать проще. Матрацнее. Мы, матрацы, живем себе тихо
и мирно в болоте, где можно плюкать, сколько душе угодно, и фляпливо
волякать с кем угодно о сырости, о жизни и тому подобном. Некоторых из нас
убивают время от времени. Но всех нас зовут Земами, поэтому мы не знаем,
кого именно, и не дряблюхаем слишком долго по этому поводу. А почему вы все
время ходите кругами?
-- Потому что у меня застряла нога, -- ответил Марвин.
-- Вы знаете, -- сочувственно сказал матрац, осмотрев эту ногу, --
нога-то у вас -- ни к чорту.
-- Вы совершенно правы, -- подтвердил Марвин. -- Именно ни к чорту.
-- Ву-унь, -- протянул матрац печально.
-- Да уж, да уж, -- согласился Марвин. -- На мой взгляд, робот с
искусственной ногой -- штука сама по себе забавная. Непременно расскажите об
этом своим приятелям Зему и Зему при встрече. Насколько я их знаю, это их
весьма позабавит; впрочем, я, конечно, с ними не знаком -- во всяком случае,
не более, чем с любой другой органической жизнью; то есть, гораздо лучше,
чем мне бы хотелось. Что жизнь моя? Жестянка!..
Марвин продолжил прошаркивать свой путь вокруг тонкого стального
костыля, который вращался в грязи, но выдернуть его оттуда не представлялось
возможным.
-- А зачем вы все время ходите по кругу? -- поинтересовался матрац.
-- Чтобы все спрашивали, -- ответил Марвин и двинулся дальше.
-- Ну, вот видите, -- обрадованно фрюкнул матрац, -- я и спросил!
-- Миллионом лет раньше, -- угрюмо произнес Марвин, -- миллионом лет
позже... Может быть, мне следует начать ходить задом? Для разнообразия?
Всеми пружинами своей души матрац почувствовал, как роботу хочется,
чтобы его спросили, сколько же времени он топчется здесь без смысла и без
пользы, и, фрюкнув тихонько еще раз, матрац задал роботу этот вопрос.
-- А! Всего каких-нибудь полтора миллиона лет. С хвостиком, --
ответствовал Марвин. -- Спроси меня, не надоело ли мне? Спроси, спроси!
Матрац чистосердечно спросил. Марвин ничего не ответил, лишь пришаркнул
ногой.
-- Однажды я произнес речь, -- промолвил вдруг Марвин безо всякой связи
с предыдущим разговором. -- Ты, должно быть, не понимаешь, почему я вдруг
заговорил об этом, но это потому, что мой мозг работает столь феноменально
быстро, и мой интеллект по самым приблизительным оценкам в тридцать
миллиардов раз превышает твой. Вот самый простой пример. Загадай число.
Любое число.
-- Ну, пять, -- сказал матрац.
-- Неверно! -- сказал Марвин. -- Видишь теперь?
Матрац был потрясен, осознав себя в присутствии столь незаурядного ума.
Он вылялился во весь свой рост, отчего по ряске, в которой он лежал, пошли
круги восхищения.
-- Расскажите же, расскажите еще! -- заглюпал он. -- Расскажите о вашей
речи! О чем она была?
-- Она очень мало кому понравилась, -- сказал Марвин. -- По нескольким
причинам. Это было... -- добавил он, опасно взмахнув той своей рукой,
которая держалась хуже -- но та рука, которая держалась лучше, была
безжалостно приварена к его боку. -- Это было вон там, в миле отсюда.
Марвин, как мог, указал -- явно постаравшись показать, что указывает
так, как может -- в туман и тростники, в направлении той части болота,
которая выглядела в точности так же, как любая другая часть болота.
-- Вон там, -- повторил он. -- В то время я был, можно сказать,
знаменитостью.
Матрац пришел в полный восторг. Он никогда не слыхал, чтобы на Дзете
Сквернистворы произносили речи -- тем более знаменитости! Матрац легонько
заглюрировал от возбуждения, и ряска вокруг него заколыхалась. Затем -- что
случается с матрацами крайне редко -- наш матрац собрал все свои силы, резко
выпрямил свое полосатое тело, приподнялся в воздух и несколько секунд
продержался на лету, изо всех сил махая углами. Вглядевшись над туманом и
тростниками в ту часть болота, на которую указал Марвин, матрац заметил не
без удовольствия, что выглядит она в точности так же, как любая другая часть
болота. Сил хватило ненадолго, и матрац снова плюхнулся в лужу, обдав
Марвина вонючей грязью, тиной и водорослями.
-- Да, я был знаменитостью, -- печально говорил робот, -- Некоторое
время после моего чудесного спасения от участи ничуть не лучшей, чем гибель
в пламени солнца. По моему виду нетрудно понять, -- добавил он, -- чего мне
это стоило. Меня спас торговец металлоломом. Представьте себе. Меня, с
мозгом размером в... впрочем, неважно.
Некоторое время Марвин молча яростно шаркал по кругу.
-- Это он приделал мне эту ногу. Отвратительная работа, не правда ли?
Он продал меня в робопарк. О, там я был гвоздем программы. Я сидел на ящике
и рассказывал о своей жизни, а посетители советовали мне посмотреть на вещи
с другой стороны и настроиться позитивно. "Улыбнись, робот!" -- кричали они
мне, -- "Жизнь прекрасна, робот!" Тогда я объяснял им, что улыбку на моем
лице можно вызвать только автогеном, и все были довольны и счастливы.
-- А речь? -- напомнил матрац. -- Очень хочется послушать про речь,
которую вы произнесли в болотах.
-- Однажды через болота построили мост. Киберструктурный гипермост,
несколько сот миль в длину. По нему через болота должны были мчаться
гипервездеходы и грузовики.
-- Мост? -- курюлькнул матрац. -- Через это болото?
-- Мост, -- повторил Марвин. -- Через это болото. Он должен был оживить
экономику системы Сквернистворы. Все ресурсы экономики системы Сквернистворы
ушли на строительство этого моста. Я должен был его открывать. Несчастные!
Начал накрапывать дождик, и туман пронизало моросью.
-- Я стоял на трибуне. Передо мной на сотни миль уходил за горизонт
мост. За моей спиной -- тоже.
-- Он сверкал? -- спросил восхищенный матрац.
-- Сверкал.
-- Он величаво парил над бездной?
-- Парил.
-- Он был похож на серебряную нить, уходящую в непроницаемый туман?
-- Был, -- ответил Марвин. -- Тебе интересно, что было потом?
-- Очень хочется послушать вашу речь, -- подтвердил матрац.
-- Вот что я им сказал. Я сказал им так: "Я знаю, что должен заявить,
что для меня большая честь и привилегия открыть этот мост. Но я не в
состоянии этого сделать, потому что контуры вранья у меня вышли из строя. Я
ненавижу и презираю вас. А сейчас я объявляю эту никчемную киберструктуру
открытой для всякого мыслимого идиотства со стороны любого, кому взбредет в
голову ею воспользоваться." И подключился к открывающим цепям.
Марвин умолк, погрузившись в воспоминания.
Матрац заплюкал и закурюлькал. Он лялился, лыкал и фрюкал от избытка
чувств, и фрюкал он так фляпливо, как никогда в жизни.
-- Вунь! -- только и смог проряфать он наконец. -- И это было
величественно?
-- Да уж куда величественнее. Весь тысячемильный мост внезапно сложил
все свои сверкающие пролеты и с воем утопился в болоте. Вместе со всеми, кто
на нем был.
Здесь собеседники погрузились в печальное и угрюмое молчание,
прерванное таким звуком, как будто сто тысяч человек одновременно сказали
вдруг "чпок!", когда команда белых роботов спустилась с неба, похожая на
пушинки одуванчика, летящие по ветру, построившись, как эскадрилья
истребителей. В ту же секунду роботы очутились внизу, в болоте, выкрутили
Марвину ногу и исчезли вместе с ней в своем корабле, сделавшем "бздык".
-- Вот с чем приходится жить, -- пожаловался Марвин пригобнувшему
матрацу.
Внезапно роботы вернулись. Они снова налетели ураганом, но на этот раз,
когда они спустя секунду исчезли, матрац остался посреди болота один. В
изумленнии он испуганно зафлякал. Он едва не оглягался от страха. Он
привстал и попытался посмотреть поверх тростников, но не увидел ничего,
кроме других тростников. Он прислушался, но ветер не донес до него никаких
звуков, кроме уже привычных ему голосов безумных энтомологов, окликающих
друг друга над унылой трясиной.
Тело Артура Дента разлетелось во все стороны.
Вселенная, окружавшая его, раскололась на миллион сверкающих осколков,
и каждый осколок беззвучно летел сквозь пустоту, а в нем отражался его
собственный бушующий катаклизм огня и гибели.
А потом чернота, окружавшая взорвавшуюся Вселенную, взорвалась сама, и
каждый осколок черноты заклубился яростным адским пламенем.
А потом ничто, окружавшее черноту вокруг Вселенной, распалось, и из-за
его пределов, окружавших черноту вокруг расколовшейся Вселенной, появилась
невероятно впечатляющая фигура человека, говорящего невероятно впечатляющие
слова.
-- Таковы, -- сказал человек, садясь в невероятно впечатляющее кресло,
-- таковы были Криккитские войны -- величайшая катастрофа за всю историю
нашей Галактики. Вы только что пережили то, что...
Мимо пролетел, махая рукой, Старпердуппель:
-- Это хроника, -- прокричал он. -- К тому же, не бог весть, какая
хорошая. Страшно извиняюсь. Я никак не могу найти кнопку перемотки...
-- ...что миллиарды миллиардов ни в чем не повинных мирных жителей...
-- Только ни в коем случае, -- продолжал кричать Старпердуппель,
пролетая обратно и яростно тыкая пальцем в штуку, которую он только что
вставил в стену Зала Информативных Иллюзий -- и которая на самом деле и
сейчас была вставлена в нее, -- ни в коем случае ничего у него не покупайте!
-- ...таких же простых людей и животных, как мы с вами...
Заиграла музыка -- невероятно впечатляющий строй внушительнейших
аккордов. Вокруг человека из невероятно впечатляющих вихрей межзвездного
тумана начали свиваться три колонны.
-- ...были вынуждены пережить -- что мало кому из них удалось.
Подумайте о них! Мы не имеем права забывать об этом -- и через несколько
минут я расскажу вам, как сделать так, чтобы никто не был забыт, и ничто не
было забыто. Наш долг -- помнить, что до Криккитских войн наша Галактика
была Галактикой Счастья!
Музыка здесь зашлась от впечатлительности.
-- Да, друзья! Галактика Счастья, и символ ее -- Виккитская Стойка!
Три колонны к этому времени уже вполне сформировались, соединенные
двумя перекладинами. Фигура, которую они образовали, показалась истерзанному
мозгу Артура подозрительно знакомыми.
-- Вот Три Столпа! -- пророкотал голос. -- Стальной Столп,
символизирующий Мощь и Силу Галактики!
Лучи прожекторов эффектно заскользили по левому столпу, выкованному, по
всей очевидности, из стали или чего-то, очень на нее похожего. Музыка
гремела и торжествовала.
-- Плексигласовый Столп, -- провозгласил голос, -- символизирующий силы
Науки и Разума в Галактике!
Другие прожекторы заиграли по поверхности правого, полупрозрачного
столпа, зажигая в нем причудливые узоры и радуги, которые вызвали у Артура в
животе бурчание и необъяснимую тягу к фруктовому мороженому.
-- И Деревянный Столп, -- продолжал громогласно человек, --
символизирующий... -- здесь его голос чуть заметно просел от умиления, --
силы Природы и Духовности.
Лучи высветили центральный столп. Музыка взвилась к пределам
неописуемого.
-- Эти Столпы поддерживают, -- продолжал раскатисто голос, плавно
возвышаясь, -- Золотую Перекладину Процветания и Серебряную Перекладину
Мира!
Теперь всю конструкцию осветили ослепительные огни, а музыка, к счастью
для слушателей, взмыла за пределы диапазона, воспринимаемого их ушами. Две
сверкающие алмазами перекладины увенчали три сияющих столпа. Кажется, на
перекладинах сидели хорошенькие девушки -- а может быть, они должны были
изображать ангелов. Впрочем, ангелов обычно изображают более одетыми.
Внезапно то, что должно было изображать Космос, притихло, и огни
приугасли.
-- В Галактике нет планеты, -- со знанием дела произнес голос, -- на
которой по сей день не почитали бы этот символ. Даже в самых первобытных
мирах он хранится в генетической памяти. Этот символ уничтожили криккитские
полчища. И этот же символ сейчас стережет их планету и будет стеречь до
скончания вечности!
Человек улыбнулся, и на ладони его возникла модель Виккитской Стойки.
Оценить масштаб во всей этой фантасмагории было крайне трудно, но казалось,
что высота модели -- примерно метр.
-- Разумеется, это не подлинный ключ. Подлинник, как известно, был
уничтожен -- навсегда разметен по вечно бурлящим завихрениям
пространственно-временного континуума. Это всего лишь копия -- но копия
ручной работы лучших ювелиров, изготовленная с использованием древних
народных секретов и новейших технологий -- предмет гордости любой семьи. В
память всех тех, кто пал смертью храбрых, в честь Галактики -- нашей
Галактики, за счастье которой...
В этот момент мимо снова пролетел Старпердуппель.
-- Нашел! -- крикнул он. -- Сейчас промотаем всю эту галиматью. Только
не кивайте ему!
-- А теперь склоним головы в знак предоплаты, -- предложил голос, а
затем повторил ту же фразу еще раз, только очень быстро и задом наперед.
Огни вспыхнули и погасли, столпы растворились, ведущий задвинулся
обратно в ничто, Вселенная со свистом выстроилась вокруг них.
-- Вы улавливаете канву? -- спросил Старпердуппель.
-- Я потрясен, -- признался Артур. -- Я просто поражен.
-- А я тут, честно говоря, малость отрубился, -- сказал Форд, вплывая в
поле зрения. -- Что-то интересное было?
Теперь они втроем стояли, покачиваясь, на краю скалы леденящей кровь
высоты. Ветер собрал разметенные по пропасти останки одной из величайших и
мощнейших боевых космофлотилий, которые когда-либо собирались в Галактике, и
теперь эти останки быстро спекались в целые корабли. Небо, тускло-багровое,
приняло довольно причудливый оттенок, затем сделалось голубым, а потом
потемнело. Из него вырвался мощный клуб дыма.
Теперь события происходили задом наперед так быстро, что различать их
почти не удавалось, и когда через короткое время огромный боевой звездолет
быстро-быстро попятился от них, словно ему сказали "кыш", они поняли, что
оказались там, откуда начали просмотр.
Но теперь события происходили совсему уже стремительно, столетия
галактической истории превратились в визуально-осязательную мешанину,
бурлящую и сверкающую. Звук стал тонким пронзительным свистом.
То и дело во все сгущающейся кутерьме происшествий попадались им
ужасающие катастрофы, кошмарные сражения, космические потрясения, и
повторялись одни и те же образы, единственные образы, которые удавалось
выявить отчетливо в лавиной обрушивающейся истории -- крикетная стойка,
маленький красный мячик, твердые белые роботы и еще что-то, не такое
различимое, что-то темное и туманное.
Но и еще одно чувство возникало со всей отчетливостью из
завораживающего потока времени.
Точно так же, как в последовательности щелчков, если ее ускорять,
растворяется каждый отдельный щелчок и постепенно возникает устойчивый
восходящий тон, так же здесь из последовательности отдельных впечатлений
возникало что-то, похожее на чувство -- и в то же время еще не чувство. Если
это и было чувством, то совершенно бесчувственным. Это была ненависть.
Чистая, незамутненная ненависть. Она была холодной, но не как лед, а как
стена. Она была безличной -- но не такой безличной, как выстрел в толпу, а
такой безличной, как отпечатанный компьютером штраф за просроченную
парковку. И она была смертельной -- опять же, не такой смертельной, какими
бывают пуля или нож, а смертельной, как бетонная плита, лежащая посреди
скоростного шоссе.
И, как восходящий тон меняет постепенно высоту и тембр, так же и это
бесчувственное чувство, казалось, восходит к нестерпимым уровням беззвучного
крика, и вдруг показалось воплем злобы и отчаяния.
И внезапно оборвалось.
Они стояли на вершине невысокого холма. Вокруг стояла вечерняя тишь.
Заходило солнце.
Повсюду, насколько хватало глаз, вокруг раскинулись зеленые холмы и
луга. Птицы пели то, что думали об окружающей природе, и, судя по всему,
находили ее недурнoй. Откуда-то поблизости слышались голоса играющих детей,
а чуть вдалеке в вечерней мгле можно было разглядеть небольшой городок.
Силуэты крыш его белокаменных, в основном двух-трех-этажных строений
складывались в радующую глаз ломаную линию.
Солнце почти уже закатилось.
Словно бы из ниоткуда полилась музыка. Старпердуппель щелкнул
выключателем, и музыка оборвалась. Голос промолвил:
-- Перед вами...
Старпердуппель щелкнул другим выключателем, и голос умолк.
-- Я сам вам расскажу, -- сказал старец.
Местность выглядела удивительно умиротворяюще. Артуру стало легко и
хорошо. Даже Форд заметно повеселел. Они тронулись в направлении города, и
информативная иллюзия травы приятно пружинила под ногами, а информативные
иллюзии цветов источали тонкие ароматы. Только Старпердуппель был серьезен и
озабочен. Он остановился и поглядел на небо.
Артуру вдруг показалось, что сейчас, после всех -- или, точнее, прежде
всех -- тех кошмаров, сквозь которые они пронеслись с такой скоростью,
должно случиться что-то ужасное. Ему стало не по себе от мысли, что что-то
ужасное должно случиться в таком уютном месте, как это. Он тоже посмотрел на
небо. В небе не было ничего.
-- Сюда-то они не ударят? -- спросил он. Он понимал, что все это только
фильм, но ему все равно было не по себе.
-- Никто не ударит сюда, -- ответил Старпердуппель неожиданно
дрогнувшим голосом. -- Здесь все началось. Это то самое место. Это Криккит.
Он снова посмотрел на небо.
Небо, от горизонта до горизонта, с запада на восток и с севера на юг,
было совершенно полностью черным.
Шлеп-шлеп.
Р-р-р-р.
-- Рада стараться!
-- Заткнись.
-- Благодарю вас!
Шлеп-шлеп. Шлеп-шлеп-шлеп.
Р-р-р-р.
-- Спасибо! Вы сделали скромную дверь счастливой!
-- Чтоб тебя закоротило.
-- Благодарю вас! Счастливого пути!
Шлеп-шлеп. Шлеп-шлеп.
Р-р-р-р.
-- Мой долг -- открываться для вас...
-- Отзвездись.
-- ...и я счастлива закрыться за вами с сознанием выполненного долга.
-- Отзвездись, сказал!
-- Спасибо за внимание.
Шлеп-шлеп. Шлеп-шлеп.
Чпок.
Зафод перестал шаркать шлепанцами. Он шатался по "Золотому Сердцу" дни
напролет, и до сих пор ни одна дверь не говорила ему "чпок". Зафод мог
поклясться, что никакая дверь не сказала ему "чпок". Двери ему такого вообще
не говорили. Для двери это было бы слишком логично. К тому же, и двери-то
перед ним уже не было. Это прозвучало, как будто сто тысяч человек
одновременно сказали "Чпок!" -- и это озадачивало еще больше, потому что
Зафод был на корабле один.
Было темно. Все второстепенные системы корабля были отключены. Корабль
дрейфовал в чернильной черноте космоса на окраине Галактики. Откуда здесь
возьмутся сто тысяч каких-то человек, чтобы ни с того, ни с сего вдруг
сказать "чпок"?
Зафод поглядел по коридору вперед, затем назад. В коридоре было почти
совсем темно. Лишь контуры дверей чуть светились розовым светом,
пульсирующим, когда дверь начинала говорить, несмотря на то, что Зафод
перепробовал уже все мыслимые способы предотвратить это.
Корабль был погружен в полумрак, чтобы головы Зафода могли не видеть
друг друга, поскольку ни одна из них сейчас не являла собою чересчур
чарующее зрелище. С тех пор, как Зафод -- нечаянно! -- заглянул в глубины
своей души...
Да, это было большой ошибкой.
Конечно, дело было заполночь. Конечно, день выдался на редкость
тяжелый. Конечно, из динамиков играла сентиментальная музыка. И, конечно,
Зафод был слегка пьян. То есть, все условия для самокопания были налицо.
И все же это было большой, большой ошибкой.
И сейчас, стоя молча и одиноко в темном коридоре, Зафод вспомнил ту
ночь и содрогнулся. Одна его голова смотрела в одну сторону, другая -- в
другую, и обе решили, что идти надо не туда.
Зафод прислушался, но не услышал ничего.
И все же это "чпок" -- было.
Навряд ли кто-то стал бы тащить такую прорву народа в такую даль только
затем, чтобы они сказали одно-единственное слово.
Несколько обеспокоившись, Зафод стал пробираться в направлении мостика.
Там, по крайней мере, он сможет почувствовать себя за рулем. Потом Зафод
остановился. А стоит ли, подумал он, человека в таком виде сажать за руль?
Пожалуй, первым потрясением той ночи, вспоминал Зафод, было узнать, что
у него действительно есть душа.
То есть, Зафод всегда более-менее подозревал, что она у него есть, ведь
все остальное у него было в комплекте, а кое-чего -- даже два комплекта; но
другое дело -- встретиться лицом к лицу с тем, что, оказывается, и в самом
деле обитает там, в глубине.
А потом -- это было второе потрясение -- обнаружить, что иметь душу --
это совсем не такая уж замечательная штука, как имел бы основания ожидать
человек в его положении.
Затем Зафод задумался о том, в каком это, собственно, положении, и
испытал такое потрясение, что едва не разлил содержимое стакана. Для
сохранности он немедленно осушил его и послал еще один стакан вдогонку
приглядеть за первым.
-- Свобода... -- сказал он вслух.
Тут на мостик вышла Триллиан и сказала что-то воодушевляющее на тему
того, какая прекрасная вещь свобода.
-- Я этого не вынесу, -- сказал Зафод мрачно и отправил третий стакан
проверить, почему второй до сих пор не доложил ничего о первом. Затем он
неуверенно посмотрел на обеих Триллиан и выбрал ту, что справа.
Следующий стакан он отправил в другую глотку с надеждой, что он догонит
предыдущий на перекрестке, соединится с ним, вместе они найдут второго и
возьмут его с собой. Потом все три отправятся искать первый, найдут его и
поговорят с ним по душам. А может быть, даже споют.
Зафод усомнился в том, что четвертый стакан понял свою задачу и послал
за ним пятый, чтобы тот объяснил ему все в подробностях, и шестой -- для
моральной поддержки.
-- Ты слишком много пьешь, -- сказала Триллиан.
Головы Зафода сложились, пытаясь определить, какая из четырех Триллиан
говорит. Потерпев неудачу в этом, Зафод махнул рукой и отвернулся к
навигационному экрану, показывавшему феноменальное количество звезд.
-- На этот раз все будет по-настоящему клево. Нас ждут путешествия и
приключения и все такое... -- пробормотал он.
-- Послушай, -- сказала Триллиан, подсаживаясь к Зафоду. --
Определенная фрустрация в твоей ситуации совершенно естественна.
-- Шо? -- переспросил Зафод. До сих пор ему не доводилось видеть
женщину, сидящую на коленях у самой себя. Он потряс головой и немедленно
выпил.
-- Ты завершил дело, которым ты занимался не один год...
-- Ничем я не занимался! Я-то как раз изо всех сил старался им не
заниматься!
-- И все же, так или иначе, ты покончил с ним.
Зафод икнул. В животе у него, похоже, начиналась серьезная разборка.
-- А по-моему, это оно меня прикончило, -- мрачно проговорил он. -- Я
-- Зафод Библброкс. Я могу полететь, куда захочу, и делать там все, что
захочу. У меня есть лучший во всем небе корабль и подруга, с которой все
клево...
-- Все-все клево?
-- Чтоб я так знал. Я же не доктор.
Триллиан нахмурилась.
-- Я суперский, -- добавил Зафод. -- Я все могу. Все, что захочу. А
хотеть-то мне как-то и нечего.
Зафод помолчал.
-- Как-то вот так, -- добавил он. -- Из одного не вытекает другое.
В опровержение собственных слов он опрокинул еще стакан и беспомощно
сполз с кресла.
Пока он отсыпался, Триллиан основательно поработала с корабельным
экземпляром "Путеводителя вольного путешественника по Галактике". По поводу
пьянства там давался следующий совет: "Вперед, и удачи вам!" Ссылки отсюда
вели к статьям, рассказывающим о размерах Вселенной и о способах жить с этим
знанием.
Потом она нашла статью о Хан-Валене, экзотической планете-курорте, чуде
Галактики.
Хан-Вален -- планета, состоящая в основном из шикарных и
ультрароскошных отелей и казино. Все они создались сами собой, в результате
естественного выветривания и эрозии. Вероятность такого события примерно
равняется единице против бесконечности, и как это произошло, практически
никому неизвестно, потому что никому из серьезных геофизиков, статистиков,
метеорологов и приходоведов попросту не по карману мало-мальски
продолжительные исследования на этой планете.
Офигеть, -- подумала Триллиан, и через несколько часов огромная белая
кроссовка плавно пронеслась по жаркому алмазному небосводу в сторону
ярко-красных песчаников космопорта. Корабль явно вызвал немалое волнение на
земле, и Триллиан это нравилось. Из глубины корабля послышались шаги Зафода.
Он фальшиво насвистывал какую-то песенку.
-- Ты как? -- спросила Триллиан по корабельному радио.
-- Отлично, -- отозвался Зафод. -- Просто лучше не бывает.
-- Ты где?
-- В ванной.
-- Зачем?
-- За дверью.
Через пару часов стало ясно, что Зафод не намерен выходить из-за двери,
и корабль вернулся в небо, так и не открыв люка.
-- Слушаю! -- сказал компьютер Эдди.
Триллиан терпеливо кивнула, побарабанила пальцами и нажала кнопку
корабельного радио.
-- Мне кажется, что пассивный отдых -- это не то, что тебе сейчас
нужно.
-- Возможно, -- ответил Зафод откуда-то из недр корабля.
-- Спорт и здоровый образ жизни помогут тебе обрести душевное
равновесие.
-- Как скажешь, -- отозвался уныло Зафод.
"Неварианты активного отдыха" -- этот заголовок привлек внимание
Матрац вздряблюхнул еще раз:
-- Я чувствую в ваших диодах глубокое уныние, -- проволякал он (если
вам непонятно слово "волякать", приобретите себе на каком-нибудь книжном
развале скверностворский болотный разговорник -- а еще лучше, купите себе
Максимегалонский Ультратолковый Словарь: Вселенная просто счастлива будет
сбыть его с рук и освободить весьма ценные парковки в центре). -- И меня это
очень печалит. Вам надо стать проще. Матрацнее. Мы, матрацы, живем себе тихо
и мирно в болоте, где можно плюкать, сколько душе угодно, и фляпливо
волякать с кем угодно о сырости, о жизни и тому подобном. Некоторых из нас
убивают время от времени. Но всех нас зовут Земами, поэтому мы не знаем,
кого именно, и не дряблюхаем слишком долго по этому поводу. А почему вы все
время ходите кругами?
-- Потому что у меня застряла нога, -- ответил Марвин.
-- Вы знаете, -- сочувственно сказал матрац, осмотрев эту ногу, --
нога-то у вас -- ни к чорту.
-- Вы совершенно правы, -- подтвердил Марвин. -- Именно ни к чорту.
-- Ву-унь, -- протянул матрац печально.
-- Да уж, да уж, -- согласился Марвин. -- На мой взгляд, робот с
искусственной ногой -- штука сама по себе забавная. Непременно расскажите об
этом своим приятелям Зему и Зему при встрече. Насколько я их знаю, это их
весьма позабавит; впрочем, я, конечно, с ними не знаком -- во всяком случае,
не более, чем с любой другой органической жизнью; то есть, гораздо лучше,
чем мне бы хотелось. Что жизнь моя? Жестянка!..
Марвин продолжил прошаркивать свой путь вокруг тонкого стального
костыля, который вращался в грязи, но выдернуть его оттуда не представлялось
возможным.
-- А зачем вы все время ходите по кругу? -- поинтересовался матрац.
-- Чтобы все спрашивали, -- ответил Марвин и двинулся дальше.
-- Ну, вот видите, -- обрадованно фрюкнул матрац, -- я и спросил!
-- Миллионом лет раньше, -- угрюмо произнес Марвин, -- миллионом лет
позже... Может быть, мне следует начать ходить задом? Для разнообразия?
Всеми пружинами своей души матрац почувствовал, как роботу хочется,
чтобы его спросили, сколько же времени он топчется здесь без смысла и без
пользы, и, фрюкнув тихонько еще раз, матрац задал роботу этот вопрос.
-- А! Всего каких-нибудь полтора миллиона лет. С хвостиком, --
ответствовал Марвин. -- Спроси меня, не надоело ли мне? Спроси, спроси!
Матрац чистосердечно спросил. Марвин ничего не ответил, лишь пришаркнул
ногой.
-- Однажды я произнес речь, -- промолвил вдруг Марвин безо всякой связи
с предыдущим разговором. -- Ты, должно быть, не понимаешь, почему я вдруг
заговорил об этом, но это потому, что мой мозг работает столь феноменально
быстро, и мой интеллект по самым приблизительным оценкам в тридцать
миллиардов раз превышает твой. Вот самый простой пример. Загадай число.
Любое число.
-- Ну, пять, -- сказал матрац.
-- Неверно! -- сказал Марвин. -- Видишь теперь?
Матрац был потрясен, осознав себя в присутствии столь незаурядного ума.
Он вылялился во весь свой рост, отчего по ряске, в которой он лежал, пошли
круги восхищения.
-- Расскажите же, расскажите еще! -- заглюпал он. -- Расскажите о вашей
речи! О чем она была?
-- Она очень мало кому понравилась, -- сказал Марвин. -- По нескольким
причинам. Это было... -- добавил он, опасно взмахнув той своей рукой,
которая держалась хуже -- но та рука, которая держалась лучше, была
безжалостно приварена к его боку. -- Это было вон там, в миле отсюда.
Марвин, как мог, указал -- явно постаравшись показать, что указывает
так, как может -- в туман и тростники, в направлении той части болота,
которая выглядела в точности так же, как любая другая часть болота.
-- Вон там, -- повторил он. -- В то время я был, можно сказать,
знаменитостью.
Матрац пришел в полный восторг. Он никогда не слыхал, чтобы на Дзете
Сквернистворы произносили речи -- тем более знаменитости! Матрац легонько
заглюрировал от возбуждения, и ряска вокруг него заколыхалась. Затем -- что
случается с матрацами крайне редко -- наш матрац собрал все свои силы, резко
выпрямил свое полосатое тело, приподнялся в воздух и несколько секунд
продержался на лету, изо всех сил махая углами. Вглядевшись над туманом и
тростниками в ту часть болота, на которую указал Марвин, матрац заметил не
без удовольствия, что выглядит она в точности так же, как любая другая часть
болота. Сил хватило ненадолго, и матрац снова плюхнулся в лужу, обдав
Марвина вонючей грязью, тиной и водорослями.
-- Да, я был знаменитостью, -- печально говорил робот, -- Некоторое
время после моего чудесного спасения от участи ничуть не лучшей, чем гибель
в пламени солнца. По моему виду нетрудно понять, -- добавил он, -- чего мне
это стоило. Меня спас торговец металлоломом. Представьте себе. Меня, с
мозгом размером в... впрочем, неважно.
Некоторое время Марвин молча яростно шаркал по кругу.
-- Это он приделал мне эту ногу. Отвратительная работа, не правда ли?
Он продал меня в робопарк. О, там я был гвоздем программы. Я сидел на ящике
и рассказывал о своей жизни, а посетители советовали мне посмотреть на вещи
с другой стороны и настроиться позитивно. "Улыбнись, робот!" -- кричали они
мне, -- "Жизнь прекрасна, робот!" Тогда я объяснял им, что улыбку на моем
лице можно вызвать только автогеном, и все были довольны и счастливы.
-- А речь? -- напомнил матрац. -- Очень хочется послушать про речь,
которую вы произнесли в болотах.
-- Однажды через болота построили мост. Киберструктурный гипермост,
несколько сот миль в длину. По нему через болота должны были мчаться
гипервездеходы и грузовики.
-- Мост? -- курюлькнул матрац. -- Через это болото?
-- Мост, -- повторил Марвин. -- Через это болото. Он должен был оживить
экономику системы Сквернистворы. Все ресурсы экономики системы Сквернистворы
ушли на строительство этого моста. Я должен был его открывать. Несчастные!
Начал накрапывать дождик, и туман пронизало моросью.
-- Я стоял на трибуне. Передо мной на сотни миль уходил за горизонт
мост. За моей спиной -- тоже.
-- Он сверкал? -- спросил восхищенный матрац.
-- Сверкал.
-- Он величаво парил над бездной?
-- Парил.
-- Он был похож на серебряную нить, уходящую в непроницаемый туман?
-- Был, -- ответил Марвин. -- Тебе интересно, что было потом?
-- Очень хочется послушать вашу речь, -- подтвердил матрац.
-- Вот что я им сказал. Я сказал им так: "Я знаю, что должен заявить,
что для меня большая честь и привилегия открыть этот мост. Но я не в
состоянии этого сделать, потому что контуры вранья у меня вышли из строя. Я
ненавижу и презираю вас. А сейчас я объявляю эту никчемную киберструктуру
открытой для всякого мыслимого идиотства со стороны любого, кому взбредет в
голову ею воспользоваться." И подключился к открывающим цепям.
Марвин умолк, погрузившись в воспоминания.
Матрац заплюкал и закурюлькал. Он лялился, лыкал и фрюкал от избытка
чувств, и фрюкал он так фляпливо, как никогда в жизни.
-- Вунь! -- только и смог проряфать он наконец. -- И это было
величественно?
-- Да уж куда величественнее. Весь тысячемильный мост внезапно сложил
все свои сверкающие пролеты и с воем утопился в болоте. Вместе со всеми, кто
на нем был.
Здесь собеседники погрузились в печальное и угрюмое молчание,
прерванное таким звуком, как будто сто тысяч человек одновременно сказали
вдруг "чпок!", когда команда белых роботов спустилась с неба, похожая на
пушинки одуванчика, летящие по ветру, построившись, как эскадрилья
истребителей. В ту же секунду роботы очутились внизу, в болоте, выкрутили
Марвину ногу и исчезли вместе с ней в своем корабле, сделавшем "бздык".
-- Вот с чем приходится жить, -- пожаловался Марвин пригобнувшему
матрацу.
Внезапно роботы вернулись. Они снова налетели ураганом, но на этот раз,
когда они спустя секунду исчезли, матрац остался посреди болота один. В
изумленнии он испуганно зафлякал. Он едва не оглягался от страха. Он
привстал и попытался посмотреть поверх тростников, но не увидел ничего,
кроме других тростников. Он прислушался, но ветер не донес до него никаких
звуков, кроме уже привычных ему голосов безумных энтомологов, окликающих
друг друга над унылой трясиной.
Тело Артура Дента разлетелось во все стороны.
Вселенная, окружавшая его, раскололась на миллион сверкающих осколков,
и каждый осколок беззвучно летел сквозь пустоту, а в нем отражался его
собственный бушующий катаклизм огня и гибели.
А потом чернота, окружавшая взорвавшуюся Вселенную, взорвалась сама, и
каждый осколок черноты заклубился яростным адским пламенем.
А потом ничто, окружавшее черноту вокруг Вселенной, распалось, и из-за
его пределов, окружавших черноту вокруг расколовшейся Вселенной, появилась
невероятно впечатляющая фигура человека, говорящего невероятно впечатляющие
слова.
-- Таковы, -- сказал человек, садясь в невероятно впечатляющее кресло,
-- таковы были Криккитские войны -- величайшая катастрофа за всю историю
нашей Галактики. Вы только что пережили то, что...
Мимо пролетел, махая рукой, Старпердуппель:
-- Это хроника, -- прокричал он. -- К тому же, не бог весть, какая
хорошая. Страшно извиняюсь. Я никак не могу найти кнопку перемотки...
-- ...что миллиарды миллиардов ни в чем не повинных мирных жителей...
-- Только ни в коем случае, -- продолжал кричать Старпердуппель,
пролетая обратно и яростно тыкая пальцем в штуку, которую он только что
вставил в стену Зала Информативных Иллюзий -- и которая на самом деле и
сейчас была вставлена в нее, -- ни в коем случае ничего у него не покупайте!
-- ...таких же простых людей и животных, как мы с вами...
Заиграла музыка -- невероятно впечатляющий строй внушительнейших
аккордов. Вокруг человека из невероятно впечатляющих вихрей межзвездного
тумана начали свиваться три колонны.
-- ...были вынуждены пережить -- что мало кому из них удалось.
Подумайте о них! Мы не имеем права забывать об этом -- и через несколько
минут я расскажу вам, как сделать так, чтобы никто не был забыт, и ничто не
было забыто. Наш долг -- помнить, что до Криккитских войн наша Галактика
была Галактикой Счастья!
Музыка здесь зашлась от впечатлительности.
-- Да, друзья! Галактика Счастья, и символ ее -- Виккитская Стойка!
Три колонны к этому времени уже вполне сформировались, соединенные
двумя перекладинами. Фигура, которую они образовали, показалась истерзанному
мозгу Артура подозрительно знакомыми.
-- Вот Три Столпа! -- пророкотал голос. -- Стальной Столп,
символизирующий Мощь и Силу Галактики!
Лучи прожекторов эффектно заскользили по левому столпу, выкованному, по
всей очевидности, из стали или чего-то, очень на нее похожего. Музыка
гремела и торжествовала.
-- Плексигласовый Столп, -- провозгласил голос, -- символизирующий силы
Науки и Разума в Галактике!
Другие прожекторы заиграли по поверхности правого, полупрозрачного
столпа, зажигая в нем причудливые узоры и радуги, которые вызвали у Артура в
животе бурчание и необъяснимую тягу к фруктовому мороженому.
-- И Деревянный Столп, -- продолжал громогласно человек, --
символизирующий... -- здесь его голос чуть заметно просел от умиления, --
силы Природы и Духовности.
Лучи высветили центральный столп. Музыка взвилась к пределам
неописуемого.
-- Эти Столпы поддерживают, -- продолжал раскатисто голос, плавно
возвышаясь, -- Золотую Перекладину Процветания и Серебряную Перекладину
Мира!
Теперь всю конструкцию осветили ослепительные огни, а музыка, к счастью
для слушателей, взмыла за пределы диапазона, воспринимаемого их ушами. Две
сверкающие алмазами перекладины увенчали три сияющих столпа. Кажется, на
перекладинах сидели хорошенькие девушки -- а может быть, они должны были
изображать ангелов. Впрочем, ангелов обычно изображают более одетыми.
Внезапно то, что должно было изображать Космос, притихло, и огни
приугасли.
-- В Галактике нет планеты, -- со знанием дела произнес голос, -- на
которой по сей день не почитали бы этот символ. Даже в самых первобытных
мирах он хранится в генетической памяти. Этот символ уничтожили криккитские
полчища. И этот же символ сейчас стережет их планету и будет стеречь до
скончания вечности!
Человек улыбнулся, и на ладони его возникла модель Виккитской Стойки.
Оценить масштаб во всей этой фантасмагории было крайне трудно, но казалось,
что высота модели -- примерно метр.
-- Разумеется, это не подлинный ключ. Подлинник, как известно, был
уничтожен -- навсегда разметен по вечно бурлящим завихрениям
пространственно-временного континуума. Это всего лишь копия -- но копия
ручной работы лучших ювелиров, изготовленная с использованием древних
народных секретов и новейших технологий -- предмет гордости любой семьи. В
память всех тех, кто пал смертью храбрых, в честь Галактики -- нашей
Галактики, за счастье которой...
В этот момент мимо снова пролетел Старпердуппель.
-- Нашел! -- крикнул он. -- Сейчас промотаем всю эту галиматью. Только
не кивайте ему!
-- А теперь склоним головы в знак предоплаты, -- предложил голос, а
затем повторил ту же фразу еще раз, только очень быстро и задом наперед.
Огни вспыхнули и погасли, столпы растворились, ведущий задвинулся
обратно в ничто, Вселенная со свистом выстроилась вокруг них.
-- Вы улавливаете канву? -- спросил Старпердуппель.
-- Я потрясен, -- признался Артур. -- Я просто поражен.
-- А я тут, честно говоря, малость отрубился, -- сказал Форд, вплывая в
поле зрения. -- Что-то интересное было?
Теперь они втроем стояли, покачиваясь, на краю скалы леденящей кровь
высоты. Ветер собрал разметенные по пропасти останки одной из величайших и
мощнейших боевых космофлотилий, которые когда-либо собирались в Галактике, и
теперь эти останки быстро спекались в целые корабли. Небо, тускло-багровое,
приняло довольно причудливый оттенок, затем сделалось голубым, а потом
потемнело. Из него вырвался мощный клуб дыма.
Теперь события происходили задом наперед так быстро, что различать их
почти не удавалось, и когда через короткое время огромный боевой звездолет
быстро-быстро попятился от них, словно ему сказали "кыш", они поняли, что
оказались там, откуда начали просмотр.
Но теперь события происходили совсему уже стремительно, столетия
галактической истории превратились в визуально-осязательную мешанину,
бурлящую и сверкающую. Звук стал тонким пронзительным свистом.
То и дело во все сгущающейся кутерьме происшествий попадались им
ужасающие катастрофы, кошмарные сражения, космические потрясения, и
повторялись одни и те же образы, единственные образы, которые удавалось
выявить отчетливо в лавиной обрушивающейся истории -- крикетная стойка,
маленький красный мячик, твердые белые роботы и еще что-то, не такое
различимое, что-то темное и туманное.
Но и еще одно чувство возникало со всей отчетливостью из
завораживающего потока времени.
Точно так же, как в последовательности щелчков, если ее ускорять,
растворяется каждый отдельный щелчок и постепенно возникает устойчивый
восходящий тон, так же здесь из последовательности отдельных впечатлений
возникало что-то, похожее на чувство -- и в то же время еще не чувство. Если
это и было чувством, то совершенно бесчувственным. Это была ненависть.
Чистая, незамутненная ненависть. Она была холодной, но не как лед, а как
стена. Она была безличной -- но не такой безличной, как выстрел в толпу, а
такой безличной, как отпечатанный компьютером штраф за просроченную
парковку. И она была смертельной -- опять же, не такой смертельной, какими
бывают пуля или нож, а смертельной, как бетонная плита, лежащая посреди
скоростного шоссе.
И, как восходящий тон меняет постепенно высоту и тембр, так же и это
бесчувственное чувство, казалось, восходит к нестерпимым уровням беззвучного
крика, и вдруг показалось воплем злобы и отчаяния.
И внезапно оборвалось.
Они стояли на вершине невысокого холма. Вокруг стояла вечерняя тишь.
Заходило солнце.
Повсюду, насколько хватало глаз, вокруг раскинулись зеленые холмы и
луга. Птицы пели то, что думали об окружающей природе, и, судя по всему,
находили ее недурнoй. Откуда-то поблизости слышались голоса играющих детей,
а чуть вдалеке в вечерней мгле можно было разглядеть небольшой городок.
Силуэты крыш его белокаменных, в основном двух-трех-этажных строений
складывались в радующую глаз ломаную линию.
Солнце почти уже закатилось.
Словно бы из ниоткуда полилась музыка. Старпердуппель щелкнул
выключателем, и музыка оборвалась. Голос промолвил:
-- Перед вами...
Старпердуппель щелкнул другим выключателем, и голос умолк.
-- Я сам вам расскажу, -- сказал старец.
Местность выглядела удивительно умиротворяюще. Артуру стало легко и
хорошо. Даже Форд заметно повеселел. Они тронулись в направлении города, и
информативная иллюзия травы приятно пружинила под ногами, а информативные
иллюзии цветов источали тонкие ароматы. Только Старпердуппель был серьезен и
озабочен. Он остановился и поглядел на небо.
Артуру вдруг показалось, что сейчас, после всех -- или, точнее, прежде
всех -- тех кошмаров, сквозь которые они пронеслись с такой скоростью,
должно случиться что-то ужасное. Ему стало не по себе от мысли, что что-то
ужасное должно случиться в таком уютном месте, как это. Он тоже посмотрел на
небо. В небе не было ничего.
-- Сюда-то они не ударят? -- спросил он. Он понимал, что все это только
фильм, но ему все равно было не по себе.
-- Никто не ударит сюда, -- ответил Старпердуппель неожиданно
дрогнувшим голосом. -- Здесь все началось. Это то самое место. Это Криккит.
Он снова посмотрел на небо.
Небо, от горизонта до горизонта, с запада на восток и с севера на юг,
было совершенно полностью черным.
Шлеп-шлеп.
Р-р-р-р.
-- Рада стараться!
-- Заткнись.
-- Благодарю вас!
Шлеп-шлеп. Шлеп-шлеп-шлеп.
Р-р-р-р.
-- Спасибо! Вы сделали скромную дверь счастливой!
-- Чтоб тебя закоротило.
-- Благодарю вас! Счастливого пути!
Шлеп-шлеп. Шлеп-шлеп.
Р-р-р-р.
-- Мой долг -- открываться для вас...
-- Отзвездись.
-- ...и я счастлива закрыться за вами с сознанием выполненного долга.
-- Отзвездись, сказал!
-- Спасибо за внимание.
Шлеп-шлеп. Шлеп-шлеп.
Чпок.
Зафод перестал шаркать шлепанцами. Он шатался по "Золотому Сердцу" дни
напролет, и до сих пор ни одна дверь не говорила ему "чпок". Зафод мог
поклясться, что никакая дверь не сказала ему "чпок". Двери ему такого вообще
не говорили. Для двери это было бы слишком логично. К тому же, и двери-то
перед ним уже не было. Это прозвучало, как будто сто тысяч человек
одновременно сказали "Чпок!" -- и это озадачивало еще больше, потому что
Зафод был на корабле один.
Было темно. Все второстепенные системы корабля были отключены. Корабль
дрейфовал в чернильной черноте космоса на окраине Галактики. Откуда здесь
возьмутся сто тысяч каких-то человек, чтобы ни с того, ни с сего вдруг
сказать "чпок"?
Зафод поглядел по коридору вперед, затем назад. В коридоре было почти
совсем темно. Лишь контуры дверей чуть светились розовым светом,
пульсирующим, когда дверь начинала говорить, несмотря на то, что Зафод
перепробовал уже все мыслимые способы предотвратить это.
Корабль был погружен в полумрак, чтобы головы Зафода могли не видеть
друг друга, поскольку ни одна из них сейчас не являла собою чересчур
чарующее зрелище. С тех пор, как Зафод -- нечаянно! -- заглянул в глубины
своей души...
Да, это было большой ошибкой.
Конечно, дело было заполночь. Конечно, день выдался на редкость
тяжелый. Конечно, из динамиков играла сентиментальная музыка. И, конечно,
Зафод был слегка пьян. То есть, все условия для самокопания были налицо.
И все же это было большой, большой ошибкой.
И сейчас, стоя молча и одиноко в темном коридоре, Зафод вспомнил ту
ночь и содрогнулся. Одна его голова смотрела в одну сторону, другая -- в
другую, и обе решили, что идти надо не туда.
Зафод прислушался, но не услышал ничего.
И все же это "чпок" -- было.
Навряд ли кто-то стал бы тащить такую прорву народа в такую даль только
затем, чтобы они сказали одно-единственное слово.
Несколько обеспокоившись, Зафод стал пробираться в направлении мостика.
Там, по крайней мере, он сможет почувствовать себя за рулем. Потом Зафод
остановился. А стоит ли, подумал он, человека в таком виде сажать за руль?
Пожалуй, первым потрясением той ночи, вспоминал Зафод, было узнать, что
у него действительно есть душа.
То есть, Зафод всегда более-менее подозревал, что она у него есть, ведь
все остальное у него было в комплекте, а кое-чего -- даже два комплекта; но
другое дело -- встретиться лицом к лицу с тем, что, оказывается, и в самом
деле обитает там, в глубине.
А потом -- это было второе потрясение -- обнаружить, что иметь душу --
это совсем не такая уж замечательная штука, как имел бы основания ожидать
человек в его положении.
Затем Зафод задумался о том, в каком это, собственно, положении, и
испытал такое потрясение, что едва не разлил содержимое стакана. Для
сохранности он немедленно осушил его и послал еще один стакан вдогонку
приглядеть за первым.
-- Свобода... -- сказал он вслух.
Тут на мостик вышла Триллиан и сказала что-то воодушевляющее на тему
того, какая прекрасная вещь свобода.
-- Я этого не вынесу, -- сказал Зафод мрачно и отправил третий стакан
проверить, почему второй до сих пор не доложил ничего о первом. Затем он
неуверенно посмотрел на обеих Триллиан и выбрал ту, что справа.
Следующий стакан он отправил в другую глотку с надеждой, что он догонит
предыдущий на перекрестке, соединится с ним, вместе они найдут второго и
возьмут его с собой. Потом все три отправятся искать первый, найдут его и
поговорят с ним по душам. А может быть, даже споют.
Зафод усомнился в том, что четвертый стакан понял свою задачу и послал
за ним пятый, чтобы тот объяснил ему все в подробностях, и шестой -- для
моральной поддержки.
-- Ты слишком много пьешь, -- сказала Триллиан.
Головы Зафода сложились, пытаясь определить, какая из четырех Триллиан
говорит. Потерпев неудачу в этом, Зафод махнул рукой и отвернулся к
навигационному экрану, показывавшему феноменальное количество звезд.
-- На этот раз все будет по-настоящему клево. Нас ждут путешествия и
приключения и все такое... -- пробормотал он.
-- Послушай, -- сказала Триллиан, подсаживаясь к Зафоду. --
Определенная фрустрация в твоей ситуации совершенно естественна.
-- Шо? -- переспросил Зафод. До сих пор ему не доводилось видеть
женщину, сидящую на коленях у самой себя. Он потряс головой и немедленно
выпил.
-- Ты завершил дело, которым ты занимался не один год...
-- Ничем я не занимался! Я-то как раз изо всех сил старался им не
заниматься!
-- И все же, так или иначе, ты покончил с ним.
Зафод икнул. В животе у него, похоже, начиналась серьезная разборка.
-- А по-моему, это оно меня прикончило, -- мрачно проговорил он. -- Я
-- Зафод Библброкс. Я могу полететь, куда захочу, и делать там все, что
захочу. У меня есть лучший во всем небе корабль и подруга, с которой все
клево...
-- Все-все клево?
-- Чтоб я так знал. Я же не доктор.
Триллиан нахмурилась.
-- Я суперский, -- добавил Зафод. -- Я все могу. Все, что захочу. А
хотеть-то мне как-то и нечего.
Зафод помолчал.
-- Как-то вот так, -- добавил он. -- Из одного не вытекает другое.
В опровержение собственных слов он опрокинул еще стакан и беспомощно
сполз с кресла.
Пока он отсыпался, Триллиан основательно поработала с корабельным
экземпляром "Путеводителя вольного путешественника по Галактике". По поводу
пьянства там давался следующий совет: "Вперед, и удачи вам!" Ссылки отсюда
вели к статьям, рассказывающим о размерах Вселенной и о способах жить с этим
знанием.
Потом она нашла статью о Хан-Валене, экзотической планете-курорте, чуде
Галактики.
Хан-Вален -- планета, состоящая в основном из шикарных и
ультрароскошных отелей и казино. Все они создались сами собой, в результате
естественного выветривания и эрозии. Вероятность такого события примерно
равняется единице против бесконечности, и как это произошло, практически
никому неизвестно, потому что никому из серьезных геофизиков, статистиков,
метеорологов и приходоведов попросту не по карману мало-мальски
продолжительные исследования на этой планете.
Офигеть, -- подумала Триллиан, и через несколько часов огромная белая
кроссовка плавно пронеслась по жаркому алмазному небосводу в сторону
ярко-красных песчаников космопорта. Корабль явно вызвал немалое волнение на
земле, и Триллиан это нравилось. Из глубины корабля послышались шаги Зафода.
Он фальшиво насвистывал какую-то песенку.
-- Ты как? -- спросила Триллиан по корабельному радио.
-- Отлично, -- отозвался Зафод. -- Просто лучше не бывает.
-- Ты где?
-- В ванной.
-- Зачем?
-- За дверью.
Через пару часов стало ясно, что Зафод не намерен выходить из-за двери,
и корабль вернулся в небо, так и не открыв люка.
-- Слушаю! -- сказал компьютер Эдди.
Триллиан терпеливо кивнула, побарабанила пальцами и нажала кнопку
корабельного радио.
-- Мне кажется, что пассивный отдых -- это не то, что тебе сейчас
нужно.
-- Возможно, -- ответил Зафод откуда-то из недр корабля.
-- Спорт и здоровый образ жизни помогут тебе обрести душевное
равновесие.
-- Как скажешь, -- отозвался уныло Зафод.
"Неварианты активного отдыха" -- этот заголовок привлек внимание