Андерсон Пол Уильям. Аватара

   ***
   Из глубины, куда низверглось ее существо, Джоэль излучила:
   — Быть может, вы хотя бы попрощаетесь со мной?
   — Да, и более того, — был ответ. — Мы узнали от аватары, сколь сильна твоя беда.
   — Тогда возьмите меня к себе.
   — Этого не может быть. О, Джоэль, разве способно дерево летать, может ли птица питаться солнечным светом? Ты есть то, что ты есть сейчас, и еще то, чем станешь, если захочешь. Радуйся этому.
   — Как мне провести оставшиеся жалкие годы, так и не узнав, чем вы занимаетесь — теперь, когда я поняла, что мой Ноумен всего лишь тень?
   — Если ты хочешь, мы можем дать тебе забвение. Нет!
   — Что еще?
   — Если я недостойна вашей компании (в ней нет особенной почести), тогда откройте передо мной Реальность. Убьет она меня или лишит разума, покажите мне Предельное…
   — У нас нет предельного.
   — Но что у вас есть…
   — …Те фрагменты, которыми мы располагаем, сами не в состоянии повредить тебе (как может лекция о теории относительности повредить обезьяне?). Аватара могла бы рассказать тебе. Но ты одарена более глубокими знаниями. Поэтому слушай, если хочешь… (математика и обрывки того, что могло быть прямым восприятием или могло не быть им) наш пространственно-временной континуум не представляет собой всего творения. Он представляет собой пузырек в гиперразмеренностном океане, который бесконечно порождает подобную ему пену, как было в древних океанах Земли, Деметры, Беты, они порождали жизнь снова и снова, потому что это было в их природе. Вселенные умирают словно звезды и цветы, — но материя их сохраняется, преобразуется в нечто, никогда прежде не существовавшее.
   Здесь и сейчас, наш выгоревший космос, расширяясь, убегая от себя самого, пересекся с другим. Совершившись, этот союз породит совершенно новый мир, полный миров… и да будет второе пространство древним, пусть никакая жизнь — мы молимся об этом — не погибнет в ходе генезиса! Каким станет следующий цикл, мы не можем предвидеть.
   …Сейчас меняются уже сами законы физики и константы, и ни вы, ни мы не сможем просуществовать и мгновения за пределами этой силовой крепости. Грядущее совершенно неведомо. Но мы тем не менее стремимся сделаться частью этого будущего, понять его и приветствовать. Мы сооружаем машину ..
   …это всего лишь конец, Джоэль, конец, который никогда не завершается.
   И после молчания:
   — Ты по-прежнему хочешь взглянуть? — Да!
   — Воспринимай.
   Она закричала: не из страха и не от боли — от безнадежности.
   — Прощай, прощай навсегда.
   Кейтлин шевельнулась.
   — Мне надо пойти к ней, — сказала она.
   — Ха! Кого ты имеешь в виду? — спросил Бродерсен.
   — Меня обязали помочь Джоэль, — сказала она ему — Иные знают, как она страдает. Они не могут исцелить ее. Быть может, такого лекарства не существует. Я должна попытаться, Дэн.
   — А как насчет меня?.. Нет, я не хочу докучать тебе, мне не нужно никаких утешений прямо сию минуту, но… ты переменилась, Пиджин.
   — Да, — она крепко обхватила его. — Вдали от тебя. Я постараюсь стать прежней. Верь мне. Ну а сейчас… ты намного сильнее ее.
   — Настал час вашего отбытия, — прозвучали голоса Иных — Да пребудет на вас наше благословение.

Глава 47

   Огромное, красно-золотое на пурпурном небе, солнце Беты поднималось к позднему полудню. Только что закончилась одна из бурь, правившая этой частью долгого дня. Редкие облака чуть светились, и радуга мостом встала над западным горизонтом. Земля сверкала влагой, словно бы глубокие краски дерна, кустов, ветви высоких деревьев усыпали бриллианты. Холодный бриз нес ароматы специй. На востоке играл блещущими водами эстуарий, поднимались силуэты сооружений, но ближе не было свидетельств того, что именно здесь располагалась головная твердыня цивилизации, знающей дорогу к звездам. Древняя башня возносила над землей свою оплетенную лианами серую тушу.
   Была пора роста; ледяная ночь миновала, иссушающий полдень еще не наступил. Куда ни глянь, виднелись свежие ростки, поднимавшиеся буквально на глазах. Небо было полно крылатых существ, и песни звучали над рощей и лугом.
   Джоэль и Кейтлин пешком шли к башне. Тяготение — более слабое, чем на Земле — придавало пружинистую силу их шагу. Но, забыв про улыбку, они все шли сквозь эту весну, молодая женщина с сосредоточенностью на лице, старшая — с печалью.
   — Ну почему ты не можешь просто забыть про свое горе? — недоумевала Кейтлин. — Да, ты перенесла потрясение; трудно узнать, что твои знания — всего лишь песчинка, которая мгновенно вернется назад в море и навсегда затеряется в нем. Но неужели это действительно удивило тебя? Сделается ли от этого менее удивительным какое-нибудь завтрашнее открытие?
   Джоэль качнула головой.
   — Дело обстоит хуже, — отвечала она блеклым тоном. — Я поняла, что не просто невежественна, но и к тому же глупа. Нет, не то. Это слово означало бы, что у нас есть нечто общее с Иными. Но мы, несмотря на все свои голотевтические трюки, остаемся низшими животными. Мы подобны обезьянам, пытающимся писать пьесы Шекспира, наугад ударяя по клавишам пишущей машинки, и не имеющим терпения просидеть на месте более пяти минут. Или подобны слепым подземным червям, пытающимся видеть.
   На секунду Кейтлин стиснула кулаки и повернулась так, чтоб в лицо ей дунул ветер. Она вновь овладела лицом и сказала:
   — Нет, они не глядят на нас сверху вниз. Сколько же раз тебе нужно повторить это! Они считают всякую жизнь благородной и возвышенной. И нам остается самим блюсти свое достоинство.
   — Тебе легко говорить. Кейтлин сдержалась и не ответила.
   — Ты обращена вовне, полна жизни, крови, — которых я лишена, — продолжала Джоэль. — Все, во что я верила, оказалось иллюзией. Поэтому я всего лишь ничтожество.
   Кейтлин покраснела, нахмурилась и отрезала:
   — Тебе давно пора выползти из своей ямы, в которую ты засела из жалости к себе.
   — О, я исполняю свои обязанности вполне компетентно, не бойся.
   Смягчившись, Кейтлин прикоснулась к щеке Джоэль.
   — Учись вновь быть человеком. Мозг открывает лишь одну грань существования, — самую крупную и не самую яркую. Я помогу тебе чем смогу, как и все наши спутники.
   Пренебрежение вернуло едкость.
   — О да, начиная с достаточного количества секса. Твоя любимая панацея… Конечно, ты сумеешь уговорить своих жеребцов обслужить старую даму, чтобы вернуть ее к нормальному образу жизни. Нет уж, спасибо!
   — Разве я предлагала? — спросила негромко Кейтлин. — Я и не собиралась говорить об этом. Уродливая выдумка и в твоих и моих глазах. По-моему, тебе более не понадобится мужчина. Это ничуть не позорит тебя. Таковы твои вкусы и предпочтения. Но меня пугает это оцепенелое одиночество. Позволь нам своим теплом растопить лед. Мы справимся, если и ты ответишь тем же — если тебе это нужно.
   — Я по-настоящему голотевт. И все вы рядом со мной животные. Полные добрых намерений, но животные тем не менее, а домашние зверьки мне не нужны. Что же касается моих коллег на земле, как могут они нравиться мне, если я более не уважаю их? Как и себя. И никакие липучие сантименты мне не помогут… Ну вот и пришли.
   Возле дома стоял флаер, дверь машины была отодвинута назад. Женщины вошли в прохладный гулкий полумрак и по спиральной рамке поднялись на второй этаж. Здесь располагались связные устройства, которые бетане и ученые «Эмиссара» разработали для совместного пользования. Воспоминания о Фиделио нахлынули на Джоэль. «Мы бы разделили общую потерю, помогли друг другу пережить боль. Но он мертв».
   Их ожидали трое туземцев, самка высилась над меньшими по размеру самцами. Солнечные лучи, падая из окна, играли в блестящих, красного дерева шкурах. Йодистый запах, исходящий от этих существ, напоминал о морском береге. Верхними лапами и нижними руками они поприветствовали женщин… ответивших на любезность с максимальной вежливостью.
   Джоэль заняла свое место, Кейтлин ей помогла подключиться, потом встала рядом: начался голотезис. Джоэль отказалась от исследований Ноумена, своей неуклюжей фантазии. Она лишь хотела полностью овладеть местным языком. Тем не менее знакомое состояние овладело ею, она чувствовала, как силы наполняют ее существо… да, это было ее место!
   Через воспроизводящее голос приспособление она отвечала насыщенными тональностями и певучим местным наземным говором.
   — Прекрасной погоды вам, матриарх и верные самцы.
   — Пусть прилив поддержит тебя, самка, полная интеллекта, — отвечали столь же ритуально бетане.
   — Мы сожалеем об опоздании, — извинилась Джоэль. — Дождь задержал нас в лагере. Наши товарищи по стае использовали одолженные летательные аппараты по различным поводам, связанным с нашим обустройством, и я побоялась шторма, который показался мне крайне опасным.
   — Мы не иссохли, — отвечала самка.
   — Мы провели это время, пытаясь угомонить порывы внутри, ожидая то, что мы собираемся выслушать, — добавил самый крупный из ее мужей.
   — Ты проявила к нам доброту, отняв время от своей работы, — ее партнер.
   — Это самое малое, что могу я поведать жене и братьям по дому того, кто был моим другом, — сказала Джоэль.
   Внезапно она с ослепительной яркостью осознала, что это правда. Прежде Джоэль видела в этой беседе рассчитанный жест. Экипаж «Чинука» нуждался в сочувствии для того, чтобы сделать целый мир своим союзником. Но, оказавшись здесь, среди тех, кого любил Фиделио, она ощутила, что глаза ее щипет, они наполнялись влагой. Джоэль, досадуя на себя, смахнула слезу и продолжила, радуясь тому, что искусственный голос звучал по-прежнему ровно.
   — Возле меня находится самка из нашего охотничьего отряда, Кейтлин. Фиделио умер на ее руках. Он стал любить ее общество почти как мое, он наслаждался ее музыкой и пел ей свои песни. Я буду переводить вам и ей. Вместе мы сможем поведать вам о его странствии. Спрашивайте что хотите.
   Кейтлин шагнула вперед к возвышавшейся над ней вдове и протянула коробочку.
   — Возьми это, моя госпожа, — сказала она негромко, — на корабле я скопировала все записи, оставшиеся от него, и увеличила самые лучшие снимки.
   Джоэль перевела, и бетане поняли, что это такое. Какое-то мгновение они безмолвно разглядывали подарок. Потом самка опустила когти на голову Кейтлин самым ласковым образом, погладила ее большими неуверенными ладонями и загрохотала и засвистела на морской речи:
   — Да будет твоя вода всегда чистой и соленой. Да принесет тебе счастье каждый порыв ветра. Да благословит тебя Господь своим присутствием.
   — О, это такая безделица, мне так жаль.
   — Быть может, если это не затруднит тебя, ты разделишь с нами воспоминания о нем. Подними для нас из глубин дни его жизни, которые утонули для нас.
   …Встреча продолжалась долго, несколько часов, поскольку бетане хотели узнать все, каждый взгляд и жест, который могли запомнить люди. Вопросы их стучали дождевыми каплями. Камера снимала происходящее, но Джоэль полагала, что они в ней не нуждаются; бетане пробуждали в себе воспоминания о Фиделио. Спустив сонадор со своего плеча, Кейтлин спела им песни и мелодии, которые исполняла для Фиделио. А потом отложила инструмент в сторону и спела для всех колыбельную.
   В башне на время установилось молчание. Вдова пошевелилась, словно в благоговении приподняла верхнюю руку и сказала:
   — Да будет и тебе милосердие, поскольку сама ты милосердна. Я изложу ваше дело перед верховным советом, и полагаю, что мы можем помочь вам.
   — Что? — воскликнула Джоэль. С удивлением:
   — Ты?
   — Разве ты не поняла всю полноту истины обо мне? Ко благу вы обе проявили свою доброту. Знайте: чтобы почтить прежде-бытие того, кто путешествовал с вами, лига космических путешественников недавно назвала меня своим делегатом. Членам ее придется по душе мое руководство, и все, что я скажу на совете, будет звучать весомо.
   «Удача. Не буду разочаровывать их своими идеалами… которым я служила, не рассчитывая на то, что они действительно могут что-то означать. К тому же последствия могут стать угрожающими. Если Кейтлин поняла…» Джоэль бросила взгляд на молодую женщину, повернувшуюся к окну, лицо ее застыло смертной маской, удаленной от повседневных эмоций. На короткий миг сочувствие призвало Кейтлин назад из тех скитаний, в которые погрузилась душа ее после разлуки с Иными, но теперь она вновь возвратилась туда.
   Джоэль обратила свое внимание к бетанам.
   — Есть ли сомнения в том, что ваши люди помогут нам? — спросила она.
   — Они были, — откровенно отвечала самка. — Ты принесла ужасную новость. Мы надеялись узнать от вас, как стать такими, какими мы должны стать. Сегодня же многие боятся того, что мы — наши потомки, вся наша раса, — научимся от вас предательству, угнетению, насилию, поскольку вы говорите об этом как о привычных вещах. Некоторые из нас подвергли бы вас карантину.
   — Но разве ваш вид идеален? — отвечала Джоэль, защищаясь.
   — Конечно, нет. Ты знаешь нашу болезнь, ту сухость, которую она создает. Все дело в том, что принесет предлагаемая вами вода: исцеление или смерть?
   — Мы можем предложить большее — не только свое участие.
   — Да, схему ваших путей. Они поддерживают на плаву ваше дело, тем не менее… — вдова распростерла руки, словно желая обнять. — Но этот день показал нам троим, сколь возвышенной бывает ваша порода. И разве не следует нам помочь ее процветанию, насколько это возможно. Поэтому я спрошу у Совета.
   Наступившее спокойствие удивило Джоэль.
   Несколько минут спустя семейство тихо распрощалось и отбыло. Они бы подвезли землян, но женщины предпочли пройтись.
   Оставив голотезис, Джоэль не ощутила более депрессии. Да, теперь разум ее не мог достичь хотя бы части только что оставленных способностей, но ничто не требовало этого! Усиленный разум только отвергал то, что начинало формироваться внутри ее.
   …Солнце едва шевельнулось. Иссиня-черная грозовая стена, исписанная рунами молний, бросала с запада вперед облака, несомые пронизывающим быстрым ветром; приближалась новая гроза. Впрочем, она придет, уже когда женщины окажутся в лагере.
   Тем временем можно было подышать свежим воздухом. Живой ландшафт волнами бежал перед ними.
   Кейтлин взяла Джоэль за руку, и лицо девушки и ее поведение выражали смертельную озабоченность, почти не выдавая того, что большая часть ее существа находилась где-то вдали.
   — А теперь плачь, — сказала она.
   — Что? — не поняла Джоэль.
   — Я часто видела, что ты стараешься сдерживать слезы. Твоя машина дает тебе силы. Но почему же не расслабиться? Знаешь, я пролила достаточно слез.
   — Ты другая.
   — В самом ли деле, а в сердце? «Хотелось бы знать», — подумала Джоэль.
   — Я еще не видела, чтобы ты горевала ради самого горя, — продолжила Кейтлин. — И сегодняшний день дал мне драгоценный знак: ты еще можешь любить.
   — Ну… я… — Джоэль глотнула. — Это была родня Фиделио, они не люди.
   — Ну и что же? Они разумны. Они стремятся к твоей дружбе; отдай ее, получи обратно и оживай.
   «О проклятая, я не хочу реветь! Я…»
   — Наши расы будут входить во все более близкий и близкий контакт, — задумчиво проговорила Кейтлин. — Земле потребуется нечто вроде посла на этой планете, на эту роль самым лучшим образом подходит глава научной миссии. Скажи, кто может обладать квалификацией равной твоей?
   — Если бетане примут нас…
   — Примут, не сомневайся, — проговорила Кейтлин. «Какое безмолвное знание обосновывало ее уверенность ?» — Не потому, что они считают необходимым изучить нашу жизнь. Наверно, она действительно интересна; но едва ли предоставит им сразу единственное и простое лекарство, которого они ждут. Простых средств не бывает, так!
   — Но, возглавив новые расы, мы можем повести их и… звездные миры остаются открытыми. Иные не показали бы нам обратный путь через все Ворота, которые мы прошли в нашем поиске, если бы не считали стоящими доверия и человечество и бетан. Пусть они остаются на своем рубеже, но в других местах…
   Голос Кейтлин умолк, она сбилась с шага и на мгновение остановилась, подняв глаза к небу: кривой рот, крючья пальцев, словно пытаясь остановить ветер. Джоэль могла прочитать ее мысли. «Мы должны оставить их самим себе и никогда более не пытаться встретиться с ними».
   Махнув рукой, чтобы осадить боль, Кейтлин пошла дальше и продолжила разговор уже с некоторым энтузиазмом:
   — Танцоры Дану, Учителя Пандоры, Оракул пульсара и посещающие его гости извне. Навигаторы корабля, который мы видели у центра галактики. Их много больше! Джоэль, я могу только позавидовать тебе! Какие приключения ума и духа могут сделаться твоими… а они будут твоими, даже Иные достигают высот духа во время своих скитаний. Чего же еще можно просить? И еще — эти двое, которых мы встретили — дети человечества — пусть не от крови твоей, но они твои потомки — более глубоким образом.
   «Возможно, и так, быть может, она и права, здесь на Бете меня ждут вызов, привязанность и внутренний покой».
   — Твои и Фиделио, — закончила Кейтлин. Джоэль разрыдалась.

Глава 48

   Глаз не уловил перемен. Пылающее Солнце застыло на фоне тьмы посреди несчетных, немерцающих звезд, тек серебром Млечный Путь, туманности и сестры-галактики светились вдали, а гигантский цилиндр Т-машины вращался внутри своих маяков, гоняясь за Землей по ее извечной дороге. Ощущение того, что случилось нечто непоправимое, можно было посчитать глупостью, порожденной неуверенностью и эмоциональным переутомлением. Несколько часов назад пилотируемый беглыми преступниками корабль исчез, наугад ткнулся в ворота и пропал, потерявшись до конца времен. Вот и все. Не произошло ничего существенного. Ничего.
   «Только пришлось рисковать жизнью людей, только экипаж недоволен: от нас что-то скрывают, но что и почему? Только совесть мешает мне спать».
   Плавая в рубке управления, Арам Янигьян, командир наблюдательного корабля «Коперник», молча разглядывал экраны. «Спит ли Лоуэс на борту „Альхазена“ ? Сомневается ли он в нашей правоте, удивляется ли нашему легковерию, и не ругает ли себя за то, что не хватило духа рискнуть карьерой, обратиться к общественному мнению, попытаться затеять расследование? Или же он знает правду и спит крепко, ожидая утром приказ возвращаться домой?»
   Приходило ли ему в голову, сколь важные вещи происходили, происходят и будут происходить до тех пор, пока существует будущее. Просто события эти имеют космический масштаб. Эволюция звезд не знает перерыва; через миллионы лет многие из нынешних ярких звезд вспыхнут и умрут, но за это время туманность Ориона и ее родня породят новые Солнца, новые планеты. Примерно через пять миллиардов лет или около того начнутся предсмертные конвульсии Солнца. Но к тому времени оно далеко улетит от этих созвездий, обернувшись — сколько же, кажется, двадцать пять раз? — вокруг не знающего покоя центра галактики. А потом…
   Перед Янигьяном возник корабль.
   Взвыли автоматические сирены. По интеркому завопили дежурные. Роболоцман не передал предупреждения. И не мог передать. Этот окруженный голубым свечением огромный тупой цилиндр с загадочными ступами не был построен людьми. Но фотографии подобного корабля хранились в многочисленных библиотеках и базах данных на Земле и Деметре. Судно, подобное этому, проследовало сквозь систему Феба.
   — Все по местам! — закричал Янигьян. — Внимание! Ничего не делайте без приказа, просто будьте готовы. Аутерком, соедините меня с «Альхазеном».
   Чужак плавно набирал скорость. Появился второй, повернул прочь, освобождая дорогу третьему.
   — Лоуэс, это вы? Лоуэс, не стреляйте, слышите?
   — Вы считаете меня безумным? Конечно же, нет. Сперва запрошу начальство. Попытайтесь и вы, и если сумеете разбудить этих типов, немедленно известите меня и подсоедините к вашему разговору, если свяжетесь.
   — Четвертый, пятый, шестой… пауза, инопланетные корабли образовали построение, которое могло бы оказаться оборонительным, но…
   Седьмой корабль оказался непохожим на предшествующие, небольшая, неуклюжая сфера взяла с места на стандартном ускорении… — транспорт класса «Королева».
   — Лоуэс, «Эмиссар» вернулся. Святейшая матерь Мария, это корабль привел инопланетный флот!
   — Против всяких приказов…
   — Нет, подождите, подождите, это не «Эмиссар». Увеличьте изображение и приглядитесь-ка повнимательней. Перед нами «Чинук». Они восстали из мертвых.
   «Неужели это сон ? Нет, он слишком материален; ремни давят на мое тело, циферблаты приборов не растекаются по пульту, тело мое ощущает знакомую инерцию, хотя снаружи взорвалась вселенная. Инопланетяне охватили земной корабль подобно щиту».
   — Стандартный вызов, — приказал Янигьян. — Переключите разговор на меня.
   Менее чем через минуту на коммуникационном экране появилось лицо Дэниэла Бродерсена. За дни, прошедшие после того, как «Чинук» направился к Солнцу, морщины на лице его углубились, в волосах прибавилось седины, в нем появилось и нечто непонятное, какая-то отстраненность… как это могло случиться?
   Бродерсен улыбнулся и — как и в предыдущий раз — обратился по-испански:
   — Добрый день, капитан, или доброй ночи. Не знаю, что показывают ваши часы. Пожалуйста, выслушайте. Перед вами не беспомощные разини, которых можно отправить на тот свет, прежде чем они это заметят. Но мы пришли с миром. Если вы начнете стрелять, мы не ответим: нет необходимости. Поэтому я надеюсь, что вы не станете расходовать на нас оплаченную налогоплательщиками амуницию. Мы направляемся к Земле. Однако, поскольку нашу повесть должно узнать все человечество, нам хотелось бы начать с «Коперника» и «Альхазена». Надеюсь, что вы выслушаете нас и пошлете доклад в штаб-квартиру… вместе со свидетельством, так?
   — Да, — сладостно пропело в душе Янигьяна. Лоуэс возник на дублирующей линии.
   — Нет, — простонал он. — Это же бунтовщики! Говорю вам, они привели сюда целый флот чудовищ.
   — И кто же так сказал? — фыркнул Бродерсен.
   — Лоуэс, — сказал Янигьян, — заткнитесь. Пусть ваши люди слушают.
   Бродерсен начал рассказ с записей прямой передачи о происходящем на бетанских кораблях. Он продолжал, и потрясение Янигьяна переросло в гнев, стремящийся к ярости берсерка. Лоуэс поначалу не верил, но потом проняло и его; наконец, чуть остыв, он отправился успокаивать взбунтовавшийся экипаж.
   Звонок возле постели прервал кошмар. Айре Квику снился разрушенный дом, обвиняющая небо мертвая кроха и невероятно алая кровь на плюшевом мишке. Он проснулся в холодном поту. Приподнявшись на локте и включив свет, Квик услышал, как за ночным окном завывает снежный ветер. Рядом, под теплым одеялом, шевельнулась жена, просыпаясь.
   Квик ответил. На экране появилось лицо, затарабанящее новости. Через секунду Квик сказал:
   — Хватит, остановитесь, я продолжу этот разговор по другой линии. Записывайте все, что поступит до моего звонка, и проследите, чтобы линия была надежной.
   Он опустил ноги на пол. Алиса села.
   — Что случилось? — спросила она.
   — Секретная информация, — отвечал он, вставая, — лежи. «Странно, — думал он отстранение, — насколько человек не умеет воспринимать собственную катастрофу. Это как нога, которую я сломал, катаясь на лыжах, или попытка шантажа, или история с Бергдалом, требовавшим повторного подсчета голосов и расследования. Те катастрофы я перенес хорошо. В таких случаях человек на время превращается в эффективный автомат. Волнение приходит позже». Он поглядел на Алису, решил, что она прекрасна, пожалел о том, что наверняка потеряет ее, и — слегка — о том, что не уделял ей достаточно внимания.
   — Дорогой, вести, наверно, ужасные, — прошептала она, — позволь мне быть с тобой, прошу.
   — Говорю тебе, — нет, подожди здесь.
   В кабинете он выслушал все до конца. Отчет оказался путаным и неполным, однако же исключал двусмысленность. Приняв кое-какие меры, он оставил аппарат на связи и направился наверх, чтобы постучать в дверь своего гостя, пребывавшего в доме инкогнито.
   Крепкий и коренастый Семен Ильич Макаров, одетый в очень яркую пижаму, впустил его.
   — Ну, что у вас? — резко спросил премьер Великой России. Квик вошел и закрыл за собой дверь.
   — Плохие новости, — начал он. — Точнее — хуже не придумаешь.
   Макаров закусил ус и остановился.
   — Похоже, что Бродерсен вернулся во главе бетанского флота, — выпалил Квик, — «Альхазен» попытался связаться со мной, но они действовали слишком быстро. «Коперник» обратился в Астронавтическое контрольное бюро, Паламас известила меня. Она встревожена, не знает, что делать, но решила предоставить мне шанс. Я не мог сказать ей: это ложь, обман, соблюдайте секретность, пока мы не узнаем подробности.
   — Но это не ложь, — медленно проговорил Макаров.
   — Едва ли, каким-то образом этот черт… — Квик глотнул, сдержал дрожь и обратился к подробностям.
   — Хорошо, — сказал Макаров. — Хорошо. Дрожь нарастала.
   — И что же нам делать?
   — Я лично немедленно отправляюсь домой. — Макаров торопливо подошел к шкафу, открыл его и взял чемодан. — Вы дадите мне машину доехать до аэродрома.
   — Но… сэр… — Квик попытался справиться с собой. — Надо составить план, скорректировать действия, задействовать организацию.