Страница:
НАЗАД, НА АНТАРЕС!
В истории нашей страны есть немало славных страниц. Эти-то страницы обычно и включают в учебники. Историю, как известно, сочиняют люди, хотя и утверждают при этом, что их личное мнение роли не играет - само время, мол, расставляет все по местам. В таком случае, скажите мне, почему ни в одном из учебников я не нашел подлинной истории так называемой "самозванной алии"? Что, вы и названия такого не слышали? Это лишний раз доказывает, что я прав. Так я вам расскажу, и вы вспомните. Дело было в 2023 году, я только начал работать в зман-патруле, и когда случилась "самозванная алия", находился то ли в Древней Греции, то ли в Иудее эпохи Ирода - не помню точно. Началась же "самозванная алия" с того, что в небе Израиля появилась летающая тарелка. Огромный круглый предмет зеленого цвета, похожий на широкополую шляпу, пронесся вдоль побережья и грохнулся прямо на взлетную полосу Бен-Гуриона. Открылся неприметный люк, и на бетон спрыгнуло существо, похожее на человека - две ноги, две руки, голова, - но на человека, которого выкручивали будто одеяло после стирки. Десантники приготовились к отражению атаки, но намерения гостя воинственностью не отличались. Пришелец огляделся и засеменил к зданию аэровокзала. Он размахивал руками и что-то говорил гулким басом. В первый момент никто, естественно, ничего не понял - надо думать, просто потому, что никто не ожидал услышать из уст пришельца слова, произнесенные на чистом иврите: - Барух а-шем! - говорил инопланетянин. - Славься, Израиль, Земля обетованная, живи в веках! Неожиданно он грохнулся оземь и принялся неистово целовать нагретый дневной жарой бетон. Потом, бодро вскочив на ноги, поспешил к толпе, скопившейся уже у входа в здание аэровокзала, и все с удивлением увидели на его голове, покрытой темным ежиком волос, настоящую кипу темнокоричневую, со странным, причудливо вышитым орнаментом. Вперед выступил премьер-министр и сказал, заикаясь от волнения: - Мы счастливы приветствовать на нашей благословенной земле первых представителей инопланетной цивилизации. Пришелец замахал руками: - Почему инопланетной? Свой я! Еврей! Не прилетели мы, а вернулись! Закончился наш галут, и народ Израиля возвратился на свою историческую родину! Последовала минута молчания - люди пытались осмыслить информацию. На поле между тем потянулась цепочка таких же странных созданий, среди которых всякий, сколько-нибудь знакомый с анатомией, мог (с некоторым, впрочем, усилием) распознать мужчин, женщин и даже детей. Оправившись от шока, чиновники министерства абсорбции принялись за работу. Первые имена: Давид Корш, Йоси Шагал - все как у людей! Две тысячи сто тридцать три года назад явилась на Землю экспедиция из далекой звездной системы Антареса. Не все было удачно: летели издалека, корабли поизносились, при посадке один из них взорвался, спалив два иудейских города - Содом и Гоморру. Об этом память осталась, а вот о том, что пришельцы вскоре отбыли, прихватив с собой несколько сотен иудейских семей, история народа умолчала. Возможно, иудеи, привыкшие ко всякого рода исходам из собственной страны, не придали значения этой волне эмиграции. Еврей и в далекой звездной системе остается евреем. Шли века, жители Антареса многому научили выходцев с Земли, относились к иудеям хорошо, не мешали молиться и строить синагоги, и даже научили копировать свитки Торы с помощью деструктивно-молекулярного метода, так что сам Творец не различил бы, где новый свиток, а где старый. Росли дети, внуки... Антарес светил ярко-оранжевым светом, и было в этом свете нечто, от чего внешность евреев постепенно изменялась. Но разве во внешности дело? Идея, Смысл жизни, любовь к Творцу - остались. Память о земле Израиля, такой далекой (сотни световых лет!) и такой желанной, не позволяла жить спокойно. Со временем Антарес стал для иудеев будто плен вавилонский, хотя ничего общего между Советом Общин Антареса и царем Навуходоносором не было и быть не могло. Страшная сила - ностальгия народа. Ассимилируясь среди людей, с которыми живет, еврей может стать черным, красным или кособоким, но все же останется евреем, ибо дух, а не физическая оболочка, определяет личность. Они решили вернуться. Не все и не сразу, конечно. Страшновато - столько лет прошло. Израиль жив, надо полагать, поскольку сам Творец вывел евреев на эту землю, но за столько веков мало ли что могло приключиться... На Землю отправился отряд разведчиков. Могли ли они даже догадываться, сколько пришлось перетерпеть евреям на родной планете? Разрушение Храма, рассеяние, изгнание из Испании, газовые камеры... Не могли они знать этого, но чувствовали. И сейчас, в аэропорту имени Бен-Гуриона они восторженно смотрели вокруг, внимая каждому слову, каждому жесту сохнутовских пакидов. - Где хотите поселиться? - спрашивал чиновник. - Около Храмовой горы, - отвечал толстый мужчина, скрученный винтом. Бедняга, он не знал еще, что, пока его предки нежились под прохладными лучами Антареса, разрушены были оба Храма, а на горе стояла ныне мечеть Омара. Впрочем, что такое мечеть, он не знал тоже. - В Иерусалиме, значит, - констатировал чиновник. - Только смотри, там квартиры дорогие. И вторая семья попросилась в Иерусалим, и третья... Они просто не знали, что есть в Израиле города развития, и даже центр современной еврейской культуры - Тель-Авив. На следующий день после прибытия все тридцать восемь семей антаресских евреев явились к Стене плача и, рыдая (им уже рассказали о горестной судьбе Храмов, чуде Хануки, восстании Бар-Кохбы и необходимости вложить между камнями Стены записку с заветным желанием), припали к поруганной святыне. Хорошо, в тот день обошлось без инцидентов, хотя лидеры ХАМАСа не преминули заявить, что новая алия - провокация сионистов, и что священный джихад настигнет и этих, якобы пришедших со звезд. Фархад Саид, наследник Арафата, хотя его никто и не спрашивал, выразил недовольство, поскольку новая алия грозила срывом мирного процесса. С квартирами в Иерусалиме действительно было туго. Это и описывать не нужно - все знают, как в две тысячи шестом году цены на аренду подскочили вдвое. Антаресские евреи привыкли к комфорту, а здесь, попав в руки маклеров, квартировладельцев и чиновников Министерства абсорбции, новые репатрианты сникли. - Я физик! - горячился в Центре абсорбции ученых скособоченный пришелец тщедушного телосложения. - Вот этими руками я могу построить реактор, который раз и навсегда обеспечит энергией весь Израиль. Нужны только материалы и сотрудники... - Видишь ли, - объясняли ему, - каждый третий репатриант приезжает в страну с проектом мирового значения. У государства нет средств оплачивать любой проект. Физик, говоришь? Хочешь преподавать физику в школе для умственно отсталых? Есть место. А в Министерстве здравоохранения объясняли хрупкой даже по земным меркам женщине, что не имеет никакого значения, работала ли она врачом там, на Антаресе. Можешь лечить любые болезни? Так уж и любые! И СПИД тоже? А кстати, деньги у тебя есть? Кто же открывает свое дело без денег? Так что - сначала в банк. О, эти банки! Антаресцы, привыкшие доверять друг другу во всем, не могли взять в толк, что такое "гаранты для получения банковской ссуды". Нет, эти репатрианты оказались на удивление бестолковыми. Через месяц после прибытия бывшие антаресцы являли собой странное сборище издерганных типов, которые, казалось, еще больше скособочились, пытаясь понять то, что и коренные израильтяне не всегда понимали. Положение обострилось до предела, когда один из антаресских евреев выступил с воспоминаниями о галуте. Кто-то догадался спросить: сколько евреев живут сейчас на планетах Антареса. Ответ ошеломил: - Тридцать два миллиона восемьсот тысяч! - И все хотят репатриироваться?! - Все! На следующее утро в Кнессете разразился скандал. Министр финансов резонно заявил, что на абсорбцию такой прорвы народа не хватит никаких денег. - Да страна просто лопнет! - возопил министр финансов. Ситуация стала патовой. Осталась, правда, маленькая надежда на то, что Главный раввинат отыщет какой-нибудь изъян в кошерности и подлинности новоприбывших. Бабушка из аборигенов, скажем, или пренебрежение двести семьдесят пятой заповедью. Оба главных раввина - ашкеназийский и сефардский - долго совещались, обращались с молитвами к Всевышнему, изучали привезенные с Антареса бумаги с записями исторических событий и в конце концов признали: - Евреи! Надо сказать, что только дети антаресских евреев чувствовали себя в Израиле как в родном межзвездном галуте. Чаша терпения новых репатриантов переполнилась, когда одна из девушек решила, не спросясь родителей, отправиться по объявлению: "Требуются молодые девушки в престижный кабинет массажа. Интересная работа, высокие заработки. Дискретность гарантируется." Да что это такое? Как? Девушка из религиозной семьи! Она не знает, что такое массаж? Приближение развязки первыми ощутили торговцы на рынке Кармель. Однажды вечером несколько бывших антаресцев явились с огромными сумками и закупили огромное количество продуктов. На следующий день закупка товаров продолжалась, и подозрения усилились, а когда группа пришельцев подошла с сумками к пропускному пункту Бен-Гуриона и потребовала пустить их в ангар, сомнения переросли в уверенность. Что нужно было делать? Просить евреев остаться на родине? Сохнут принял совершенно правильное решение - натравил на них банк "Идуд". Каждый из антаресцев получил предупредительное письмо - никто не будет допущен в ангар до тех пор, пока все не вернут потраченные на их абсорбцию деньги. А на следующее утро летающей тарелки в ангаре не оказалось. Пока ошеломленные охранники прочесывали окрестности, жители большого Тель-Авива стали свидетелями любопытного зрелища. Огромная светлозеленая шляпа, знакомая по многочисленным фотографиям, летела низко над землей, то и дело пикируя и подбирая антаресцев, вышедших на тремпиады со своими скромными пожитками. Все было ясно, многие плакали, и многие говорили: куда же вы? Как же вы без нас? Как же будете там, на звездах, без этой Святой земли? Перехватчики, посланные вдогонку, поднялись на головокружительную высоту, однако и этой высоты оказалось недостаточно ни для того, чтобы остановить взлет тарелки, ни для того даже, чтобы догнать ее. Не сбивать же, на самом деле. Улетели. Эх, евреи... Неудивительно, что в учебниках истории о "самозванной алие" написано всего пять строчек.
УБИЙЦА В БЕЛОМ ХАЛАТЕ
Помните, я рассказывал вам о стратификаторах - приборах, с помощью которых можно пробуждать к жизни прошлые свои инкарнации? В дни моей молодости было модно бравировать собственными сущностями: "Я был королем Кастилии!", "Да ну, а я зато учился у самого рабби Акивы!" Немногие знают, однако, что еще в те годы наука научилась извлекать души не только из умерших, но и... Нет, давайте по порядку. Алекс Рискинд работал санитаром в иерусалимской больнице "Шаарей цедек". Во-первых, он интересовался стратификаторами и имел дома одну из лучших моделей. Во-вторых, его интересовало не только то, что происходит, когда душа покидает тело, но и тот момент, когда душа в теле появляется. Рассуждая об этом, Алекс не мог обойти проблему абортов и в одно знаменательное (или злосчастное?) утро подумал: "Если в тот момент, когда врач убивает зародыш, производя аборт, извлечь душу этого еще не рожденного существа, то..." Так Рискинд сделал свое открытие. Алексу нужен был хороший физик, и он такого физика нашел. Запомните это имя: Евгений Брун. По делу Рискинда он проходил свидетелем, роль его осталась непроясненной, читатели и зрители не обратили особого внимания на этого человека. И напрасно: он был главным лицом, потому что, в отличие от Рискинда, знал физику. - Понимаешь, - сказал ему Алекс в первый же вечер после знакомства, угощая гостя чаем с печеньем, - душа появляется у зародыша в первые же часы после зачатия. Так вот тебе задача, как физику. Ты должен видоизменить стратификатор так, чтобы извлекать и сохранять души нерожденных детей. Наверняка это возможно, поскольку прибор может фиксировать появление души. Если женщина хочет совершить убийство, сделав аборт, это ее дело. А наше с тобой - сохранить жизнь. Ясно? Трудно сказать, было ли Евгению уже что-то ясно в тот вечер. Но физик по призванию отличается тем, что, однажды над чем-то задумавшись, остановиться уже не может. Как автомобиль, лишенный тормозов. Евгений назвал свой аппарат "эмбриовитографом". Никакой заботы о потребителе - сразу и не выговоришь. Алекс повертел прибор в руках ("эмбрио..." получился размером с карманный компьютер) и остался доволен. На следующий день он сделал второй шаг к своему преступлению. В "Шаарей цедек", где работал Рискинд, абортов не производили - о причине читатель догадывается. Алекс отправился в "Хадасу", где у него был знакомый гинеколог, и попросил разрешения присутствовать во время предстоявшей плановой операцию по убиению плода. - Зачем тебе? - удивился приятель. - Собираешься переквалифицироваться? Так в вашей больнице аборты считаются криминалом! - Да, - подтвердил Алекс, - есть заповедь "не убий". Именно поэтому я и хочу присутствовать. Приятель не понял логики, но и для отказа не нашел основательной причины. Коллега все-таки. Уходя в тот день из больницы, Алекс имел при себе заключенную в "магнитную колыбель" душу убитого только что врачами зародыша мужского пола. Из "Хадасы" Рискинд отправился прямо в Гиват-Рам, где его ждал в институте физической технологии Евгений Брун. Аппарат подключили к компьютеру, и Алекс с Евгением услышали биение сердца, какие-то вздохи, шорохи и бормотание. - Потрясно, - сказал о собственной работе господин Брун. - И ты думаешь, что он будет расти? - Душа жива, - убеждая самого себя, подтвердил Алекс, - и теперь ее не убить. В теориях инкарнаций Евгений не был силен и потому согласился. Через три месяца "магнитная колыбель", соединенная с компьютером, пестовала души сорока трех зародышей. А потом первый из зародышей достиг возраста, когда нормальные младенцы появляются на свет. Душа зародыша перешла в иное качество в одиннадцать утра. Из "магнитной колыбели" доносились странные звуки, совершенно не похожие на вопли младенца, рожденного обычным способом. Скорее эти звуки напоминали стенания старика, проснувшегося поутру с привычной болью в печени. Алекс подключился к аппаратуре аудиоконтакта с компьютером и услышал: - Господи, и это называется жизнь? Говорить с новорожденной душой - занятие не из легких. Алекс попытался сказать нечто вроде "мир тебе, входящий", но компьютерный транслятор выдал какую-то абракадабру, отчего душа-младенец зашлась воплем, едва не разорвавшим Алексу барабанные перепонки. На второй контакт он решился через три дня. За это время душа освоилась в мире, начала даже покидать "магнитную колыбель" и парить под потолком, чего, конечно, никто не видел по причине полной прозрачности и даже нематериальности означенной души. Это был мальчик, и звали его Эдиком. То есть, он сам себя назвал Эдиком, а на вопрос Рискинда ответил: - Так бы меня назвала мама, если бы я родился. Душа младенца отличается от живого младенца не только тем, ей не нужно давать грудь и менять подгузники. Душа, даже новорожденная, обладает знаниями всех предшествовавших инкарнаций, а Эдик, к тому же, имел еще и явные задатки гения в области абстрактного мышления. Алекс вел с Эдиком многочасовые беседы в ущерб собственному здоровью. Второй была девочка. Прелестное создание по имени Анюта -мама ее (если женщину, решившуюся на аборт, можно было назвать мамой хотя бы теоретически) была родом из Санкт-Петербурга, и новорожденная, издав первый крик, немедленно объявила, что Питер - лучший город России и всего мира, а Москва всего лишь деревня. Можно было подумать, что с этим кто-то спорил. А потом пошло. Души рождались одна за другой, и хорошо, что они были нематериальны, иначе в "магнитной колыбели" очень быстро наступил бы демографический кризис. Какие были люди! Эдик со всеми своими задатками уже через месяц затерялся в толпе. Душа нерожденного Фимочки Когана оказалась потрясающей рассказчицей - когда она начинала говорить (точнее - мыслить на публику), смолкали даже, казалось, птицы на деревьях. Алекс пытался напрямую соединить души с процессором компьютера - тогда Фимочка смог бы подключиться к какому-нибудь текстовому редактору и сам описать собственные жизненные впечатления. Но ничего не получилось - все же Рискинд имел образование медицинское, а не техническое, что он понимал в компьютерах? Можно подумать, что в душах он понимал больше... Однажды - это было через полтора года после рождения Эдика - забежал к приятелю Евгений Брун, к тому времени и думать забывший о созданных им "магнитных колыбельках". Подключился, послушал минуту, а потом полчаса глядел на Алекса мутным взглядом. Спросил: - Сколько их? - Сто шестьдесят четыре, - с гордостью ответил Алекс. - Завтра должно быть сто шестьдесят пять. - О чем они говорят? Я половины не понял! - Естественно. Максик, например, развивает сейчас какую-то квантовую теорию, идеи он получил от папочкиных генов, кое-что ему подсказала душа предка по материнской линии, она была в восемнадцатом веке неплохим метафизиком. Я-то в физике не волоку... А Маечка здорово поет, прямо как Мария Каллас; когда она заливается, все боятся подумать даже слово. Если родится хотя бы один тенор, они там такую оперу сделают... - Алекс! Ты их всех различаешь? - Евгений, - рассердился Рискинд. - Это же в некотором смысле мои дети! Брун ушел, качая головой. Все шло к развязке. К осени 2032 года в магнитной люльке уживались души трехсот девяносто девяти детей в возрасте от нуля до трех лет. Физический возраст был, конечно, совершенно условен, ибо души бессмертны. Еще одна душа, и можно было бы отметить круглое число. Не довелось. Хава Шпрингер, 32 лет, пришедшая в "Хадасу" делать третий аборт, уже была потенциальной матерью двух безымянных душ из коллекции Алекса Рискинда: классический пример ветренницы, замечательно описанный Мопассаном. Детей она не любила. Нет, это слишком мягко сказано - она их терпеть не могла. Ни чужих, ни, тем более, своих, которых у нее по этой причине никогда и не было. В отличие от прочих Алексовых "детей", две души, матерью которых так и не стала Хава, были дебильны, насколько может быть дебильной нематериальная структура. Они с трудом могли разговаривать. Они почти ничего не понимали. Их было жаль до смерти. Ну и что толку? Алекс умел лечить тело - этому его учили в медицинском институте. Лечить души он не мог. Вылечить такую душу не смог бы никакой психиатр. "Убивать надо таких женщин", - думал Алекс. Он был зол. Он страдал. И можно его понять. В тот день, когда должен был родиться четырехсотый обитатель "магнитной колыбели", Алекс отправился, как обычно, в "Хадасу" - присутствовать на операции и спасти еще одну человеческую душу. В гинекологическом кресле сидела Хава Шпрингер, 32 лет, вполне довольная жизнью. Предстоявшая процедура была для нее не первой и, как она думала, не последней. О двух своих потенциальных детях, чьи души парили под потолком в комнате Рискинда, она, естественно, не знала. А Рискинд знал. Он провел бессонную ночь, пытаясь хоть что-то понять из беспрерывных причитаний двух Хавиных потенциальных детей. Не сумел. Он увидел Хаву на приеме и понял, что в ближайшие дни еще одно нежеланное дитя лишится физической сути. И значит, скоро еще одна безымянная душа станет биться о невидимые для всех стены "магнитной колыбели". Это было двойственное состояние. Конечно, аффект. Но, с другой стороны, Алекс Рискинд прекрасно понимал, что делает, поскольку явился в клинику с оружием. Он вытащил пистолет, на глазах у ничего не понявших врачей приставил ствол к виску женщины и нажал на спуск. Что страшнее - лишить жизни или лишить души? В газетах писали, что Алекс Рискинд находился в невменяемом состоянии, и в этом есть доля правды. Но не главная. Впрочем, если бы судьи знали о "магнитной колыбели", разве приговор был бы иным? Нет. Закон есть закон. Делом Рискинда лично я занялся уже после решения суда: фирма поручила мне разработать инструкции на тот случай, если эмбриовитограф Бруна-Рискинда будет запущен в серийное производство. Я посетил жилище Алекса уже после того, как хозяин переехал в тюремную камеру. Видел компьютер, видел некий прибор, похожий на небольшое корыто, заполненное микросхемами. Корыто было отключено от сети. Душ, паривших под потолком или плававших в "магнитной колыбели", я, естественно, не увидел. Не знаю, что стало с младенцами. Что вообще происходит с душой, если она никому не нужна? Как говорил Евгений Брун: "Не телом единым жив человек"...
ДОМАШНИЙ ТЕАТР
Рекламный агент - ужасная профессия. Сейчас она не только не в моде, но, насколько мне известно, с некоторых пор ее не существует в природе. За прошедшие годы рекламное дело перешло на принципиально новый уровень, и в наши дни вовсе не нужно нанимать живого человека, чтобы убедить кого бы то ни было приобрести для своей домашней видеотеки, скажем, последнюю версию суперблокбастера "Осторожные коготки". Сами узнаете, сами проверите, сами закажете, сами на себя и рекламации писать будете. А в дни моей юности все было иначе: сенсорных проницателей еще не существовало в природе, а на рекламные ролики, которые шли по телевизору, обращали внимание разве что самые прижимистые клиенты, так и не раскошелившиеся на антирекламные приставки. Именно в те годы профессия рекламного агента, лично приходившего в любой дом, чтобы всучить незадачливому хозяину не нужный ему товар, была настолько популярна, что даже дети в детских садах, отвечая на вопрос воспитательницы: "Кем вы хотите быть, ребята, когда вырастете?", хором, хотя их никто этому не учил, восклицали: "Рекламным агентом!" Так что в моем выборе не было ровно ничего удивительного, как бы это ни казалось сейчас странным моим многочисленным читателям. Те, кто тогда жил, прекрасно помнят, например, бум домашних театров - разве мог этот бум состояться, если бы не тысячи рекламщиков вроде меня, на собственном примере объяснявших, что такое домашний театр, чем он отличается от компьютерной реальности и почему играть в Кухонном представлении куда полезнее для здоровья, нежели биться на мечах в виртуальном мире гоблинов и вампиров. Домашний театр был изобретен, когда покупатель несколько пресытился стратификаторами. Сначала, конечно, приходишь в восторг, выяснив, что в тебе находятся восемнадцать (у некоторых - до сотни!) душ, каковыми на деле был ты сам в прошлых и будущих жизнях. Тебе упоительно нравится побыть собой в том образе, какой был у тебя, скажем, в третьей инкарнации, а был ты тогда наложницей фараона Афемиледоменита Второго, о котором не слыхивал ни один историк, настолько это была мелкая и не интересная личность. И понимаешь вдруг, что наложница, бенгальский тигр (седьмая инкарнация), чеченский пастух (инкарнация номер одиннадцать) и все остальные заключенные в тебе личности - это ты сам со всеми своими нынешними пороками и достижениями. И общаясь с пятой или второй инкарнациями, ты с собой и только с собой общаешься и ни с кем больше. Важно не упустить момент и переключиться на рекламу нового товара. Примером тому может служить моя реклама домашних театров времяпрепровождения самого крутого, самого стильного и самого полезного с точки зрения физического здоровья. Захожу я, к примеру, в дом, где живет семья из шести человек - муж с женой, двое их детей (мальчик и девочка), а также вторая инкарнация мужа (базарный торговец из Урарту) и шестая инкарнация жены (домашний питон из террариума султана Эйюба, XI век). В те годы многие так поступали: вызывали к жизни любимые свои инкарнации, а потом отключали стратификаторы, оставляя лишенных будущности бедняг у себя в качестве, если хотите, второго "я". Так вот, вхожу я и вижу, как дочь хозяина Яэль играет со второй инкарнацией собственного папочки в компьютерную игру "Скалолаз", а шестимесячный сыночек Игаль орет не своим голосом (наверняка голосом своей первой инкарнации, уж не знаю, кем она была в той еще жизни). - Послушайте, - говорю я, обращаясь к шестой инкарнации жены, ибо только домашний питон в этом бедламе сохраняет спокойствие, - послушайте, согласие в вашей семье наступит только после того, как вы приобретете новинку: домашний театр для вас всех и для друга дома, если у вас таковой имеется. - Домашний театр? - шипит питон, тупо глядя на меня левым глазом. - Что-то вроде телевизора с заказанным представлением? - Чепуха! - восклицаю я. - Никакого телевизора! Никакого стратификатора! Экологически чистый продукт - он даже мыслей ваших не засоряет, поскольку думаете во время спектакля не вы, а программа-режиссер. - Вот как? - с сомнением шипит питон, и неожиданно в его левом глазу вспыхивает огонек узнавания, да и я начинаю вспоминать: черт подери, так ведь именно проданный лично мной стратификатор стоит у хозяев на журнальном столике! Приходится мгновенно перестраиваться, и я продолжаю, обращаясь к питону: - Вы, конечно, помните, как я продал последнюю модель стратификатора? Именно благодаря ей, этой модели, вы получили возможность жить в нашем замечательном мире! - Сомнительное удовольствие! - шепчет питон и, кажется, готовится броситься мне на шею. Надо полагать, не с дружеским объятием. - Все меняется! - восклицаю я. - На смену стратификаторам пришел домашний театр, и это стоит попробовать! Это нужно попробовать! Если вы все это немедленно не попробуете, жизнь ваша будет так же пресна, как вода в дистилляторе! Питон, конечно, ничего не знает о дистилляторах, я на это и рассчитываю. Пока он соображает (индекс IQ равен 65, на глаз видно), я достаю из сумки присоски-возбуждатели и налепляю на каждого члена семейства, в том числе и на младенца, сразу же прекращающего орать.
В истории нашей страны есть немало славных страниц. Эти-то страницы обычно и включают в учебники. Историю, как известно, сочиняют люди, хотя и утверждают при этом, что их личное мнение роли не играет - само время, мол, расставляет все по местам. В таком случае, скажите мне, почему ни в одном из учебников я не нашел подлинной истории так называемой "самозванной алии"? Что, вы и названия такого не слышали? Это лишний раз доказывает, что я прав. Так я вам расскажу, и вы вспомните. Дело было в 2023 году, я только начал работать в зман-патруле, и когда случилась "самозванная алия", находился то ли в Древней Греции, то ли в Иудее эпохи Ирода - не помню точно. Началась же "самозванная алия" с того, что в небе Израиля появилась летающая тарелка. Огромный круглый предмет зеленого цвета, похожий на широкополую шляпу, пронесся вдоль побережья и грохнулся прямо на взлетную полосу Бен-Гуриона. Открылся неприметный люк, и на бетон спрыгнуло существо, похожее на человека - две ноги, две руки, голова, - но на человека, которого выкручивали будто одеяло после стирки. Десантники приготовились к отражению атаки, но намерения гостя воинственностью не отличались. Пришелец огляделся и засеменил к зданию аэровокзала. Он размахивал руками и что-то говорил гулким басом. В первый момент никто, естественно, ничего не понял - надо думать, просто потому, что никто не ожидал услышать из уст пришельца слова, произнесенные на чистом иврите: - Барух а-шем! - говорил инопланетянин. - Славься, Израиль, Земля обетованная, живи в веках! Неожиданно он грохнулся оземь и принялся неистово целовать нагретый дневной жарой бетон. Потом, бодро вскочив на ноги, поспешил к толпе, скопившейся уже у входа в здание аэровокзала, и все с удивлением увидели на его голове, покрытой темным ежиком волос, настоящую кипу темнокоричневую, со странным, причудливо вышитым орнаментом. Вперед выступил премьер-министр и сказал, заикаясь от волнения: - Мы счастливы приветствовать на нашей благословенной земле первых представителей инопланетной цивилизации. Пришелец замахал руками: - Почему инопланетной? Свой я! Еврей! Не прилетели мы, а вернулись! Закончился наш галут, и народ Израиля возвратился на свою историческую родину! Последовала минута молчания - люди пытались осмыслить информацию. На поле между тем потянулась цепочка таких же странных созданий, среди которых всякий, сколько-нибудь знакомый с анатомией, мог (с некоторым, впрочем, усилием) распознать мужчин, женщин и даже детей. Оправившись от шока, чиновники министерства абсорбции принялись за работу. Первые имена: Давид Корш, Йоси Шагал - все как у людей! Две тысячи сто тридцать три года назад явилась на Землю экспедиция из далекой звездной системы Антареса. Не все было удачно: летели издалека, корабли поизносились, при посадке один из них взорвался, спалив два иудейских города - Содом и Гоморру. Об этом память осталась, а вот о том, что пришельцы вскоре отбыли, прихватив с собой несколько сотен иудейских семей, история народа умолчала. Возможно, иудеи, привыкшие ко всякого рода исходам из собственной страны, не придали значения этой волне эмиграции. Еврей и в далекой звездной системе остается евреем. Шли века, жители Антареса многому научили выходцев с Земли, относились к иудеям хорошо, не мешали молиться и строить синагоги, и даже научили копировать свитки Торы с помощью деструктивно-молекулярного метода, так что сам Творец не различил бы, где новый свиток, а где старый. Росли дети, внуки... Антарес светил ярко-оранжевым светом, и было в этом свете нечто, от чего внешность евреев постепенно изменялась. Но разве во внешности дело? Идея, Смысл жизни, любовь к Творцу - остались. Память о земле Израиля, такой далекой (сотни световых лет!) и такой желанной, не позволяла жить спокойно. Со временем Антарес стал для иудеев будто плен вавилонский, хотя ничего общего между Советом Общин Антареса и царем Навуходоносором не было и быть не могло. Страшная сила - ностальгия народа. Ассимилируясь среди людей, с которыми живет, еврей может стать черным, красным или кособоким, но все же останется евреем, ибо дух, а не физическая оболочка, определяет личность. Они решили вернуться. Не все и не сразу, конечно. Страшновато - столько лет прошло. Израиль жив, надо полагать, поскольку сам Творец вывел евреев на эту землю, но за столько веков мало ли что могло приключиться... На Землю отправился отряд разведчиков. Могли ли они даже догадываться, сколько пришлось перетерпеть евреям на родной планете? Разрушение Храма, рассеяние, изгнание из Испании, газовые камеры... Не могли они знать этого, но чувствовали. И сейчас, в аэропорту имени Бен-Гуриона они восторженно смотрели вокруг, внимая каждому слову, каждому жесту сохнутовских пакидов. - Где хотите поселиться? - спрашивал чиновник. - Около Храмовой горы, - отвечал толстый мужчина, скрученный винтом. Бедняга, он не знал еще, что, пока его предки нежились под прохладными лучами Антареса, разрушены были оба Храма, а на горе стояла ныне мечеть Омара. Впрочем, что такое мечеть, он не знал тоже. - В Иерусалиме, значит, - констатировал чиновник. - Только смотри, там квартиры дорогие. И вторая семья попросилась в Иерусалим, и третья... Они просто не знали, что есть в Израиле города развития, и даже центр современной еврейской культуры - Тель-Авив. На следующий день после прибытия все тридцать восемь семей антаресских евреев явились к Стене плача и, рыдая (им уже рассказали о горестной судьбе Храмов, чуде Хануки, восстании Бар-Кохбы и необходимости вложить между камнями Стены записку с заветным желанием), припали к поруганной святыне. Хорошо, в тот день обошлось без инцидентов, хотя лидеры ХАМАСа не преминули заявить, что новая алия - провокация сионистов, и что священный джихад настигнет и этих, якобы пришедших со звезд. Фархад Саид, наследник Арафата, хотя его никто и не спрашивал, выразил недовольство, поскольку новая алия грозила срывом мирного процесса. С квартирами в Иерусалиме действительно было туго. Это и описывать не нужно - все знают, как в две тысячи шестом году цены на аренду подскочили вдвое. Антаресские евреи привыкли к комфорту, а здесь, попав в руки маклеров, квартировладельцев и чиновников Министерства абсорбции, новые репатрианты сникли. - Я физик! - горячился в Центре абсорбции ученых скособоченный пришелец тщедушного телосложения. - Вот этими руками я могу построить реактор, который раз и навсегда обеспечит энергией весь Израиль. Нужны только материалы и сотрудники... - Видишь ли, - объясняли ему, - каждый третий репатриант приезжает в страну с проектом мирового значения. У государства нет средств оплачивать любой проект. Физик, говоришь? Хочешь преподавать физику в школе для умственно отсталых? Есть место. А в Министерстве здравоохранения объясняли хрупкой даже по земным меркам женщине, что не имеет никакого значения, работала ли она врачом там, на Антаресе. Можешь лечить любые болезни? Так уж и любые! И СПИД тоже? А кстати, деньги у тебя есть? Кто же открывает свое дело без денег? Так что - сначала в банк. О, эти банки! Антаресцы, привыкшие доверять друг другу во всем, не могли взять в толк, что такое "гаранты для получения банковской ссуды". Нет, эти репатрианты оказались на удивление бестолковыми. Через месяц после прибытия бывшие антаресцы являли собой странное сборище издерганных типов, которые, казалось, еще больше скособочились, пытаясь понять то, что и коренные израильтяне не всегда понимали. Положение обострилось до предела, когда один из антаресских евреев выступил с воспоминаниями о галуте. Кто-то догадался спросить: сколько евреев живут сейчас на планетах Антареса. Ответ ошеломил: - Тридцать два миллиона восемьсот тысяч! - И все хотят репатриироваться?! - Все! На следующее утро в Кнессете разразился скандал. Министр финансов резонно заявил, что на абсорбцию такой прорвы народа не хватит никаких денег. - Да страна просто лопнет! - возопил министр финансов. Ситуация стала патовой. Осталась, правда, маленькая надежда на то, что Главный раввинат отыщет какой-нибудь изъян в кошерности и подлинности новоприбывших. Бабушка из аборигенов, скажем, или пренебрежение двести семьдесят пятой заповедью. Оба главных раввина - ашкеназийский и сефардский - долго совещались, обращались с молитвами к Всевышнему, изучали привезенные с Антареса бумаги с записями исторических событий и в конце концов признали: - Евреи! Надо сказать, что только дети антаресских евреев чувствовали себя в Израиле как в родном межзвездном галуте. Чаша терпения новых репатриантов переполнилась, когда одна из девушек решила, не спросясь родителей, отправиться по объявлению: "Требуются молодые девушки в престижный кабинет массажа. Интересная работа, высокие заработки. Дискретность гарантируется." Да что это такое? Как? Девушка из религиозной семьи! Она не знает, что такое массаж? Приближение развязки первыми ощутили торговцы на рынке Кармель. Однажды вечером несколько бывших антаресцев явились с огромными сумками и закупили огромное количество продуктов. На следующий день закупка товаров продолжалась, и подозрения усилились, а когда группа пришельцев подошла с сумками к пропускному пункту Бен-Гуриона и потребовала пустить их в ангар, сомнения переросли в уверенность. Что нужно было делать? Просить евреев остаться на родине? Сохнут принял совершенно правильное решение - натравил на них банк "Идуд". Каждый из антаресцев получил предупредительное письмо - никто не будет допущен в ангар до тех пор, пока все не вернут потраченные на их абсорбцию деньги. А на следующее утро летающей тарелки в ангаре не оказалось. Пока ошеломленные охранники прочесывали окрестности, жители большого Тель-Авива стали свидетелями любопытного зрелища. Огромная светлозеленая шляпа, знакомая по многочисленным фотографиям, летела низко над землей, то и дело пикируя и подбирая антаресцев, вышедших на тремпиады со своими скромными пожитками. Все было ясно, многие плакали, и многие говорили: куда же вы? Как же вы без нас? Как же будете там, на звездах, без этой Святой земли? Перехватчики, посланные вдогонку, поднялись на головокружительную высоту, однако и этой высоты оказалось недостаточно ни для того, чтобы остановить взлет тарелки, ни для того даже, чтобы догнать ее. Не сбивать же, на самом деле. Улетели. Эх, евреи... Неудивительно, что в учебниках истории о "самозванной алие" написано всего пять строчек.
УБИЙЦА В БЕЛОМ ХАЛАТЕ
Помните, я рассказывал вам о стратификаторах - приборах, с помощью которых можно пробуждать к жизни прошлые свои инкарнации? В дни моей молодости было модно бравировать собственными сущностями: "Я был королем Кастилии!", "Да ну, а я зато учился у самого рабби Акивы!" Немногие знают, однако, что еще в те годы наука научилась извлекать души не только из умерших, но и... Нет, давайте по порядку. Алекс Рискинд работал санитаром в иерусалимской больнице "Шаарей цедек". Во-первых, он интересовался стратификаторами и имел дома одну из лучших моделей. Во-вторых, его интересовало не только то, что происходит, когда душа покидает тело, но и тот момент, когда душа в теле появляется. Рассуждая об этом, Алекс не мог обойти проблему абортов и в одно знаменательное (или злосчастное?) утро подумал: "Если в тот момент, когда врач убивает зародыш, производя аборт, извлечь душу этого еще не рожденного существа, то..." Так Рискинд сделал свое открытие. Алексу нужен был хороший физик, и он такого физика нашел. Запомните это имя: Евгений Брун. По делу Рискинда он проходил свидетелем, роль его осталась непроясненной, читатели и зрители не обратили особого внимания на этого человека. И напрасно: он был главным лицом, потому что, в отличие от Рискинда, знал физику. - Понимаешь, - сказал ему Алекс в первый же вечер после знакомства, угощая гостя чаем с печеньем, - душа появляется у зародыша в первые же часы после зачатия. Так вот тебе задача, как физику. Ты должен видоизменить стратификатор так, чтобы извлекать и сохранять души нерожденных детей. Наверняка это возможно, поскольку прибор может фиксировать появление души. Если женщина хочет совершить убийство, сделав аборт, это ее дело. А наше с тобой - сохранить жизнь. Ясно? Трудно сказать, было ли Евгению уже что-то ясно в тот вечер. Но физик по призванию отличается тем, что, однажды над чем-то задумавшись, остановиться уже не может. Как автомобиль, лишенный тормозов. Евгений назвал свой аппарат "эмбриовитографом". Никакой заботы о потребителе - сразу и не выговоришь. Алекс повертел прибор в руках ("эмбрио..." получился размером с карманный компьютер) и остался доволен. На следующий день он сделал второй шаг к своему преступлению. В "Шаарей цедек", где работал Рискинд, абортов не производили - о причине читатель догадывается. Алекс отправился в "Хадасу", где у него был знакомый гинеколог, и попросил разрешения присутствовать во время предстоявшей плановой операцию по убиению плода. - Зачем тебе? - удивился приятель. - Собираешься переквалифицироваться? Так в вашей больнице аборты считаются криминалом! - Да, - подтвердил Алекс, - есть заповедь "не убий". Именно поэтому я и хочу присутствовать. Приятель не понял логики, но и для отказа не нашел основательной причины. Коллега все-таки. Уходя в тот день из больницы, Алекс имел при себе заключенную в "магнитную колыбель" душу убитого только что врачами зародыша мужского пола. Из "Хадасы" Рискинд отправился прямо в Гиват-Рам, где его ждал в институте физической технологии Евгений Брун. Аппарат подключили к компьютеру, и Алекс с Евгением услышали биение сердца, какие-то вздохи, шорохи и бормотание. - Потрясно, - сказал о собственной работе господин Брун. - И ты думаешь, что он будет расти? - Душа жива, - убеждая самого себя, подтвердил Алекс, - и теперь ее не убить. В теориях инкарнаций Евгений не был силен и потому согласился. Через три месяца "магнитная колыбель", соединенная с компьютером, пестовала души сорока трех зародышей. А потом первый из зародышей достиг возраста, когда нормальные младенцы появляются на свет. Душа зародыша перешла в иное качество в одиннадцать утра. Из "магнитной колыбели" доносились странные звуки, совершенно не похожие на вопли младенца, рожденного обычным способом. Скорее эти звуки напоминали стенания старика, проснувшегося поутру с привычной болью в печени. Алекс подключился к аппаратуре аудиоконтакта с компьютером и услышал: - Господи, и это называется жизнь? Говорить с новорожденной душой - занятие не из легких. Алекс попытался сказать нечто вроде "мир тебе, входящий", но компьютерный транслятор выдал какую-то абракадабру, отчего душа-младенец зашлась воплем, едва не разорвавшим Алексу барабанные перепонки. На второй контакт он решился через три дня. За это время душа освоилась в мире, начала даже покидать "магнитную колыбель" и парить под потолком, чего, конечно, никто не видел по причине полной прозрачности и даже нематериальности означенной души. Это был мальчик, и звали его Эдиком. То есть, он сам себя назвал Эдиком, а на вопрос Рискинда ответил: - Так бы меня назвала мама, если бы я родился. Душа младенца отличается от живого младенца не только тем, ей не нужно давать грудь и менять подгузники. Душа, даже новорожденная, обладает знаниями всех предшествовавших инкарнаций, а Эдик, к тому же, имел еще и явные задатки гения в области абстрактного мышления. Алекс вел с Эдиком многочасовые беседы в ущерб собственному здоровью. Второй была девочка. Прелестное создание по имени Анюта -мама ее (если женщину, решившуюся на аборт, можно было назвать мамой хотя бы теоретически) была родом из Санкт-Петербурга, и новорожденная, издав первый крик, немедленно объявила, что Питер - лучший город России и всего мира, а Москва всего лишь деревня. Можно было подумать, что с этим кто-то спорил. А потом пошло. Души рождались одна за другой, и хорошо, что они были нематериальны, иначе в "магнитной колыбели" очень быстро наступил бы демографический кризис. Какие были люди! Эдик со всеми своими задатками уже через месяц затерялся в толпе. Душа нерожденного Фимочки Когана оказалась потрясающей рассказчицей - когда она начинала говорить (точнее - мыслить на публику), смолкали даже, казалось, птицы на деревьях. Алекс пытался напрямую соединить души с процессором компьютера - тогда Фимочка смог бы подключиться к какому-нибудь текстовому редактору и сам описать собственные жизненные впечатления. Но ничего не получилось - все же Рискинд имел образование медицинское, а не техническое, что он понимал в компьютерах? Можно подумать, что в душах он понимал больше... Однажды - это было через полтора года после рождения Эдика - забежал к приятелю Евгений Брун, к тому времени и думать забывший о созданных им "магнитных колыбельках". Подключился, послушал минуту, а потом полчаса глядел на Алекса мутным взглядом. Спросил: - Сколько их? - Сто шестьдесят четыре, - с гордостью ответил Алекс. - Завтра должно быть сто шестьдесят пять. - О чем они говорят? Я половины не понял! - Естественно. Максик, например, развивает сейчас какую-то квантовую теорию, идеи он получил от папочкиных генов, кое-что ему подсказала душа предка по материнской линии, она была в восемнадцатом веке неплохим метафизиком. Я-то в физике не волоку... А Маечка здорово поет, прямо как Мария Каллас; когда она заливается, все боятся подумать даже слово. Если родится хотя бы один тенор, они там такую оперу сделают... - Алекс! Ты их всех различаешь? - Евгений, - рассердился Рискинд. - Это же в некотором смысле мои дети! Брун ушел, качая головой. Все шло к развязке. К осени 2032 года в магнитной люльке уживались души трехсот девяносто девяти детей в возрасте от нуля до трех лет. Физический возраст был, конечно, совершенно условен, ибо души бессмертны. Еще одна душа, и можно было бы отметить круглое число. Не довелось. Хава Шпрингер, 32 лет, пришедшая в "Хадасу" делать третий аборт, уже была потенциальной матерью двух безымянных душ из коллекции Алекса Рискинда: классический пример ветренницы, замечательно описанный Мопассаном. Детей она не любила. Нет, это слишком мягко сказано - она их терпеть не могла. Ни чужих, ни, тем более, своих, которых у нее по этой причине никогда и не было. В отличие от прочих Алексовых "детей", две души, матерью которых так и не стала Хава, были дебильны, насколько может быть дебильной нематериальная структура. Они с трудом могли разговаривать. Они почти ничего не понимали. Их было жаль до смерти. Ну и что толку? Алекс умел лечить тело - этому его учили в медицинском институте. Лечить души он не мог. Вылечить такую душу не смог бы никакой психиатр. "Убивать надо таких женщин", - думал Алекс. Он был зол. Он страдал. И можно его понять. В тот день, когда должен был родиться четырехсотый обитатель "магнитной колыбели", Алекс отправился, как обычно, в "Хадасу" - присутствовать на операции и спасти еще одну человеческую душу. В гинекологическом кресле сидела Хава Шпрингер, 32 лет, вполне довольная жизнью. Предстоявшая процедура была для нее не первой и, как она думала, не последней. О двух своих потенциальных детях, чьи души парили под потолком в комнате Рискинда, она, естественно, не знала. А Рискинд знал. Он провел бессонную ночь, пытаясь хоть что-то понять из беспрерывных причитаний двух Хавиных потенциальных детей. Не сумел. Он увидел Хаву на приеме и понял, что в ближайшие дни еще одно нежеланное дитя лишится физической сути. И значит, скоро еще одна безымянная душа станет биться о невидимые для всех стены "магнитной колыбели". Это было двойственное состояние. Конечно, аффект. Но, с другой стороны, Алекс Рискинд прекрасно понимал, что делает, поскольку явился в клинику с оружием. Он вытащил пистолет, на глазах у ничего не понявших врачей приставил ствол к виску женщины и нажал на спуск. Что страшнее - лишить жизни или лишить души? В газетах писали, что Алекс Рискинд находился в невменяемом состоянии, и в этом есть доля правды. Но не главная. Впрочем, если бы судьи знали о "магнитной колыбели", разве приговор был бы иным? Нет. Закон есть закон. Делом Рискинда лично я занялся уже после решения суда: фирма поручила мне разработать инструкции на тот случай, если эмбриовитограф Бруна-Рискинда будет запущен в серийное производство. Я посетил жилище Алекса уже после того, как хозяин переехал в тюремную камеру. Видел компьютер, видел некий прибор, похожий на небольшое корыто, заполненное микросхемами. Корыто было отключено от сети. Душ, паривших под потолком или плававших в "магнитной колыбели", я, естественно, не увидел. Не знаю, что стало с младенцами. Что вообще происходит с душой, если она никому не нужна? Как говорил Евгений Брун: "Не телом единым жив человек"...
ДОМАШНИЙ ТЕАТР
Рекламный агент - ужасная профессия. Сейчас она не только не в моде, но, насколько мне известно, с некоторых пор ее не существует в природе. За прошедшие годы рекламное дело перешло на принципиально новый уровень, и в наши дни вовсе не нужно нанимать живого человека, чтобы убедить кого бы то ни было приобрести для своей домашней видеотеки, скажем, последнюю версию суперблокбастера "Осторожные коготки". Сами узнаете, сами проверите, сами закажете, сами на себя и рекламации писать будете. А в дни моей юности все было иначе: сенсорных проницателей еще не существовало в природе, а на рекламные ролики, которые шли по телевизору, обращали внимание разве что самые прижимистые клиенты, так и не раскошелившиеся на антирекламные приставки. Именно в те годы профессия рекламного агента, лично приходившего в любой дом, чтобы всучить незадачливому хозяину не нужный ему товар, была настолько популярна, что даже дети в детских садах, отвечая на вопрос воспитательницы: "Кем вы хотите быть, ребята, когда вырастете?", хором, хотя их никто этому не учил, восклицали: "Рекламным агентом!" Так что в моем выборе не было ровно ничего удивительного, как бы это ни казалось сейчас странным моим многочисленным читателям. Те, кто тогда жил, прекрасно помнят, например, бум домашних театров - разве мог этот бум состояться, если бы не тысячи рекламщиков вроде меня, на собственном примере объяснявших, что такое домашний театр, чем он отличается от компьютерной реальности и почему играть в Кухонном представлении куда полезнее для здоровья, нежели биться на мечах в виртуальном мире гоблинов и вампиров. Домашний театр был изобретен, когда покупатель несколько пресытился стратификаторами. Сначала, конечно, приходишь в восторг, выяснив, что в тебе находятся восемнадцать (у некоторых - до сотни!) душ, каковыми на деле был ты сам в прошлых и будущих жизнях. Тебе упоительно нравится побыть собой в том образе, какой был у тебя, скажем, в третьей инкарнации, а был ты тогда наложницей фараона Афемиледоменита Второго, о котором не слыхивал ни один историк, настолько это была мелкая и не интересная личность. И понимаешь вдруг, что наложница, бенгальский тигр (седьмая инкарнация), чеченский пастух (инкарнация номер одиннадцать) и все остальные заключенные в тебе личности - это ты сам со всеми своими нынешними пороками и достижениями. И общаясь с пятой или второй инкарнациями, ты с собой и только с собой общаешься и ни с кем больше. Важно не упустить момент и переключиться на рекламу нового товара. Примером тому может служить моя реклама домашних театров времяпрепровождения самого крутого, самого стильного и самого полезного с точки зрения физического здоровья. Захожу я, к примеру, в дом, где живет семья из шести человек - муж с женой, двое их детей (мальчик и девочка), а также вторая инкарнация мужа (базарный торговец из Урарту) и шестая инкарнация жены (домашний питон из террариума султана Эйюба, XI век). В те годы многие так поступали: вызывали к жизни любимые свои инкарнации, а потом отключали стратификаторы, оставляя лишенных будущности бедняг у себя в качестве, если хотите, второго "я". Так вот, вхожу я и вижу, как дочь хозяина Яэль играет со второй инкарнацией собственного папочки в компьютерную игру "Скалолаз", а шестимесячный сыночек Игаль орет не своим голосом (наверняка голосом своей первой инкарнации, уж не знаю, кем она была в той еще жизни). - Послушайте, - говорю я, обращаясь к шестой инкарнации жены, ибо только домашний питон в этом бедламе сохраняет спокойствие, - послушайте, согласие в вашей семье наступит только после того, как вы приобретете новинку: домашний театр для вас всех и для друга дома, если у вас таковой имеется. - Домашний театр? - шипит питон, тупо глядя на меня левым глазом. - Что-то вроде телевизора с заказанным представлением? - Чепуха! - восклицаю я. - Никакого телевизора! Никакого стратификатора! Экологически чистый продукт - он даже мыслей ваших не засоряет, поскольку думаете во время спектакля не вы, а программа-режиссер. - Вот как? - с сомнением шипит питон, и неожиданно в его левом глазу вспыхивает огонек узнавания, да и я начинаю вспоминать: черт подери, так ведь именно проданный лично мной стратификатор стоит у хозяев на журнальном столике! Приходится мгновенно перестраиваться, и я продолжаю, обращаясь к питону: - Вы, конечно, помните, как я продал последнюю модель стратификатора? Именно благодаря ей, этой модели, вы получили возможность жить в нашем замечательном мире! - Сомнительное удовольствие! - шепчет питон и, кажется, готовится броситься мне на шею. Надо полагать, не с дружеским объятием. - Все меняется! - восклицаю я. - На смену стратификаторам пришел домашний театр, и это стоит попробовать! Это нужно попробовать! Если вы все это немедленно не попробуете, жизнь ваша будет так же пресна, как вода в дистилляторе! Питон, конечно, ничего не знает о дистилляторах, я на это и рассчитываю. Пока он соображает (индекс IQ равен 65, на глаз видно), я достаю из сумки присоски-возбуждатели и налепляю на каждого члена семейства, в том числе и на младенца, сразу же прекращающего орать.