Амиров Джамшид. Береговая операция

   Спустя двадцать минут майор Чингизов докладывал полковнику Любавину первые результаты. Лучшего для начала нельзя было и ожидать. Круг, объемом в целый город, в центре которого находились неизвестные похитители, сузился до пределов Приморского бульвара. А неизвестный, о котором контрразведчики еще два часа назад, по существу, не знали ничего, обрел уже имя, наружность и почти точный адрес.
   На Приморском бульваре было несколько водных станций спортивных обществ, различные аттракционы. Решено было, что Денисов и Акопян поделят между собой объекты Приморского бульвара, чтобы установить человека на протезе в морской фуражке по имени Худаяр.
   Изумительная вода была в этот день, прозрачная, синяя. Легкий северный ветерок отогнал в открытое море остатки водорослей, зеленоватые нефтяные пятна, оставляемые множеством судов, бороздящих бухту Советабада. Татьяна уже в третий раз поднималась на вышку для прыжков. Покачиваясь на упругом трамплине, она подняла голову, чуть зажмурилась, поглядела вдаль, где сверкающую под солнцем морскую гладь рассекали быстрокрылые яхты под косыми парусами, и, откинув в стороны руки, приготовилась к прыжку. Она была удивительно красива в эти минуты: в голубом купальном костюме, обтягивающем ее статную фигуру, и в такой же голубой шапочке, из-под которой выбивалась прядь намокших золотистых волос.
   Внизу у вышки сидел Вася, предусмотрительно расстелив носовой платок, чтобы не испачкать кремовые брюки. Он смотрел на Татьяну снизу вверх влюбленным взглядом. Вот она напряглась, трамплин спружинил, подтолкнул ее вверх, и, оторвавшись, она расправила руки в великолепной "ласточке" и только у самой воды свела их вместе и нырнула, оставляя за собой фонтан бриллиантовых брызг. Вынырнув, она поплыла вперед, беззвучно рассекая воду уверенными взмахами крепких загорелых рук, потом перевернулась на спину, понежилась несколько минут лежа на воде и так же, на спине, подталкивая себя вперед едва заметными движениями ног, подплыла к пристани, поднялась по лесенке и направилась в раздевалку, приветливо помахав Васе рукой и сказав, что она постарается быстро переодеться.
   Донесшийся снаружи разговор заставил Татьяну насторожиться. Выглянув в полуоткрытую дверь, она увидела вахтера тетю Машу. Около нее стоял какой-то смуглый черноволосый молодой человек в серых брюках и шелковой тенниске салатного цвета.
   Сурен Акопян подошел к водной станции в половине шестого. Как ему удалось выяснить, Худаяр сменился с вахты в четыре часа и вновь заступит только на следующие сутки.
   - Он теперь, наверное, на майдан пошел пити кушать. Это его излюбленное блюдо, - объяснила словоохотливая тетя Маша. - А потом, наверно, поедет к себе на дачу, будет свою анашу тянуть, а на вахту опять дурной придет, память-то у него эта анаша отбивает. Вот сегодня обещал мне со своего виноградника винограду привезти, а заявился с пустой корзиной, "Забыл, говорит, - про тебя, тетя Маша, весь виноград племянникам отдал".
   - А у него, что, своя дача? - поинтересовался Сурен.
   - Не знаю, дача или не дача, а только домишко с садиком у него где-то, не помню, не то в Гюмюштепе, не то в Дарханах, точно уж не знаю, но виноград у него с лета до зимы не переводится.
   - А вы не смогли бы мне сказать его точный адрес?
   - Да не знаю точно, - ответила тетя Маша. - У начальника нашего, товарища Садыхова, наверно, записан адрес. Если срочно он вам нужен., дождитесь начальника, он вам скажет, а нет - завтра вечером приходите, Худаяр в аккурат на этом месте сидит.
   - А начальник ваш у себя?
   - Начальник? Вот он, - сказала тетя Маша, неопределенно махнув рукой в сторону моря, где на самом горизонте виднелись треугольники парусов, и пояснила, - Он с яхтами в море ушел, часа через два вернется. А чего это вам так срочно Худаяр понадобился? - полюбопытствовала она.
   - Дело к нему есть, - ответил Акопян и сочинил первое, что пришло ему в голову: - Говорят, у Худаяра племянник мастер лодки конопатить, а у меня шлюпка течь дала. Вот и хотелось бы отремонтировать ее побыстрее.
   - А, - протянула тетя Маша, - это тогда еще ничего, а я уж, грешным делом, подумала, что вы тоже из тех, кто к нему за анашой таскается. И чего они в этой анаше находят, ума не приложу. Накурятся, глаза выпучат и смеются, как полоумные, смотреть противно. А то, может быть, искупаетесь, предложила она Сурену, - хоть посторонним и не положено, но я вас пропущу.
   - Да нет, спасибо, как-нибудь в другой раз, - поблагодарил Акопян.
   Снять купальник, надеть платье, привести в порядок волосы было делом одной минуты, но и в эту минуту Татьяна успела обдумать главное - как разыскать Владимира Соловьева, чтобы немедленно передать ему содержание только что подслушанного ею разговора. Не нужно было большого ума, чтобы догадаться, что Худаяра разыскивают отнюдь не ради его племянника, умеющего хорошо шпаклевать шлюпки.
   Татьяна подошла к заждавшемуся ее Васе с растерянным и огорченным видом.
   - У меня несчастье, - сказала она упавшим голосом.
   - Что случилось? - встревожился Вася.
   - Я где-то обронила свой служебный пропуск в госпиталь, а у нас с этим очень строго, начнут обсуждать, скажут - потеря бдительности и так далее. Еще могут меня не пустить с нашей бригадой в Киев, а мне так хотелось выступить в Киеве, там, говорят, великолепный Дом офицеров, настоящий дворец. А кроме того, мне хотелось повидаться кое с кем из своих однополчан. Ну, да бог с ним, с Киевом, главное найти пропуск.
   - А где же вы его могли потерять?
   - Сама не знаю. Может быть, в такси. Я сюда приехала на такси, боясь опоздать: я вам обещала ровно в пять. Наверно, выронила из сумочки, когда расплачивалась с шофером. Как же его найти?
   - А вы не запомнили номер?
   - Первые цифры не помню, а вторые "91", они были написаны на ветровом стекле. Шофер рыжеватый такой.
   - Так в чем дело! Сядем, Танечка, в мой "Москвич", объедем все остановки и найдем ваш "91".
   - А это не затруднит вас, Васенька?
   - Что вы, Танечка, для вас я готов поехать хоть на край света, по-джентльменски воскликнул Вася.
   - На край света один, без меня? - кокетливо улыбаясь, спросила Татьяна.
   - О нет, конечно, только с вами, - пылко воскликнул Вася.
   - Ну что ж, я когда-нибудь поймаю вас на слове, - сказала Татьяна. - А теперь не будем тратить времени, я очень тревожусь.
   Надо отдать Васе справедливость, он гнал машину с великолепным пренебрежением к знакам, регулирующим уличное движение. Такси № 39-91 они нашли на остановке у сквера по улице Крупской. Вася остался в машине, а Татьяна побежала к шоферу.
   - Ищут Худаяра, спрашивали его точный адрес. Он у себя на даче. На вахту придет завтра. Адреса не дали, но его могут взять через два часа, когда вернется с моря Садыхов. К тебе я пришла, потому что забыла у тебя в машине пропуск в госпиталь. Это повод для него, - она указала рукой в сторону вылезшего из "Москвича" и приближавшегося к ним Васи.
   - Хорошо, - ответил шофер. - Ищите пропуск еще где-нибудь двадцать минут, а потом возвращайся сюда. Найду Никезина. Худаяра нужно убрать может проболтаться. Как к тебе относится этот парень?
   - Влюблен по уши. Обещает хоть на край света поехать.
   - Ладно, - вполголоса процедил шофер и, заметив, что Вася приближается к ним, громко заговорил: - Очень сожалею, гражданочка, что не у меня вы обронили свой пропуск, но считайте, что вам повезло. Если бы у меня, я бы этот пропуск не вам вернул, а начальству вашему. Нельзя бдительность терять.
   Увидев явное смущение Татьяны, шофер, видимо, смягчился и, улыбнувшись, сказал:
   - Ну да ладно, мне вас все-таки жаль. Я в обед на профилактику заезжал, так, может, мойщик, когда машину чистил, подобрал ваш пропуск. У нас найденные вещи диспетчеру сдают, а он их в стол находок отправляет. Вы пока свой пропуск в других местах, где еще были, ищите, а я в гараж съезжу, минут через двадцать приезжайте сюда, на этой остановке меня найдете. Не буду подождите малость, я сюда вернусь.
   - Ах, я вам так благодарна, так благодарна, товарищ шофер! - горячо воскликнула Татьяна.
   - Благодарить будете потом, когда пропуск найдете.
   Шофер такси запустил мотор и уехал.
   - Где же я еще сегодня была? - раздумывала вслух Татьяна, возвращаясь с Васей к "Москвичу", - У зубного врача, потом у портнихи. Вчера я была на водной станции.
   - Поедем к зубному врачу, к портнихе, - предложил Вася.
   - Это хоть и не край света, но она живет далеко.
   - У меня полные баки бензина и пропасть свободного времени.
   - Ну тогда поедем.
   Татьяна привезла Васю на одну из окраинных улиц, где в большом доме, выходящем на две улицы, действительно, жила знакомая портниха. Но к портнихе она, разумеется, не зашла, а, походив немного, вернулась и печально развела руками.
   - Нет у нее пропуска. Остается зубной врач. Впрочем, ему можно позвонить по телефону. Подъедем к какой-нибудь телефонной будке.
   В будке Татьяна провела целых десять минут. Видимо, нужный ей абонент долго не отзывался.
   - Нет и у зубного врача пропуска, - печально сообщила она Васе. Последняя надежда на шофера и Худаяра. А знаете, Вася, мне сейчас только в голову пришла одна мысль. Если это так, я пропала!
   - Что такое? - спросил Вася.
   - Это трудно вам сразу объяснить...
   - Но все-таки, - добивался Вася. - Поделитесь со мной, я же вам друг.
   - Может, потому, что вы мне друг, и происходит вся эта история.
   Вася был окончательно заинтригован, он даже притормозил машину.
   - Ну, тогда слушайте. Начальник водной станции Садыхов давно пытается за мной ухаживать. Вы знаете, что я не терплю никаких ухажеров и всегда бываю одна. Он мирился с тем, что я отвергаю ухаживания, пока ни с кем не видел меня, но теперь, когда он несколько раз видел меня с вами и понял, как я к вам отношусь...
   - А как вы ко мне относитесь? - спросил Вася.
   - Вы же знаете, - сказала Татьяна ласково и погладила его руку, лежавшую на баранке. - Он стал меня буквально ненавидеть и как-то мне пригрозил, что все расскажет моему деверю. А деверь у меня очень строгий и считает, что если я с кем-нибудь перемолвлюсь двумя словечками, то этим самым я оскорблю память его брата - моего мужа, погибшего на войне, А тут еще жена деверя подзуживает. У нас, медсестер, ставки, сами знаете, какие, а хочется модно одеться ведь не в лесу, а в городе живешь.
   - Но при чем тут Худаяр? - спросил, недоумевая, Вася.
   - А он мог подговорить Худаяра вытащить у меня из сумочки пропуск, когда я купалась, чтобы мне досадить.
   - Так едемте к Худаяру, я его заставлю отдать ваш пропуск! - распалился Вася.
   - Что вы, что вы, - ужаснулась Татьяна, вы можете все дело испортить. Разве только, если дать ему побольше денег. Но у меня, - и она щелкнула замочком сумки, - всего сорок рублей и мелочь.
   - У меня сейчас с собой тоже нет, - замялся Вася, - но завтра я достану. В уме его лихорадочно созрел план, как выклянчить у матери несколько сотен рублей, чтобы помочь Татьяне.
   - Завтра, может быть, уже поздно, - печально проговорила Татьяна. Поедемте на остановку такси, вдруг шофер нашел пропуск,
   - Не повезло вам, гражданочка, - произнес шофер, открывая дверцы машины. - Не находил мойщик вашего пропуска.
   - Что же мне теперь делать? - совсем растерялась Татьяна.
   - А что, везде уже побывали? - полюбопытствовал шофер и, будто не к Татьяне это относится, бросил куда-то в сторону: Никезин сейчас подойдет.
   - Только одно место осталось, но далеко, за городом, - сказала Татьяна.
   - Ну, за город я вас не повезу, - сказал рыжий шофер. - У меня бензина маловато, да и время мое скоро кончается. Сегодня я в ночь не работаю.
   Татьяна растерянно оглянулась, будто ожидая, что откуда-то со стороны придет к ней помощь, вдруг дернула Васю за рукав и, указывая на стоявшего у будки с газированной водой высокого плечистого мужчину, одетого, несмотря на жаркую погоду, в темно-синий костюм и коричневую кепку, сказала:
   - Это мой деверь. Знаете что, - зашептала она возбужденно, - я ему сейчас расскажу про пропуск и про Худаяра. Он меня любит и верит. Он все поймет. А про вас я скажу, что вы мой аккомпаниатор, ладно? Он уважает музыкантов. И мы поедем вместе к Худаяру.
   Он сумеет с ним поговорить, а если нужно, даст ему и денег. Деньги у него есть, он хорошо зарабатывает.
   - Пожалуйста, - проговорил Вася, но ему, откровенно говоря, не очень хотелось знакомиться с этим верзилой и ехать с ним куда-то. Он предпочел бы поездку вдвоем с Татьяной.
   Татьяна, встретившись глазами с рыжим шофером, поняла его взгляд и направилась к своему деверю, Через несколько минут они втроем мчались в Гюмюштепе.
   Худаяр блаженствовал. Отстегнув протез, изрядно натрудивший ему за минувшие сутки ногу, и вооружившись легким бамбуковым костылем, он вышел к своему излюбленному камню у ворот домика и, философски глядя на первые вечерние звезды, раскуривал самокрутку. Вокруг распространялся терпкий неприятный запах, похожий одновременно на запах махорки и на запах ладана.
   "Москвич" остановился сзади домика, и Худаяр даже не слышал, когда подъехала машина. Татьяна, как было уже условлено в пути, осталась сидеть в машине, а Вася с Никезиным пошли к Худаяру. Худаяр был уже в том блаженном состоянии, когда не воспринимаются никакие неожиданности. Он спокойно поднял свои осоловелые глаза на подошедших к нему людей и, узнав Васю, небрежно сказал "салам" таким тоном, будто расстался с ним только полчаса назад.
   - Дядя Худаяр, - это Татьянин деверь. Он хочет с тобой поговорить по делу.
   - По делу? - безразлично переспросил Худаяр. - Пускай говорит.
   - Может быть, зайдем в дом? - спросил Никезин.
   - Пойдем, - так же безразлично ответил Худаяр, поднял свой костылъ и зашагал к дверям; Вася последовал за ними чуть поодаль.
   В комнате было полутемно, и Вася, подойди к дверям, успел только заметить, как Никезин взмахнул громадной ручищей. Резко стукнул об пол упавший костыль. Никезин нагнулся, не то поддерживая, не то опуская на пол падающего Худаяра. Остолбенев, Вася увидел, как Никезин, положивший Худаяра на пол, еше раз поднял левую руку и наотмашь ребром ладони ударил по шее лежащего, а потом приподнял его за плечи. Голова Худаяра неестественно откинулась назад. Никезин опустил его, и тот упал.
   - Готов, - тихо пробасил Никезин. - Обыщи его, - приказал он помертвевшему от ужаса Васе. Тот стоял окаменевший и не мог сдвинуться с места.
   - Ну! - угрожающе прикрикнул Никезин.
   Вася опустился на колени около трупа Худаяра и дрожащими руками стал обшаривать карманы его брюк и куртки. Он вытащил толстую пачку денег, какие-то бумажки, картонку - удостоверение личности вахтера водной станции.
   - Покажи, - приказал Никезин, посмотрел и, - ни до чего не дотрагиваясь руками, сказал: - Татьяниного пропуска нет. Бумажки брось. Деньги забери себе, пригодятся. Поехали.
   Они пошли к машине. Вася трясся в ознобе,
   - Спокойно, парень, спокойно, - пробормотал Никезин. - Язык держи за зубами. Хромой этот о Татьяне нехорошее сказал. Не удержался я, толкнул его, а он упал и свернул себе шею. Понял?
   Вася не в силах был ничего ответить ему и только молча кивнул головой.
   - Нет твоих документов, Танюша, - сказал Никезин, усаживаясь сзади. Придется тебе их еще где-нибудь поискать.
   - Ах, что же мне делать? - жалобным тоном проговорила Татьяна. - И у вас столько времени отняла, и у Василия Юрьевича.
   - Бывает, - неопределенно буркнул Никезин, Вася вел машину с огромным напряжением на предельной скорости. Ему хотелось как можно быстрее уехать подальше от этого страшного места. На развилке дороги у окраины города Никезин попросил остановить машину, сказал, что ему нужно заглянуть в одно местечко по делу. "Москвич" покатил дальше.
   - Вы чем-то расстроены, Вася? - спросила Татьяна - Вы все время молчите.
   - У меня почему-то сильно разболелась голова, - ответил Вася.
   Татьяна осторожно дотронулась рукой до его лба и воскликнула:
   - О, да у вас температура! Вам нужно обязательно полежать, а я вас заставила столько ездить со мной. Я не знала, что вы нездоровы. Я совсем сегодня не берегла вас, милый.
   В другое время это "милый" заставило бы Васю ликовать, а сейчас он только улыбнулся какой-то жалкой, улыбкой.
   - Завезите меня в Дом офицеров, я там посоветуюсь кое с кем, как мне быть. А завтра вы будете совсем здоровым, да? Будьте умницей, поправляйтесь.
   У Дома офицеров Татьяна еще раз повторила:
   - Поезжайте домой, выпейте аспирин и сейчас же ложитесь в постель. Я уверена, что завтра вы будете здоровы, и мы обязательно встретимся. Я вас буду очень ждать, Вася.
   Васю не нужно было уговаривать ехать домой. Ему хотелось поскорее подняться наверх и очутиться в уютной квартире профессора Юрия Максимовича Кокорева. Никогда в жизни, кажется, ему так не хотелось быть дома, как в этот вечер.
   Сурен Акопян снова появился на пристани водной станции в тот момент, когда яхты вернулись с моря и начальник станции Садыхов прошел в служебный кабинет. После трехминутного объяснения Акопян уже знал, что вахтер водной станции Худаяр Балакиши оглы живет в селении Гюмюштепе в собственном доме № 39 по Виноградной улице. А пятнадцать минут спустя Чингизов, Акопян и Денисов мчались в Гюмюштепе.
   Они постучали в полуоткрытую дверь домика Худаяра. Никто не ответил. Вошли в комнату. Денисов нажал кнопку электрического фонаря. Перед ними на полу лежал с неестественно откинутой набок головой мертвый Худаяр Балакиши оглы. На вбитом в стену гвозде висела морская фуражка. В углу стояла большая пустая корзина из-под винограда.
   ЛЕГКАЯ ЖИЗНЬ ВАСИЛИЯ КОКОРЕВА
   Васе открыла Григорьевна - старая домработница, жившая в семье Кокоревых уже свыше двадцати лет. В переднюю доносились голоса. У Анны Марковны были гости. Вася молча прошел в свою комнату и, не раздеваясь, бросился ничком на тахту. Ему хотелось заснуть и все забыть, но перед глазами его неотвязно стояла картина: Худаяр, падающий на пол, с нелепо свесившейся, как у тряпичной куклы, головой. Заснуть он не мог.
   - А Вася-то домой пришел не в себе вроде, не заболел ли? - сообщила Григорьевна Анне Марковне, выбежавшей на кухню поторопить с чаем.
   - Что же ты мне раньше не сказала?! - встревожилась мать и побежала в Васину комнату.
   - Что с тобой, мальчик мой, почему ты так рано вернулся? Почему ты лежишь одетый?
   - Не приставай, мама, - ответил Вася, не поднимая головы.
   - Пойдем в комнату, у нас гости - Эльмира Гаджиевна с мужем и Фируза Касумова.
   - К чертям твою Фирузу! Оставь меня в покое.
   - Не смей грубить матери, паршивый мальчишка, - умиротворяющим тоном сказала Анна Марковна, уселась рядом с Васей на тахту и стала ладонями щупать его лоб: не температура ли.
   - Ну, так и есть, голова горячая, как огонь, простудился! Я так и знала, что этим кончится. Сумасшедшая езда на "Москвиче" не доведет тебя до добра. Я сейчас врача вызову.
   - Мама, я прошу тебя, оставь меня в покое, - Вася отвернулся к стене.
   Анна Марковна опасливо поднялась с тахты и вышла из комнаты сына. Она хотела было направиться к гостям, но решительно вошла в кабинет мужа.
   В большом кабинете было полутемно. Настольная лампа бросала пучок света на письменный стол, за которым Юрий Максимович Кокорев разглядывал через лупу какую-то удивительно яркую бабочку. Он даже не поднял головы, когда вошла жена.
   - Юра, - окликнула его Анна Марковна, - пойдем со мной.
   - Аннушка, милая, я работаю и очень занят. Честное слово, твои гости интересуют меня не больше, чем...
   - Юрий Максимович, - провозгласила Анна Марковна металлическим голосом, - у нас заболел сын. - Этот голос у нее появлялся всегда, когда ей приходилось спорить с мужем о Васе. Она была твердо убеждена, что Юрий Максимович относится к мальчику несправедливо и жестоко и вообще не склонен выполнять своего отцовского долга перед ребенком.
   - Что с ним такое стряслось? - поднял голову Юрий Максимович.
   - Он весь пылает, пойдем, посмотри.
   Профессор нехотя поднялся с места и пошел в комнату сына.
   - Да, температура, - потрогал он лоб сына. - Какой ты, однако, батенька, хлипкий. Летом простудиться это тоже нужно уметь. Но думаю, ничего страшного. Перегрелся на солнце или наездился по ветру. Дай ему аспиринчику или крепкого чайку с малиной, - обратился он к жене, - и до утра все пройдет.
   - Надо немедленно вызвать врача, - категорически заявила Анна Марковна.
   - Ну уж, матушка, врачи - это по твоей части. Хочешь - вызывай. А я лично к ним еще в жизни ни разу не обращался, чем и горжусь.
   И Юрий Максимович спокойно ушел в свой кабинет.
   - Мама, я прошу тебя, не надо никаких врачей, - проговорил Вася. - Папа прав, я, наверное, перегрелся на солнце. Пришли мне чаю и, если у тебя есть таблетка снотворного, дай. Иди, пожалуйста, к твоим гостям, неудобно их оставлять.
   - Хорошо, - сказала Анна Марковна, а про себя решила, что утром обязательно вызовет врача. Ее материнское сердце было полно тревоги, хотя, скорее всего, это была даже не тревога, а привычка. Анна, Марковна любила своего сына слепой материнской любовью. В нем она видела и смысл жизни, и искупление всех своих маленьких женских грехов. Когда они поженились с Юрием Максимовичем Кокоревым, они были очень молоды, и жизнь ей представлялась в неопределенном, но розовом свете. Юрий Максимович окончил естественный факультет. Еще студентом он специализировался в энтомологии и проявил незаурядные способности в исследовательской работе.
   С веселой, смешливой студенткой Анечкой Нестеровой Кокорев познакомился в лаборатории, где она прилежно разглядывала многочисленные коллекции. Ему понравилось, как эта полная, румяная девушка по-детски шептала мудреные латинские названия бабочек и беспомощно озиралась большими голубыми глазами. Чувствовалось, что ей трудно удержать в памяти имена обитательниц стеклянных ящиков.
   Он помог ей, сообщив им самим изобретенную систему запоминания. Потом как-то получилось, что в следующий раз они вышли из лаборатории вместе, и он по пути очень интересно и увлекательно рассказывал об экспедициях. Они стали встречаться, и Юрий как-то пригласил Аню принять участие в небольшой экспедиции, которую возглавлял он сам, о чем не преминул сообщить с гордостью. Она согласилась. Это было чудесно. Бродить с сачком по горам, поросшим вековыми самшитовыми деревьями, выходить на лесные лужайки с нетронутой изумрудной травой, а потом сидеть у костра и слушать, как Юрий рассказывает про бесчисленных мошек, слетающихся на огонь, описывает характер и повадки каждой из них.
   Вскоре они поженились. Первые несколько лет у них не было детей. Анечка работала лаборанткой на той же кафедре естествознания, где Юрий Максимович, уже доцент, вел курс энтомологии. С весны он уезжал в экспедиции, и Анечка оставалась одна, собирая у себя дома, как она их называла, "девишники". Квартира у них была большая. Подружки привили Анечке вкус к дорогим вещам и туалетам. Кокорев посмеивался над ее страстью к приобретениям, но охотно прощал ей это.
   Сам он был человекам малоприспособленным к житейским делам, но, признаться, ему нравилось возвращаться из далеких экспедиций, после ночевок в шалашах, в уютную квартиру, которую Анечка обставляла на свой вкус.
   Жена как-то попыталась покуситься на его кабинет, где громоздилась грубая полка с книгами, а в углу на некрашеном деревянном столе вечно валялись обрывки картона, стекло, жестянки с отвратительно пахнущим клеем: Юрий сам мастерил ящики для коллекций. Он мягко, но уверенно запротестовал, и тогда они нашли компромиссное решение: Анечка приобрела в комиссионном магазине роскошный письменный стол, водрузила на нем бронзовый чернильный прибор со львом, вздыбившимся на задние лапы, медную настольную лампу, и подыскала в тон столу два тяжелых книжных шкафа.
   В шкафах уместилась только часть книг, остальные остались на полках. Деревянный стол, стоявший в углу просторного кабинета, Кокорев вынести не разрешил. После этого "покушения" его кабинет был объявлен заповедником. Это остроумное слово нашла Анечка. Доступ сюда с метлой и тряпкой получила только Григорьевна - женщина неграмотная, но отлично разбиравшаяся в характере и привычках своего хозяина.
   На восьмом году супружеской жизни у них родился сын Вася. Отныне Анна Марковна стала только матерью. Лабораторию она, конечно, бросила, и когда Кокорев спустя года три после рождения ребенка намекнул ей, что, может быть, лучше мальчика воспитывать в детском садике, а ей вернуться в лабораторию, так как у нее все-таки диплом, она ответила, что будет растить сына. И она растила его.
   Ребенок ни в чем не знал отказа. Малейший каприз его исполняли немедленно. Кокорев, признаться, тоже очень любил своего первенца, но был занят и мог уделять ему только крохи своего времени. Однако, когда малыш вскарабкивался к нему на колени и, тыча пальчиком в стеклянные крышки ящиков с бабочками, начинал спрашивать - "это кто, а это кто?" и потом, смешно коверкая слова, повторял за отцом названия, Юрий Максимович испытывал огромную радость.
   А потом Вася пошел в школу. Учился он неважно. Анна Марковна безумно боялась всяких детских болезней, ей без конца мерещились эпидемии. И стоило мальчику чихнуть, как он на целую неделю оставался дома и в школу не ходил. А к концу учебного года появлялись всякие репетиторы, и мальчишку перетаскивали в следующий класс. В десятом классе Вася куда лучше разбирался в расцветках модных галстуков, марках коньяков и фигурах девушек, нежели в синусах, косинусах и таблице Менделеева. Но опять помогли репетиторы и авторитетное имя профессора Кокорева, которым умела при случае щегольнуть Анна Марковна. Васе даже удалось поступить в медицинский институт, но, проучившись с грехом пополам два года, он понял, что медик из него не получится, и перемахнул на филологический. Но и здесь его не увлекли ни Гораций, ни научная грамматика. И он вдруг возымел стремление к иностранным языкам.