Страница:
— Держу пари; они разглядывают нас, — сказал он, — но так, что мы не замечаем, как они это делают, и даже не ощущаем этого.
Кейтлин напряглась под рукой своего мужчины.
— Так ты ничего не чувствуешь? — прошептала она.
— Что? — Бродерсен повернул к ней голову. Свет играл в каштановых с рыжиной волосах, зеленые глаза углубились куда-то, груди вздымали комбинезон, вдыхая и выдыхая воздух. — А ты можешь?
— Не знаю, — отвечала она голосом лунатика. — Как знать? Но я ощущаю — не могу передать словами — нечто вроде яркого шевеления — прошлые воспоминания всплывают из памяти, — как русалки из моря… Неужели никто не ощущает этого?
Испуг охватил его. Значит, они сканируют все ее тело, нервы, мозг… быть может они выделили ее, или Кейтлин просто оказалась самой чувствительной… Внезапно Бродерсен вспомнил историю о холме эльфов, которую она слыхала от матери.
— Пиджин! — Он покрепче обнял ее и ощутил, как напряглась рука Вейзенберга.
— Не волнуйтесь за меня, дорогие, — сказала она, — не отворачивая лица от вселенной. — Это радость. Ведь Иные могут быть только добрыми.
Через минуту-другую множество сердцебиений во встревоженной груди Бродерсена — она вздрогнула, взволнованно огляделась и сказала тонким голосом:
— Все ушло. Это оставило меня.
— А что ощущали все остальные? — осведомился Вейзенберг. Послышались негромкие отрицания.
— Выходит, они закончили, — предположил он. — Что будет дальше?
Но стрела снаружи оставалась неподвижной.
— Должно быть, назад через Т-машину отправлена весть, — проговорила Джоэль. — Наше появление оказалось необычным даже в их глазах, возможно, ему нет прецедента. Они хотят обратиться к памяти, быть может, вызвать специалиста. Но едва ли нам придется долго ждать.
— Нет, они не будут мучать нас, — сказала Кейтлин. Бродерсен мог буквально ощущать, как она расслабилась, возвращаясь в реальность из пережитого сна наяву.
— И что же они сделают? — голос Сюзанны /дрогнул. Взгляд жены выдал Руэде, что боялась она за него. — Мы вошли в их дом… дом богов.
— Да, и мифы свидетельствуют, что, совершив это, смертные никогда не становились прежними, — отвечала Кейтлин. — Я думаю, что все мы возрастем и не умалимся. — А Бродерсену шепнула:
— Пока я могу любить…
Полчаса медленно завершались. От Т-машины в страну «Чинука» направился второй вытянутый корпус.
Он остановился рядом с человеческим кораблем — напротив своего близнеца.
И застыли все трое в величье колоссальных трудов, совершавшихся за ними.
На всех длинах волн Джоэль излучала. Привет. Вот я — на всех человеческих языках, и на бетанском, и еще на том, которому научилась с помощью Оракула. Вот я, говорите со мной, я ждала вас, как ждет невеста.
И явился ответ, словно благословение. Здравствуй, Джоэль Кай, радуйся и успокойся (восприимчивость ее возрастала). Умиротворись, наконец, бедный скорбный дух.
Кто ты? Что ты говоришь?..
— …Не бойся. Вас?
— …да, ты не ждешь беды, Джоэль Кай, и в этом права. Здесь, в конце пути вас ждет безопасность. Но более всего ты боишься, что мы не сможем или не захотим осуществить твою заветную мечту. Обещания бесполезны, поскольку наверно и будет. Но сумеешь ли ты исцелить ужас в себе и спокойно ожидать того, что должно случиться?
Душа ее содрогнулась.
— Когда вы решите?
— …Увы, через какое-то время, мы не сверхъестественные существа, мгновенно и безошибочно знающие все. Мы пришли сюда, чтобы познакомиться с вами, понять, как и почему вы попали сюда, чего вы ищете и как ваша победа может преобразить течение времен, на многих мирах… и познать все это настолько полно, чтобы осмелиться вынести суждение.
Не будь руки Джоэль соединены с машиной, не плавала бы она в своем кресле, то вознесла бы руки в молитве.
— Понимаю. Но я готова. Берите меня, обследуйте, спрашивайте, используйте по своему желанию.
Доброта прикоснулась к ней, она ощущала ее, как солнечный свет, проникший в душу, и сказала:
— Ты нам не нужна. И это понятно; ты ведь больше не являешься представителем своей расы. Ты воспринимаешь космос не так, как твои собратья, а как раненое существо. Мы обследовали бы каждого из вас и самым тщательным образом. Но по величайшей удаче и они не нужны нам при всем несовершенстве своих познаний. Среди вас находится наша аватара.
Что ? Я не понимаю…
— …Теперь мы оставим тебя и обратимся к ней. Жестоко заставлять вас ждать дольше, чем требуется нам, чтобы познать необходимое. Пусть отвага принесет спокойствие тебе, Джоэль Кай. И не пребывай более в своем голотезисе (не приказ, просьба). Отправляйся к своим друзьям, и будь среди них. Прощай.
Присутствие исчезло. Джоэль осталась в своей упряжи, не слыша того, что доносил до нее интерком. Она попыталась всплакнуть, но не сумела. И в унынии осталась на месте.
Сочное женское контральто прозвучало в громкоговорителе интеркома; интонации, с которыми звучали английские слова, заставили Кейтлин охнуть.
— Всегда да пребудет с вами лучшее, что есть здесь. Мы хотели бы войти. Пожалуйста, впустите нас; если вы не против — через люк номер три. Со счастьем идем мы к вам.
— Не против ли мы… — вырвалось у Бродерсена. Тем не менее солдатская привычка заставила его сказать своим сотоварищам. — Оставайтесь на месте. Я пойду и впущу их.
«Какое неподходящее место, чтобы приветствовать повелителей вселенной», — мелькнуло в душе его, Бродерсен осознавал и сухость во рту, и то, как отчаянно колотится пульс. Отталкиваясь ногами и перехватываясь руками, он летел по коридору к нужному контрольному пульту, зная, что придется подождать минутку, чтобы утихомирилась дрожь во всем теле, прежде чем он сумел нажать на кнопку.
Внутренние двери раздвинулись. Перед Бродерсеном появились две фигуры, окутанные серебристыми аурами, которые, должно быть, защищали их от космоса. И пока Бродерсен соображал, сияния, моргнув, исчезли. Перед ним оказались мужчина и женщина.
«Следует ли встать на колени? Но как это сделать в невесомости?»
— Пп-приветствую вас. Мы к вашим услугам…
Высокие, безукоризненно сложенные, стройные, светловолосые и голубоглазые… Длинные светлые волосы обрамляли сильные и пригожие лица, полные молодости и неизмеримой зрелости. Бородатый мужчина был облачен в тунику, вполне похожую на полотняную; килт, который мог оказаться шерстяным, сапоги, кожаные с виду, и широкий плащ. Женщина, чьи локоны ниспадали едва ли не до легко обутых ног, была в длинном плаще и мантии, которые были многоцветны и вышиты. Обоих украшали золото, серебро и самоцветы: диадемы, гривны, браслеты, броши, витые кольца. Ножи на ярких поясах казались инструментами, а не оружием. Муж держал в руках окованный бронзой посох; на вершине разбежалось ветвями, на которых росли листья, среди них, а также на плечах мужчины сидели перелетая и пересвистывая птицы: жаворонки, коноплянки, дрозды, малиновка. Женщина держала в руке небольшую арфу. Оба улыбнулись.
— Нет, это мы должны приветствовать тебя, отважный путешественник! — звучным баритоном ответил мужчина. — Отведешь ли ты нас к своим друзьям?
— Воистину, сэр, воистину, — отозвался потрясенный Бродер-сен в трепете и не думая. Пара не нуждалась ни в поручнях, ни опорах, они призраками скользнули вперед. По коридорам, прямо к двери, ведущей в кают-компанию.
Бродерсен отступил назад, пропуская гостей вперед. А потому не видел, как Кейтлин воскликнула «Ооооу!» Еще ни одно зрелище во время всего путешествия не вызывало у нее таких звуков. В тревоге капитан перелетел через порог. Подняв руки, Кейтлин плавала в воздухе — Вейзенберг придерживал, — губы ее раздвинулись, слезы срывались с лица и плясали в воздухе. Забыв про уважение и осторожность, Дэн бросился к ней, едва не вырвав энергичным движением из рук инженера.
— Пиджин, что случилось, что с тобой?
— Все хорошо, — она задыхалась. — Это — Энгус Мак Ог, бог любви, а с ним и Бригит, сестра его, богиня бардов… Но вас ведь не существует, правда?
Мужчина покачал головой.
— Нет, — отвечал он негромко. — Одно могу сказать; те, кого вы зовете Иными, не боги. Ради тебя, чтобы утешить и воздать должное, мы избрали для себя тени этих обличий.
Женщина шагнула в сторону Кейтлин. Бродерсен и Вейзенберг выпустили ее, чтобы девушка могла прикоснуться к гостье.
— Ты нам дорога, — сказала та, что называлась Бригит, — и мы мечтаем познакомиться с тобой во всей полноте и поблагодарить за все, что ты дала нам.
— Кто? Я? — Кейтлин осеклась. — Бродяжка, дурочка, скверная сочинительница… что могу я предложить вам, хозяевам всей вселенной?
— Жизнь, которой ты живешь, — Бригит отбросила в сторону арфу и прижала девушку к своей груди.
Держась рукой, Бродерсен изогнулся, чтобы поглядеть на Энгуса. Окруженный пением птиц, сын Дагды
отвечал:
— Не бойся за нее. Никогда желанием своим мы не причиним ей горя, — лишь в той мере, которая неизбежна. Вся жизнь создана для радости. О да, мы тоже убиваем, допускаем смерть, потому что мы не боги, и уж тем более — не Господь; мы тоже подчинены судьбе. Но пока это в наших силах, мы пестуем жизнь; мы охраняем ее и почитаем ее свободу — высшего почтения жизни нельзя оказать, и уж тем более чтим мы права своих аватар.
— Аватар… воплощений… — Вейзенберг внезапно состарился. — Неужели ты хочешь сказать, что это вы сотворили ее?..
— Нет, — отвечал Энгус, тем временем Бригит, обнимая Кейтлин, что-то негромко бормотала ей. — Разве может произведение наших рук прожить во всей полноте жизнь и не принадлежать нам? Но она — человек в такой же мере, как и все вы. Она отличается от любого из вас — строением клетки, течением крови — меньше, чем отличался бы близнец. И если бы не была призвана, то закончила бы свою жизнь, так и не узнав о той силе, которая в ней обитает.
— Какова же эта сила? — воскликнул Лейно. Бригит подняла лицо.
— Сила эта дает ей право стать одной из нас, — отвечала она. Энгус:
— Будь мы на деле богами, то сумели бы заглянуть прямо в ваши души. Но мы всего лишь Иные и умеем лишь прикоснуться к тончайшему верхнему слою разума и не способны найти глубин внутренней сути существа, которое их не имеет.
Бродерсен выдохнул:
— Так какого же черта вы из себя представляете? Бестелесные интеллекты, затерянные в пространстве и времени, или что-то еще?
Бригит чуточку улыбнулась, обращаясь скорей к Кейтлин, чем к нему:
— О нет! Что, кроме тела, может породить и носить разум? Если бы такое оказалось возможным, чистый дух, лишенный чувств, счастья, которое может дать космос, оказался бы жалким созданием! Мы, кого вы зовете Иными, как и вы сами, — создания плотские; нас родила материя, возникшая в звездах, и мы ощущаем все животные потребности. Мы ваша родня.
Бродерсен:
— Ха! А таковы ли на самом деле вы под своими масками? Энгус:
— А ты уверен в том, что это маски?
Бригит:
— Это лишь мелкие изменения — сделанные ради нашей аватары. Будь она другой, как бывает среди людей, вы, быть может, увидели нас чернокожими, косоглазыми или низколобыми — такими, какими нужно. Не в глубине… мы пришли сюда с Земли, просто потому, что случайно там оказались, отвечая на вызов Дэниэла.
Энгус:
— Но не будем продолжать, пока не узнаем от Кейтлин всю вашу историю глубже, чем ее могут передать слова или мысли. — Он вдруг посерьезнел и взглядом буквально распял Бродерсена. — Пойми, капитан, мы еще не поняли вас. Мы верим, что вы хотите добра, и тем не менее, вернувшись домой, вы можете принести туда погибель, открыв людям то, что, быть может, отчасти им не следует знать в годину бед. Но если мы не сможем отправить вас домой, вы доживете всю отпущенную вам жизнь в приятном месте, которое мы для вас подготовим. Но пока я считаю, что вы скорее всего отправитесь домой.
Экипаж и Бродерсен отозвались хором:
— Да, о да. Энгус:
— А теперь давайте отложим разговоры; сперва нужно понять, что именно следует обсудить. Кейтлин будет для нас сосудом открытия.
Бригит:
— Если захочет, — и обратилась к девушке, которую все еще держала в объятиях. — Дорогая, ты не испытаешь ни вреда, ни боли, кроме той, которую ты потом предпочтешь выбрать сама. У воспоминаний своя цена, но, если ты решишь, тебя освободят от них. — Она поцеловала ее в лоб. — Я предупредила тебя, и надеюсь, что ты поступишь правильно. Подумай хорошо, дитя. Подумай. Мы не станем заставлять тебя или торопить. Мы не знаем заранее, как именно отразится на тебе единство с нами. Подумай, спроси нас, посоветуйся со своими друзьями, побудь среди них, сколько тебе нужно, и не бойся сказать «нет».
Кейтлин подняла свое лицо к той, в ком видела богиню, и отвечала сквозь слезы:
— Но если я не сделаю этого, мы не сможем вернуться домой, так ведь? — Она рассмеялась, и на этот раз веселье казалось неподдельным. — К тому же передо мной сам повелитель любви.
На озабоченном лице Иного появилась улыбка, он отвечал негромко:
— Все мы любим тебя.
— Достаточно разговоров, — сказала Бригит. — Пусть теперь будет песня. — Она взяла арфу парившую в воздухе возле нее.
Потом никто не мог сказать, что в точности произошло. Наконец они последовали за Энгусом, Бригит и Кейтлин к воздушному шлюзу и среди музыки распрощались. К тому времени девушка была полностью зачарована. На прощанье она поцеловала всех, как во сне.
Оба сверкающих корабля оставили «Чинук».
Глава 45
Глава 46
Кейтлин напряглась под рукой своего мужчины.
— Так ты ничего не чувствуешь? — прошептала она.
— Что? — Бродерсен повернул к ней голову. Свет играл в каштановых с рыжиной волосах, зеленые глаза углубились куда-то, груди вздымали комбинезон, вдыхая и выдыхая воздух. — А ты можешь?
— Не знаю, — отвечала она голосом лунатика. — Как знать? Но я ощущаю — не могу передать словами — нечто вроде яркого шевеления — прошлые воспоминания всплывают из памяти, — как русалки из моря… Неужели никто не ощущает этого?
Испуг охватил его. Значит, они сканируют все ее тело, нервы, мозг… быть может они выделили ее, или Кейтлин просто оказалась самой чувствительной… Внезапно Бродерсен вспомнил историю о холме эльфов, которую она слыхала от матери.
— Пиджин! — Он покрепче обнял ее и ощутил, как напряглась рука Вейзенберга.
— Не волнуйтесь за меня, дорогие, — сказала она, — не отворачивая лица от вселенной. — Это радость. Ведь Иные могут быть только добрыми.
Через минуту-другую множество сердцебиений во встревоженной груди Бродерсена — она вздрогнула, взволнованно огляделась и сказала тонким голосом:
— Все ушло. Это оставило меня.
— А что ощущали все остальные? — осведомился Вейзенберг. Послышались негромкие отрицания.
— Выходит, они закончили, — предположил он. — Что будет дальше?
Но стрела снаружи оставалась неподвижной.
— Должно быть, назад через Т-машину отправлена весть, — проговорила Джоэль. — Наше появление оказалось необычным даже в их глазах, возможно, ему нет прецедента. Они хотят обратиться к памяти, быть может, вызвать специалиста. Но едва ли нам придется долго ждать.
— Нет, они не будут мучать нас, — сказала Кейтлин. Бродерсен мог буквально ощущать, как она расслабилась, возвращаясь в реальность из пережитого сна наяву.
— И что же они сделают? — голос Сюзанны /дрогнул. Взгляд жены выдал Руэде, что боялась она за него. — Мы вошли в их дом… дом богов.
— Да, и мифы свидетельствуют, что, совершив это, смертные никогда не становились прежними, — отвечала Кейтлин. — Я думаю, что все мы возрастем и не умалимся. — А Бродерсену шепнула:
— Пока я могу любить…
Полчаса медленно завершались. От Т-машины в страну «Чинука» направился второй вытянутый корпус.
Он остановился рядом с человеческим кораблем — напротив своего близнеца.
И застыли все трое в величье колоссальных трудов, совершавшихся за ними.
На всех длинах волн Джоэль излучала. Привет. Вот я — на всех человеческих языках, и на бетанском, и еще на том, которому научилась с помощью Оракула. Вот я, говорите со мной, я ждала вас, как ждет невеста.
И явился ответ, словно благословение. Здравствуй, Джоэль Кай, радуйся и успокойся (восприимчивость ее возрастала). Умиротворись, наконец, бедный скорбный дух.
Кто ты? Что ты говоришь?..
— …Не бойся. Вас?
— …да, ты не ждешь беды, Джоэль Кай, и в этом права. Здесь, в конце пути вас ждет безопасность. Но более всего ты боишься, что мы не сможем или не захотим осуществить твою заветную мечту. Обещания бесполезны, поскольку наверно и будет. Но сумеешь ли ты исцелить ужас в себе и спокойно ожидать того, что должно случиться?
Душа ее содрогнулась.
— Когда вы решите?
— …Увы, через какое-то время, мы не сверхъестественные существа, мгновенно и безошибочно знающие все. Мы пришли сюда, чтобы познакомиться с вами, понять, как и почему вы попали сюда, чего вы ищете и как ваша победа может преобразить течение времен, на многих мирах… и познать все это настолько полно, чтобы осмелиться вынести суждение.
Не будь руки Джоэль соединены с машиной, не плавала бы она в своем кресле, то вознесла бы руки в молитве.
— Понимаю. Но я готова. Берите меня, обследуйте, спрашивайте, используйте по своему желанию.
Доброта прикоснулась к ней, она ощущала ее, как солнечный свет, проникший в душу, и сказала:
— Ты нам не нужна. И это понятно; ты ведь больше не являешься представителем своей расы. Ты воспринимаешь космос не так, как твои собратья, а как раненое существо. Мы обследовали бы каждого из вас и самым тщательным образом. Но по величайшей удаче и они не нужны нам при всем несовершенстве своих познаний. Среди вас находится наша аватара.
Что ? Я не понимаю…
— …Теперь мы оставим тебя и обратимся к ней. Жестоко заставлять вас ждать дольше, чем требуется нам, чтобы познать необходимое. Пусть отвага принесет спокойствие тебе, Джоэль Кай. И не пребывай более в своем голотезисе (не приказ, просьба). Отправляйся к своим друзьям, и будь среди них. Прощай.
Присутствие исчезло. Джоэль осталась в своей упряжи, не слыша того, что доносил до нее интерком. Она попыталась всплакнуть, но не сумела. И в унынии осталась на месте.
Сочное женское контральто прозвучало в громкоговорителе интеркома; интонации, с которыми звучали английские слова, заставили Кейтлин охнуть.
— Всегда да пребудет с вами лучшее, что есть здесь. Мы хотели бы войти. Пожалуйста, впустите нас; если вы не против — через люк номер три. Со счастьем идем мы к вам.
— Не против ли мы… — вырвалось у Бродерсена. Тем не менее солдатская привычка заставила его сказать своим сотоварищам. — Оставайтесь на месте. Я пойду и впущу их.
«Какое неподходящее место, чтобы приветствовать повелителей вселенной», — мелькнуло в душе его, Бродерсен осознавал и сухость во рту, и то, как отчаянно колотится пульс. Отталкиваясь ногами и перехватываясь руками, он летел по коридору к нужному контрольному пульту, зная, что придется подождать минутку, чтобы утихомирилась дрожь во всем теле, прежде чем он сумел нажать на кнопку.
Внутренние двери раздвинулись. Перед Бродерсеном появились две фигуры, окутанные серебристыми аурами, которые, должно быть, защищали их от космоса. И пока Бродерсен соображал, сияния, моргнув, исчезли. Перед ним оказались мужчина и женщина.
«Следует ли встать на колени? Но как это сделать в невесомости?»
— Пп-приветствую вас. Мы к вашим услугам…
Высокие, безукоризненно сложенные, стройные, светловолосые и голубоглазые… Длинные светлые волосы обрамляли сильные и пригожие лица, полные молодости и неизмеримой зрелости. Бородатый мужчина был облачен в тунику, вполне похожую на полотняную; килт, который мог оказаться шерстяным, сапоги, кожаные с виду, и широкий плащ. Женщина, чьи локоны ниспадали едва ли не до легко обутых ног, была в длинном плаще и мантии, которые были многоцветны и вышиты. Обоих украшали золото, серебро и самоцветы: диадемы, гривны, браслеты, броши, витые кольца. Ножи на ярких поясах казались инструментами, а не оружием. Муж держал в руках окованный бронзой посох; на вершине разбежалось ветвями, на которых росли листья, среди них, а также на плечах мужчины сидели перелетая и пересвистывая птицы: жаворонки, коноплянки, дрозды, малиновка. Женщина держала в руке небольшую арфу. Оба улыбнулись.
— Нет, это мы должны приветствовать тебя, отважный путешественник! — звучным баритоном ответил мужчина. — Отведешь ли ты нас к своим друзьям?
— Воистину, сэр, воистину, — отозвался потрясенный Бродер-сен в трепете и не думая. Пара не нуждалась ни в поручнях, ни опорах, они призраками скользнули вперед. По коридорам, прямо к двери, ведущей в кают-компанию.
Бродерсен отступил назад, пропуская гостей вперед. А потому не видел, как Кейтлин воскликнула «Ооооу!» Еще ни одно зрелище во время всего путешествия не вызывало у нее таких звуков. В тревоге капитан перелетел через порог. Подняв руки, Кейтлин плавала в воздухе — Вейзенберг придерживал, — губы ее раздвинулись, слезы срывались с лица и плясали в воздухе. Забыв про уважение и осторожность, Дэн бросился к ней, едва не вырвав энергичным движением из рук инженера.
— Пиджин, что случилось, что с тобой?
— Все хорошо, — она задыхалась. — Это — Энгус Мак Ог, бог любви, а с ним и Бригит, сестра его, богиня бардов… Но вас ведь не существует, правда?
Мужчина покачал головой.
— Нет, — отвечал он негромко. — Одно могу сказать; те, кого вы зовете Иными, не боги. Ради тебя, чтобы утешить и воздать должное, мы избрали для себя тени этих обличий.
Женщина шагнула в сторону Кейтлин. Бродерсен и Вейзенберг выпустили ее, чтобы девушка могла прикоснуться к гостье.
— Ты нам дорога, — сказала та, что называлась Бригит, — и мы мечтаем познакомиться с тобой во всей полноте и поблагодарить за все, что ты дала нам.
— Кто? Я? — Кейтлин осеклась. — Бродяжка, дурочка, скверная сочинительница… что могу я предложить вам, хозяевам всей вселенной?
— Жизнь, которой ты живешь, — Бригит отбросила в сторону арфу и прижала девушку к своей груди.
Держась рукой, Бродерсен изогнулся, чтобы поглядеть на Энгуса. Окруженный пением птиц, сын Дагды
отвечал:
— Не бойся за нее. Никогда желанием своим мы не причиним ей горя, — лишь в той мере, которая неизбежна. Вся жизнь создана для радости. О да, мы тоже убиваем, допускаем смерть, потому что мы не боги, и уж тем более — не Господь; мы тоже подчинены судьбе. Но пока это в наших силах, мы пестуем жизнь; мы охраняем ее и почитаем ее свободу — высшего почтения жизни нельзя оказать, и уж тем более чтим мы права своих аватар.
— Аватар… воплощений… — Вейзенберг внезапно состарился. — Неужели ты хочешь сказать, что это вы сотворили ее?..
— Нет, — отвечал Энгус, тем временем Бригит, обнимая Кейтлин, что-то негромко бормотала ей. — Разве может произведение наших рук прожить во всей полноте жизнь и не принадлежать нам? Но она — человек в такой же мере, как и все вы. Она отличается от любого из вас — строением клетки, течением крови — меньше, чем отличался бы близнец. И если бы не была призвана, то закончила бы свою жизнь, так и не узнав о той силе, которая в ней обитает.
— Какова же эта сила? — воскликнул Лейно. Бригит подняла лицо.
— Сила эта дает ей право стать одной из нас, — отвечала она. Энгус:
— Будь мы на деле богами, то сумели бы заглянуть прямо в ваши души. Но мы всего лишь Иные и умеем лишь прикоснуться к тончайшему верхнему слою разума и не способны найти глубин внутренней сути существа, которое их не имеет.
Бродерсен выдохнул:
— Так какого же черта вы из себя представляете? Бестелесные интеллекты, затерянные в пространстве и времени, или что-то еще?
Бригит чуточку улыбнулась, обращаясь скорей к Кейтлин, чем к нему:
— О нет! Что, кроме тела, может породить и носить разум? Если бы такое оказалось возможным, чистый дух, лишенный чувств, счастья, которое может дать космос, оказался бы жалким созданием! Мы, кого вы зовете Иными, как и вы сами, — создания плотские; нас родила материя, возникшая в звездах, и мы ощущаем все животные потребности. Мы ваша родня.
Бродерсен:
— Ха! А таковы ли на самом деле вы под своими масками? Энгус:
— А ты уверен в том, что это маски?
Бригит:
— Это лишь мелкие изменения — сделанные ради нашей аватары. Будь она другой, как бывает среди людей, вы, быть может, увидели нас чернокожими, косоглазыми или низколобыми — такими, какими нужно. Не в глубине… мы пришли сюда с Земли, просто потому, что случайно там оказались, отвечая на вызов Дэниэла.
Энгус:
— Но не будем продолжать, пока не узнаем от Кейтлин всю вашу историю глубже, чем ее могут передать слова или мысли. — Он вдруг посерьезнел и взглядом буквально распял Бродерсена. — Пойми, капитан, мы еще не поняли вас. Мы верим, что вы хотите добра, и тем не менее, вернувшись домой, вы можете принести туда погибель, открыв людям то, что, быть может, отчасти им не следует знать в годину бед. Но если мы не сможем отправить вас домой, вы доживете всю отпущенную вам жизнь в приятном месте, которое мы для вас подготовим. Но пока я считаю, что вы скорее всего отправитесь домой.
Экипаж и Бродерсен отозвались хором:
— Да, о да. Энгус:
— А теперь давайте отложим разговоры; сперва нужно понять, что именно следует обсудить. Кейтлин будет для нас сосудом открытия.
Бригит:
— Если захочет, — и обратилась к девушке, которую все еще держала в объятиях. — Дорогая, ты не испытаешь ни вреда, ни боли, кроме той, которую ты потом предпочтешь выбрать сама. У воспоминаний своя цена, но, если ты решишь, тебя освободят от них. — Она поцеловала ее в лоб. — Я предупредила тебя, и надеюсь, что ты поступишь правильно. Подумай хорошо, дитя. Подумай. Мы не станем заставлять тебя или торопить. Мы не знаем заранее, как именно отразится на тебе единство с нами. Подумай, спроси нас, посоветуйся со своими друзьями, побудь среди них, сколько тебе нужно, и не бойся сказать «нет».
Кейтлин подняла свое лицо к той, в ком видела богиню, и отвечала сквозь слезы:
— Но если я не сделаю этого, мы не сможем вернуться домой, так ведь? — Она рассмеялась, и на этот раз веселье казалось неподдельным. — К тому же передо мной сам повелитель любви.
На озабоченном лице Иного появилась улыбка, он отвечал негромко:
— Все мы любим тебя.
— Достаточно разговоров, — сказала Бригит. — Пусть теперь будет песня. — Она взяла арфу парившую в воздухе возле нее.
Потом никто не мог сказать, что в точности произошло. Наконец они последовали за Энгусом, Бригит и Кейтлин к воздушному шлюзу и среди музыки распрощались. К тому времени девушка была полностью зачарована. На прощанье она поцеловала всех, как во сне.
Оба сверкающих корабля оставили «Чинук».
Глава 45
Я была аватарой, которой выпала более странная участь, чем предвидели те, кто предоставил мне жизнь. Останься я дома, в какой-то час один из тех, кто следит за людьми, призвал бы меня. И тогда они разделили бы со мной много счастья, толику печали, многочисленные желания и недоумения, узнали мой гнев, измерили деяния, услышали зовы, несчастья, страхи, удивление, желания, обязанности, потери, быть может, даже обнаружили капельку мудрости, прибавившуюся за годы жизни. Но случай и желание привели меня к ним, обитающим у предела нашей вселенной.
Что случилось потом, я не знаю. Тело мое помнит об этом слишком немного, сохранив лишь призрак воспоминания, но и для него у меня нет слов. Остались лишь краса и величие… но можно ли спеть картину, скульптуру, положить их на музыку? Однако и они были самыми маленькими в той реальности.
Понимаешь, я не просто соединилась с Иными, мы стали единым целым. Их восприятие, интеллект, чувства, воспоминания, ощущения, облик и даже души стали моими, а я — всей душой одной среди них. Они были мною, и я была ими, и я была Иной.
На что это похоже, теперь даже не могу представить в уме, не говоря о том, чтобы облечь в слова. Век, в котором я родилась, познакомил меня со своими идеями; их я пытаюсь использовать, чтобы высказать запавшее в память из того, что узнала тогда. Не знаю, в какой мере они пригодны для такой цели; быть может, первый аватар нашей расы, обитавший на Земле тридцать тысяч лет назад, сделал бы это лучше… быть может, инстинкты животного или ощущения растений оказались бы полезнее.
Жизнь самых первых Иных началась в мире, сформировавшемся еще до образования галактики. Наверно, скудные запасы металлов ограничили скорость развития науки и техники; они продвигались вперед очень медленно и всякий раз успевали достичь гармонии, прежде чем сделать очередной шаг. Возможно, сперва они сумели приспособить себя, сому и психику, к более быстрому шагу. Наконец они отправились к только что родившимся звездам на кораблях, путешествовавших почти со скоростью света. Встречи с чуждым разумом и обмен с ним идеями давали всякий раз могучий толчок, позволивший наконец набрать силу и построить огромные транспортные машины. К этому времени Иные перестали быть единой расой; и, продвигаясь сквозь пространство и время, их исследователи обнаруживали все больше сушеств, которые, если хотели, могли присоединиться к ним.
Но в основном разумные не были готовы. Не многие вообще способны на это. Иные не пытались настаивать или втайне руководить. Только в редких случаях открывали они свое существование. Они не считали, что каждому народу суждено сделаться им подобным; они вообще не верили в судьбу. Каждый вид жизни драгоценен, всякий имеет право направляться своим собственным путем. Более того, подобное разнообразие и поставляет ту пищу, на которой может расти их собственный дух.
Но не будем звать их безразличными. Нет, обладая всем нужным знанием, интеллектом и восприимчивостью, прожив столько разделенных жизней на многих планетах, познав всю историю вселенной от огненного ее рождения до пепельной смерти, Иные познали такие глубины и высоты трагедии, которых я не могу вспомнить; мой нынешний разум один не справится с болью. Они помогали — как могли, — если безвредное воздействие направляло народ к единению. Но чаще всего просто наблюдали и скорбели.
И все же их нельзя назвать слишком печальными. Их веселье — улыбка, игривость, восторг — выходило за пределы моего понимания. Как и творческие способности. Иные усматривали в своих собственных жизнях непрерывные произведения искусства, которое должно восхищать художника и аудиторию.
Подобная идея могла возникнуть из-за того, что в их понимании рассудок или сознание многолики. Полное или частичное слияние личностей и их воли я могла бы назвать телепатией, однако скудные возможности этого слова не передают истины. Происходит оно не по волшебству. Сперва разумам нужна волна, подчиняющаяся законам физики. Похожее случается и среди нас. Иные довели форму до совершенства.
Они умеют копировать все, из чего состоит личность, на другое тело, природное или искусственное, органическое или механическое, или . возьмем хотя бы Оракул. Конечно же, схему эту нельзя считать полной. Разум не является изолированным объектом. И то, что производит и поддерживает его, должно управлять им и, в свой черед, подвергаться обратному воздействию.
И все же Иные способны вести отдельное существование, в особенности для того, чтобы слиться в новом бытии. В известном смысле Иной является бессмертным, когда передает все прошлое, пережитое умирающим телом в новое, специально выращенное для этой цели, или даже более чем одному телу. Смешение разумов уже внесло свой вклад в эти личностные интегралы, объединяющие множество существ. Воспроизведенная запись в нужный момент создает впечатление некоего воскресения.
Итак, Иные не являются монадами в любой степени. Нельзя считать, что они слились в чудовищный сверхразум: подобное только притупило бы его возможности. Восприимчивость делает их текучие в своей форме личности более реальными, чем бывает среди людей. Из этого корня, быть может, и возникла их страстная привязанность к свободе.
Они не боги. В нашей галактике в любой момент времени случается много такого, чего они не способны познать или предвидеть. Однако при всем величии их сооружений и освоенных расстояний они куда лучше нас понимают, насколько более велика рядом с ними реальность со своими вечными тайнами. Обращаясь к символам более сложным, чем серпик убывающей или растущей Луны, они создают о рождении и смерти звезд миф и тоже испытывают благоговейный трепет.
Действительно, технология, циклопическая или субатомная, давно сделалась для них лишь средством достижения цели. Многое они отвергли как ненужное. И теперь добиваются более тонких целей — слишком тонких для нашего восприятия (когда ты ваяешь статую, твой пес замечает, что камень преобразился), но я попытаюсь хотя бы намекнуть.
Позволю себе сказать, что Иные занимаются исследованием и пониманием Бытия и празднуют его существование. И среди многих способов это осуществляется Бытием аватар.
Но при всей своей осторожности и тщательности, они не считают аватару нарушением законов природы. Подобный организм ни в коем случае нельзя назвать аномальным. В худшем случае он пришел в бытие вместо другого существа. Но в природе его глубоко впечатана определенная структура, невероятно тонкая, находящаяся на границе между молекулой и атомом. Она не влияет на существование организма и не наследуется. Она нужна лишь для того, чтобы существо это могло войти в Единство.
Возможны и большие тонкости, например, если речь идет о большей части земных позвоночных; проще всего партеногенетически оплодотворить яйцеклетку, добавив в нее этот микроорган для реплицирования. Если нужен самец, потребуются небольшие изменения в хромосомах. Вмешательство в любой организм весьма невелико, и оно скорее сохраняет, чем разрушает.
Потом аватара проживает свою жизнь как совершенно обычное существо и, возможно, так и останется непризванной. Иные не парят постоянно над каждой планетой, для этого космос слишком велик. И когда один из аватар соединяется с Единством, это можно назвать актом любви. Никаких страданий и ран, если не говорить о тех, кто уже умирает, для которых забвение будет благодатью; а потом аватара возвращается туда, откуда была взята, чтобы продолжать прежнюю жизнь. Общение состоялось, так Иные участвуют во всей жизни галактики.
Конечно, если аватара разума, тени сохранившихся воспоминаний окажут воздействие на весь остаток жизни…
— Нельзя ли мне остаться? — молила я.
— …нет, дорогая, пела та часть меня, которая была сердцем Бригит, тебе будет плохо.
Откуда-то еще во мне проговорил Энгус:
— Ты же не хочешь быть пассивной… паразитом. Мы благодарны тебе за то, что ты дала нам.
— Но теперь, когда вы прожили мою жизнь, мне нечего больше предложить.
— Но разве ты прожила ее! Это будет не правильно. Всякому следует оставаться тем, что он есть. Ни одной аватары мы не призываем дважды.
— Ты обладаешь сознанием и свободной волей, а потому мы можем наделить тебя даром Леты
. Если ты примешь его, то забудешь обо всем, что было у нас. Словно провела здесь бессонную ночь.
— Подумай хорошо, дорогая. Знай, что если ты решишь не забывать, то из памяти к тебе будут постоянно приходить призраки.
— Прекрасные призраки! — отвечала я.
— …они многолики, и среди них бывают ужасные.
Долго оставалась я погруженной в Единство. Припомни самый высокий момент твоей жизни: любовь, откровение, творчество, красоту и победу, когда на короткий момент ты становишься выше себя самого. Так чувствуют себя Иные, и все же это низина рядом с их пиками.
— Нет, — решила я. — Все, что я могу сохранить в своей памяти, я не отдам ни за какие награды. Да, трудно будет понять, что некогда душа моя обнимала столько реальности, что я даже ощущала, сколь многое остается неизведанным, сколь многим нужно еще овладеть и насладиться. И я не хочу совсем забыть о вашей любви.
Прощаясь, мы сдвинулись ближе. Для этого они опять приняли те обличья, в которых явились, потому что мне это нравилось. Не потому, что было нечто очень странное в их истинном облике или же странным можно назвать то, что произошло между Энгусом Мак Огом и мною. После моего собственного времени пройдет не столь уж много столетий, и люди по одному начнут становиться Иными. Но при этом не перестанут быть людьми.
Что случилось потом, я не знаю. Тело мое помнит об этом слишком немного, сохранив лишь призрак воспоминания, но и для него у меня нет слов. Остались лишь краса и величие… но можно ли спеть картину, скульптуру, положить их на музыку? Однако и они были самыми маленькими в той реальности.
Понимаешь, я не просто соединилась с Иными, мы стали единым целым. Их восприятие, интеллект, чувства, воспоминания, ощущения, облик и даже души стали моими, а я — всей душой одной среди них. Они были мною, и я была ими, и я была Иной.
На что это похоже, теперь даже не могу представить в уме, не говоря о том, чтобы облечь в слова. Век, в котором я родилась, познакомил меня со своими идеями; их я пытаюсь использовать, чтобы высказать запавшее в память из того, что узнала тогда. Не знаю, в какой мере они пригодны для такой цели; быть может, первый аватар нашей расы, обитавший на Земле тридцать тысяч лет назад, сделал бы это лучше… быть может, инстинкты животного или ощущения растений оказались бы полезнее.
Жизнь самых первых Иных началась в мире, сформировавшемся еще до образования галактики. Наверно, скудные запасы металлов ограничили скорость развития науки и техники; они продвигались вперед очень медленно и всякий раз успевали достичь гармонии, прежде чем сделать очередной шаг. Возможно, сперва они сумели приспособить себя, сому и психику, к более быстрому шагу. Наконец они отправились к только что родившимся звездам на кораблях, путешествовавших почти со скоростью света. Встречи с чуждым разумом и обмен с ним идеями давали всякий раз могучий толчок, позволивший наконец набрать силу и построить огромные транспортные машины. К этому времени Иные перестали быть единой расой; и, продвигаясь сквозь пространство и время, их исследователи обнаруживали все больше сушеств, которые, если хотели, могли присоединиться к ним.
Но в основном разумные не были готовы. Не многие вообще способны на это. Иные не пытались настаивать или втайне руководить. Только в редких случаях открывали они свое существование. Они не считали, что каждому народу суждено сделаться им подобным; они вообще не верили в судьбу. Каждый вид жизни драгоценен, всякий имеет право направляться своим собственным путем. Более того, подобное разнообразие и поставляет ту пищу, на которой может расти их собственный дух.
Но не будем звать их безразличными. Нет, обладая всем нужным знанием, интеллектом и восприимчивостью, прожив столько разделенных жизней на многих планетах, познав всю историю вселенной от огненного ее рождения до пепельной смерти, Иные познали такие глубины и высоты трагедии, которых я не могу вспомнить; мой нынешний разум один не справится с болью. Они помогали — как могли, — если безвредное воздействие направляло народ к единению. Но чаще всего просто наблюдали и скорбели.
И все же их нельзя назвать слишком печальными. Их веселье — улыбка, игривость, восторг — выходило за пределы моего понимания. Как и творческие способности. Иные усматривали в своих собственных жизнях непрерывные произведения искусства, которое должно восхищать художника и аудиторию.
Подобная идея могла возникнуть из-за того, что в их понимании рассудок или сознание многолики. Полное или частичное слияние личностей и их воли я могла бы назвать телепатией, однако скудные возможности этого слова не передают истины. Происходит оно не по волшебству. Сперва разумам нужна волна, подчиняющаяся законам физики. Похожее случается и среди нас. Иные довели форму до совершенства.
Они умеют копировать все, из чего состоит личность, на другое тело, природное или искусственное, органическое или механическое, или . возьмем хотя бы Оракул. Конечно же, схему эту нельзя считать полной. Разум не является изолированным объектом. И то, что производит и поддерживает его, должно управлять им и, в свой черед, подвергаться обратному воздействию.
И все же Иные способны вести отдельное существование, в особенности для того, чтобы слиться в новом бытии. В известном смысле Иной является бессмертным, когда передает все прошлое, пережитое умирающим телом в новое, специально выращенное для этой цели, или даже более чем одному телу. Смешение разумов уже внесло свой вклад в эти личностные интегралы, объединяющие множество существ. Воспроизведенная запись в нужный момент создает впечатление некоего воскресения.
Итак, Иные не являются монадами в любой степени. Нельзя считать, что они слились в чудовищный сверхразум: подобное только притупило бы его возможности. Восприимчивость делает их текучие в своей форме личности более реальными, чем бывает среди людей. Из этого корня, быть может, и возникла их страстная привязанность к свободе.
Они не боги. В нашей галактике в любой момент времени случается много такого, чего они не способны познать или предвидеть. Однако при всем величии их сооружений и освоенных расстояний они куда лучше нас понимают, насколько более велика рядом с ними реальность со своими вечными тайнами. Обращаясь к символам более сложным, чем серпик убывающей или растущей Луны, они создают о рождении и смерти звезд миф и тоже испытывают благоговейный трепет.
Действительно, технология, циклопическая или субатомная, давно сделалась для них лишь средством достижения цели. Многое они отвергли как ненужное. И теперь добиваются более тонких целей — слишком тонких для нашего восприятия (когда ты ваяешь статую, твой пес замечает, что камень преобразился), но я попытаюсь хотя бы намекнуть.
Позволю себе сказать, что Иные занимаются исследованием и пониманием Бытия и празднуют его существование. И среди многих способов это осуществляется Бытием аватар.
Но при всей своей осторожности и тщательности, они не считают аватару нарушением законов природы. Подобный организм ни в коем случае нельзя назвать аномальным. В худшем случае он пришел в бытие вместо другого существа. Но в природе его глубоко впечатана определенная структура, невероятно тонкая, находящаяся на границе между молекулой и атомом. Она не влияет на существование организма и не наследуется. Она нужна лишь для того, чтобы существо это могло войти в Единство.
Возможны и большие тонкости, например, если речь идет о большей части земных позвоночных; проще всего партеногенетически оплодотворить яйцеклетку, добавив в нее этот микроорган для реплицирования. Если нужен самец, потребуются небольшие изменения в хромосомах. Вмешательство в любой организм весьма невелико, и оно скорее сохраняет, чем разрушает.
Потом аватара проживает свою жизнь как совершенно обычное существо и, возможно, так и останется непризванной. Иные не парят постоянно над каждой планетой, для этого космос слишком велик. И когда один из аватар соединяется с Единством, это можно назвать актом любви. Никаких страданий и ран, если не говорить о тех, кто уже умирает, для которых забвение будет благодатью; а потом аватара возвращается туда, откуда была взята, чтобы продолжать прежнюю жизнь. Общение состоялось, так Иные участвуют во всей жизни галактики.
Конечно, если аватара разума, тени сохранившихся воспоминаний окажут воздействие на весь остаток жизни…
— Нельзя ли мне остаться? — молила я.
— …нет, дорогая, пела та часть меня, которая была сердцем Бригит, тебе будет плохо.
Откуда-то еще во мне проговорил Энгус:
— Ты же не хочешь быть пассивной… паразитом. Мы благодарны тебе за то, что ты дала нам.
— Но теперь, когда вы прожили мою жизнь, мне нечего больше предложить.
— Но разве ты прожила ее! Это будет не правильно. Всякому следует оставаться тем, что он есть. Ни одной аватары мы не призываем дважды.
— Ты обладаешь сознанием и свободной волей, а потому мы можем наделить тебя даром Леты
. Если ты примешь его, то забудешь обо всем, что было у нас. Словно провела здесь бессонную ночь.
— Подумай хорошо, дорогая. Знай, что если ты решишь не забывать, то из памяти к тебе будут постоянно приходить призраки.
— Прекрасные призраки! — отвечала я.
— …они многолики, и среди них бывают ужасные.
Долго оставалась я погруженной в Единство. Припомни самый высокий момент твоей жизни: любовь, откровение, творчество, красоту и победу, когда на короткий момент ты становишься выше себя самого. Так чувствуют себя Иные, и все же это низина рядом с их пиками.
— Нет, — решила я. — Все, что я могу сохранить в своей памяти, я не отдам ни за какие награды. Да, трудно будет понять, что некогда душа моя обнимала столько реальности, что я даже ощущала, сколь многое остается неизведанным, сколь многим нужно еще овладеть и насладиться. И я не хочу совсем забыть о вашей любви.
Прощаясь, мы сдвинулись ближе. Для этого они опять приняли те обличья, в которых явились, потому что мне это нравилось. Не потому, что было нечто очень странное в их истинном облике или же странным можно назвать то, что произошло между Энгусом Мак Огом и мною. После моего собственного времени пройдет не столь уж много столетий, и люди по одному начнут становиться Иными. Но при этом не перестанут быть людьми.
Глава 46
Менее чем через час голос Бригит разбудил интерком «Чинука»:
— Кейтлин возвращается к вам. Она войдет через тот же самый люк.
Один в своем кабинете, Бродерсен прикусил черенок своей трубки, уже вставленной в рот. Чашка пыхнула синим облачком: огонек умер в невесомости без помощи дыхания. Протянув руки к поясу, он отстегнулся и выскочил из кресла, позади остался пластмассовый флакончик с виски.
— Слово, которое она принесет, ободрит вас, — продолжил голос. — Через нее мы определили, что ваше дело правое. Но не во всем, никогда не считайте так, добиваясь цели, но ваш успех даст человечеству больше, чем поражение. Мы не поможем вам в борьбе, но просто отошлем назад. И мы не обещаем вам победы, но искренне желаем ее.
Готовьтесь к скорому отбытию. Силы, устроившие этот мир в начале и конце Вселенной, балансируют как на летящем наконечнике копья. При всей своей малости масса вашего корабля воздействует на них и тормозит работу. Теперь вам нечего делать среди нас. Вы добрались так далеко и заслужили этим возвращение домой, а точнее право вернуться назад и сразиться за свое возвращение. Большего мы не можем дать вам. В начале следующей вахты мы дадим вам знак отправляться.
А тем временам приветствуйте Кейтлин. Будьте добры с ней.
— Христос! — воскликнул Бродерсен в полете. — Разве я могу отнестись к ней иначе?!
Кое-кто из экипажа уже успели добраться до люка, опередив его. Растолкав их всех, Бродерсен сам впустил Кейтлин. Из шлюза явилось сияние, померкло, и она оказалась перед ним. Бродерсен крепко обнял Кейтлин, и они поплыли, смешно вращаясь. Запах, теплота, податливая плоть под руками одолевали его. «Боже мой, — подумал Бродерсен, — я и в самом деле плачу».
— С тобой все хорошо? Пиджин, милая, макушла, что случилось? Так скоро…
— По-моему, я была там, — сказала Кейтлин, как бы сквозь сон; с улыбкой, прихваченной из Нирваны. — Они послали меня назад во времени. Погляди, — из кармана комбинезона она извлекла записную книжку, которая всегда была у каждого члена экипажа. — Тут записаны все схемы, которые приведут нас на Дану, а оттуда перепрыгнем прямо в систему Беты. Мы появимся там через месяц после отправления «Эмиссара».
— Но ты, Пиджин, как ты?
— О, со мной все в порядке. Только дайте мне время спуститься вниз. — Кейтлин вдруг прижалась к нему. Бродерсен ощутил, как она дрожит. — Дэн, пожалуйста, обними меня. Мне бы лучше не плакать после того, что было там… лучше не плакать!
— Кейтлин возвращается к вам. Она войдет через тот же самый люк.
Один в своем кабинете, Бродерсен прикусил черенок своей трубки, уже вставленной в рот. Чашка пыхнула синим облачком: огонек умер в невесомости без помощи дыхания. Протянув руки к поясу, он отстегнулся и выскочил из кресла, позади остался пластмассовый флакончик с виски.
— Слово, которое она принесет, ободрит вас, — продолжил голос. — Через нее мы определили, что ваше дело правое. Но не во всем, никогда не считайте так, добиваясь цели, но ваш успех даст человечеству больше, чем поражение. Мы не поможем вам в борьбе, но просто отошлем назад. И мы не обещаем вам победы, но искренне желаем ее.
Готовьтесь к скорому отбытию. Силы, устроившие этот мир в начале и конце Вселенной, балансируют как на летящем наконечнике копья. При всей своей малости масса вашего корабля воздействует на них и тормозит работу. Теперь вам нечего делать среди нас. Вы добрались так далеко и заслужили этим возвращение домой, а точнее право вернуться назад и сразиться за свое возвращение. Большего мы не можем дать вам. В начале следующей вахты мы дадим вам знак отправляться.
А тем временам приветствуйте Кейтлин. Будьте добры с ней.
— Христос! — воскликнул Бродерсен в полете. — Разве я могу отнестись к ней иначе?!
Кое-кто из экипажа уже успели добраться до люка, опередив его. Растолкав их всех, Бродерсен сам впустил Кейтлин. Из шлюза явилось сияние, померкло, и она оказалась перед ним. Бродерсен крепко обнял Кейтлин, и они поплыли, смешно вращаясь. Запах, теплота, податливая плоть под руками одолевали его. «Боже мой, — подумал Бродерсен, — я и в самом деле плачу».
— С тобой все хорошо? Пиджин, милая, макушла, что случилось? Так скоро…
— По-моему, я была там, — сказала Кейтлин, как бы сквозь сон; с улыбкой, прихваченной из Нирваны. — Они послали меня назад во времени. Погляди, — из кармана комбинезона она извлекла записную книжку, которая всегда была у каждого члена экипажа. — Тут записаны все схемы, которые приведут нас на Дану, а оттуда перепрыгнем прямо в систему Беты. Мы появимся там через месяц после отправления «Эмиссара».
— Но ты, Пиджин, как ты?
— О, со мной все в порядке. Только дайте мне время спуститься вниз. — Кейтлин вдруг прижалась к нему. Бродерсен ощутил, как она дрожит. — Дэн, пожалуйста, обними меня. Мне бы лучше не плакать после того, что было там… лучше не плакать!