Амиров Джамшид. Береговая операция

   Это стремление имело в своих истоках не немецкие глаголы, а смазливое личико Леночки Астаховой, единственной дочери какого-то деятеля торговли. Леночка одевалась во все заграничное и умела, как она сама выражалась, "глотать" коньяк так ловко, что за ней не могли угнаться ее друзья, молодые прощелыги, завсегдатаи частых вечеринок в доме Астаховых, где Леночке была предоставлена полная свобода действий. В институте иностранных языков Леночке учиться было сравнительно легко, потому что она унаследовала от своей матери не только свободу взглядов, но и французский язык. Покойная ее бабушка была в свое время бонной в семье крупных богачей, удостоенных дворянского звания. Мать ее появилась на свет случайно, во всяком случае о дедушке в семье Леночки никогда не говорилось. И маман, как называла Леночка мать, осчастливила папу тем, что вышла за него замуж.
   Торговому деятелю нравилось иметь жену, говорящую по-французски, тем белее, что эта жена умела принять в доме нужных гостей и в те времена, когда Астахов, в счастливые для него годы нэпа, держал собственный комиссионный магазин, и после, когда он вынужден был перейти на поприще кооперативной торговли.
   Здесь, в доме у Леночки Астаховой, Вася понял, что такое "красивая жизнь". Здесь можно было пить до утра, танцевать в темноте, не зажигая света. Здесь можно было сразиться в покер и преферанс, причем папаша Астахов охотно принимал участие в этих развлечениях молодежи, пока ревнивая супруга, перехватив его слишком нежные взоры, обращенные на Леночкиных подруг, не уводила его в другую комнату. В командировки "маман" мужа одного не отпускала. И тогда для Леночки наступало раздолье. Здесь Вася узнал впервые и вкус анаши.
   Слухи о вечеринках в квартире Астаховых дошли до институтского комитета комсомола, но Леночка, как она выражалась, была беспартийная, академических хвостов у нее не было, и на этом основании она заявила, что никто не имеет права вмешиваться в ее личную жизнь.
   Вася был комсомольцем. Он вступил в комсомол еще в школе. С ним произошел крупный разговор в комитете комсомола. Вася покаялся, обещал исправиться. И продолжал свое. В последнее время Вася вообще не бывал в институте, а когда бывал, ребята замечали, что сидит он сонный, с осоловелыми глазами, уставившись в одну точку. На консультациях отвечал на вопросы невпопад. Ребята думали, что он заболел. А дело тут было в анаше и Леночке Астаховой. Отец Леночки уезжал в длительную командировку в Москву, Ленинград и Ригу, мать - с ним. И Леночке тоже захотелось прокатиться с родителями. Ведь Рига - это почти Европа. Нашлись добрые врачи, которые засвидетельствовали, что у Елены Астаховой острое малокровие и нервное переутомление. И ей в институте был предоставлен длительный отпуск.
   Вася затосковал без веселых встреч, без Леночки, впервые открывшей ему тайны женских ласк, и нашел утешение в анаше. Друзья познакомили его с человеком, у которого можно было всегда купить несколько порций анаши. Это был вахтер водной станции Худаяр.
   Как-то заглянув к Худаяру с двумя приятелями, Вася заметил выходившую с водной станции рослую, красивую блондинку. Она произвела впечатление на юнцов, и, видимо, сама почувствовав это, чуть улыбнулась, кокетливо повела в их сторону глазами и, произнеся мелодичным голосом "до свидания, дядя Худаяр", удалилась.
   - Кто это? - спросил Вася у старого анашиста.
   - Татьяна. Хорошо прыгает. Хорошо плавает, - односложно отвечал Худаяр.
   - Познакомь меня с ней, - попросил Вася.
   - Зеленый еще. Ничего не выйдет, - скептически заметил Худаяр. Начальник Садыхов за ней ухаживает, тоже ничего не выходит.
   Самолюбие Васи было задето, а тут еще подзуживали дружки. "Все равно познакомлюсь", - сказал он ребятам. В данном случае он надеялся на один, как он считал, неотразимый аргумент. Анна Марковна месяц назад осуществила его заветную мечту. После длительной атаки на Юрия Максимовича она добилась, что Васе был куплен "Москвич". Вася научился уже резво водить машину и даже как-то раз прокатил маму по городу и отвез отца в институт, убеждая его по дороге, что обязательно летом с ним поедет на своем "Москвиче" в экспедицию, во что профессор, судя по его скептической улыбке, конечно, не поверил.
   Вася представлял себе во всех деталях роскошное зрелище, как он встретит на собственном "Москвиче" вернувшуюся из Риги Леночку. Но сейчас облик этой "классной блондинки", как отозвался о ней друг Васи Толик-саксофонист из джаз-оркестра, заслонил все.
   Знакомство состоялось. Татьяна Михайловна не отказала в любезности сообщить Васе, что вода очень теплая, рекомендовала ему искупаться и даже снизошла до того, что разрешила отвезти ее на "Москвиче" в Дом офицеров на репетицию.
   "Парень пригодится, приручи его", - сказал ей Соловьев, которому Татьяна сообщила об этом знакомстве.
   И Татьяне Остапенко не стоило большого труда влюбить в себя молодого повесу...
   Анна Марковна вернулась к Васе в комнату, неся на подносе стакан чаю, тарелочку с пирожным и таблетку аспирина.
   - Выпей, сыночек, пожалуйста, тебе станет лучше, а утром я попрошу заехать доктора Львова, пусть он тебя посмотрит, ты мне очень не нравишься в последнее время.
   - Ладно, - буркнул Вася, - ты меня больше не трогай, может быть, я засну.
   Анна Марковна ушла. Вася отхлебнул чай, но он показался ему противным. Нехотя он поднялся с тахты, подошел к книжному шкафу, открыл его и извлек из-за стопки журналов початую бутылку коньяку. Пустого стакана под руками не оказалось, он отпил из горлышка добрую половину бутылки, погасил свет и, не раздеваясь, только сбросив с себя туфли, улегся на тахту.
   Всю ночь Васе мерещились кошмары. В комнате около мертвого Худаяра танцевала Леночка, разбрызгивая вино из поднятого вверх бокала. Такой он ее видел на последней вечеринке. Потом Леночка сменилась Татьяной, раскачивающейся на упругом трамплине. Вот она взлетела, разведя руки, но в воду упала не она, а он, Вася. Он нырнул, не мог выплыть и задыхался. Проснулся Вася весь в холодном поту. В окно светило яркое солнце. Он не сразу понял, где он и что с ним происходит Но постепенно вспомнил все, что случилось накануне, и в его сердце забрался противный липкий страх. Вася пытался отогнать его от себя, вспомнил, как Татьянин деверь сказал: "Держи язык за зубами и не дрейфь". "Он же сам свалился и свернул себе шею", пытался успокоить себя Вася.
   В комнату влетела мать. "Васенька, ты уже встал? Очень хорошо. Пойди в ванную, умойся. У нас доктор Львов, он хочет тебя посмотреть".
   Вася покорно пошел умываться. Больше всего он сейчас боялся остаться один.
   Доктор Львов, невысокий, полный, подвижной человек, в старомодном пенсне, завсегдатай семьи Кокоревых, быстрыми шагами вошел в комнату и, приговаривая заученные на всю жизнь "посмотрим, посмотрим, уверен, что ничего серьезного", заставил Васю снять рубашку и стал внимательно его выслушивать. Потом, несколько раз прочертив кончиком ногтя по Васиной груди, внимательно посмотрел на багровые следы и заключил: "Ничего серьезного, но переутомление. Я бы рекомендовал вам, дорогая Анна Марковна, увезти его на бархатный сезон в Сочи. Там очень хорошо. Я сам туда собираюсь в сентябре и могу за ним понаблюдать. Да и вам не мешает перемена климата, полнеть изволите, а вам не к лицу, обаятельнейшая!"
   - Александр Михайлович, но ведь в сентябре у Васи занятия начинаются.
   - Отсрочку оформим, отсрочку. Пришлите его в поликлинику, и мы все сделаем как надо.
   Анна Марковна пошла проводить врача. Григорьевна принесла Васе завтрак. Только сейчас Вася почувствовал, что основательно проголодался. Он с аппетитом; поел свое излюбленное блюдо - яичницу с колбасой, выпил стакан какао и закурил. По телу разлилась приятная, сытая теплота. Ночные страхи уже казались несерьезными. Дома сидеть не хотелось. Время близилось к полудню. Вася уже подумывал о том, не спуститься ли ему, завести "Москвич" и прокатиться по городу, как в комнату вошла Григорьевна и сказала, что его зовут,
   - Кто? - спросил Вася и вдруг почувствовал, как у него оборвалось сердце, в голове промелькнуло: "за мной пришли, дознались про Худаяра".
   - Какая-то твоя знакомая по телефону зовет, - равнодушно ответила Григорьевна.
   "Здравствуйте, Васенька! Как вы себя чувствуете - услышал он голос Татьяны..
   - Танечка, вы?
   - Нет, не я, а та, с которой вы собираетесь уехать, на край света.
   - Я себя чувствую совсем неплохо. Я так рад, что вы мне позвонили.
   - Я не могла быть спокойной, все время тревожилась о вас, вы так плохо вчера вечером выглядели. А тут еще мой деверь, Петр Афанасьевич, позвонил и велел извиниться за него перед вами. Он вчера с машины сошел и даже не поблагодарил вас за розыск злосчастного пропуска. Да, пропуск-то я нашла. И знаете где? Никогда не догадаетесь. Потом скажу, милый. Подождите одну минуту, - зашептала она в трубку, - здесь проходят люди, а мне вам нужно еще что-то очень важное сказать. Вы слушаете меня? Вы сегодня вечером должны со мной отметить маленькое торжество. Какое? Сейчас не скажу. В восемь часов за углом у госпиталя вы будете ждать меня?
   - Конечно, буду! - воскликнул Вася.
   - Только без машины, - предупредила Татьяна. - Мы пойдем в одно место и задержимся, вам некуда будет машину поставить. Хорошо?
   - Конечно! - ответил Вася.
   В трубку донесся шепот: "Целую тебя, милый", и послышались прерывистые гудки отбоя,
   Вася был вне себя от счастья. Ему хотелось петь, смеяться. Он влетел в комнату матери, обнял ее и закружил. Анна Марковна даже растерялась от неожиданности.
   - Что это с тобой, сыночек?
   - Я просто очень рад, мамочка, что мы вместе поедем в Сочи. Мне так хотелось там побывать вместе с тобой. Ты ведь у меня такая молодая. Я буду за тобой ухаживать, и все будут завидовать, что у меня такая интересная дама.
   Анна Марковна растаяла от сыновней ласки, а Васе именно это и нужно было.
   Кататься на "Москвиче" расхотелось. Вася лежал на тахте и мечтал о свидании с Татьяной. "Звонил Татьянин деверь, извинялся. Значит, все хорошо и страхи напрасны".
   Только сейчас он вспомнил, что у него в кармане лежит пачка денег. Он вытащил и пересчитал их - две тысячи восемьсот рублей. У него никогда не было столько карманных денег. "Можно не клянчить у матери сторублевки и не стрелять десятки у товарищей", - подумал Вася.
   Чингизов, Денисов и Акопян стояли в дверях, глядя на труп Худаяра.
   - Спугнули и опоздали, - коротко бросил Чингизов.
   - Товарищ майор, я старался действовать как можно осторожнее, - убитым голосом произнес Сурен Акопян.
   Не отвечая ему, Чингизов приказал Денисову погасить фонарь. Денисов выключил фонарь, и комната погрузилась в темноту, освещаемую только лунным светом, пробивавшимся через окно.
   - Вот что, - сказал Чингизов. - Вы, Акопян, останетесь здесь, в доме. Вы Денисов, пройдете к дороге, Если случится милицейский патруль, оставьте его при себе. К дому никого не подпускайте, могут затоптать следы. Самое лучшее, если до поры до времени никто не будет знать о происшествии и никто не заметит вас, Я вернусь через час.
   Чингизов помчался в город, к Любавину. Он коротко доложил ему о происшедшем и, заключая свой доклад, сказал:
   - Я виноват. Я не должен был пускать по следам Худаяра молодых оперативников.
   Любавин молчал. А Чингизов страшно не любил когда молчал Любавин, уж лучше бы он обругал его. Любавин поднял трубку, набрал чей-то номер:
   - Здравствуйте, товарищ капитан. Что слышно о пальто, украденных у Азимова? Следы ведут к Гасану? Кто это? Барыга, скупщик краденого? Ясно. Верные следы? Так. Тогда вам придется поручить немедленно одну или даже две операции. Понимаю. Сейчас договорюсь с вашим непосредственным начальством.
   Любавин дал отбой, набрал новый номер и вызвал к телефону начальника отделения милиции майора Мехтиева. Он сообщил ему, что нуждается в помощи капитана Рустамова. Получив согласие, он попросил майора немедленно направить к нему Рустамова.
   Через несколько минут в кабинете Любавина прозвучал четкий рапорт:
   - Капитан Рустамов прибыл по вашему приказанию.
   Несмотря на свой молодой возраст, Рустамов успел завоевать славу одного из опытных работников уголовного розыска. Демобилизованный лейтенант, прошедший со своей разведротой боевой путь от предгорий Кавказа до Польши, Рустамов после демобилизации пришел по комсомольской путевке в органы милиции. Он отлично зарекомендовал себя, раскрыл ряд сложных преступлений и, в частности, последнее нашумевшее дело - ограбление ювелирного отдела Универсального магазина.
   - Садитесь, товарищ капитан, - пригласил Любавин. - Так, что это за барыга Гасан и откуда уверенность, что пальто у него?
   - Нам известно, что Гасан намекнул одному из своих толкачей, сбывающих его товары, что у него имеется пара отличных габардиновых пальто. Толкач пальто не взял, сказав, что понедельник не торговый день, пусто на майдане и закрыты комиссионки. Следовательно, пальто попали к Гасану в воскресенье и примерно в середине дня. Если бы с утра - он успел бы их перепродать. Кроме того, в воскресенье в середине дня к Гасану приходил какой-то хромой человек в морской фуражке. Имя его мне установить пока не удалось,
   - Уверены вы в том, что пальто у Гасана?
   - На девяносто процентов, товарищ полковник.
   - А на остальные десять? - улыбнулся Любавин.
   - В нашем деле надо всегда оставлять десять процентов в резерве. Так меня учил мой командир разведроты капитан Доценко.
   - Что ж, капитан Доценко был, пожалуй, прав, - заметил Любавин. - И все-таки имеется ли у вас законное основание, чтобы произвести обыск у Гасана?
   - Да, - коротко ответил Рустамов, - у нас есть и другие поводы побывать у него в гостях.
   - Тогда определяем первую задачу, - сказал Любавин - Вы производите обыск у Гасана, актируете и
   забираете вещественные доказательства, Гасана подвергать аресту не нужно. Но обязательно нужно установить, кто ему сбыл эти пальто. Ясно?
   - Так точно.
   - Это, так сказать, малая задача, - продолжал Любавин. - А главное заключается вот в чем: Худаяр Балакиши оглы убит в своем доме в Гюмюштепе. Там сейчас находятся наши сотрудники. Мы снимем их оттуда, как только там появитесь вы и ваши люди. Вам нужно успеть до первой зари быть на месте, тщательнейшим образом взять все до единого следы, и только тогда пригласить понятых и снова повторить осмотр и обыск, в общем, все, что полагается. Тогда уже огласки не бойтесь. Наоборот, независимо от результатов, нужно, чтобы дело стало немедленно ясным для окружающих. Ничего не буду иметь против, если эксперт при осмотре трупа в присутствии понятых и любопытных, которые, надо полагать, к этому времени соберутся, узнав о покойнике, выдвинет примерно такую версию - накурился анаши, не удержался на костылях, упал и сломал себе шею. Вы меня поняли, товарищ Рустамов?
   - Так точно.
   - Результаты обеих операций докладывайте сюда - мне и майору Чингизову. Вопросы ко мне есть?
   - Никак нет. Все ясно. Разрешите, идти?
   - Да, желаю удачи, товарищ капитан.
   Рустамов козырнул и вышел.
   Заметив растерянный взгляд Чингизова, Любавин спросил его:
   - Вы что-то хотите мне сказать, товарищ майор?
   - Разрешите спросить, товарищ полковник, - вы нас отстраняете от этой операции?
   - Да, - ответил Любавин. - А почему, собственно говоря, Комитет государственной безопасности должен интересовать какой-то уголовник, квартирный вор и анашист? Милиция, друг мой, только милиция должна заниматься такими делами. И я уверен, что капитан Рустамов отлично с этим делом справится. Вы поняли меня, товарищ майор? Именно сейчас ни в чем и никак не проявлять себя... А вот одна твоя фраза, Октай, - переходя на ты, сказал Любавин, - мне очень не понравилась.
   - Какая фраза, Анатолий Константинович?
   - А вот когда ты сказал: "Я виноват, я не должен был пускать по следам Худаяра молодых оперативников". А у тебя, когда ты был молодым оперативником, не было ошибок? Хорош бы ты был сегодня, если бы мы тебя тогда не пускали по всяким следам, несмотря на молодость и несмотря на ошибки! А у нас с вами дел хватит. Факты будут добыты, а вот выводы из фактов, правильные выводы, - этого за нас никто не сделает. А сейчас выезжайте на место, дождитесь Рустамова, забирайте своих людей и, если еще останется время, спать. Утро вечера мудренее.
   Скупщик краденого Гасан не очень охотно пустил к себе непрошенных гостей. Капитан Рустамов и участковый уполномоченный Гусейнов зашли в его квартиру,
   - Будем обыскивать, - коротко сказал Рустамов, - Настаиваешь на свидетелях?
   - Двум честным людям никогда не нужны свидетели, - прошамкал Гасан. Что хочешь найти?
   - Сказать?
   - Скажи.
   - Ничего, кроме двух габардиновых пальто, которые ты по случаю купил в воскресенье.
   - Золотые слова, товарищ начальник, именно по случаю. Выручил человека из беды. Пришел, уговаривает: знакомые заболели, на курорт лечиться едут, деньги нужны. Купил, пусть, думаю, полежат, может быть, заработаю на них полсотни. Много ли старику нужно?
   - У кого купил?
   - Есть такой Худаяр Балакиши оглы, почтенный человек, моряк, капитан. Фуражку с золотым гербом носит.
   - Твой старый знакомый?
   - Мы с ним были знакомы до войны, потом раззнакомились.
   - Ну, вот что, - перешел к делу Рустамов. - Давай пальто, получай официальную расписку. Пальто надо вернуть тому, у кого они украдены.
   - Украдены? - спросил Гасан. - А я за них две с половиной тысячи заплатил, последние сбережения отдал. Кто же теперь вернет эти деньги бедному старику?
   - Аллах! - ответил Рустамов. - Впрочем, если тебя наша официальная расписка не устраивает, позовем понятых, составим протокол, начнем следствие.
   - Не хочу утруждать таких занятых людей, как вы, - прошамкал Гасан. Итак не поленились, ночью ко мне пришли.
   Нырнув за ситцевую занавеску, отгораживающую угол комнаты, он, тяжело сопя, начал там возиться, а немного спустя появился, неся на вытянутой руке два пальто.
   В третьем часу утра на асфальтовом шоссе в Гюмюштепе, невдалеке от домика Худаяра, остановилась машина, на которой приехали капитан Рустамов, его помощник Керимов и судебно-медицинский эксперт Петров. Чингизов обменялся с Рустамовым несколькими словами и, прихватив с собой Денисова и Акопяна, уехал в город.
   Рустамов и его спутники, дождавшись рассвета, не входя пока в дом, принялись тщательно изучать следы. У большого карагача Рустамов остановился, осмотрел след и сказал: "Москвич". От следа машины к дому вели два следа.
   Судя по размеру туфель и - глубине отпечатка, они принадлежали крупному, грузному человеку. Вторые следы были оставлены новенькими чехословацкими босоножками. Обладатель босоножек шел не рядом, а сзади человека в туфлях, и босоножки иногда ступали по следам, оставленным туфлями. Эти следы потом повторились в комнате, где лежал труп Худаяра.
   Эксперт бережно собрал валявшиеся рядом с трупом документы умершего. Осмотр трупа заставил эксперта: задуматься. Худаяр был, конечно, убит. Смерть наступила от перелома шейного позвонка. Удар был нанесен сзади. Но чем? Не было типичных следов, оставляемых, тяжелым предметом. На коже прослеживалась узкая полоска кровоподтека толщиной в большой палец. Такой кровоподтек оставляет, например, удар эластичной резиновой трубкой. Но трубкой нельзя переломить шейный позвонок у взрослого и довольно крепкого человека, каким был убитый. Так эксперту и не удалось решить загадку, как был убит Худаяр. Но то, что он был убит, не оставляло, разумеется, никаких сомнений.
   - Кажется, все, - резюмировал Рустамов.
   Усевшись в машину, они подъехали к сельскому милицейскому пункту, послали милиционера разбудить председателя сельсовета, и вскоре у домика Худаяра уже собралась толпа сельчан. Они с любопытством наблюдали, как Рустамов и его помощники осматривали все вокруг. Эксперт, предупрежденный Рустамовым, повторно осмотрел труп убитого и громогласно констатировал, что покойник, по всем признакам, накурившись, анаши, уронил костыль, который валялся рядом с трупом, и, потеряв равновесие, упал, ударился о край стола и сломал себе шею.
   Внимание Рустамова привлекла какая-то женщина с ребенком на руках, что-то оживленно рассказывающая жительницам Гюмюштепе. Улучив момент, он незаметно отозвал ее в сторону и спросил, что такое она рассказывает. Словоохотливая женщина во всех подробностях сообщила, как она возвращалась из города на электричке, а потом села в попутную машину, и та подвезла ее до дому.
   - Так вот, этот Худаяр в машине из города ехал, и я рядом с ним сзади сидела. Он слез, заплатил, потом у ресторана на пляже высокая русская красивая женщина тоже слезла и тоже заплатила...
   - Какая женщина? - поинтересовался Рустамов.
   - Очень высокая, светлые волосы, красивая. Только злая.
   - А ты что, с ней разговаривала? - спросил Рустамов.
   - Разговаривала? Стану я с посторонними людьми разговаривать! - сказала женщина.
   - Откуда же ты знаешь, что она злая?
   - Я с ребенком ехала, вот с ним, с Эльханчиком, а она даже ни разу не повернулась. А добрая женщина всегда обернется к ребенку.
   - Ну, а дальше что?
   - А дальше ничего. Доехала, дала шоферу деньги, слезла и домой пошла.
   - А шофер какой из себя был?
   - Ай, киши, ты тоже спрашиваешь! Разве порядочная женщина станет рассматривать постороннего мужчину!
   Поручив председателю сельсовета и участковому милиционеру позаботиться о трупе, так как покойник был одинок и родни не имел, Рустамов со своими помощниками отбыл в город. Спустя некоторое время он докладывал полковнику Любавину и майору Чингизову результаты.
   Любавин слушал его, не перебивая, и только делал карандашом краткие заметки в своем большом настольном блокноте. Записав слово "Москвич", он дважды подчеркнул его. Когда Рустамов кончил доклад, Любавин спросил:
   - А что вы можете сказать об автомашине, на которой, как вы предполагаете, приезжали к дому Худаяра преступники?
   - "Москвич", новый. Приобретен не более месяца-двух назад. Водитель его или неопытный, или очень нервничал, а скорее всего и то и другое.
   - Доказывайте! - коротко заметил Любавин.
   - Покрышки "Москвича" не имеют следов износа, значит, машина очень мало находилась в эксплуатации. Машина не оставила также никаких следов масла и горючего, значит, заводская подгонка еще не разболталась. Машина до дома шла сравнительно уверенно, но тормознули ее резко. Так делают молодые водители. Возвращаясь, машина немного восьмерила, значит, водителъ или был нетрезв или нервничал.
   - Так. Все? - спросил Любавин.
   - Нет, если разрешите.
   - Продолжайте.
   - Машина принадлежит индивидуальному владельцу.
   - Доказывайте! - снова повторил Любавин.
   - Машина новая, - продолжал Рустамов. - Для предприятий "Москвичи" в Советабад поступили только в начале первого квартала. Они эксплуатируются на полную мощность, и автообувь у них за это время изрядно поизносилась. А новые покрышки поступят к нам только осенью. В конце второго квартала через магазин Горпромторга было продано восемнадцать "Москвичей".
   - Значит, если согласиться с вами, - заметил Любавин, - а я не вижу оснований не соглашаться, нам нужно установить владельцев восемнадцати "Москвичей" и определить, кто же из них приезжал вчера вечером в Гюмюштепе.
   - Владельцы восемнадцати "Москвичей" установлены. - Рустамов расстегнул планшет и вытащил оттуда листки бумаги. - Вот их список. Я успел захватить его в магазине по пути к вам.
   - Так, - заметил Любавин, просматривая списки, и начал читать вслух: Мамедов - токарь завода им. Ленина, Сигалов-мастер механического завода, Гасанов- врач карадаглинской районной больницы, Джеванширов - профессор медицинского института, Хуршудов - мастер спорта, Кокорев - профессор, Хайранов - шофер, Теймурян - электросварщик, Алиев - народный артист республики и так далее. Восемнадцать человек, восемнадцать адресов, восемнадцать профессий. И никого из них не спросишь: ты приезжал в Гюмюштепе убивать Худаяра Балакиши оглы? Мы не можем оскорбить подозрением ни одного советского человека, не имеем права. И мы обязаны установить убийцу и тоге, кто его привез и, вольно или невольно, стал соучастником преступления. Значит, проверка. Негласность, быстрота, тщательность и секретность, подчеркиваю, абсолютная секретность, - таковы условия этой проверки. Не оскорбить подозрением человека, не спугнуть розыском преступника и обнаружить его возможно в кратчайший срок, а обнаружив, уже не выпускать ни на секунду из своего поля зрения. Так, товарищ капитан?
   - Так точно! - ответил Рустамов.
   - Давайте решать, как мы практически проведем эту операцию.
   - Нужно будет расширить нашу группу, - сказал майор Чингизов.
   - Вы намерены взять розыск в свои руки? - спросил. Любавин.
   - Да, - ответил Чингизов.
   - А что предложит товарищ капитан?
   - Если сочтете возможным и нужным, поручите это дело нам, - ответил Рустамов.
   - Но насколько я знаю, - заметил Чингизов, - в отделе, кроме вас, всего два оперативника. И если даже вы оставите все ваши дела, то и тогда эта работа может у вас затянуться на весьма длительный срок. Так?