Андерсон Пол Уильям. Девять королев (Короли Иса - 1)

   - Моя королева... - он замолчал, хватая ртом воздух. - Ты мудра... снова мучительный вздох. - Ты язычница, но мудра и добродетельна, - он закашлялся, задыхаясь. - Аристотель, Вергилий... ты не знаешь?.. столько говорят... о духах... правда, что душа на пути... на суд... может задержаться?.. хоть ненадолго?
   Она вытерла ему губы и погладила по седым волосам.
   - Не знаю, - королева тоже говорила на латыни. - Кому дано знать? Но у нас в Исе говорят, что галликены могут возродиться в образе тюленя, чтобы у берегов Сена ожидать своих любимых. Дать тебе еще воды?
   Он покачал головой.
   - Нет, спасибо... я словно тону... но мне нельзя... жаловаться, кашель сотряс хрупкое тело. - Грациллоний... ты видел... многие умирали... тяжелее... - следующий приступ кашля прервал его надолго. - Если я... жалок, скажи... я постараюсь... держаться достойней.
   - Нет-нет, - центурион сжал руку священника - очень осторожно, опасаясь сломать хрупкие кости. - Ты мужчина, Эвкерий.
   Его вызвала Бодилис, которую дьякон оповестил, что пресвитер лежит без сознания и на груди у него запеклась кровь. Он не знал, долго ли пролежал так Эвкерий. Бодилис омыла старика, сменила на нем одежду и уложила в постель. Он вскоре пришел в сознание и вежливо отклонил предложение прибегнуть к целительному прикосновению Иннилис. Впрочем, в таких безнадежных случаях сила ее редко помогала. Горячий отвар на время вернул ему силы. Курьера в Аудиарну послали, но Грациллоний не верил, что пресвитер доживет до его возвращения и дождется христианского последнего обряда. Измученного старика-дьякона отправили в постель, и Грациллоний с Бодилис остались вдвоем у ложа умирающего.
   Эвкерий слабо улыбнулся.
   - Ты тоже добр... Мне хотелось бы... снова повидать Неаполис... мне снился голубой залив... дом матери... кривые улочки... сад, где я... с Клавдией... но да будет на все воля Божья.
   Конечно, божья, - подумал Грациллоний. - Чья же еще? Миром правит Ахура-Мазда, а над ним - неумолимое Время. Что ж, умирающие часто сами не знают, что говорят.
   - Позаботься о моих бедняках, - попросил Эвкерий. - Отправьте Пруденция домой... в Редонию... пусть умрет среди родных... и во Христе.
   - Хорошо, хорошо, - обещала Бодилис, стараясь скрыть слезы.
   Старик уцепился за ее руку.
   - Моя паства... те, кто жаждут Слова... кто теперь утешит их?
   Грациллоний вспомнил, как молилась мать. Воспоминание обожгло сердце.
   - Я добуду нового пастыря для твоих верующих - как только сумею, услышал он собственный голос.
   Эвкерий приподнял голову от подушки.
   - Ты обещаешь?
   - Да. Перед лицом Митры. - Что еще мог сказать Грациллоний, на которого обратился глубокий взгляд Бодилис.
   - Хорошо, хорошо... и для тебя тоже... и не только для спасения души, сын мой, - выговорил Эвкерий. - Разве мог бы... полностью языческий Ис... надеяться на прочный союз... с Римом.
   Он вовсе не бредит! - подумал ошеломленный Грациллоний.
   Эвкерий снова откинулся назад.
   - Можно мне... помолиться за вас двоих... как я молюсь... за весь Ис?
   Бодилис упала на колени у постели и обняла старика. В его голосе вдруг появилась прежняя звучность:
   - Отец наш небесный...
   Кашель прервал молитву, сотрясая бессильное тело. Изо рта толчками выплескивалась кровь. Бодилис крепко прижимала его к груди.
   Тело старого священника обмякло, восковые веки опустились на глаза. Он не отзывался на зов и, казалось, почти не дышал, кожа на ощупь стала холодной и влажной. Бодилис как могла обмыла его тело. Они с Грациллонием остались сидеть у ложа. Эвкерий умер незадолго до появления исповедника из Аудиарны.
   III
   "Сезон военных действий заканчивается. Зимняя кампания, конечно, возможна, как мы знаем из истории, но едва ли желательна, как для меня, так и для Феодосия. Зачем рисковать армией при неблагоприятной погоде, неизбежных трудностях в снабжении и болезнях? Итак, по взаимному соглашению, мы отступаем на зимние квартиры, управляя каждый завоеванными территориями в ожидании весны. В игре на такой приз, как империя, никто не желает торопиться.
   Я почти сожалею, что Грациан не пал в сражении. Феодосия соображения престижа волнуют более, чем месть за павшего соправителя. Так или иначе, он вручил титул Августа, на который я претендую, своему старшему сыну, Аркадию. Увидим, как отнесется к этому Бог.
   Он помогает тем, кто сам себе помогает. Упаси меня Христос от грешной гордыни, но я не могу не чувствовать, что в отношении судьбы Рима Господь на нашей стороне. Хотя в военных действиях наступает вынужденный перерыв, нам не следует ослаблять усилий, направленных на укрепление всех возможных фронтов. Это было бы святотатством.
   Твои успехи впечатляющи, Гай Валерий Грациллоний. Я уже принял это во внимание и не забуду впредь. Однако, будучи солдатом, ты знаешь, что служба не окончена, пока враг не покорился.
   Я полагал, что поручаю тебе маловажное дело на периферии. Я ошибался. Ты сам доказал ее важность. Теперь я в значительной степени рассчитываю на тебя.
   Необходимо поддерживать нейтралитет Арморики, защищая территорию от вторжения варваров. Я не стану отзывать гарнизоны из этой местности, но и не могу допустить, чтобы это удалось противнику. Более того, ввиду твоих успешных действий против скоттов, я хотел бы просить тебя распространить свои усилия по обороне на юг, вплоть до долины Лигера. Ты, возможно, и сам не знаешь, что благодаря проведенным тобой переговорам и демонстрациям силы, на побережье уже возникли основы оборонительной системы. Я настаиваю на превращении ее в реальную структуру.
   Мы достигли согласия по этому вопросу с правителем Арморики. Полномочия для тебя прилагаются к этому посланию. Его согласие получено неохотно и под нажимом. Ты сам понимаешь, что деятели подобного ранга без радости принимают вмешательство непредсказуемых сил, каковую ты в настоящее время представляешь. Подозреваю также, что он не испытывает энтузиазма по поводу притязаний Магна Максима. Однако он достаточно умен, чтобы понимать, какие возможности это открывает для Рима. Его силы сосредоточены на востоке вдали от побережья, и он не намерен изменять существующее положение. Как ни ужасны опустошения, причиняемые пиратами, вторжение германцев кажется более серьезной опасностью. Поэтому он пренебрегал обороной побережий. Теперь Бог, наконец, предоставил нам возможность что-то сделать в этой области. Удачно справившись с этим поручением, ты будешь заме..."
   Грациллоний отложил письмо. Он уже помнил его почти наизусть, однако решил, что Сорену Картаги желательно услышать его дословно, а не в пересказе.
   - Я мог бы продолжать, - сказал он, - но далее идут некоторые конфиденциальные подробности, а общее представление ты уже получил.
   Оратор своего Бога, а в частной жизни - глава Дома плотников тяжело кивнул. За окнами дворца небо немного прояснилось, но ветер завывал по-прежнему.
   - Я понял, - заметил Сорен. - Тебе желательно покинуть Ис.
   - Приходится, - ответил Грациллоний. - Нужно лично посетить со своими солдатами Кондат Редонум и другие места, передать предписания и связать воедино все силы.
   - Раньше ты обходился курьерами.
   - Этого недостаточно. Римляне в гарнизонах деморализованы. На мои предложения они ответили согласием, но реальные действия предпринимаются вяло и неохотно. Если дойдет до выбора, на какой стороне воевать... в империи должен править один император - и это должен быть способный человек. Разве ты сам не понимаешь?
   Сорен погладил густую бороду.
   - Понимаю. Ис должен служить амбициям твоего командира.
   - Ради общего блага... - Грациллоний поднялся из кресла и заходил по комнате, потом обернулся и уперся взглядом в Сорена. - Слушай, - сказал он. - Я пригласил тебя для беседы не только из-за положения, которое ты занимаешь в моем храме. Ты влиятелен среди суффетов. Они прислушиваются к твоему голосу. Помоги мне, и мы вместе сослужим Ису службу, какую сослужил когда-то Юлий Цезарь.
   - Не уверен, велика ли была эта служба, - пробормотал Сорен и выпрямился в кресле. - В любом случае - это дело давнее. А сейчас ты, король Иса, предполагаешь ради Рима на два или три месяца забросить свои священные обязанности, разъезжая по округе. Такого никогда не бывало прежде!
   Грациллоний ответил ему жесткой улыбкой.
   - Не только предполагаю, но так и сделаю. Я надеялся на твою поддержку, рассчитывал, что ты объяснишь суффетам и народу, что это делается для общего блага.
   - А если ты не получишь моей поддержки?
   Грациллоний пожал плечами.
   - Обойдусь без нее. Или ты думаешь меня остановить? Не стоит раздирать государство надвое.
   Сорен гневно смотрел на него.
   - Берегись, мой повелитель. Говорю тебе, берегись! И прежде случалось, что король Иса заносился слишком высоко. И тогда в лес являлись поединщики, один за другим, сменяя друг друга, пока кто-то не сражал короля, - он поднял руку. - Пойми меня правильно: это не угроза - предостережение.
   Терпение Грациллония, которое никогда не было его сильным местом, с треском лопнуло. Он сам не знал, как сумел удержаться от гневной вспышки, но все же упер кулаки в бока и, скрипнув зубами, навис над Сореном.
   - Кто из нас двоих безрассудней? Галликены пока не призывали на мою голову проклятий, сгубивших Колконора! Нет, я говорил с ними, и они не возражали против моего отъезда. В Исе, как и во всем мире, наступают новые времена. Довольно провинциального эгоизма! Мой меч и мечи моих солдат мирно лежат в ножнах, но если будет нужда, мы обнажим их во имя Рима. Подумай, много ли клинков сумеешь собрать ты в тот день!
   Сорен хрипло выдохнул. Нельзя загонять его в угол, откуда ему придется вырываться с боем, понял Грациллоний, снова отвернулся к окну и сказал гораздо спокойнее:
   - Не слишком ли часто, почтенный, мы вступаем в спор? Не знаю, отчего ты так враждебен ко мне? Что до меня, я всегда желал дружбы. Но важнее наших отношений жизни наших городов, а они крепко связаны между собой. Ради них забудем обиды и гордыню!
   Ему пришлось потратить еще не менее часа, чтобы добиться ворчливого согласия.
   Глава двадцать вторая
   I
   В равноденствие все Девятеро собирались в городе, чтобы присутствовать на Совете и провести предписанные ритуалы. Покончив с обычными делами, они сошлись в храме Белисамы.
   Собрание открыла Квинипилис. Старая королева, прихрамывая, взошла на возвышение. В тишине отчетливо слышались стук ее посоха и натужное дыхание. Опираясь на посох, она повернулась и окинула взглядом Сестер. Все лица под белыми покрывалами были обращены к ней: выжидающее - Бодилис, настороженное - Ланарвилис, распахнутые глаза Дахилис, в которых страх смешался с отчаянной решимостью. Даже Малдунилис казалось взволнованной, а Фенналис сдерживала негодование, давно нараставшее в ней. Иннилис жалась к Виндилис, и та держала подругу за руку. Одна Форсквилис с самого полнолуния сохраняла молчаливое спокойствие.
   - Иштар-Исида-Белисама, пребудь с нами. Да будет в нас - твой мир, да будет твоя мудрость вещать нашими устами, - начала Квинипилис. Сестры подхватили молитву. Закончив обряд, она продолжала: - Нас собрало серьезное дело, быть может, более важное, чем проклятие Колконору, потому что касается оно нового короля, которого сами мы призвали, обратясь к богам. Но я прошу вас, милые Сестры, не смущайтесь. Мы найдем выход.
   - Тот же, что в прошлый раз? - спросила Фенналис.
   - О чем ты, мать? - поразилась Ланарвилис. - Призывать безвременную смерть на Грациллония?!
   - Нет! - пронзительно вскрикнула Дахилис. - Фенналис, ведь ты всегда была так добра и милосердна!
   Маленькая толстушка королева напряженно возразила:
   - Я не предлагаю такого выхода. Но кто-то должен был высказать это вслух. Нет смысла таиться в страхе даже друг от друга, как делали мы во времена Колконора.
   Квинипилис строго вскинула руку.
   - Что ж, давайте выскажемся, - кивнула она. - Что заставляет нас думать о том, чтобы избавить Ис - и себя - от Грациллония? Он силен, честен и обладает способностями, необходимыми для отражения угрозы извне. На нашей памяти не было подобного ему короля. Я, например, полагаю, что он послан нам небом. Но говорите смело. Настал час прямых речей.
   - Поймите, - заговорила Фенналис. - Я не чувствую к нему ненависти. Верно все, что ты сказала о нем. Но душа его принадлежит Риму. Бодилис, тебе ли не знать истории Атридов: проклятье может переходить из поколение в поколение, губя невинных. Не преследует ли рок нашего нового короля? Вспомните, он собирается покинуть Ис!
   - Только после Совета и празднества, - поспешно вставила Дахилис. - И ведь мы дали на то согласие!
   - Разве у нас был выбор?
   - Осенью в его присутствии нет особой необходимости, - напомнила Бодилис. - На время священных празднеств король всегда освобождался от ожидания в лесу - и так же поступали во время войны. Ему виднее, есть ли в том необходимость сейчас. Поединщик едва ли появится в ближайшее время, а если и объявится кто-нибудь, так что ж - мы можем поселить его в Красном Крове, в ожидании возвращения Грациллония. Он обещал вернуться до солнцестояния.
   - И все же мне неспокойно, - призналась Ланарвилис. - Что, если в пути его подстережет гибель?
   - И прежде случалось такое, - возразила Бодилис. - Ключ останется здесь. Да и наш король не станет рисковать безрассудно.
   - Как бы то ни было, предстоящий отъезд - не единственное его насилие над обычаем древности, - настаивала Фенналис. - Нам известно, хотя о том и не говорится открыто, об осквернении ручья, посвященного Белисаме. И все знают, что он зарыл труп в месте, где гниение плоти может осквернить воды Лера. И... - она покраснела... - он насмехается над священным браком.
   - Нет! - выкрикнула Дахилис.
   - Это... исправлено... - прошептала Иннилис. - Не так ли? - Она опустила взгляд на свой живот. Не оставалось сомнения, что она беременна.
   - Правда, он исправляется, - довольно заметила Малдунилис.
   Фенналис стала густо-пунцовой.
   - Вот как?
   - Мы с тобой слишком стары, чтобы рожать, - напомнила Квинипилис.
   - И все же... - Фенналис осеклась.
   Бодилис потрепала ее по ладони.
   - Понятно. Мы сочувствуем твоей обиде и знаем, как одиноки твои ночи. Но, Сестра моя, вспомни Вулфгара, которого убило мое рождение, - моя мать была его дочерью, и он не смог пережить этого брака. А ведь Вулфгар был язычник, приносивший коней в жертву Тору. Насколько же более тяжким грехом должно казаться кровосмешение Грациллонию - человеку высокой цивилизации и твердому в вере. Он помнит несчастного грека Эдипа, навлекшего чуму на свое царство, хотя согрешил он в неведении. Да и в Исе такой брак запретен.
   Фенналис изменилась в лице.
   - Священный брак - не брак смертных. Галликен избирают сами боги. Они знают, что делают! Но признаю, поскольку я более не под властью луны, то, что он избегает меня, может быть оправданно, - она натянуто улыбнулась. Надеюсь, вы согласитесь, что я не тщеславна. Я всегда была дурнушкой и давно смирилась с этим, - она помолчала. - Но что, если в будущем, когда покинет нас одна из присутствующих здесь Сестер, боги поставят его перед выбором, лишив оправдания?
   - Они не сделают такого! - вскрикнула Дахилис.
   Остальные содрогнулись.
   - А если?.. - прошептала Иннилис. - Неужто он так прогневил Их?
   - Он уже бросил Им вызов, - сказала Фенналис. В ее голосе прозвучало сожаление, словно она должна была сказать одному из бедных семейств, которых опекала, что болезнь кормильца семьи - смертельна. - Не потому ли мы собрались здесь, Сестры мои? Мы вспомнили о запретном погребении на мысу, и об осквернении ручья, и о предстоящем отъезде. Не слишком ли мы торопимся простить? - она добавила еще мягче: - Дахилис, милая, не сердись. Я не виню тебя - ты молода и полна любви. Но ведь он месяцами пренебрегал другими женами. И если теперь он и исполняет свои обязанности более исправно, то раскаяния за прошлое в нем не видно, - и вопросила громче: - Потерпят ли боги?!
   - Да, - сказала Квинипилис. - В том-то и вопрос. Ты хорошо поступила, Фенналис, высказав все без утайки. Что же делать нам? Низложить короля?
   Не одна Дахилис негодующе вскрикнула в ответ - семь уст повторили отрицание, а чуть помедлив, к ним присоединились и восьмые.
   Квинипилис кивнула.
   - Хорошо, - но продолжала строго: - Если он не желает искупить грехи мы должны сделать это за него. Но выслушайте меня, галликены. Мы сами не безвинны! Вы - не безвинны!
   Иннилис ахнула. Виндилис выпустила ее руку, обняла за талию и вскинула свободную ладонь, призывая ко вниманию. Ее орлиное лицо гордо застыло под взглядами Сестер.
   - Все вы слышали, что связывает нас, - произнесла она. - Мы не откажемся от этого. Не можем. И я не верю, что должны!
   - Я надеюсь, что вчера все мы поняли вас, - отозвалась Бодилис, вспоминая обряд очищения Девятерых, когда Сестры признавались друг другу во всем, что могло встать между ними и богиней. Так велела Форсквилис. - Мы сохраним ваше признание в тайне. Но честно ли это по отношению к королю, нашему супругу?
   - Кроме того, я хотела бы знать, многие ли из вас, кроме Иннилис, открыли ему свои лона? - продолжала Квинипилис. - Да, травы - дар богини, и вам решать, когда обращаться к ним. Но отказываться от детей Грациллония, как от исчадий ужасного Колконора...
   - Я не трогала трав, - поспешила оправдаться Малдунилис. - Просто он слишком редко меня...
   Общий смех не дал ей договорить.
   - Я тоже не прибегала к травам, - сказала Бодилис. - Да, воля богини выше нашего желания. Пока только Дахилис и Иннилис... - Она вздохнула. Заглянем в свои души... А между тем - как исправить содеянное зло?
   Воцарилось молчание, и взгляды всех королев один за другим обратились к Форсквилис.
   Провидица поднялась и сквозь сгустившиеся сумерки прошла к возвышению. Прежде чем взойти на него, она помогла спуститься старой Квинипилис и усадила ее. Поднявшись же, постояла перед "Возрождением Тараниса", словно перед кумиром, и размеренно, негромко заговорила:
   - Вам известно, что в нашей беде я решилась проникнуть в гробницу Бреннилис и провести ночь с ее костями. Вам известно, что до сего дня я хранила молчание об открывшихся мне видениях, ибо они смутны и внушают страх. Но вот как я истолковываю их значение: боги встревожены, подобно нам, смертным. И потому Они удержат свой гнев и примирятся с нами, чтобы дать нам время покаяться и сохранить в святости Их имена. Вот жертва, которой они требуют. В ночь Возвращения Солнца одна из нас должна покинуть город, где мы все обычно собираемся в это время, и нести Бдение на Сене. Ей предстоит тяжкое испытание. Если она вынесет его, то очистится сама и принесет очищение всей Святой Семье: королевам, королю и дочерям. Так услышала я Слово.
   Никто не успел заговорить, как вызвалась Виндилис:
   - Я готова!
   Форсквилис покачала головой.
   - Боюсь, что нет. Слово повелело отправиться той, что носит под сердцем плод. Я думаю, это значит, что галликена должна быть беременна.
   Сестры в тревоге переглядывались между собой. До зимнего солнцеворота оставалось меньше трех месяцев, и большую часть этого срока Грациллоний пробудет в отъезде.
   Дахилис два-три раза сглотнула и заговорила, почти весело:
   - Да это про меня! Конечно же, я готова.
   - Нет, милая, нет! - запротестовала Фенналис. - К тому времени для тебя приблизится срок опростаться. А ты ведь знаешь, что из-за погоды нам зимой иногда приходится проводить на острове по несколько дней.
   - Не бойся. Если я не ошиблась в расчетах, мое время придет через полмесяца после солнцеворота, а то и позже.
   - Хм... Я просматривала хроники. И Бодилис, и ты нарушили расчеты вашей матери Тамбилис, хотя отцы у вас разные. Преждевременные роды у тебя в крови.
   Дахилис не дрогнула.
   - Богиня позаботится обо мне.
   Медленно и неохотно заговорила Бодилис:
   - Ты помнишь предание?
   - Какое предание?
   - Ты могла и не слышать. Древний и темный рассказ. Я искала в архивах, но многое утеряно, и я не сумела найти ни подтверждения, ни опровержения этой истории. Говорят, что Бреннилис родилась на Сене. И тогда тюлень заговорил человеческим голосом и предсказал, что в будущем там родится еще одна галликена, которая положит конец эпохе, началом коей станет правление Бреннилис. Быть может, это просто сказка.
   Все слушали Бодилис с тревогой. Закон требовал всего лишь присутствия на острове одной из галликен. Исключения допускались только в Святые Дни или в случае грозящей Ису опасности. Очередность нарушалась нередко: из-за плохой погоды, не позволявшей сменить жрицу, из-за болезней, старости, поздних сроков беременности, дурных предзнаменований... Несмотря на все предосторожности, несколько раз случалось, что галликену на острове заставала смерть, - и тогда, чтобы избежать катастрофы, приносились огромные жертвы, как и в случае, если король умирал в своей постели.
   Взгляды Сестер обратились к Иннилис. Виндилис крепко прижала ее к себе, и из убежища ласковых объятий донесся ее слабый голос:
   - Значит, выбор пал на меня?
   - Кажется, так, - отвечала Форсквилис. Тишина была пронизана сочувствием. - Мужайся. Это будет нелегкое испытание, но оно прославит тебя и твою новорожденную дочь.
   Иннилис сморгнула слезы.
   - Я согласна. С радостью.
   Губы Виндилис коснулись щеки подруги.
   - Это не все, - продолжала Форсквилис. Слова, казалось, причиняли ей боль. - Во сне мне привиделась печать, раскаленная добела. И этой печатью скреплена была книга, но воск был не из пчелиного улья, а из крови и жира человеческих жертв, - и в ответ на раздавшиеся испуганные восклицания она добавила: - Нет, страшные ритуалы древности не вернутся в Ис, - на губах провидицы мелькнула слабая улыбка. - Да к тому же такая печать в реальном мире не стала бы держаться. Нет, то был знак для меня.
   Она не сразу набралась силы, чтобы продолжить.
   - Я размышляла, молилась и приносила жертвы - и вот как истолковала наконец это видение. Мы должны заранее скрепить свое решение, принести Великую Клятву, что Бдение в ночь возвращения солнца состоится и что его будет нести отмеченная богами. И тогда с Исом все будет хорошо.
   И снова воцарилось молчание. Девятеро приносили Великую Клятву верности друг другу и избранной цели, перед тем как отправиться на Сен, чтобы навлечь проклятие на Колконора. До того случая такая клятва не приносилась много поколений. Она требовала поста, воздержания от питья и самобичевания...
   Дахилис обхватила ладонями живот. Для ее тонкокостной фигурки он стал уже немалым бременем.
   - Прошу вас, - умоляюще пролепетала она. - Мне нельзя. Я потеряю ее.
   - Думаю, - успокаивающе проговорила Квинипилис, - это не относится к тебе, младшая, и к Иннилис. Что до остальных... - она обвела подруг гордым взглядом, - мы - выдержим. Или мы не галликены?
   II
   Последнюю ночь перед отъездом Грациллоний провел с Ланарвилис. Не случайно. Дахилис уже не допускала его к себе, и ему приходилось довольствоваться лишь поцелуями да надеждами на будущее, когда она станет матерью. Поэтому он дни проводил с Дахилис, а по ночам посещал по очереди остальных шестерых жен. Очередность посещений могла быть нарушена по многим причинам, не последней из которых являлся его близившийся отъезд, тем не менее Грациллоний немало удивился, получив известие, что этой ночью вместо Форсквилис его ожидает Ланарвилис.
   Он оделся в праздничные одежды и постарался сделать хорошую мину. Королева встретила его на пороге, одетая в красно-золотое платье с низким вырезом. Серебряный венчик удерживал надо лбом белокурые кудри.
   - Добро пожаловать, повелитель, - она протянула ему руку.
   По исанскому обычаю он сжал ее ладонь.
   - Благодарю, моя королева. Сожалею, что не мог прийти раньше. Приготовления к отъезду...
   Ланарвилис хмыкнула.
   - Я предвидела это и заказала ужин, который не испортится от долгого ожидания. Не окажешь ли честь попробовать его? Нам о многом нужно поговорить.
   Рука об руку они прошли через роскошный дворец королевы, мимо большеглазых египетских портретов и греческих статуэток, мимо торжественных бюстов прославленных римских императоров, прямо в триклиний. Блюда и напитки были превосходны, почти лукуллов пир, в уголке стоял мальчик, тихо наигрывавший на лире.
   - Моя королева очень щедра, - заметил король.
   - Галликенам хотелось устроить для тебя достойные проводы, - отвечала Ланарвилис. - Мы обсудили это, и выбор пал на меня.
   Грациллоний отхлебнул из кубка терпкое ароматное вино. Лицо королевы надежно скрывало ее мысли. Лучше, вероятно, перехватить инициативу.
   - Ты прекрасно справилась, - сказал он, - но я подозреваю, что тебя избрали не только за достоинства твоего стола.
   Она кивнула.
   - Догадываешься, почему?
   - Что ж, ты чаще всех из Девятерых участвуешь в деловой жизни города. Квинипилис в свое время тоже занималась этим, однако на ней уже сказываются годы. Остальные заняты каждая своим. Ты же ведешь дела корпорации Храмов. Ты часто имеешь дело с Сореном Картаги, а он не только Оратор Тараниса, но и влиятельное лицо в деловой и политической жизни Иса. Именно ты помогла мне наладить отношения с ним и с Ханноном Балтизи, Капитаном Лера. Ты лучше любого в городе понимаешь Рим. Будь ты мужчиной, Ланарвилис, я назвал бы тебя государственным мужем.
   - А то, что я женщина, мешает тебе? - как бы про себя заметила она и продолжала громче: - Твои слова делают мне честь, о король. В самом деле, Сестры решили доверить сегодня мне говорить от имени всех - и не в последнюю очередь потому, что я, как ты заметил, дружески настроена к Риму. Рим так много сделал для цивилизации. Римский мир...
   Она замолчала, задумавшись, и он закончил за нее: