Страница:
— Разрывными, сука, бьешь, — простонал Ниб. Тонкая струйка крови стекала с угла его губ. — Это подло…
Брент чуть не расхохотался в ответ на этот упрек и поднял пистолет.
— Ты что?.. — с побелевшим, искаженным от ужаса лицом спросил Ниб. — Ты что задумал?..
— Бешеную собаку хочу пристрелить.
— Нет! — Ниб вскинул руку, словно загораживаясь от пуль. — Я не собака, я человек!..
— Ничего общего с человеком, — Брент навел пистолет точно на середину его лба. — Ни малейшего сходства.
— Не убивай! Пощади! — Ниб отполз от валуна и опрокинулся на спину, дергаясь и извиваясь на земле.
Но в душе Брента не было ни капли жалости и не осталось никаких человеческих чувств. Одно лишь желание уничтожить этого зверя, этого выродка.
— А ее ты пощадил? — он кивнул туда, где лежала Кимио.
Он нажал на спуск. Маленькая синяя дырочка появилась между расширенных ужасом глаз. Расплющенная пуля вышла у него из затылка, развалив черепную коробку и выпустив наружу желтоватый студень мозга. Руки и ноги Ниба еще несколько раз дернулись, а потом он затих навсегда.
Брент плюнул в мертвое лицо, повернулся и зашагал вверх по склону — туда, где истерически рыдала Маюми. Йоси сидел у камня, положив голову Кимио себе на колени, чуть покачивая ее и напевая, словно убаюкивал захворавшего ребенка.
Брент чуть не расхохотался в ответ на этот упрек и поднял пистолет.
— Ты что?.. — с побелевшим, искаженным от ужаса лицом спросил Ниб. — Ты что задумал?..
— Бешеную собаку хочу пристрелить.
— Нет! — Ниб вскинул руку, словно загораживаясь от пуль. — Я не собака, я человек!..
— Ничего общего с человеком, — Брент навел пистолет точно на середину его лба. — Ни малейшего сходства.
— Не убивай! Пощади! — Ниб отполз от валуна и опрокинулся на спину, дергаясь и извиваясь на земле.
Но в душе Брента не было ни капли жалости и не осталось никаких человеческих чувств. Одно лишь желание уничтожить этого зверя, этого выродка.
— А ее ты пощадил? — он кивнул туда, где лежала Кимио.
Он нажал на спуск. Маленькая синяя дырочка появилась между расширенных ужасом глаз. Расплющенная пуля вышла у него из затылка, развалив черепную коробку и выпустив наружу желтоватый студень мозга. Руки и ноги Ниба еще несколько раз дернулись, а потом он затих навсегда.
Брент плюнул в мертвое лицо, повернулся и зашагал вверх по склону — туда, где истерически рыдала Маюми. Йоси сидел у камня, положив голову Кимио себе на колени, чуть покачивая ее и напевая, словно убаюкивал захворавшего ребенка.
9
На похороны, состоявшиеся в четверг в одном из токийских храмов приехали сын Кимио Садамори и ее дочь Симикико с мужем. Брент и Йоси были в «белом парадном», как и все участники погребальной церемонии. Адмирал Аллен и полковник Бернштейн, сменивший свой камуфляжный комбинезон на одолженные у Нобомицу Ацуми белые тужурку и брюки, тоже были здесь, хоть лично и не знали покойную. Маюми сидела рядом с Брентом, сжимая ледяными дрожащими пальцами его руку.
Маленький иссохший буддийский священник в деревянных лакированных сандалиях, мешковатых синих штанах и коричневом балахоне вел церемонию. Ему помогали двое служек: они, рассыпая искры, окуривали ореховый гроб благовониями, покуда священнослужитель на негнущихся ревматических ногах обходил его, вознося молитвы. Брент смутно разбирал слова, но одна фраза, повторявшаяся под каменными сводами маленького храма вновь и вновь, врезалась ему в память: «Тело и дух ее соединились со вселенной». Мацухара, казалось, ничего не слышал и не видел. Незадолго до окончания службы Маюми разрыдалась.
Брент обрадовался, когда тяжкий и горестный обряд подошел к концу. Офицеры вернулись на «Йонагу», а он на такси повез Маюми домой.
— …Какая бессмыслица, — проговорила Маюми, сделав глоток сакэ.
— Жизнь не бывает бессмысленной.
— Я — о смерти. Из-за чего она погибла?
Брент залпом выпил свою порцию.
— Они хотели убить тебя, — продолжала Маюми.
— Да.
— Этот маньяк знал тебя.
— Знал, — Брент налил себе из фарфорового кувшина еще и с увлажненными глазами повернулся к Маюми: — Я любил ее. Видит Бог, мне легче было бы умереть самому.
Но Маюми продолжала, словно не слыша:
— Ты застрелил их — и ту женщину тоже…
— Маюми, что мне, целоваться было с ними?
— Не знаю, не знаю, — и она опять расплакалась.
Брент обхватил ее сотрясающиеся плечи, пытаясь успокоить.
Но вот она постепенно взяла себя в руки и сказала:
— Я знаю, у тебя не было выбора: они убили бы нас всех… Но в том, что в мире так много ненависти и злобы, повинны и мы. Мир устроен неправильно.
Брент, нежно гладя ее волосы, прошептал ей на ухо:
— Мир таков от своего сотворения и пребудет таким до скончания веков. — Он поглядел в широкое окно, откуда открывалась панорама Токио. — И мы, несовершенные, испорченные, обреченные уничтожать себе подобных люди, движемся, быть может, к какому-то вселенскому харакири, — Брент сам удивился, как вырвалось у него это неожиданное откровение.
— И в этом мире всегда были Каддафи…
— Да, только в разные века они назывались по-разному — Калигула, Чингисхан, Аттила, Наполеон, Гитлер, Сталин…
— Но с ними боролись…
— …здравомыслящие люди.
— Но те, кто приходил на смену этим монстрам, тоже считали себя людьми разумными и здравомыслящими.
Брент выпрямился на диване.
— Да.
— И люди, которых ты застрелил во вторник, ни за что бы не согласились считать себя исчадиями ада.
— Разумеется, нет.
— У них были убеждения… Были причины поступать так, как они поступали?
— Наверно.
— Люди всегда находят себе оправдание… — голос ее истерически зазвенел.
Брент попытался привлечь ее к себе.
— Маюми, послушай меня…
— Нет. Уходи, Брент.
— Маюми! — ошеломленно воскликнул он.
— Уходи, — голос ее вдруг стал низким, и его небывалая суровость поразила Брента. Она порывисто отстранилась от него.
Он допил сакэ и ушел.
Когда такси остановилось у проходной, и Брент увидел полетную палубу и надстройку авианосца, возвышавшиеся над доком, подобно гигантской стальной скале, пустота в его душе, образовавшаяся после того, как он покинул дом Маюми, уступила место странному непривычному ощущению, которого он, пожалуй, не испытывал после смерти матери ни разу: Брент почувствовал себя в безопасности и под надежной защитой. Он сознавал, что чувство это — не просто ласковая привязанность каждого моряка к своему кораблю, а нечто другое и большее… Это адмирал Фудзита — это могучая аура его личности, проникающая везде и всюду, всасывающаяся в кровь, лепящая людей по его образу и подобию, заставляющая их действовать только по его воле и разумению. Может быть, он один из богов-ками, пришедший на землю во всеоружии своей нематериальной силы и подчиняющий себе людей? Как иначе объяснить то, как фанатично предана ему команда «Йонаги»? Брент знал, что власть адмирала распространяется и на него тоже.
— Я вернулся домой, — сказал он, вылезая из такси, и в первый раз за эти двое суток улыбнулся.
В ту минуту, когда он поднялся по трапу и ступил на шканцы «Йонаги», ему стало ясно: что-то произошло.
— Господин лейтенант, вас просят немедленно явиться во флагманскую рубку, — отдавая честь, сообщил ему помощник вахтенного начальника.
Брент торопливо вошел в кабину лифта, поднявшего его на две палубы в островную надстройку. Две минуты спустя он уже занимал свое место за столом, где кроме сердито насупленного адмирала Фудзиты сидели только Аллен, Бернштейн и Йоси Мацухара. При появлении лейтенанта в рубке установилась внезапная тишина.
— Лейтенант, — сказал Фудзита. — Подполковник Мацухара подробно доложил мне о перестрелке в парке Уэно, а полковник Бернштейн сейчас ознакомит нас с только что полученными от «Моссад» сведениями, — он кивнул израильтянину.
Тот поднялся и заглянул в распечатку.
— Только что расшифровал, — пояснил он, помахивая листком. — Тут выдержки из досье на вашего, с позволения сказать, «друга», безвременно усопшего Юджина Ниба, — он взглянул на Брента, а потом на Мацухару. — Итак: родился в Аркадии, штат Калифорния, в 52-м году. Отец — удалившийся от дел промышленник, бывший владелец «Нибко Валв Компани» и коннозаводчик Томас Ниб. Фирма процветала, у Ниба-младшего были отличные перспективы. По окончании частной школы поступил в Калифорнийский университет, где сблизился с леваками. Принимал участие в демонстрациях протеста против войны во Вьетнаме, подозревался в том, что забросал гранатами полицейский участок. В 72-м убил профессора Кристофера Олтона, читавшего ему один из курсов по экономике. Ниб неоднократно называл его фашистом и капиталистической свиньей. После убийства исчез и выплыл спустя некоторое время в Париже, где его взял под свое покровительство Карлос-Шакал… Это прозвище человека по имени Ильич Рамирес Санчес.
— О-о, — сказал адмирал Аллен, — любимое дитя международного терроризма?
— Оно самое — единственное и неповторимое, — подтвердил Бернштейн. — После того как он прикончил своего ближайшего приспешника Мишеля Мукарбаля, его место занял Ниб, к тому времени вступивший во Французскую компартию и уверовавший в Карла Маркса, как в бога. Карлос и Ниб вместе учились в Университете дружбы народов имени Патриса Лумумбы… Чему учились? Стрельбе из всех видов оружия, подрывному делу, нелегальному переходу границы, вербовке, рукопашному бою, тайнописи, устройству засад, похищению людей и прочим премудростям терроризма. Особых успехов Ниб достиг в стрельбе из АК—47, отдавая предпочтение десантному варианту. — Он на мгновение поднял глаза, а потом вновь углубился в текст. — Прошел подготовку в тренировочных лагерях в Адене и Ливии, стал членом НФОП… — простите, Народного Фронта Освобождения Палестины и близким другом Ясира Арафата. В 75-м приступил наконец к политическим убийствам — в Лондоне из 9-миллиметрового «Вальтера» с глушителем застрелил сотрудника голландского посольства. В 76-м вместе с Карлосом забросал редакции трех парижских газет американскими гранатами, причем одиннадцать человек погибло. Потом он перешел в прямое подчинение Каддафи и переехал в Испанию, где гранатами из все той же похищенной партии помог баскам уничтожить возможного преемника каудильо — адмирала Каррера Бланко. Потом в Цюрихе взорвал представительство «Джапан Эрлайнз». На некоторое время мы потеряли его из виду, покуда он не всплыл в качестве инструктора в тренировочном центре, расположенном неподалеку от ливийского города Бенгази. Там у него начался бурный роман с одной из самых даровитых его учениц, входивших в так называемую Японскую Красную Армию. Звали ее Кэтрин Судзуки.
Брент, широко раскрыв глаза, резко выпрямился:
— Так вот, значит, что…
— Это вы ее убили?
Прежде чем Брент успел открыть рот, адмирал Аллен произнес:
— Он. И в той же манере, что и Ниба: пулю меж глаз.
— Оба тысячу раз заслужили это. Я могу упрекнуть лейтенанта лишь в том, что он дал им возможность умереть слишком быстрой и легкой смертью. Лучше бы — помедленней и поизысканней, — сказал Фудзита и добавил: — В будущем, лейтенант Росс, прошу иметь это в виду.
Аллен, покраснев, хотел было что-то возразить, но Бернштейн уже продолжал читать свою справку:
— В 81-м Ниб был направлен в Японию, где организовывал студенческие беспорядки. Подозревается также в причастности к налетам на токийское представительство израильской авиакомпании и на пять полицейских участков. Тот же почерк — гранаты.
— Неужели пять? — удивился Брент.
— Тщеславный был человек. Затем опять как в воду канул и обнаружился лишь во вторник…
— Нет, мы еще за неделю до этого видели его среди пикетчиков у проходной, — сказал Брент. — Подполковник Мацухара может подтвердить. Йоси! — окликнул он летчика. — Ты помнишь?
Йоси вздрогнул, словно очнулся, и, не отвечая ему, негромко и деловито произнес, обращаясь к Фудзите:
— Господин адмирал, прошу разрешения на харакири.
Рубка погрузилась в вязкую и плотную тишину: слышалось лишь приглушенное гудение вентиляции, и Бренту почудился в нем шелест крыльев ангела смерти.
Фудзита долго смотрел на летчика и наконец спросил:
— Вы себя вините в гибели вашей невесты?
— Так точно, господин адмирал. Мне накануне было послано знамение — ярчайшая молния. Я ему не внял.
— Да нет же! — с мукой произнес Брент. — Мы же с тобой говорили об этом… Кимио погибла из-за меня, и я, а не ты должен сделать харакири.
— Брент! — закричал Аллен, схватив его за руку. — Ты в своем уме?! Что за околесицу ты несешь?!
— Для меня вопрос предельно ясен. Моя небрежность и беспечность стали причиной гибели беззащитной женщины.
— Нет. Это я… — сказал Мацухара, но адмирал Аллен перебил его криком:
— Не могу поверить, что вы всерьез!..
— Довольно, — сказал Фудзита, и все смолкло в рубке. — Если искупить вашу вину вы можете только смертью, то в самое ближайшее время вам предоставится возможность погибнуть. А пока в вас нуждается император, нирвана может подождать. — Черные глаза взглянули на Мацухару. — Неужели вы забыли, подполковник, как сорок семь самураев целый год ждали случая отомстить за своего сюзерена?
— Забыть это человек не может, господин адмирал. Но мы уже отомстили — все четыре террориста погибли в ими же устроенной засаде.
— И вы полагаете, Йоси-сан, что этого достаточно? Вы удовлетворены? Вы считаете возможным оставить своего императора, свой корабль, своих не имеющих боевого опыта летчиков в час, когда Японии грозят величайшие испытания? — Адмирал положил ладонь на переплет «Хага-куре». — В этой книге сказано, что самурай, не обагривший свой меч кровью отмщения, будет отринут богами и Буддой.
Мацухара, до хруста стиснув переплетенные пальцы, спросил, не поднимая глаз:
— А когда мы уничтожим врагов микадо, вы позволите мне исполнить мой долг по отношению к самому себе?
— Да черт тебя возьми! — взорвался Брент. — Это же моя…
Адмирал Аллен привстал с кресла:
— Брент, ты на самом деле рехнулся?!
Снова голос Фудзиты, как ледяной клинок, пресек спор:
— Прекратить! Вы обещаете мне — вы оба?! Поклянитесь на «Хага-куре»!
Мацухара положил ладонь на книгу, и Брент после секундного колебания сделал то же.
— Нет… Нет… — почти простонал Аллен.
— Клянусь! — в один голос сказали Брент и Мацухара.
Адмирал улыбнулся и, опершись ладонями о стол, поднялся. Следом вскочили и вытянулись все остальные.
— Все свободны, — бросил он.
Брент неожиданно для себя низко поклонился ему на японский манер. Лицо Аллена было искажено гневом и удивлением.
— Нет, я прошу объяснить, что с тобой творится!
Брент знал, что адмирал вне себя и всячески пытался уклониться от разговора. Однако Аллен схватил его за руку и почти силой потащил к себе в каюту, усадил в кресло, а сам заметался в узком пространстве между столом и койкой.
— Я очень встревожен, Брент!..
— Знаю, сэр… Мы уже говорили об этом раньше.
Адмирал перестал метаться, остановился и очень жестким тоном произнес:
— Раньше ты не собирался вспороть себе живот!
— Я несу ответственность…
— Ты несешь чушь! Американцы отвечают за свои ошибки, не выпуская себе потроха.
— Мы в Японии.
— Но ты-то не японец!
— Я служу вместе с людьми, ежеминутно готовыми сделать себе харакири.
— Это из серии «с волками жить — по-волчьи выть», да?
— Здесь это правильно.
— Это нигде не правильно.
— Адмирал, вы не понимаете… — с тоской произнес Брент.
— Не понимаю, так объясни.
— Я сам завел в ловушку Кимио, Йоси и Маюми… Я нюхом чуял, что там что-то не то, и все-таки не остановил их… А потом на мгновение нагнулся, и очередь, предназначавшаяся мне, досталась Кимио.
— Лучше было бы, если бы попали в тебя?
— Лучше. Я не ощущал бы чувства такой мучительной вины.
— Ты бы вообще ничего уже не ощущал. А раз не застрелили, — с сарказмом продолжал Аллен, — то теперь сам Бог велит зарезаться.
— Адмирал Фудзита запретил самоубийство.
— Не запретил, а отложил до полной победы.
Брент, уставившись себе под ноги, стиснул пальцами виски.
— Я исполню свой долг и… и если придется все же принять решение, скажу вам.
— Ты обещаешь мне, Брент?
— Да.
— Поклянись памятью отца.
Брент поднял голову:
— Да, сэр. Клянусь памятью отца, — он хотел подняться, но адмирал жестом остановил его.
— Защищаясь, ты убил двоих…
— Троих, сэр.
— Нет, Юджина Ниба ты казнил — так же, как Кэтрин Судзуки.
Брент почувствовал обиду и гнев.
— Сэр! Что я должен был, по-вашему, сделать? Оба — террористы, оба — убийцы. Ниб изрешетил Кимио из «Калашникова». Я…
— Ты тоже совершил убийство.
— Нет, — низким твердым голосом, идущим словно из самой глубины его существа, ответил Брент. — Нет. Это не убийство.
— А что?
— Кара. Воздаяние. Очищение.
— Вот как?
— Да. Это то же, что задавить выскочившую из сточной канавы крысу.
— Ну, а кроме того, это поведение в стиле мстителей-самураев. — Адмирал пнул носком башмака ножку койки. — Ты стрелял разрывными.
— Нет, это не «дум-дум», просто у них смещен центр тяжести, и они, попадая в тело, начинают как бы кувыркаться в нем…
— «Попадая в тело»… Какое варварство.
— Это штатные боевые патроны, они стоят на вооружении императорского военно-морского флота, — Брент чувствовал, как все сильнее вскипает в нем гнев. — А есть вообще гуманные способы убийства, сэр? Может быть, мне следовало бы сделать Нибу усыпляющий укол?
— Ты мог арестовать его, вот и все.
— Да? Арестовать и передать токийской полиции? Через месяц он разгуливал бы на свободе и убивал невинных людей.
Адмирал побагровел, на щеках заметнее проступили склеротические жилки:
— Откуда ты знаешь? — закричал он в полный голос. — Нет, Брент, просто тебе нравится убивать!..
Раздавшийся в эту минуту из динамика принудительной трансляции голос Фудзиты прервал его:
— Команда авианосца «Йонага»! Враги нашего императора совершили беспримерное злодеяние… — Адмирал осекся от волнения, но справился с собой и заговорил еще более напористо и убежденно. — Арабские террористы и их приспешники из так называемой Красной Армии похитили наследника престола принца Акихито, когда он молился в храме Сенсокдзи. Его охранник был застрелен на месте, а сам наследник увезен в неизвестном направлении. Я только что был во дворце, куда позвонили злоумышленники. Одновременно другое гнусное преступление было совершено в Токийском аэропорту: там несколько вооруженных людей, захватив DC—6 нашей авиакомпании, удерживают экипаж и пассажиров в качестве заложников, но пока не предъявили никаких требований. «Дуглас», находящийся у седьмого терминала, блокирован полицией. Я буду сообщать вам о развитии событий по мере поступления сведений. И поверьте слову самурая — этим собакам не уйти от возмездия, — в динамике щелкнуло, и голос Фудзиты смолк.
— Разрешите идти, сэр? — вставая, спросил Брент.
— Идите, лейтенант, — бросил, Аллен сердито, а когда Брент уже взялся за ручку двери, совсем другим тоном воскликнул: — Брент! Тебе надо уйти с «Йонаги». Подумай хорошенько о переводе в РУ ВМС. Прошу тебя, подумай!
Брент медленно обернулся:
— Сэр, я подумал и готов перевестись в Вашингтон, как только террористы будут остановлены, то есть — уничтожены.
— Ладно, — сказал старый адмирал, смиряясь с неизбежностью. — Принято к сведению.
Через четыре часа их обоих вызвали к Фудзите. Перед адмиралом стоял Кеннет Розенкранц с двумя конвоирами по бокам.
— А-а-а! Кого я вижу?! Это же мой задушевный дружок, стопроцентный американец Брент Росс! — глумливо пропел он при виде лейтенанта.
— Как там шприцы-то у тебя в заднице — прижились? — спросил Брент.
— Ты о своей лучше позаботься! — Кеннет рванулся к нему, но конвоиры, перехватив его, заломили ему руки за спину.
— Капитан, вам известно о похищении наследного принца Акихито? — спросил адмирал.
— Какого еще Хуихито? Что мне за дело до ваших вонючих принцев? — не поднимая расширенных бешенством зеленых глаз, огрызнулся летчик.
— Принц Акихито — единственный сын императора Хирохито, наследник престола. Ему пятьдесят пять лет, он сто двадцать пятый представитель династии по прямой и непрерывной линии.
— А-а, старичок, как я понимаю, прямая линия вот-вот загнется и принц — вместе с ней, — вызывающе расхохотался Кеннет.
Лицо Фудзиты потемнело от гнева, но он сдержанно ответил:
— Этого не произойдет. — Воцарилась выжидательная тишина. — Его предлагают обменять.
Летчик еще больше расширил глаза.
— Ну да? И на кого же?
— На вас, — с таким отвращением, словно у этих двух слов был вкус тухлятины, произнес адмирал.
— Не может быть! — в один голос воскликнули Аллен и Брент.
Кеннет оглушительно захохотал.
— Менять наследника престола на этого ублюдка?! — с горечью воскликнул Брент.
— Террористы в качестве непременного условия потребовали, чтобы к месту обмена — к седьмому терминалу Токийского аэропорта, где стоит захваченный ими «Дуглас», — Розенкранца в зеленом «Мицубиси-галлант» доставили вы, лейтенант Росс, — сказал адмирал. — В машине вы будете вдвоем. Никого больше рядом, и ни одного японского самолета в небе. При малейшем поползновении нарушить условия обмена принц Акихито, Брент Росс и двадцать восемь заложников будут немедленно расстреляны. — Розенкранц рассмеялся, а адмирал продолжал: — Если будет предпринята попытка перехватить DC—6 в воздухе, он будет взорван.
Летчик царапнул зелеными глазами-льдышками по лицу Брента:
— Отлично, о лучшем попутчике и мечтать нельзя. Ух, и полетаем же мы с тобой!
— Этот вариант был предложен первоначально, — сказал Фудзита. — Я его отверг.
— Ого! Рискуете, адмирал. На кону стоит голова вашего драгоценного принца.
Адмирал перевел черные, влажно блестящие глаза на Брента.
— Кое-что на свете вообще не имеет цены.
— Ну, и когда же начнутся все эти игры и забавы?
— Завтра. В 8:00 по местному времени.
— Дождусь ли часа я заветного? — пропел Розенкранц, устремив взгляд на лейтенанта.
Бренту не пришлось ставить машину на стоянку — по знаку офицера, командовавшего полицейским оцеплением, зеленый «Мицубиси-галлант» пропустили к самому зданию аэропорта. Пассажиров не было видно, зато повсюду стояли полицейские с автоматическими винтовками М—16.
— Лейтенант Ямагута Аритомо, — представился подскочивший к машине тучный, средних лет полицейский офицер. Голос у него от волнения срывался на фальцет. — Прошу за мной, господа, — он открыл заднюю дверцу и стал помогать скованному наручниками Розенкранцу выбраться из машины.
— Прими руки, макака! — рявкнул тот.
Лейтенант отпрянул, словно от удара током. Брент резким движением выволок летчика наружу и, встряхнув, поставил на обочину.
— Будь повежливей!
— Большой вырос, да? — зарычал Кеннет. Он выпрямился во весь рост и взмахнул скованными руками. — Если б не эти браслетики, я б тебя укоротил.
— Ты уж однажды попытался, и сам без носа остался.
— Я был ранен, понимаешь ты это, сволочь, маменькин сынок, чистюля?!
Брент почувствовал, как зарождается где-то в самом нутре знакомое бешенство, но огромным усилием воли сумел подавить его.
И вовремя — зеленый «Мицубиси-галлант», точно такой же, как тот, на котором он привез Рози, подрулил к обочине. Двое мужчин — гороподобный как борец сумо японец и смуглый небритый араб с телосложением гориллы — вытащили из автомобиля третьего — маленького, средних лет человека в скромном сером костюме. Руки у него были скручены за спиной.
— Вот оно, ваше божество! — крикнул японец.
— Получайте его императорское высочество! — гориллообразный араб пихнул принца в спину так, что тот с трудом удержался на ногах.
Брент, моментально развернувшись, открытой ладонью ударил Розенкранца между лопаток, и летчик захлебнулся воздухом, едва не стукнувшись о бетонную опору терминала.
— Эй, вы! — крикнул Брент. — Поаккуратней с принцем, а то получите своего Рози в сильно помятом виде.
Побелевшие от ненависти глаза Кеннета обожгли его.
— Погоди, сука, я еще до тебя доберусь.
Брент ухватив его за шиворот, вздернул кверху.
— Когда доберешься, на своих ногах уже не уйдешь.
И странная процессия двинулась через залы аэропорта: впереди и сзади — по десятку полицейских с М—16 наизготовку, посередине — принц с двумя своими конвоирами, а за ними Брент с Кеннетом. У стойки билетного контроля, за которой виднелись стеклянные двери и надписью «Выход № 7», шествие остановилось. В сотне футов от них Брент увидел окруженный полицейскими «Дуглас».
Лейтенант Ямагата Аритомо срывающимся голосом объявил:
— Обмен произойдет здесь!
Кеннет обернулся к Бренту:
— Как я разлуку с тобой переживу — не знаю. Одно утешает — расстаемся ненадолго. Скоро встретимся.
Брент, снова погасив вспышку ярости, ровным голосом ответил:
— Буду ждать с нетерпением.
Розенкранц, смеясь, прошел в раздвинувшиеся стеклянные двери.
Вернувшись на «Йонагу», лейтенант обо всем доложил Фудзите, а тот по корабельной трансляции объявил об освобождении наследного принца команде, встретившей это известие ликующим «банзай!». Поздравив и поблагодарив Брента, адмирал отпустил его. Боясь очередного разговора с Алленом, Брент поспешил убраться с «адмиральского верха»: по короткому трапу он спустился вниз на одну палубу, прошел на корму и через радиорубку — в БИЦ. Там, перед дисплеями компьютеров и планшетами локаторных экранов сидели несколько человек, приветливо заулыбавшихся при виде лейтенанта. Шифровальщик Алан Пирсон помахал ему рукой. Брент поздоровался со всеми и подошел к земляку.
— Ну, поздравляю, ты молодец, Брент, — сказал Пирсон. — Наследный принц много значит для них, — он показал на своих японских коллег, — да и для всех нас.
— Да, но нам пришлось отдать Розенкранца.
— Как ни жаль расставаться с таким говном, а ничего не поделаешь…
Брент рассмеялся и спросил, кивнув на дисплей:
Маленький иссохший буддийский священник в деревянных лакированных сандалиях, мешковатых синих штанах и коричневом балахоне вел церемонию. Ему помогали двое служек: они, рассыпая искры, окуривали ореховый гроб благовониями, покуда священнослужитель на негнущихся ревматических ногах обходил его, вознося молитвы. Брент смутно разбирал слова, но одна фраза, повторявшаяся под каменными сводами маленького храма вновь и вновь, врезалась ему в память: «Тело и дух ее соединились со вселенной». Мацухара, казалось, ничего не слышал и не видел. Незадолго до окончания службы Маюми разрыдалась.
Брент обрадовался, когда тяжкий и горестный обряд подошел к концу. Офицеры вернулись на «Йонагу», а он на такси повез Маюми домой.
— …Какая бессмыслица, — проговорила Маюми, сделав глоток сакэ.
— Жизнь не бывает бессмысленной.
— Я — о смерти. Из-за чего она погибла?
Брент залпом выпил свою порцию.
— Они хотели убить тебя, — продолжала Маюми.
— Да.
— Этот маньяк знал тебя.
— Знал, — Брент налил себе из фарфорового кувшина еще и с увлажненными глазами повернулся к Маюми: — Я любил ее. Видит Бог, мне легче было бы умереть самому.
Но Маюми продолжала, словно не слыша:
— Ты застрелил их — и ту женщину тоже…
— Маюми, что мне, целоваться было с ними?
— Не знаю, не знаю, — и она опять расплакалась.
Брент обхватил ее сотрясающиеся плечи, пытаясь успокоить.
Но вот она постепенно взяла себя в руки и сказала:
— Я знаю, у тебя не было выбора: они убили бы нас всех… Но в том, что в мире так много ненависти и злобы, повинны и мы. Мир устроен неправильно.
Брент, нежно гладя ее волосы, прошептал ей на ухо:
— Мир таков от своего сотворения и пребудет таким до скончания веков. — Он поглядел в широкое окно, откуда открывалась панорама Токио. — И мы, несовершенные, испорченные, обреченные уничтожать себе подобных люди, движемся, быть может, к какому-то вселенскому харакири, — Брент сам удивился, как вырвалось у него это неожиданное откровение.
— И в этом мире всегда были Каддафи…
— Да, только в разные века они назывались по-разному — Калигула, Чингисхан, Аттила, Наполеон, Гитлер, Сталин…
— Но с ними боролись…
— …здравомыслящие люди.
— Но те, кто приходил на смену этим монстрам, тоже считали себя людьми разумными и здравомыслящими.
Брент выпрямился на диване.
— Да.
— И люди, которых ты застрелил во вторник, ни за что бы не согласились считать себя исчадиями ада.
— Разумеется, нет.
— У них были убеждения… Были причины поступать так, как они поступали?
— Наверно.
— Люди всегда находят себе оправдание… — голос ее истерически зазвенел.
Брент попытался привлечь ее к себе.
— Маюми, послушай меня…
— Нет. Уходи, Брент.
— Маюми! — ошеломленно воскликнул он.
— Уходи, — голос ее вдруг стал низким, и его небывалая суровость поразила Брента. Она порывисто отстранилась от него.
Он допил сакэ и ушел.
Когда такси остановилось у проходной, и Брент увидел полетную палубу и надстройку авианосца, возвышавшиеся над доком, подобно гигантской стальной скале, пустота в его душе, образовавшаяся после того, как он покинул дом Маюми, уступила место странному непривычному ощущению, которого он, пожалуй, не испытывал после смерти матери ни разу: Брент почувствовал себя в безопасности и под надежной защитой. Он сознавал, что чувство это — не просто ласковая привязанность каждого моряка к своему кораблю, а нечто другое и большее… Это адмирал Фудзита — это могучая аура его личности, проникающая везде и всюду, всасывающаяся в кровь, лепящая людей по его образу и подобию, заставляющая их действовать только по его воле и разумению. Может быть, он один из богов-ками, пришедший на землю во всеоружии своей нематериальной силы и подчиняющий себе людей? Как иначе объяснить то, как фанатично предана ему команда «Йонаги»? Брент знал, что власть адмирала распространяется и на него тоже.
— Я вернулся домой, — сказал он, вылезая из такси, и в первый раз за эти двое суток улыбнулся.
В ту минуту, когда он поднялся по трапу и ступил на шканцы «Йонаги», ему стало ясно: что-то произошло.
— Господин лейтенант, вас просят немедленно явиться во флагманскую рубку, — отдавая честь, сообщил ему помощник вахтенного начальника.
Брент торопливо вошел в кабину лифта, поднявшего его на две палубы в островную надстройку. Две минуты спустя он уже занимал свое место за столом, где кроме сердито насупленного адмирала Фудзиты сидели только Аллен, Бернштейн и Йоси Мацухара. При появлении лейтенанта в рубке установилась внезапная тишина.
— Лейтенант, — сказал Фудзита. — Подполковник Мацухара подробно доложил мне о перестрелке в парке Уэно, а полковник Бернштейн сейчас ознакомит нас с только что полученными от «Моссад» сведениями, — он кивнул израильтянину.
Тот поднялся и заглянул в распечатку.
— Только что расшифровал, — пояснил он, помахивая листком. — Тут выдержки из досье на вашего, с позволения сказать, «друга», безвременно усопшего Юджина Ниба, — он взглянул на Брента, а потом на Мацухару. — Итак: родился в Аркадии, штат Калифорния, в 52-м году. Отец — удалившийся от дел промышленник, бывший владелец «Нибко Валв Компани» и коннозаводчик Томас Ниб. Фирма процветала, у Ниба-младшего были отличные перспективы. По окончании частной школы поступил в Калифорнийский университет, где сблизился с леваками. Принимал участие в демонстрациях протеста против войны во Вьетнаме, подозревался в том, что забросал гранатами полицейский участок. В 72-м убил профессора Кристофера Олтона, читавшего ему один из курсов по экономике. Ниб неоднократно называл его фашистом и капиталистической свиньей. После убийства исчез и выплыл спустя некоторое время в Париже, где его взял под свое покровительство Карлос-Шакал… Это прозвище человека по имени Ильич Рамирес Санчес.
— О-о, — сказал адмирал Аллен, — любимое дитя международного терроризма?
— Оно самое — единственное и неповторимое, — подтвердил Бернштейн. — После того как он прикончил своего ближайшего приспешника Мишеля Мукарбаля, его место занял Ниб, к тому времени вступивший во Французскую компартию и уверовавший в Карла Маркса, как в бога. Карлос и Ниб вместе учились в Университете дружбы народов имени Патриса Лумумбы… Чему учились? Стрельбе из всех видов оружия, подрывному делу, нелегальному переходу границы, вербовке, рукопашному бою, тайнописи, устройству засад, похищению людей и прочим премудростям терроризма. Особых успехов Ниб достиг в стрельбе из АК—47, отдавая предпочтение десантному варианту. — Он на мгновение поднял глаза, а потом вновь углубился в текст. — Прошел подготовку в тренировочных лагерях в Адене и Ливии, стал членом НФОП… — простите, Народного Фронта Освобождения Палестины и близким другом Ясира Арафата. В 75-м приступил наконец к политическим убийствам — в Лондоне из 9-миллиметрового «Вальтера» с глушителем застрелил сотрудника голландского посольства. В 76-м вместе с Карлосом забросал редакции трех парижских газет американскими гранатами, причем одиннадцать человек погибло. Потом он перешел в прямое подчинение Каддафи и переехал в Испанию, где гранатами из все той же похищенной партии помог баскам уничтожить возможного преемника каудильо — адмирала Каррера Бланко. Потом в Цюрихе взорвал представительство «Джапан Эрлайнз». На некоторое время мы потеряли его из виду, покуда он не всплыл в качестве инструктора в тренировочном центре, расположенном неподалеку от ливийского города Бенгази. Там у него начался бурный роман с одной из самых даровитых его учениц, входивших в так называемую Японскую Красную Армию. Звали ее Кэтрин Судзуки.
Брент, широко раскрыв глаза, резко выпрямился:
— Так вот, значит, что…
— Это вы ее убили?
Прежде чем Брент успел открыть рот, адмирал Аллен произнес:
— Он. И в той же манере, что и Ниба: пулю меж глаз.
— Оба тысячу раз заслужили это. Я могу упрекнуть лейтенанта лишь в том, что он дал им возможность умереть слишком быстрой и легкой смертью. Лучше бы — помедленней и поизысканней, — сказал Фудзита и добавил: — В будущем, лейтенант Росс, прошу иметь это в виду.
Аллен, покраснев, хотел было что-то возразить, но Бернштейн уже продолжал читать свою справку:
— В 81-м Ниб был направлен в Японию, где организовывал студенческие беспорядки. Подозревается также в причастности к налетам на токийское представительство израильской авиакомпании и на пять полицейских участков. Тот же почерк — гранаты.
— Неужели пять? — удивился Брент.
— Тщеславный был человек. Затем опять как в воду канул и обнаружился лишь во вторник…
— Нет, мы еще за неделю до этого видели его среди пикетчиков у проходной, — сказал Брент. — Подполковник Мацухара может подтвердить. Йоси! — окликнул он летчика. — Ты помнишь?
Йоси вздрогнул, словно очнулся, и, не отвечая ему, негромко и деловито произнес, обращаясь к Фудзите:
— Господин адмирал, прошу разрешения на харакири.
Рубка погрузилась в вязкую и плотную тишину: слышалось лишь приглушенное гудение вентиляции, и Бренту почудился в нем шелест крыльев ангела смерти.
Фудзита долго смотрел на летчика и наконец спросил:
— Вы себя вините в гибели вашей невесты?
— Так точно, господин адмирал. Мне накануне было послано знамение — ярчайшая молния. Я ему не внял.
— Да нет же! — с мукой произнес Брент. — Мы же с тобой говорили об этом… Кимио погибла из-за меня, и я, а не ты должен сделать харакири.
— Брент! — закричал Аллен, схватив его за руку. — Ты в своем уме?! Что за околесицу ты несешь?!
— Для меня вопрос предельно ясен. Моя небрежность и беспечность стали причиной гибели беззащитной женщины.
— Нет. Это я… — сказал Мацухара, но адмирал Аллен перебил его криком:
— Не могу поверить, что вы всерьез!..
— Довольно, — сказал Фудзита, и все смолкло в рубке. — Если искупить вашу вину вы можете только смертью, то в самое ближайшее время вам предоставится возможность погибнуть. А пока в вас нуждается император, нирвана может подождать. — Черные глаза взглянули на Мацухару. — Неужели вы забыли, подполковник, как сорок семь самураев целый год ждали случая отомстить за своего сюзерена?
— Забыть это человек не может, господин адмирал. Но мы уже отомстили — все четыре террориста погибли в ими же устроенной засаде.
— И вы полагаете, Йоси-сан, что этого достаточно? Вы удовлетворены? Вы считаете возможным оставить своего императора, свой корабль, своих не имеющих боевого опыта летчиков в час, когда Японии грозят величайшие испытания? — Адмирал положил ладонь на переплет «Хага-куре». — В этой книге сказано, что самурай, не обагривший свой меч кровью отмщения, будет отринут богами и Буддой.
Мацухара, до хруста стиснув переплетенные пальцы, спросил, не поднимая глаз:
— А когда мы уничтожим врагов микадо, вы позволите мне исполнить мой долг по отношению к самому себе?
— Да черт тебя возьми! — взорвался Брент. — Это же моя…
Адмирал Аллен привстал с кресла:
— Брент, ты на самом деле рехнулся?!
Снова голос Фудзиты, как ледяной клинок, пресек спор:
— Прекратить! Вы обещаете мне — вы оба?! Поклянитесь на «Хага-куре»!
Мацухара положил ладонь на книгу, и Брент после секундного колебания сделал то же.
— Нет… Нет… — почти простонал Аллен.
— Клянусь! — в один голос сказали Брент и Мацухара.
Адмирал улыбнулся и, опершись ладонями о стол, поднялся. Следом вскочили и вытянулись все остальные.
— Все свободны, — бросил он.
Брент неожиданно для себя низко поклонился ему на японский манер. Лицо Аллена было искажено гневом и удивлением.
— Нет, я прошу объяснить, что с тобой творится!
Брент знал, что адмирал вне себя и всячески пытался уклониться от разговора. Однако Аллен схватил его за руку и почти силой потащил к себе в каюту, усадил в кресло, а сам заметался в узком пространстве между столом и койкой.
— Я очень встревожен, Брент!..
— Знаю, сэр… Мы уже говорили об этом раньше.
Адмирал перестал метаться, остановился и очень жестким тоном произнес:
— Раньше ты не собирался вспороть себе живот!
— Я несу ответственность…
— Ты несешь чушь! Американцы отвечают за свои ошибки, не выпуская себе потроха.
— Мы в Японии.
— Но ты-то не японец!
— Я служу вместе с людьми, ежеминутно готовыми сделать себе харакири.
— Это из серии «с волками жить — по-волчьи выть», да?
— Здесь это правильно.
— Это нигде не правильно.
— Адмирал, вы не понимаете… — с тоской произнес Брент.
— Не понимаю, так объясни.
— Я сам завел в ловушку Кимио, Йоси и Маюми… Я нюхом чуял, что там что-то не то, и все-таки не остановил их… А потом на мгновение нагнулся, и очередь, предназначавшаяся мне, досталась Кимио.
— Лучше было бы, если бы попали в тебя?
— Лучше. Я не ощущал бы чувства такой мучительной вины.
— Ты бы вообще ничего уже не ощущал. А раз не застрелили, — с сарказмом продолжал Аллен, — то теперь сам Бог велит зарезаться.
— Адмирал Фудзита запретил самоубийство.
— Не запретил, а отложил до полной победы.
Брент, уставившись себе под ноги, стиснул пальцами виски.
— Я исполню свой долг и… и если придется все же принять решение, скажу вам.
— Ты обещаешь мне, Брент?
— Да.
— Поклянись памятью отца.
Брент поднял голову:
— Да, сэр. Клянусь памятью отца, — он хотел подняться, но адмирал жестом остановил его.
— Защищаясь, ты убил двоих…
— Троих, сэр.
— Нет, Юджина Ниба ты казнил — так же, как Кэтрин Судзуки.
Брент почувствовал обиду и гнев.
— Сэр! Что я должен был, по-вашему, сделать? Оба — террористы, оба — убийцы. Ниб изрешетил Кимио из «Калашникова». Я…
— Ты тоже совершил убийство.
— Нет, — низким твердым голосом, идущим словно из самой глубины его существа, ответил Брент. — Нет. Это не убийство.
— А что?
— Кара. Воздаяние. Очищение.
— Вот как?
— Да. Это то же, что задавить выскочившую из сточной канавы крысу.
— Ну, а кроме того, это поведение в стиле мстителей-самураев. — Адмирал пнул носком башмака ножку койки. — Ты стрелял разрывными.
— Нет, это не «дум-дум», просто у них смещен центр тяжести, и они, попадая в тело, начинают как бы кувыркаться в нем…
— «Попадая в тело»… Какое варварство.
— Это штатные боевые патроны, они стоят на вооружении императорского военно-морского флота, — Брент чувствовал, как все сильнее вскипает в нем гнев. — А есть вообще гуманные способы убийства, сэр? Может быть, мне следовало бы сделать Нибу усыпляющий укол?
— Ты мог арестовать его, вот и все.
— Да? Арестовать и передать токийской полиции? Через месяц он разгуливал бы на свободе и убивал невинных людей.
Адмирал побагровел, на щеках заметнее проступили склеротические жилки:
— Откуда ты знаешь? — закричал он в полный голос. — Нет, Брент, просто тебе нравится убивать!..
Раздавшийся в эту минуту из динамика принудительной трансляции голос Фудзиты прервал его:
— Команда авианосца «Йонага»! Враги нашего императора совершили беспримерное злодеяние… — Адмирал осекся от волнения, но справился с собой и заговорил еще более напористо и убежденно. — Арабские террористы и их приспешники из так называемой Красной Армии похитили наследника престола принца Акихито, когда он молился в храме Сенсокдзи. Его охранник был застрелен на месте, а сам наследник увезен в неизвестном направлении. Я только что был во дворце, куда позвонили злоумышленники. Одновременно другое гнусное преступление было совершено в Токийском аэропорту: там несколько вооруженных людей, захватив DC—6 нашей авиакомпании, удерживают экипаж и пассажиров в качестве заложников, но пока не предъявили никаких требований. «Дуглас», находящийся у седьмого терминала, блокирован полицией. Я буду сообщать вам о развитии событий по мере поступления сведений. И поверьте слову самурая — этим собакам не уйти от возмездия, — в динамике щелкнуло, и голос Фудзиты смолк.
— Разрешите идти, сэр? — вставая, спросил Брент.
— Идите, лейтенант, — бросил, Аллен сердито, а когда Брент уже взялся за ручку двери, совсем другим тоном воскликнул: — Брент! Тебе надо уйти с «Йонаги». Подумай хорошенько о переводе в РУ ВМС. Прошу тебя, подумай!
Брент медленно обернулся:
— Сэр, я подумал и готов перевестись в Вашингтон, как только террористы будут остановлены, то есть — уничтожены.
— Ладно, — сказал старый адмирал, смиряясь с неизбежностью. — Принято к сведению.
Через четыре часа их обоих вызвали к Фудзите. Перед адмиралом стоял Кеннет Розенкранц с двумя конвоирами по бокам.
— А-а-а! Кого я вижу?! Это же мой задушевный дружок, стопроцентный американец Брент Росс! — глумливо пропел он при виде лейтенанта.
— Как там шприцы-то у тебя в заднице — прижились? — спросил Брент.
— Ты о своей лучше позаботься! — Кеннет рванулся к нему, но конвоиры, перехватив его, заломили ему руки за спину.
— Капитан, вам известно о похищении наследного принца Акихито? — спросил адмирал.
— Какого еще Хуихито? Что мне за дело до ваших вонючих принцев? — не поднимая расширенных бешенством зеленых глаз, огрызнулся летчик.
— Принц Акихито — единственный сын императора Хирохито, наследник престола. Ему пятьдесят пять лет, он сто двадцать пятый представитель династии по прямой и непрерывной линии.
— А-а, старичок, как я понимаю, прямая линия вот-вот загнется и принц — вместе с ней, — вызывающе расхохотался Кеннет.
Лицо Фудзиты потемнело от гнева, но он сдержанно ответил:
— Этого не произойдет. — Воцарилась выжидательная тишина. — Его предлагают обменять.
Летчик еще больше расширил глаза.
— Ну да? И на кого же?
— На вас, — с таким отвращением, словно у этих двух слов был вкус тухлятины, произнес адмирал.
— Не может быть! — в один голос воскликнули Аллен и Брент.
Кеннет оглушительно захохотал.
— Менять наследника престола на этого ублюдка?! — с горечью воскликнул Брент.
— Террористы в качестве непременного условия потребовали, чтобы к месту обмена — к седьмому терминалу Токийского аэропорта, где стоит захваченный ими «Дуглас», — Розенкранца в зеленом «Мицубиси-галлант» доставили вы, лейтенант Росс, — сказал адмирал. — В машине вы будете вдвоем. Никого больше рядом, и ни одного японского самолета в небе. При малейшем поползновении нарушить условия обмена принц Акихито, Брент Росс и двадцать восемь заложников будут немедленно расстреляны. — Розенкранц рассмеялся, а адмирал продолжал: — Если будет предпринята попытка перехватить DC—6 в воздухе, он будет взорван.
Летчик царапнул зелеными глазами-льдышками по лицу Брента:
— Отлично, о лучшем попутчике и мечтать нельзя. Ух, и полетаем же мы с тобой!
— Этот вариант был предложен первоначально, — сказал Фудзита. — Я его отверг.
— Ого! Рискуете, адмирал. На кону стоит голова вашего драгоценного принца.
Адмирал перевел черные, влажно блестящие глаза на Брента.
— Кое-что на свете вообще не имеет цены.
— Ну, и когда же начнутся все эти игры и забавы?
— Завтра. В 8:00 по местному времени.
— Дождусь ли часа я заветного? — пропел Розенкранц, устремив взгляд на лейтенанта.
Бренту не пришлось ставить машину на стоянку — по знаку офицера, командовавшего полицейским оцеплением, зеленый «Мицубиси-галлант» пропустили к самому зданию аэропорта. Пассажиров не было видно, зато повсюду стояли полицейские с автоматическими винтовками М—16.
— Лейтенант Ямагута Аритомо, — представился подскочивший к машине тучный, средних лет полицейский офицер. Голос у него от волнения срывался на фальцет. — Прошу за мной, господа, — он открыл заднюю дверцу и стал помогать скованному наручниками Розенкранцу выбраться из машины.
— Прими руки, макака! — рявкнул тот.
Лейтенант отпрянул, словно от удара током. Брент резким движением выволок летчика наружу и, встряхнув, поставил на обочину.
— Будь повежливей!
— Большой вырос, да? — зарычал Кеннет. Он выпрямился во весь рост и взмахнул скованными руками. — Если б не эти браслетики, я б тебя укоротил.
— Ты уж однажды попытался, и сам без носа остался.
— Я был ранен, понимаешь ты это, сволочь, маменькин сынок, чистюля?!
Брент почувствовал, как зарождается где-то в самом нутре знакомое бешенство, но огромным усилием воли сумел подавить его.
И вовремя — зеленый «Мицубиси-галлант», точно такой же, как тот, на котором он привез Рози, подрулил к обочине. Двое мужчин — гороподобный как борец сумо японец и смуглый небритый араб с телосложением гориллы — вытащили из автомобиля третьего — маленького, средних лет человека в скромном сером костюме. Руки у него были скручены за спиной.
— Вот оно, ваше божество! — крикнул японец.
— Получайте его императорское высочество! — гориллообразный араб пихнул принца в спину так, что тот с трудом удержался на ногах.
Брент, моментально развернувшись, открытой ладонью ударил Розенкранца между лопаток, и летчик захлебнулся воздухом, едва не стукнувшись о бетонную опору терминала.
— Эй, вы! — крикнул Брент. — Поаккуратней с принцем, а то получите своего Рози в сильно помятом виде.
Побелевшие от ненависти глаза Кеннета обожгли его.
— Погоди, сука, я еще до тебя доберусь.
Брент ухватив его за шиворот, вздернул кверху.
— Когда доберешься, на своих ногах уже не уйдешь.
И странная процессия двинулась через залы аэропорта: впереди и сзади — по десятку полицейских с М—16 наизготовку, посередине — принц с двумя своими конвоирами, а за ними Брент с Кеннетом. У стойки билетного контроля, за которой виднелись стеклянные двери и надписью «Выход № 7», шествие остановилось. В сотне футов от них Брент увидел окруженный полицейскими «Дуглас».
Лейтенант Ямагата Аритомо срывающимся голосом объявил:
— Обмен произойдет здесь!
Кеннет обернулся к Бренту:
— Как я разлуку с тобой переживу — не знаю. Одно утешает — расстаемся ненадолго. Скоро встретимся.
Брент, снова погасив вспышку ярости, ровным голосом ответил:
— Буду ждать с нетерпением.
Розенкранц, смеясь, прошел в раздвинувшиеся стеклянные двери.
Вернувшись на «Йонагу», лейтенант обо всем доложил Фудзите, а тот по корабельной трансляции объявил об освобождении наследного принца команде, встретившей это известие ликующим «банзай!». Поздравив и поблагодарив Брента, адмирал отпустил его. Боясь очередного разговора с Алленом, Брент поспешил убраться с «адмиральского верха»: по короткому трапу он спустился вниз на одну палубу, прошел на корму и через радиорубку — в БИЦ. Там, перед дисплеями компьютеров и планшетами локаторных экранов сидели несколько человек, приветливо заулыбавшихся при виде лейтенанта. Шифровальщик Алан Пирсон помахал ему рукой. Брент поздоровался со всеми и подошел к земляку.
— Ну, поздравляю, ты молодец, Брент, — сказал Пирсон. — Наследный принц много значит для них, — он показал на своих японских коллег, — да и для всех нас.
— Да, но нам пришлось отдать Розенкранца.
— Как ни жаль расставаться с таким говном, а ничего не поделаешь…
Брент рассмеялся и спросил, кивнув на дисплей: