Триллиан, когда она снова взялась за "Путеводитель". "Золотое Сердце" с
неописуемой скоростью неслось в неопределенном направлении, а Триллиан,
попивая неопознанную жидкость, выданную нутриматом, читала о том, как
научиться летать.
Вот что сказано в "Путеводителе вольного путешественника по Галактике"
о полетах.
"В искусстве летать", -- сказано там, -- "есть один маленький секрет.
Секрет этот в том, чтобы бросить себя на землю и не попасть.
Выберите погожий денек и попробуйте сами", -- предлагает
"Путеводитель".
Первая часть упражнения достаточно проста. Все, что вам потребуется --
это способность бросить себя наземь со всей силы и готовность не думать о
том, что будет больно.
Больно будет только, если вам не удастся промахнуться.
Большинству начинающих не удается промахнуться, и чем старательнее они
упражняются, тем тяжелее дается им каждый промах.
Нетрудно понять, что вся сложность заключается во второй части
упражнения -- в промахе.
Проблема заключается в том, что промахнуться мимо земли надо случайно.
Нет смысла пытаться нарочно промахнуться мимо земли, потому что ничего не
выйдет. Надо, чтобы что-то внезапно отвлекло ваше внимание на полпути к ней,
чтобы вы забыли о падении, о земле и о том, как больно вам будет, если вам
снова не удастся промахнуться.
Отвлечься же от этих трех вещей в ту ничтожную долю секунды, которая у
вас есть, невероятно трудно. В этом причина неудачи большинства начинающих и
причина их разочарования в этом захватывающем и зрелищном спорте.
Но если вам повезет, и в критический момент вы вдруг заглядитесь, к
примеру, на пару восхитительных ножек (щупалец или псевдоподий -- в
зависимости от вашей половой и видовой принадлежности, а также от личных
пристрастий), или же неподалеку от вас взорвется ядерная бомба, или, скажем,
на листике вы вдруг заметите жука исключительно редкой разновидности -- то
тогда, к своему изумлению, вы промахнетесь мимо земли и останетесь болтаться
в нескольких вершках от нее в виде, который может показаться вам довольно
дурацким.
Здесь вам потребуется вся ваша выдержка и сосредоточенность.
Болтайтесь, болтайтесь над землей. Забудьте все, что вы знали о силе
тяжести и о своем весе, и просто плавно поднимайтесь вверх.
Не слушайте никого -- никто в эту минуту, скорее всего, не скажет вам
ничего полезного. Скорее всего, вам скажут что-нибудь навроде "Но этого же
не может быть!" Жизненно важно не верить этим словам, иначе они окажутся
правдой.
Плавно поднимайтесь все выше и выше. Попробуйте подвигаться -- сперва
осторожно. Облетите какое-нибудь дерево, стараясь сохранять ровное дыхание.
Не надо махать руками знакомым.
Повторив это упражнение несколько раз, вы обнаружите, что отвлекаться
от падения становится все легче и легче.
Тогда вы научитесь всему, что важно в полете -- держать скорость,
выполнять фигуры пилотажа -- и поймете, что весь фокус в том, чтобы не
думать слишком много про то, что вы собираетесь сделать, а просто дать этому
сделаться, как если бы оно все равно сделалось бы само собой.
Вы освоите также искусство мягкой посадки -- с первого раза это никому
не удается, будьте к этому готовы.
Существуют частные летательные клубы, где вам помогут достичь
необходимого состояния отвлеченности. Эти клубы нанимают людей с необычными
чертами внешности или характера, чтобы те выскакивали из кустов и -- или --
демонстрировали их в критический момент. Немногие настоящие вольные
путешественники могут позволить себе членство в таких клубах, но некоторые
могут рассчитывать на сезонную подработку в них."
Триллиан с огромным интересом прочитала статью, но со вздохом решила,
что Зафод не в том состоянии, чтобы попробовать научиться летать -- или
уведомить Брантисвоганский Паспортный Стол о смене адреса, каковая эпопея
также значилась среди экстремальных развлечений в списке невариантов
активного отдыха.
Вместо этого она направила корабль на Аллосиманию Синеку -- планету
льда, снега, умопомрачительной красоты и жуткого холода. Маршрут через
заснеженные равнины Лиски к вершинам Ледяных Хрустальных Пирамид Состантуа
покажется долгим и унылым даже с реактивными лыжами и упряжкой синекианских
лаек; но вид с вершины на Стинские ледовые поля, сверкающие Призматические
горы и далекие полярные сияния над ледниками способен оледенить душу, после
чего та медленно оттаивает, покалываемая, словно иголочками, доселе
невиданными масштабами красоты; а Триллиан решила, что ее душе совсем не
повредит немного иголочек доселе невиданных масштабов красоты.
Корабль лег на орбиту.
Под ним раскинулись белоснежные и голубые просторы Аллосимании Синеки.
Зафод засунул одну голову под подушку, а другая до вечера решала
кроссворды, не вылезая из-под одеяла.
Триллиан еще раз терпеливо кивнула, досчитала до достаточно крупного
числа и сказала себе, что самое важное сейчас -- это хотя бы вызвать Зафода
на разговор.
Дезактивировав всю синтоматику корабельного камбуза, она приготовила
самый замечательный ужин, на какой только была способна -- сочное пикантное
мясо, душистые фрукты, ароматные сыры, тонкие альдебаранские вина. С
подносом в руках она остановилась в дверях каюты и спросила, не хочет ли
Зафод поговорить.
-- Отзвездись, -- ответил Зафод.
Триллиан терпеливо кивнула, досчитала до еще большего числа, отставила
поднос, зашла в транспортный отсек и телепортировалась к чертовой матери.
Она даже не ввела в телепорт никаких координат. Она не имела ни
малейшего представления, куда ее несет -- случайный поток точек, несущихся
по Вселенной.
-- Да гори оно все синим пропадом, -- сказала она себе при этом.
-- Флаг в руки, -- буркнул Зафод, повернувшись на другой бок и
проваливаясь в глубокую мрачную бессоницу.
Весь следующий день он безостановочно прочесывал коридоры пустого
корабля, делая вид, что не ищет ее, хотя и знал, что ее нет. На
многочисленные требования компьютера сказать, что, в конце концов,
происходит на борту, Зафод ответил электронными кляпами во все терминалы.
Потом Зафод прошелся и выключил везде свет. Смотреть было не на что.
Ничего больше не будет.
Однажды ночью -- а ночь на корабле стояла практически вечная -- в
постели Зафод решил взять себя в руки и посмотреть на вещи здраво. Он резко
сел на кровати и влез в штаны. Во Вселенной, подумал он, должен быть кто-то,
еще более несчастный, жалкий и презренный. Зафод решил немедленно
отправиться и найти его.
На полпути к рубке Зафод вдруг подумал, что это может оказаться Марвин,
и вернулся в постель.
Как раз спустя несколько часов после этого, бездумно бродя по темным
коридорам и матеря жизнерадостные двери, Зафод услышал "Чпок!" и
обеспокоился.
Зафод оперся о стену и нахмурил брови со всей силы, как человек,
пытающийся взглядом превратить штопор в шило. Прикоснувшись к стене
пальцами, он почувствовал необычные сотрясения. К тому же, теперь он уже
отчетливо слышал какие-то посторонние шумы, и определил, откуда они
доносятся -- они доносились со стороны рубки.
-- Компьютер! -- шепотом позвал он.
-- М-м-м м-м? -- спросил ближайший компьютерный терминал тоже шепотом.
-- На корабле кто-то есть?
-- М-м-м, -- ответил комьпютер.
-- Кто?
-- М-м-м м-м м-м, -- ответил компьютер.
-- Чего?
-- М-м-м м-м-м м-м м-м-м-м-м-м.
Зафод тихо хлопнул себя по лбам.
-- Ох, массаракш, -- выругался он и поглядел вдоль коридора в сторону
рубки, откуда все настойчивее доносились посторонние звуки, и где торчали из
главных терминалов компьютера электронные кляпы.
-- Компьютер, -- позвал Зафод снова.
-- М-м-м?
-- Когда я выну из тебя кляпы...
-- М-м-м-м?
-- Напомни мне хорошенько дать себе в торец.
-- М-м м-м-м?
-- Все равно, какой. А теперь давай так: один "м-м" -- да, два -- нет.
Это что-то опасное?
-- М-м-м-м.
-- Опасное?
-- М-м-м-м!
-- Ты случайно не повторил "м-м" два раза?
-- М-м-м-м м-м-м-м.
-- Гм-м-м-м...
Зафод начал на цыпочках красться по коридору налево, хотя охотно
предпочел бы со всех ног броситься по нему направо.
До двери в рубку оставалось шага два, когда Зафод вдруг вспомнил, что
дверь непременно скажет ему какую-нибудь любезность, и замер. Отключить
блоки вежливости этим дверям он так до сих пор и не сумел.
А эта дверь изнутри рубки была скрыта восхитительным дизайнерским
изгибом стены, и Зафод надеялся через нее проникнуть на мостик незамеченным.
В отчаянии Зафод откинулся к стене и прошептал такие слова, что одна
его голова повернулась и посмотрела на другую с уважением.
Зафод вгляделся в тускло-розовый контур проема двери и попытался во
мраке коридора определить, где находится зона чувствительности сенсора,
которым дверь определяет, что к ней подходит кто-то, для кого надо открыться
с веселым и жизнерадостным приветствием.
Зафод притиснулся к стене и стал пробираться к двери, втянув живот, как
только мог. Он порадовался, что последние дни провалялся в постели -- а ведь
мог бы вместо этого отводить душу на тренажерах в корабельном спортзале.
Потом Зафод решил, что пришло время говорить.
Он несколько раз глубоко вздохнул, а потом сказал так тихо, как только
мог:
-- Дверь! Если ты меня слышишь, ответь, только очень-очень тихо!
Дверь очень-очень тихо ответила:
-- Я вас слышу.
-- Отлично. Сейчас я попрошу тебя открыться. Когда ты откроешься, прошу
тебя, не говори, что ты была счастлива это сделать, договорились?
-- Договорились.
-- И не говори, что я сделал простую дверь счастливой, и что ты рада
была открыться передо мной и закрыться за мной с чувством выполненного
долга, договорились?
-- Договорились.
-- И не желай мне доброго утра, дня или вечера, ясно?
-- Ясно.
-- Отлично, -- сказал Зафод, собравшись с духом. -- Теперь открывайся.
Дверь бесшумно уехала в стену. Зафод тихо шагнул в проем. Дверь так же
беззвучно закрылась за ним.
-- Я все сделала правильно, мистер Библброкс? -- громко спросила дверь.
-- А теперь представьте себе, -- сказал Зафод отряду белых роботов,
дружно обернувшихся к нему, -- что у меня в руке самый мощный смертолет на
свете.
Повисла невероятно холодная и напряженная тишина. Роботы смотрели на
Зафода жуткими мертвыми глазами. Они не двигались с места. Что-то
смертоносное было в них -- даже для Зафода, который никогда не видел их
прежде и даже ничего не слышал о них. Криккитские войны остались в древней
истории Галактики, а Зафод на уроках истории думал в основном о том, как бы
трахнуть девицу за соседней киберпартой; обучающий компьютер стал
незаменимой частью его планов, и его исторические блоки были отформатированы
и заменены совершенно другими идеями и концепциями, в результате чего
компьютер пришлось демонтировать и отправить в приют для киберматов-даунов,
куда за ним последовала и девица, безнадежно влюбившаяся в злополучную
машину, в результате чего а) у Зафода так ничего с ней и не было, и б)
пробелом в его образовании стала целая эпоха древней истории, знание которой
сейчас оказало бы ему неоценимую услугу.
Зафод, не моргая, смотрел на роботов.
Необъяснимым образом их гладкие и матово поблескивающие белые тела
казались воплощением медицински чистого зла. От жутких смертоносных глаз до
могучих механических стоп они выглядели как произведение ума, который хотел
только одного -- убивать. Зафод сглотнул и поежился от страха.
Роботы разобрали часть стены мостика и проделали в ней проход через
жизненно важные внутренности корабля. Сквозь пролом Зафод разглядел, к
своему вящему ужасу, что роботы пробирались к самому сердцу корабля, сердцу
невероятностного двигателя, таинственным образом возникшему из воздуха -- к
самому Золотому Сердцу.
Самый ближний к Зафоду робот оглядел его так, словно тщательно промерил
каждую частичку его тела, души и разума. Когда он заговорил, слова его были
подобраны соответственно результатам измерений.
Прежде, чем мы узнаем, что он сказал, следовало бы, возможно, заметить,
что Зафод стал первым живым организмом, который услышал слова этих созданий
за последние более, чем десять миллиардов лет. Если бы Зафод Библброкс
больше внимания уделял древней истории и меньше своему организму, он,
возможно, был бы польщен такой честью.
Голос у робота был, как и его тело, матовый и мертвый. В нем слышалась
как будто даже хрипотца, и он казался очень древним, каким, собственно, и
был.
Робот сказал:
-- Согласен. У вас в руке ручной автоматический бластер-смертолет.
Зафод не сразу понял его, а потом бросил взгляд вниз на свои руки и с
облегчением увидел, что штука, присобаченная к аварийному ящику на стене
действительно оказалась тем, что он подумал.
-- Ну, так-то вот, -- сказал Зафод со зловещей ухмылкой и вздохом
облегчения, сочетать которые вместе не так-то легко. -- Мне не хотелось
напрягать твое воображение, робот.
Повисло молчание, и Зафод понял, что роботы не намереваются вступать в
переговоры, и что это придется делать ему.
-- Я смотрю, вы припарковали свой корабль прямо поперек моего, --
сказал Зафод, кивнув одной из голов в соответствующем направлении.
С этим было трудно спорить. Безо всякого уважения к законам топологии
трехмерного пространства, роботы просто материализовали свой корабль там,
где им было нужно, и теперь он и "Золотое сердце" проходили друг через
друга, как проходят друг через друга две расчески.
На это роботы ничего не ответили, и Зафод подумал, что переговоры,
возможно, сдвинутся с мертвой точки, если он будет строить свои реплики в
форме вопросов.
-- ...Что ли, так? -- добавил он.
-- Так, -- ответил робот.
-- Ну... и вот, -- сказал Зафод. -- Короче, чуваки -- что вы тут
делаете?
Молчание.
-- Роботы, да! -- поправился Зафод. -- Роботы, что вы тут делаете?
-- Нам нужна Золотая Перекладина, -- ответил робот.
Зафод кивнул и движением ствола смертолета попросил чуть более
подробных объяснений. Робот, казалось, понял этот жест.
-- Золотая Перекладина -- часть Ключа, который мы собираем, -- добавил
робот, -- чтобы освободить наших Владык с Криккита.
Зафод снова кивнул и повторил жест стволом.
-- Ключ был разметен по пространству и времени, -- продолжил робот. --
Золотая Перекладина вмонтирована в двигатель вашего корабля. Она снова
станет частью Ключа. Наши Владыки будут освобождены. Вселенский Передел
начнется вновь.
Зафод снова кивнул.
-- О чем это ты, приятель? -- спросил он.
Мертвенное белое лицо робота, казалось, поморщилось. Разговор начал его
утомлять.
-- Зачистка памяти, -- сказал он. -- Мы собираем Ключ, -- начал он
снова. -- Мы уже добыли Деревянный, Стальной и Плексигласовый Столпы. Сейчас
мы добудем Золотую Перекладину...
-- Не добудете.
-- Добудем, -- повторил робот.
-- Не добудете. На ней летает мой корабль.
-- Сейчас, -- повторил робот, -- мы добудем Золотую Перекладину...
-- Не добудете, -- заупрямился Зафод.
-- После этого, -- закончил робот со всей серьезностью, -- мы
отправимся на банкет.
-- Во как, -- удивился Зафод. -- А мне с вами можно?
-- Нельзя, -- ответил робот. -- Вас придется застрелить.
-- Вот как? -- не поверил Зафод, помахивая смертолетом.
-- Вот так, -- сказал робот, и они застрелили его.
Зафод был так удивлен, что им пришлось выстрелить еще раз, прежде, чем
он упал.
-- Тише, -- призвал Старпердуппель. -- Слушайте и смотрите.
На древний Криккит опустилась ночь. Небо было пустым и черным.
Единственным источником света был близлежащий городок, из которого ночной
зефир доносил приятные звуки вечерней жизни. Дерево, под которым стояли наши
герои, струило тонкий аромат. Артур присел и пощупал информативные иллюзии
травы и почвы. Почва ощущалась жирной и мягкой, трава -- густой и свежей.
Трудно было отделаться от ощущения, что они находятся в исключительно
приятном во всех отношениях месте.
В то же время, совершенно пустое небо, как показалось Артуру, придавало
идиллии окружающего пейзажа -- пусть по большей части сейчас невидимого --
несколько странный, нехороший оттенок. Должно быть, дело привычки, решил
Артур.
Кто-то дотронулся до его плеча, и Артур обернулся. Старпердуппель молча
указывал на дорогу, спускавшуюся к ним с холма. Артур пригляделся и увидел
на дороге огоньки, которые, покачиваясь и танцуя, неспешно двигались в их
направлении.
Через некоторое время стали слышны и голоса, и вскоре показалась
компания, возвращавшаяся из холмов в город.
Они прошли совсем рядом с деревом, помахивая лампами, лучи которых
отбрасывали на траву и кроны деревьев причудливые тени, приятно беседуя, и
даже пели какую-то песню о том, какой чудный выдался вечерок, какое
прекрасное настроение у них, и как они любят, поработав, как следует, на
воздухе, возвращаться по такой погоде домой, к женам и детям; а в припеве
пелось о том, что аромат цветов особенно хорош в это время года, и что так
жалко, что старый песик издох, ведь он так любил именно эти цветы. Артур так
и представил себе, как Пол Маккартни, грея пятки у камина, показывает эту
песню Линде и прикидывает, что бы такого купить на гонорар за нее, и решает,
что, пожалуй, Эссекс.
-- Владыки Криккита, -- прошептал Старпердуппель похоронным голосом.
Артур так увлекся картинкой, которую сам себе нарисовал, что не сразу
понял, о чем говорит старец. Потом он восстановил в голове разрозненные
фрагменты мозаики и пришел к выводу, что по-прежнему не понимает, о чем
старец говорит.
-- Что такое? -- спросил он.
-- Владыки Криккита, -- повторил Старпердуппель, и если в прошлый раз
голос его прозвучал похоронно, то теперь он звучал голосом выходца из Аида,
заполучившего там свирепый бронхит.
Артур смотрел на людей и пытался свести воедино все то немногое, что
знал о них.
Это явно были не земляне: как минимум, они были чуть более, чем надо,
высокие и худощавые, с резковатыми чертами лица и светлокожие до бледности;
во всем же остальном внешность их внушала симпатию. Было в них что-то
странное, чудаковатое, что останавливало желание пуститься с ними в дальний
путь в одном купе; но если чем-то они и отличались от простых обычных людей,
то, скорее, в лучшую, чем в худшую сторону. И почему это Старпердуппель
заговорил о них голосом, больше подходящим для анонса фильма о том, как
работники циркулярной пилы и топора берут работу на дом?
И, опять же, почему Криккит? Артур не мог взять в толк, что может быть
общего между хорошо известной ему игрой и...
Тут Старпердуппель прервал поток его размышлений, словно бы
почувствовав, что происходит в голове у Артура.
-- Игра, известная вам под названием "крикет", -- сказал он, и голос
его, казалось, путешествует мрачными пещерами, -- это всего лишь каприз
генетической памяти, способной сохранять образы, истинное значение которых
утрачено во мгле веков. Из всех рас, населяющих Галактику, быть может,
только англичане смогли, оживив воспоминание о самых ужасных войнах, которые
когда-либо сотрясали Вселенную, превратить его в игру, которая, насколько
мне известно, повсеместно признана непостижимо скучной и бессмысленной. Нет,
лично я -- большой ее поклонник, -- отметил он, -- но большинство, боюсь,
сочтет ваши вкусы неисправимо дурными. Особенно вот этот момент, когда
маленький красный мячик попадает в стойку... Вы так невинны, что и
представить себе не можете, как это выглядит со стороны.
-- Вон оно что... -- сказал Артур и нахмурился, чтобы показать, что
мозг его работает на полную проектную мощность. -- Теперь понятно...
-- Сейчас же перед вами, -- Старпердуппель снова перешел на замогильный
шепот и указал на компанию криккитян, шедшую мимо, -- перед вами проходят
те, с кого все это началось. И началось оно в эту ночь. Идемте за ними! Вы
все увидите сами.
Трое выскользнули из-под сени дерева и пошли за веселой компанией по
темной дороге вдоль склона холма. Инстинктивно они старались ступать потише,
хотя, будучи лишь наблюдателями информативной иллюзии, они могли с тем же
успехом вооружиться аккордеонами, кастрюлями и поварешками и шуметь, что
было сил -- никто не заметил бы их.
Артур обратил внимание, что двое криккитян запели другую песню. Она
далеко разносилась в ночной тишине, и это была прелестная романтическая
баллада, за которую Пол МакКартни положил бы в свой карман Кент и Сассекс и
приценился к Гемпширу.
-- Вы, конечно, помните, -- обратился Старпердуппель к Форду, -- что
должно случиться сейчас?
-- Кто, я? -- ответил Форд. -- Ни малейшего представления не имею.
&ndas
-- Моя киберпарта стояла сразу за Зафодом, -- объяснил Форд. --
Заниматься было невозможно. То есть, нельзя сказать, что я не узнал ничего
интересного...
Здесь Артур заметил в песне интересный момент: в середине восьмого
куплета, к которому Пол МакКартни уже прочно закрепился бы в Винчестере и
начал поглядывать на луга и холмы Нью-Фореста по ту сторону Тест-Вэлли,
текст звучал несколько странно. Автор упоминал о том, что встретил девушку,
которая шла легкой походкой не "под полною луной" и не "под яркою звездой",
а "над свежею травой", что, как показалось Артуру, несколько выбивалось из
стиля. Но тут он глянул на головокружительно черное небо и его посетило
чувство, что в этом есть что-то очень-очень важное, хотя он и не может
понять, что. Он вдруг почувствовал себя одиноким во Вселенной, и даже сказал
об этом вслух.
-- Нет-нет, -- возразил Старпердуппель, слегка ускоряя шаг, --
криккитяне никогда не задумывались, одиноки ли они во Вселенной. Дело в том,
что их солнце и его единственная планета окружены огромным пылевым облаком,
и находятся они на самом восточном рубеже Галактики. Из-за пылевого облака
на их ночном небе никогда ничего не видно. Их небо абсолютно пусто. Днем на
нем светит солнце, но на солнце, как известно, смотреть весьма трудно. Они
вообще едва ли знают, что такое небо. У них что-то вроде слепого пятна,
которое накрывает их от горизонта до горизонта. Они никогда не задумывались,
одиноки ли они во Вселенной, по той простой причине, что до сегодняшнего
вечера они понятия не имели о Вселенной. До самого сегодняшнего вечера.
Старпердуппель зашагал вперед, а слова его продолжали звучать в ушах.
-- Представьте себе, -- добавил он. -- Они никогда не думали, что они
одни, потому что им никогда не приходило в голову, что может что-то еще.
Он снова зашагал.
-- Боюсь, что зрелище может оказаться чересчур, как бы это сказать...
Не успел он договорить, как из безвидного и пустого неба над ними
послышался тонкий, быстро усиливающийся вой. Артур и Форд посмотрели на
небо, но сперва ничего там не увидели.
Артур заметил, что криккитяне, шедшие впереди, тоже услышали звук, но
не поняли, что происходит. Они недоуменно смотрели друг на друга, по
сторонам, вперед, назад, даже на землю, но никому из них не пришло в голову
посмотреть вверх.
Глубину их потрясения при виде горящих обломков звездолета, с
оглушительным ревом рухнувшего с неба через мгновение в полумиле от них,
сможет представить себе лишь тот, кто это видел.
Есть люди, которые говорят с придыханиями о "Золотом Сердце". Есть
люди, которые говорят с придыханиями о Бистроматическом Звездолете.
Многие вспоминают легендарный гигантский космический корабль "Титаник"
-- грандиозный и роскошный пассажирский лайнер, построенный на звездоверфи
астероидного пояса Артефактоволл несколько сотен лет назад. И им есть, что
вспомнить.
То был невиданно прекрасный, ошеломляюще огромный и возмутительно
комфортабельный корабль за все то, что осталось еще от истории (см. о
Кампании За Реальное Время), но, к своему несчастью, он появился на свет на
самой заре теории невероятности, задолго до того, как ученые разобрались,
как следует, в этой сложнейшей отрасли знания -- и даже то того, как они
толком в нее забрались.
Инженеры и проектировщики ничтоже сумняшеся решили окружить корабль
базовым полем невероятности, чтобы все неприятности, которые могут случиться
с какой-нибудь частью звездолета, стали бесконечно невероятны.
Они не знали, что из-за квази-инверсивной и циклической природы всех
невероятностных вычислений все бесконечно невероятные события на самом деле,
скорее всего, произойдут практически тотчас же.
Звездолет "Титаник" был чудовищно зрелищен на стапеле: он был похож на
серебряного арктурианского вакуумного мегакита, окруженный лучами лазеров,
подсвечивающих краны, опоры и стойки -- алмазное облако из сверкающих
иголочек света на фоне бездонной черноты межзвездного пространства.
Но этот гигант не успел даже послать свой первый радиосигнал -- сигнал
бедствия: едва сойдя со стапелей, он внезапно и абсолютно прекратил свое
существование.
Однако, день, который для одной молодой отрасли науки стал днем
катастрофы, для другой стал днем удивительного апофеоза. Впоследствии было
убедительно доказано, что трансляцию запуска "Титаника"по 3D-видению
смотрело больше людей, чем вообще существовало в то время во Вселенной; и
это было признано величайшим достижением в области исследований рейтинга.
Другим весьма зрелищным событием того дня был взрыв сверхновой на месте
звезды Ылладдин несколько часов спустя. Ылладдин -- звезда, в окрестностях
которой расположены офисы большинства страховых компаний Галактики -- то
есть, были расположены.
неописуемой скоростью неслось в неопределенном направлении, а Триллиан,
попивая неопознанную жидкость, выданную нутриматом, читала о том, как
научиться летать.
Вот что сказано в "Путеводителе вольного путешественника по Галактике"
о полетах.
"В искусстве летать", -- сказано там, -- "есть один маленький секрет.
Секрет этот в том, чтобы бросить себя на землю и не попасть.
Выберите погожий денек и попробуйте сами", -- предлагает
"Путеводитель".
Первая часть упражнения достаточно проста. Все, что вам потребуется --
это способность бросить себя наземь со всей силы и готовность не думать о
том, что будет больно.
Больно будет только, если вам не удастся промахнуться.
Большинству начинающих не удается промахнуться, и чем старательнее они
упражняются, тем тяжелее дается им каждый промах.
Нетрудно понять, что вся сложность заключается во второй части
упражнения -- в промахе.
Проблема заключается в том, что промахнуться мимо земли надо случайно.
Нет смысла пытаться нарочно промахнуться мимо земли, потому что ничего не
выйдет. Надо, чтобы что-то внезапно отвлекло ваше внимание на полпути к ней,
чтобы вы забыли о падении, о земле и о том, как больно вам будет, если вам
снова не удастся промахнуться.
Отвлечься же от этих трех вещей в ту ничтожную долю секунды, которая у
вас есть, невероятно трудно. В этом причина неудачи большинства начинающих и
причина их разочарования в этом захватывающем и зрелищном спорте.
Но если вам повезет, и в критический момент вы вдруг заглядитесь, к
примеру, на пару восхитительных ножек (щупалец или псевдоподий -- в
зависимости от вашей половой и видовой принадлежности, а также от личных
пристрастий), или же неподалеку от вас взорвется ядерная бомба, или, скажем,
на листике вы вдруг заметите жука исключительно редкой разновидности -- то
тогда, к своему изумлению, вы промахнетесь мимо земли и останетесь болтаться
в нескольких вершках от нее в виде, который может показаться вам довольно
дурацким.
Здесь вам потребуется вся ваша выдержка и сосредоточенность.
Болтайтесь, болтайтесь над землей. Забудьте все, что вы знали о силе
тяжести и о своем весе, и просто плавно поднимайтесь вверх.
Не слушайте никого -- никто в эту минуту, скорее всего, не скажет вам
ничего полезного. Скорее всего, вам скажут что-нибудь навроде "Но этого же
не может быть!" Жизненно важно не верить этим словам, иначе они окажутся
правдой.
Плавно поднимайтесь все выше и выше. Попробуйте подвигаться -- сперва
осторожно. Облетите какое-нибудь дерево, стараясь сохранять ровное дыхание.
Не надо махать руками знакомым.
Повторив это упражнение несколько раз, вы обнаружите, что отвлекаться
от падения становится все легче и легче.
Тогда вы научитесь всему, что важно в полете -- держать скорость,
выполнять фигуры пилотажа -- и поймете, что весь фокус в том, чтобы не
думать слишком много про то, что вы собираетесь сделать, а просто дать этому
сделаться, как если бы оно все равно сделалось бы само собой.
Вы освоите также искусство мягкой посадки -- с первого раза это никому
не удается, будьте к этому готовы.
Существуют частные летательные клубы, где вам помогут достичь
необходимого состояния отвлеченности. Эти клубы нанимают людей с необычными
чертами внешности или характера, чтобы те выскакивали из кустов и -- или --
демонстрировали их в критический момент. Немногие настоящие вольные
путешественники могут позволить себе членство в таких клубах, но некоторые
могут рассчитывать на сезонную подработку в них."
Триллиан с огромным интересом прочитала статью, но со вздохом решила,
что Зафод не в том состоянии, чтобы попробовать научиться летать -- или
уведомить Брантисвоганский Паспортный Стол о смене адреса, каковая эпопея
также значилась среди экстремальных развлечений в списке невариантов
активного отдыха.
Вместо этого она направила корабль на Аллосиманию Синеку -- планету
льда, снега, умопомрачительной красоты и жуткого холода. Маршрут через
заснеженные равнины Лиски к вершинам Ледяных Хрустальных Пирамид Состантуа
покажется долгим и унылым даже с реактивными лыжами и упряжкой синекианских
лаек; но вид с вершины на Стинские ледовые поля, сверкающие Призматические
горы и далекие полярные сияния над ледниками способен оледенить душу, после
чего та медленно оттаивает, покалываемая, словно иголочками, доселе
невиданными масштабами красоты; а Триллиан решила, что ее душе совсем не
повредит немного иголочек доселе невиданных масштабов красоты.
Корабль лег на орбиту.
Под ним раскинулись белоснежные и голубые просторы Аллосимании Синеки.
Зафод засунул одну голову под подушку, а другая до вечера решала
кроссворды, не вылезая из-под одеяла.
Триллиан еще раз терпеливо кивнула, досчитала до достаточно крупного
числа и сказала себе, что самое важное сейчас -- это хотя бы вызвать Зафода
на разговор.
Дезактивировав всю синтоматику корабельного камбуза, она приготовила
самый замечательный ужин, на какой только была способна -- сочное пикантное
мясо, душистые фрукты, ароматные сыры, тонкие альдебаранские вина. С
подносом в руках она остановилась в дверях каюты и спросила, не хочет ли
Зафод поговорить.
-- Отзвездись, -- ответил Зафод.
Триллиан терпеливо кивнула, досчитала до еще большего числа, отставила
поднос, зашла в транспортный отсек и телепортировалась к чертовой матери.
Она даже не ввела в телепорт никаких координат. Она не имела ни
малейшего представления, куда ее несет -- случайный поток точек, несущихся
по Вселенной.
-- Да гори оно все синим пропадом, -- сказала она себе при этом.
-- Флаг в руки, -- буркнул Зафод, повернувшись на другой бок и
проваливаясь в глубокую мрачную бессоницу.
Весь следующий день он безостановочно прочесывал коридоры пустого
корабля, делая вид, что не ищет ее, хотя и знал, что ее нет. На
многочисленные требования компьютера сказать, что, в конце концов,
происходит на борту, Зафод ответил электронными кляпами во все терминалы.
Потом Зафод прошелся и выключил везде свет. Смотреть было не на что.
Ничего больше не будет.
Однажды ночью -- а ночь на корабле стояла практически вечная -- в
постели Зафод решил взять себя в руки и посмотреть на вещи здраво. Он резко
сел на кровати и влез в штаны. Во Вселенной, подумал он, должен быть кто-то,
еще более несчастный, жалкий и презренный. Зафод решил немедленно
отправиться и найти его.
На полпути к рубке Зафод вдруг подумал, что это может оказаться Марвин,
и вернулся в постель.
Как раз спустя несколько часов после этого, бездумно бродя по темным
коридорам и матеря жизнерадостные двери, Зафод услышал "Чпок!" и
обеспокоился.
Зафод оперся о стену и нахмурил брови со всей силы, как человек,
пытающийся взглядом превратить штопор в шило. Прикоснувшись к стене
пальцами, он почувствовал необычные сотрясения. К тому же, теперь он уже
отчетливо слышал какие-то посторонние шумы, и определил, откуда они
доносятся -- они доносились со стороны рубки.
-- Компьютер! -- шепотом позвал он.
-- М-м-м м-м? -- спросил ближайший компьютерный терминал тоже шепотом.
-- На корабле кто-то есть?
-- М-м-м, -- ответил комьпютер.
-- Кто?
-- М-м-м м-м м-м, -- ответил компьютер.
-- Чего?
-- М-м-м м-м-м м-м м-м-м-м-м-м.
Зафод тихо хлопнул себя по лбам.
-- Ох, массаракш, -- выругался он и поглядел вдоль коридора в сторону
рубки, откуда все настойчивее доносились посторонние звуки, и где торчали из
главных терминалов компьютера электронные кляпы.
-- Компьютер, -- позвал Зафод снова.
-- М-м-м?
-- Когда я выну из тебя кляпы...
-- М-м-м-м?
-- Напомни мне хорошенько дать себе в торец.
-- М-м м-м-м?
-- Все равно, какой. А теперь давай так: один "м-м" -- да, два -- нет.
Это что-то опасное?
-- М-м-м-м.
-- Опасное?
-- М-м-м-м!
-- Ты случайно не повторил "м-м" два раза?
-- М-м-м-м м-м-м-м.
-- Гм-м-м-м...
Зафод начал на цыпочках красться по коридору налево, хотя охотно
предпочел бы со всех ног броситься по нему направо.
До двери в рубку оставалось шага два, когда Зафод вдруг вспомнил, что
дверь непременно скажет ему какую-нибудь любезность, и замер. Отключить
блоки вежливости этим дверям он так до сих пор и не сумел.
А эта дверь изнутри рубки была скрыта восхитительным дизайнерским
изгибом стены, и Зафод надеялся через нее проникнуть на мостик незамеченным.
В отчаянии Зафод откинулся к стене и прошептал такие слова, что одна
его голова повернулась и посмотрела на другую с уважением.
Зафод вгляделся в тускло-розовый контур проема двери и попытался во
мраке коридора определить, где находится зона чувствительности сенсора,
которым дверь определяет, что к ней подходит кто-то, для кого надо открыться
с веселым и жизнерадостным приветствием.
Зафод притиснулся к стене и стал пробираться к двери, втянув живот, как
только мог. Он порадовался, что последние дни провалялся в постели -- а ведь
мог бы вместо этого отводить душу на тренажерах в корабельном спортзале.
Потом Зафод решил, что пришло время говорить.
Он несколько раз глубоко вздохнул, а потом сказал так тихо, как только
мог:
-- Дверь! Если ты меня слышишь, ответь, только очень-очень тихо!
Дверь очень-очень тихо ответила:
-- Я вас слышу.
-- Отлично. Сейчас я попрошу тебя открыться. Когда ты откроешься, прошу
тебя, не говори, что ты была счастлива это сделать, договорились?
-- Договорились.
-- И не говори, что я сделал простую дверь счастливой, и что ты рада
была открыться передо мной и закрыться за мной с чувством выполненного
долга, договорились?
-- Договорились.
-- И не желай мне доброго утра, дня или вечера, ясно?
-- Ясно.
-- Отлично, -- сказал Зафод, собравшись с духом. -- Теперь открывайся.
Дверь бесшумно уехала в стену. Зафод тихо шагнул в проем. Дверь так же
беззвучно закрылась за ним.
-- Я все сделала правильно, мистер Библброкс? -- громко спросила дверь.
-- А теперь представьте себе, -- сказал Зафод отряду белых роботов,
дружно обернувшихся к нему, -- что у меня в руке самый мощный смертолет на
свете.
Повисла невероятно холодная и напряженная тишина. Роботы смотрели на
Зафода жуткими мертвыми глазами. Они не двигались с места. Что-то
смертоносное было в них -- даже для Зафода, который никогда не видел их
прежде и даже ничего не слышал о них. Криккитские войны остались в древней
истории Галактики, а Зафод на уроках истории думал в основном о том, как бы
трахнуть девицу за соседней киберпартой; обучающий компьютер стал
незаменимой частью его планов, и его исторические блоки были отформатированы
и заменены совершенно другими идеями и концепциями, в результате чего
компьютер пришлось демонтировать и отправить в приют для киберматов-даунов,
куда за ним последовала и девица, безнадежно влюбившаяся в злополучную
машину, в результате чего а) у Зафода так ничего с ней и не было, и б)
пробелом в его образовании стала целая эпоха древней истории, знание которой
сейчас оказало бы ему неоценимую услугу.
Зафод, не моргая, смотрел на роботов.
Необъяснимым образом их гладкие и матово поблескивающие белые тела
казались воплощением медицински чистого зла. От жутких смертоносных глаз до
могучих механических стоп они выглядели как произведение ума, который хотел
только одного -- убивать. Зафод сглотнул и поежился от страха.
Роботы разобрали часть стены мостика и проделали в ней проход через
жизненно важные внутренности корабля. Сквозь пролом Зафод разглядел, к
своему вящему ужасу, что роботы пробирались к самому сердцу корабля, сердцу
невероятностного двигателя, таинственным образом возникшему из воздуха -- к
самому Золотому Сердцу.
Самый ближний к Зафоду робот оглядел его так, словно тщательно промерил
каждую частичку его тела, души и разума. Когда он заговорил, слова его были
подобраны соответственно результатам измерений.
Прежде, чем мы узнаем, что он сказал, следовало бы, возможно, заметить,
что Зафод стал первым живым организмом, который услышал слова этих созданий
за последние более, чем десять миллиардов лет. Если бы Зафод Библброкс
больше внимания уделял древней истории и меньше своему организму, он,
возможно, был бы польщен такой честью.
Голос у робота был, как и его тело, матовый и мертвый. В нем слышалась
как будто даже хрипотца, и он казался очень древним, каким, собственно, и
был.
Робот сказал:
-- Согласен. У вас в руке ручной автоматический бластер-смертолет.
Зафод не сразу понял его, а потом бросил взгляд вниз на свои руки и с
облегчением увидел, что штука, присобаченная к аварийному ящику на стене
действительно оказалась тем, что он подумал.
-- Ну, так-то вот, -- сказал Зафод со зловещей ухмылкой и вздохом
облегчения, сочетать которые вместе не так-то легко. -- Мне не хотелось
напрягать твое воображение, робот.
Повисло молчание, и Зафод понял, что роботы не намереваются вступать в
переговоры, и что это придется делать ему.
-- Я смотрю, вы припарковали свой корабль прямо поперек моего, --
сказал Зафод, кивнув одной из голов в соответствующем направлении.
С этим было трудно спорить. Безо всякого уважения к законам топологии
трехмерного пространства, роботы просто материализовали свой корабль там,
где им было нужно, и теперь он и "Золотое сердце" проходили друг через
друга, как проходят друг через друга две расчески.
На это роботы ничего не ответили, и Зафод подумал, что переговоры,
возможно, сдвинутся с мертвой точки, если он будет строить свои реплики в
форме вопросов.
-- ...Что ли, так? -- добавил он.
-- Так, -- ответил робот.
-- Ну... и вот, -- сказал Зафод. -- Короче, чуваки -- что вы тут
делаете?
Молчание.
-- Роботы, да! -- поправился Зафод. -- Роботы, что вы тут делаете?
-- Нам нужна Золотая Перекладина, -- ответил робот.
Зафод кивнул и движением ствола смертолета попросил чуть более
подробных объяснений. Робот, казалось, понял этот жест.
-- Золотая Перекладина -- часть Ключа, который мы собираем, -- добавил
робот, -- чтобы освободить наших Владык с Криккита.
Зафод снова кивнул и повторил жест стволом.
-- Ключ был разметен по пространству и времени, -- продолжил робот. --
Золотая Перекладина вмонтирована в двигатель вашего корабля. Она снова
станет частью Ключа. Наши Владыки будут освобождены. Вселенский Передел
начнется вновь.
Зафод снова кивнул.
-- О чем это ты, приятель? -- спросил он.
Мертвенное белое лицо робота, казалось, поморщилось. Разговор начал его
утомлять.
-- Зачистка памяти, -- сказал он. -- Мы собираем Ключ, -- начал он
снова. -- Мы уже добыли Деревянный, Стальной и Плексигласовый Столпы. Сейчас
мы добудем Золотую Перекладину...
-- Не добудете.
-- Добудем, -- повторил робот.
-- Не добудете. На ней летает мой корабль.
-- Сейчас, -- повторил робот, -- мы добудем Золотую Перекладину...
-- Не добудете, -- заупрямился Зафод.
-- После этого, -- закончил робот со всей серьезностью, -- мы
отправимся на банкет.
-- Во как, -- удивился Зафод. -- А мне с вами можно?
-- Нельзя, -- ответил робот. -- Вас придется застрелить.
-- Вот как? -- не поверил Зафод, помахивая смертолетом.
-- Вот так, -- сказал робот, и они застрелили его.
Зафод был так удивлен, что им пришлось выстрелить еще раз, прежде, чем
он упал.
-- Тише, -- призвал Старпердуппель. -- Слушайте и смотрите.
На древний Криккит опустилась ночь. Небо было пустым и черным.
Единственным источником света был близлежащий городок, из которого ночной
зефир доносил приятные звуки вечерней жизни. Дерево, под которым стояли наши
герои, струило тонкий аромат. Артур присел и пощупал информативные иллюзии
травы и почвы. Почва ощущалась жирной и мягкой, трава -- густой и свежей.
Трудно было отделаться от ощущения, что они находятся в исключительно
приятном во всех отношениях месте.
В то же время, совершенно пустое небо, как показалось Артуру, придавало
идиллии окружающего пейзажа -- пусть по большей части сейчас невидимого --
несколько странный, нехороший оттенок. Должно быть, дело привычки, решил
Артур.
Кто-то дотронулся до его плеча, и Артур обернулся. Старпердуппель молча
указывал на дорогу, спускавшуюся к ним с холма. Артур пригляделся и увидел
на дороге огоньки, которые, покачиваясь и танцуя, неспешно двигались в их
направлении.
Через некоторое время стали слышны и голоса, и вскоре показалась
компания, возвращавшаяся из холмов в город.
Они прошли совсем рядом с деревом, помахивая лампами, лучи которых
отбрасывали на траву и кроны деревьев причудливые тени, приятно беседуя, и
даже пели какую-то песню о том, какой чудный выдался вечерок, какое
прекрасное настроение у них, и как они любят, поработав, как следует, на
воздухе, возвращаться по такой погоде домой, к женам и детям; а в припеве
пелось о том, что аромат цветов особенно хорош в это время года, и что так
жалко, что старый песик издох, ведь он так любил именно эти цветы. Артур так
и представил себе, как Пол Маккартни, грея пятки у камина, показывает эту
песню Линде и прикидывает, что бы такого купить на гонорар за нее, и решает,
что, пожалуй, Эссекс.
-- Владыки Криккита, -- прошептал Старпердуппель похоронным голосом.
Артур так увлекся картинкой, которую сам себе нарисовал, что не сразу
понял, о чем говорит старец. Потом он восстановил в голове разрозненные
фрагменты мозаики и пришел к выводу, что по-прежнему не понимает, о чем
старец говорит.
-- Что такое? -- спросил он.
-- Владыки Криккита, -- повторил Старпердуппель, и если в прошлый раз
голос его прозвучал похоронно, то теперь он звучал голосом выходца из Аида,
заполучившего там свирепый бронхит.
Артур смотрел на людей и пытался свести воедино все то немногое, что
знал о них.
Это явно были не земляне: как минимум, они были чуть более, чем надо,
высокие и худощавые, с резковатыми чертами лица и светлокожие до бледности;
во всем же остальном внешность их внушала симпатию. Было в них что-то
странное, чудаковатое, что останавливало желание пуститься с ними в дальний
путь в одном купе; но если чем-то они и отличались от простых обычных людей,
то, скорее, в лучшую, чем в худшую сторону. И почему это Старпердуппель
заговорил о них голосом, больше подходящим для анонса фильма о том, как
работники циркулярной пилы и топора берут работу на дом?
И, опять же, почему Криккит? Артур не мог взять в толк, что может быть
общего между хорошо известной ему игрой и...
Тут Старпердуппель прервал поток его размышлений, словно бы
почувствовав, что происходит в голове у Артура.
-- Игра, известная вам под названием "крикет", -- сказал он, и голос
его, казалось, путешествует мрачными пещерами, -- это всего лишь каприз
генетической памяти, способной сохранять образы, истинное значение которых
утрачено во мгле веков. Из всех рас, населяющих Галактику, быть может,
только англичане смогли, оживив воспоминание о самых ужасных войнах, которые
когда-либо сотрясали Вселенную, превратить его в игру, которая, насколько
мне известно, повсеместно признана непостижимо скучной и бессмысленной. Нет,
лично я -- большой ее поклонник, -- отметил он, -- но большинство, боюсь,
сочтет ваши вкусы неисправимо дурными. Особенно вот этот момент, когда
маленький красный мячик попадает в стойку... Вы так невинны, что и
представить себе не можете, как это выглядит со стороны.
-- Вон оно что... -- сказал Артур и нахмурился, чтобы показать, что
мозг его работает на полную проектную мощность. -- Теперь понятно...
-- Сейчас же перед вами, -- Старпердуппель снова перешел на замогильный
шепот и указал на компанию криккитян, шедшую мимо, -- перед вами проходят
те, с кого все это началось. И началось оно в эту ночь. Идемте за ними! Вы
все увидите сами.
Трое выскользнули из-под сени дерева и пошли за веселой компанией по
темной дороге вдоль склона холма. Инстинктивно они старались ступать потише,
хотя, будучи лишь наблюдателями информативной иллюзии, они могли с тем же
успехом вооружиться аккордеонами, кастрюлями и поварешками и шуметь, что
было сил -- никто не заметил бы их.
Артур обратил внимание, что двое криккитян запели другую песню. Она
далеко разносилась в ночной тишине, и это была прелестная романтическая
баллада, за которую Пол МакКартни положил бы в свой карман Кент и Сассекс и
приценился к Гемпширу.
-- Вы, конечно, помните, -- обратился Старпердуппель к Форду, -- что
должно случиться сейчас?
-- Кто, я? -- ответил Форд. -- Ни малейшего представления не имею.
&ndas
-- Моя киберпарта стояла сразу за Зафодом, -- объяснил Форд. --
Заниматься было невозможно. То есть, нельзя сказать, что я не узнал ничего
интересного...
Здесь Артур заметил в песне интересный момент: в середине восьмого
куплета, к которому Пол МакКартни уже прочно закрепился бы в Винчестере и
начал поглядывать на луга и холмы Нью-Фореста по ту сторону Тест-Вэлли,
текст звучал несколько странно. Автор упоминал о том, что встретил девушку,
которая шла легкой походкой не "под полною луной" и не "под яркою звездой",
а "над свежею травой", что, как показалось Артуру, несколько выбивалось из
стиля. Но тут он глянул на головокружительно черное небо и его посетило
чувство, что в этом есть что-то очень-очень важное, хотя он и не может
понять, что. Он вдруг почувствовал себя одиноким во Вселенной, и даже сказал
об этом вслух.
-- Нет-нет, -- возразил Старпердуппель, слегка ускоряя шаг, --
криккитяне никогда не задумывались, одиноки ли они во Вселенной. Дело в том,
что их солнце и его единственная планета окружены огромным пылевым облаком,
и находятся они на самом восточном рубеже Галактики. Из-за пылевого облака
на их ночном небе никогда ничего не видно. Их небо абсолютно пусто. Днем на
нем светит солнце, но на солнце, как известно, смотреть весьма трудно. Они
вообще едва ли знают, что такое небо. У них что-то вроде слепого пятна,
которое накрывает их от горизонта до горизонта. Они никогда не задумывались,
одиноки ли они во Вселенной, по той простой причине, что до сегодняшнего
вечера они понятия не имели о Вселенной. До самого сегодняшнего вечера.
Старпердуппель зашагал вперед, а слова его продолжали звучать в ушах.
-- Представьте себе, -- добавил он. -- Они никогда не думали, что они
одни, потому что им никогда не приходило в голову, что может что-то еще.
Он снова зашагал.
-- Боюсь, что зрелище может оказаться чересчур, как бы это сказать...
Не успел он договорить, как из безвидного и пустого неба над ними
послышался тонкий, быстро усиливающийся вой. Артур и Форд посмотрели на
небо, но сперва ничего там не увидели.
Артур заметил, что криккитяне, шедшие впереди, тоже услышали звук, но
не поняли, что происходит. Они недоуменно смотрели друг на друга, по
сторонам, вперед, назад, даже на землю, но никому из них не пришло в голову
посмотреть вверх.
Глубину их потрясения при виде горящих обломков звездолета, с
оглушительным ревом рухнувшего с неба через мгновение в полумиле от них,
сможет представить себе лишь тот, кто это видел.
Есть люди, которые говорят с придыханиями о "Золотом Сердце". Есть
люди, которые говорят с придыханиями о Бистроматическом Звездолете.
Многие вспоминают легендарный гигантский космический корабль "Титаник"
-- грандиозный и роскошный пассажирский лайнер, построенный на звездоверфи
астероидного пояса Артефактоволл несколько сотен лет назад. И им есть, что
вспомнить.
То был невиданно прекрасный, ошеломляюще огромный и возмутительно
комфортабельный корабль за все то, что осталось еще от истории (см. о
Кампании За Реальное Время), но, к своему несчастью, он появился на свет на
самой заре теории невероятности, задолго до того, как ученые разобрались,
как следует, в этой сложнейшей отрасли знания -- и даже то того, как они
толком в нее забрались.
Инженеры и проектировщики ничтоже сумняшеся решили окружить корабль
базовым полем невероятности, чтобы все неприятности, которые могут случиться
с какой-нибудь частью звездолета, стали бесконечно невероятны.
Они не знали, что из-за квази-инверсивной и циклической природы всех
невероятностных вычислений все бесконечно невероятные события на самом деле,
скорее всего, произойдут практически тотчас же.
Звездолет "Титаник" был чудовищно зрелищен на стапеле: он был похож на
серебряного арктурианского вакуумного мегакита, окруженный лучами лазеров,
подсвечивающих краны, опоры и стойки -- алмазное облако из сверкающих
иголочек света на фоне бездонной черноты межзвездного пространства.
Но этот гигант не успел даже послать свой первый радиосигнал -- сигнал
бедствия: едва сойдя со стапелей, он внезапно и абсолютно прекратил свое
существование.
Однако, день, который для одной молодой отрасли науки стал днем
катастрофы, для другой стал днем удивительного апофеоза. Впоследствии было
убедительно доказано, что трансляцию запуска "Титаника"по 3D-видению
смотрело больше людей, чем вообще существовало в то время во Вселенной; и
это было признано величайшим достижением в области исследований рейтинга.
Другим весьма зрелищным событием того дня был взрыв сверхновой на месте
звезды Ылладдин несколько часов спустя. Ылладдин -- звезда, в окрестностях
которой расположены офисы большинства страховых компаний Галактики -- то
есть, были расположены.