Страница:
— Я тоже. Что будем делать дальше?
Вопрос Бродерсена был чисто риторическим. С самого начала они намеревались выйти на поверхность планеты — более того, решились на это медленно и осторожно. Дозса повел шлюпку вниз. Прогалина, находившаяся в лесу между базой и красивым сооружением, предлагала удобное место для вертикальной посадки и взлета. Дозса спускался сверхосторожно, напрягая реактивные двигатели. Ближнее обследование показало, что грунт выдержит давление аппарата. Тем не менее пилот убрал колеса и выставил полозья, чтобы взлететь при первых признаках опасности.
«Вилливо» остановился твердо и ровно. Умолк рев двигателей, и тишина зазвенела в ушах. Потом захлопало и зашипело; клапаны выпустили воздух, чтобы уравнять давление в боте и за бортом. Экипаж отстегнулся. Кейтлин требовательно поцеловала Бродерсена.
— Ну, — сказал он, обменявшись рукопожатиями со всеми вокруг, — собираемся. Держите оружие наготове. — Прихватив автоматическую винтовку, он пробрался мимо сидений в кабине и по лестнице в дне корабля спустился к шлюзу. И опустился в него, словно рассчитывая погрузиться в яд, что действительно могло случиться, вне зависимости от показаний спектроскопов.
Впрочем, он не ожидал этого: Сисяо Юань скончался на Бете, вдохнув смертельную дозу ядовитого газа в результате самого невероятного стечения обстоятельств, не имевшего прецедентов в собственном опыте бетан. Еще сложнее было подхватить местную инфекцию: грибковую, микробную, вирусную… учитывая, что две самых сходных биологии из всех известных Фиделио основывали наследственность на совершенно разных нуклеотидах. Обычно экспедиции бетан все же действовали с гораздо большей осторожностью; высылали машины с дистанционным управлением для сбора образцов, после чего анализировали их в герметичной камере, и только потом наружу выходил первый член экипажа, которого потом на всякий случай даже подвергали карантину. Впрочем, для этого на «Чинуке» не хватало людей. Посему шкипер удостоился почетного права исполнить обязанность морской свинки.
Выбравшись из люка, он сошел на землю словно во сне. «Это я, старина Дэн Бродерсен, первым из всех людей ступил на почву нового мира». Чуть ли не с головокружением Бродерсен нагнулся, чтобы прикоснуться к почве, взять щепоть и растереть на ладони. Теплая и сухая, она припахивала древесным углем.
И сразу же на него обрушилась жара как в пустыне Сахара. Просушенный воздух колол ноздри, губы и кожу, высасывая из них влагу. Разреженность атмосферы притупляла слух, однако ветер громко шумел, перебирал ветви, заставляя их качаться и шелестеть. Бродерсену подумалось, что так дует из печи. Пахло смолой.
Он огляделся. Здесь, снаружи, зеленое солнце куда сильнее преобразило цвета, чем он ожидал. Изменился упругий темно-красный дерн, мрачные стволы, поднимавшиеся на три-четыре человеческих роста и там разветвлявшиеся; глубокие тени за ними, где кусты слюдяными блестками отражали лучи солнца; кожа на тыльной стороне его собственной руки. Задумчивое небо отливало тирским пурпуром. Дюжина крылатых существ, взмахивая бронзовыми крыльями, пересекла прогалину. Вернулись москиты, которых нельзя было назвать насекомыми, отогнанными шумом посадки.
— Дэн, драгоценный мой, как дела? — походная рация донесла до него тревожный голос Кейтлин.
— Прекрасно, — отвечал он. — Честно. Успокойся. Сядь, вспомни наши представления об осторожности и подожди, пока я не удостоверюсь.
«Но как можно увериться, — подумал он. — Подобного не может быть. Возможно, в это самое мгновение я вдыхаю смерть». Тут Бродерсен обнаружил, что при всей своей маловероятности идея эта не тревожит его. «Тогда почему я опасаюсь пустить сюда Пиджин? Я не смогу отложить надолго этот миг».
Оглядевшись, он сделал несколько шагов и обнаружил, что теперь весит несколько больше: тяготение Пандоры превосходило земное на несколько процентов. К поваленному бревну жалось животное размером с кошку, и Бродерсен замер на месте. Бесхвостое и безволосое четвероногое покрывала иссиня-черная блестящая кожа, трехглазая голова — третий был на затылке — заканчивалась клювом, вдоль спины протянулся гребень. В свой черед заметив Бродерсена, создание сложило плавник и направилось прочь.
— Слишком быстро передвигается для рептилии и прочих низших созданий, — заключил Бродерсен переданное по радио описание. — Эквивалент земного млекопитающего? Едва ли, однако уверен, что заметил его лишь потому, что мои очертания и запах показались ему совершенно незнакомыми. Отсюда следует, что здесь доминируют животные с четырьмя конечностями, тремя глазами и клювом. Парус — это охлаждающее устройство, в нем может располагаться и сенсорный орган.
Наконец чудо, воплотившееся в этом зверьке, дошло до его ума. Вся эволюция, целостный лик самой жизни! И Айра Квик желал, чтобы человечество вовек зачахло в своем социологическом стойле!
Бродерсен отправился дальше. Прошел некоторое расстояние по прогалине и остановился снова. На этот раз он увидел след.
Подлесок был редок и не мог представить реального препятствия. И все же в лес убегала метровая полоска утоптанного суглинка. Насколько он мог судить, она шла прямо к зданиям, являвшимся его следующей целью. Палимый ветром, Бродерсен задумался, прежде чем продолжить движение. На противоположном краю прогалины он обнаружил ту же тропу, не сворачивая исчезавшую в чаще.
Ни на Земле, ни на Деметре животные не оставляют подобных троп. В ответ на прямой вопрос Фиделио ответил, что и на Бете дело обстоит точно так же. Ну что ж, на Пандоре могло быть иначе.
***
Бродерсен возглавил идущих, за ним в индейском походном порядке на тропе следовали Кейтлин, Дозса и Фиделио. Отряд был снабжен оружием, переносными рациями, фляжками, к которым все часто прикладывались, и легкими рюкзаками с разнообразным снаряжением. Воплощавший в себе логически обоснованный выбор, Руэда остался в кораблике, он отчаянно протестовал, но кто-то должен был оставаться у пульта, и его персона наилучшим образом отвечала требованиям. Если не считать стонов ветра и редкого скрипа, в лесу было тихо. «Деревья» — более напоминавшие гигантские суккуленты
различных видов — и «тростники» росли поодаль друг от друга, должно быть в связи с недостатком воды, но их широко распростертые листья образовывали достаточно плотную крышу, и тени, прерываемые зелеными прогалинами, сделали окрестности более прохладными, чем на открытом месте. Люди то и дело замечали какое-нибудь торопившееся мимо создание, порхавшее или жужжавшее; однажды им удалось заметить вдали животное величиной с пони, также с вертикальным гребнем на спине, но, в общем, лес не изобиловал живностью.
— Жизнь плывет вверх по течению, изнемогает и тонет, — принялся рассуждать вслух Фиделио. — Когда солнце Пандоры начало предавать свою планету, высшие виды животных, должно быть, вымерли, если только разумные не прихватили их представителей с собой на новое место. Здесь выжили только небольшие, более примитивные существа. Эволюция началась заново. За последующие несколько миллионов лет солнце разогрелось не слишком сильно. — Он опустил усы в знак сожаления или боли. — Но потом оно снова опалит планету. Новое вымирание, новая гонка, потом все снова и снова, и каждый вид все слабей и слабей. И так до конца. Когда же Пандора полностью лишится жизни? Быть может, через миллиард лет.
"Миллиард лет, — думал Бродерсен на ходу. — Чтобы сосчитать до миллиарда, называя четыре числа в секунду, — он извлек мини-компьютер, — уйдет почти восемь лет. Миллиард полноценных лет… сколь упорно защищает жизнь свой арьергард в борьбе с неумолимыми Норнами
".
Впрочем, а с кем же еще на самом деле сражается всякая раса?
Прогулка оказалась недолгой, хотя полдню предстояло длиться еще несколько земных дней. Лиственный полог окончился, и, очутившись под медным небом, они увидели перед собой дома неизведанные.
Подножия их заросли дерном, из которого поднимались кусты и юные деревца. Подобные утесам радужные стены были отвесны и уже вверху в сложном переплетении отступали, прикрывались колоннами. Ни одна дверь или окна не нарушали гладкую поверхность. Во двор можно было пройти, и Бродерсен повел свой отряд через портал. Природа стремилась вернуться и сюда. Корни еще не вспороли мостовую и бордюры, но низкая растительность уже жалась по занесенным пылью углам и тянула ростки вверх по пилястрам. Из галереи вверху вылетело крылатое создание, не из гнезда ли?
Но пришельцы не обратили на него внимания. Посреди двора стояла пара статуй.
Стоявшие на камне фигуры были изваяны из того же самого прочного материала, что и фасады. Реалистические подробности заставили предполагать в изображениях портретное сходство. Рост существа раза в два превышал человеческий — скульптор мог таким образом подчеркнуть их величие, — но Бродерсен усмотрел в этом истину. Нагота свидетельствовала об их двуполости (вероятной, сказал Фиделио, и Бродерсен вспомнил описание пластины, прикрепленной к первым станциям, посланным за пределы Солнечной системы)
. Коренастые, длиннорукие, коротконогие, короткохвостые и двуногие, с тремя глазами на плоских, лишенных клюва лицах. Синие тела покрывали не волосы, не щетина, не чешуя и не перья… описание их внешности можно было продолжить и дальше.
Один из них в четырехпалых руках держал молоток и несомненный топор дровосека. Другой — кусок шкуры или ткани, на которой были изображены пиктограммы (иероглифы или…). Но позы совершенно чуждых людям созданий говорили о покое.
После долгого молчания Кейтлин пробормотала:
— Благословение вам, люди Пандоры.
— А не могут ли они быть Иными? — спросил Дозса приглушенным тоном.
Бродерсен качнул головой.
— Едва ли, — отвечал он. — Иные сооружали машины весом с луну из звездного вещества, чтобы пересекать вселенную, пространство и время. Они не занимаются подобными пустяками.
— А если пандоряне — ученики Иных? — предположила Кейтлин. Дозса придерживался прагматического подхода:
— Вы считаете, что это пандоряне? Откуда нам знать?
— Я думаю, так и должно быть, — отвечал Фиделио. — У этих существ четыре конечности и три глаза. Спинной плавник, клюв вместо челюстей, вне сомнения, возникли позже и восходят к примитивным животным, от которых произошли высшие формы нынешней эпохи.
«Если люди оставят Землю или вымрут все плацентарные млекопитающие, через многие века могут возникнуть новые виды, и предком их будет утконос, или ящерица, или червь», — подумал Бродерсен.
— Ну что ж, давайте оглядимся.
Конечно, в здание должен был вести какой-нибудь вход, но пришельцы не смогли его обнаружить.
— Итак, они время от времени возвращаются сюда и очищают двор от растительности, — утвердительно сказал Бродерсен. — Иначе он давно бы зарос.
— Но как часто? — поинтересовался Дозса.
— Чтобы определить это, — проговорил Фиделио, — нам нужно знать скорость роста этих растений, — а на это уйдет год или два. Но и тогда, в лучшем случае, мы будем располагать лишь оценкой. Десять лет? Двадцать? Вы можете здесь остановиться, гравитация подходит для ваших тел, но, на мой взгляд, едва ли вы сумеете жить здесь под открытым небом.
Кейтлин вздрогнула и обняла Фиделио. У него впереди был только год.
Ответив ей коротким жестом, он любопытствовал, подергивая хвостом и шевеля усами.
— Угу, — отвечал медленно Бродерсен. — Это непрактично. По-моему, мы можем оставить возле этих фигур послание — гравировку на нержавеющей стали. Знаки должны гласить… о… ну скажем: «Мы потерялись, планируем идти от ворот к воротам, следуя такой-то схеме, и просим отыскать нас».
— Но обратят ли они внимание? — усомнился Дозса.
— А ты на их месте? — отвечала Кейтлин. Он кивнул.
— Но как мы можем добиться, чтобы они поняли нас? — спросила она Фиделио.
— Не могу поймать даже самой малейшей идеи, — признал тот. — Через восемь лет непосредственных взаимоотношений с вашей экспедицией мы сумели достичь некоторого взаимопонимания. К тому же получается, что наши расы похожи друг на друга в большей степени, чем все остальные.
Он уселся назад на хвост и ноги, — длинный и изящный красного дерева силуэт средь цветастых раскаленных стен. Когти и перепонки верхней конечности прикрывали нос, пальцы нижних были скрещены.
— Нет, — сказал он наконец, со скрипом присвистывая испанские слова, быть может, ранившие его горло. — Я ничего не чувствую. Вспомните, если продолжать так, в конце концов можно вылететь в пустоту. И пандоряне не Иные. Быть может, они и знают Иных — но это не обязательно: почему их познания должны превосходить познания вашей или моей рас? Потом, даже если они смогут понять вашу просьбу, зачем им посылать экипаж по вашему следу, навстречу тем же опасностям. Кейтлин, самка любви, ты приказала бы это?
Она молчала.
Чуть помедлив, Фиделио сказал:
— Что касается меня, — я очень хочу поплавать со школой. Вы можете побыть здесь, пока не закончатся припасы, надеясь на помощь. Но я советую, пусть и ошибочно, искать дальше. Решайте сами, друзья мои.
— Нет, — вырвалось у Кейтлин на английском. — Нельзя позволять ему, морскому созданию, гибнуть в такой суши. Если он не сможет вернуться к своему морю, пусть по крайней мере увидит звезды.
Бродерсен печально улыбнулся и положил ладонь на ее плечо.
— Ты слишком торопишься, милая, — укорил он. — Я сам хотел сказать эти слова.
Более здесь нечего было делать, а жара уже угнетала. Если не позаботиться о себе, скоро придет и солнечный ожог, более торопливый и жестокий, чем на Земле.
— Ну что ж, заканчиваем поиски, — сказал Бродерсен Руэду по радио, — отдохнем несколько часов в лодке, — не выключай кондиционер, слышишь меня? — и придумаем, что делать дальше. Быть может, обойдем еще раз место посадки… или соорудим лестницу, чтобы добраться до арок наверху. Или же решим стартовать, хотя я лично возражаю. В любом случае мы скоро будем.
— Я приготовлю вам поесть, — пообещал Руэда.
Отряд вышел из ворот, уже не придерживаясь какого-нибудь порядка, люди направились в редкие заросли, располагавшиеся перед девственной рощей. Зеленое солнце пекло и жгло, гудел ветер.
Фиделио громко вскрикнул. Никогда еще не слыхали люди такого удивления и муки в голосе бетанина.
Тут Бродерсен увидел летящие из леса древки: толстые, короткие, с оперением и трехзубыми металлическими наконечниками.
— Ложись! — взревел он и сам припал к земле. Поливая лес, рявкнул его автомат, сбивая пулями сучья с вдруг сделавшихся кошмарными стволов.
Раздался дикий вопль, из засады выпрыгнула пара созданий. Потом Бродерсен узнает, что Кейтлин успела снять их своей камерой. Но в тот момент ему было не до этого. Он видел их очень отчетливо и не забудет до конца жизни.
Худощавые двуногие создания едва ли доходили ему до плеча… три глаза и клюв, на руках три равномерно расставленных пальца, ноги напоминали копыта, на спине поднимался плавник, бурая кожа. На обоих короткие брюки, у пояса нож и томагавк. Один сжимал нечто вроде арбалета, другой был ранен, и черная кровь текла по руке.
Не нападая, они бросились прочь и с криками исчезли в лесу. Бродерсен выстрелил в сторону ближайшего.
— Не надо! — выкрикнула Кейтлин. — Они испуганы, они бегут… Дэн, они же разумны!
Он позволил им уйти, но еще раз окатил лес очередью. Дозса присоединился к нему: в засаде явно участвовало не двое дикарей.
Однако отпора не было. «Мы испугали их, — решил Бродерсен. — Побежавшие ударились в панику. Быть может, я подранил нескольких. Будем надеяться, что так».
Он отпустил спусковой крючок. И сразу навалилось оглушительное молчание, лишь усугубленное голосом ветра. Бродерсен поднялся и огляделся и, не видя опасности, приказал:
— Стеф, твой караул. Стреляй при первом движении.
Сам он направился к Фиделио. Бетанин лежал в луже крови, оказавшейся пурпурной. Она толчками выливалась из раны, нанесенной стрелой, угодившей между нижней и верхней конечностями. Кровь забрызгала Кейтлин, пытавшуюся остановить ее.
Она поглядела на подошедшего Бродерсена.
— Бесполезно, — сказала она сухо. — У меня нет ни инструментов, ни знаний, ни времени. Задета главная артерия, жизненно важные органы… — поток ослабевал вместе с отрывистым дыханием Фиделио, уступавшего в борьбе за жизнь.
Кейтлин положила его голову к себе на колени Синие глаза обратились к ней.
— Фиделио, — сказала она по-испански, — ты слышишь меня?
— Si
, — прозвучал слабый ответ.
— Фиделио, мы вернемся домой. Мы поможем твоему народу узнать все, что ему нужно. И научим любви, хотя, по-моему, скорей это вам подобает учить нас, — Gracias
, — едва расслышал Бродерсен.
Кейтлин погладила мохнатую руку инопланетянина и тихо-тихо запела:
Спи, моя крошка, красная пчелка сквозь сумрак жужжит во мгле. Эобкейл из серой скалы вышел весь мир утопить во тьме.
Она напевала ее детям Бродерсена, древнюю колыбельную матушки Гартан. Звучала прекрасная мелодия.
Alend van och, дитя мое, счастье, сердечко мое, Заснет очаг, и сверчок для тебя поет.
Оставив их вдвоем, Бродерсен со всеми подобающими предосторожностями отправился обследовать чащу. Он не обнаружил ни убитых, ни раненых, хотя влажные белые пятна свидетельствовали, что он не промахнулся. Наверное, туземцы унесли своих раненых с собой. Подобрав для исследования брошенное оружие, он возвратился, К этому времени Фиделио уже не стало.
Доложив о событиях потрясенному Руэде, Бродерсен приказал:
— Нет, оставайся на месте, здесь слишком тесно для безопасной посадки, тем более что тебе придется управлять лодкой в одиночестве. Ты находишься в безопасном положении. Но если будут сомнения, взлетай! «Вилливо» слишком нужен всем остальным, чтобы беспокоиться о наших жизнях.
И, выслушав протест, добавил:
— Заткнись, мистер, и выполняй приказ. Он повернулся к Кейтлин и Дозсе:
— О'кей, стартуем. Ты в середине, Пиджин. Идем внимательно, стреляем при первом подозрении. А потом остаемся на борту шлюпки, пока «Чинук» не будет готов принять нас.
Кейтлин безмолвно указала на тело, лежащее возле ног. Он качнул головой:
— Нет. Мы не можем взять его; что тогда будем делать, если попадем в засаду на обратном пути. Но и потом я не стану организовывать вылазку, чтобы забрать тело. Очень хотелось бы это сделать, но… А как бы ты сама отнеслась к тому, что твои друзья будут рисковать жизнями, спасая твой труп? Фиделио уж точно не захотел бы этого.
— Пошли.
Глава 35
Вопрос Бродерсена был чисто риторическим. С самого начала они намеревались выйти на поверхность планеты — более того, решились на это медленно и осторожно. Дозса повел шлюпку вниз. Прогалина, находившаяся в лесу между базой и красивым сооружением, предлагала удобное место для вертикальной посадки и взлета. Дозса спускался сверхосторожно, напрягая реактивные двигатели. Ближнее обследование показало, что грунт выдержит давление аппарата. Тем не менее пилот убрал колеса и выставил полозья, чтобы взлететь при первых признаках опасности.
«Вилливо» остановился твердо и ровно. Умолк рев двигателей, и тишина зазвенела в ушах. Потом захлопало и зашипело; клапаны выпустили воздух, чтобы уравнять давление в боте и за бортом. Экипаж отстегнулся. Кейтлин требовательно поцеловала Бродерсена.
— Ну, — сказал он, обменявшись рукопожатиями со всеми вокруг, — собираемся. Держите оружие наготове. — Прихватив автоматическую винтовку, он пробрался мимо сидений в кабине и по лестнице в дне корабля спустился к шлюзу. И опустился в него, словно рассчитывая погрузиться в яд, что действительно могло случиться, вне зависимости от показаний спектроскопов.
Впрочем, он не ожидал этого: Сисяо Юань скончался на Бете, вдохнув смертельную дозу ядовитого газа в результате самого невероятного стечения обстоятельств, не имевшего прецедентов в собственном опыте бетан. Еще сложнее было подхватить местную инфекцию: грибковую, микробную, вирусную… учитывая, что две самых сходных биологии из всех известных Фиделио основывали наследственность на совершенно разных нуклеотидах. Обычно экспедиции бетан все же действовали с гораздо большей осторожностью; высылали машины с дистанционным управлением для сбора образцов, после чего анализировали их в герметичной камере, и только потом наружу выходил первый член экипажа, которого потом на всякий случай даже подвергали карантину. Впрочем, для этого на «Чинуке» не хватало людей. Посему шкипер удостоился почетного права исполнить обязанность морской свинки.
Выбравшись из люка, он сошел на землю словно во сне. «Это я, старина Дэн Бродерсен, первым из всех людей ступил на почву нового мира». Чуть ли не с головокружением Бродерсен нагнулся, чтобы прикоснуться к почве, взять щепоть и растереть на ладони. Теплая и сухая, она припахивала древесным углем.
И сразу же на него обрушилась жара как в пустыне Сахара. Просушенный воздух колол ноздри, губы и кожу, высасывая из них влагу. Разреженность атмосферы притупляла слух, однако ветер громко шумел, перебирал ветви, заставляя их качаться и шелестеть. Бродерсену подумалось, что так дует из печи. Пахло смолой.
Он огляделся. Здесь, снаружи, зеленое солнце куда сильнее преобразило цвета, чем он ожидал. Изменился упругий темно-красный дерн, мрачные стволы, поднимавшиеся на три-четыре человеческих роста и там разветвлявшиеся; глубокие тени за ними, где кусты слюдяными блестками отражали лучи солнца; кожа на тыльной стороне его собственной руки. Задумчивое небо отливало тирским пурпуром. Дюжина крылатых существ, взмахивая бронзовыми крыльями, пересекла прогалину. Вернулись москиты, которых нельзя было назвать насекомыми, отогнанными шумом посадки.
— Дэн, драгоценный мой, как дела? — походная рация донесла до него тревожный голос Кейтлин.
— Прекрасно, — отвечал он. — Честно. Успокойся. Сядь, вспомни наши представления об осторожности и подожди, пока я не удостоверюсь.
«Но как можно увериться, — подумал он. — Подобного не может быть. Возможно, в это самое мгновение я вдыхаю смерть». Тут Бродерсен обнаружил, что при всей своей маловероятности идея эта не тревожит его. «Тогда почему я опасаюсь пустить сюда Пиджин? Я не смогу отложить надолго этот миг».
Оглядевшись, он сделал несколько шагов и обнаружил, что теперь весит несколько больше: тяготение Пандоры превосходило земное на несколько процентов. К поваленному бревну жалось животное размером с кошку, и Бродерсен замер на месте. Бесхвостое и безволосое четвероногое покрывала иссиня-черная блестящая кожа, трехглазая голова — третий был на затылке — заканчивалась клювом, вдоль спины протянулся гребень. В свой черед заметив Бродерсена, создание сложило плавник и направилось прочь.
— Слишком быстро передвигается для рептилии и прочих низших созданий, — заключил Бродерсен переданное по радио описание. — Эквивалент земного млекопитающего? Едва ли, однако уверен, что заметил его лишь потому, что мои очертания и запах показались ему совершенно незнакомыми. Отсюда следует, что здесь доминируют животные с четырьмя конечностями, тремя глазами и клювом. Парус — это охлаждающее устройство, в нем может располагаться и сенсорный орган.
Наконец чудо, воплотившееся в этом зверьке, дошло до его ума. Вся эволюция, целостный лик самой жизни! И Айра Квик желал, чтобы человечество вовек зачахло в своем социологическом стойле!
Бродерсен отправился дальше. Прошел некоторое расстояние по прогалине и остановился снова. На этот раз он увидел след.
Подлесок был редок и не мог представить реального препятствия. И все же в лес убегала метровая полоска утоптанного суглинка. Насколько он мог судить, она шла прямо к зданиям, являвшимся его следующей целью. Палимый ветром, Бродерсен задумался, прежде чем продолжить движение. На противоположном краю прогалины он обнаружил ту же тропу, не сворачивая исчезавшую в чаще.
Ни на Земле, ни на Деметре животные не оставляют подобных троп. В ответ на прямой вопрос Фиделио ответил, что и на Бете дело обстоит точно так же. Ну что ж, на Пандоре могло быть иначе.
***
Бродерсен возглавил идущих, за ним в индейском походном порядке на тропе следовали Кейтлин, Дозса и Фиделио. Отряд был снабжен оружием, переносными рациями, фляжками, к которым все часто прикладывались, и легкими рюкзаками с разнообразным снаряжением. Воплощавший в себе логически обоснованный выбор, Руэда остался в кораблике, он отчаянно протестовал, но кто-то должен был оставаться у пульта, и его персона наилучшим образом отвечала требованиям. Если не считать стонов ветра и редкого скрипа, в лесу было тихо. «Деревья» — более напоминавшие гигантские суккуленты
различных видов — и «тростники» росли поодаль друг от друга, должно быть в связи с недостатком воды, но их широко распростертые листья образовывали достаточно плотную крышу, и тени, прерываемые зелеными прогалинами, сделали окрестности более прохладными, чем на открытом месте. Люди то и дело замечали какое-нибудь торопившееся мимо создание, порхавшее или жужжавшее; однажды им удалось заметить вдали животное величиной с пони, также с вертикальным гребнем на спине, но, в общем, лес не изобиловал живностью.
— Жизнь плывет вверх по течению, изнемогает и тонет, — принялся рассуждать вслух Фиделио. — Когда солнце Пандоры начало предавать свою планету, высшие виды животных, должно быть, вымерли, если только разумные не прихватили их представителей с собой на новое место. Здесь выжили только небольшие, более примитивные существа. Эволюция началась заново. За последующие несколько миллионов лет солнце разогрелось не слишком сильно. — Он опустил усы в знак сожаления или боли. — Но потом оно снова опалит планету. Новое вымирание, новая гонка, потом все снова и снова, и каждый вид все слабей и слабей. И так до конца. Когда же Пандора полностью лишится жизни? Быть может, через миллиард лет.
"Миллиард лет, — думал Бродерсен на ходу. — Чтобы сосчитать до миллиарда, называя четыре числа в секунду, — он извлек мини-компьютер, — уйдет почти восемь лет. Миллиард полноценных лет… сколь упорно защищает жизнь свой арьергард в борьбе с неумолимыми Норнами
".
Впрочем, а с кем же еще на самом деле сражается всякая раса?
Прогулка оказалась недолгой, хотя полдню предстояло длиться еще несколько земных дней. Лиственный полог окончился, и, очутившись под медным небом, они увидели перед собой дома неизведанные.
Подножия их заросли дерном, из которого поднимались кусты и юные деревца. Подобные утесам радужные стены были отвесны и уже вверху в сложном переплетении отступали, прикрывались колоннами. Ни одна дверь или окна не нарушали гладкую поверхность. Во двор можно было пройти, и Бродерсен повел свой отряд через портал. Природа стремилась вернуться и сюда. Корни еще не вспороли мостовую и бордюры, но низкая растительность уже жалась по занесенным пылью углам и тянула ростки вверх по пилястрам. Из галереи вверху вылетело крылатое создание, не из гнезда ли?
Но пришельцы не обратили на него внимания. Посреди двора стояла пара статуй.
Стоявшие на камне фигуры были изваяны из того же самого прочного материала, что и фасады. Реалистические подробности заставили предполагать в изображениях портретное сходство. Рост существа раза в два превышал человеческий — скульптор мог таким образом подчеркнуть их величие, — но Бродерсен усмотрел в этом истину. Нагота свидетельствовала об их двуполости (вероятной, сказал Фиделио, и Бродерсен вспомнил описание пластины, прикрепленной к первым станциям, посланным за пределы Солнечной системы)
. Коренастые, длиннорукие, коротконогие, короткохвостые и двуногие, с тремя глазами на плоских, лишенных клюва лицах. Синие тела покрывали не волосы, не щетина, не чешуя и не перья… описание их внешности можно было продолжить и дальше.
Один из них в четырехпалых руках держал молоток и несомненный топор дровосека. Другой — кусок шкуры или ткани, на которой были изображены пиктограммы (иероглифы или…). Но позы совершенно чуждых людям созданий говорили о покое.
После долгого молчания Кейтлин пробормотала:
— Благословение вам, люди Пандоры.
— А не могут ли они быть Иными? — спросил Дозса приглушенным тоном.
Бродерсен качнул головой.
— Едва ли, — отвечал он. — Иные сооружали машины весом с луну из звездного вещества, чтобы пересекать вселенную, пространство и время. Они не занимаются подобными пустяками.
— А если пандоряне — ученики Иных? — предположила Кейтлин. Дозса придерживался прагматического подхода:
— Вы считаете, что это пандоряне? Откуда нам знать?
— Я думаю, так и должно быть, — отвечал Фиделио. — У этих существ четыре конечности и три глаза. Спинной плавник, клюв вместо челюстей, вне сомнения, возникли позже и восходят к примитивным животным, от которых произошли высшие формы нынешней эпохи.
«Если люди оставят Землю или вымрут все плацентарные млекопитающие, через многие века могут возникнуть новые виды, и предком их будет утконос, или ящерица, или червь», — подумал Бродерсен.
— Ну что ж, давайте оглядимся.
Конечно, в здание должен был вести какой-нибудь вход, но пришельцы не смогли его обнаружить.
— Итак, они время от времени возвращаются сюда и очищают двор от растительности, — утвердительно сказал Бродерсен. — Иначе он давно бы зарос.
— Но как часто? — поинтересовался Дозса.
— Чтобы определить это, — проговорил Фиделио, — нам нужно знать скорость роста этих растений, — а на это уйдет год или два. Но и тогда, в лучшем случае, мы будем располагать лишь оценкой. Десять лет? Двадцать? Вы можете здесь остановиться, гравитация подходит для ваших тел, но, на мой взгляд, едва ли вы сумеете жить здесь под открытым небом.
Кейтлин вздрогнула и обняла Фиделио. У него впереди был только год.
Ответив ей коротким жестом, он любопытствовал, подергивая хвостом и шевеля усами.
— Угу, — отвечал медленно Бродерсен. — Это непрактично. По-моему, мы можем оставить возле этих фигур послание — гравировку на нержавеющей стали. Знаки должны гласить… о… ну скажем: «Мы потерялись, планируем идти от ворот к воротам, следуя такой-то схеме, и просим отыскать нас».
— Но обратят ли они внимание? — усомнился Дозса.
— А ты на их месте? — отвечала Кейтлин. Он кивнул.
— Но как мы можем добиться, чтобы они поняли нас? — спросила она Фиделио.
— Не могу поймать даже самой малейшей идеи, — признал тот. — Через восемь лет непосредственных взаимоотношений с вашей экспедицией мы сумели достичь некоторого взаимопонимания. К тому же получается, что наши расы похожи друг на друга в большей степени, чем все остальные.
Он уселся назад на хвост и ноги, — длинный и изящный красного дерева силуэт средь цветастых раскаленных стен. Когти и перепонки верхней конечности прикрывали нос, пальцы нижних были скрещены.
— Нет, — сказал он наконец, со скрипом присвистывая испанские слова, быть может, ранившие его горло. — Я ничего не чувствую. Вспомните, если продолжать так, в конце концов можно вылететь в пустоту. И пандоряне не Иные. Быть может, они и знают Иных — но это не обязательно: почему их познания должны превосходить познания вашей или моей рас? Потом, даже если они смогут понять вашу просьбу, зачем им посылать экипаж по вашему следу, навстречу тем же опасностям. Кейтлин, самка любви, ты приказала бы это?
Она молчала.
Чуть помедлив, Фиделио сказал:
— Что касается меня, — я очень хочу поплавать со школой. Вы можете побыть здесь, пока не закончатся припасы, надеясь на помощь. Но я советую, пусть и ошибочно, искать дальше. Решайте сами, друзья мои.
— Нет, — вырвалось у Кейтлин на английском. — Нельзя позволять ему, морскому созданию, гибнуть в такой суши. Если он не сможет вернуться к своему морю, пусть по крайней мере увидит звезды.
Бродерсен печально улыбнулся и положил ладонь на ее плечо.
— Ты слишком торопишься, милая, — укорил он. — Я сам хотел сказать эти слова.
Более здесь нечего было делать, а жара уже угнетала. Если не позаботиться о себе, скоро придет и солнечный ожог, более торопливый и жестокий, чем на Земле.
— Ну что ж, заканчиваем поиски, — сказал Бродерсен Руэду по радио, — отдохнем несколько часов в лодке, — не выключай кондиционер, слышишь меня? — и придумаем, что делать дальше. Быть может, обойдем еще раз место посадки… или соорудим лестницу, чтобы добраться до арок наверху. Или же решим стартовать, хотя я лично возражаю. В любом случае мы скоро будем.
— Я приготовлю вам поесть, — пообещал Руэда.
Отряд вышел из ворот, уже не придерживаясь какого-нибудь порядка, люди направились в редкие заросли, располагавшиеся перед девственной рощей. Зеленое солнце пекло и жгло, гудел ветер.
Фиделио громко вскрикнул. Никогда еще не слыхали люди такого удивления и муки в голосе бетанина.
Тут Бродерсен увидел летящие из леса древки: толстые, короткие, с оперением и трехзубыми металлическими наконечниками.
— Ложись! — взревел он и сам припал к земле. Поливая лес, рявкнул его автомат, сбивая пулями сучья с вдруг сделавшихся кошмарными стволов.
Раздался дикий вопль, из засады выпрыгнула пара созданий. Потом Бродерсен узнает, что Кейтлин успела снять их своей камерой. Но в тот момент ему было не до этого. Он видел их очень отчетливо и не забудет до конца жизни.
Худощавые двуногие создания едва ли доходили ему до плеча… три глаза и клюв, на руках три равномерно расставленных пальца, ноги напоминали копыта, на спине поднимался плавник, бурая кожа. На обоих короткие брюки, у пояса нож и томагавк. Один сжимал нечто вроде арбалета, другой был ранен, и черная кровь текла по руке.
Не нападая, они бросились прочь и с криками исчезли в лесу. Бродерсен выстрелил в сторону ближайшего.
— Не надо! — выкрикнула Кейтлин. — Они испуганы, они бегут… Дэн, они же разумны!
Он позволил им уйти, но еще раз окатил лес очередью. Дозса присоединился к нему: в засаде явно участвовало не двое дикарей.
Однако отпора не было. «Мы испугали их, — решил Бродерсен. — Побежавшие ударились в панику. Быть может, я подранил нескольких. Будем надеяться, что так».
Он отпустил спусковой крючок. И сразу навалилось оглушительное молчание, лишь усугубленное голосом ветра. Бродерсен поднялся и огляделся и, не видя опасности, приказал:
— Стеф, твой караул. Стреляй при первом движении.
Сам он направился к Фиделио. Бетанин лежал в луже крови, оказавшейся пурпурной. Она толчками выливалась из раны, нанесенной стрелой, угодившей между нижней и верхней конечностями. Кровь забрызгала Кейтлин, пытавшуюся остановить ее.
Она поглядела на подошедшего Бродерсена.
— Бесполезно, — сказала она сухо. — У меня нет ни инструментов, ни знаний, ни времени. Задета главная артерия, жизненно важные органы… — поток ослабевал вместе с отрывистым дыханием Фиделио, уступавшего в борьбе за жизнь.
Кейтлин положила его голову к себе на колени Синие глаза обратились к ней.
— Фиделио, — сказала она по-испански, — ты слышишь меня?
— Si
, — прозвучал слабый ответ.
— Фиделио, мы вернемся домой. Мы поможем твоему народу узнать все, что ему нужно. И научим любви, хотя, по-моему, скорей это вам подобает учить нас, — Gracias
, — едва расслышал Бродерсен.
Кейтлин погладила мохнатую руку инопланетянина и тихо-тихо запела:
Спи, моя крошка, красная пчелка сквозь сумрак жужжит во мгле. Эобкейл из серой скалы вышел весь мир утопить во тьме.
Она напевала ее детям Бродерсена, древнюю колыбельную матушки Гартан. Звучала прекрасная мелодия.
Alend van och, дитя мое, счастье, сердечко мое, Заснет очаг, и сверчок для тебя поет.
Оставив их вдвоем, Бродерсен со всеми подобающими предосторожностями отправился обследовать чащу. Он не обнаружил ни убитых, ни раненых, хотя влажные белые пятна свидетельствовали, что он не промахнулся. Наверное, туземцы унесли своих раненых с собой. Подобрав для исследования брошенное оружие, он возвратился, К этому времени Фиделио уже не стало.
Доложив о событиях потрясенному Руэде, Бродерсен приказал:
— Нет, оставайся на месте, здесь слишком тесно для безопасной посадки, тем более что тебе придется управлять лодкой в одиночестве. Ты находишься в безопасном положении. Но если будут сомнения, взлетай! «Вилливо» слишком нужен всем остальным, чтобы беспокоиться о наших жизнях.
И, выслушав протест, добавил:
— Заткнись, мистер, и выполняй приказ. Он повернулся к Кейтлин и Дозсе:
— О'кей, стартуем. Ты в середине, Пиджин. Идем внимательно, стреляем при первом подозрении. А потом остаемся на борту шлюпки, пока «Чинук» не будет готов принять нас.
Кейтлин безмолвно указала на тело, лежащее возле ног. Он качнул головой:
— Нет. Мы не можем взять его; что тогда будем делать, если попадем в засаду на обратном пути. Но и потом я не стану организовывать вылазку, чтобы забрать тело. Очень хотелось бы это сделать, но… А как бы ты сама отнеслась к тому, что твои друзья будут рисковать жизнями, спасая твой труп? Фиделио уж точно не захотел бы этого.
— Пошли.
Глава 35
Готовясь к новому прыжку, космический корабль уносился от планеты в сторону Т-машины. После еды в первую вечернюю вахту кают-компания опустела: никто не хотел смотреть на Пандору с ее зеленым солнцем и не признавался в слабости, предлагая выключить видеоэкраны.
Бродерсен и Кейтлин опустили кровать — иначе они просто не могли сесть рядом — и привалились к переборкам, опираясь на подушки. Оба надели пижамы — что случалось крайне редко. Покоившиеся рядом руки соприкасались.
Жидкость в бокале Бродерсена ходила ходуном. Приложившись в этому дымному огню, — отпив и еще раз, — он заметил, что к рукам его возвращается уверенность.
— О Боже, Пиджин, о Боже, — простонал он, — я опять потерял члена своего экипажа. Я виноват.
— Что тут можно было сделать, мой дорогой, — отвечала она. — Никто не винит тебя.
— Кроме меня самого!
Позволив ему с полминуты посидеть, уставясь в пространство и глотая воздух, Кейтлин отставила свой бокал на боковую полку и, взяв за подбородок, повернула голову к себе.
— Вот что, Дэниэл Бродерсен, довольно, — отрезала она. — Ты жалеешь себя самого, а это самая низменная из эмоций.
Встретив суровый взгляд, брошенный из-под шапки распущенных бронзовых волос, он судорожно глотнул и кивнул:
— Да, ты права, прости меня. Конечно же, потрясение было сильным, но мне следовало принять его, как подобает мужчине.
Она обняла его за плечо.
— Драгоценнейший мой, не мучай этим себя. На тебя легла тяжесть, от которой теперь наконец можно избавиться. — Кейтлин поцеловала его — на этот раз скорее ласково, чем страстно.
Когда оба притихли, она вздохнула:
— По правде сказать, я не слишком волновалась за тебя. Вот Фил Вейзенберг в куда худшем состоянии.
— Ха! Да, он пропустил обед… такое несчастье у кого угодно отобьет аппетит.
Кейтлин прикусила губу.
— Ты не слыхал, каким голосом он говорил мне, что не придет к столу. Еще ты не видел его, когда мы высаживались и потом, когда готовились к старту… Нет, ты видел его, но не видал, не замечал. Он держался как спокойный, эффективный и вежливый робот.
Бродерсен нахмурился:
— Плохие новости. Кейтлин стиснула его руку.
— Не надо только беспокоиться о нем, сердце мое. Я посмотрю, что можно сделать. Я знаю, что вы — старые друзья, но мне кажется — он не откроется перед тобой, чтобы не добавлять лишней тяжести. Со мной ему будет легче.
— М-м-м; ты наделена этим даром… Ну хорошо. — Бродерсен выпил и вдруг охрипшим голосом бросил:
— Хотелось бы знать, почему эти черти набросились на нас.
Кейтлин помедлила, подбирая слова.
— Они не черти, Дэн, — отвечала она мягким голосом. — Они — разумные создания, подобные нам с тобой; охотники, чьих редких жилищ мы не могли видеть сверху. Наши собственные предки были такими же, и не столь уж давно. Как я рада тому, что мы, похоже, никого не убили.
— После того, что они натворили?
— Подумай сам. Кто они? Раса, возникшая из низших животных за последние несколько миллионов лет, когда солнце стало гаснуть.
— Ну, это очевидно.
— Думай дальше, Дэн. Прежняя разумная раса переселилась на другую планету. Должно быть, они заглядывают сюда — из почтения или скорбного любопытства. Но зачем им устраивать эту бузу, содержать флотилию кораблей, заново возводить эти старинные здания, ставить собственные изваяния? Только затем, чтобы помочь своим наследникам смягчить самые жуткие ужасы здешней жизни. Дать новому народу полезные вещи — скажем, кованные из железа наконечники стрел для охоты, — но понемногу, не часто — раз в столетие, может быть; чтобы здешний народ научился употреблять эти предметы во благо себе, а не злоупотреблять ими… — Кейтлин прикрыла ладонью рот Бродерсена. — Тихо, макушла, позволь мне закончить. На мой взгляд, старшие направляют все развитие юной культуры, всех различных культур, которые могут существовать на бедной Пандоре. Наверно, руководство осуществляется еще более медленно и осторожно — чтобы природный дух и гений этой расы не засох преждевременно, а процветал. Это объясняет появление изваяний: они напоминают об учителях, которые вернутся через несколько поколений и вновь откроют свои школы; учителях, которые, на мой взгляд, делают все, чтобы не превратиться в богов. Ну а потом, задолго до того как эта планета окончательно испечется, новая цивилизация созреет и сумеет отправиться к звездам.
Улыбнувшись, Кейтлин отпила из бокала и прикоснулась губами к щеке Бродерсена.
— Разве идея моя неразумна, дорогой мой? — спросила она.
— Что ж… нам остается только гадать, — он шумно поставил бокал на полку со своей стороны. — Но какого черта они в нас стреляли?
— Откуда им знать, кто мы? Никто из нас не напоминал учителей. Мы могли показаться им демонами, вторгшимися в священнейшее из святилищ. Или угодили сразу в две новых разновидности зверя — в смертельно опасных и мясных. Фиделио говорил, что сейчас они делают припасы перед суровой зимой, — для подруг, детей, всех, о ком заботятся. Он мог бы погибнуть в Колесе — от злых рук. Но здесь смерть ему принесла ошибка, порожденная в конечном счете любовью.
— Мы не предвидели этого. Вселенная застала нас врасплох.
— Так будет всегда, Дэн, и ты знаешь это.
Он нервно кивнул, осушил бокал, поставил его и повернулся к ней:
— Пиджин, твои слова заставляют мир вновь мне казаться хорошим.
Они прижались друг к другу — и более ничего. Почувствовав, что напряжение оставило Дэна, Кейтлин уложила его на спину. Он закрыл глаза. Она поцеловала его. Дэн улыбнулся, и она прижалась к нему. Скоро он уснул.
Потом Кейтлин выпила немного виски. Поднялась и стала расхаживать босиком у кровати; пальцы крепко сжаты, на лице не утихающая скорбь. Наконец, поглядев на капитана, она убедилась, что тот крепко заснул, отправилась к приватному интеркому и набрала номер.
Из приемника донесся голос Вейзенберга:
— Да?
— Надеюсь, что не разбудила тебя, — сказала она.
— О нет. Сейчас еще не поздно. — Так могла бы говорить и машина. — В чем дело, Кейтлин?
— Мне бы хотелось переговорить с тобой, если ты не против. Он помедлил.
— Это срочно? Я устал, повеселить тебя не сумею.
— Какое к черту веселье? Оно не входит в перечень твоих обязанностей. Просто мне нужно переговорить с тобой. Ты выставишь меня сразу, как только захочешь.
— Ну, если ты настаиваешь…
— Спасибо тебе, Фил, дорогой. Я буду у тебя через два квантовых перехода.
Бродерсен и Кейтлин опустили кровать — иначе они просто не могли сесть рядом — и привалились к переборкам, опираясь на подушки. Оба надели пижамы — что случалось крайне редко. Покоившиеся рядом руки соприкасались.
Жидкость в бокале Бродерсена ходила ходуном. Приложившись в этому дымному огню, — отпив и еще раз, — он заметил, что к рукам его возвращается уверенность.
— О Боже, Пиджин, о Боже, — простонал он, — я опять потерял члена своего экипажа. Я виноват.
— Что тут можно было сделать, мой дорогой, — отвечала она. — Никто не винит тебя.
— Кроме меня самого!
Позволив ему с полминуты посидеть, уставясь в пространство и глотая воздух, Кейтлин отставила свой бокал на боковую полку и, взяв за подбородок, повернула голову к себе.
— Вот что, Дэниэл Бродерсен, довольно, — отрезала она. — Ты жалеешь себя самого, а это самая низменная из эмоций.
Встретив суровый взгляд, брошенный из-под шапки распущенных бронзовых волос, он судорожно глотнул и кивнул:
— Да, ты права, прости меня. Конечно же, потрясение было сильным, но мне следовало принять его, как подобает мужчине.
Она обняла его за плечо.
— Драгоценнейший мой, не мучай этим себя. На тебя легла тяжесть, от которой теперь наконец можно избавиться. — Кейтлин поцеловала его — на этот раз скорее ласково, чем страстно.
Когда оба притихли, она вздохнула:
— По правде сказать, я не слишком волновалась за тебя. Вот Фил Вейзенберг в куда худшем состоянии.
— Ха! Да, он пропустил обед… такое несчастье у кого угодно отобьет аппетит.
Кейтлин прикусила губу.
— Ты не слыхал, каким голосом он говорил мне, что не придет к столу. Еще ты не видел его, когда мы высаживались и потом, когда готовились к старту… Нет, ты видел его, но не видал, не замечал. Он держался как спокойный, эффективный и вежливый робот.
Бродерсен нахмурился:
— Плохие новости. Кейтлин стиснула его руку.
— Не надо только беспокоиться о нем, сердце мое. Я посмотрю, что можно сделать. Я знаю, что вы — старые друзья, но мне кажется — он не откроется перед тобой, чтобы не добавлять лишней тяжести. Со мной ему будет легче.
— М-м-м; ты наделена этим даром… Ну хорошо. — Бродерсен выпил и вдруг охрипшим голосом бросил:
— Хотелось бы знать, почему эти черти набросились на нас.
Кейтлин помедлила, подбирая слова.
— Они не черти, Дэн, — отвечала она мягким голосом. — Они — разумные создания, подобные нам с тобой; охотники, чьих редких жилищ мы не могли видеть сверху. Наши собственные предки были такими же, и не столь уж давно. Как я рада тому, что мы, похоже, никого не убили.
— После того, что они натворили?
— Подумай сам. Кто они? Раса, возникшая из низших животных за последние несколько миллионов лет, когда солнце стало гаснуть.
— Ну, это очевидно.
— Думай дальше, Дэн. Прежняя разумная раса переселилась на другую планету. Должно быть, они заглядывают сюда — из почтения или скорбного любопытства. Но зачем им устраивать эту бузу, содержать флотилию кораблей, заново возводить эти старинные здания, ставить собственные изваяния? Только затем, чтобы помочь своим наследникам смягчить самые жуткие ужасы здешней жизни. Дать новому народу полезные вещи — скажем, кованные из железа наконечники стрел для охоты, — но понемногу, не часто — раз в столетие, может быть; чтобы здешний народ научился употреблять эти предметы во благо себе, а не злоупотреблять ими… — Кейтлин прикрыла ладонью рот Бродерсена. — Тихо, макушла, позволь мне закончить. На мой взгляд, старшие направляют все развитие юной культуры, всех различных культур, которые могут существовать на бедной Пандоре. Наверно, руководство осуществляется еще более медленно и осторожно — чтобы природный дух и гений этой расы не засох преждевременно, а процветал. Это объясняет появление изваяний: они напоминают об учителях, которые вернутся через несколько поколений и вновь откроют свои школы; учителях, которые, на мой взгляд, делают все, чтобы не превратиться в богов. Ну а потом, задолго до того как эта планета окончательно испечется, новая цивилизация созреет и сумеет отправиться к звездам.
Улыбнувшись, Кейтлин отпила из бокала и прикоснулась губами к щеке Бродерсена.
— Разве идея моя неразумна, дорогой мой? — спросила она.
— Что ж… нам остается только гадать, — он шумно поставил бокал на полку со своей стороны. — Но какого черта они в нас стреляли?
— Откуда им знать, кто мы? Никто из нас не напоминал учителей. Мы могли показаться им демонами, вторгшимися в священнейшее из святилищ. Или угодили сразу в две новых разновидности зверя — в смертельно опасных и мясных. Фиделио говорил, что сейчас они делают припасы перед суровой зимой, — для подруг, детей, всех, о ком заботятся. Он мог бы погибнуть в Колесе — от злых рук. Но здесь смерть ему принесла ошибка, порожденная в конечном счете любовью.
— Мы не предвидели этого. Вселенная застала нас врасплох.
— Так будет всегда, Дэн, и ты знаешь это.
Он нервно кивнул, осушил бокал, поставил его и повернулся к ней:
— Пиджин, твои слова заставляют мир вновь мне казаться хорошим.
Они прижались друг к другу — и более ничего. Почувствовав, что напряжение оставило Дэна, Кейтлин уложила его на спину. Он закрыл глаза. Она поцеловала его. Дэн улыбнулся, и она прижалась к нему. Скоро он уснул.
Потом Кейтлин выпила немного виски. Поднялась и стала расхаживать босиком у кровати; пальцы крепко сжаты, на лице не утихающая скорбь. Наконец, поглядев на капитана, она убедилась, что тот крепко заснул, отправилась к приватному интеркому и набрала номер.
Из приемника донесся голос Вейзенберга:
— Да?
— Надеюсь, что не разбудила тебя, — сказала она.
— О нет. Сейчас еще не поздно. — Так могла бы говорить и машина. — В чем дело, Кейтлин?
— Мне бы хотелось переговорить с тобой, если ты не против. Он помедлил.
— Это срочно? Я устал, повеселить тебя не сумею.
— Какое к черту веселье? Оно не входит в перечень твоих обязанностей. Просто мне нужно переговорить с тобой. Ты выставишь меня сразу, как только захочешь.
— Ну, если ты настаиваешь…
— Спасибо тебе, Фил, дорогой. Я буду у тебя через два квантовых перехода.