Страница:
— Безусловно. Впрочем, мне хотелось бы, чтобы тебе не пришлось этого делать.
— Мне тоже. Но уже пришлось.
Чуть помедлив, Бродерсен проговорил:
— Итак, ты надеешься на его согласие?
— У меня практически нет в нем сомнений. Барри должен позвонить мне сегодня днем.
— А как насчет того, чтобы взять меня?
— Проблема решается в комплексе. Я сказала ему, что несколько членов экипажа «Чинука» сейчас заняты своими делами на планете и просто не в состоянии вместе с шаттлом отправиться на корабль. Все они собираются встретиться в одном месте, где «Вилливо» подберет их, если мы получим разрешение на это. — Лиз сделала паузу. — А где это будет?
Бродерсен уже обдумал это:
— Восточное побережье озера Копейное. Как ты помнишь, кругом леса, есть и какая-то дорога, там легко приземлиться. О'кей?
— О'кей, — она поглядела на часы. — Подожди. — Дэн понял, что она работает с клавиатурой. — Вот. Лента кончается. Я включила дополнительную секцию.
— Умница. — Дэну хотелось поцеловать жену. — Какая ты у меня умница.
— По-моему, нам особо не о чем разговаривать, — сказала она тоскливо. — Если бот не придет сегодня вечером, отыщи телефон и позвони мне завтра.
— Naturalmente, querida
.
— С детьми все в порядке, они скучают по тебе. Барбара спит. Я могла бы разбудить ее.
— Не надо.
— Она велела, чтобы я передала тебе привет от нее и Верной ноги.
— Передай ей тоже привет, и… и…
Так они переговаривались минуту-другую, наконец Бродерсен взорвался:
— О черт! Бесполезные слова, правда?
— Не совсем. А тебе пора в путь. Твое озеро далеко от Нового Мира.
— Да. Ты права. Я люблю тебя, Лиз.
— До свидания, дорогой. — Она опустила руки, чтобы успеть закодировать прощание. — Hasta la vista
. Я хотела сказать — пока. Не волнуйся, если наша разлука продлится; я всегда буду здесь.
Экран померк. Не вполне уверенными шагами Бродерсен направился к столу Кейтлин. Кресло крякнуло под его весом. Она потянулась к его руке и негромко спросила:
— Все ли хорошо, мое сердце?
— Кажется, да, — пробормотал он, глядя на покрытую царапинами поверхность стола.
— Но душа страдает. Бедная отважная леди. Ты сделал прекрасный выбор, Дэн.
Встретив взгляд зеленых глаз Кейтлин, он выдавил улыбку:
— Конечно, я знаю вас, женщин. Допивай, и пойдем отсюда.
— Я охотно отправлюсь с тобой куда бы то ни было, мой собственный, но… — она скривила рот, — но неужели я должна допить это?
— Не обязательно, можешь оставить бедным.
— Что? Как бы дело не закончилось революцией.
Несколько приободренный, Бродерсен распрощался с хозяином — Adios — и последовал за ней. Феб приближался к полудню. Поселенцы в основном находились на общественном поле. Дома дремали, бок о бок разлегшись вдоль пыльной улочки. Прогретая древесина их пахла смолой, коньки заканчивались яркими фигурками. Мимо прошел кот. На завалинке сидела babushka, вязавшая и приглядывавшая за парой ребятишек, занятых игрой. Тишину, наверное, нарушали только их крики. Зеленая долина уходила к горам, крутизной своей охватившим ее. «Прямо иллюстрация к детским сказкам», — подумал Бродерсен.
Но создателей ее доставил сюда ядерный космический корабль. Агрохимики занялись преобразованием почвы, и, наконец, земные растения — должным образом модифицированные генетиками, — смогли процветать на ней; экологическая технология, работавшая в основном на микробиологическом уровне, сдерживала натиск туземной жизни, которая иначе возвратилась бы и покорила земную колонию; по ночам над головами светились созвездия, носившие названия Эней и Гриф, и лишь мощный телескоп мог отыскать среди них звездочку, зовущуюся Солнцем.
— Куда же мы направляемся? — спросила Кейтлин, когда Дэн отодвинул крышу машины.
— Навстречу кораблю, который заберет меня отсюда, — сказал Бродерсен. — А ты не можешь возвратить эту таратайку в агентство, сдавшее мне ее напрокат?
— Что… разве у машины нет автопилота?
— Конечно, есть, но ведь тебе придется добираться Бог весть куда.
— А почему ты решил, что я буду куда-либо добираться?
— Погоди, или ты собралась…
— Садись, — проговорила она. — Поехали, по дороге подеремся, а когда помиримся, то созреем для более приятного времяпровождения.
— Пиджин, — вздохнул Дэн, прогоняя чувство вины, — ведь Лиз не будет сердиться на него за те удовольствия, в которых он не мог себе отказать, — ты мыслишь несколько однообразно.
— Да, — подтвердила она. — Но согласись: подобное однообразие сулит нам приятные перспективы?
«Чинук» обращался вокруг Деметры подобно недалекой луне, вскоре кораблю придется сделаться кометой.
Построенный по подобию «Эмиссара» — поскольку ему надлежало направиться тем же путем, если боги были бы добры к Бродерсену, — корабль представлял отполированную до блеска сферу поперечником в две сотни метров. (Энергетическая установка легко справлялась с обогревом корабля, иногда даже приходилось подумывать о том, как сбросить излишнее тепло.) Сзади, внутри своей рамы, располагалось фокусирующее устройство для реактивной струи — изящный тюльпан. Вспомогательные химические двигатели на качающейся подвеске располагались снаружи на середине корабля, над гладкой поверхностью передней полусферы выступали замки, турели, кожухи и блюдца электронных устройств. Точно напротив маршевого двигателя два погрузочных крана обрамляли огромную круглую дверь.
Экипаж уже собрался на борту. Это удалось сделать способом много более простым, чем тот, о котором Лиз говорила Барри Два Орла. Они воспользовались обычным транспортом на Персефону, незамеченными среди других пассажиров. Потом в порту наняли частный бот, пилот выписал документы на Эрион, но вместо этого отвез их на корабль. Сообщение между спутниками слабо поддавалось контролю, и космонавты охотно нарушали правило или два, если могли этим чем-то помочь собрату.
Куда труднее было втайне переправить наверх капитана.
Но пришла команда и дверь распахнулась. Конвейер наполовину выдвинул наружу корму «Вилливо». Захваты кранов легли на бот, разворачивая его так, чтобы струя не коснулась большого корабля. Семидесятипятиметровый бот напоминал торпеду; позади плавники, посреди корпуса крылья, из носа торчит заостренный шест.
Из двигателей бота ударил пар, слишком горячий, чтобы его можно было увидеть. Захваты разжались, и кораблик устремился вперед. Часть воды конденсировалась в километрах позади него, оставляя за собой клубы призрачно-белой, на глазах тающей дымки. Неэффективная двигательная система — если сравнивать с плазменным приводом — без всяких неприятностей переносила тяжелый спуск на планету. При всем своем размере и невероятной энергии, которую освобождал и направлял двигатель корабля, «Чинук» был слишком хрупок для входа в атмосферу, а тем более для посадки. Следуя официально одобренному плану полета, «Вилливо» два часа изгибал свою траекторию в направлении планеты и наконец достиг окраин стратосферы. Теперь полагалось погасить скорость — медленно, чтобы не сгореть в атмосфере. Выдвинулись короткие крылья. Смолк отсеченный клапанами ракетный двигатель. Потом пилот и компьютер направили бот по плавной кривой. Наконец посадочный аппарат достиг высоты, позволявшей реактивным двигателям на крыльях принять достаточно воздуха, вдувшего в них жизнь. Кокпит наполнился тонким свистом. Отчаянно тормозивший «Вилливо» превратился в самолет. Твердотельные оптические датчики открыли перед пилотом раскинувшееся далеко внизу море залитых солнцем облаков. До посадки следовало обогнуть еще половину глобуса.
Луны Деметры обращаются по орбите быстрее, чем земная Луна. В эту ночь Эрион уже опустился, а Персефона должна была взойти только к рассвету. На сине-фиолетовом мраке искрилась звездная россыпь. Миновал час факельных мух и хористок, землю окутал покой. Огражденное сумрачной чашей леса озеро перебирало соболиные волны. Стоявший почти над самой его серединой Зевс чертил на них почти идеальную дорожку. Края чаши подымались над пещерой, и сохранявшееся в ней тепло источало благоухание из солнцецвета, окруженного лодиксом, на котором сидели Бродерсен и Кейтлин.
Он шевельнулся на пружинистом дерне. Становилось влажно.
— Проклятие, Пиджин, — проговорил Дэн. — Ты просто не вправе этого делать, вот и все. — Глубиной своего ума Дэн осознавал, насколько раздражение в его голосе противоречило окружающему их миру. Кейтлин сидела, подложив ногу под ногу; привалившись к нему, она взъерошила его волосы и прикоснулась губами к мочке уха.
— Мне так нравится, когда ты твердый, — пробормотала она. — Понимай это в любом смысле слова.
— Но это просто смешно! Сколько же мне еще повторять? У тебя нет никакой подготовки…
— Ты сам обещал помочь мне, я учусь легко, а ничего равного совокуплению в невесомости все равно не существует.
— Может быть, ты наконец станешь серьезной? Я имел в виду только короткую развлекательную прогулку — не дальше, чем до Афродиты или Ареса.
Кейтлин опустила руку, чтобы опереться на нее… плечом, бедром, ягодицей она по-прежнему прикасалась к нему. Дэн ощущал ее дыхание своей щекой, услышал источавший блаженство голос.
— Ну что ж, тогда я буду серьезной, мой дорогой бурчалка-ворчалка. Ты сам говорил, что у тебя нет квартирмейстера и, что еще хуже — медика. Разве я не сумею совмещать обе должности? Как я могу отпустить тебя одного, если меня не будет с тобою рядом, чтобы помочь в беде? Подумайте и о своем экипаже, капитан Бродерсен. Неужели вы откажете своим людям в медицинской помощи, которую могут принести мои руки?
— Но путешествие не будет опасным.
— Тогда почему ты отказываешь мне в поездке? Ты ведь знаешь, что эмигрантские корабли — это просто летучие бараки. А я хотела бы ощутить вокруг себя истинную вселенную, а не как было в тех видеоновостях, которые нам показали на борту «Изабеллы».
— Ну-ну, кто знает, что может случиться. Все-таки мы правим к буре… э…
— И твоей любовницы не окажется рядом с тобой? Дэниэл, Дэниэл, я б рассердилась, не будь я столь разочарована.
— О черт, Пиджин! — Он потянулся, чтобы покрепче обнять ее.
— Конечно, если ты страшишься скандала, я буду соблюдать соответствующий декор, — проговорила она лукаво. — На борту найдется какой-нибудь парень, который утешит меня. — А ну прекрати, распутница, — он уже знал, что проиграл последнюю схватку, а Кейтлин собственным оружием выиграла все сражение, как только они остановились здесь на ночлег. — Сдаюсь. Ты зачислена в команду. — Капитуляция обрадовала его. Кейтлин запечатала свою победу, дождавшись долгого — не тридцать ли секунд? — поцелуя, хотя потом трудно было сказать, кому здесь принадлежит инициатива.
На этом они и порешили, поскольку бот мог появиться в любую минуту, и посидели, давая ясности вновь воцариться в их отношениях. Наконец Кейтлин поднялась.
— Пойду прощаться, — сказала она. Ясный сумрак преобразил ее фигурку в нечто нереальное, в клочок Млечного Пути, плывущий над лугом. Опустив ладони в озеро, она попила, потом сорвала лепесток солнцецвета и с любовью разжевала его, обняла оказавшийся рядом koost, высотой в рост мужчины, и спрятала лицо в его листьях… наконец вернулась к нему.
— Ты действительно пытаешься сделаться частью всего этого, так? — Он едва сумел обрести голос.
— Нет, не пытаюсь, я и есть часть этого великолепия, — рука ее скользнула от звезд к воде, указала на лес. — И ты тоже, Дэн. И все вокруг. Почему люди не умеют этого ощущать?
— Должно быть, потому, что мы не умеем быть такими, как ты. Когда-то ты сказала мне, что в тебе, наверное, течет кровь фей. Тогда я решил, что это просто красивое слово. Но сегодня не знаю, что и сказать.
Она поглядела перед собой.
— Я сама удивляюсь себе.
— В самом деле? Ну что ж, даже я, старый агностик, почти могу поверить в это.
— Ах нет, я не о мистике. Я не возьму ничьей метафизики, даже у Йитса. — Она поглядела вверх. — И все же — это странный космос, много более странный, чем мы полагаем… разве не так, мое счастье?
Он кивнул:
— Хотя бы своим размером. Я все пытался представить себе световой год… один-единственный световой год, но, конечно, так и не смог этого сделать. Потом я попробовал представить себе атом и не сумел разглядеть подобную малость. Потом волновая механика. Фоновое излучение, оставшееся от Начала. Вечное расширение Вселенной — куда, к каким пределам? Черные дыры! Квазары! Т-машины! Иные! — И, помолчав, прикоснулся к ней. — Но, по-моему, в тебе скрыта особая тайна.
— А знаешь, мама рассказывала мне странную историю, а она была доброй католичкой.
— Ты хочешь теперь рассказать ее мне? — Прямо сейчас?.. Но я не знаю, как это сделать. По сути дела это и не рассказ. В нем нет ничего такого, что могло случиться в действительности, или же оказаться ложью. Нет, дело было в том, что об этом говорила она сама, в том мгновении и манере, которые она выбрала. А ты действительно хочешь узнать эту историю?
Он покрепче прижал ее к себе.
— Почему ты спрашиваешь об этом? Кейтлин отвечала:
— Спасибо, дорогой мишечка, что не раздавил… Только сперва пойми: мать была родом из Лахинча в графстве Клер. Это в той части Эйре, которая запустела во время Бед; там не осталось никого, кроме мелких землевладельцев, многие из них не знают грамоты. Они опять верят в сидов, — если только когда-либо переставали верить в них, хотя, наверно, леди Грегори не признала бы их повествований. Ну а раз нам известно о существовании Иных, скажи ради зимних звезд, почему им не верить?
Вдалеке поверхность воды разорвал черный горб вассергейста, животное вынырнуло на поверхность и сразу исчезло, испустив тоненький свист.
— Помнишь, я говорила тебе, что мать отправилась в Дублин учиться музыке, после того как профессор, приехавший к нам ловить рыбу, услышал ее пение. — Кейтлин сделала паузу. — Но она недолго пела в опере, потому что вышла замуж за Падрейга Малрайена и родила ему двоих детей, а затем почувствовала тоску по дому. Как врач, отец не мог взять отпуск, но отпустил ее на праздник в родительский дом и был рад тому, что жена его сможет побродить по любимой земле.
Кейтлин выпрямилась и переплела пальцы, обратившись к своей памяти. Бродерсен ждал, разглядывая такой дорогой профиль, вырисовывавшийся на фоне звездного неба.
— Все это она рассказывала мне через много лет, и после священника я первой услыхала об этом. Отец, человек добрый, но сухой, на пятнадцать лет старше ее, назвал бы это видение обычным сном, и, возможно, так оно и было. Но мать хотела, чтобы я поняла ее, когда заметила, что я отрекаюсь сразу и от веры и от семьи. Она хотела, чтобы я узнала, как некогда и она ощущала подобные чувства, а потому теперь могла предостеречь меня.
Но все-таки повесть ее оказалась короткой. Она уже неделю бродила по родным краям, ночевала в том доме, который оказывался поближе, а в этих краях всегда рады гостю. Но одна лунная ночь под Сливе Бернаг выдалась настолько прекрасной, что она расстелила свой спальный мешок на мху и легла лицом к небу.
Вдруг из лунного света огоньком замерцала музыка, из нее соткался красавец настолько прекрасный, что из глаз ее потекли слезы. Он попросил мать подняться с ним в горы. Ни одна родившаяся на земле женщина не могла бы отказать ему, не сделавшись в тот же миг святой, так уверяла мать. Она вспорхнула с места как пташка, а он взял ее на руки и понес. Но что касается того, что было потом, она запомнила только радугу; солнца, пурпурные и золотые; бурное море, ветер, и все вокруг было светом. Если он так любил ее, значит, так он любил ее. Она проснулась там, где легла, и солнечный луч щекотал ее нос, пока она не чихнула… Я просто пересказала ее тебе по-английски, Дэн, песню об этом, которую сочинила на гаэльском, потому что матери не хватало слов; их не хватает и мне, но я видела ее глаза и слыхала голос.
Он не знал, что сказать, и не хотел говорить.
— Я родилась спустя девять месяцев и выросла во всем похожей на нее, — продолжала Кейтлин, проводив взглядом мелькнувшую над головой звезду. — Эй, я прекрасно понимаю, о чем ты подумал. Моему отцу подобное и в голову не пришло. С его точки зрения, она проносила меня чуть дольше или чуть меньше, и все. А потом он избаловал меня, ведь я была его единственной дочерью и последним ребенком в семье. Дэн, он был прав. Скажи мне, разве я плохо знаю людей? Во всяком случае кроме него она не знала другого мужчины.
— О, я не об этом, — неловко возразил Бродерсен. — Конечно, мое мнение ничего не значит, но… может, это была какая-то фантазия? Ты ведь не станешь возражать, что такое возможно? Быть может, она сама не осознавала этого… и просто чуточку вспорхнула выше, чем нужно.
— Она не любила ни зелья, ни кувшина. — Бродерсен попытался извиниться, но Кейтлин приложила ладонь к его губам. — Ну хорошо, скажем так: ты считаешь, что она опьянела от лунного света.
— Такое бывает, — проговорил он, когда она отвела руку, — я и сам помню, как беседовал со стариком-можжевельником на заднем дворе своего дома; я уже забыл, о чем шла речь, но у нас вышел разговор, это точно. Я помню об этом столь же отчетливо, как об уроках езды верхом, примерно в том же возрасте — лет четырех или пяти. Сны приходят к нам странными путями. И… если ты подобна матери, Пиджин, значит, и она подобна тебе, а ты — мечтательница… кроме некоторых мгновений, когда своей практичностью просто ошеломляешь меня.
Она не расслабилась и не рассмеялась, как он надеялся, но все же улыбнулась:
— Дэн, я просто женщина. Романтический пол — это вы, мужчины.
— Ну хорошо, так что же, по-твоему, случилось? Или ты думаешь, она действительно попала в Элхой — так зовется это место в моих краях. Если ты так думаешь, я не буду насмешничать. Тот мир, который может вместить Иных, примет и подземное царство эльфов.
— Или чертей? — Он ощутил, как она вздрогнула. — Вот того-то мать и страшилась: она боялась, что ад искусил ее, и она пала. Но священник не велел верить в это; он сказал, что скорей всего ей просто померещилось. Но свой страх она сохранила в душе до сего дня. Отец рассказывал, какой легкомысленной она была в юности, но с той ночи сделалась просто воплощением праведности.
К этому все и будет идти, подумал Бродерсен. Там, где появление Иных не разрушило старые религии, оно вдохновило новую и вдохнуло новые силы в старинные верования. Неужели они действительно намеревались это сделать?
— И что же ты думаешь об этом?
— Я? Ничего не думаю. Я знаю, что такое научное доказательство, но здесь их нет.
— Но ты же, должно быть, думала об этом, ведь это видение, по всей вероятности, весьма много для тебя значит.
— Естественно. Нора моя мать. И хотя меня далеко унесло от дома, я люблю ее, и отца и братьев, и надеюсь, что наш полет вновь приведет меня к ним.
Кейтлин стиснула его руку.
— Помнишь, с чего начался этот разговор: ты спросил меня о чувстве принадлежности ко всей Вселенной, — проговорила она. — По-моему, в тот день она и ощутила такое единство, сильнее чем это удавалось мне. Будь она буддисткой, то говорила бы потом о нирване или просветлении, о чем-то подобном и столь же чудесном. Но, невзирая на замужество за дублинским доктором и пение в опере, она осталась ирландской деревенской девчонкой, которая ужаснулась случившегося. Но что касается того, что именно принесло ей это переживание и почему оно выбрало именно такую форму, я не могу даже догадываться.
— А не попробовать ли мне? — отвечал Дэн. — По природе она была столь же склонна к приключениям, как и ты, с такой же жадностью впивала жизнь, хотя так и не сумела найти свой путь к свободе, как это сделала ты. А потому…
— Бр-р-р-у-у-м-м, — сказало небо. Они вскочили на ноги. Высоко над головой сверкнул освещенный солнцем металл и нырнул вниз по дуге, так что они могли видеть его приближение. Шум сделался грохотом, листья затряслись, задрожал воздух. Космический бот опускался вертикально, вращая крыльями, выпущенные колеса коснулись земли, выключенный двигатель смолк. Громом вернулось молчание.
Бродерсен и Кейтлин схватили свои пожитки и побежали к боту,
Глава 10
— Мне тоже. Но уже пришлось.
Чуть помедлив, Бродерсен проговорил:
— Итак, ты надеешься на его согласие?
— У меня практически нет в нем сомнений. Барри должен позвонить мне сегодня днем.
— А как насчет того, чтобы взять меня?
— Проблема решается в комплексе. Я сказала ему, что несколько членов экипажа «Чинука» сейчас заняты своими делами на планете и просто не в состоянии вместе с шаттлом отправиться на корабль. Все они собираются встретиться в одном месте, где «Вилливо» подберет их, если мы получим разрешение на это. — Лиз сделала паузу. — А где это будет?
Бродерсен уже обдумал это:
— Восточное побережье озера Копейное. Как ты помнишь, кругом леса, есть и какая-то дорога, там легко приземлиться. О'кей?
— О'кей, — она поглядела на часы. — Подожди. — Дэн понял, что она работает с клавиатурой. — Вот. Лента кончается. Я включила дополнительную секцию.
— Умница. — Дэну хотелось поцеловать жену. — Какая ты у меня умница.
— По-моему, нам особо не о чем разговаривать, — сказала она тоскливо. — Если бот не придет сегодня вечером, отыщи телефон и позвони мне завтра.
— Naturalmente, querida
.
— С детьми все в порядке, они скучают по тебе. Барбара спит. Я могла бы разбудить ее.
— Не надо.
— Она велела, чтобы я передала тебе привет от нее и Верной ноги.
— Передай ей тоже привет, и… и…
Так они переговаривались минуту-другую, наконец Бродерсен взорвался:
— О черт! Бесполезные слова, правда?
— Не совсем. А тебе пора в путь. Твое озеро далеко от Нового Мира.
— Да. Ты права. Я люблю тебя, Лиз.
— До свидания, дорогой. — Она опустила руки, чтобы успеть закодировать прощание. — Hasta la vista
. Я хотела сказать — пока. Не волнуйся, если наша разлука продлится; я всегда буду здесь.
Экран померк. Не вполне уверенными шагами Бродерсен направился к столу Кейтлин. Кресло крякнуло под его весом. Она потянулась к его руке и негромко спросила:
— Все ли хорошо, мое сердце?
— Кажется, да, — пробормотал он, глядя на покрытую царапинами поверхность стола.
— Но душа страдает. Бедная отважная леди. Ты сделал прекрасный выбор, Дэн.
Встретив взгляд зеленых глаз Кейтлин, он выдавил улыбку:
— Конечно, я знаю вас, женщин. Допивай, и пойдем отсюда.
— Я охотно отправлюсь с тобой куда бы то ни было, мой собственный, но… — она скривила рот, — но неужели я должна допить это?
— Не обязательно, можешь оставить бедным.
— Что? Как бы дело не закончилось революцией.
Несколько приободренный, Бродерсен распрощался с хозяином — Adios — и последовал за ней. Феб приближался к полудню. Поселенцы в основном находились на общественном поле. Дома дремали, бок о бок разлегшись вдоль пыльной улочки. Прогретая древесина их пахла смолой, коньки заканчивались яркими фигурками. Мимо прошел кот. На завалинке сидела babushka, вязавшая и приглядывавшая за парой ребятишек, занятых игрой. Тишину, наверное, нарушали только их крики. Зеленая долина уходила к горам, крутизной своей охватившим ее. «Прямо иллюстрация к детским сказкам», — подумал Бродерсен.
Но создателей ее доставил сюда ядерный космический корабль. Агрохимики занялись преобразованием почвы, и, наконец, земные растения — должным образом модифицированные генетиками, — смогли процветать на ней; экологическая технология, работавшая в основном на микробиологическом уровне, сдерживала натиск туземной жизни, которая иначе возвратилась бы и покорила земную колонию; по ночам над головами светились созвездия, носившие названия Эней и Гриф, и лишь мощный телескоп мог отыскать среди них звездочку, зовущуюся Солнцем.
— Куда же мы направляемся? — спросила Кейтлин, когда Дэн отодвинул крышу машины.
— Навстречу кораблю, который заберет меня отсюда, — сказал Бродерсен. — А ты не можешь возвратить эту таратайку в агентство, сдавшее мне ее напрокат?
— Что… разве у машины нет автопилота?
— Конечно, есть, но ведь тебе придется добираться Бог весть куда.
— А почему ты решил, что я буду куда-либо добираться?
— Погоди, или ты собралась…
— Садись, — проговорила она. — Поехали, по дороге подеремся, а когда помиримся, то созреем для более приятного времяпровождения.
— Пиджин, — вздохнул Дэн, прогоняя чувство вины, — ведь Лиз не будет сердиться на него за те удовольствия, в которых он не мог себе отказать, — ты мыслишь несколько однообразно.
— Да, — подтвердила она. — Но согласись: подобное однообразие сулит нам приятные перспективы?
«Чинук» обращался вокруг Деметры подобно недалекой луне, вскоре кораблю придется сделаться кометой.
Построенный по подобию «Эмиссара» — поскольку ему надлежало направиться тем же путем, если боги были бы добры к Бродерсену, — корабль представлял отполированную до блеска сферу поперечником в две сотни метров. (Энергетическая установка легко справлялась с обогревом корабля, иногда даже приходилось подумывать о том, как сбросить излишнее тепло.) Сзади, внутри своей рамы, располагалось фокусирующее устройство для реактивной струи — изящный тюльпан. Вспомогательные химические двигатели на качающейся подвеске располагались снаружи на середине корабля, над гладкой поверхностью передней полусферы выступали замки, турели, кожухи и блюдца электронных устройств. Точно напротив маршевого двигателя два погрузочных крана обрамляли огромную круглую дверь.
Экипаж уже собрался на борту. Это удалось сделать способом много более простым, чем тот, о котором Лиз говорила Барри Два Орла. Они воспользовались обычным транспортом на Персефону, незамеченными среди других пассажиров. Потом в порту наняли частный бот, пилот выписал документы на Эрион, но вместо этого отвез их на корабль. Сообщение между спутниками слабо поддавалось контролю, и космонавты охотно нарушали правило или два, если могли этим чем-то помочь собрату.
Куда труднее было втайне переправить наверх капитана.
Но пришла команда и дверь распахнулась. Конвейер наполовину выдвинул наружу корму «Вилливо». Захваты кранов легли на бот, разворачивая его так, чтобы струя не коснулась большого корабля. Семидесятипятиметровый бот напоминал торпеду; позади плавники, посреди корпуса крылья, из носа торчит заостренный шест.
Из двигателей бота ударил пар, слишком горячий, чтобы его можно было увидеть. Захваты разжались, и кораблик устремился вперед. Часть воды конденсировалась в километрах позади него, оставляя за собой клубы призрачно-белой, на глазах тающей дымки. Неэффективная двигательная система — если сравнивать с плазменным приводом — без всяких неприятностей переносила тяжелый спуск на планету. При всем своем размере и невероятной энергии, которую освобождал и направлял двигатель корабля, «Чинук» был слишком хрупок для входа в атмосферу, а тем более для посадки. Следуя официально одобренному плану полета, «Вилливо» два часа изгибал свою траекторию в направлении планеты и наконец достиг окраин стратосферы. Теперь полагалось погасить скорость — медленно, чтобы не сгореть в атмосфере. Выдвинулись короткие крылья. Смолк отсеченный клапанами ракетный двигатель. Потом пилот и компьютер направили бот по плавной кривой. Наконец посадочный аппарат достиг высоты, позволявшей реактивным двигателям на крыльях принять достаточно воздуха, вдувшего в них жизнь. Кокпит наполнился тонким свистом. Отчаянно тормозивший «Вилливо» превратился в самолет. Твердотельные оптические датчики открыли перед пилотом раскинувшееся далеко внизу море залитых солнцем облаков. До посадки следовало обогнуть еще половину глобуса.
Луны Деметры обращаются по орбите быстрее, чем земная Луна. В эту ночь Эрион уже опустился, а Персефона должна была взойти только к рассвету. На сине-фиолетовом мраке искрилась звездная россыпь. Миновал час факельных мух и хористок, землю окутал покой. Огражденное сумрачной чашей леса озеро перебирало соболиные волны. Стоявший почти над самой его серединой Зевс чертил на них почти идеальную дорожку. Края чаши подымались над пещерой, и сохранявшееся в ней тепло источало благоухание из солнцецвета, окруженного лодиксом, на котором сидели Бродерсен и Кейтлин.
Он шевельнулся на пружинистом дерне. Становилось влажно.
— Проклятие, Пиджин, — проговорил Дэн. — Ты просто не вправе этого делать, вот и все. — Глубиной своего ума Дэн осознавал, насколько раздражение в его голосе противоречило окружающему их миру. Кейтлин сидела, подложив ногу под ногу; привалившись к нему, она взъерошила его волосы и прикоснулась губами к мочке уха.
— Мне так нравится, когда ты твердый, — пробормотала она. — Понимай это в любом смысле слова.
— Но это просто смешно! Сколько же мне еще повторять? У тебя нет никакой подготовки…
— Ты сам обещал помочь мне, я учусь легко, а ничего равного совокуплению в невесомости все равно не существует.
— Может быть, ты наконец станешь серьезной? Я имел в виду только короткую развлекательную прогулку — не дальше, чем до Афродиты или Ареса.
Кейтлин опустила руку, чтобы опереться на нее… плечом, бедром, ягодицей она по-прежнему прикасалась к нему. Дэн ощущал ее дыхание своей щекой, услышал источавший блаженство голос.
— Ну что ж, тогда я буду серьезной, мой дорогой бурчалка-ворчалка. Ты сам говорил, что у тебя нет квартирмейстера и, что еще хуже — медика. Разве я не сумею совмещать обе должности? Как я могу отпустить тебя одного, если меня не будет с тобою рядом, чтобы помочь в беде? Подумайте и о своем экипаже, капитан Бродерсен. Неужели вы откажете своим людям в медицинской помощи, которую могут принести мои руки?
— Но путешествие не будет опасным.
— Тогда почему ты отказываешь мне в поездке? Ты ведь знаешь, что эмигрантские корабли — это просто летучие бараки. А я хотела бы ощутить вокруг себя истинную вселенную, а не как было в тех видеоновостях, которые нам показали на борту «Изабеллы».
— Ну-ну, кто знает, что может случиться. Все-таки мы правим к буре… э…
— И твоей любовницы не окажется рядом с тобой? Дэниэл, Дэниэл, я б рассердилась, не будь я столь разочарована.
— О черт, Пиджин! — Он потянулся, чтобы покрепче обнять ее.
— Конечно, если ты страшишься скандала, я буду соблюдать соответствующий декор, — проговорила она лукаво. — На борту найдется какой-нибудь парень, который утешит меня. — А ну прекрати, распутница, — он уже знал, что проиграл последнюю схватку, а Кейтлин собственным оружием выиграла все сражение, как только они остановились здесь на ночлег. — Сдаюсь. Ты зачислена в команду. — Капитуляция обрадовала его. Кейтлин запечатала свою победу, дождавшись долгого — не тридцать ли секунд? — поцелуя, хотя потом трудно было сказать, кому здесь принадлежит инициатива.
На этом они и порешили, поскольку бот мог появиться в любую минуту, и посидели, давая ясности вновь воцариться в их отношениях. Наконец Кейтлин поднялась.
— Пойду прощаться, — сказала она. Ясный сумрак преобразил ее фигурку в нечто нереальное, в клочок Млечного Пути, плывущий над лугом. Опустив ладони в озеро, она попила, потом сорвала лепесток солнцецвета и с любовью разжевала его, обняла оказавшийся рядом koost, высотой в рост мужчины, и спрятала лицо в его листьях… наконец вернулась к нему.
— Ты действительно пытаешься сделаться частью всего этого, так? — Он едва сумел обрести голос.
— Нет, не пытаюсь, я и есть часть этого великолепия, — рука ее скользнула от звезд к воде, указала на лес. — И ты тоже, Дэн. И все вокруг. Почему люди не умеют этого ощущать?
— Должно быть, потому, что мы не умеем быть такими, как ты. Когда-то ты сказала мне, что в тебе, наверное, течет кровь фей. Тогда я решил, что это просто красивое слово. Но сегодня не знаю, что и сказать.
Она поглядела перед собой.
— Я сама удивляюсь себе.
— В самом деле? Ну что ж, даже я, старый агностик, почти могу поверить в это.
— Ах нет, я не о мистике. Я не возьму ничьей метафизики, даже у Йитса. — Она поглядела вверх. — И все же — это странный космос, много более странный, чем мы полагаем… разве не так, мое счастье?
Он кивнул:
— Хотя бы своим размером. Я все пытался представить себе световой год… один-единственный световой год, но, конечно, так и не смог этого сделать. Потом я попробовал представить себе атом и не сумел разглядеть подобную малость. Потом волновая механика. Фоновое излучение, оставшееся от Начала. Вечное расширение Вселенной — куда, к каким пределам? Черные дыры! Квазары! Т-машины! Иные! — И, помолчав, прикоснулся к ней. — Но, по-моему, в тебе скрыта особая тайна.
— А знаешь, мама рассказывала мне странную историю, а она была доброй католичкой.
— Ты хочешь теперь рассказать ее мне? — Прямо сейчас?.. Но я не знаю, как это сделать. По сути дела это и не рассказ. В нем нет ничего такого, что могло случиться в действительности, или же оказаться ложью. Нет, дело было в том, что об этом говорила она сама, в том мгновении и манере, которые она выбрала. А ты действительно хочешь узнать эту историю?
Он покрепче прижал ее к себе.
— Почему ты спрашиваешь об этом? Кейтлин отвечала:
— Спасибо, дорогой мишечка, что не раздавил… Только сперва пойми: мать была родом из Лахинча в графстве Клер. Это в той части Эйре, которая запустела во время Бед; там не осталось никого, кроме мелких землевладельцев, многие из них не знают грамоты. Они опять верят в сидов, — если только когда-либо переставали верить в них, хотя, наверно, леди Грегори не признала бы их повествований. Ну а раз нам известно о существовании Иных, скажи ради зимних звезд, почему им не верить?
Вдалеке поверхность воды разорвал черный горб вассергейста, животное вынырнуло на поверхность и сразу исчезло, испустив тоненький свист.
— Помнишь, я говорила тебе, что мать отправилась в Дублин учиться музыке, после того как профессор, приехавший к нам ловить рыбу, услышал ее пение. — Кейтлин сделала паузу. — Но она недолго пела в опере, потому что вышла замуж за Падрейга Малрайена и родила ему двоих детей, а затем почувствовала тоску по дому. Как врач, отец не мог взять отпуск, но отпустил ее на праздник в родительский дом и был рад тому, что жена его сможет побродить по любимой земле.
Кейтлин выпрямилась и переплела пальцы, обратившись к своей памяти. Бродерсен ждал, разглядывая такой дорогой профиль, вырисовывавшийся на фоне звездного неба.
— Все это она рассказывала мне через много лет, и после священника я первой услыхала об этом. Отец, человек добрый, но сухой, на пятнадцать лет старше ее, назвал бы это видение обычным сном, и, возможно, так оно и было. Но мать хотела, чтобы я поняла ее, когда заметила, что я отрекаюсь сразу и от веры и от семьи. Она хотела, чтобы я узнала, как некогда и она ощущала подобные чувства, а потому теперь могла предостеречь меня.
Но все-таки повесть ее оказалась короткой. Она уже неделю бродила по родным краям, ночевала в том доме, который оказывался поближе, а в этих краях всегда рады гостю. Но одна лунная ночь под Сливе Бернаг выдалась настолько прекрасной, что она расстелила свой спальный мешок на мху и легла лицом к небу.
Вдруг из лунного света огоньком замерцала музыка, из нее соткался красавец настолько прекрасный, что из глаз ее потекли слезы. Он попросил мать подняться с ним в горы. Ни одна родившаяся на земле женщина не могла бы отказать ему, не сделавшись в тот же миг святой, так уверяла мать. Она вспорхнула с места как пташка, а он взял ее на руки и понес. Но что касается того, что было потом, она запомнила только радугу; солнца, пурпурные и золотые; бурное море, ветер, и все вокруг было светом. Если он так любил ее, значит, так он любил ее. Она проснулась там, где легла, и солнечный луч щекотал ее нос, пока она не чихнула… Я просто пересказала ее тебе по-английски, Дэн, песню об этом, которую сочинила на гаэльском, потому что матери не хватало слов; их не хватает и мне, но я видела ее глаза и слыхала голос.
Он не знал, что сказать, и не хотел говорить.
— Я родилась спустя девять месяцев и выросла во всем похожей на нее, — продолжала Кейтлин, проводив взглядом мелькнувшую над головой звезду. — Эй, я прекрасно понимаю, о чем ты подумал. Моему отцу подобное и в голову не пришло. С его точки зрения, она проносила меня чуть дольше или чуть меньше, и все. А потом он избаловал меня, ведь я была его единственной дочерью и последним ребенком в семье. Дэн, он был прав. Скажи мне, разве я плохо знаю людей? Во всяком случае кроме него она не знала другого мужчины.
— О, я не об этом, — неловко возразил Бродерсен. — Конечно, мое мнение ничего не значит, но… может, это была какая-то фантазия? Ты ведь не станешь возражать, что такое возможно? Быть может, она сама не осознавала этого… и просто чуточку вспорхнула выше, чем нужно.
— Она не любила ни зелья, ни кувшина. — Бродерсен попытался извиниться, но Кейтлин приложила ладонь к его губам. — Ну хорошо, скажем так: ты считаешь, что она опьянела от лунного света.
— Такое бывает, — проговорил он, когда она отвела руку, — я и сам помню, как беседовал со стариком-можжевельником на заднем дворе своего дома; я уже забыл, о чем шла речь, но у нас вышел разговор, это точно. Я помню об этом столь же отчетливо, как об уроках езды верхом, примерно в том же возрасте — лет четырех или пяти. Сны приходят к нам странными путями. И… если ты подобна матери, Пиджин, значит, и она подобна тебе, а ты — мечтательница… кроме некоторых мгновений, когда своей практичностью просто ошеломляешь меня.
Она не расслабилась и не рассмеялась, как он надеялся, но все же улыбнулась:
— Дэн, я просто женщина. Романтический пол — это вы, мужчины.
— Ну хорошо, так что же, по-твоему, случилось? Или ты думаешь, она действительно попала в Элхой — так зовется это место в моих краях. Если ты так думаешь, я не буду насмешничать. Тот мир, который может вместить Иных, примет и подземное царство эльфов.
— Или чертей? — Он ощутил, как она вздрогнула. — Вот того-то мать и страшилась: она боялась, что ад искусил ее, и она пала. Но священник не велел верить в это; он сказал, что скорей всего ей просто померещилось. Но свой страх она сохранила в душе до сего дня. Отец рассказывал, какой легкомысленной она была в юности, но с той ночи сделалась просто воплощением праведности.
К этому все и будет идти, подумал Бродерсен. Там, где появление Иных не разрушило старые религии, оно вдохновило новую и вдохнуло новые силы в старинные верования. Неужели они действительно намеревались это сделать?
— И что же ты думаешь об этом?
— Я? Ничего не думаю. Я знаю, что такое научное доказательство, но здесь их нет.
— Но ты же, должно быть, думала об этом, ведь это видение, по всей вероятности, весьма много для тебя значит.
— Естественно. Нора моя мать. И хотя меня далеко унесло от дома, я люблю ее, и отца и братьев, и надеюсь, что наш полет вновь приведет меня к ним.
Кейтлин стиснула его руку.
— Помнишь, с чего начался этот разговор: ты спросил меня о чувстве принадлежности ко всей Вселенной, — проговорила она. — По-моему, в тот день она и ощутила такое единство, сильнее чем это удавалось мне. Будь она буддисткой, то говорила бы потом о нирване или просветлении, о чем-то подобном и столь же чудесном. Но, невзирая на замужество за дублинским доктором и пение в опере, она осталась ирландской деревенской девчонкой, которая ужаснулась случившегося. Но что касается того, что именно принесло ей это переживание и почему оно выбрало именно такую форму, я не могу даже догадываться.
— А не попробовать ли мне? — отвечал Дэн. — По природе она была столь же склонна к приключениям, как и ты, с такой же жадностью впивала жизнь, хотя так и не сумела найти свой путь к свободе, как это сделала ты. А потому…
— Бр-р-р-у-у-м-м, — сказало небо. Они вскочили на ноги. Высоко над головой сверкнул освещенный солнцем металл и нырнул вниз по дуге, так что они могли видеть его приближение. Шум сделался грохотом, листья затряслись, задрожал воздух. Космический бот опускался вертикально, вращая крыльями, выпущенные колеса коснулись земли, выключенный двигатель смолк. Громом вернулось молчание.
Бродерсен и Кейтлин схватили свои пожитки и побежали к боту,
Глава 10
Возле аудитории в Колесе Сан-Джеронимо располагалась специальная комнатка, где ораторы и актеры могли отдохнуть, подготовиться к выступлению, если чувствовали в этом необходимость. Айра Квик не стал задерживаться в ней, но — тем не менее — на несколько секунд заглянул в зеркало, проверяя свой облик. Он увидел перед собой опрятного и тонкокостного мужчину белой расы в возрасте сорока четырех лет, с высоким лбом, тонким правильным лицом, карими глазами, черной вандейковской бородкой, с едва тронутыми сединой волнистыми черными волосами, уже редевшими на макушке, но в изобилии ниспадавшими на уши и закрывавшими шею. Моде соответствовала не только внешность, но и радужные переливы ткани на куртке, и блестящие черные брюки. Все это носили в прошлом году… мода, а не ее последний писк. Не будь среди первых, на ком опробуется новое.
«Сейчас я, как актер, готовлюсь к выходу, чтобы завоевать враждебную аудиторию, разве не так?» — подумал Квик, наслаждаясь редкой в людях способностью подшучивать над собой. Ведь в глубине души он ощущал на сей раз, сколь смертельно серьезно и трагично его пребывание здесь. Трагедию создавало не столкновение зла и добра: подобное случается лишь в неприхотливой мелодраме. Трагедия возникает в результате конфликта между личностями с равным моральным уровнем, равным (ну хорошо, почти равным) интеллектом и восприимчивостью.
Наконец Генри Трокселл, начальник охраны, пошевелился.
— Вы готовы к выходу, сэр? — осведомился он.
— Да, — отвечал Квик. — И пожалуйста, никаких вольностей в представлении.
— Как вы могли подумать подобное, сэр? О'кей.
Начал Трокселл. Густой его голос доносился через открытую дверь:
— Damas у caballeros. Сегодня я имею удовольствие… я много раз уже объяснял вам, что вместе со своими людьми всего лишь исполняю долг перед правительством — как моим, так и вашим. Вы потребовали встречи с лицом, облеченным властью. Персона эта прибыла к нам. Я имею честь представить Айру Квика, члена Ассамблеи Североамериканской федерации от Среднего Запада, министра исследований и разработок в Совете Всемирного Союза. Сэр Квик, прошу вас. — Отступая в глубь сцены, он пропустил гостя и первым захлопал в ладоши, но не сразу заметил, что аплодирует лишь он один.
Квик поднялся на трибуну, в которой видел психологически ценное подспорье, и улыбнулся собравшимся. Огромный пустой зал мог бы вместить не одну сотню людей. Но сейчас лишь на первом ряду сидели двенадцать пленников, с гневным видом разглядывавших его. Инопланетянина среди них не было, отметил Квик, не зная, радоваться этому или нет. Охрана, сидевшая или стоявшая, удваивала число присутствующих. Остальные занимали свои посты — на случай непредвиденных неприятностей. Все были в космических комбинезонах, секретные агенты при легком оружии в кобуре — в основном звуковые станнеры, и несколько пистолетов. Всеобщее молчание позволяло слышать шелест вентилятора, воздух пах свежестью, и легкая влажность ему, конечно же, мерещилась. По незаполненной аудитории, выдавая неплохую акустику, гуляло звонкое эхо. «Что ж, — подумал Квик, — мне приходилось выступать и в худших местах». Нахлынули воспоминания: школа в небольшом городке, набитая людьми с мозолистыми руками; дождливый вечер в масонском зале, отчасти разрушенном при бомбежке во время последней гражданской войны и так и не до конца восстановленном; жестокий зимний рассвет возле ворот фабрики, работники которой знали, что их уволят, когда починят автоматы, — к подобному положению дел смышленому молодому адвокату следовало привыкнуть, чтобы сделаться смышленым молодым политиком. «В некотором смысле это было неплохо, опыт помог мне понять среднего человека».
— Вы не будете возражать, если я буду говорить по-английски? спросил Квик. — Это мой родной язык, и все вы владеете им не хуже чем испанским, на котором разговаривали на борту вашего корабля. — Ему отвечало угрюмое молчание. — Благодарю вас, — проговорил он неофициальным тоном и, оперевшись пальцами о трибуну, дал волю своему знаменитому баритону.
— Добрый день, дамы и господа. Я надеюсь, что этот день действительно окажется добрым и для вас и для всего человечества. Нет слов, которые могут выразить мое сожаление о том, что случилось с вами. Вы вернулись из экспедиции, и перед значением ваших открытий меркнет сделанное Колумбом. Вы трудились, вы страдали, вы потеряли трех близких друзей и, невзирая на все, выстояли. Более того, вы привезли с собой приз, который, как вы искренне полагали, действительно может открыть новую и более яркую эру. Вы имели все основания рассчитывать на триумф, на почести до конца своей жизни, место в истории. Но вместо того…
— Ах, да прекратите же болтать! — выкрикнула рослая блондинка. — Нечего фалить на нас это дерьмо. Уже нанюхались.
Значит, это Фрида фон Мольтке, стрелок и пилот бота, как и смуглый мужчина Сэм Калахеле, сидящий возле нее. Капитан Виллем Лангендийк обернулся, чтобы самым корректным образом поставить ее на место. Старший помощник Карлос Франсиско Руэда Суарес приподнял брови, как подобает аристократу, и пренебрежительно глянул на… сцену. Выражения на лицах всех остальных изменялись от ухмылок до откровенного смущения — за исключением худощавой и седоволосой Джоэль Кай, державшейся бесстрастно. Квик поднял руку.
«Сейчас я, как актер, готовлюсь к выходу, чтобы завоевать враждебную аудиторию, разве не так?» — подумал Квик, наслаждаясь редкой в людях способностью подшучивать над собой. Ведь в глубине души он ощущал на сей раз, сколь смертельно серьезно и трагично его пребывание здесь. Трагедию создавало не столкновение зла и добра: подобное случается лишь в неприхотливой мелодраме. Трагедия возникает в результате конфликта между личностями с равным моральным уровнем, равным (ну хорошо, почти равным) интеллектом и восприимчивостью.
Наконец Генри Трокселл, начальник охраны, пошевелился.
— Вы готовы к выходу, сэр? — осведомился он.
— Да, — отвечал Квик. — И пожалуйста, никаких вольностей в представлении.
— Как вы могли подумать подобное, сэр? О'кей.
Начал Трокселл. Густой его голос доносился через открытую дверь:
— Damas у caballeros. Сегодня я имею удовольствие… я много раз уже объяснял вам, что вместе со своими людьми всего лишь исполняю долг перед правительством — как моим, так и вашим. Вы потребовали встречи с лицом, облеченным властью. Персона эта прибыла к нам. Я имею честь представить Айру Квика, члена Ассамблеи Североамериканской федерации от Среднего Запада, министра исследований и разработок в Совете Всемирного Союза. Сэр Квик, прошу вас. — Отступая в глубь сцены, он пропустил гостя и первым захлопал в ладоши, но не сразу заметил, что аплодирует лишь он один.
Квик поднялся на трибуну, в которой видел психологически ценное подспорье, и улыбнулся собравшимся. Огромный пустой зал мог бы вместить не одну сотню людей. Но сейчас лишь на первом ряду сидели двенадцать пленников, с гневным видом разглядывавших его. Инопланетянина среди них не было, отметил Квик, не зная, радоваться этому или нет. Охрана, сидевшая или стоявшая, удваивала число присутствующих. Остальные занимали свои посты — на случай непредвиденных неприятностей. Все были в космических комбинезонах, секретные агенты при легком оружии в кобуре — в основном звуковые станнеры, и несколько пистолетов. Всеобщее молчание позволяло слышать шелест вентилятора, воздух пах свежестью, и легкая влажность ему, конечно же, мерещилась. По незаполненной аудитории, выдавая неплохую акустику, гуляло звонкое эхо. «Что ж, — подумал Квик, — мне приходилось выступать и в худших местах». Нахлынули воспоминания: школа в небольшом городке, набитая людьми с мозолистыми руками; дождливый вечер в масонском зале, отчасти разрушенном при бомбежке во время последней гражданской войны и так и не до конца восстановленном; жестокий зимний рассвет возле ворот фабрики, работники которой знали, что их уволят, когда починят автоматы, — к подобному положению дел смышленому молодому адвокату следовало привыкнуть, чтобы сделаться смышленым молодым политиком. «В некотором смысле это было неплохо, опыт помог мне понять среднего человека».
— Вы не будете возражать, если я буду говорить по-английски? спросил Квик. — Это мой родной язык, и все вы владеете им не хуже чем испанским, на котором разговаривали на борту вашего корабля. — Ему отвечало угрюмое молчание. — Благодарю вас, — проговорил он неофициальным тоном и, оперевшись пальцами о трибуну, дал волю своему знаменитому баритону.
— Добрый день, дамы и господа. Я надеюсь, что этот день действительно окажется добрым и для вас и для всего человечества. Нет слов, которые могут выразить мое сожаление о том, что случилось с вами. Вы вернулись из экспедиции, и перед значением ваших открытий меркнет сделанное Колумбом. Вы трудились, вы страдали, вы потеряли трех близких друзей и, невзирая на все, выстояли. Более того, вы привезли с собой приз, который, как вы искренне полагали, действительно может открыть новую и более яркую эру. Вы имели все основания рассчитывать на триумф, на почести до конца своей жизни, место в истории. Но вместо того…
— Ах, да прекратите же болтать! — выкрикнула рослая блондинка. — Нечего фалить на нас это дерьмо. Уже нанюхались.
Значит, это Фрида фон Мольтке, стрелок и пилот бота, как и смуглый мужчина Сэм Калахеле, сидящий возле нее. Капитан Виллем Лангендийк обернулся, чтобы самым корректным образом поставить ее на место. Старший помощник Карлос Франсиско Руэда Суарес приподнял брови, как подобает аристократу, и пренебрежительно глянул на… сцену. Выражения на лицах всех остальных изменялись от ухмылок до откровенного смущения — за исключением худощавой и седоволосой Джоэль Кай, державшейся бесстрастно. Квик поднял руку.