Страница:
СПАСТИ ГАЛАКТИКУ
История, о которой я хочу рассказать, произошла вскоре после того, как я вернулся с одной из планет Дельты Ориона. Только не спрашивайте, как эта планета называлась. Я, конечно, помню, поскольку никогда не жаловался на память, но не скажу - мне вовсе не хочется, чтобы кто-нибудь из моих читателей отправился в тот мир и нашел там свою погибель. Уверяю вас, я и сам с трудом спасся, что не делает чести моей сообразительности. Потом, когда-нибудь напомните мне, и я расскажу обо всем, что там происходило но не сейчас. Сейчас мне вспоминается, как я останавливал звездные скопления - это куда более приятные воспоминания. Я отдыхал в своем домике на перекрестке Нахшон. Домик у меня небольшой, в нем всего два этажа и только одна кухня. Он охотно слушается руля, любит летать против ветра, и я частенько разрешаю ему самому выбирать маршрут. Вот он и вывез меня на тот перекресток, где еще в начале ХХI века посадили сосновую рощу. Деревья разрослись, и теперь каждый домовладелец стремится хотя бы раз в году отдохнуть в собственном доме под сенью огромных корабельных сосен. Вид отсюда действительно замечательный - особенно, если смотреть на север, где возвышаются, занимая полнеба, двухкилометровые башни небоскребов Бейт-Шемеша. Так вот, лежу я на диване, матрас фирмы "Аминах" с центром здоровья массирует мне спину, норовя захватить и другие части тела, и вдруг посреди комнаты возникает изображение Анатолия Зубова, известного российского астронома, с которым (я имею в виду, конечно, самого Анатолия, а не его изображение) мы как-то попали в переделку на Марсе. - Вот ты тут прохлаждаешься, - осуждающе сказало изображение, - а нашей Галактике грозит гибель. - О чем это ты? - удивился я. - Совсем недавно я облетел весь галактический экватор. Правда, летел я на дарсанском звездолете, который докучал мне своими изречениями, но все-таки кое-что заметил. А именно: звездный пояс как никогда устойчив. Сверхновые вспыхивают только там, где еще нет развитых цивилизаций. По-моему, с нашей Галактикой все в порядке. - Значит, ты еще не слышал о последнем открытии Мицубиши, - сказало изображение Зубова. - Я имею в виду психодинамические эффекты государственной деятельности. - Не понял, - сказал я и сел. Матрас попытался приподняться, чтобы продолжить массаж, но я оттолкнул его, и он обиженно затих. - Объясняю, - сказало изображение. - Тебе прекрасно известно, что каждый живой индивидуум излучает в пространство биоволны, обладающие энергией. - Еще бы, - заметил я, - я и сам, когда интенсивно думаю, замечаю, как вокруг начинает светиться воздух. - Обнаружено, - продолжало изображение, - что наиболее интенсивно излучают политические деятели. Это естественно - такой уж у этих людей характер, они призваны преобразовывать мир. - Да, да, - нетерпеливо сказал я, - переходи к делу. - Уже перешел. Канава Мицубиши обнаружил, что волны излучений политических деятелей обладают специфической частотой и, достигнув галактической плоскости, объединяются вместе. Происходит резонанс. Излучение как бы усиливает само себя. А поскольку политикой люди занимаются не одно столетие, то... - То это излучение, - закончил я мысль Зубова, - способно сдвинуть горы. - Если бы только горы! - воскликнуло изображение. - Оно оказалось способно сдвигать звезды! И теперь двести тысяч звезд-карликов, расположенных в районе нашего галактического рукава, дрейфуют в сторону скопления Ориона, где, как тебе известно, избыток звезд-гигантов. Ты представляешь, что будет, когда... - Представляю, - прервал я. - Разумная жизнь способна возникнуть лишь в планетных системах звезд-карликов типа нашего Солнца. А излучение звезд-гигантов не позволит образоваться органическим молекулам, и Галактика лишится нескольких тысяч цивилизаций. Кошмар! - О чем я тебе и толкую уже полчаса! - мрачно заявило изображение Зубова. - Чем я могу помочь? - спросил я, поднимаясь с дивана и отбрасывая ногой потянувшийся было за мной матрас. - Подумай, Иона, - вздохнуло изображение. - Мне нечего тебе подсказать. В отличие от тебя, я не умею перемещать звезды. Изображение задрожало (надеюсь, не от холода) и исчезло. - Ты обо мне слишком хорошего мнения, - сказал я в пустоту. Действительно, с чего Зубов взял, что я умею передвигать звезды? Если он имел в виду тот случай, когда я перетащил Сириус Б на более далекую от Сириуса А орбиту, то моей личной заслуги в том почти не было - я просто занялся дрессировкой космических парусников, животных красивых, огромных, но беспросветно глупых, и они заслонили от Сириуса Б поле тяжести А-звезды. Если поле тяжести исчезает, то что делает небесное тело? Вот именно, начинает двигаться по прямой. Что Сириус Б и сделал. Я наблюдал с борта своего корабля и подгонял парусников, которым больше всего хотелось спать, а не экранировать своими крыльями чужие поля тяготения. Может, и сейчас попробовать использовать космических парусников? Подумав, я отбросил эту мысль: животные эти уже сорок лет назад были занесены в красную книгу, их осталось слишком мало для того, чтобы воздействовать сразу на тысячи звезд. Не получится. Нужен был иной выход. Может, попробовать погасить голубые гиганты в Орионе? Если погаснут гиганты, то опасности для звезд-карликов не будет, ну и пусть себе дрейфуют, куда им хочется. Точнее - куда их влекут политические биоволны. Нет, - подумал я, - этот вариант тоже не годится. Во-первых, кто возьмется гасить звезды-гиганты? Лично я на такую авантюру не пойду, у меня нет желания испариться, не долетев даже до звездной хромосферы. А во-вторых, если и найдутся такие камикадзе (людей, готовых пожертвовать жизнью во имя какой-то, чаще всего нелепой цели, во все времена было достаточно), то зачем же губить самое красивое звездное скопление Галактики? Нужно было придумать какое-то нестандартное решение, и я понял, почему именно ко мне обратился Анатолий Зубов со своей просьбой. Кто же, кроме меня, способен в столь критической ситуации придумать идею, совершенно нестандартную, такую, какая никому, кроме Ионы Шекета, и в голову не придет? Давай-ка, друг, рассуждать методически, - сказал себе я и растянулся на диване: когда лежишь, думается лучше, мысли не стекают к ногам, а сосредотачиваются в затылке. Матрас немедленно продолжил свой сеанс массажа, но я уже не получал от этого никакого удовольствия. Если рассуждать методически, то хорошо бы обойтись минимальным воздействием. Особенно если учесть, что я устал после долгой экспедиции, и сейчас у меня просто не было бы сил возиться, к примеру, с дрессировкой космических парусников, даже если бы представилась такая возможность. А если, - подумал я, - попробовать подойти к проблеме с другой стороны? Если оставить звезды в покое, но взяться за политиков? Конечно, наши политики - тоже своего рода звезды со всеми присущими им странностями, пятнами, протуберанцами, вспышками и затмениями. Но с политиками хотя бы иногда можно договориться... О чем? Чтобы они попридержали свою мыслительную деятельность? Легче, наверное, все-таки переместить с места на место все звезды-карлики в пределах двухсот парсеков от Солнца. Я вспомнил, каких усилий мне стоило заставить замолчать депутата Ниссима, решившего использовать кокон времени для того, чтобы... Стоп. Кокон времени. Почему я не подумал о нем сразу? Я повернулся со спины на живот, и матрас принялся массировать меня в таком месте, до которого я даже свою жену Далию допускаю лишь по четным числам нечетных месяцев. Я вскочил с дивана и начал ходить по комнате, вызывая недовольство у мебели, поскольку натыкался на столы, шкафы и стулья, причиняя их здоровью непоправимый вред. Итак, в здании любого парламента на Земле установлены коконы времени, позволяющие депутатам растягивать регламент и вместо положенных трех минут говорить три часа или даже три года. Беда в том, что каждый депутат пользуется коконом времени независимо от своих коллег. В результате мыслительная энергия все равно распыляется и уходит в пространство, приводя Галактику на грань гибели. А если соединить все коконы в одну цепь? Тогда время перемешается, и, скажем, депутат Ниссим будет вынужден говорить свой спич о необходимости принятия конституции перед сенаторами Древнего Рима, а депутат Авраам Линкольн окажется на трибуне иранского парламента в конце ХХ века и станет доказывать преимущества демократии мусульманским фанатикам. Ну и что? Это даже интересно, это расширит кругозор политиков прошлого и заставит политиков наших дней задуматься над тем, что они говорят, стоя на трибуне. Но зато все мыслеволны окажутся перемешаны настолько, что никакой резонанс станет невозможен! Нужно попробовать, - решил я и немедленно отправился в Иерусалим, где как раз заканчивалось дневное заседание кнессета. Депутат Ниссим стоял в коконе времени (по-моему, на его часах пошел уже пятый час выступления) и убеждал коллег отдать наконец Гренландию эскимосам, потому, дескать, что евреи просто не желают жить и творить среди снегов и торосов. Я предъявил свой пропуск и прошел в пультовую, где операторы времени пили чай и травили анекдоты, не обращая никакого внимания на сложную аппаратуру. - Ну-ка, - потребовал я у оператора, сидевшего за главным пультом, ну-ка, надави-ка вон на ту клавишу и передвинь вон тот рычаг! От неожиданности он так и сделал и только потом спросил, а что, собственно, мне здесь нужно. - Уже ничего, - сказал я и покинул помещение. И действительно, дело было сделано: все коконы времени соединились в одну систему, и все парламенты всех времен и народов замкнулись сами на себя. Вам это может показаться удивительным, но парламентарии не обратили на это обстоятельство никакого внимания! Сенат США проголосовал за казнь Марии-Антуанетты, израильский кнессет принял решение об импичменте президента Ельцина, а Народное вече Новгорода Великого наказало русским князьям взять Берлин и арестовать Гитлера. В мире, кстати, тоже никто не заметил, что законы принимают вовсе не те люди, которые были избраны в нужном месте и в нужное время. Перемешались не только речи и законы. Перемешались и биоэнергетические потоки. О резонансе и речи больше быть не могло. И звезды остановились. Скопление красных карликов встало на прикол в сотне парсеков от Солнечной системы, а скопление голубых гигантов и с места не сдвинулось. Я вернулся в свой дом на перекрестке Нахшон и улегся на диван, который немедленно принялся массировать мне затылок, предположив, видимо, что именно эта часть моего тела испытала в последние часы наибольшее напряжение. - Ты молодец, Иона, - произнесло, не поздоровавшись, изображение Анатолия Зубова. - Очень оригинальное решение! Галактика спасена. Правда, теперь нам грозит нашествие звездных парусников, но это мелочь по сравнению со спасением сотен еще не возникших цивилизаций. Конечно же, Зубов оказался не прав. Космические парусники - вовсе не те животные, к которым можно относиться с пренебрежением.
НА ВСЕХ ПАРУСАХ
Некоторые говорят, что межзвездные полеты убили романтику. Дескать, выходила раньше влюбленная парочка на балкон своего блочного дома, смотрела в небо и мечтала, глядя на звезды - загадочные, яркие и слабые. А теперь о чем мечтать, если знаешь, что к этим раскаленным газовым шарам мчатся сотни металлических громадин, влекомых вовсе не игрой фантазии, а жаром атомных реакторов? А как было бы хорошо передвигаться от звезды к звезде на парусниках или даже на байдарках! Сколько романтики... Сколько препятствий, позволяющих каждому мужчине ощутить себя героем, а каждой женщине вообразить себя амазонкой! Так может рассуждать лишь человек, никогда не покидавший Землю. Мне доводилось не раз (и я уже рассказывал об этом) перемещаться от звезды к звезде. Каких только способов я не использовал! Один только дарсанский звездолет чего стоит, не говорю уж о том времени, когда я передвигался вообще на своих двоих - с помощью ранцевых двигателей системы Огорискина-Метелли. Уверяю вас, самое романтичное, что я помню - это полет на огромном суперзвездолете "Иерусалим", вмещающем две с половиной тысячи пассажиров. Стоишь на прогулочной палубе, перед тобой на обзорном экране сияют звезды... совсем так, как если бы ты стоял с дамой сердца на балконе своего блочного дома и мечтал, как мечтали твои предки. Есть, правда, в космосе и другая романтика, но к ней обычно не стремятся те, кто путешествует ради отдыха. Я имею в виду гонки на космических парусниках. Не на тех парусниках, конечно, что выпускает на потребу обывателя Хайфский завод космосудостроения. Я говорю о космических парусниках типа Stellarium erectus mobile, относящихся к подвиду хищников, виду позвоночных и классу углеродоживущих. Мы, звездные путешественники, называем этих животных емким словом "бредуны". Здесь по меньше мере два смысла. Первый: бредуны действительно бредут в космической пыли, не торопясь и не зная цели. И второй смысл: попробовав оседлать бредуна, путешественник обычно начинает бредить, ему мерещится, что он попал в страну своей мечты, стал, допустим, халифом или председателем домового комитета... Трудно потом вернуться к обычному течению жизни. Но приходится, и это главный недостаток общения с бредунами. Я уверен, что никто из моих читателей не видел бредуна живьем, не говоря уж о том, чтобы попытаться оседлать это животное, размер которого превышает три километра. Я же знаю: читатель любит смотреть космические приключения, развалясь на диване... Впрочем, не буду говорить все, что думаю о читателе - в конце концов, для кого же я пишу свои мемуары? Своего первого бредуна я оседлал, когда возвращался на Землю из третьего полета к Дарсану. Звездолет, выданный мне дарсанцами во временное пользование, я вернул законным владельцам, что вызвало со стороны бортового компьютера неадекватную реакцию. Он, бедняга, почему-то решил, что я буду коротать в его обществе весь остаток своей жизни и потому, расставаясь, лил слезы и пытался покончить с собой, отключившись от систем энергопривода. Чтобы избежать сцен, мне пришлось сматываться с Дарсана на первом попавшемся неразговорчивом боте, и половину пути к Солнечной системе я вынужден был общаться с собственным отражением в зеркале. Шла третья неделя полета. Я стоял у иллюминатора, глядел на звезды и пытался понять, какая романтика заключена в этих ярких гвоздях, прибитых на черный бархат небесного... э-э... ну, вы понимаете, что я имею в виду, у меня просто не хватает памяти пересказывать ту романтическую чепуху, которая радовала наших предков. Стою я, смотрю на звезды, и вижу: наплывает на мой корабль какая-то тень, чернее самого пространства. И ощущение возникает соответствующее: будто мир исчез, и ты попал в рай, где с тобой сейчас начнут разговаривать ангелы, начиная от Габриэля и кончая Разиэлем. Хорошо, что я сразу сообразил: мой кораблик оказался на пути движения одного из бредунов, и я могу пережить одно из самых удивительных приключений. Я мигом надел скафандр (в ту пору я еще не поставил себе искусственных легких и вынужден был облачаться в пластик, выходя в космос), открыл люки и вылез на поверхность корабля. Бредун висел над моей головой подобно гигантской простыне с бахромой. Если животное свернется клубочком, то я вместе со звездолетом окажусь внутри, будто в мешке, и бредун сразу начнет меня переваривать... Нет, это была не та смерть, какую можно пожелать порядочному путешественнику его еврейская мама! Я прыгнул и оказался на мягкой поверхности паруса. Собственно, само тело бредуна невелико, по размерам не больше нильского крокодила и по форме похоже. Но вместо лап у бредуна паруса - три полотнища, которые у взрослой особи достигают, как я уже говорил, размеров трех и более километров. Паруса улавливают и отражают свет звезд, как парусные суда девятнадцатого века улавливали ветер. Давление звездного света невелико, и потому бредуны не могут двигаться быстро - никакое животное не в состоянии развить скорость больше трех тысяч километров в секунду. Но и этого достаточно, поверьте мне! Итак, я стоял на пупырчатом теле главного паруса и прекрасно помнил, что мне грозит смертельная опасность: либо я в течение пяти минут обнаружу крокодилью тушку - тело бредуна, либо поплыву по волнам галлюцинаций, и мне станет так хорошо, что я никогда больше не вернусь ни на Землю, ни вообще никуда. Вы пробовали бежать по болоту? Ощущения были именно такими. Я видел небольшой выступ метрах в трехстах - это была голова хищника, она глядела на меня фасетчатым глазом и ждала, когда я впаду в ступор, чтобы поглотить и переварить. Кстати: переваривают бредуны не тело человека, а его жизненный опыт - воспоминания, умения, знания. Делиться всем этим грузом я не собирался, а бежать и хватать зверя за глотку уже и времени не было. И что я мог сделать? Да именно то, что подсказала мне моя богатая фантазия. Я вытащил из карманчика, расположенного на груди скафандра, пистолет с клеящим веществом (используется для латания дыр, пробитых микрометеоритами) и, прицелившись, пальнул прямо в фасеточный глаз животного. Только не спрашивайте, попал я или нет. К вашему сведению: я попадаю с первого выстрела в глаз утки, летящей на высоте полукилометра, и это на Земле, где сила тяжести искажает все траектории. Естественно, я не промахнулся и на этот раз. Клейкое вещество залепило глаз и лишило бредуна возможности видеть то, что происходило вне его сознания. Пришлось бредуну погрузиться в глубину собственного "я", а мне того и было нужно. Теперь все галлюцинации, какие могли возникнуть в подсознании этого животного, всплывали не в мозгу у жертвы (моем - в данном конкретном случае), а в собственном мозгу бредуна. Я до сих пор не знаю, что именно увидел "мой" бредун. Как бы то ни было, конечности его расслабились, и поверхность паруса, на которой я стоял, стала твердой как стол и такой же плоской. Теперь я уже без опаски мог потренироваться в управлении этим удивительным парусом. В запасе у меня было часа два-три, я-то знал, что клей только в инструкции называется вечным, а на самом деле слезная жидкость любого космического животного способна расплавить этот состав - нужно только время. Я подбежал к торчавшей, будто торшер, голове бредуна с залепленным глазом и нашел на лысом черепе два небольших рога: насколько я знал, это были антенны, с помощью которых бредуны связывались между собой. Рожки можно было использовать и иначе: подавая команды на впавший в ступор мозг. Я огляделся - вверху сияла гамма Ориона, а над самой поверхностью паруса мрачно висел Антарес. Он-то мне и был нужен - точнее, давление его красных лучей. Я сдвинул один из рогов на голове бредуна чуть вправо - ровно настолько, чтобы поверхность паруса повернулась на три с половиной градуса, и звездный ветер почувствовал свою силу. О, какое это было ощущение! Парус напрягся подо мной, инерция прижала меня к поверхности, и мы помчались. Я огляделся и немного передвинул рог управления. Поверхность паруса чуть наклонилась, курс изменился, и я увидел Солнце. Еще одно движение рога, и мы мчались уже в направлении Солнечной системы - домой. Естественно, домой ко мне, ибо никто не знает, где находится дом этих крылатых космических тварей. Я был так очарован полетом на бредуне, что из моей головы начисто исчезли всякие мысли о том кораблике, на котором я летел, когда увидел в иллюминатор приближающийся парус. Мой корабль исчез в глубинах космоса, и найти его теперь мог разве что оборудованный поисковой аппаратурой разведчик. Я понял, в какую историю влип, только тогда, когда от фасеточного глаза начали отваливаться один за другим слои клейкого вещества. Сейчас животное придет в себя, увидит меня перед собственным, как говорится, носом и... И все - дни мои будут сочтены, я навсегда останусь здесь в мире галлюцинаций, навеянных сознанием бредуна! Что было делать? Кто-нибудь другой наверняка впал бы в уныние, но опасность лишь придает мне сил. Пока еще поверхность паруса сохраняла твердость металла, я подошел к голове бредуна и плюнул в фасеточный глаз, напоминавший глаз огромной мухи. Немногие это знают, но в космическом холоде человеческая слюна действует не хуже, чем патентованный клей фирмы "Тамбур". Правда, я не подумал в тот момент о том, что нахожусь в скафандре, и в результате оплевал стекло собственного шлема. Но это была небольшая беда - щетки мигом очистили стекло и вывели мою слюну наружу. Остальное было делом техники - глаз бредуна был опять залеплен, животное вновь погрузилось в разглядывание собственных галлюцинаций, а я перевел парус в режим движения по галсам. Кто не знает, что это такое, пусть спросит у капитана любого из клиперов, бороздивших просторы Индийского океана в конце XIX века. Да, это было давно, и капитаны клиперов давно умерли, но это уже не мои проблемы, верно? Ровно через двое суток я подвел своего бредуна к орбитальной станции Плутона и напоследок еще раз плюнул в глаз животного, чтобы у диспетчеров было время закончить швартовочные операции. Меня встретили как героя, но все эти церемонии меня совершенно не интересовали. Я ведь болше двух суток провел в скафандре и ничего не ел, поскольку перед выходом забыл наполнить пищевые контейнеры. Поэтому я воздал должное бифштексу и под одобрительные возгласы экипажа орбитальной станции позволил своей записной книжке рассказать о моих приключениях. Она, как обычно, все перепутала и вместо рассказа о полете на космическом парусе выдала историю моей экспедиции к выборщикам Альдебарана.
ВЫБОР
В планетную систему Альдебарана я попал совершенно случайно. Обычно мои "случайности" бывают хорошо организованы, но в тот раз действительно произошла чудовищная накладка. Я направлялся на планету Дарсан, чтобы вернуть наконец звездолет, который был мне одолжен года за два до описываемых событий. Дарсанский звездолет - существо непредсказуемое, он может быть точен, как лучшие часы, но может взбрыкнуть подобно дареному коню и отправиться совсем не туда, куда вам нужно. Я давно хотел от не избравиться, и он это понимал, а потому делал все от него зависящее, чтобы отдалить возвращение на родную планету. На полпути от Земли к Дарсану расположена небольшая черная дыра, примерно сотня миллионов тонн по массе, размером чуть больше булавочной головки. Заметить ее довольно сложно, вот звездолет и сделал вид, что не заметил. Черные дыры, кстати говоря, - объекты еще более непредсказуемые, чем дарсанские звездолеты. Поэтому я решительно не могу сказать, как получилось, что, выбравшись из гравитационной ямы, мы оказались не в окрестностях Дарсана, а на въезде в планетную систему Альдебарана. Для моего звездолета это был еще больший сюрприз - всем известно, что дарсанцы издавна недолюбливают альдебаранцев, хотя причин подобной антипатии не могли бы назвать ни те, ни другие. Это естественно: любовь, как и ее отсутствие, не поддаются логическому анализу. Итак, мы оказались, сами того не желая, на задворках системы Альдебарана, и первое, что я услышал, придя в себя от неожиданности, было: - Эй, на звездолете! Котлы погасить, встать на якорь! Экипажу прибыть на базу в шлюпке без сопровождения! Распоряжаются, будто у себя дома! Пришлось подчиниться. Надо сказать, что сделал я это не без удовольствия - очень хотелось хотя бы несколько часов не слышать словесных упражнений дарсанского компьютера, управлявшего звездолетом так, будто на борту никогда не было и не будет живого экипажа. Альдебаранская база размещалась на астероиде, силой тяжести там даже не пахло, а искусственная гравитация здесь, видимо, была не в чести. Я не большой поклонник невесомости и потому дал волю раздражению, оказавшись в диспетчерской. - Что вы себе позволяете? - раскричался я. - Мое имя Иона Шекет, и я веду корабль на Дарсан! - Замечательно! - обрадовался диспетчер, небольшого роста хлородышащее существо с тремя хвостами вместо двух глаз.
История, о которой я хочу рассказать, произошла вскоре после того, как я вернулся с одной из планет Дельты Ориона. Только не спрашивайте, как эта планета называлась. Я, конечно, помню, поскольку никогда не жаловался на память, но не скажу - мне вовсе не хочется, чтобы кто-нибудь из моих читателей отправился в тот мир и нашел там свою погибель. Уверяю вас, я и сам с трудом спасся, что не делает чести моей сообразительности. Потом, когда-нибудь напомните мне, и я расскажу обо всем, что там происходило но не сейчас. Сейчас мне вспоминается, как я останавливал звездные скопления - это куда более приятные воспоминания. Я отдыхал в своем домике на перекрестке Нахшон. Домик у меня небольшой, в нем всего два этажа и только одна кухня. Он охотно слушается руля, любит летать против ветра, и я частенько разрешаю ему самому выбирать маршрут. Вот он и вывез меня на тот перекресток, где еще в начале ХХI века посадили сосновую рощу. Деревья разрослись, и теперь каждый домовладелец стремится хотя бы раз в году отдохнуть в собственном доме под сенью огромных корабельных сосен. Вид отсюда действительно замечательный - особенно, если смотреть на север, где возвышаются, занимая полнеба, двухкилометровые башни небоскребов Бейт-Шемеша. Так вот, лежу я на диване, матрас фирмы "Аминах" с центром здоровья массирует мне спину, норовя захватить и другие части тела, и вдруг посреди комнаты возникает изображение Анатолия Зубова, известного российского астронома, с которым (я имею в виду, конечно, самого Анатолия, а не его изображение) мы как-то попали в переделку на Марсе. - Вот ты тут прохлаждаешься, - осуждающе сказало изображение, - а нашей Галактике грозит гибель. - О чем это ты? - удивился я. - Совсем недавно я облетел весь галактический экватор. Правда, летел я на дарсанском звездолете, который докучал мне своими изречениями, но все-таки кое-что заметил. А именно: звездный пояс как никогда устойчив. Сверхновые вспыхивают только там, где еще нет развитых цивилизаций. По-моему, с нашей Галактикой все в порядке. - Значит, ты еще не слышал о последнем открытии Мицубиши, - сказало изображение Зубова. - Я имею в виду психодинамические эффекты государственной деятельности. - Не понял, - сказал я и сел. Матрас попытался приподняться, чтобы продолжить массаж, но я оттолкнул его, и он обиженно затих. - Объясняю, - сказало изображение. - Тебе прекрасно известно, что каждый живой индивидуум излучает в пространство биоволны, обладающие энергией. - Еще бы, - заметил я, - я и сам, когда интенсивно думаю, замечаю, как вокруг начинает светиться воздух. - Обнаружено, - продолжало изображение, - что наиболее интенсивно излучают политические деятели. Это естественно - такой уж у этих людей характер, они призваны преобразовывать мир. - Да, да, - нетерпеливо сказал я, - переходи к делу. - Уже перешел. Канава Мицубиши обнаружил, что волны излучений политических деятелей обладают специфической частотой и, достигнув галактической плоскости, объединяются вместе. Происходит резонанс. Излучение как бы усиливает само себя. А поскольку политикой люди занимаются не одно столетие, то... - То это излучение, - закончил я мысль Зубова, - способно сдвинуть горы. - Если бы только горы! - воскликнуло изображение. - Оно оказалось способно сдвигать звезды! И теперь двести тысяч звезд-карликов, расположенных в районе нашего галактического рукава, дрейфуют в сторону скопления Ориона, где, как тебе известно, избыток звезд-гигантов. Ты представляешь, что будет, когда... - Представляю, - прервал я. - Разумная жизнь способна возникнуть лишь в планетных системах звезд-карликов типа нашего Солнца. А излучение звезд-гигантов не позволит образоваться органическим молекулам, и Галактика лишится нескольких тысяч цивилизаций. Кошмар! - О чем я тебе и толкую уже полчаса! - мрачно заявило изображение Зубова. - Чем я могу помочь? - спросил я, поднимаясь с дивана и отбрасывая ногой потянувшийся было за мной матрас. - Подумай, Иона, - вздохнуло изображение. - Мне нечего тебе подсказать. В отличие от тебя, я не умею перемещать звезды. Изображение задрожало (надеюсь, не от холода) и исчезло. - Ты обо мне слишком хорошего мнения, - сказал я в пустоту. Действительно, с чего Зубов взял, что я умею передвигать звезды? Если он имел в виду тот случай, когда я перетащил Сириус Б на более далекую от Сириуса А орбиту, то моей личной заслуги в том почти не было - я просто занялся дрессировкой космических парусников, животных красивых, огромных, но беспросветно глупых, и они заслонили от Сириуса Б поле тяжести А-звезды. Если поле тяжести исчезает, то что делает небесное тело? Вот именно, начинает двигаться по прямой. Что Сириус Б и сделал. Я наблюдал с борта своего корабля и подгонял парусников, которым больше всего хотелось спать, а не экранировать своими крыльями чужие поля тяготения. Может, и сейчас попробовать использовать космических парусников? Подумав, я отбросил эту мысль: животные эти уже сорок лет назад были занесены в красную книгу, их осталось слишком мало для того, чтобы воздействовать сразу на тысячи звезд. Не получится. Нужен был иной выход. Может, попробовать погасить голубые гиганты в Орионе? Если погаснут гиганты, то опасности для звезд-карликов не будет, ну и пусть себе дрейфуют, куда им хочется. Точнее - куда их влекут политические биоволны. Нет, - подумал я, - этот вариант тоже не годится. Во-первых, кто возьмется гасить звезды-гиганты? Лично я на такую авантюру не пойду, у меня нет желания испариться, не долетев даже до звездной хромосферы. А во-вторых, если и найдутся такие камикадзе (людей, готовых пожертвовать жизнью во имя какой-то, чаще всего нелепой цели, во все времена было достаточно), то зачем же губить самое красивое звездное скопление Галактики? Нужно было придумать какое-то нестандартное решение, и я понял, почему именно ко мне обратился Анатолий Зубов со своей просьбой. Кто же, кроме меня, способен в столь критической ситуации придумать идею, совершенно нестандартную, такую, какая никому, кроме Ионы Шекета, и в голову не придет? Давай-ка, друг, рассуждать методически, - сказал себе я и растянулся на диване: когда лежишь, думается лучше, мысли не стекают к ногам, а сосредотачиваются в затылке. Матрас немедленно продолжил свой сеанс массажа, но я уже не получал от этого никакого удовольствия. Если рассуждать методически, то хорошо бы обойтись минимальным воздействием. Особенно если учесть, что я устал после долгой экспедиции, и сейчас у меня просто не было бы сил возиться, к примеру, с дрессировкой космических парусников, даже если бы представилась такая возможность. А если, - подумал я, - попробовать подойти к проблеме с другой стороны? Если оставить звезды в покое, но взяться за политиков? Конечно, наши политики - тоже своего рода звезды со всеми присущими им странностями, пятнами, протуберанцами, вспышками и затмениями. Но с политиками хотя бы иногда можно договориться... О чем? Чтобы они попридержали свою мыслительную деятельность? Легче, наверное, все-таки переместить с места на место все звезды-карлики в пределах двухсот парсеков от Солнца. Я вспомнил, каких усилий мне стоило заставить замолчать депутата Ниссима, решившего использовать кокон времени для того, чтобы... Стоп. Кокон времени. Почему я не подумал о нем сразу? Я повернулся со спины на живот, и матрас принялся массировать меня в таком месте, до которого я даже свою жену Далию допускаю лишь по четным числам нечетных месяцев. Я вскочил с дивана и начал ходить по комнате, вызывая недовольство у мебели, поскольку натыкался на столы, шкафы и стулья, причиняя их здоровью непоправимый вред. Итак, в здании любого парламента на Земле установлены коконы времени, позволяющие депутатам растягивать регламент и вместо положенных трех минут говорить три часа или даже три года. Беда в том, что каждый депутат пользуется коконом времени независимо от своих коллег. В результате мыслительная энергия все равно распыляется и уходит в пространство, приводя Галактику на грань гибели. А если соединить все коконы в одну цепь? Тогда время перемешается, и, скажем, депутат Ниссим будет вынужден говорить свой спич о необходимости принятия конституции перед сенаторами Древнего Рима, а депутат Авраам Линкольн окажется на трибуне иранского парламента в конце ХХ века и станет доказывать преимущества демократии мусульманским фанатикам. Ну и что? Это даже интересно, это расширит кругозор политиков прошлого и заставит политиков наших дней задуматься над тем, что они говорят, стоя на трибуне. Но зато все мыслеволны окажутся перемешаны настолько, что никакой резонанс станет невозможен! Нужно попробовать, - решил я и немедленно отправился в Иерусалим, где как раз заканчивалось дневное заседание кнессета. Депутат Ниссим стоял в коконе времени (по-моему, на его часах пошел уже пятый час выступления) и убеждал коллег отдать наконец Гренландию эскимосам, потому, дескать, что евреи просто не желают жить и творить среди снегов и торосов. Я предъявил свой пропуск и прошел в пультовую, где операторы времени пили чай и травили анекдоты, не обращая никакого внимания на сложную аппаратуру. - Ну-ка, - потребовал я у оператора, сидевшего за главным пультом, ну-ка, надави-ка вон на ту клавишу и передвинь вон тот рычаг! От неожиданности он так и сделал и только потом спросил, а что, собственно, мне здесь нужно. - Уже ничего, - сказал я и покинул помещение. И действительно, дело было сделано: все коконы времени соединились в одну систему, и все парламенты всех времен и народов замкнулись сами на себя. Вам это может показаться удивительным, но парламентарии не обратили на это обстоятельство никакого внимания! Сенат США проголосовал за казнь Марии-Антуанетты, израильский кнессет принял решение об импичменте президента Ельцина, а Народное вече Новгорода Великого наказало русским князьям взять Берлин и арестовать Гитлера. В мире, кстати, тоже никто не заметил, что законы принимают вовсе не те люди, которые были избраны в нужном месте и в нужное время. Перемешались не только речи и законы. Перемешались и биоэнергетические потоки. О резонансе и речи больше быть не могло. И звезды остановились. Скопление красных карликов встало на прикол в сотне парсеков от Солнечной системы, а скопление голубых гигантов и с места не сдвинулось. Я вернулся в свой дом на перекрестке Нахшон и улегся на диван, который немедленно принялся массировать мне затылок, предположив, видимо, что именно эта часть моего тела испытала в последние часы наибольшее напряжение. - Ты молодец, Иона, - произнесло, не поздоровавшись, изображение Анатолия Зубова. - Очень оригинальное решение! Галактика спасена. Правда, теперь нам грозит нашествие звездных парусников, но это мелочь по сравнению со спасением сотен еще не возникших цивилизаций. Конечно же, Зубов оказался не прав. Космические парусники - вовсе не те животные, к которым можно относиться с пренебрежением.
НА ВСЕХ ПАРУСАХ
Некоторые говорят, что межзвездные полеты убили романтику. Дескать, выходила раньше влюбленная парочка на балкон своего блочного дома, смотрела в небо и мечтала, глядя на звезды - загадочные, яркие и слабые. А теперь о чем мечтать, если знаешь, что к этим раскаленным газовым шарам мчатся сотни металлических громадин, влекомых вовсе не игрой фантазии, а жаром атомных реакторов? А как было бы хорошо передвигаться от звезды к звезде на парусниках или даже на байдарках! Сколько романтики... Сколько препятствий, позволяющих каждому мужчине ощутить себя героем, а каждой женщине вообразить себя амазонкой! Так может рассуждать лишь человек, никогда не покидавший Землю. Мне доводилось не раз (и я уже рассказывал об этом) перемещаться от звезды к звезде. Каких только способов я не использовал! Один только дарсанский звездолет чего стоит, не говорю уж о том времени, когда я передвигался вообще на своих двоих - с помощью ранцевых двигателей системы Огорискина-Метелли. Уверяю вас, самое романтичное, что я помню - это полет на огромном суперзвездолете "Иерусалим", вмещающем две с половиной тысячи пассажиров. Стоишь на прогулочной палубе, перед тобой на обзорном экране сияют звезды... совсем так, как если бы ты стоял с дамой сердца на балконе своего блочного дома и мечтал, как мечтали твои предки. Есть, правда, в космосе и другая романтика, но к ней обычно не стремятся те, кто путешествует ради отдыха. Я имею в виду гонки на космических парусниках. Не на тех парусниках, конечно, что выпускает на потребу обывателя Хайфский завод космосудостроения. Я говорю о космических парусниках типа Stellarium erectus mobile, относящихся к подвиду хищников, виду позвоночных и классу углеродоживущих. Мы, звездные путешественники, называем этих животных емким словом "бредуны". Здесь по меньше мере два смысла. Первый: бредуны действительно бредут в космической пыли, не торопясь и не зная цели. И второй смысл: попробовав оседлать бредуна, путешественник обычно начинает бредить, ему мерещится, что он попал в страну своей мечты, стал, допустим, халифом или председателем домового комитета... Трудно потом вернуться к обычному течению жизни. Но приходится, и это главный недостаток общения с бредунами. Я уверен, что никто из моих читателей не видел бредуна живьем, не говоря уж о том, чтобы попытаться оседлать это животное, размер которого превышает три километра. Я же знаю: читатель любит смотреть космические приключения, развалясь на диване... Впрочем, не буду говорить все, что думаю о читателе - в конце концов, для кого же я пишу свои мемуары? Своего первого бредуна я оседлал, когда возвращался на Землю из третьего полета к Дарсану. Звездолет, выданный мне дарсанцами во временное пользование, я вернул законным владельцам, что вызвало со стороны бортового компьютера неадекватную реакцию. Он, бедняга, почему-то решил, что я буду коротать в его обществе весь остаток своей жизни и потому, расставаясь, лил слезы и пытался покончить с собой, отключившись от систем энергопривода. Чтобы избежать сцен, мне пришлось сматываться с Дарсана на первом попавшемся неразговорчивом боте, и половину пути к Солнечной системе я вынужден был общаться с собственным отражением в зеркале. Шла третья неделя полета. Я стоял у иллюминатора, глядел на звезды и пытался понять, какая романтика заключена в этих ярких гвоздях, прибитых на черный бархат небесного... э-э... ну, вы понимаете, что я имею в виду, у меня просто не хватает памяти пересказывать ту романтическую чепуху, которая радовала наших предков. Стою я, смотрю на звезды, и вижу: наплывает на мой корабль какая-то тень, чернее самого пространства. И ощущение возникает соответствующее: будто мир исчез, и ты попал в рай, где с тобой сейчас начнут разговаривать ангелы, начиная от Габриэля и кончая Разиэлем. Хорошо, что я сразу сообразил: мой кораблик оказался на пути движения одного из бредунов, и я могу пережить одно из самых удивительных приключений. Я мигом надел скафандр (в ту пору я еще не поставил себе искусственных легких и вынужден был облачаться в пластик, выходя в космос), открыл люки и вылез на поверхность корабля. Бредун висел над моей головой подобно гигантской простыне с бахромой. Если животное свернется клубочком, то я вместе со звездолетом окажусь внутри, будто в мешке, и бредун сразу начнет меня переваривать... Нет, это была не та смерть, какую можно пожелать порядочному путешественнику его еврейская мама! Я прыгнул и оказался на мягкой поверхности паруса. Собственно, само тело бредуна невелико, по размерам не больше нильского крокодила и по форме похоже. Но вместо лап у бредуна паруса - три полотнища, которые у взрослой особи достигают, как я уже говорил, размеров трех и более километров. Паруса улавливают и отражают свет звезд, как парусные суда девятнадцатого века улавливали ветер. Давление звездного света невелико, и потому бредуны не могут двигаться быстро - никакое животное не в состоянии развить скорость больше трех тысяч километров в секунду. Но и этого достаточно, поверьте мне! Итак, я стоял на пупырчатом теле главного паруса и прекрасно помнил, что мне грозит смертельная опасность: либо я в течение пяти минут обнаружу крокодилью тушку - тело бредуна, либо поплыву по волнам галлюцинаций, и мне станет так хорошо, что я никогда больше не вернусь ни на Землю, ни вообще никуда. Вы пробовали бежать по болоту? Ощущения были именно такими. Я видел небольшой выступ метрах в трехстах - это была голова хищника, она глядела на меня фасетчатым глазом и ждала, когда я впаду в ступор, чтобы поглотить и переварить. Кстати: переваривают бредуны не тело человека, а его жизненный опыт - воспоминания, умения, знания. Делиться всем этим грузом я не собирался, а бежать и хватать зверя за глотку уже и времени не было. И что я мог сделать? Да именно то, что подсказала мне моя богатая фантазия. Я вытащил из карманчика, расположенного на груди скафандра, пистолет с клеящим веществом (используется для латания дыр, пробитых микрометеоритами) и, прицелившись, пальнул прямо в фасеточный глаз животного. Только не спрашивайте, попал я или нет. К вашему сведению: я попадаю с первого выстрела в глаз утки, летящей на высоте полукилометра, и это на Земле, где сила тяжести искажает все траектории. Естественно, я не промахнулся и на этот раз. Клейкое вещество залепило глаз и лишило бредуна возможности видеть то, что происходило вне его сознания. Пришлось бредуну погрузиться в глубину собственного "я", а мне того и было нужно. Теперь все галлюцинации, какие могли возникнуть в подсознании этого животного, всплывали не в мозгу у жертвы (моем - в данном конкретном случае), а в собственном мозгу бредуна. Я до сих пор не знаю, что именно увидел "мой" бредун. Как бы то ни было, конечности его расслабились, и поверхность паруса, на которой я стоял, стала твердой как стол и такой же плоской. Теперь я уже без опаски мог потренироваться в управлении этим удивительным парусом. В запасе у меня было часа два-три, я-то знал, что клей только в инструкции называется вечным, а на самом деле слезная жидкость любого космического животного способна расплавить этот состав - нужно только время. Я подбежал к торчавшей, будто торшер, голове бредуна с залепленным глазом и нашел на лысом черепе два небольших рога: насколько я знал, это были антенны, с помощью которых бредуны связывались между собой. Рожки можно было использовать и иначе: подавая команды на впавший в ступор мозг. Я огляделся - вверху сияла гамма Ориона, а над самой поверхностью паруса мрачно висел Антарес. Он-то мне и был нужен - точнее, давление его красных лучей. Я сдвинул один из рогов на голове бредуна чуть вправо - ровно настолько, чтобы поверхность паруса повернулась на три с половиной градуса, и звездный ветер почувствовал свою силу. О, какое это было ощущение! Парус напрягся подо мной, инерция прижала меня к поверхности, и мы помчались. Я огляделся и немного передвинул рог управления. Поверхность паруса чуть наклонилась, курс изменился, и я увидел Солнце. Еще одно движение рога, и мы мчались уже в направлении Солнечной системы - домой. Естественно, домой ко мне, ибо никто не знает, где находится дом этих крылатых космических тварей. Я был так очарован полетом на бредуне, что из моей головы начисто исчезли всякие мысли о том кораблике, на котором я летел, когда увидел в иллюминатор приближающийся парус. Мой корабль исчез в глубинах космоса, и найти его теперь мог разве что оборудованный поисковой аппаратурой разведчик. Я понял, в какую историю влип, только тогда, когда от фасеточного глаза начали отваливаться один за другим слои клейкого вещества. Сейчас животное придет в себя, увидит меня перед собственным, как говорится, носом и... И все - дни мои будут сочтены, я навсегда останусь здесь в мире галлюцинаций, навеянных сознанием бредуна! Что было делать? Кто-нибудь другой наверняка впал бы в уныние, но опасность лишь придает мне сил. Пока еще поверхность паруса сохраняла твердость металла, я подошел к голове бредуна и плюнул в фасеточный глаз, напоминавший глаз огромной мухи. Немногие это знают, но в космическом холоде человеческая слюна действует не хуже, чем патентованный клей фирмы "Тамбур". Правда, я не подумал в тот момент о том, что нахожусь в скафандре, и в результате оплевал стекло собственного шлема. Но это была небольшая беда - щетки мигом очистили стекло и вывели мою слюну наружу. Остальное было делом техники - глаз бредуна был опять залеплен, животное вновь погрузилось в разглядывание собственных галлюцинаций, а я перевел парус в режим движения по галсам. Кто не знает, что это такое, пусть спросит у капитана любого из клиперов, бороздивших просторы Индийского океана в конце XIX века. Да, это было давно, и капитаны клиперов давно умерли, но это уже не мои проблемы, верно? Ровно через двое суток я подвел своего бредуна к орбитальной станции Плутона и напоследок еще раз плюнул в глаз животного, чтобы у диспетчеров было время закончить швартовочные операции. Меня встретили как героя, но все эти церемонии меня совершенно не интересовали. Я ведь болше двух суток провел в скафандре и ничего не ел, поскольку перед выходом забыл наполнить пищевые контейнеры. Поэтому я воздал должное бифштексу и под одобрительные возгласы экипажа орбитальной станции позволил своей записной книжке рассказать о моих приключениях. Она, как обычно, все перепутала и вместо рассказа о полете на космическом парусе выдала историю моей экспедиции к выборщикам Альдебарана.
ВЫБОР
В планетную систему Альдебарана я попал совершенно случайно. Обычно мои "случайности" бывают хорошо организованы, но в тот раз действительно произошла чудовищная накладка. Я направлялся на планету Дарсан, чтобы вернуть наконец звездолет, который был мне одолжен года за два до описываемых событий. Дарсанский звездолет - существо непредсказуемое, он может быть точен, как лучшие часы, но может взбрыкнуть подобно дареному коню и отправиться совсем не туда, куда вам нужно. Я давно хотел от не избравиться, и он это понимал, а потому делал все от него зависящее, чтобы отдалить возвращение на родную планету. На полпути от Земли к Дарсану расположена небольшая черная дыра, примерно сотня миллионов тонн по массе, размером чуть больше булавочной головки. Заметить ее довольно сложно, вот звездолет и сделал вид, что не заметил. Черные дыры, кстати говоря, - объекты еще более непредсказуемые, чем дарсанские звездолеты. Поэтому я решительно не могу сказать, как получилось, что, выбравшись из гравитационной ямы, мы оказались не в окрестностях Дарсана, а на въезде в планетную систему Альдебарана. Для моего звездолета это был еще больший сюрприз - всем известно, что дарсанцы издавна недолюбливают альдебаранцев, хотя причин подобной антипатии не могли бы назвать ни те, ни другие. Это естественно: любовь, как и ее отсутствие, не поддаются логическому анализу. Итак, мы оказались, сами того не желая, на задворках системы Альдебарана, и первое, что я услышал, придя в себя от неожиданности, было: - Эй, на звездолете! Котлы погасить, встать на якорь! Экипажу прибыть на базу в шлюпке без сопровождения! Распоряжаются, будто у себя дома! Пришлось подчиниться. Надо сказать, что сделал я это не без удовольствия - очень хотелось хотя бы несколько часов не слышать словесных упражнений дарсанского компьютера, управлявшего звездолетом так, будто на борту никогда не было и не будет живого экипажа. Альдебаранская база размещалась на астероиде, силой тяжести там даже не пахло, а искусственная гравитация здесь, видимо, была не в чести. Я не большой поклонник невесомости и потому дал волю раздражению, оказавшись в диспетчерской. - Что вы себе позволяете? - раскричался я. - Мое имя Иона Шекет, и я веду корабль на Дарсан! - Замечательно! - обрадовался диспетчер, небольшого роста хлородышащее существо с тремя хвостами вместо двух глаз.