Виндилис повернулась к сестре и, обняв ее, поцеловала в губы.
   - Как это было? - ее голос помимо воли прозвучал сдавленно.
   - О, я... - Иннилис отвела взгляд. Ее пальцы, хрупкие, как стебли тростника, сплелись в тугой замок. - Он не был жесток. Просто он не понимает... - и добавила торопливо: - Прости, что я пришла так поздно. Трое одновременно обратились ко мне за помощью.
   - И ты не могла отказать им, - мягко согласилась Виндилис. - Как обычно. Присядь, давай я налью тебе вина. Это сладкое нарбонское, ты его любишь. - Когда она наклонилась над столом, в ее черных волосах блеснула седая прядь. - В чем там было дело? Больные?
   - Двое, - Иннилис немного оправилась. - Одного я уже лечила. У него снова отеки. Я дала ему отвар наперстянки, он помогает в таких случаях. Но у бедняги слабость, а ведь ему нужно зарабатывать на жизнь. Я думаю, скоро храм должен будет оказывать помощь ему и его семье.
   - Не слишком ли ты мягкосердечна? - заметила Виндилис. - Но продолжай рассказ. Беседа приносит облегчение душе. Я, как врач, прописываю тебе лечение разговором.
   Иннилис покачала головой и нетвердой рукой поднесла к губам кубок.
   - Второй случай тяжелее. У девочки жестокая лихорадка, и никто, в том числе и я, не может понять причины. Я ничего не могла сделать, кроме как дать ей отвар ивовой коры, чтобы сбить жар, и воззвать к Матери.
   - Если кто из нас и способен еще исцелять прикосновением, то это ты, Иннилис. Тебя Она еще слышит.
   Юная жрица покраснела.
   - Я не достойна. Но я молю Ее о помощи... Третий был умирающий старик. Он просил моего благословения.
   - Твоего!
   - Но ведь это просто утешительный ритуал.
   - Именно поэтому совершать его должна та, кто всеми любима.
   - Я... я провела довольно много времени у его ложа. Это-то меня и задержало. У меня с собой была арфа, и я спела ему несколько любимых песен. Как жаль, что у меня нет голоса!
   Виндилис, опершись подбородком о кулак, смотрела на младшую сестру. Четырнадцать лет служения мало изменили ее, и с виду она оставалась все той же тринадцатилетней девочкой, которая в царствование Хоэля была отмечена знаком. Кто бы мог сказать, глядя на нее, что она уже выносила дочь? Маленькая, легкая, с кожей бледной, как слоновая кость, со вздернутым носиком и всегда полуоткрытыми, словно в удивлении, губами. Если ритуалы не требовали сложной прически, она распускала волосы каштановой волной по спине, словно простая девушка. На шафранно-желтом платье не видно было ни одного украшения.
   Виндилис, в своем серебристо-черном одеянии с подвеской в виде головы Горгоны, церемонно подняла кубок.
   - Выпей еще, милая. Я понимаю, что тебе нелегко рассказывать о вчерашнем.
   Ресницы маленькой королевы затрепетали, по тонкой коже пробежала волна краски.
   - Там... и нечего рассказывать, - с запинкой выговорила она. - Он был... любезен, сказал, что сожалеет, что не мог раньше засвидетельствовать мне уважение, и... - голос сорвался.
   - И что же? - резко спросила Виндилис.
   Иннилис беспомощно всплеснула руками.
   - Что? Разве я знаю, как говорить с мужчиной? Мы оба старались, но то и дело возникали паузы, и ужин был просто спасением. Потом он предложил... а что еще было делать? Говорю тебе, он не желал меня обидеть.
   Виндилис вздохнула, задумалась, потом твердо опустила кубок на стол и спросила:
   - Не рассказать ли сначала мне о себе?
   Иннилис безмолвно кивнула, не поднимая глаз. Виндилис откинулась назад, закинула ногу на ногу и нахмурилась, припоминая подробности. Затем бесстрастно начала рассказ.
   - Итак, он появился в назначенный час, вскоре после полудня. Раньше, чем он пришел к тебе, но мы знали, что нам многое нужно обсудить. Он позаботился спросить меня, заранее, подходит ли мне это время, а потом выразил сожаление, что я отослала Руну. Сказал, что был бы рад познакомиться с еще одной дочерью Хоэля, который, видимо, был хорошим отцом. И он сказал, что, как ему кажется, Квинипилис в детстве уделяла мне меньше внимания, чем старшей дочери, - потому что будущая Карилис была дочерью Вулфгара, которого она любила, а я - от нелюбимого Гаэтулия. И он предположил, что именно по этой причине я проявляла строптивость и безрассудство в юности. Но когда Грациллоний заметил, что этот разговор для меня оскорбителен, он немедленно сменил тему, и в дальнейшем мы беседовали вполне мирно. Он начал с вопроса, чем мы, жрицы, на самом деле занимаемся, помимо ритуалов и дел храма. Он вовсе не был нахален, извинился за свое невежество и просил меня просветить его. Так что я рассказала, как мы даем советы тем, у кого неспокойно на душе, лечим больных и принимаем участие в деловой жизни города, так же как и в делах Совета. Он слушал внимательно, хотя при упоминании чар, кажется, смутился. Хм... этим хлыстом, пожалуй, можно будет пронять нашего горячего жеребца Грациллония в случае, если его занесет. Но пока он смиренно просил меня о помощи. Нет, не то слово. Он с солдатской прямотой заявил, что мы, Сестры, и младшие жрицы должны вместе трудиться ради безопасности и благосостояния Иса. Этот разговор занял не один час. Когда подали ужин, ни я, ни он, кажется, не заметили, что едим. Да, я думаю, Грациллоний мне нравится. Насколько мне вообще может нравиться мужчина.
   Наступило тяжелое молчание. Наконец Иннилис выдохнула:
   - А потом... он остался на ночь?
   В смехе Виндилис не было ни веселья, ни горечи.
   - Ну конечно, мы отправились в постель. Я сказала ему, что богиня прогневается, если мы не исполним священного долга супружества. Его это поразило, но все-таки он ответил с улыбкой:
   "Я приучен выполнять приказы".
   Когда он начал ласкать меня, я попросила сразу перейти к главному. Так он и сделал. Выполнил свой долг старательно, как и с другими Сестрами, но удовлетворился одним разом и сразу заснул. Утром я призналась, что мужчины не возбуждают меня. Хоэль приложил немалые усилия, но потерпел поражение, Колконор был отвратителен. Для Грациллония было бы лучше оставить меня в покое. Нельзя ли нам оставаться просто друзьями? Дахилис и другие будут счастливы получить причитающуюся мне долю. Он рассмеялся и поцеловал мне руку. Мы расстались вполне дружелюбно. Хотя, - добавила Виндилис, помрачнев, - мне пришлось скрывать свои чувства, ведь я знала, что в тот же вечер он собирается к тебе.
   Иннилис подняла взгляд.
   - Но, говорю тебе, он был добр, - неуверенно сказала она.
   - Всего один раз, как и со мной? - настаивала Виндилис.
   - Нет... Но...
   Виндилис прикусила губу.
   - А, я должна была предвидеть. Это я виновата. Я должна была позволить его Козлу порезвиться на мне, а он ушел от меня голодным... А ты красива...
   - Я... я не останавливала его. Он бы перестал, если бы я попросила. Но он был так жаден и так смотрел на меня, гладил мое тело и бормотал что-то. Я... я даже не думала о том, что это больно.
   Виндилис склонилась к ней.
   - Очень больно было?
   Иннилис слабо махнула рукой.
   - Нет-нет. Не сердись, пожалуйста. Просто он такой большой, а у меня все было сухо... сначала, а потом, когда это наладилось, я вспомнила, что с Хоэлем иногда бывало приятно, и подумала, может быть, Грациллоний...
   Виндилис поднялась, подошла и склонилась над сестрой, ласково перебирая длинные каштановые пряди и приговаривая:
   - Бедняжка, бедная маленькая сестренка-жена.
   Обе они родили дочерей от Хоэля.
   - Храбрая моя девочка, отдохни теперь. Все прошло, все кончилось. Мы придумаем, как избавить тебя от этого. Может быть, он так разгорелся оттого, что ты немного похожа на Дахилис. А она-то в любом случае будет нашей союзницей, волей или неволей.
   Нагнувшись, Виндилис коснулась губами щеки маленькой королевы. Ее пальцы распутывали петельку на янтарной пуговице платья. Иннилис подняла голову. Их губы встретились. Общее несчастье во времена Колконора сблизило двух женщин.
   Позже, когда они лежали на кушетке, Иннилис пролепетала сквозь слезы:
   - Это должно быть правильно. Мать должна быть довольна нами.
   - За все эти годы она не прокляла нас, - сонно согласилась Виндилис. Они уже обсуждали этот вопрос.
   - Нет. Это она зажгла в нас любовь, - Иннилис стиснула кулачки. Только... о, если бы нам не приходилось скрывать ее!
   III
   Ветер свистел над блестящей водой, запутывался в парусах, гнал по бескрайнему голубому полю белые барашки. У Грациллония слезились глаза. На западе чуть виднелась темная полоска - остров Сен, где Дахилис снова несла свою одинокую вахту.
   - Я слушаю, центурион.
   Голос Эпилла вернул Грациллония к действительности. Он смущенно улыбнулся.
   - Извини, задумался.
   - Верно, центуриону есть о чем подумать. А эти ведь покоя не дают, так и вьются вокруг, как мухи.
   - Тем более надо использовать представившуюся возможность.
   Римляне направились дальше по городской стене. Часовой у башни Чайки приветствовал их салютом. Под ними как на ладони открывался бассейн гавани.
   - Сегодня флот и форты проводят учения. Я хотел, чтобы ты посмотрел на них и высказал свое мнение.
   На бастионе навес, защищающий от дождя, был снят и убран. Три больших катапульты и три гигантские баллисты, стреляющие камнями, приготовлены к работе. Римляне остановились осмотреть катапульту. Предназначенная для метания несколько более легких стрел, машина не требовала таких мощных опор, как тяжелые баллисты, да и управляться с ней было легче.
   - Не обращайте на нас внимания, - приказал король офицеру, распоряжавшемуся стрельбами. - Делайте свое дело.
   - Слушаюсь, повелитель, - отозвался исанец. - У нас все готово, сейчас начнем. Первый выстрел, понятно, занимает больше времени, да мой повелитель ведь и сам солдат и знает, что в сырую погоду канаты набирают слабину.
   Он выкрикнул команду людям у лебедки. Солдаты налегли на рукояти, натягивая канаты и заставляя рычаг в вертикальной раме отклоняться назад. Другие тем временем заряжали и подносили стрелы для следующего выстрела.
   - Стой, - выкрикнул офицер. Рукояти лебедки выдвинули из отверстий и закрепили механизм собачками. На мгновение все замерло. Слышался только голос ветра.
   Офицер молоточком ударил по правой оттяжке. Она запела на низкой басовой ноте. Как видно, в жилы и конский волос, из которых она была скручена, вплели резонирующую струну. Офицер, склонив голову, вслушивался в замирающее гудение, потом ударил по второй оттяжке и снова замер.
   - Хм... - пробормотал он. - Еще не совсем равномерно. Подтяните-ка левую еще на пол-оборота, и попробуем снова.
   Равномерность натяжения обеспечивала ровный полет снаряда и не позволяла рычагу в момент спуска задеть боковые брусья рамы. Увидев такой метод настройки, Эпилл присвистнул. Грациллоний лишь сухо улыбнулся. Не бывать ему в Исе артиллеристом. Он был настолько лишен слуха, что собратья центурионы обычно просили его воздержаться от пения в их присутствии.
   Наконец точное совпадение нот было достигнуто, и начальник приказал закрепить метатель. Мощная тетива стягивала концы горизонтальных брусьев и, оттянутая назад, выталкивала по направляющей мощную стрелу-дротик со стальным наконечником. Машина была заранее наведена на цель, и теперь оставалось только сдвинуть рычаг так, чтобы оттянуть тетиву до щелчка замка. Офицер снял предохранители-собачки и предложил Грациллонию:
   - Не желает ли мой король сделать первый выстрел? На счастье.
   Грациллоний кивнул и, шагнув вперед, нажал курок, отпускавший замковый механизм. Катапульта содрогнулась и крякнула. Стрела унеслась в море с такой скоростью, что глаз не мог уследить за ней.
   Другие машины также начали стрельбу. Мишенями служили несколько плотиков, заякоренных на разных расстояниях от стены. Невдалеке держались гребные лодки с офицерами, ведущими учет попаданий, готовые после окончания стрельб привести к берегу плоты и подобранные снаряды. Учения должны были продолжаться весь день, и при высокой воде, и при отливе. На рейде стояла военная галера, предупреждавшая торговые суда, чтобы они не попали под обстрел.
   Маленькие глазки Эпилла выпучились от восторга. Все здесь шло совсем иначе, чем в римских войсках! Грациллонию пришлось дважды подтолкнуть его локтем, чтобы привлечь внимание.
   - А ну, подбери брюхо! Нам надо осмотреть все укрепления по эту сторону ворот.
   Они прошли до ворот и обратно к башне. Там спустились вниз и направились к храму Лера. Грохот баллист, крики и звуки рожков все еще звенели у них в ушах.
   - Думаю, южную стену можно не осматривать, - решил Грациллоний. По-моему, у них все в порядке.
   - Я бы сказал, в полном порядке. Забавный стиль, но что до результатов, то и кое-кому из римлян не стыдно бы у них поучиться. Не стану называть, кому именно. На мой взгляд, с такими машинами и инженерами им нечего опасаться нападения с моря.
   Грациллоний нахмурился.
   - Об этом я и хотел поговорить. Не забывай, что в нашем распоряжении не всегда будет сильный флот. Ведь нам приказано заниматься не только Исом, но и всей этой частью Арморики. Для этого может понадобиться демонстрация силы. Я пошлю тайные послания правителям, как только получу вести с востока, но этого недостаточно. Тем временем я предпочитаю быть готовым к любым непредвиденным обстоятельствам, - он горестно вздохнул. - Исанцы по части уклончивости и интриг могут сравниться с политиками империи.
   Эпилл потер ладонью лысую макушку.
   - Хм... я, понятно, не моряк, но и мне не хотелось бы подходить к берегу под обстрелом здешней артиллерии. И городская пехота ведь тоже будет на стенах. Да еще рыбаки и торговые суда. Хотя, конечно, моряку, которому не случалось шагать по плацу, не выстоять против настоящей армии.
   Они миновали древнее святилище Иштар и вышли на грязные улочки Рыбьего Хвоста. Грациллоний нарочно выбрал путь по тем местам, где не должно было встретиться знакомых лиц, и его не донимали ни жалобщики, ни суффеты. Эпилл легко находил дорогу в этой части города, что дало Грациллонию повод подшучивать над спутником, хотя он не сомневался, что старого вояку манила в таверны возможность поболтать о былых походах, а не девки и кости.
   - Вот чем нам предстоит заняться в ближайшее время. Плохо, что у меня остается так мало времени для наших людей, но меня здесь просто осаждают. Как они?
   - Разве почетная стража плохо несет караул?
   - О, отлично. И когда я задаю им тот же вопрос, они отвечают: "Все в порядке". А чего еще ждать? Но я рассчитываю услышать от тебя честный ответ.
   Эпилл потер сломанную когда-то переносицу.
   - Что ж, проблемы возникают, но мы с ними по большей части справляемся, и не стоит занимать ими внимание центуриона. Сидение в бараках людям не на пользу. Это само собой. Но теперь, когда мы снова при деле, а не заняты только учениями, все налаживается. Еще десять-двенадцать дней, и парни будут в порядке.
   - Отлично! - Грациллоний решил, что его помощник заслуживает дружеского хлопка по плечу. - Давай доберемся до дворца и посидим спокойно. Нам есть о чем поговорить. Надо решить, как лучше использовать имеющиеся силы. А заодно я уж позабочусь, чтобы ты вернулся в Дом Дракона, набив брюхо лучшей снедью, какую только можно раздобыть в Исе. Найдем и чем залить сухомятку, Грациллоний, ради поддержания престижа римлян, настоял, чтобы его помощника поселили вместе с исанскими офицерами.
   - Благодарю за честь, центурион! - Эпилл испустил глубокий вздох. Хотя едва ли стоит переводить на меня тонкие кушанья. Мне бы флягу доброго красного добунского, жареный окорок да капусты с ломтем хлеба - прямо из печи, как у моей женушки в былые времена!
   - Когда вернешься домой, думаешь осесть на земле?
   - Если на то будет воля Митры. Пока центурион здесь - я его не оставлю. Знать бы, надолго ли мы тут застряли?
   - Митра знает. Будем надеяться, не больше двух-трех лет. Пока унести бы головы целыми.
   ...Во дворце их ждал человек.
   Римлянин. Военный курьер. Он привез первое сообщение Грациллонию, которому приходилось до сих пор довольствоваться одними слухами. Письмо было от самого Максима.
   IV
   Услышав, что с ней желает говорить король, Форсквилис подняла ладонь.
   - Не здесь. Пройдем в секреториум.
   Комнату освещал огонь, мерцавший в глазницах кошачьего черепа; в трепетных тенях тирская статуэтка казалась живой; травы наполняли воздух благоуханием леса. Королева села напротив него, сложила руки на коленях. Лицо ее было безмятежно спокойно, но в серых глазах металось отражение пламени.
   - Теперь говори, - приказала она. Грациллоний с радостью обратился мыслями к привычному миру за стенами города.
   - Максим высадился в Галлии в тот самый день, что ты назвала. Его легионы смели всякое сопротивление. Да и сопротивлялись не слишком ретиво. Его противники могли опереться только на плохо обученных ауксиллариев. Подошли несколько частей с восточных границ и из Испании, но из них целые когорты перешли под орлов Максима. Он пишет, что боевые части далеко обогнали обоз и что, в частности, поэтому он не мог написать мне раньше. Соимператор Флавий Грациан находился в Лютеции Паризиорум. Максим направился к этому городу. При его приближении гарнизон взбунтовался и отказал Грациану в подчинении. Максим беспрепятственно вступил в город. Грациан бежал. Максим готовится... готовился преследовать его, чтобы окончательно разбить и овладеть Галлией и Испанией.
   - Чего он хочет от тебя? - тихо и бесстрастно спросила Форсквилис.
   - О, я должен послать с тем же курьером рапорт, продолжать свое дело и держать его в курсе.
   - И чего ты хочешь от меня?
   - Мне кажется, ты уже знаешь, - Грациллонию пришлось облизать губы. А в подмышках и без того было мокро. - Ис, кажется, подготовлен к обороне. И, на мой взгляд, он способен выполнить миссию, возложенную на него Римом. Но все предвидеть невозможно. Империя взбудоражена. Легионы, защищающие Британию и Восточные провинции, ободраны до костей. У границ собираются волчьи стаи.
   - Ты сам сказал, что мы сумеем отразить нападение. Да я и не думаю, что найдутся варвары, настолько безрассудные, что осмелятся...
   - Я думаю о Риме!
   - А!
   Форсквилис сидела совершенно неподвижно. Молчание становилось напряженным. Наконец она молвила:
   - Ты хочешь, чтобы сова снова отправилась в полет.
   - Да.
   - И чтобы, если понадобится, Девятеро вмешались в ход событий.
   Он решился напомнить:
   - Со мной вы на это пошли.
   - Ради Иса, - сурово возразила королева.
   - Если падет Рим, долго ли сможет Ис противостоять нашествию варваров? - уговаривал он. - Ведь в мире сгущается тьма, и море подступает все ближе.
   Форсквилис помолчала.
   - Твоя просьба необычна, - заговорила она наконец, - но мы живем в странное время. Я должна поразмыслить и посоветоваться с Сестрами. Я сообщу тебе о нашем решении. - Ее взгляд строго уперся в него. - Иди.
   Он вышел и, только оказавшись за дверью, почувствовал, что весь дрожит.
   V
   Величественный храм Тараниса возвышался на северо-западной стороне форума. Он был выстроен римлянами и имел классическую колоннаду, выходившую, правда, на открытый внутренний двор. Верующим было отдано только южное крыло, а остальную часть здания занимали службы, сокровищница, просторная кухня, где готовились ритуальные блюда, а также зал Оратора.
   Здесь Сорен Картаги и принял наедине королеву Ланарвилис. На стене, за тронным возвышением, висело оружие и золоченый Молот. Мозаика на правой стене изображала победу бога над Тиамат, повелительницей Хаоса. На левой стороне, под окнами, стоял стол для письма, над входом располагались книжные полки. Для Ланарвилис был установлен трон, равный по вышине и величию трону Оратора. Однако и он, и она были одеты в этот день в простое шелковое платье со скромной вышивкой.
   Сорен сидел, положив на подлокотники сжатые в кулаки руки, выпрямив спину, и с трудом произносил традиционное приветствие:
   - Благодарю королеву за честь, оказанную ее приходом. Поверь, я не намерен расспрашивать о том... что касается тебя одной. Но ради блага Иса... не могла бы ты, после того как провела время с новым королем, сообщить о нем что-либо?
   Щеки королевы порозовели, однако голос остался ровным:
   - О нем говорят правду. Он сильный человек, и намерения его честны.
   - По отношению к Риму!
   - Рим - это цивилизация, а значит, благо Рима - это благо Иса.
   Сорен покачал головой.
   - Ты всегда думала о Риме лучше, чем он того заслуживает, дорогая. Рим, который привиделся тебе в мечтах, - Рим великих душ и великих завоеваний давно мертв, если и существовал когда-нибудь на самом деле. Я имел дело с римлянами. Я знаю, о чем говорю.
   - Сорен, - тихо сказала она. - В тебе говорит раздражение. Что бы ты ни думал - а я сама далека от того, чтобы верить в совершенство смертных, - но остается несомненным, что Грациллоний сердцем стремится ко благу Иса, действует в этом направлении, ищет у нас совета и интересуется нашими желаниями. Он провел несколько часов, беседуя со мной, как с мужчиной.
   - И о чем же?
   - Он... Он прослышал, что мы с тобой часто совещаемся по поводу наших храмов. Он сказал, что ты вежлив, но недружелюбен, а он нуждается в твоей поддержке, тем более что с Начальником Работ они не сошлись во мнениях.
   - В самом деле? - Сорен невольно заинтересовался. - По какому поводу?
   - Грациллоний считает, что надо немедленно возводить укрепления на утесах.
   - Хм... - Сорен потянул себя за бороду. - Это дело не быстрое.
   - Да он хочет устроить простые рвы с невысокими стенами сухой кладки для защиты лучников. Он боится, что пока флот будет в море, оказывая поддержку римскому правителю, город пострадает от нападения с моря, Ланарвилис коснулась пальцем подбородка. - Нет, "боится" - неудачное слово. Он хочет предусмотреть любые случайности. Для этого придется ввести трудовую повинность.
   - Вот как? А он понимает, что это значит?
   - Понимает. Я его расспросила.
   Сорен задумался.
   - Не хочу тебя обидеть, дорогая, но в своем желании думать о нем хорошо ты могла приписать ему свое понимание дела. Не перескажешь ли ты мне его слова?
   - Что ж... - она помедлила и начала повторять на память: - Налоги в Исе могут взиматься деньгами, товаром или трудом. Труд используется на общественных работах, в течение небольшого периода времени и в то время года, когда это не вызовет излишних сложностей. Поскольку большинство общественных зданий давно достроены и почти не требуют ремонта, трудовая повинность в Исе давно не использовалась.
   Сорен мрачно усмехнулся.
   - Понятно, почему Которин Росмертай взвился на дыбы. Вся его налаженная административная рутина полетит вверх тормашками. Понимает ли это Грациллоний?
   - Несомненно. И ему не хочется применять власть к Начальнику Работ, чтобы не портить отношения на будущее. Он просил меня использовать свое влияние - и уговорить тебя - переубедить Которина. Я согласилась. И с Сестрами я тоже об этом поговорю, - добавила она совсем неофициально, - они будут рады еще раз убедиться, что боги, пославшие этого человека, еще благоволят нам.
   Сорен поморщился.
   - Итак, ты от него в восторге. И не только потому, что он римлянин.
   Она снова вспыхнула, но ответила, гордо подняв голову:
   - Да. Если бы знак сошел на мою дочь Лугайду в царствование Колконора, я бы своей рукой перерезала ей горло, лишь бы она не досталась ему. Но вчера Грациллоний очистил меня. Так он очистит и наш город.
   Сорен сердито оскалился.
   - Как бы не проскреб до дыр, со своими иноземными богами! Это будет не первый раз, когда Трое отвернутся от человека.
   Лицо Ланарвилис исказилось, словно от боли. Она поднялась и протянула к нему руки.
   - Ох, Сорен! Не растравляй себе раны. Не пророчь дурного. Подумай о своих сыновьях и о городе, в котором им жить!
   Сорен ссутулился и проворчал:
   - Пусть так. Я помогу. Ради Иса. И ради тебя.
   VI
   - Ах-х, - выдохнула Малдунилис. - Вот это да. У тебя могучее копье, затем хихикнула: - Скоро ли ты будешь готов снова поднять его?
   Грациллоний лежал, опершись на локоть, и смотрел на нее. Вечернее солнце окрашивало жаркими лучами пышную плоть. Они отправились в постель почти сразу, потому что других занятий не нашлось. Иннилис догадалась, по крайней мере, застенчиво предложить сыграть в шашки... Малдунилис была рослой и плотной, ее пышные волосы сейчас промокли от пота и висели липкими прядями. Хотя она была дочерью Гаэтулия, тяжелое лицо чертами скорее напоминало о деде, Вулфгаре. Тем не менее, женщина была хороша собой и выказала ленивую чувственность, которая заставила Быка в нем издать громкий рев.
   - Дай хоть отдышаться, - рассмеялся Грациллоний.
   Она тоже приподнялась и потянулась к стоявшему у кровати блюду со сластями. Пышные груди тяжело качнулись. В воздухе стояла странная смесь ароматов. Малдунилис держала множество слуг, но дом ее всегда отличала некоторая неопрятность.
   Королева и мужу протянула конфету.
   - Нет, спасибо, - отказался он. - Я не сластена. Малдунилис попышней взбила подушку и, откинувшись, принялась жевать.
   - Может, и в самом деле не стоит портить аппетит, - согласилась она. Повара готовят настоящий пир. Только готов он будет не скоро, - и кисло добавила: - Чем бы пока заняться?
   Грациллоний рассудил, что раз уж все равно время до рассвета свободно, можно и подурачиться. Ему в самом деле хотелось отдохнуть и ни о чем не думать, а с такой простушкой можно приятно провести время. Не то что с некоторыми!