ЧИХАТЬ ЗАПРЕЩАЕТСЯ!
   Злые языки говорят, что в Кокон Вселенной я сбежал от преследовавших меня особ женского пола. Я намеренно не употребляю слово "женщины", поскольку в число упомянутых особ были включены (сам слышал!) Эпиромена, предсказательница с Дельты Волка, Рбанка, повариха с Беты Кормы, и даже Пупридагония, жившая в космическом вигваме на полдороги между Солнцем и Тетой Южного Креста. Только человек с исключительно извращенным воображением мог распространять слухи о моей якобы интимной связи с госпожой Пупридагонией - попробуйте сами совокупиться с существом длиной три с половиной километра, обладающим семьюстами конечностями и таким же количеством болтающихся на привязи желудочков. Если после такой попытки вы еще будете пригодны к употреблению даже в качестве дневного сторожа в борделе на Каппе Телескопа, то я должен сказать, что преклоняюсь перед вашими сексуальными возможностями. Короче говоря, я хочу изначально отместь все эти гнусные инсинуации - в моей экспедиции не было ничего, кроме научного любопытства. Я понимаю, что в наши дни, когда люди думают, в основном, о собственном благополучии, научное любопытство выглядит нелепым анахронизмом, и никто не хочет верить, что исключительно из-за жажды знаний нормальный человек способен отправиться туда, куда не только Макар телят не гонял, но даже сам Великий Ругатель Беня Бенгальский не посылал своих любимых врагов. В дни моей молодости все было иначе. Помню, когда я служил в зман-патруле, то любой из салаг способен был в обеденный перерыв просто из любопытства смотаться на часок-другой в Грецию времен Архимеда или Рим эпохи Кесарей. А сейчас первый вопрос, который задает молодой человек, если предложить ему поездку на Олимп времен Зевса и Юноны: "Сколько зеленых мне за это отвалят?" Под зелеными он, ясное дело, имеет в виду шекели, а вовсе не то, о чем вы, я уверен, подумали. За всю свою долгую жизнь я заработал немало зеленых, а потратил еще больше, и потому честно могу сказать: деньги - тлен. А вот узнать что-нибудь новое или, тем более, самому это новое создать - вот истинное счастье для космопроходчика! Если человек испытывает наслаждение, создавая новую жизнь, то можете представить, в какой экстаз можно впасть, создавая новый закон природы! Впрочем, нет, вы себе этого представить не можете, потому что никогда не были со мной в Коконе Вселенной. Идея зародилась в моем мозгу давно и была проста, как коровий катышек, пролежавший на солнце две недели. Судите сами. Работая в зман-патруле, я, бывало, забирался в прошлое на тридцать-сорок тысячелетий, а однажды в погоне за аргентинским диверсантом Бадашем отправился аж на триста миллионов лет назад, во времена динозавров. Мог бы, в принципе, сунуть свой нос в прошлое и на миллиард лет - вопрос тут только в подзарядке батарей и в том, чтобы диспетчер сидел спокойно и не пытался вытащить меня из прошлого с помощью аварийной системы возврата. Я лично знал человека, видевшего своими глазами, как на месте планеты Земля бурлил в космосе жидкий раствор протовещества - было это, как вы понимаете, пять миллиардов лет назад, а впечатлений этому свидетелю хватило на всю его оставшуюся жизнь. Но если можно отправиться на пять миллиардов лет в прошлое, то почему не на десять? А если можно на десять, то почему не на все двадцать пять? Вот тут-то и возникает противоречие. Невозможно (что за жуткое слово!) опустить зман-машину в колодец времени на двадцать пять миллиардов лет, потому что в то время нашей Вселенной еще не существовало. А был Кокон, который взорвался двадцать миллиардов и триста миллионов лет назад. В то время еще просто не было никакого времени, и потому зман-машины были так же непригодны для путешествий, как непригодны для полетов по воздуху велосипеды и мотороллеры. Может, поэтому до меня никто и не пробовал проникнуть в самую заповедную точку мироздания - самую странную, самую неизученную и самую привлекательную. Как-то я сказал себе: "Иона, ты уже побывал чуть ли не на всех звездах Галактики! Не пора ли совершить наконец свой геркулесов подвиг?" "Пора!" - ответил я на этот вопрос и принялся готовиться в дорогу. Перво-наперво я сказал всем знакомым, что ухожу в отпуск, и искать меня не нужно даже по сотовой галактической связи, потому что я все равно не отвечу. Потом я заявил своей жене Далии, что намерен недели две поработать в библиотеке Кнессета, поскольку хочу в начале осенней сессии внести законопроект о налоговых льготах для космических путешественников. У меня вылетело из головы, что я, в отличие от моего знакомого Нисима Кореша, вовсе не являюсь депутатом и потому предлагать законопроекты могу лишь стоя перед зеркалом. Далия, будучи женщиной здравомыслящей, мне об этом напомнила, испортив настроение на все время путешествия. Итак, решив отправиться в прошлое на двадцать миллиардов и триста миллионов лет, я прежде всего переоборудовал зман-машину (в просторечии машину времени) таким образом, чтобы автоматика прервала эксперимент, если Вселенной начнет грозить реальная опасность. Мне вовсе не хотелось, чтобы из-за моего любопытства перестал действовать, скажем, закон всемирного тяготения! Потом я запасся самой лучшей записывающей аппаратурой, чтобы оставить потомству точные данные о моем путешествии. И наконец я не пренебрег и продуктами питания, поскольку не имел ни малейшего представления о том, сколько времени придется мне проторчать в таком месте, где самого понятия времени не существовало. Как, кстати, не существовало и понятия пространства. Действительно, господа, о каком таком пространстве-времени можно говорить во Вселенной, сжатой в математическую точку без длины, ширины и высоты? Что будет при этом с телом космопроходчика Ионы Шекета, я не хотел даже думать. В конце концов, Амундсен, отправляясь на Северный полюс, тоже ведь понятия не имел о том, что его ждет в этой удивительной точке земного шара. Не говорю уж о Владимире Ульянове-Ленине, который, устраивая в тысяча девятьсот семнадцатом году революцию в России, знать не знал, чем это грозит всему еврейскому народу. Чем я хуже, скажите на милость? Я не знал, что ждет меня в Коконе Вселенной - ну и ладно, для того и отправляюсь, чтобы испытать это на собственной шкуре. Говорят, что, когда я нажал на кнопку старта, на половине Земли (от Метулы до Иоганнесбурга) полетели пробки. Не из бутылок шампанского, которые никто и не подумал открыть в честь моей экспедиции, а из распределительных энергетических щитов. И в результате на добрых два часа половина Земли осталась без электроэнергии. Впрочем, это мелочи, наука требует жертв. Я об этом не знал - моя зман-машина проваливалась в прошлое со скоростью два миллиона лет в секунду. Падать во времени мне предстояло почти три часа, и я принялся перечитывать "Введение в общую теорию относительности" Альберта Эйнштейна, бестселлер начала прошлого века. Книга давно устарела, и я взял я ее с собой только потому, что иначе пришлось бы прихватить "Умри со страстью" Долы Штеккер - почему-то только эти две книги лежали на моей тумбочке, когда я собирал вещи для моего путешествия. Зачитавшись (особенно увлекательным было описание тензоров четвертого порядка, свернутых по диагональным осям), я не заметил, как моя машина пронеслась через все века истории Земли, вывалилась в протопланетное облако, провалилась сквозь газовую туманность, еще не ставшую Солнцем, а потом оказалась в серой пустоте, поскольку ни звезд, ни галактик еще не существовало. Дурное предчувствие охватило меня, когда зман-машина достигла того момента, когда первичный Кокон взорвался, положив начало расширению Вселенной. Я поднял глаза от книги и понял, что все - дальше ехать некуда. Мы были в Коконе Вселенной. За бортом зман-машины не было ничего. То есть - совсем ничего: ни пространства, ни времени, ни материи, ни духа, ни даже объявления: "Проезд запрещен!" Не было света, тьмы, прошлого, настоящего и будущего. На какое-то мгновение (внутри машины время, естественно, текло своим чередом) я ощутил себя всемогущим Богом, парящим над бездною. Разумеется, я немедленно отбросил эти кощунственные мысли, мысленно попросив прощения у того, кто, возможно, создал Кокон Вселенной и собирался распорядиться этой своей игрушкой по собственному усмотрению. А я тут, понимаете, расселся и мешаю претворению замыслов. Какое-то странное томление охватило все мои члены без исключения. Я понимал, что от того, что я сейчас сделаю, что скажу и даже что подумаю, зависит будущее моего мира. Вот я щелкну пальцами, и, когда Кокон взорвется, электроны окажутся заряжены положительно, а не отрицательно. Или - я, к примеру, скажу "Эх, хорошо!", и это приведет к тому, что в будущей Вселенной у женщин окажется три груди вместо двух. Достаточно мне просто подумать "ну и духота", и много лет спустя на очередных выборах к власти придет левое правительство. Осознав неожиданно собственную значимость для судеб мироздания, я застыл в кресле, стараясь не совершать ни единого движения. Я прикусил язык, чтобы не сболтнуть лишнего. И я уставился в какую-то точку на потолке, чтобы мысли мои застыли в положении "смирно". И будь, что будет! Вы пробовали неподвижно сидеть, глядя в пространство и не думая ни о чем? Если вам это удавалось, то вам прямая дорога в индийские йоги. А я простой космопутешественник - человек действия и буйной фантазии. У меня немедленно зачесались все члены без исключения, но в неопределимом пространстве Кокона я совершенно не понимал, какой мой член где находится. А тут еще и в носу зачесалось. Я сдерживал себя сколько мог, но все же не выдержал, чихнул и... Вот в этот-то момент Кокон и взорвался, будто моего чиха ему недоставало, как недостает бомбе искры в детонаторе. Возникло пространство, и моя машина начала куда-то стремительно падать. Возникло время, и моя машина устремилась в будущее, нарушая все еще не сформировавшиеся законы природы. А я и подумать не успел о том, что надо, вообще говоря, о чем-нибудь подумать. Сработало реле возврата, и зман-машина грохнулась на свою площадку в лаборатории зман-патруля, откуда я не так давно начал свое путешествие. Я вылез из кабины, преисполненный сознания собственной значимости. - От какой малости зависит судьба мира! - сказал я подоспевшему дежурному оператору. - Если бы я не чихнул, Кокон Вселенной, возможно, никогда бы не взорвался! - Да? - философски заметил тот. - Но тогда и нас с вами не было бы, и вы не смогли бы отправиться в Кокон и чихнуть, и что тогда? Я посоветовал ему обсудить эту проблему в кругу семьи, а сам отправился в ближайшее кафе, чтобы за чашкой каппуччино восстановить в памяти это удивительное приключение.
   В ПОСТЕЛИ С КОРОЛЕМ
   Память ассоциативна, причем ассоциации выбираются, скорее всего, "методом тыка", и я никогда не знаю, что именно вспомнится мне, если я увижу красивую женщину или, допустим, книгу стихов Натаниэля Берлинера. Я это к тому говорю, что, взлетев с планеты Арамгорн я едва не врезался в спутник связи ОСМ-2у. Какие ассоциации могут возникнуть в связи с этим у нормального звездного охотника? Скорее всего, желание поругаться с диспетчером космопорта. А я в тот момент почему-то вспомнил давнюю историю, произошедшую со мной еще в те славные годы, когда я был молод, зелен и служил в Зман-патруле. Для тех, кто невнимательно следил за игривой непоследовательностью моих мемуаров, напоминаю: Зман-патруль - это организация, созданная в годы, когда колодцы времени были еще недоступны широкой публике и использовались только по особым распоряжениям специально созданного совета. У совета же были свои представления о том, какой должна быть последовательность событий в истории человечества. Скажем, то обстоятельство, что Россия в течение веков стонала под татаро-монгольским игом, нисколько не мешало членам совета спать спокойно. Но помню, однажды на совете вполне серьезно обсуждался вопрос: нужно ли послать зман-патрульного в Париж 1884 года и убедить Жюля Верна не писать известного романа "Гектор Сервадак"? Там, видите ли, выведен не очень-то приятный (мягко говоря!) образ еврея-коммерсанта, этакий новый вариант Шейлока, и зачем же засорять мировую литературу ненужными ей глупостями, а на великого французского фантаста навешивать ярлык антисемита? И послали бы патрульного, и потратили бы на это полмиллиона новых шекелей! К счастью, председатель совета профессор Алекс Фишман оказался большим любителем фантастики, а "Гектор Сервадак" был когда-то его настольной книгой. Фишман просто не мог себе представить, что любимый роман может лишиться хотя бы одной запятой! Экспедиция не состоялась, но вы представляете теперь, какими глупостями занимались члены совета на своих заседаниях? Впрочем, я отвлекся. Мне-то вспомнилась совсем другая история. Можно сказать, история любви. Помню, как сейчас: я служил в Тель-Авивском отделении, которое в целях конспирации называлось инвестиционной компанией "Брументаль". Никаких реальных инвестиций эта компания, естественно, не делала хотя бы потому, что вкладывать деньги в дела давно прошедших дней запрещала инструкция, а в дела нынешние вкладывать мог только последний дурак, не знающий истинную ситуацию в мировой финансовой системе. Итак, вызвало меня как-то голографическое изображение нашей начальницы госпожи Брументаль и сказало, оглядев так, будто собиралось продавать меня на аукционе по частям, причем ноги намерено было выставить по высшей цене, а голову предложить даром: - Гм... Шекет, все агенты в разъезде, больше некому, так что пойдете вы. Семнадцатый век, координаты в машине, машина на стенде, стенд в лаборатории, а лаборатория направо по коридору. Задание ясно? - Так точно! - воскликнул я и отправился. Полчаса спустя я понял всю сложность взваленного на меня задания. Во-первых, я вывалился из колодца времени прямо в приемную французского короля, имя которого за давностью лет начисто выпало из моей памяти. То ли Луи XV, то ли Луи XVI, то ли вообще кто-то из Генрихов. Я вспомнил все детали своего путешествия, но (проклятая ассоциативность памяти!) так и не сумел вспомнить, какой был на календаре год, когда я объявился в Лувре и понял из разговоров придворной шушеры, что мировая история грозит сделать кульбит. Дело в том, что Луи-не-помню-номера влюбился - при живой-то королеве! Ну, это, конечно, была не та проблема, из-за которой стоило гонять в семнадцатый век классного патрульного вроде меня. Проблема заключалась в том, что возлюбленная короля, по словам придворных, имела свойство проникать во дворец, минуя все патрули, гвардейцев и даже мушкетеров. То ее видели в карете на плас Пигаль, а минуту спустя она выглядывала из королевской опочивальни и говорила томным голосом: - Просьба не беспокоить. У нас с Луи тет-а-тет. Никто из придворных не мог понять, что происходит, и, естественно, странные способности королевской фаворитки все приписывали козням дьявола. Я слышал, пробираясь по узким коридорам Лувра к спальне Его величества, что некий кардинал хотел даже, пренебрегая опасностью, напасть на фаворитку после того, как она выйдет от Луи-какого-то, и врезать ей по макушке томиком Библии. Говорили, что это хорошо помогает, но особенно в двух случаях: если изменяет жена и - от головной боли. Поскольку оба случая к данному делу не имели отношения, неизвестный мне храбрец-кардинал так и не привел угрозу в исполнение. Во всяком случае, когда я добрался до двери в опочивальню, история еще не изменила своего хода, что я и сам видел по миганию красной лампочки на манжете моего придворного костюма. - Луи у себя? - спросил я дежурного офицера, чем-то похожего на актера Эфраима Зюсмана в роли д'Артаньяна. Тот резался в карты с гвардейцем в парадной форме, загородив ногами проход, проигрывал (только что он, судя по воплю, проиграл родовое поместье в Шампани) и потому ответил мне раздраженным тоном: - А пошел ты со своим Луи! Я принял совет буквально и вошел в опочивальню, переступив через офицера, который искал под стулом оброненную крапленую карту. В опочивальне горели десять свечей, и потому темень была соответствующая. На ложе что-то пыхтело: то ли Луи развлекался с фавориткой, то ли пускал пар детский паровоз производства кармиэльской фабрики игрушек. Пришлось добираться до цели ощупью - зажигать фонарик мне не хотелось, чтобы не изменить собственным неосторожным действием ход истории. Приблизившись к ложу и в темноте едва не разбив вдребезги ночную вазу, я услышал такой разговор, мгновенно возбудивший самые худшие мои опасения. - Любимая, - говорил мужской голос, - неужели ты действительно сможешь это сделать со мной? - Луи, - отвечала женщина, в голосе которой я расслышал, кроме иронии, еще и явно выраженный акцент жительницы Тель-Авива середины XXI века, - Луи, ты меня знаешь, я не бросаю слов на ветер. Если бы я знала, то принесла бы прямо сейчас, ну ничего, мой хорошенький, в следующий раз ты будешь, как этот твой... как его... шевалье Буладье. - О-о! - простонал с вожделением король Луи, и я понял, что было причиной его стенаний и что обещала ему нарушительница режима патрулирования времени. Проходя по коридорам Лувра, я не мог не слышать многочисленных рассказов о похождениях некоего шевалье Буладье, который за год с небольшим успел обслужить (и не по одному разу) всех женщин Лувра, Версаля и Тиюльри, исключая королеву, жену Луи. Похоже было, что сам Луи не способен был обслужить никого, и это обстоятельство (при наличии огромного числа женщин, мечтавших быть обслуженными) выводило монарха из себя, мешало управлять страной и вообще грозило мировыми потрясениями и изменением хода истории. Ибо вы ж понимаете: либо монарх работает на благо родины и народа, либо все его мысли направлены в некую, совсем не подобающую, область, вызывая уныние, меланхолию, депрессию и, как следствие, - войну с Испанией, причин которой историки будущего не смогут понять. По идее, я, будучи зман-патрульным, должен был арестовать даму как только она покинет пределы королевской опочивальни. Мне было совершенно ясно, что в постели с Луи возлежит какая-то из авантюристок середины XXI века, заполучившая в свое распоряжение туристскую модель колодца времени. Таким дамам нет дела до истории - помню, одну как-то достали из второго века до нашей эры, когда она пыталась соблазнить самого Эвклида и уговаривала его бросить геометрию ради плотских утех. Вы можете представить себе мир, в котором не существовало бы эвклидовой геометрии? Но, с другой стороны, дама, которая мурлыкала о любви с Луи-каким-то, собиралась спасти короля от... гм... не очень приятной слабости. И если она выполнит свое обещание, то ведь кое-что и королеве перепадет. Глядишь, и наследник во Франции появится, а это совершенно необходимо для истории. И я решил выждать. Полчаса спустя, когда догорели свечи и в опочивальне нельзя было разглядеть даже собственного носа, дама перестала пыхтеть и сказала: - Луи, мне пора. Не огорчайся, завтра все будет в порядке. - А это средство... - в голосе короля звучала тревога. - Оно не дьявольское? У меня не будет проблем с Его преосвященством? - Ни в каком разе! - воскликнула дама, и я услышал, как она направилась в дальний угол комнаты. Наверняка вход в колодец времени помещался именно там, и я бросился следом, стараясь остаться незамеченным. В отличие от дамы, я умел и падать, и подниматься по колодцу, не теряя координации движений. Поэтому, когда мы оказались на улице Алленби в 2023 году, я сразу рванул за угол, пока женщина приходила в себя после зман-переноса. Я был прав, конечно: это была особа лет тридцати, готовая ради приключений плоти помочь не только Луи-какому-то, но даже самому Аттиле, который, говорят, тоже был не очень силен по женской части. И последующие поступки женщины я мог предсказать без усилий: она отправилась в аптеку, купила несколько упаковок "Виагры-тетрис", после чего позавтракала в кафе, задумчиво глядя по сторонам и не замечая моего внимательного взгляда. Я не хотел сам принимать решение и позвонил голографическому изображению госпожи Брументаль. Изложив обстоятельства дела, я ждал распоряжений. - С одной стороны, - сказало изображение, - налицо явное нарушение режима зман-переноса, и женщину нужно немедленно арестовать. Но с другой стороны, если не дать ей осуществить задуманное, то у короля Франции не родится наследник, а этого мы тоже допустить не можем. Вывод: пусть она доведет дело до конца, а потом вы, Шекет, арестуете ее. - Именно такой вариант я тоже считал оптимальным, - скромно сказал я. Господа, я человек действительно скромный, извращениями не страдаю и потому даже наблюдать не стал, как нарушительница кормила "виагрой-тетрис" короля Франции. То, что происходило потом, меня интересовало еще меньше. Я ждал даму у колодца времени и арестовал, когда она вернулась в XXI век. - Ха! - сказала она, когда я предъявил ордер. - Сколько мне грозит? Месяц тюрьмы! Это будет месяц воспоминаний! - Вспоминайте, - разрешил я. - Это не возбраняется. Только один вопрос: под каким именем вы охмурили Луи-как-его-там? Мне это нужно для протокола. - Меня звали маркиза де Помпадур! - гордо заявила женщина и отправилась отбывать наказание, будто Жанна д'Арк, взошедшая на костер. Кстати, с Жанной у меня тоже связаны любопытные воспоминания, но это уже другая история.
   ОРЛЕАНСКАЯ ДЕВИЦА
   Странно. Почему мне вдруг вспомнилось событие далекой юности - посещение Орлеанской девы? За бортом моего звездолета вращался спутник связи ОЕ02, автоматика готовила корабль к швартовке, я совсем недавно покинул странную планету Арамгорн - казалось бы, к чему мне было вспоминать одно из первых своих заданий в Зман-патруле, тем более, что выполнил я его, хотя и с усердием, но не могу сказать, что с большим успехом. Почему мне вдруг вспомнилась Жанна д'Арк? Может потому, что созвездие Фурии, самое яркое в небе Арамгорна, напоминало стилизованную букву J, первую букву имени этой странной девушки? Не знаю. Воспоминания о госпоже д'Арк нахлынули с такой силой, что мне ничего не оставалось, как поддаться им и окунуться мыслями в то славное время, когда вездесущее изображение госпожи Брументаль поручало мне самые дурацкие и никому не нужные задания. Действительно, зачем Зман-патрулю было вмешиваться в ход французской истории и отыскивать в забытой Богом деревне придурковатую девицу по имени Жанна? Ну победили бы англичане французов, а не наоборот, нам-то, евреям, какая разница? Именно этот вопрос вертелся у меня на языке, когда я выслушал полетное задание из уст голографического портрета моей начальницы.