Лишь после широкого увлечения «передовой общественности» легальным марксизмом в середине 1890-х гг., а отчасти и благодаря ему среди интеллигенции стал все больше распространяться либерализм, приверженцами которого до той поры были главным образом немногочисленные дворяне-земцы. Распространение либеральных идей затрудняла относительная слабость, известная аполитичность потенциально важнейшего их носителя – буржуазии, а отчасти и политика властей, недооценивавших поначалу социал-демократов и легальный марксизм, но опасавшихся конституционализма. Главное же, идеология либерализма оказалась чуждой системе ценностей большинства населения: общинному крестьянству, в основном неграмотному, с его коллективистским образом жизни, недоверием к «барам» и рабочим – недавним выходцам из деревни, сохранявшим во многом традиционное сознание и жившим в стесненных материальных условиях. «Рабочая аристократия» составляла лишь 4 % рабочих (в 2–4 раза меньше, чем в Великобритании и Германии того периода). Таким образом, опорой либерализма в России служили главным образом верхние, образованные и европеизированные слои населения, народным массам эта идеология была чужда. Укорененность в народном сознании стереотипов традиционного общества (пусть и несколько видоизмененных), слабость либерализма и относительная популярность социалистических идей отличали Россию от большинства европейских стран и сближали с державами Востока.
   Российская модернизация имела много общих черт с аналогичными процессами в других странах «догоняющего развития» не только второго, но и третьего «эшелона». Не случайно уровень ВВП на душу населения в России был близок к среднемировому. С Японией, например, страну сближала сильная позиция государства и иностранного капитала в развитии экономики и определенное перекачивание ресурсов из деревни в города. На Германию Россия походила незавершенностью аграрной революции, авторитарностью верховной власти и тем, что эта власть сумела в большей степени, чем в Японии, сохранить опору на дворянство, традиционные социальные слои, в то время как политическая роль буржуазии явно уступала ее экономическому значению. (Некоторые западные обозреватели начали даже говорить о зарождении в России экономики «вильгельмовского типа».) Специфическое имперское устройство сближало страну с Австро-Венгрией и Османской империей. Важными особенностями, «роднившими» Россию со странами Востока (исключая Японию), являлись господство в деревне не частного, а общинного землевладения, слабость буржуазии и распространенность традиционного массового сознания. Однако сплав всех вышеуказанных черт выделял Россию на фоне других стран и делал ее модернизацию особенно сложной.

Между реформой и революцией

   Начало революционной эпохи. В отличие от европейских держав и даже от Японии, где уже в 1890 г. появился парламент, а в 1900 г. – первые партийные кабинеты, в России в начале XX в. все еще существовало самодержавие, не было конституции и парламента, политических свобод (слова, печати, собраний, шествий и др.), легальных партий и профсоюзов. Это вступало в противоречие с процессами бурного развития капитализма, формирования гражданского общества и вызывало рост оппозиционных, революционных настроений. Император Николай II не имел поначалу политической программы. Несмотря на масштабные изменения в стране и иные, чем у Александра III, отнюдь не авторитарные личные качества, он пытался придерживаться политики своего отца и сохранять самодержавие, соглашаясь лишь на некоторые социально-экономические реформы. Общественность, почувствовавшую возможность перемен, это удовлетворить не могло, и в России быстро росла социальная напряженность.
   С 1899 г. начались почти постоянные студенческие волнения. За вторую половину 1890-х гг. число рабочих забастовок (по сравнению с 1890–1894 гг.) выросло в 6,2 раза. С 1901 г., со знаменитой Обуховской обороны, они все чаще стали принимать политический характер. В 1901 г. возобновился революционный террор, а с 1902 г. – относительно массовое крестьянское движение. Страна вступала в революционную эпоху.
   Под давлением общественности царь, казалось, решился изменить курс. 26 августа 1904 г., после убийства эсерами министра внутренних дел В. К. Плеве, на этот ключевой пост он назначил князя П. Д. Святополка-Мирского, который заявил о программе либеральных реформ. Однако в последний момент Николай II отверг его предложение о введении элементов представительного правления. 12 декабря 1904 г. царь пообещал некоторые реформы, но заявил «о непременном сохранении незыблемости основных законов империи». Это вызвало взрыв общественного недовольства, приблизивший страну к революции.
   Исторический опыт подтверждает сложность осуществления серьезных политических (демократических) реформ в России. Будучи необходимыми для дальнейшего развития общества, они тем не менее сопровождаются ростом социально-политической напряженности и усилением центробежных сил. Цари, начиная по меньшей мере с Александра II, в отличие от «передовой» общественности, понимали, что демократизация империи, в которой русские составляли меньшинство населения, может привести к ее развалу. В декабре 1904 г. Николай II заявил, что политические преобразования могут дестабилизировать обстановку и превратить Россию в лоскутную Австро-Венгрию. «Конституция привела бы сейчас страну в такое положение, как Австрию. При малой культурности народа, при наших окраинах, еврейском вопросе и т. д. одно самодержавие может спасти Россию. Притом мужик конституции не поймет, а поймет только одно, что царю связали руки, тогда – я вас поздравляю, господа!» В апреле 1906 г. царь вновь заявил: «…если бы я был убежден, что Россия желает, чтобы я отрекся от самодержавных прав, я бы для блага ее сделал это с радостью».
   Таким образом, под давлением обстоятельств император постепенно осознавал необходимость перемен. На серьезные политические реформы он не решился не столько из-за косности или нежелания поступаться самодержавной властью – Николай II не отличался властолюбием, – сколько из-за небезосновательных опасений, что они вызовут революцию, а в перспективе – распад империи (последнее стало важнейшим объективным ограничителем для политических реформ). К тому же царь вынужден был считаться с консервативной в большинстве правящей элитой. Но нерешительный, колеблющийся курс лишь усиливал недовольство в обществе, традиционно не прощавшем власти лишь одного – слабости.
 
   Российские партии. Основанная на ленинских оценках советская историография рассматривала партию как авангард соответствующего класса, как политически оформленную организацию самой активной части класса (слоя класса) и делила партии на пролетарскую (большевики), мелкобуржуазные (меньшевики, эсеры, Бунд и др.), буржуазно-монархические («Союз 17 октября», кадеты и т. д.) и помещичьи («Союз русского народа», черносотенцы). Однако классовый детерминизм грешил недооценкой относительной самостоятельности политической сферы и откровенной произвольностью оценок (из-за абстрактности понятия «классовый интерес»). В последние годы все большее признание получает классификация партий на основе идеологии. Согласно ей, отечественные партии делятся на социалистические, либеральные, традиционалистско-монархические (черносотенные) и национальные (преломлявшие ту или иную идеологию сквозь призму национальных, невеликорусских интересов).
   Специфика социально-экономического, политического и социокультурного развития России наложила отпечаток на создание партий и партийную систему. В Западной Европе партии – в более или менее современном их понимании – начали создаваться в начале Нового времени (в Англии с XVII в., во Франции – с XVIII в.) на основе тех или иных социальных интересов, как правило, в связи с парламентскими, иными выборами и «справа – налево». В России, где капитализм запаздывал, партии начали появляться лишь к концу XIX в., причем в нелегальных условиях, при незавершенности классообразования и отсутствии выборов. (Хотя выборы в I Государственную думу способствовали оформлению многих партий и партийной системы в целом.) В результате партии складывались не столько «снизу», на основе различных социальных общностей, групп, корпораций, как это было на Западе или даже в Китае в период Синхайской революции, сколько привносились «сверху» – интеллигенцией. Взяв на себя роль выразителя интересов различных социальных групп, она создавала и «обслуживала» практически все партии. Объективно интеллигенция компенсировала отсутствие сильной, политически активной буржуазии, способной взять на себя лидирующую и консолидирующую роль в выражении насущных общественных потребностей.
   Сам порядок образования российских партий был во многом противоположным западному. Первыми в 1880—1890-х гг. появились национальные партии («Пролетариат», Польская социалистическая партия и Социал-демократия Королевства Польского, армянские: «Гнчак» и «Дашнакцутюн», – Бунд – «Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России» и т. д.). Этому способствовал начавшийся кризис империи, рост национального самосознания (особенно заметный на фоне незавершенности формирования классов и классовой самоидентификации), а также наличие в составе России народов с относительно высокой культурой и мощными заграничными диаспорами.
   На рубеже веков возникли социалистические партии: Российская социал-демократическая рабочая партия (РСДРП, 1898) и Партия социалистов-революционеров (ПСР, 1901). Руководящее ядро РСДРП составляла интеллигенция, а большинство членов – рабочие. Партия руководствовалась радикальным марксизмом, конечной ее целью являлся социализм. Его предполагалось достичь через буржуазную, затем – социалистическую революции и диктатуру пролетариата. В 1903–1904 гг., после своего II съезда, РСДРП раскололась на две фракции: большевиков (В. И. Ленин и др.) и меньшевиков (Ю. О. Мартов, Г. В. Плеханов и др.), которые были не только самостоятельны организационно, но и все более расходились в тактике, а впоследствии и в стратегии революционной борьбы.
   Меньшевики отличались относительной (по сравнению с большевиками) умеренностью и ориентацией на опыт европейской социал-демократии. Вслед за ней они считали, что буржуазную и социалистическую революции разделяет длительный исторический промежуток. Радикалы-большевики, используя не только европейский опыт, но и отдельные народнические традиции, стремились максимально ускорить, подтолкнуть (с помощью мощной сверхцентрализованной партии) не только буржуазную, но и социалистическую революцию. Большевики отличались неразборчивостью в средствах (они считали нравственным все, что служит делу социализма). В 1917 г. эти фракции РСДРП избрали принципиально разную стратегию, фактически отказались от общей программы и тем самым окончательно оформились в самостоятельные партии.
   Партия социалистов-революционеров, возглавляемая В. М. Черновым, объединяла не только представителей интеллигенции и рабочих (как РСДРП), но и крестьян (45 % состава партии). Она руководствовалась неонароднической идеологией – модернизированным народничеством. Эсеры признавали развитие в России капитализма и наличие классов, но полагали, что классы различаются по отношению не к средствам производства (как считали марксисты), а к труду и выступали от имени единого трудового класса, в который они включали и рабочих, и крестьянство, и «трудовую» интеллигенцию. Свою цель – социализм (понимавшийся как «царство всеобщего организованного труда на всеобщую пользу») эсеры предполагали достичь через социальную революцию, а затем – социализацию земли (т. е. изъятие ее из частной собственности, передачу общинам и уравнительное распределение между крестьянами); всемерное развитие кооперации, демократии и самоуправления трудящихся. Одним из средств революционной борьбы ПСР признавала индивидуальный террор. По своему составу и идеологии эсеры отличались от западноевропейских партий и напоминали некоторые позднейшие партии Востока.
   Активизация социалистов подтолкнула создание традиционалистско-монархических организаций (поддерживавшихся властями), а также либеральных «Союза освобождения» и «Союза земцев-конституционалистов». Но соответствующие партии возникли лишь в 1905 г.
   Конституционно-демократическая партия, которую возглавил П. Н. Милюков, представляла левый фланг либерализма и была наиболее радикальной из соответствующих партий Европы. В ее составе преобладала интеллигенция, особенно элитная: адвокатура, профессура и т. д. Хотя Ленин называл кадетов главной партией российской буржуазии, на самом деле они скептически относились к буржуазии, а некоторым из них не были чужды даже просоциалистические идеи. Стремясь сокрушить самодержавие, являвшееся, по их мнению, главным тормозом на пути модернизации страны, и не видя еще «врагов слева», кадеты выдвигали радикальные, но малореалистичные в тех условиях лозунги, ориентируясь на опыт самых передовых стран. Кадеты требовали создания правового государства в форме не просто конституционной, а парламентской монархии по английскому образцу, т. е. с правительством, ответственным перед парламентом, созыва Учредительного собрания и введения всеобщего избирательного права. В отличие от европейских либералов того времени они выдвигали не только политические, но и социальные требования: отчуждение части помещичьих земель в пользу крестьян, признание права рабочих на стачки, восьмичасовой рабочий день.
   В том же 1905 г. оформилась право– или консервативно-либеральная партия – «Союз 17октября», возглавлявшаяся А. И. Гучковым. В ее составе было меньше, чем в партии кадетов, представителей интеллигенции, но гораздо больше буржуазии и либерально настроенных помещиков. Это обусловило более умеренные, прагматичные требования. Партия разделяла в целом политическую программу, изложенную в Манифесте 17 октября, и ориентировалась на создание конституционной монархии с законодательными, но сравнительно неширокими полномочиями парламента по немецкому образцу. Октябристы осуждали многие утопические требования кадетов, а тем более социалистов. Если кадеты были оппозиционны власти, то октябристы в основном поддерживали столыпинское правительство и его реформы. Таким образом, партия выступала за модернизацию страны при сохранении неприкосновенности частной собственности и сильной монархической власти. Цели октябристов отличались реалистичностью, но их уязвимым местом была объективная зависимость партии от успешности правительственных реформ.
   На волне черносотенных погромов, поднявшейся после Манифеста 17 октября 1905 г., возникла крайне правая традиционалистско-монархическая партия – «Союзрусского народа» (СРН), которую возглавил А. И. Дубровин. В Союзе состояло 350 тыс. человек, что было сопоставимо с общей численностью всех остальных российских партий! В руководстве СРН преобладали представители интеллигенции, дворянства, духовенства, а подавляющую часть его членов составляли монархически настроенные крестьяне, рабочие, мелкие торговцы и ремесленники. Суть идеологии партии выражала уваровская триада: самодержавие, православие, народность. СРН выступал за сохранение традиционных устоев государства, не признавал законодательной Думы и пытался активно бороться против революционеров, либералов, а отчасти и против «доморощенной буржуазии, зараженной гнилью Запада». Одним из главных лозунгов СРН был антисемитизм.
 
   Партийная система. Она сформировалась в основном в 1905–1906 гг. Примерно 150 партий представляли три основные направления, схожие с теми, что существовали на Западе: либеральное, консервативное и социалистическое. Дробностью и неустойчивостью партийная система России напоминала Францию и Италию. Однако качественно иным был уровень ее поляризации и диспропорциональности.
   В России отсутствовали сильные консервативные партии. Правый политический фланг был представлен не консерваторами, а традиционалистско-монархическими партиями, черносотенцами. (Лишь после революции 1905–1907 гг. часть их начала болезненную, но так и не завершившуюся эволюцию к консерватизму.)
   Основные либеральные партии существенно уступали СРН и важнейшим социалистическим партиям по совокупной численности членов и местных организаций. Во всех Государственных думах (кроме второй – самой радикальной) либералы имели как относительное, так и абсолютное большинство. Но это не могло компенсировать узости их массовой базы.
   Относительная слабость либералов, составлявших партийный центр (точнее, левый центр), и наличие мощных, непримиримо враждебных друг другу и либералам флангов, представленных социалистическими и традиционалистско-монархическими партиями, стали важными особенностями партийной системы России. Причем расколы СРН и быстрое ослабление черносотенцев после 1907 г. способствовали гипертрофированному развитию левого партийного фланга, представленного социалистами. В какой-то мере это напоминало Германию, где социал-демократическая партия была самой массовой в стране (более 1 млн членов) и набирала на выборах до 35 % голосов. Однако в Германии, в отличие от России, в начале XX в. не только были сильны консервативные партии, но и в среде социал-демократов все более распространялись реформистские настроения. Российские же социалистические партии по европейским меркам отличались радикализмом.
   В целом партийная система царской России характеризовалась диспропорциональностью, высоким удельным весом несистемной оппозиции, стремившейся к разрушению существовавшего политического режима. Не случайно поэтому партии занимали приниженное (по сравнению с западными державами) положение в политической системе.
 
   Революция 1905–1907 гг. Подобно Англии второй половины XVI – первой половины XVII в., Франции XVIII в. и другим странам в предреволюционный период, Россия в пореформенную эпоху испытала стремительный экономический рост и крупные структурные сдвиги. Среди них демографический взрыв, более чем вдвое увеличивший численность населения и его плотность (в традиционных обществах одно это неизбежно ведет к потрясениям); повышение социальной мобильности и уровня образования масс, порождавшее интенсивную ломку прежних сословных перегородок и традиционного уклада жизни; постепенную замену больших, патриархальных семей (одного из краеугольных столпов прежнего образа жизни) малыми и т. д.
   Все эти процессы вызывали социальную напряженность, «фрагментацию» общества и постепенное размывание традиционных стереотипов: религиозности (к 1917 г. резко сократилась доля исповедовавшихся и причащавшихся прихожан, в отдельных местностях – менее чем до 20 %), монархизма, послушания старшим и «начальству». Перечисленные явления затрагивали прежде всего города, но начали проникать и в деревню.
   Из-за бурной индустриальной модернизации и незавершенности Великих реформ к началу XX в. в стране сформировались три основные группы противоречий: 1) между развивавшимся капитализмом (индустриальным обществом) и «пережитками» феодализма (структурами и нормами традиционного аграрного общества) в виде самодержавия, сословности, общины и т. д.; 2) внутри самого капитализма – между рабочими и буржуазией, которую в целом поддерживало государство; 3) национальные противоречия, связанные с активизацией национально-освободительного движения, т. е. с начавшимся кризисом империи. В этих условиях нарушение стабильности государственной власти было чревато революционным взрывом.
   Одной из предпосылок российской революции (равно как и революций в Англии, во Франции, в Мексике и других странах) послужил конъюнктурный экономический кризис 1900–1903 гг., вызвавший снижение расценок на предприятиях и рост безработицы. К тому же кризис совпал с неурожаем 1901 г. Голод, охвативший 147 уездов, препятствовал отъезду безработных рабочих в деревню.
   Ключевым фактором, обострившим существовавшие противоречия и приведшим в итоге к революции, была неудачная война с Японией 1904–1905 гг. Она дискредитировала власть, отвлекла на Дальний Восток значительную часть вооруженных сил и нанесла колоссальный удар по экономике страны. Очередные поражения русской армии прямо отражались на росте революционного движения в стране и на правительственной политике.
   Несмотря на беспрерывные неудачи, российской армии все же удалось сорвать японский план скоротечной – в несколько недель – войны и к ее концу довести Японию до полного истощения сил. Решающим фактором поражения России послужила революция. Без нее, даже с учетом потери Россией флота, исход войны мог бы оказаться иным. Таким образом, война подтолкнула революцию, и революция же ее завершила.
   Немаловажной предпосылкой революции послужил колеблющийся курс, провоцирующая общественность тактика властей (намекавших на возможность политических преобразований, но в итоге не соглашавшихся на них). «Весна Святополка-Мирского», породив взрыв общественных ожиданий, в итоге оставила их нереализованными и потому способствовала стремительному росту радикальных настроений в обществе.
   Непосредственным импульсом к революции послужил расстрел 150-тысячной демонстрации в Петербурге, шедшей с петицией к царю 9 января 1905 г. Жестокая расправа (по официальным данным, 130 человек были убиты и 299 ранены) была вызвана рядом причин. Сказалась неприемлемость радикальных требований петиции (идея и многие положения которой были подсказаны левыми либералами, социал-демократами и эсерами); нежелание создавать прецедент того, что верховная власть поддалась пусть верноподданическому по форме, но явному давлению толпы (это грозило сделать подобные демонстрации периодическими и ввергнуть страну в хаос), а главное, просчеты и нескоординированность действий властей. (Впрочем, схожая в чем-то ситуация во Франции в 1775 г., когда король Людовик XVI все же вышел на балкон к пришедшему к нему народу и поговорил с ним, все же не предотвратила надвигавшейся революции.)
   После Кровавого воскресенья по всей стране начались антиправительственные демонстрации, невиданный масштаб приобрели рабочие забастовки и революционный террор. (Только в 1906–1907 гг. было убито и ранено 9 тыс. должностных лиц.) Весной 1905 г. началось создание массовых, фактически антиправительственных общественных организаций, а также мощное крестьянское движение. С лета 1905 г. – с восстания на броненосце «Потемкин» – революционные настроения стали проникать и в армию. Высшим пиком революции явилась Всероссийская октябрьская политическая стачка. В ней участвовало более 2 млн человек, и она парализовала страну. На этой волне стали организовываться Советы рабочих и солдатских депутатов (первый Совет был создан в мае 1905 г.), количество которых стремительно росло.
   Революция повергла власти в растерянность. Наряду с мерами по подавлению выступлений они почти сразу же начали политические маневры, причем с обострением ситуации их готовность к уступкам возрастала. 6 августа 1905 г. были опубликованы документы об учреждении и выборах в законосовещательную Государственную думу. До 1905 г. подавляющая часть общества встретила бы их с восторгом, но в условиях разгоравшейся революции этого оказалось уже недостаточно. Перед царем встала дилемма: или беспощадная диктатура, или серьезные политические уступки. На роль диктатора император прочил своего дядю – великого князя Николая Николаевича. Однако тот не только отказался от этого поста, но и настойчиво потребовал решительных реформ. В этих условиях 17 октября 1905 г. Николай II подписал манифест «Об усовершенствовании государственного порядка». В нем впервые в истории России провозглашались политические свободы (слова, печати, собраний, союзов и т. д.) и объявлялось о создании Государственной думы с законодательными правами.
   Манифест 17 октября положил начало принципиальным сдвигам как в государственном устройстве России, так и в расстановке политических сил. От революции стала отходить буржуазия и часть интеллигенции. Возникли крупные либеральные партии: кадетов и октябристов. Впервые громко заявило о себе черносотенное движение, нацеленное на решительную борьбу с революционерами, либералами и на защиту самодержавия. В ходе прокатившихся по стране черносотенных погромов погибло более 1,6 тыс. человек. Царь впервые убедился в наличии у него массовой поддержки. Кроме того, заключение Портсмутского мира с Японией (23 августа 1905 г.) позволило начать переброску войск с Дальнего Востока на борьбу с революцией. В итоге революция медленно, с «попятными движениями», но начала идти на спад. Стремясь переломить эту тенденцию, социалисты в декабре 1905 г. подняли восстание в Москве (считавшееся в советской историографии высшим пиком революции). Но оно, как и ряд восстаний в других городах, не переросло локальных рамок. Все эти выступления были подавлены.