Бот бормотал и пульсировал. Вырывавшийся из двигателя пар, конденсируя, оставлял позади едва заметную белую струю. Она рассеивалась едва ли не быстрей, чем образовывалась, но тем не менее дымка скрыла позади шар «Чинука». Вернувшийся вес прижал исследователей к сиденью. Ускорение пока не создавало земного тяготения, но уже было ощутимо: следовало успеть спуститься вниз как раз после местного рассвета. Руэда весьма сухо обменивался информацией с кораблем — нереально звучащее облигато. Он закончил разговор как будто бы с облегчением, — пока все шло удовлетворительно. И наконец утихомирился подобно своим компаньонам. Свечение планеты облачком окружило лысину. Потом Руэда негромко сказал:
   — Матерь Божья! Увидев такое, человек может умереть спокойно.
   Дозса отвечал кислой ухмылкой и проговорил со сделавшимся еще более явным акцентом:
   — Возможно. Только у меня дома остались жена и дети… так что все, ныне происходящее с нами, я бы хотел вспоминать как пережитое в прошлом.
   Руэда удивленно спросил:
   — Зачем ты тогда полетел?
   — А что мне еще оставалось? Мир этот необходимо исследовать, а у меня для этого самая подходящая квалификация. — Пилотировал бот Дозса очень грамотно. Помимо опыта он, как поклонник боевых единоборств, обладал нужной силой и сноровкой. — Не стоит понимать меня не правильно, Карлос; я не боюсь… напротив — рад вызову. Но еще больше радовался бы ему в ретроспективе. — Дозса перекрестился. — Или в последующей жизни, если Господь не пошлет нам удачи. По крайней мере, наша смерть будет чистой и быстрой.
   — Угу, — едва слышно прошептала Кейтлин. — Звезда, упавшая с неба… не самая мучительная кончина.
   — Но в подобном полете чувствуешь себя ближе к Богу, — заметил Руэда так же тихо. — Только Он в космосе совсем не тот добрый старый Отец, о котором монахини говорили мне в школе; здесь он более велик, чем Господь, к которому взывает наш священник.
   — Да, Господь более чем велик, — отвечал Дозса. — Кейтлин, язычница, а ведь и ты должна была слышать Его в детстве?
   Она покачала головой. Расчесанные волосы отливали медью.
   — Нет. Наверно потому, что Ирландия была для меня тогда слишком католической; что наши хотели возродить после Бед, и сохранить веру после пришествия Иных… А я рождена мятежницей. Но пыл мой угас.
   Дозса улыбнулся:
   — Не будем спорить. У нас тоже нет на это энергии. Если ты не против, я помяну тебя в своих молитвах; настало время тихо молиться.
   Руэда обернулся к Кейтлин:
   — А во что ты веруешь, если можно, ответь?
   — В жизнь, — просто сказала она.
   Люди замолчали, наблюдая за приближающейся планетой, на которой ночь отступала и свет набирал силу. Наконец из громкоговорителя послышался свежий набор вопросов, требовавших подтверждения выполнения плана полета.
   Дав ответ, Руэда заметил:
   — Это было излишне, мои друзья.
   Джоэль сменил Бродерсен. Голос его был почти неузнаваем:
   — Моя вина, я настоял. С вами действительно все в порядке?
   — Лучше не бывает, дорогой мой, — смело ответила Кейтлин, — только тебя нет. Да и в кабине негде пристроиться. Расстели постель к моему возвращению. Смотри, не забудь.
   — Пиджин, пожалуйста…
   — Прости, — она потянулась к громкоговорителю, словно к нему. — Не волнуйся. Конечно, и я сама боялась бы за тебя, если бы это ты был сейчас на моем месте. Не будь эгоистом, радуйся, что мне выпало столь невероятное приключение.
   — Я… стараюсь…
   — Нет, это больше чем приключение. Это магия, которой даже не представляли себе в Тир-на-нОге. Знаешь, я как раз думала, что для нашей планеты необходимо имя. Если мы и найдем дорогу ее людям, то, конечно, не сможем произнести то имя, которым ее здесь называют.
   Бродерсен помедлил. — Ну и?..
   — Я вспомнила Дану, богиню-матерь Туата де Данан, ставших великими Сидами.
   — Гром и молнии, решено! — отчеканил он.
   Атмосфера встретила «Вилливо» резче, чем над Деметрой; гравитация сильнее сжимала здесь газ. И траектория и вектора рассчитывались с учетом этого факта. Полет постоянно контролировала Джоэль, голотевтически связанная с приборами, Фиделио же передавал работавшим на них операторам, что нужно искать. Иначе спуск мог бы сделаться опасным.
   Уже в первый час спуска Дозсе пришлось напрячь силы до пределов, еще не достигавшихся им. Руэда был не менее загружен: он переговаривался с кораблем, помогал вести бот. Кабина уже пропахла мужским потом… ее наполнял чудовищный рев, визг, грохот и посвист. Собственный вес давил людей: тяжесть тела уже в два с половиной раза превышала ту, которую положено переносить человеческой расе, каждый палец сделался неподъемным, шея с трудом удерживала голову на месте, внутренности опускались, сердце перенапрягалось, ребрам было больно от дыхания, рот пересыхал, а горло перехватывало.
   Такого не могло случиться ни на экспериментальной центрифуге, ни на борту сторожевика, идущего под полным ускорением, когда человек мог сидеть или лежать по своей воле. Дану ярилась. Столкновение со стратосферой потрясло корабль, заскакавший словно мустанг. Опустившись еще ниже, уже сбавив скорость, бот попал в объятия ветров, немедленно закруживших корабль. Он мог бы потерять крылья, если бы не искусство пилотов, старательно поддерживавших нужный угол встречи. Бот, рассчитанный для посадки на подобных Земле мирах, здесь обладал скверной аэродинамикой; мастерство пилотов с трудом компенсировало его неповоротливость; здешнее небо было полностью незнакомо людям.
   Но однажды даже сама Джоэль испытала миг удивления, испытав ощущение, которое не могла предсказать заранее. При всей быстроте ее реакции, нужно было говорить, а слова съедали секунды. Находясь на бетанском корабле, она бы могла перевести на себя все управление, слиться с ботом. Дозсе и Руэде приходилось справляться в меру своих возможностей и рассчитывать на ее указания.
   Дважды бот пронзили грозы. Поначалу они погружались во тьму, а потом молнии превращали летучие клочья в облака света. Гром бил так, что даже казалось: бот вдруг очутился внутри пушки. Ветры дергали и грохотали. Очередное падение в турбулентный вихрь болезненно било по позвоночнику людей. Крен, тангаж, рысканье бросали их тела на ремни. Но потом по корпусу загрохотал не град — камнепад. И вдруг вселенский потоп — как в Ноевы времена — поглотил бот.
   Все это время Кейтлин лишь наблюдала; ей нечего было делать, она могла разве что прикосновением привлечь внимание пилотов к чему-то зловещему: облаку высотой в гору, турбулентному вихрю, змеиному гнезду молний или просто бушеванию атмосферы, для которого у землян не было подходящего слова. Во всем прочем она старалась не тревожить мужчин, наблюдала, целиком отдавшись переживаниям, и смеялась от счастья.
   Но «Вилливо» пробился. Иногда успех казался сомнительным, хотя вычисления Джоэль почти гарантировали его. Итак, свершилось! На высотах, откуда шли передачи, бот обрел покой. Здесь атмосфера сделалась густой и теплой и никуда не торопилась. Снизу поднимались тепловые потоки, помогая держаться на плаву. Можно было даже передать управление автопилоту. Бот нежился, описывая широкую окружность, люди начали собственную передачу на различных частотах. Луч понес вверх сухой голос Руэды:
   — Мы в безопасности — мы в безопасности. Дайте нам несколько минут отдохнуть, и мы отчитаемся.
   Подобно Дозсе он опустил подбородок на грудь. Кейтлин пригнулась вперед, чтобы прикоснуться к обоим мужчинам.
   — Устали, мои бедняги… — Она умолкла, осознавая происходящее. Без усилителей света она была бы слепа, но с помощью приборов видела отлично. Все вокруг было настолько чуждым, что Кейтлин потребовалось некоторое время, чтобы зрение действительно могло функционировать. Но красота прихлынула сразу.
   Фиолетовое над головой, небо становилось индиговым на горизонте, по нему скитались одинокие облака — словно воздушные замки, цветом напоминавшие закат в Колорадо; высоко стояло солнце, окруженное радужным кольцом. Под ботом, подобно океану, легла облачная пелена, но по этому пейзажу никогда не плавали люди. Над царственным простором поднимались пики, его прорезали каньоны, дымящиеся равнины стекали огромными водопадами; бесконечное разнообразие не повторялось нигде. Золотой простор оттеняла охра, украшали голубые, зеленые и бурые полосы, тени скрывали тайну.
   Вдали пролетела стая существ. Были они крылаты, или же их несли плавники? Но стая пронеслась слишком быстро, — только блеснули бока.
   Снаружи, убаюкивая, запел тихий ветер. Кейтлин опустила спинку своего кресла и почувствовала, как уходит усталость. Тяжесть сделалась сильной, но доброй ладонью.
   Вскоре люди отдохнули и смогли вступить в переговоры с кораблем, считывать показания, снимать виды снаружи и вновь говорить.
   Ну а после того появились несомненные данане.
   Кейтлин первой заметила их. Ее спутники вновь погрузились в работу не столь отчаянную как при спуске, но тем не менее у них были причины для озабоченности: связь с космосом прервалась. Громкоговоритель испускал лишь резкое хаотичное жужжание, невзирая на все старания Руэды. Разразившееся над этим ясным небом непонятное электрическое явление сделало атмосферу непрозрачной на всех нужных людям частотах. Подобной возможности — даже намека на нее — голотевты не предвидели. Они не были богами, и при спуске получили меньше информации, чем если бы на Дану спускалась экспедиция бетан. Наконец, каждый мир во вселенной уникален. Дозса опасался, что случившееся повлечет за собой изменение состояния атмосферы. Давление уже приближалось к пределам возможностей корпуса, к тому же вокруг бота гуляли не просто течения, — истинные газовые гольфстримы, размытые границы которых грозили опасностью. Без особой надежды он пытался отыскать хотя бы намек в показаниях приборов, не отвлекаясь от пилотирования.
   Мужчины могли бы и не заметить пришельцев, не окажись на страже Кейтлин. Она воскликнула — запела — и забарабанила по их спинам, указывая другой рукой; перевела экран на увеличение и снова указала. Руэда присвистнул.
   — Удивительно, — сказал он. — Поворачивай к ним, Стефан. Дозса нахмурился.
   — Сомневаюсь, — отвечал он, — чтобы в таких условиях можно было нарушать режим полета…
   — Вниз, amadan! — завопила Кейтлин. — Клянусь, это они! Те, ради которых мы опустились сюда!
   — Откуда ты знаешь? — спросил помощник капитана.
   — Ты хочешь сказать, что не можешь этого сделать?
   — Ладно… ты права. Если мы не посмотрим на них, то незачем было и лезть сюда.
   Кейтлин пригладила липкие от пота волосы.
   — Теперь ты говоришь то, что хотелось бы слышать Дэну. Дуновения снизу поднимали бот и отпускали, поворачивая.
   Дозса тормозил, насколько было возможно — или даже чуть больше. Зрелище сделалось отчетливым, оно потрясало.
   Кейтлин насчитала девятнадцать существ, парами и тройками поднимавшихся перед кораблем из облаков в километре внизу, в точности пересекая его траекторию. Создания имели размер кашалота и подобно киту напоминали торпеду; массивные округленные спереди головы заканчивались ртами-сфинктерами. Задний конец тела нес плавники, их было четыре; горизонтальные и вертикальные, они казались скорее гибкими рулями, а не толкающим устройством. Окружавшие рты короткие щупальца и длинные антенны, вне сомнения, содержали в себе органы чувств или сами являлись ими. Из середины тела выступала пара сложных мускульных структур, управлявших гладкими крыльями, длиной превосходившими все тело. Впереди них располагались две руки, или скорее два хобота, поскольку костей в них как будто не было; заканчивались они тем, что люди могли назвать только ладонями.
   Тела данан были невероятно ярко окрашены. Глубокая синева спины превращалась на брюхе в сапфир, на крыльях трепетала радуга диффракции: каждое движение их гибкой поверхности рождало игру хроматических волн. Исполненные величия создания завели пляску перед кораблем. Они ныряли, кланялись, планировали, поворачивали… проскальзывали мимо буквально в сантиметрах друг от друга, совершали километровые дуги, кружили, сплетались, покорные ритму, захватывавшему ум, как привлекают его к себе великие шедевры или любовь.
   — Они танцуют под музыку, — Кейтлин знала это. — Карлос, сумеешь ли ты найти ее?
   Оторвавшись от захватывающего зрелища, Руэда принялся работать со звукоприемником. Наконец ему удалось устранить шум полета и приглушить звуки ветра… и в кабине возникла песня. Глубокие басы морских глубин, чистейшее сопрано, уходящие выше и ниже пределов, которые способно воспринять ухо, наполнили ее. Масштаб звуков не был знаком детям Земли. В песне бетан, если можно было назвать какое-то первое впечатление, звучала несокрушаемая мощь, и Кейтлин сказала сквозь слезы, стоявшие в ее глазах:
   — О радость, какая у них радость! Разве вы не слышите? Посмотрите, как они резвятся.
   — Я предпочитаю концентрировать свое внимание на пульте управления, — отвечал Дозса и, хотя взгляд его то и дело обращался к величественной и радостной гармонии движения данан, повел «Вилливо» по дуге.
   — Они приветствуют нас, — сказала Кейтлин. — Если они и в самом деле Иные… О, я всегда знала, что они должны быть счастливым народом.
   — Подожди, дорогуша, — предостерег ее Руэда. — Спектакль бесспорно величествен, но ты торопишься делать выводы. Возможно, перед нами просто любопытные и игривые животные, как дельфины возле корабля.
   — Дельфины с руками? Они же пользуются своими руками осмысленнее, чем танцоры, выплясывающие хулу.
   — А где одежда, украшения, орудия, что-нибудь искусственное?
   — Сейчас им ничего не нужно. Помолчите. Мне кажется, что я начинаю понимать их музыку.
   — Тогда поспеши, — предостерег Дозса. — Я не могу больше продолжать этот маневр. Мне вот-вот придется увеличить радиус. Наша скорость превышает их возможность.
   — Чего и следовало ожидать, — сказал Руэда. — Природа рассчитывала их для… Дану. А человек же создавал свой бот для других целей. К тому же у нас двигатель ядерный, а они используют химическую… Прости, Кейтлин, ты хотела тишины.
   — Нет, продолжай, раз у тебя есть идея, — сказала она. — Я просто хотела слушать их, не вступая в спор. Одним ухом я слушаю тебя. Наука тоже комплекс искусств.
   Руэда криво улыбнулся:
   — Я не ученый. В лучшем случае ученик воскресной школы… Мы записываем эту сцену на ленту, да?
   — Конечно же.
   — Хорошо, — вяло сказал Дозса. — Жизнь, отвечающая величию и спокойствию этого мира. Нам будет о чем поговорить в ближайшие годы.
   Зрелище продолжалось. Люди говорили, вслушиваясь в мелодии, разглядывая движения… совершая полет над облачным морем, расстилавшимся под красной карликовой звездой.
   — На мой взгляд, эти живые корабли легче атмосферы, — предположил Руэда. — Их гигантские тела наверняка содержат лишь газ, нагретый собственным тепловыделением. Клапаны помогают им подниматься и опускаться, крылья улавливают ветер, быть может, их организм использует ракетный двигатель, выбрасывающий газ или же… во всяком случае атмосфера здесь достаточно плотна, чтобы сделать подобный способ передвижения практичным. Данане дышат водородом вместо кислорода — это естественно, — но, подозреваю, во всем прочем они не столь уж отличны от нас; тела их тоже состоят из водного раствора протеинов.
   — Но как они возникли? — хотел узнать Дозса. — Что заставило их эволюционировать? Как началась здесь жизнь? На чем основывается пищевая цепь?
   — Сколько лет и исследовательских организаций ты можешь выделить мне, чтобы мы могли дать ответ на эти вопросы, мой друг? Если ты интересуешься моими предположениями, скажу: на мой взгляд, под облаками находится первобытный океан, где атмосфера действительно становится плотной, а химические соединения концентрируются — первоначально на алкалоидах, Эта планета подобна Юпитеру, Зевсу и Эпсилону. Она тоже излучает больше энергии, чем получает от своей звезды. То есть тепловой градиент способен обеспечить биохимические потребности организма даже при слабом солнце. Энергия приходит в этот слой скорее из недр планеты. Наверно, высота, на которой мы сейчас находимся, является пределом для распространения жизни, как наша Антарктика или глубины земных морей.
   Дозса хмурился, разглядывая танцоров, — Разум, развившийся в плавучей экологической цепи? Как может это случиться? Без камня, орудий, огня…
   Руэда кивнул:
   — Поэтому наличие разума у этих, во всем прочем восхитительных созданий и вызывает у меня сомнения.
   Кейтлин выпрямилась в своей упряжи.
   — Вурра, вурра, где же вы оба потеряли воображение? — бросила она вызов. — Неужели вы не в силах представить себе плавающую растительность, которую можно использовать как бурые водоросли или рыбьи кости? Или даже лучше. Если вам нужен какой-то аналог огня, как насчет энзимов, которые катализируют разложение органических составляющих? Потом, разве мы знаем, что именно подтолкнуло обезьян в сторону человека на нашей родной планете, чтобы выносить уверенное суждение об этом на чужой планете?
   Руэда пригладил усы.
   — Верно. Однако я отказываюсь верить в возможность существования электроники без твердых материалов и минералов. Да, конечно, Иные умеют обращаться с чистыми силовыми полями. Но как попасть от нас к ним? Не в один же шаг? Разум на Дану мог возникнуть, мог стать благородным, артистичным, утонченным, но он сам по себе не способен создать научно-технологическую цивилизацию. — Он резко усмехнулся. — Е pur si muove. Но мы обнаружили передатчики. — Руэда обмяк. Усталость сделала бесцветным его голос. — Похоже, тяготение уже достает меня.
   Я теряю способность мыслить. Надеюсь на то, что в ближайшее время случится еще что-нибудь.
   Дозса кивнул. Он мог и не повторять очевидное: срок пребывания бота внизу был строго ограничен во времени. Мускулы способны принять большую нагрузку, но сердечно-сосудистая система, все жидкости в человеческом теле просто могут не последовать их примеру. Кровь накапливалась в нижних конечностях, перенапрягавшемуся сердцу все менее удавалось обеспечить мозг кислородом, утечка жидкости из клеток вызвала микроотеки; в известный момент повреждения должны были стать необратимыми.
   Более того, корпус более не являлся непроницаемым. При таком давлении молекулы водорода просачивались сквозь металл. В итоге смесь газов внутри бота должна была сделаться взрывчатой.
   — Мы планировали остаться до начала заката, — вздохнул Дозса. — И, наверно, проявили излишний оптимизм. Расстояния на Дану должны быть огромными. Эти существа — если они разумны, — те, кто случайно оказался поблизости. Но иные — Иные…
   — Истинные Иные появились бы значительно раньше. Ты это хотел сказать, Стефан? — спросила Кейтлин.
   Он снова кивнул.
   — Боюсь, что ты прав, — она поглядела назад. — Как прекрасны они, сколь полны блаженства!
   Дозса возвратил «Вилливо» на прежнюю высоту и траекторию. Пляска продолжалась. Гости Дану наблюдали и записывали все, что могли.
   Янтарное солнце миновало полдень. Появились новые данане.
   Причин сомневаться в их разуме не было. Пляска распалась, и за дело взялись те, кто принес с собой оборудование. На титанических телах обнаружились странные предметы, подобные управляемым ракетам разной формы (платформы? Птицы? Наутилусы с камерами?), из которых выступали устройства (телескопы? Паутины? Связанные вместе кольца?). Данане не пытались приблизиться к боту, но остановились под ним и принялись настраивать свою аппаратуру.
   Радиоприемник пропустил упорядоченные сигналы в том же широком диапазоне, что и прежде; теперь они явно были речью.
   — Дайте мне пять минут, — пробормотал Руэда, взявшись за отражающий спектрометр, приготовленный для него на борту «Чинука». Дозса поддерживал бот в постоянном кружении, сохраняя скорость, хотя поднявшийся полуденный ветер старался и просквозить и сотрясти его. Боль, утомление, тяжесть гравитации сразу забылись.
   — Как мы ответим? — взволнованно проговорила Кейтлин. — И немедленно. Ох, поняла. У меня есть предложение, если вы, мальчики, не придумали ничего лучшего.
   — Микрофон твой, — отвечал Дозса. — Чего ты хочешь?
   — Дать упорядоченный сигнал; пусть поймут, что мы хотим общаться. Зачем начинать с математики? Они прекрасно понимают, что нам известно значение "П". Но мы поняли их музыку и восхитились. Господь свидетель, они тоже способны на это. — Кейтлин потянулась к сумке, висевшей на боку ее кресла. — Хорошо, что я все-таки прихватила сонадор. — Она ввела программу и прикоснулась к клавиатуре. Послышались звуки «Маленькой ночной серенады». — Они предложили нам радость, — сказала она. — Ответим ею же.
   Экран при большом увеличении показывал реакцию данан. Во всяком случае они задвигались… чтобы переговорить?
   — Ха! — сказал Руэда. — Этого я и ожидал. — Он постучал по спектрометру. — Все эти приборы в основном сделаны из металла. Скажите мне, как можно добывать материал на планете, поверхность которой образована горячим расплавленным водородом.
   — Они не добывали его, — предположил Дозса. — Металл пришел снаружи.
   Видимые на фоне пурпурного неба и облачной башни, двое данан сошлись вместе. Один из летунов отвернул, шевельнув жемчужными крыльями, другой остался. Внезапно он вместе со своими машинами скрылся за огромным пологом света, полыхавшим всеми цветами, сотворенным северным сиянием. Небесные краски затрепетали словно в раздумье. И вдруг…
   — Иисусе, Мария и Иосиф, — прошептала Кейтлин. — Они отвечают на Моцарта.
   Пришлось доказать мужчинам собственную правоту; цвета действительно сложным образом соответствовали нотам. Соответствие становилось все более точным — невидимый мастер с каждым мгновением глубже проникал в замысел землянина, скончавшегося столетия назад. Наконец спектр и масштаб слились в едином ликовании. Она понимала это, прибегая отнюдь не к науке, какой-нибудь стандартной аналитической методике; это было нечто вроде озарения, являвшегося к Ньютону и Эйнштейну.
   Последующие передачи и преобразования подтвердили ее правоту. Попытки телевизионного общения не удались: электронные устройства были несовместимы. Лишь музыка и свет говорили друг другу:
   — Здравствуйте, мы любим вас.
   Короткий день заканчивался. Кейтлин пребывала в восторге. Спутники ее мрачнели.
   — Наконец.
   — Пора отправляться, — сказал Дозса. — Ждать больше нельзя.
   — Мы вернемся, — проговорила Кейтлин словно во сне.
   — Едва ли, — сочувственно проговорил Руэда. — Разве мы не согласились? Промедление — здесь или вверху на орбите — несет нам смерть. Конечно, мы можем ошибиться, но что нам остается кроме догадок… разве ты не согласна?
   Она склонила голову. Сумерки окружали их… золотые. Данане ждали внизу следующей передачи.
   Руэда повернулся и взял Кейтлин за руку.
   — Это не Иные, — напомнил он. — Они просто не могут быть ими. Должно быть, у Иных есть избранная раса. Такая, к которой они приходят открыто, потому что эти существа счастливее и добрее… более умелые, чем все остальные. А если я не ошибаюсь, Иные и дали дананам металл, чтобы те лучше поняли себя; они — прирожденные художники, и кто знает, что еще, но только не ученые. И не инженеры. Они не смогут помочь нам. Ну а мы не сможем долго прожить у планеты, если не раскрутить «Чинук», лишив себя тем самым возможности улететь отсюда. Потом, как часто Иные посещают своих приемных детей? Быть может, забегут на следующей неделе, а если придется ждать тысячу лет? Как знать?
   — Ага, — Кейтлин расправила плечи, стараясь избавиться от пригибавшего ее веса. — Лучше всего искать дальше, — послышался ее неровный смех. — Вы видели чудо вселенной. А теперь — к следующему миру!
   Дозса закусил губу.
   — Если сумеем, — отвечал он. — Еще нужно добраться до «Чинука». И нам придется пробиваться в одиночку, без помощи, в свободный космос.
   Кейтлин отбросила сожаления.
   — Ну, парень, жми, — посоветовала она. — Ты одолеешь дорогу. Мы увидим новые чудеса и еще большее великолепие.

Глава 29

   Я была шимпанзе, и родилась там, где лес встречался с саванной. Первое, что я помню, — это как моя мать прижимала меня к себе. Теплота и запах ее тела смешивались с острым благоуханием волос, с ароматами почвы и растительности, повсюду окружавшей нас. Зеленое золото листвы светилось над головой, солнечные лучи вновь пробивались сквозь них на землю, где она сидела. Губы мои искали в лохматой шерсти и обнаружили сосок, усладивший мой желудок.
   А потом я бегала, свободная и шумная, как все остальные; мы затихали, только когда кто-нибудь из старших показывал зубы. Тогда следовало почтительно отступить. Старейший, Он, был для нас подобием неба, которое посылало дождь и солнце… иногда оно гремело и вспыхивало, и мы вопили от ужаса: потому что Он вел нас к безопасным деревьям и восхитительным плодам. Он предводительствовал и в том грозном — с гримасами и воплями — плясе, что заставлял отступить леопарда.