Андерсон Пол Уильям. Девять королев (Короли Иса - 1)

   - Мир, который теперь на краю распада и который я стремлюсь спасти.
   - Верно. Мы с тобой можем говорить открыто. Скажи мне, каковы твои планы? До сих пор ты не был откровенен.
   - Если я мало говорил, - осторожно возразил Грациллоний, - то это потому, что и говорить было нечего. Как мог я составлять планы, не разведав в подробностях положения дел? И мало пользы было рассылать агентов Иса. Как бы они ни старались, им никогда до конца не понять...
   - Я понимаю, - улыбнулась Ланарвилис. - По крайней мере, настолько, чтобы признать необходимость увидеть все глазами римского солдата. Но не расскажешь ли немного о том, к чему стремишься?
   У него не было причин таиться от нее, и ужин прошел под беседу, столь же увлекательную, как с Бодилис. Ланарвилис отличали более земные интересы, но умом она не уступала своей ученой Сестре. Вино пилось легко, почти незаметно для сотрапезников.
   Для десерта они перешли в комнату, смежную со спальней, и вкушали плоды и сласти, запивая их легким фалернским, среди голубых ковров, алых драпировок и инкрустированных моржовой костью кресел и столиков. Они сидели на мягкой кушетке, и Грациллоний закинул руку на кожаную спинку, касаясь шелковистого, теплого плеча Ланарвилис. Женщина наклонилась к нему. Свет восковых свечей отражался в ее глазах, освещал сеточку морщин на шее и складку под подбородком - и все же она была еще очень красива.
   - Твой замысел кажется мне здравым, - тихо говорила королева. - Я скажу Сестрам, и мы станем молиться за успех твоего предприятия.
   - Ты можешь сделать больше, - возразил он, - обратившись к суффетам, гильдиям, да и к простому народу. Чтобы возглавить силы Арморики и пожать плоды заслуженной победы, Ис должен быть единодушен.
   - Что я... мы можем сделать?
   - Убедить их. Заставить их взглянуть в глаза своей судьбе. Ты, Ланарвилис, могла бы начать с Сорена Картаги... - он почувствовал, как она напряглась. - В чем дело?
   - Нет, ничего, - Ланарвилис потянулась за кубком, отпила глоток. Сорен - достойный человек.
   - Разве я сказал иное? Послушай, я никогда не понимал, что разделяет нас. Он человек ученый, способный, да и патриот. Он должен понимать, в чем польза Иса. Что касается меня, я готов во многом ему уступить. Но он не желает даже обсудить дело. Что заставляет его из раза в раз сшибаться со мной лбом? Не могла бы ты, как его друг, уговорить его смягчиться?
   - Могу постараться, - она снова сделала долгий глоток и, обернувшись, взглянула ему прямо в глаза. - Но ты несправедлив к нам, твоим королевам. Ты даже не заметил, как много мы уже сделали для тебя.
   Застигнутый врасплох, Грациллоний растерянно промямлил:
   - Что? О, я знаю, вы молились, и... и по вашим словам, это вы привели меня сюда, хотя...
   - Нет, больше, много больше. Но это секрет! - Ланарвилис снова поднесла к губам кубок. И усмехнулась: - Сколько можно? Все о политике, а ведь скоро утро, и тебе предстоит дорога, а мне - моя епитимья.
   - Епитимья? - настороженно переспросил Грациллоний. - О чем ты?
   - Оговорилась... - она закусила губу.
   Грациллоний встревожился. Все эти трудные месяцы Ланарвилис держалась стойко, не жалуясь и не обвиняя, спокойно исполняла свои обязанности перед городом и богами. В ней жила душа солдата.
   - Дорогая, скажи мне. Что-то не так?
   - Да! - вырвалось у нее. - И нам предстоит исправить это. Нам, Девятерым! Как только ты уедешь... начнется обряд... очищения.
   - Но в чем дело? - умолял он. - Я должен знать. Ведь я король!
   В ее голосе зазвенела сталь:
   - Да, ты король. Мужчина! Ты готов посвятить меня в ритуалы своего Митры? Так не выспрашивай более!
   Он помолчал немного, потом смиренно признал:
   - Пусть так. И все же я здесь, и я вернусь. Я всегда готов прийти на помощь.
   - О Граллон... Грациллоний! - она отставила кубок и обвила руками его шею. В ее дыхании ощущался аромат вина. - Довольно, сказала я. Забудем все и отдадимся себе. Неужели я этого не заслужила?
   ...Много позже, когда светильник почти угас, он приподнялся на локте и взглянул на задремавшую королеву. К нему тоже подкрадывался сон, но уснуть не давали мысли. Из семи женщин, ставших воистину его супругами, эта - не самая ли странная?
   Дахилис, конечно, полна любви. Малдунилис рада удовольствию, и на свой лад вовсе не плохой человек. Бодилис - друг... прелестная женщина в его объятиях, а в остальном - верный друг. Иннилис - загадка. Милая, покорная и порой отвечающая на ласки, она так рада его ребенку... но за всем этим скрывается тень, и он не может заставить себя расспросить ее, боится причинить боль. Виндилис кажется более понятной (хотя, возможно, только кажется), а раны ее скрыты от слов и взглядов под надежной броней. Обо всем прочем с ней можно говорить как с мужчиной, в том числе и о соитии, так что они вместе нашли способы удовлетворить его, которые в то же время не внушали ей отвращения. Форсквилис?.. Он думал провести эту ночь с Форсквилис. Правда ли то, что король бессилен с любой женщиной, кроме Девятерых, или нет, но на время похода ему все равно суждено воздержание, поскольку его сопровождают не только легионеры, но и исанцы. После ночи с Форсквилис он бы только обрадовался передышке. Он знал, что она ближе к неведомому, чем любая из галликен, но когда они оставались наедине, об этом забывалось.
   А Ланарвилис... он склонился к ней, чтобы сдуть упавшую на щеку прядь волос, таких мягких в лунном свете. Он подозревал, что доставляет ей удовольствие того же рода, что и ее прекрасный дом с коллекцией произведений искусства, вино и яства, театр и празднества, на которые так щедра была жизнь Иса. Зато политика и управление были для нее, по-видимому, не только исполнением долга, но давали счастье, подобное тому, которое испытывал сам Грациллоний, видя, как обретает форму под его руками задуманное изделие. Чего же ей недоставало в жизни? Иногда он ощущал в ней страшную пустоту. И не решался задавать вопросы.
   Она шевельнулась, почувствовав его ласку, и пробормотала:
   - Ты и в самом деле хороший человек. Я сделаю все, что могу, - для тебя и Рима.
   Глава двадцать третья
   I
   Над Арморикой стояли Черные Месяцы. Приближалась Середина Зимы, день съежился до короткого проблеска между долгими часами темноты, тусклое солнце стояло низко и часто скрывалось за свинцовыми тучами, из которых лился ледяной дождь. Из-за погоды они задержались в пути, и Грациллоний увидел Ис уже в сумерках. С мыса Ванис силуэт города резко темнел на фоне ртутного серебра моря. В тумане мерцало пламя маяка - единственная звезда в сером сумраке. Грациллоний придержал коня у могилы Эпилла и отдал римский салют. Зазвенел металл, скрипнула кожа упряжи, устало фыркнул конь. За спиной послышалась команда Админия:
   - Равняй ряды! Подтянись, в город войти в порядке!
   Солдаты забряцали оружием, звон подкованных подошв стал отчетливей. Подтянулись и моряки, в этом путешествии также подчинявшиеся римлянину.
   При виде шагавшего стройными рядами отряда в городе не стали поднимать тревогу. Шайки бакаудов не знали дисциплины, а саксы до весны прекратили свои набеги. На спуске Грациллония догнал Боматин Кузури, представлявший Ис перед римскими властями. Представитель моряков в совете суффетов хорошо знал свое дело, к тому же был еще не стар и легко выдержал трудную дорогу шкиперу были знакомы все племена от Туле до Далриады. Они с Грациллонием отлично ладили.
   - Ха! - окликнул Боматин, как обычно грубовато. - Такой парад, а глядеть-то некому! Да оно и к лучшему. Не люблю я лишнего шума.
   Грациллоний обернулся к нему. В темноте виднелся только массивный силуэт да задорно торчавшие усы, варварские татуировки скрывала ночь.
   - Ты, верно, сейчас домой, в теплую постель?
   - Э, мой король, между нами - я ничего не скажу против моей женушки, она славная женщина, хотя могла бы быть поскромней, но раз уж мы объявились нежданно... не мог бы ты, если о том зайдет речь, сказать ей, что меня задержали по срочному делу и мне пришлось остаться ночевать в Доме Дракона?
   - Да у нас нет ничего неотложного.
   - Зато можно неплохо поразвлечься и притом избежать выволочки от жены. Дорога была не из легких, думаю, надо бы принести жертву Банбе за благополучное возвращение.
   Богиня плодородия в Исе считалась и покровительницей шлюх.
   Грациллоний нахмурился. У него не лежала душа к обману, да и вера его запрещала лгать. Однако жена Боматина вряд ли рискнет выяснять у короля, где провел ночь ее муженек, как бы ей ни хотелось погреться в лучах царственного сияния.
   - Ты, мой король, тоже подумай... - моряк прикусил язык. - Прости. Я забылся. Мы так долго путешествовали бок о бок, и ты никогда без нужды не напоминал о разнице между нами. Я иногда забываю, что ты - воплощение Тараниса.
   - Понимаю, - с облегчением отозвался Грациллоний. Ему вовсе не хотелось одергивать спутника и тем более прибегать к жезлу. Но приходилось заботиться о сохранении королевского величия - без него он потерял бы возможность исполнять долг префекта. Две дюжины легионеров - маловато для власти над древним и гордым городом.
   - Мы хорошо потрудились, - сказал Боматин, прервав молчание, заполненное стуком подков и шумом прибоя. - Верно?
   - Будущее покажет, - сухо заметил Грациллоний, обрывая разговор.
   Сейчас ему не думалось о делах. Возвратись они при свете дня, он отправился бы прямо к Дахилис. Девочка выбежала бы ему навстречу, смеясь и плача от радости. Но сейчас она уже спит, и будить ее среди ночи не стоит ведь срок совсем близок...
   Часовые у Верхних ворот встретили их радостными криками.
   - Тихо! - приказал Грациллоний. - Не поднимайте шума. Все прошло благополучно, и завтра на Форуме я буду говорить с народом. А сейчас мы устали и нуждаемся в отдыхе.
   Он оставил коня у казарм, поблагодарил свой отряд, как подобало командиру, и ушел, как был, в военной одежде и промокшем плаще. В домах еще кое-где светились окна. Как ни дорого стало в последнее время масло, исанцы не отказались от привычки засиживаться допоздна - хоть при сальных свечах! Впрочем, и в темноте по широкой дороге Лера до Дельфиньей аллеи добраться нетрудно. Он наизусть знал все изгибы улочки, ведшей к дому Бодилис.
   И у нее еще светилось окно. Он постучал в дверь молотком в виде маленького якоря. Бронза потускнела от прикосновения сотен рук. (Что только нужно было всем этим просителям?) Бодилис отворила дверь. Королева рано отпускала слуг, а сама нередко проводила всю ночь над книгой или рукописью.
   Она вдруг показалась Грациллонию такой прекрасной, что перехватило дыхание, и очень похожей на Дахилис. Свет лампы, падая из-за спины, освещал лишь контуры фигуры, распущенные волосы, протянутые навстречу руки, но он видел...
   - Ты! О ты! - выдохнул глухой голос. - Добро пожаловать домой, любимый!
   Он прижал ее к себе и целовал, пока она не задохнулась. Только услышав тихий стон, Грациллоний понял, что слишком крепко прижимает ее к жесткой кольчуге. Не прерывая поцелуя, он разжал объятия. Ладони скользнули по плечам, по талии, бедрам.
   - Входи же, - Бодилис чуть отстранилась и потянула его в дом. - Как ты? Что... что удалось тебе совершить, король?
   - Со мной все хорошо, - он оглядел себя и тихо фыркнул. - Если не считать того, что я грязен, пропах потом и совершенно не подхожу для приличного общества... Дахилис - как она?
   - Превосходно.
   - А-а-а-х-х...
   Бодилис замялась.
   - Я была уверена, что ты уже побывал у нее.
   Он почувствовал, как горят у него щеки.
   - Мы вернулись слишком поздно. Я боялся потревожить ее. Знал, что ты скажешь мне все как есть.
   Бодилис рассмеялась низким грудным смешком:
   - А теперь, когда ты можешь больше не бояться за нее... что ж, ты ведь долго странствовал.
   Грациллоний проказливо ухмыльнулся.
   - Вот именно!
   Она опустила ресницы.
   - И я так долго ждала...
   Он шагнул к ней. Бодилис отстранилась - игривым, соблазнительным движением.
   - Постой! Не хочешь ли сперва подкрепиться? Нет? Тогда давай хотя бы снимем с тебя броню и немножко отмоем. Я с удовольствием займусь этим.
   ...Они лежали рядом, касаясь друг друга. Разгоряченным телам не нужны были одеяла. Множество ламп окрашивали ее кожу в цвет золота. За окнами тихо шуршал дождь.
   - Да, в Исе все по-старому, - говорила Бодилис. - Вот бедняжке Иннилис нелегко приходится, как и с первым ребенком, от Хоэля. Тошнота, боли - но, по крайней мере, не хуже, чем в прошлый раз, а первые роды всегда самые трудные. Мы, Сестры, помогаем ей, как можем. Я думаю... если ты завтра навестишь ее - просто по-дружески, - ей полегчает.
   - Конечно, навещу!
   - Конечно! Ты - это ты, - Бодилис взглянула чуть строже. - Ей нужна помощь! В ночь солнцеворота она несет Бдение на Сене.
   - Что? - поразился Грациллоний. - Я думал... все галликены должны собраться в городе.
   - Так всегда было. Но эпоха, порожденная Бреннилис, умирает, и... Бодилис коснулась пальцем его губ. - Не любопытствуй. Так нужно. Ради спасения Иса.
   Его вдруг зазнобило. Бодилис почувствовала, придвинулась ближе, улыбнулась.
   - Это к добру, не к худу. Просто служба, которую надо исполнить, - как для тебя охрана Вала. Тебе в этом путешествии наверняка пришлось тяжелее. Расскажешь?
   Он охотно согласился - разговор отвлекал от невнятного дурного предчувствия. И хорошо, что рядом оказалась именно Бодилис - Бодилис, радующая тело, и в то же время глубокий и чуткий собеседник. Он отстранил от себя мысль об Иннилис.
   - Это рассказ длиной не в одну милю, - начал Грациллоний. - Я вел ежедневные заметки, которые хотел бы дать тебе прочитать - если ты осилишь мое хромающее правописание. А сейчас... тебе не хочется спать? Тогда давай принесем вина и поболтаем. Когда тебе надоест, скажи сразу.
   Она слушала внимательно, и ее проницательные вопросы и замечания помогали Грациллонию глубже понять увиденное и пережитое. Он начал рассказ с приезда в безрадостный Воргий, город, когда-то бывший соперником Иса; перешел к Кондат Редонуму, где впервые предложил союзникам обуздать расхрабрившихся галльских лаэтов; коротко описал путешествие на юг до самого Порта Наменетского и Кондовиция, где обговаривал взаимодействие приграничных гарнизонов с исанским флотом; и на север, в Ингену, откуда повернул обратно, свернув только ради визита к трибуну в Гезокрибате...
   - В принципе, мы достигли соглашения, но налаживать работающий механизм придется не один год. И все же для начала мы немалого добились.
   - Ты добился... - шепнула она, целуя его в губы.
   II
   Виндилис теперь жила у Иннилис. Никому не пришло в голову осуждать их, хотя они спали в одной постели. Молодой королеве слишком часто требовалась помощь, а слугам, хоть они и любили ее, не доставало знаний и умения в подобных делах. На самом деле Иннилис так ослабела, что нечего было и думать о запретных удовольствиях. Если Виндилис и целовала молодую подругу, то в этих поцелуях проявлялось лишь материнское чувство.
   По ночам ее то и дело будил плач или лихорадочные метания подруги. Тогда она делала, что могла. Все весталки изучали начала медицины, а жрицам, которые выказывали признаки дарования, преподавали полный курс врачебного искусства. Виндилис знала не так уж много. Целительное прикосновение богини не было ей дано, и утешать она плохо умела. Ее суровые повадки мало переменились.
   Самый тяжелый за это время приступ сменился забытьем. Виндилис склонилась над подругой. Окна, занавешенные тяжелыми шторами, не пропускали света, но у постели всегда горела затененная лампа. В ее коптящем свете она видела, что Иннилис лежит свернувшись, подтянув колени к разбухшему животу. Волосы прилипли к потному лбу, кожа стала желтоватой, щеки ввалились. Из запекшихся губ вырывались всхлипы. Виндилис приложила ладонь ко лбу и ощутил жар, но Иннилис дрожала в ознобе.
   - Милая, милая! - Виндилис поспешно плеснула в чашку воды, приподняла подруге голову и поднесла чашку к губам. - Вот, попей.
   Иннилис сделала глоток и подавилась.
   - Не спеши, по глоточку, тихонько, о, моя бедняжка!
   Наконец она уложила свою пациентку на подушку и отошла, чтобы взять плащ. Каменный пол студил босые, ноги. Обе спали без рубашек, ради тепла и утешения, которое приносило им соприкосновение тел.
   - Не уходи, пожалуйста. Не уходи, - простонала Иннилис. - Побудь со мной. Держи меня за руку. Так больно!
   - Потерпи минутку. Я достану порошок мандрагоры. От него тебе полегчает.
   Иннилис вздрогнула.
   - Нет! Не надо. Он повредит маленькой!
   Виндилис проглотила проклятие нерожденному младенцу.
   - Не думаю. Все равно ты больше не можешь терпеть.
   Иннилис обхватила руками тело под грудью, которая налилась зрелой красотой, но так болела, что не выносила прикосновений.
   - Нет, дитя Граллона, и... и мы с ней вместе, на Сене... Я выдержу. Я должна. - Ее лицо обратилось к нише, где, едва различимая в тени, стояла статуэтка Белисамы. - Матерь Милосердная, помоги мне.
   Виндилис накинула на плечи плащ, застегнула пряжку.
   - Хорошо, но по крайней мере лечебный отвар-то выпить можешь? Он тебе не повредит, а просто снимет жар, - она взяла лампу. - Мне понадобится свет. Не боишься темноты?
   Иннилис устало качнула головой.
   - Не боюсь.
   Виндилис подозревала, что это неправда.
   - Пожалуйста, возвращайся скорей.
   - Я сейчас, - Виндилис поцеловала Сестру и вышла.
   В коридоре она столкнулась с дочерью Иннилис, маленькой Одрис.
   - Что случилось? - спросила девочка. - Маме опять плохо?
   - Да, - ответила Виндилис. - Иди спать.
   Детское личико вытянулось.
   - Я хочу видеть маму!
   Дочери Хоэля было уже десять лет, на два года больше, чем Руне, которую Виндилис родила от того же короля. Но Руна уже переросла Одрис, к тому же обладала смышленым и живым характером. Одрис же страдала припадками, разговаривала как младенец, и учение давалось ей с трудом. Иннилис очень тяжело рожала ее, и Виндилис со страхом предвидела, что вторые роды будут не легче.
   - Прочь, я сказала! - гневно крикнула жрица. - Марш в свою комнату, не то я тебе задам. И сиди там!
   Одрис испуганно взвизгнула и убежала.
   В кухню через дымоход уже проникал утренний свет. Виндилис раздула огонь и подкинула хворосту, чтобы быстрей разгорелся. Отвар она приготовила заранее, но его приходилось разогревать, чтобы растворился мед. Мед скрывал вкус ивовой коры. Считалось, что кора опасна для плода, и Иннилис отказалась бы принимать отвар, если распробовала бы его, но ей необходимо сильное жаропонижающее и... да, щепотка мандрагоры. Ожидая, пока согреется напиток, Виндилис расхаживала от стены к стене.
   Вернувшись к Иннилис, она нашла молодую женщину почти в обмороке.
   - Вот, любимая, я здесь, я всегда, всегда с тобой, - шептала Виндилис, приподнимая ей голову и заставляя пить. Потом сама легла рядом, во влажную, пахнущую потом постель, обняла подругу и баюкала, пока та не уснула.
   Масло в лампе почти выгорело, но подливать уже не было смысла - скоро появится прислуга и откроет окна. Отдохнуть опять не удастся. С тем же успехом она могла умыться и одеться. Горячей воды для ванны не осталось, но Виндилис не боялась и холодной.
   Она прошла в смежную комнату, где Иннилис в счастливые времена проводила чуть ли не все свободное время. Бронзовое зеркало на стене отразило бледный свет и осветило серебряные тазики, расписные вазы, яркие ткани, статуэтки. В нише стояла еще одна фигурка Белисамы - когда на нее упал луч света, богиня словно ожила, выступила вперед во всем своем ужасающем величии.
   Виндилис задохнулась. Она вдруг бросилась к нише, простерлась на полу.
   - Иштар-Исида-Белисама, - молила жрица, - пощади ее. Возьми, кого пожелаешь, как пожелаешь, но ее пощади, и я не буду знать иных желаний, кроме служения тебе!
   III
   Еще в дороге Грациллоний пообещал своему конвою отпуск и пирушку по случаю возвращения. Несколько дней ушли на приготовления. Нужно было заказать зал в излюбленной таверне в Рыбьем Хвосте, доставить хозяину пару свиней, бочонок вина, какого тамошний хозяин у себя не держал, найти музыкантов, актеров и дополнительную прислугу, пригласить друзей-горожан. Пришлось подрастрясти общую казну, но никто об этом не жалел: город обеспечивал и свои войска, и легионеров всем необходимым, помимо скромного жалованья, которое выплачивалась в надежной монете. На этом настоял король, и купцы его поддержали - им выгодно, когда деньги не залеживаются в сундуках.
   В назначенный день Админий вывел своих людей из казарм. Он не стал строить легионеров, и они прошли по улицам свободной толпой. Пирушку затеяли днем, чтобы смотреть выступления жонглеров, акробатов, танцоров, фокусников и ученых зверей при дневном свете. Погода стояла сумрачная, но сухая большая удача, потому что смотреть представление на площади Шкиперского рынка приятнее, чем тесниться в душной таверне.
   - Не Девятеро ли о нас позаботились? - пошутил Гаэнтий.
   - Потише! - предостерег Будик. - Не шути над святынями. Ты же знаешь, их чары - только для страшных времен.
   - Вот как? Богобоязненный христианин защищает языческие святыни? поддел Кинан.
   Будик вспыхнул как девушка.
   - Нет, конечно, нет. Хотя их язычество внушает уважение. Королева Бодилис... и потом, ты ведь не хочешь обидеть наших товарищей?
   - Я говорю на латыни, - огрызнулся Гаэнтий. - Ты не заметил?
   - Здесь многие знают латынь, - вмешался Кинан. - Будик прав. Кончай.
   Веселье скоро заставило всех забыть об этой перепалке. Когда начало темнеть и представление закончилось, все толпой повалили в таверну. Зазвенели кубки и тарелки, взвизгивали и хихикали женщины, все громче звучали голоса. Скоро послышались песни.
   - Эх, хорошо дома, - по-исански пробормотал Админий. В одной руке он держал кубок, другой обнимал стан девицы Кебан.
   Моряк Херун поднял бровь.
   - Дома, говоришь? Мы от души рады вам, но разве ты не рвешься в свою Британию?
   Админий передернул плечами.
   - Бог знает, когда я туда вернусь, да и вернусь ли. Честно говоря, невелика потеря. Мне и здесь неплохо. Может, я тут и после отставки останусь.
   - Хм... - Моряк огладил бороду. - Если ты всерьез, так тебе нужна бы жена. Хочешь, познакомлю со своей сестренкой?
   - Не торопись, - рассмеялся Админий, крепче обнимая надувшуюся Кебан.
   - Да нет, она еще совсем девчонка. Наши родители не дадут согласия, пока не узнают жениха как следует. Кроме того, девушек в Исе не выдают замуж против воли - не считая, конечно, весталок. Просто... порядочный парень, да со связями в Риме - это неплохо.
   А рыбак Маэлох говорил своему приятелю Кинану:
   - Выбирайся как-нибудь ко мне погостить. Домик у нас небольшой, но уютный, а моя Бета - всем кухаркам кухарка. Мои парни, да и я сам, не говоря уж о соседях, рады будут послушать про эту вашу поездку. Обещаю, что в горле у тебя не пересохнет!
   - Спасибо, - отвечал солдат, - только раньше Совета Середины Зимы не выберусь. Центурион хочет, чтобы его сопровождал весь отряд.
   Маэлох подобрался.
   - Что, король ожидает неприятностей?
   - Да нет, вроде ничего такого.
   - Ну-ну. Пусть имеют в виду и нас, весь народ, и моряков в первую очередь. Мы пальцем не дадим тронуть нашего короля и маленькую королеву Дахилис.
   Обычно суровое лицо Кинана осветила улыбка.
   - И вы его полюбили, а?
   - И не зря. Он вернул достоинство Ключу и навел порядок в Святой Семье. Он избавил нас от пиратов-скоттов и намерен всерьез заняться саксами. Он умеет найти общий язык с простыми людьми вроде меня и, по слухам, собирается завести суд, в который каждый сможет принести свои обиды, и... он сделал счастливой Дахилис - добрую маленькую Дахилис.
   - Приятно слышать это. Но что до Совета, по-моему, легионеров он берет просто как почетную стражу, ну и чтобы приструнить оппозицию тоже.
   - Ну да, даже у нас, под утесом слыхали, что Сорену Картаги из Дома Плотников не по нраву союз с Римом. А вот по мне, если собирается шторм лишний якорь не помеха, - кулак Маэлоха обрушился на стол. Толстые доски прогнулись под ударом. - Хватит! Давай-ка выпьем!
   Глава двадцать четвертая
   I
   В последнюю ночь перед солнцеворотом ветра не было, да и воздух казался не слишком холодным. Растущая луна просвечивала сквозь тонкие прозрачные облака, среди которых подмигивали редкие звезды. Мерцающий обсидиановой гладью океан медленно вздымался, словно вздыхая во сне. На затихших улицах отдаленно слышался плеск прибоя. Свет маяка казался издалека огоньком свечи.
   Но к утру небо на западе затянулось дымкой, заходящую луну окаймило бледное сияние, а звезды померкли. Тени размылись, слились с ночной темнотой.
   Луна уже скрылась за невидимым островом Сен, когда на улице поднялся вдруг шум, и послышались громкие удары. Мяукнула и метнулась в сторону кошка. Не мертвецы ли вырвались из некрополя, гремя костями на улицах Иса?
   - Откройте, помогите, откройте, а-у-у!
   Служанка отворила дверь на крик. И увидела смутно белеющую в темноте маленькую фигурку в ночной рубахе.
   - Ах! Да это же Одрис! Что ты делаешь здесь в такой час, детка?
   - Фенналис, скорее, - выкрикнула девочка. - Маме плохо, тетя Виндилис велела звать тетю Фенналис, скорей! - босые ножки ее приплясывали на холодных камнях.
   Королева уже проснулась. Она, в отличие от большинства Сестер, оставляла на ночь служанку, потому что с возрастом стала немного тугоуха и боялась проспать ночной вызов. Если не считать дара Прикосновения, который порой проявлялся у Иннилис, Фенналис была лучшей целительницей в городе и не отказывала в помощи ни бедным, ни богатым.
   Она мигом оделась, прихватила сумку с медикаментами.
   - Одрис, останешься здесь, - велела она плачущей девочке. - Бладвин, уложи ее в мою постель, напои теплым молоком и посиди рядом. Если начнется припадок - судороги, пена на губах, - заложи ей между зубов полотенце, чтобы не прикусила язык, и не паникуй, - Фенналис подхватила фонарь и поспешила на улицу.