ничего и не горит желанием задуматься. В спину ему уперся холодный черный
камень, титаническим усилием скульптора превращенный в чудовищную пародию на
его домашние шлепанцы. Артур бросил взгляд на свою кошмарно извращенную
фигуру. Что делала одна из его рук, он так и не разгадал до сих пор.
-- Мне пришлось явиться в мир против моей воли, -- продолжал Аграджаг.
-- И кем! Горшком петуний! Это особенно счастливое мое существование
началось в горшке на высоте трехсот миль над поверхностью какой-то мрачной
планеты. Не самое уютное место для горшка петуний, скажешь ты? И будешь
прав. Эта жизнь закончилась очень скоро, тремя сотнями миль ниже. Посреди
останков кита. Моего собрата по несчастью.
Аграджаг с новой ненавистью оглядел Артура.
-- И по пути вниз, -- прорычал он, -- я видел шикарный белый звездолет.
А из иллюминатора этого шикарного звездолета выглядывал довольный Артур
Дент. Совпадение?!
-- Конечно! -- воскликнул Артур. Бросив еще один взгляд вверх, он
понял, что озадачивавшая го рука вызывала к жизни горшок с обреченными
петуниями. Это толкование не бросалось в глаза.
-- Мне пора, -- повторил Артур. -- Надо идти.
-- Пойдешь, -- сказал Аграджаг, -- но сначала я тебя убью.
-- Нет-нет, так не пойдет, -- залепетал Артур, карабкаясь на носок
своего каменного шлепанца, -- мне же нужно спасать Вселенную! Я должен найти
Серебряную Перекладину. Как же я ее найду -- мертвый?
-- Об этом надо было думать раньше, прежде чем начинать свою охоту на
меня! А помнишь Бету Ставромюля? Не помнишь? Там кто-то -- дай бог ему
здоровья -- пытался...
-- Я там никогда не был, -- сказал Артур.
-- ...пытался тебя застрелить, а ты присел. Угадай, в кого попала пуля?
Что ты сказал?
-- Я там никогда не был, -- повторил Артур. -- Не знаю, о чем ты
говоришь. Мне надо идти!
Аграджаг остановился.
-- Что значит не был? Был! И ты виновен в той моей смерти, там, как и
везде! Меня -- случайного прохожего! -- Аграджага сильно тряхнуло.
-- Я даже не слышал о таком месте, -- упорствовал Артур. -- И никто
никогда не пытался меня убить. Кроме тебя. Может быть, я еще только должен
туда попасть? В будущем?
Аграджаг замер в страшном прозрении:
-- Не слышал про Бету Ставромюля? В будущем?.. -- прошептал он.
-- Вот именно, -- подтвердил Артур. -- Я ничего не знаю про это место.
Я там ни разу не был и не собираюсь.
-- Ну, хочешь не хочешь, -- прорычал Аграджаг, -- а придется...
Звездец! -- взвыл он, озирая свой колоссальный Храм Ненависти. -- Я слишком
рано тебя сюда притащил!
Внезапно он развернулся и упер в Артура тяжелый ненавидящий взгляд:
-- Но я все равно тебя убью! -- проревел он. -- Даже если это логически
невозможно! Я все-таки попробую! Я разнесу всю гору! -- взвыл он. --
Посмотрим, как ты выпутаешься на этот раз, Дент!
Аграджаг, яростно хромая, бросился к небольшому черному жертвеннику. Он
кричал и ругался так свирепо, что исполосовал себе все лицо.
Артур спрыгнул со своего укрытия на носке собственного шлепанца и
побежал, чтобы перехватить обезумевшее чудовище. Он напрыгнул на него и
уронил злосчастное существо на жертвенник.
Аграджаг снова взвыл, судорожно дернулся и повернул на Артура безумный
глаз:
-- Что ты наделал! -- прохрипел он, -- Ты же убил меня! Ты же опять
меня убил! За что?..
По телу его пробежала короткая судорога, и Аграджаг рухнул, в своем
падении нажав на жертвеннике большую красную кнопку.
Сперва Артур остолбенел, потрясенный содеянным, а потом остолбенел от
сирен и звонков, внезапно разорвавших тишину и возвещавших о тревоге. Артур
затравленно огляделся. Единственным выходом был проем, через который он
попал сюда. Артур бросился в него, по пути отшвырнув в угол мерзкую
косметичку из искусственной леопардовой шкуры.
Наугад Артур несся по лабиринту, а сирены, клаксоны и мигалки,
казалось, неслись за ним по пятам.
Вдруг за одним из углов перед ним вспыхнул свет.
Но это была не вспышка. Это был дневной свет.
Хотя выше уже говорилось о том, что Земля -- единственная планета в
нашей Галактике, где Криккит, или крикет, был сочтен подходящим предметом
для игры, по каковой причине Землю долгое время сторонились все уважающие
себя цивилизации, это касается только нашей Галактики и, более точно, только
нашего измерения. В некоторых более высоких измерениях, где позволяют себе
больше, чем тут у нас, вот уже миллиарды лет в трансмерных эквивалентах
популярна прелюбопытная игра под названием брокианский ультра-крикет.
"Что греха таить, это глупая игра", -- пишет "Путеводитель вольного
путешественника по Галактике". -- "Но ведь любой, кому случалось бывать в
по-настоящему высоких измерениях, прекрасно знает, что тамошняя публика --
сборище уродов и сикофантов, которых давно уже пора уморщить в старый
матрац, да и уморщат, как только кто-нибудь научится запускать ракеты под
прямым углом к реальности."
Это был еще один пример того, что в "Путеводитель вольного
путешественника по Галактике" может пристроиться любой случайный прохожий,
которому придет в голову зайти внутрь и заняться этим черным делом, особенно
если зайдет он около полудня, когда почти никого из штатных сотрудников на
рабочем месте нет.
И это, кстати, очень важный момент.
История "Путеводителя вольного путешественника по Галактике" -- это
история идеалов, борьбы, страстей, удач, неудач и невероятно длинных
обеденных перерывов.
Истоки "Путеводителя" -- вместе с большей частью его бухгалтерской
отчетности -- затеряны в веках.
По поводу других, более интересных теорий о том, где они затеряны, см.
ниже.
В большинстве дошедших до нас историй рассказывается о
редакторе-основателе по имени Хоккей Коньпедаль.
Хоккей Коньпедаль, рассказывается в них, основал "Путеводитель",
заложил в его основополагающие принципы честность и верность идеалам, после
чего заложил сами принципы и вылетел в трубу.
После этого он долгие годы провел в скитаниях и поисках. Он беседовал с
верными друзьями, сидел в темных комнатах в нелегальных состояниях сознания,
размышлял о том и о сем, упражнялся с гантелями, а потом, после случайной
встречи со Святыми Братьями-на-Обеде с планеты Вундон, которые учат тому,
что, как обед стоит во главе дня времени человеческого, а день времени
человеческого можно рассматривать как образ жизни духа человеческого, так и
Обед должен быть а) поставлен во главу жизни духа человеческого, и б)
заказан в достойном ресторане, Хоккей заново основал "Путеводитель", заложил
в его основу принципы честности и верности идеалов, добавив отверстие, в
которое можно эти принципы засунуть, и повел "Путеводитель" к его первым
крупным финансовым успехам.
Он также начал изучать и исследовать значение редакторского обеденного
перерыва, который впоследствии стал играть такую ключевую роль в истории
"Путеводителя", поскольку, благодаря ему, большую часть работы выполняют
теперь случайные прохожие, которым приходит в голову заглянуть в пустующие
около полудня кабинеты, и которые находят там дело себе по душе.
Вскоре после этого "Путеводитель" купил издательский дом "Мегадодо" с
Беты Малой Медведицы, поставив дело на широкую финансовую ногу и позволив
четвертому редактору Лигу Лурию Младшему поднять обеденные перерывы на такую
головокружительную высоту, что все потуги последующих редакторов,
устраивавших бесплатные обеденные перерывы для бедных, по сравнению с той
эпохой выглядели не лучше бутербродов с заветрившимся сыром.
Лиг Лурий, строго говоря, не сложил с себя должность главного редактора
-- он просто однажды днем вышел из своего кабинета, да так и не вернулся до
сих пор. Прошло уже около ста лет, но многие сотрудники верят, что он просто
выскочил за гамбургером, и еще вернется и поднажмет, как следует, во второй
половине рабочего дня. Формально все редакторы после Лига Лурия Младшего
именовали себя замредакторами, а стол Лига до сих пор сохраняется в
неприкосновенности -- на него только добавили табличку "Лиг Лурий Младший.
Ушел на обед. Пропал без вести."
Некоторые недостойные внимания подрывные голоса намекают, что на самом
деле Лиг пропал в ходе одного из первых уникальных экспериментов
"Путеводителя" в области альтернативного налогообложения. Об этом известно
очень мало и говорится вслух еще меньше. Любой, кто обратит хотя бы свое
внимание, не говоря уже о внимании общественности, на тот забавный, но в
высшей степени случайный и ничего не значащий факт, что любая планета, где
когда-либо размещалась бухгалтерия "Путеводителя", вскоре после этого
погибала в ходе военных действий или экологической катастрофы, рискует быть
жестоко засуженным с самыми свирепыми последствиями.
Любопытен, хотя, разумеется, никак не связан с вышеприведенным, тот
факт, что за два-три дня до того, как планету Земля снесли, чтобы построить
новое гиперпространственное шоссе, НЛО на этой планете наблюдали не только
над стадионом "Лордз" в Сент-Джонс-Вуде, Лондон, но и над Гластонбери в
Сомерсете.
Гластонбери, край древних королей, ведьм и колдовства, мегалитов и
чудесных исцелений, был выбран для размещения нового филиала бухгалтерии
"Путеводителя вольного путешественника", и десятилетний архив был перенесен
в волшебный холм на окраине города всего за несколько часов до прибытия
вогонов.
Но ни один из этих странных и необъяснимых фактов не так странен и
необъясним, как правила игры в Брокианский ультра-крикет, популярной в
высших измерениях.
Правила ее настолько сложны и запутанны, что, будучи однажды собраны и
изданы одним томом, они обрушились внутрь себя вследствие гравитационного
коллапса, и на их месте возникла новая черная дыра.
Но вот краткое изложение важнейших правил:
Правило 1. Отрастите себе три дополнительные ноги. Они вам не
понадобятся, но зрители это оценят.
Правило 2. Найдите одного хорошего ультра-крикетиста. Скопируйте его
несколько раз. Это сокращает трудоемкий подбор игроков и тренировки.
Правило 3. Выведите свою команду и команду противника в чистое поле и
окружите их высокой каменной стеной. Это делается затем, что, хотя игра эта
очень зрелищна, разочарование зрителей, которые не видят, что же происходит
на поле, заставляет их воображать, что игра намного более интересна, чем на
самом деле. Жизненный тонус зрителей, посмотревших довольно среднюю игру,
бывает гораздо ниже, чем у зрителей, которые уверены, что только что
упустили самые драматические события во всей истории спорта.
Правило 4. Перебросьте игрокам через стену спортивный инвентарь.
Сгодится все, чем можно как следует заехать по уху -- крикетные биты,
бейсбольные биты, теннисные ракетки, лыжные палки и т.п.
Правило 5. Теперь игроки должны изо всех своих сил размахивать вокруг
себя всем, что попадет под руку. Как только игрок забивает кого-нибудь из
игроков, он должен немедленно отбежать на безопасное расстояние и извиниться
оттуда. Извинения должны быть разборчивыми, искренними, и сделать их, для
вящей доходчивости и дополнительных очков, лучше всего через мегафон.
Правило 6. Победившей объявляется та команда, которая побеждает первой.
Любопытно заметить, что чем больше в высших измерениях увлекаются этой
игрой, тем реже проводятся сами игры, поскольку все команды сейчас
состязаются друг с другом исключительно по вопросам толкования правил. И тем
лучше, потому что по большому счету небольшая война наносит меньше
психологического ущерба, чем затянувшийся брокианский ультра-крикетный матч.
Артур бежал вниз по склону горы, подпрыгивая и тяжело дыша, и вдруг
почувствовал, как вся гора вздрогнула под ним. Раздался рокот, грохот, едва
заметное движение, и далеко вверху позади Артура вырвался язык жаркого
пламени. От страха Артур еще прибавил ходу. Почва под ногами начала
скользить, и Артур вдруг со всей небывалой прежде отчетливостью понял, что
такое oползень. До сих пор для него это было лишь слово, но сейчас он
внезапно с ужасом осознал, насколько ненормальное и нездоровое занятие для
земли -- ползти. А земля ползла, унося Артура на себе. Артуру стало даже
дурно от страха и тряски. Земля оползала, гора тряслась, Артур катился вниз,
вставал, падал и катился дальше и дальше.
С горы пошла лавина.
Камешки, за ними камни, а за ними и глыбы принялись прыгать вокруг, как
неуклюжие щенки, только гораздо, гораздо больше, гораздо, гораздо тверже и
тяжелее, и бесконечно более смертельно опасные при прямом попадании. Глаза
Артура метались от камня к камню, ноги танцевали безумные танцы; сердце
билось в такт биению геологического катаклизма под ним и вокруг него. Артур
бежал так тяжело, словно бег был мучительной и изматывающей болезнью.
Здравый смысл, а именно понимание того, что он непременно должен
выжить, чтобы дать свершиться предсказанному в саге об его нечаянном
избиении Аграджага, никоим образом не посещал ум Артура и не оказывал в
тотмомент на него никакого умиротворяющего действия. Артур бежал под страхом
смерти, и смерть была вокруг него, под ним, над ним, и уже хватала его за
полы халата.
Внезапно Артур в очередной раз споткнулся и упал, и падение увлекло его
вперед. Но в ту самую секунду, когда он должен был приземлиться со всей силы
на камни, прямо перед собой он вдруг увидел небольшую темно-синюю спортивную
сумку, с которой, как он прекрасно помнил, он расстался в багажном отделении
Афинского аэропорта десять лет назад по его личному времени. От удивления
Артур забыл о том, чтобы упасть на землю, и взмыл в воздух со свистом в
ушах.
С ним произошло вот что: он полетел. Артур изумленно огляделся по
сторонам, но никакого сомнения быть не могло -- именно это с ним и
произошло. Никакая часть его тела не касалась земли, и более того, никакая
его часть не собиралась это сделать. Он просто плыл в воздухе, а булыжники
свистели вокруг.
Теперь он уже мог что-нибудь с этим сделать. Зажмурившись от легкости,
Артур поднялся повыше, и теперь булыжники стали свистеть под ним.
Артур поглядел вниз с веселым любопытством. От трясущейся земли его
отделяло теперь метров десять пустоты -- если не считать булыжников, которые
не задерживались в ней, а рушились вниз, влекомые железной хваткой закона
тяготения, того самого закона, от ответственности за невыполнение которого
Артур, казалось, был теперь освобожден.
Почти тут же, с инстинктивной мудростью, внушаемой нам чувством
самосохранения, он понял, что не следует думать об этом, потому что иначе
закон тяготения вдруг опомнится, взглянет строго в сторону Артура, стукнет
молотком и потребует отчета, какого черта Артур делает тут наверху -- и все
кончится.
Поэтому Артур стал думать о тюльпанах. Это было нелегко, но он очень
старался. Он думал о приятной упругой круглости их лепестков, о множестве
причудливых оттенков, которые научились им придавать, задумался о том, какую
часть от всех выращиваемых -- или выращивавшихся -- на Земле тюльпанов можно
-- было бы -- насчитать в радиусе одной мили от средней ветряной мельницы.
Через некоторое время эта тема опасно наскучила ему, и он почувствовал, как
воздух скользит сквозь одежду, и понял, что спускается вниз, в область
подпрыгивающих булыжников, о которых он так старательно не думал, поэтому
Артур стал вспоминать Афинский аэропорт -- и эта тема подарила ему минут
пять благодатной ненависти, по окончании которых Артур неожиданно заметил,
что летит уже на высоте метров двухсот от земли.
У Артура мелькнула мысль о том, как же он собирается вернуться вниз, но
он тотчас же отогнал эти мысли и попытался взглянуть на ситуацию трезво.
Итак, он летает. Что теперь с этим делать? Артур поглядел в сторону
земли. Он не приглядывался, а изо всех сил постарался лишь скользнуть по ней
мимолетным взглядом. Он не смог не заметить двух вещей. Во-первых,
извержение, судя по всему, исчерпало себя; возле самой вершины горы теперь
зиял кратер -- очевидно, над тем самым местом, где находились высеченный в
скале огромный храм, статуя Артура и тело злосчастного Аграджага.
Во-вторых, его спортивная сумка, потерянная в Афинском аэропорту. Она
лежала неподвижно между отдыхающими после пробежки булыжниками, но,
очевидно, не была задета ими. Как такое могло случиться, Артур не мог
понять; кроме того, поскольку эту загадку совершенно заслоняла чудовищная
невозможность самого появления этой сумки здесь, Артур не ощущал в себе
особого желания вообще пускаться в исследования по этому вопросу. Суть в
том, что сумка -- вот она. А мерзкая косметичка из искусственной леопардовой
кожи, судя по всему, исчезла, чего нельзя было не одобрить, раз уж понять
было тоже никак нельзя.
Артур вплотную подошел к тому факту, что сумку следует подобрать.
Здесь, в двухстах метрах над поверхностью чужой планеты, имени которой ему
никак не удавалось вспомнить, на расстоянии стольких световых лет от
испепеленных руин своего дома, он никак не мог пройти мимо жалобно лежащей и
взывающей к нему части того, что составляло некогда его жизнь.
Кроме того, подумал Артур, если сумка сейчас в том же виде, в каком он
ее потерял, то в ней должна находиться единственная во всей Вселенной банка
греческого оливкового масла.
Медленно, осторожно, сантиметр за сантиметром, Артур начал спускаться,
покачиваясь из стороны в сторону, как лист бумаги, нервно нащупывающий путь
со стола на пол.
Все шло хорошо, и все было хорошо. Воздух хорошо держал Артура, но
пропускал через себя. Спустя две минуты он уже висел всего в метре от сумки,
и здесь ему нужно было принять нелегкое решение. Артур покачивался в воздухе
и хмурился, но хмурился так легкомысленно, как только мог.
Если он подберет сумку, сможет ли он ее унести? Что, если
дополнительный вес просто придавит его к земле?
Что если само прикосновение к чему-нибудь земному внезапно разрушит
действие той чудесной силы, которая сейчас удерживает его в воздухе?
Не лучше ли будет сейчас взяться за ум, спуститься на землю и сделать
по ней пару шагов?
А если сделать это, то удастся ли ему потом снова взлететь?
Ощущение полета -- когда Артур позволил себе подумать об этом -- было
таким чудесным, что расстаться с ним, быть может, навсегда, Артур никак не
мог. Встревожившись, он поднялся чуть-чуть вверх, просто чтобы убедиться,
что может это сделать -- удивительно легко, без малейшего усилия. Он взмыл
вверх, повисел немного там. Он попробовал пике.
Пике удалось замечательно. Вытянув вперед руки, с развевающимися
волосами и полами халата, Артур нырнул вниз головой, выровнялся в полуметре
над землей и выплыл вверх, остановившись на той же высоте и оставшись там.
Просто оставшись там, в воздухе.
Это было восхитительно.
И так, понял вдруг Артур, можно было подобрать сумку. Надо спикировать
на нее и подобрать ее в самой нижней точке пике. Ее можно подобрать и
унести. Это может не получиться с первого раза, но это наверняка можно
сделать.
Артур сделал еще пару тренировочных пике, и они вышли одно другого
лучше. Ветер в лицо, звонкая гибкость во всем теле -- все это вместе
сообщало ему такое прекрасное состояние духа, какого он не ощущал с тех пор,
как... собственно, насколько Артуру хватало памяти, с тех пор, как он
родился на свет. Артур лег на ветер и оглядел окрестности, которые, как он
обнаружил, выглядели весьма скверно. Окрестности выглядели разоренными и
опустошенными. Артур решил больше не глядеть на них. Он просто заберет
сумку, а потом... Артур не знал, что он собирается делать потом, когда
заберет сумку. Он решил, что сначала просто заберет сумку, а потом
посмотрит, как развернутся события.
Артур прикинул ветер, выровнялся по нему и осмотрелся. Он выгнул спину.
Сам не зная того, он сейчас лялился во весь свой рост.
Затем Артур поймал нисходящий поток, собрался -- и нырнул.
Артур пронизал воздух, и ветер несся за ним вдогонку. Земля вздрогнула,
покачнулась, опомнилась и плавно приблизилась навстречу Артуру, протягивая
ему сумку растрескавшимися пластмассовыми ручками вперед.
На полпути вниз Артур вдруг опасно усомнился в том, что действительно
делает это, и потому едва не утратил возможность это делать, но вовремя
собрался с мыслями, на бреющем полете пронесся над землей, просунул руку в
ручки сумки и начал было подниматься обратно, но не смог и внезапно с
размаху рухнул на камни, оцарапавшись и набив синяков.
Артур немедленно вскочил на ноги и беспомощно зашатался, размахивая
сумкой в попытках найти равновесие, разочарованный и огорченный донельзя.
Ноги его вдруг натужно уперлись в землю, как делали это всю жизнь. Тело
снова стало мешком с картошкой, а голова -- легкой, как пудовая гиря.
Артур стоял, пошатываясь и испытывая сильное головокружение. Он
попытался было пойти, даже побежать, но ноги вдруг подогнулись, и он полетел
вперед головой; но в этот миг он вспомнил, что в сумке, которую он держит
сейчас в руке, находится не только банка греческого оливкового масло, но еще
и разрешенное к беспошлинному вывозу количество греческой рецины,
превосходного смолистого сладкого вина [3] -- и, приятно изумленный этим
открытием, Артур не заметил, что последние десять секунд он снова летит по
воздуху.
Артур рассмеялся от удовольствия, облегчения и непередаваемого
физического наслаждения. Он нырял, переворачивался и кувыркался в воздухе.
Он вызывающе уселся на восходящий поток воздуха и проверил содержимое сумки,
чувствуя себя, подумал он, как один из ангелов, пересчитываемый философами
во время своего знаменитого танца на кончике иглы. Артур издал возглас
восторга, найдя в сумке и оливковое масло, и вино, и треснувшие солнечные
очки, а также старые плавки, полные песка, мятые открытки с видами
Санторини, большое неприглядного вида полотенце, дюжины полторы забавных
камешков и обрывки бумаги с адресами людей, которых Артур рад был никогда
больше не встретить, пусть даже и по весьма печальной причине. Артур
выбросил камешки, нацепил очки и распустил клочки бумаги по ветру.
Через десять минут, пролетая сквозь облако, Артур неожиданно попал на
крупный и в высшей степени малопристойный банкет -- со всего размаху
копчиком.
Самый затяжной и разрушительный банкет в истории продолжается сейчас
уже четвертым поколением участников, и никто из них пока не выказывал
желания уйти. Однажды кто-то посмотрел на часы, но это было одиннадцать лет
назад, и из этого пока ничего не воспоследовало.
Разгром там стоит необычайный, и кто не видел его сам, тот не поверит
чужим рассказам; но если у вас нет какой-то особой необходимости поверить
им, то не стоит отправляться туда, чтобы увидеть его, поскольку ничего
приятного это зрелище собой не представляет.
В последнее время в облаках были слышны какие-то взрывы и видны
вспышки, и имеются предположения, что это -- отголоски конкурентной борьбы
между агентствами по уборке офисных помещений, которые вьются над этим
банкетом, как вороны над падалью; но неразумно было бы верить всему, что
болтают на банкетах -- особенно всему, что болтают на этом банкете.
Проблема, и проблема, встающая все более и более остро, состоит в том,
что все участники банкета -- либо дети, либо внуки, либо правнуки тех, кто
не пожелал когда-то разойтись по домам; и, по причине родственных браков,
вырождения генофонда, рецессии признаков и прочей премудрости, все нынешние
участники застолья -- либо абсолютно оторванные выпивохи, либо пускающие
слюни идиоты -- либо, все чаще и чаще, и то, и другое. В любом случае, это
означает, что с каждым последующим поколением становится все меньше шансов
на то, что пирующие разойдутся восвояси.
Тут уже следует учитывать другие факторы. Например, объемы запасов
алкоголя.
Но беда в том что, из-за некоторых идей, поначалу показавшихся
отличными -- а одна из проблем с застольями, которые никогда не кончаются,
заключается в том, что все, что когда-то показалось отличной идеей,
продолжает казаться отличной идеей -- этот фактор не собирается вступать в
игру в обозримом будущем.
Одна из идей, показавшихся поначалу отличными, была, что банкет должен
быть летучим -- не в том смысле, в каком летучими бывают заседания и
планерки, а в буквальном смысле.
Однажды коллектив космических инженеров (в первом поколении), бурно
отпраздновав наступающий профессиональный праздник, остался в институте на
сверхурочную вахту. Параллельно с празднованием, они принялись прикручивать
всякие фигульки, паять различные хренации и расфигачивать всевозможные
фиговины, и утреннее солнце обнаружило институт, полный в дугу окосевших
инженеров и парящий в воздухе, как юная и плохо соображающая, что к чему,
птица.
Мало того. Летучий банкет ухитрился еще и неплохо вооружиться. Инженеры
решили, что раз уж придется торговаться с продавцами в винно-водочных
ларьках, то следует позаботиться о том, чтобы правда была на их стороне.
Привнесение в затяжное застолье элемента оттяжного насилия
осуществилось быстро и легко, значительно оживив веселье, которое было
приувяло, когда стало ясно, что музыканты не умеют играть ничего, кроме
того, что они уже сыграли за эти месяцы бессчетное количество раз.
Начались набеги, грабежи, целые города захватывались в заложники и
камень, титаническим усилием скульптора превращенный в чудовищную пародию на
его домашние шлепанцы. Артур бросил взгляд на свою кошмарно извращенную
фигуру. Что делала одна из его рук, он так и не разгадал до сих пор.
-- Мне пришлось явиться в мир против моей воли, -- продолжал Аграджаг.
-- И кем! Горшком петуний! Это особенно счастливое мое существование
началось в горшке на высоте трехсот миль над поверхностью какой-то мрачной
планеты. Не самое уютное место для горшка петуний, скажешь ты? И будешь
прав. Эта жизнь закончилась очень скоро, тремя сотнями миль ниже. Посреди
останков кита. Моего собрата по несчастью.
Аграджаг с новой ненавистью оглядел Артура.
-- И по пути вниз, -- прорычал он, -- я видел шикарный белый звездолет.
А из иллюминатора этого шикарного звездолета выглядывал довольный Артур
Дент. Совпадение?!
-- Конечно! -- воскликнул Артур. Бросив еще один взгляд вверх, он
понял, что озадачивавшая го рука вызывала к жизни горшок с обреченными
петуниями. Это толкование не бросалось в глаза.
-- Мне пора, -- повторил Артур. -- Надо идти.
-- Пойдешь, -- сказал Аграджаг, -- но сначала я тебя убью.
-- Нет-нет, так не пойдет, -- залепетал Артур, карабкаясь на носок
своего каменного шлепанца, -- мне же нужно спасать Вселенную! Я должен найти
Серебряную Перекладину. Как же я ее найду -- мертвый?
-- Об этом надо было думать раньше, прежде чем начинать свою охоту на
меня! А помнишь Бету Ставромюля? Не помнишь? Там кто-то -- дай бог ему
здоровья -- пытался...
-- Я там никогда не был, -- сказал Артур.
-- ...пытался тебя застрелить, а ты присел. Угадай, в кого попала пуля?
Что ты сказал?
-- Я там никогда не был, -- повторил Артур. -- Не знаю, о чем ты
говоришь. Мне надо идти!
Аграджаг остановился.
-- Что значит не был? Был! И ты виновен в той моей смерти, там, как и
везде! Меня -- случайного прохожего! -- Аграджага сильно тряхнуло.
-- Я даже не слышал о таком месте, -- упорствовал Артур. -- И никто
никогда не пытался меня убить. Кроме тебя. Может быть, я еще только должен
туда попасть? В будущем?
Аграджаг замер в страшном прозрении:
-- Не слышал про Бету Ставромюля? В будущем?.. -- прошептал он.
-- Вот именно, -- подтвердил Артур. -- Я ничего не знаю про это место.
Я там ни разу не был и не собираюсь.
-- Ну, хочешь не хочешь, -- прорычал Аграджаг, -- а придется...
Звездец! -- взвыл он, озирая свой колоссальный Храм Ненависти. -- Я слишком
рано тебя сюда притащил!
Внезапно он развернулся и упер в Артура тяжелый ненавидящий взгляд:
-- Но я все равно тебя убью! -- проревел он. -- Даже если это логически
невозможно! Я все-таки попробую! Я разнесу всю гору! -- взвыл он. --
Посмотрим, как ты выпутаешься на этот раз, Дент!
Аграджаг, яростно хромая, бросился к небольшому черному жертвеннику. Он
кричал и ругался так свирепо, что исполосовал себе все лицо.
Артур спрыгнул со своего укрытия на носке собственного шлепанца и
побежал, чтобы перехватить обезумевшее чудовище. Он напрыгнул на него и
уронил злосчастное существо на жертвенник.
Аграджаг снова взвыл, судорожно дернулся и повернул на Артура безумный
глаз:
-- Что ты наделал! -- прохрипел он, -- Ты же убил меня! Ты же опять
меня убил! За что?..
По телу его пробежала короткая судорога, и Аграджаг рухнул, в своем
падении нажав на жертвеннике большую красную кнопку.
Сперва Артур остолбенел, потрясенный содеянным, а потом остолбенел от
сирен и звонков, внезапно разорвавших тишину и возвещавших о тревоге. Артур
затравленно огляделся. Единственным выходом был проем, через который он
попал сюда. Артур бросился в него, по пути отшвырнув в угол мерзкую
косметичку из искусственной леопардовой шкуры.
Наугад Артур несся по лабиринту, а сирены, клаксоны и мигалки,
казалось, неслись за ним по пятам.
Вдруг за одним из углов перед ним вспыхнул свет.
Но это была не вспышка. Это был дневной свет.
Хотя выше уже говорилось о том, что Земля -- единственная планета в
нашей Галактике, где Криккит, или крикет, был сочтен подходящим предметом
для игры, по каковой причине Землю долгое время сторонились все уважающие
себя цивилизации, это касается только нашей Галактики и, более точно, только
нашего измерения. В некоторых более высоких измерениях, где позволяют себе
больше, чем тут у нас, вот уже миллиарды лет в трансмерных эквивалентах
популярна прелюбопытная игра под названием брокианский ультра-крикет.
"Что греха таить, это глупая игра", -- пишет "Путеводитель вольного
путешественника по Галактике". -- "Но ведь любой, кому случалось бывать в
по-настоящему высоких измерениях, прекрасно знает, что тамошняя публика --
сборище уродов и сикофантов, которых давно уже пора уморщить в старый
матрац, да и уморщат, как только кто-нибудь научится запускать ракеты под
прямым углом к реальности."
Это был еще один пример того, что в "Путеводитель вольного
путешественника по Галактике" может пристроиться любой случайный прохожий,
которому придет в голову зайти внутрь и заняться этим черным делом, особенно
если зайдет он около полудня, когда почти никого из штатных сотрудников на
рабочем месте нет.
И это, кстати, очень важный момент.
История "Путеводителя вольного путешественника по Галактике" -- это
история идеалов, борьбы, страстей, удач, неудач и невероятно длинных
обеденных перерывов.
Истоки "Путеводителя" -- вместе с большей частью его бухгалтерской
отчетности -- затеряны в веках.
По поводу других, более интересных теорий о том, где они затеряны, см.
ниже.
В большинстве дошедших до нас историй рассказывается о
редакторе-основателе по имени Хоккей Коньпедаль.
Хоккей Коньпедаль, рассказывается в них, основал "Путеводитель",
заложил в его основополагающие принципы честность и верность идеалам, после
чего заложил сами принципы и вылетел в трубу.
После этого он долгие годы провел в скитаниях и поисках. Он беседовал с
верными друзьями, сидел в темных комнатах в нелегальных состояниях сознания,
размышлял о том и о сем, упражнялся с гантелями, а потом, после случайной
встречи со Святыми Братьями-на-Обеде с планеты Вундон, которые учат тому,
что, как обед стоит во главе дня времени человеческого, а день времени
человеческого можно рассматривать как образ жизни духа человеческого, так и
Обед должен быть а) поставлен во главу жизни духа человеческого, и б)
заказан в достойном ресторане, Хоккей заново основал "Путеводитель", заложил
в его основу принципы честности и верности идеалов, добавив отверстие, в
которое можно эти принципы засунуть, и повел "Путеводитель" к его первым
крупным финансовым успехам.
Он также начал изучать и исследовать значение редакторского обеденного
перерыва, который впоследствии стал играть такую ключевую роль в истории
"Путеводителя", поскольку, благодаря ему, большую часть работы выполняют
теперь случайные прохожие, которым приходит в голову заглянуть в пустующие
около полудня кабинеты, и которые находят там дело себе по душе.
Вскоре после этого "Путеводитель" купил издательский дом "Мегадодо" с
Беты Малой Медведицы, поставив дело на широкую финансовую ногу и позволив
четвертому редактору Лигу Лурию Младшему поднять обеденные перерывы на такую
головокружительную высоту, что все потуги последующих редакторов,
устраивавших бесплатные обеденные перерывы для бедных, по сравнению с той
эпохой выглядели не лучше бутербродов с заветрившимся сыром.
Лиг Лурий, строго говоря, не сложил с себя должность главного редактора
-- он просто однажды днем вышел из своего кабинета, да так и не вернулся до
сих пор. Прошло уже около ста лет, но многие сотрудники верят, что он просто
выскочил за гамбургером, и еще вернется и поднажмет, как следует, во второй
половине рабочего дня. Формально все редакторы после Лига Лурия Младшего
именовали себя замредакторами, а стол Лига до сих пор сохраняется в
неприкосновенности -- на него только добавили табличку "Лиг Лурий Младший.
Ушел на обед. Пропал без вести."
Некоторые недостойные внимания подрывные голоса намекают, что на самом
деле Лиг пропал в ходе одного из первых уникальных экспериментов
"Путеводителя" в области альтернативного налогообложения. Об этом известно
очень мало и говорится вслух еще меньше. Любой, кто обратит хотя бы свое
внимание, не говоря уже о внимании общественности, на тот забавный, но в
высшей степени случайный и ничего не значащий факт, что любая планета, где
когда-либо размещалась бухгалтерия "Путеводителя", вскоре после этого
погибала в ходе военных действий или экологической катастрофы, рискует быть
жестоко засуженным с самыми свирепыми последствиями.
Любопытен, хотя, разумеется, никак не связан с вышеприведенным, тот
факт, что за два-три дня до того, как планету Земля снесли, чтобы построить
новое гиперпространственное шоссе, НЛО на этой планете наблюдали не только
над стадионом "Лордз" в Сент-Джонс-Вуде, Лондон, но и над Гластонбери в
Сомерсете.
Гластонбери, край древних королей, ведьм и колдовства, мегалитов и
чудесных исцелений, был выбран для размещения нового филиала бухгалтерии
"Путеводителя вольного путешественника", и десятилетний архив был перенесен
в волшебный холм на окраине города всего за несколько часов до прибытия
вогонов.
Но ни один из этих странных и необъяснимых фактов не так странен и
необъясним, как правила игры в Брокианский ультра-крикет, популярной в
высших измерениях.
Правила ее настолько сложны и запутанны, что, будучи однажды собраны и
изданы одним томом, они обрушились внутрь себя вследствие гравитационного
коллапса, и на их месте возникла новая черная дыра.
Но вот краткое изложение важнейших правил:
Правило 1. Отрастите себе три дополнительные ноги. Они вам не
понадобятся, но зрители это оценят.
Правило 2. Найдите одного хорошего ультра-крикетиста. Скопируйте его
несколько раз. Это сокращает трудоемкий подбор игроков и тренировки.
Правило 3. Выведите свою команду и команду противника в чистое поле и
окружите их высокой каменной стеной. Это делается затем, что, хотя игра эта
очень зрелищна, разочарование зрителей, которые не видят, что же происходит
на поле, заставляет их воображать, что игра намного более интересна, чем на
самом деле. Жизненный тонус зрителей, посмотревших довольно среднюю игру,
бывает гораздо ниже, чем у зрителей, которые уверены, что только что
упустили самые драматические события во всей истории спорта.
Правило 4. Перебросьте игрокам через стену спортивный инвентарь.
Сгодится все, чем можно как следует заехать по уху -- крикетные биты,
бейсбольные биты, теннисные ракетки, лыжные палки и т.п.
Правило 5. Теперь игроки должны изо всех своих сил размахивать вокруг
себя всем, что попадет под руку. Как только игрок забивает кого-нибудь из
игроков, он должен немедленно отбежать на безопасное расстояние и извиниться
оттуда. Извинения должны быть разборчивыми, искренними, и сделать их, для
вящей доходчивости и дополнительных очков, лучше всего через мегафон.
Правило 6. Победившей объявляется та команда, которая побеждает первой.
Любопытно заметить, что чем больше в высших измерениях увлекаются этой
игрой, тем реже проводятся сами игры, поскольку все команды сейчас
состязаются друг с другом исключительно по вопросам толкования правил. И тем
лучше, потому что по большому счету небольшая война наносит меньше
психологического ущерба, чем затянувшийся брокианский ультра-крикетный матч.
Артур бежал вниз по склону горы, подпрыгивая и тяжело дыша, и вдруг
почувствовал, как вся гора вздрогнула под ним. Раздался рокот, грохот, едва
заметное движение, и далеко вверху позади Артура вырвался язык жаркого
пламени. От страха Артур еще прибавил ходу. Почва под ногами начала
скользить, и Артур вдруг со всей небывалой прежде отчетливостью понял, что
такое oползень. До сих пор для него это было лишь слово, но сейчас он
внезапно с ужасом осознал, насколько ненормальное и нездоровое занятие для
земли -- ползти. А земля ползла, унося Артура на себе. Артуру стало даже
дурно от страха и тряски. Земля оползала, гора тряслась, Артур катился вниз,
вставал, падал и катился дальше и дальше.
С горы пошла лавина.
Камешки, за ними камни, а за ними и глыбы принялись прыгать вокруг, как
неуклюжие щенки, только гораздо, гораздо больше, гораздо, гораздо тверже и
тяжелее, и бесконечно более смертельно опасные при прямом попадании. Глаза
Артура метались от камня к камню, ноги танцевали безумные танцы; сердце
билось в такт биению геологического катаклизма под ним и вокруг него. Артур
бежал так тяжело, словно бег был мучительной и изматывающей болезнью.
Здравый смысл, а именно понимание того, что он непременно должен
выжить, чтобы дать свершиться предсказанному в саге об его нечаянном
избиении Аграджага, никоим образом не посещал ум Артура и не оказывал в
тотмомент на него никакого умиротворяющего действия. Артур бежал под страхом
смерти, и смерть была вокруг него, под ним, над ним, и уже хватала его за
полы халата.
Внезапно Артур в очередной раз споткнулся и упал, и падение увлекло его
вперед. Но в ту самую секунду, когда он должен был приземлиться со всей силы
на камни, прямо перед собой он вдруг увидел небольшую темно-синюю спортивную
сумку, с которой, как он прекрасно помнил, он расстался в багажном отделении
Афинского аэропорта десять лет назад по его личному времени. От удивления
Артур забыл о том, чтобы упасть на землю, и взмыл в воздух со свистом в
ушах.
С ним произошло вот что: он полетел. Артур изумленно огляделся по
сторонам, но никакого сомнения быть не могло -- именно это с ним и
произошло. Никакая часть его тела не касалась земли, и более того, никакая
его часть не собиралась это сделать. Он просто плыл в воздухе, а булыжники
свистели вокруг.
Теперь он уже мог что-нибудь с этим сделать. Зажмурившись от легкости,
Артур поднялся повыше, и теперь булыжники стали свистеть под ним.
Артур поглядел вниз с веселым любопытством. От трясущейся земли его
отделяло теперь метров десять пустоты -- если не считать булыжников, которые
не задерживались в ней, а рушились вниз, влекомые железной хваткой закона
тяготения, того самого закона, от ответственности за невыполнение которого
Артур, казалось, был теперь освобожден.
Почти тут же, с инстинктивной мудростью, внушаемой нам чувством
самосохранения, он понял, что не следует думать об этом, потому что иначе
закон тяготения вдруг опомнится, взглянет строго в сторону Артура, стукнет
молотком и потребует отчета, какого черта Артур делает тут наверху -- и все
кончится.
Поэтому Артур стал думать о тюльпанах. Это было нелегко, но он очень
старался. Он думал о приятной упругой круглости их лепестков, о множестве
причудливых оттенков, которые научились им придавать, задумался о том, какую
часть от всех выращиваемых -- или выращивавшихся -- на Земле тюльпанов можно
-- было бы -- насчитать в радиусе одной мили от средней ветряной мельницы.
Через некоторое время эта тема опасно наскучила ему, и он почувствовал, как
воздух скользит сквозь одежду, и понял, что спускается вниз, в область
подпрыгивающих булыжников, о которых он так старательно не думал, поэтому
Артур стал вспоминать Афинский аэропорт -- и эта тема подарила ему минут
пять благодатной ненависти, по окончании которых Артур неожиданно заметил,
что летит уже на высоте метров двухсот от земли.
У Артура мелькнула мысль о том, как же он собирается вернуться вниз, но
он тотчас же отогнал эти мысли и попытался взглянуть на ситуацию трезво.
Итак, он летает. Что теперь с этим делать? Артур поглядел в сторону
земли. Он не приглядывался, а изо всех сил постарался лишь скользнуть по ней
мимолетным взглядом. Он не смог не заметить двух вещей. Во-первых,
извержение, судя по всему, исчерпало себя; возле самой вершины горы теперь
зиял кратер -- очевидно, над тем самым местом, где находились высеченный в
скале огромный храм, статуя Артура и тело злосчастного Аграджага.
Во-вторых, его спортивная сумка, потерянная в Афинском аэропорту. Она
лежала неподвижно между отдыхающими после пробежки булыжниками, но,
очевидно, не была задета ими. Как такое могло случиться, Артур не мог
понять; кроме того, поскольку эту загадку совершенно заслоняла чудовищная
невозможность самого появления этой сумки здесь, Артур не ощущал в себе
особого желания вообще пускаться в исследования по этому вопросу. Суть в
том, что сумка -- вот она. А мерзкая косметичка из искусственной леопардовой
кожи, судя по всему, исчезла, чего нельзя было не одобрить, раз уж понять
было тоже никак нельзя.
Артур вплотную подошел к тому факту, что сумку следует подобрать.
Здесь, в двухстах метрах над поверхностью чужой планеты, имени которой ему
никак не удавалось вспомнить, на расстоянии стольких световых лет от
испепеленных руин своего дома, он никак не мог пройти мимо жалобно лежащей и
взывающей к нему части того, что составляло некогда его жизнь.
Кроме того, подумал Артур, если сумка сейчас в том же виде, в каком он
ее потерял, то в ней должна находиться единственная во всей Вселенной банка
греческого оливкового масла.
Медленно, осторожно, сантиметр за сантиметром, Артур начал спускаться,
покачиваясь из стороны в сторону, как лист бумаги, нервно нащупывающий путь
со стола на пол.
Все шло хорошо, и все было хорошо. Воздух хорошо держал Артура, но
пропускал через себя. Спустя две минуты он уже висел всего в метре от сумки,
и здесь ему нужно было принять нелегкое решение. Артур покачивался в воздухе
и хмурился, но хмурился так легкомысленно, как только мог.
Если он подберет сумку, сможет ли он ее унести? Что, если
дополнительный вес просто придавит его к земле?
Что если само прикосновение к чему-нибудь земному внезапно разрушит
действие той чудесной силы, которая сейчас удерживает его в воздухе?
Не лучше ли будет сейчас взяться за ум, спуститься на землю и сделать
по ней пару шагов?
А если сделать это, то удастся ли ему потом снова взлететь?
Ощущение полета -- когда Артур позволил себе подумать об этом -- было
таким чудесным, что расстаться с ним, быть может, навсегда, Артур никак не
мог. Встревожившись, он поднялся чуть-чуть вверх, просто чтобы убедиться,
что может это сделать -- удивительно легко, без малейшего усилия. Он взмыл
вверх, повисел немного там. Он попробовал пике.
Пике удалось замечательно. Вытянув вперед руки, с развевающимися
волосами и полами халата, Артур нырнул вниз головой, выровнялся в полуметре
над землей и выплыл вверх, остановившись на той же высоте и оставшись там.
Просто оставшись там, в воздухе.
Это было восхитительно.
И так, понял вдруг Артур, можно было подобрать сумку. Надо спикировать
на нее и подобрать ее в самой нижней точке пике. Ее можно подобрать и
унести. Это может не получиться с первого раза, но это наверняка можно
сделать.
Артур сделал еще пару тренировочных пике, и они вышли одно другого
лучше. Ветер в лицо, звонкая гибкость во всем теле -- все это вместе
сообщало ему такое прекрасное состояние духа, какого он не ощущал с тех пор,
как... собственно, насколько Артуру хватало памяти, с тех пор, как он
родился на свет. Артур лег на ветер и оглядел окрестности, которые, как он
обнаружил, выглядели весьма скверно. Окрестности выглядели разоренными и
опустошенными. Артур решил больше не глядеть на них. Он просто заберет
сумку, а потом... Артур не знал, что он собирается делать потом, когда
заберет сумку. Он решил, что сначала просто заберет сумку, а потом
посмотрит, как развернутся события.
Артур прикинул ветер, выровнялся по нему и осмотрелся. Он выгнул спину.
Сам не зная того, он сейчас лялился во весь свой рост.
Затем Артур поймал нисходящий поток, собрался -- и нырнул.
Артур пронизал воздух, и ветер несся за ним вдогонку. Земля вздрогнула,
покачнулась, опомнилась и плавно приблизилась навстречу Артуру, протягивая
ему сумку растрескавшимися пластмассовыми ручками вперед.
На полпути вниз Артур вдруг опасно усомнился в том, что действительно
делает это, и потому едва не утратил возможность это делать, но вовремя
собрался с мыслями, на бреющем полете пронесся над землей, просунул руку в
ручки сумки и начал было подниматься обратно, но не смог и внезапно с
размаху рухнул на камни, оцарапавшись и набив синяков.
Артур немедленно вскочил на ноги и беспомощно зашатался, размахивая
сумкой в попытках найти равновесие, разочарованный и огорченный донельзя.
Ноги его вдруг натужно уперлись в землю, как делали это всю жизнь. Тело
снова стало мешком с картошкой, а голова -- легкой, как пудовая гиря.
Артур стоял, пошатываясь и испытывая сильное головокружение. Он
попытался было пойти, даже побежать, но ноги вдруг подогнулись, и он полетел
вперед головой; но в этот миг он вспомнил, что в сумке, которую он держит
сейчас в руке, находится не только банка греческого оливкового масло, но еще
и разрешенное к беспошлинному вывозу количество греческой рецины,
превосходного смолистого сладкого вина [3] -- и, приятно изумленный этим
открытием, Артур не заметил, что последние десять секунд он снова летит по
воздуху.
Артур рассмеялся от удовольствия, облегчения и непередаваемого
физического наслаждения. Он нырял, переворачивался и кувыркался в воздухе.
Он вызывающе уселся на восходящий поток воздуха и проверил содержимое сумки,
чувствуя себя, подумал он, как один из ангелов, пересчитываемый философами
во время своего знаменитого танца на кончике иглы. Артур издал возглас
восторга, найдя в сумке и оливковое масло, и вино, и треснувшие солнечные
очки, а также старые плавки, полные песка, мятые открытки с видами
Санторини, большое неприглядного вида полотенце, дюжины полторы забавных
камешков и обрывки бумаги с адресами людей, которых Артур рад был никогда
больше не встретить, пусть даже и по весьма печальной причине. Артур
выбросил камешки, нацепил очки и распустил клочки бумаги по ветру.
Через десять минут, пролетая сквозь облако, Артур неожиданно попал на
крупный и в высшей степени малопристойный банкет -- со всего размаху
копчиком.
Самый затяжной и разрушительный банкет в истории продолжается сейчас
уже четвертым поколением участников, и никто из них пока не выказывал
желания уйти. Однажды кто-то посмотрел на часы, но это было одиннадцать лет
назад, и из этого пока ничего не воспоследовало.
Разгром там стоит необычайный, и кто не видел его сам, тот не поверит
чужим рассказам; но если у вас нет какой-то особой необходимости поверить
им, то не стоит отправляться туда, чтобы увидеть его, поскольку ничего
приятного это зрелище собой не представляет.
В последнее время в облаках были слышны какие-то взрывы и видны
вспышки, и имеются предположения, что это -- отголоски конкурентной борьбы
между агентствами по уборке офисных помещений, которые вьются над этим
банкетом, как вороны над падалью; но неразумно было бы верить всему, что
болтают на банкетах -- особенно всему, что болтают на этом банкете.
Проблема, и проблема, встающая все более и более остро, состоит в том,
что все участники банкета -- либо дети, либо внуки, либо правнуки тех, кто
не пожелал когда-то разойтись по домам; и, по причине родственных браков,
вырождения генофонда, рецессии признаков и прочей премудрости, все нынешние
участники застолья -- либо абсолютно оторванные выпивохи, либо пускающие
слюни идиоты -- либо, все чаще и чаще, и то, и другое. В любом случае, это
означает, что с каждым последующим поколением становится все меньше шансов
на то, что пирующие разойдутся восвояси.
Тут уже следует учитывать другие факторы. Например, объемы запасов
алкоголя.
Но беда в том что, из-за некоторых идей, поначалу показавшихся
отличными -- а одна из проблем с застольями, которые никогда не кончаются,
заключается в том, что все, что когда-то показалось отличной идеей,
продолжает казаться отличной идеей -- этот фактор не собирается вступать в
игру в обозримом будущем.
Одна из идей, показавшихся поначалу отличными, была, что банкет должен
быть летучим -- не в том смысле, в каком летучими бывают заседания и
планерки, а в буквальном смысле.
Однажды коллектив космических инженеров (в первом поколении), бурно
отпраздновав наступающий профессиональный праздник, остался в институте на
сверхурочную вахту. Параллельно с празднованием, они принялись прикручивать
всякие фигульки, паять различные хренации и расфигачивать всевозможные
фиговины, и утреннее солнце обнаружило институт, полный в дугу окосевших
инженеров и парящий в воздухе, как юная и плохо соображающая, что к чему,
птица.
Мало того. Летучий банкет ухитрился еще и неплохо вооружиться. Инженеры
решили, что раз уж придется торговаться с продавцами в винно-водочных
ларьках, то следует позаботиться о том, чтобы правда была на их стороне.
Привнесение в затяжное застолье элемента оттяжного насилия
осуществилось быстро и легко, значительно оживив веселье, которое было
приувяло, когда стало ясно, что музыканты не умеют играть ничего, кроме
того, что они уже сыграли за эти месяцы бессчетное количество раз.
Начались набеги, грабежи, целые города захватывались в заложники и