Страница:
— Вздор.
— Разумеется, сэр.
Доктор спускался вниз по ярко освещенному коридору и разглядывал членов экипажа, похожих на великолепно отлаженные машины. Каждый из них был превосходным работником и в точности походил на всех остальных: лица и тела, словно сошедшие с конвейера, сияющие, белозубые улыбки, и даже сапоги одинаково сверкающие, как черные зеркала. Юные, цветущие лица, совсем не похожие на эти скелеты в трюме.
Первый охранник вскинул руку в вежливом приветствии.
— Да, сэр?
— Проверка пленников!
Дверь словно нехотя открылась, и доктор шагнул через порог.
— Сэр! — Настойчивый голос заставил его обернуться.
— Да? — Он уже вспомнил, что этот охранник один из тех, что приходили к нему с жалобами.
— Простите, сэр, вы не могли бы попросить сменить меня? Я болен. Мне совсем плохо после этих кошмаров.
Доктор равнодушно глянул в испуганные блестящие глаза. «Лучше этого не начинать», — подумал он.
— Исполняйте свой долг. Я не могу освободить вас с вахты. Вы же знаете Правила.
— Но, сэр!
— Придете ко мне на прием, когда сдадите пост. Там мы и побеседуем.
Доктор еще раз посмотрел на парня. Может, и вправду что-то серьезное? Да нет. Самый стандартный случай, отмахнулся он. И окончательно успокоился, увидев, как парень провожает его стандартным салютом.
— Слушаюсь, сэр.
Первая камера, вторая… пятнадцатая, и везде одно и тоже. Отрешенные лица и пристально следящие за ним мертвые глаза. Глаза поднявшихся из гроба мертвецов. Двадцать две камеры, в каждой по двое. Женщины отдельно, как и положено. Всего сорок четыре пленника. Значит, сейчас за ним следят восемьдесят восемь глаз. Он вздрогнул.
«Сколько это будет в процентах? — неожиданно подумал он. — Сорок четыре уцелевших из двух миллиардов?»
Он просмотрел журнал охранников.
«Человек из камеры 14. Имя — Александр Грин. Чертил мелом на столе странные знаки. Мел отобрали. Не сопротивлялся».
«Женщина из камеры 3. Разговаривала сама с собой. По приказу начальника ее успокоила соседка по камере. Имена: Элизабет Гот, Мег Ньюкомб».
В трюме, пленников царила полутьма и тишина. Свет казался каким-то сумеречным, и слышался только ритмичный рокот двигателей да цоканье сапог стражников, когда они подходили к доктору и протягивали журналы.
Начальник стражи безмолвно шел за ним и, проводив доктора до двери, выслушал приказ:
— Принудительное кормление. Можете добавить витамины. Сделайте всем успокаивающее. — Доктор выдержал паузу, холодно глядя на начальника, потом добавил: — Охранник восьмой секции небрежно отдал салют. Отметьте это в рапорте.
— Слушаюсь, сэр.
— Что еще, командир?
Старший немного помялся и сказал:
— Охранники нервничают, сэр.
— А пленники? — ехидно спросил доктор.
— Но они ведут себя так странно, сэр, — взволнованно продолжал старший.
— Они еще не прошли адаптацию к условиям полета.
— Но они отказываются от пищи.
— Я повторяю, так как вы, старший надзиратель, похоже, меня не поняли. Они еще не приспособились к условиям полета, — доктор нарочно произнес каждое слово отдельно, словно говоря с недоумком.
Начальник стражи щелкнул сапогами, и доктор быстро отошел от камер. На пленников он больше не оглядывался. Идентификатор быстро проверил его и открыл двери трюма. Он быстро вышел и, даже не заметив охранника, который, кажется, ждал его возвращения, прошел в свой кабинет при маленьком, но хорошо оборудованном госпитале. Там он совершенно обессиленный рухнул за стол.
Из коридора донесся звук бегущих шагов. Затем что-то тяжело ударилось о его дверь, чуть не сорвав ее с петель. Доктор поспешил сам распахнуть ее, не дожидаясь нового удара.
За ней стоял заболевший охранник, качаясь, словно пьяный.
— Отойдите-ка, доктор. Вон я вижу их прямо у стены. Вон там, видите? — прохрипел парень. — Это они до меня добираются. А я им не дамся.
Доктор успел заметить, как охранник выхватил пистолет.
— Погоди, идиот проклятый!
Человек лежал на полу, все еще упирая пистолет в ту бесформенную обуглившуюся массу, что минуту назад была его телом. Голова уцелела, и теперь открытые неподвижные глаза бессмысленно уставились на россыпи звезд за иллюминатором.
Зрелище было отвратительное, но для доктора вполне привычное. Слишком много повидал он убитых из своих и чужих, чтоб придавать значение еще одной смерти. Гораздо больше его заботило, что скажут по этому поводу Правители.
Он вызвал дневальных и машинально наблюдал за ними, пока они приводили в порядок его кабинет. Надо было заполнить по форме все бумаги и придумать, как доложить об этом капитану. Но, занимаясь всей этой рутиной, он неотступно думал об одном: как эта история скажется на нем? Правители потребуют объяснений. Они могут решить, что это его вина. На секунду его охватила паника, но тело продолжало совершать привычные движения и лицо оставалось бесстрастным. Твердым шагом подошел он к каюте капитана.
— Ну почему он это сделал? — Капитан, казалось, был, скорее, расстроен, чем разгневан этим происшествием.
— Мы в космосе, капитан, — жестко ответил доктор.
— Но в космосе сейчас не одна сотня тысяч наших людей! — воскликнул капитан.
— И бывает, что кое-кто из них совершает самоубийство, непреклонно добавил доктор.
— Ну, это какие-то выродки! Такого не должно быть! — Он резко махнул рукой, но, опомнившись, на стол ее опустил почти беззвучно, и от этого жест получился почти комичным.
— Это против Правил, — продолжал он уже спокойнее. — И я просто обязан знать, почему он это сделал.
Доктор снова принялся объяснять.
— Это был его первый полет. Первый раз он оторвался от дома, понимаете? Разве это воин? Нет! Крестьянский мальчик, переодетый в мундир.
Сейчас доктор был так зол на этого дурака, что, кажется, сам бы с удовольствием убил его. «А может, он это нарочно, чтоб доставить мне неприятности?» — мелькнуло у него в голове.
Капитан пристально посмотрел на него.
— Но почти все наши люди — это бывшие крестьянские мальчики. Я и сам когда-то пришел в армию прямо с фермы. — Лицо капитана явно отражало сомнение. С минуту они помолчали, и каюту заполнил незаметный раньше рокот двигателей.
— У вас, доктор, тоже усталый вид, — сказал наконец капитан. — Вам нужно отдохнуть.
Но доктор постарался не услышать этого замечания.
— А может, это какое-то влияние пленников? — задумчиво сказал он. — Все, кто приходили ко мне с жалобами, близко общаются с пленными.
— Но я тоже общался с пленными, — презрительно сказал капитан.
«Это ты-то общался? Разок взглянул — и все! А видел ты, как они сидят неподвижно и смотрят сквозь тебя?» — зло подумал доктор. Но вслух сказал, стиснув зубы:
— Конечно, сэр.
— В общем, вы должны обнаружить, что там у него было не в порядке.
— Слушаюсь, сэр. Я постараюсь. — Вежливая улыбка и готовность дальше нести службу. Все по Правилам.
— И обо всем докладывать мне.
— Конечно, капитан.
— Сделайте вскрытие. Обязательно посмотрите его мозг.
— Я сделаю это, сэр, — он очень старался говорить спокойно. — Мы сохраним его голову. Так положено по Правилам.
— Просмотрите все еще разок, — сказал капитан, пристально глядя на него. — Найдите, что было не в порядке у него в голове, чтоб можно было заранее предусматривать подобные случаи. Я уверен, что у него было что-то не так с головой. Найдите это!
— Слушаюсь, сэр. — Ноги вместе, четкий салют, разворот, спину держать прямо. Он же солдат, космонавт, арктурианец, победитель.
Доктор вернулся в свой кабинет и без сил привалился к столу. Прошло минут пять, прежде чем он смог заставить себя подняться и подойти к зеркалу. Вроде ничего не изменилось. Обычное мое лицо — только такое усталое… С чего это я так устал?
Он осторожно погладил лицо. Все нормально. Только морщины расползлись и стали глубже. Потрогал волосы. Такие же. Только откуда эта седина? Глаза. Да нет, они все нормально видят. Только почему они видят то, чего не может быть? И тут рухнула та стена, за которой он прятался всю жизнь, и он припомнил, какие сны ему снились и как долго уже он не позволял себе спать. Он понял все. И больше уже не мог дурачить себя.
Там, в этих снах, на него ползли насекомые; огромные крысы с собачьими зубами добирались до его горла; белые красноглазые мыши усаживались у его изголовья и не сводили с него жадных голодных глаз. Отвратительные старухи водили хороводы вокруг костров, и, слыша их пронзительные крики, он сжимался от ужаса. И еще призраки, окружающие его, загнанного и беззащитного, призраки постоянно меняющие форму, тающие и растворяющиеся, едва он успевал заметить их.
И тут один из его ночных кошмаров явился наяву. Он подошел к нему, присел за его стол, и доктор почему-то уже совсем его не боялся. Сейчас они вместе придумывали всякие дьявольские шутки и вместе смеялись над ними.
Все так же улыбаясь, он с профессиональной точностью отыскал артерии у себя на запястьях и в паху, и продолжал смеяться, когда кровь хлынула на полированную поверхность стола…
— Прощайте, доктор, — произнес чей-то голос.
— Прощай, призрак, — сказал доктор. И еще не успели замолкнуть эти слова, как призрак растаял. Мертвое тело вытянулось, ботинки соскользнули с коченеющих ног, и белое бескровное лицо уставилось в потолок — удивленное и все еще улыбающееся.
А скоро за ним последовали и другие — много других.
После трех периодов сна корабль выглядел как после бойни. Капитан отдал приказ отобрать личное оружие, но это не помогло. Они изобретали все новые и новые способы. Члены экипажа разбивали себе головы о стальные переборки, выбрасывались в люки или прыгали в атомный конвертор.
Всего три периода сна…
Теперь капитан уже чуть не рычал, когда слышал за дверями каюты топот сапог дежурного. Он хорошо представлял себе встречу с Арктурианскими Правителями. Они обвиняюще тыкали в него пальцами и отправляли в камеру смертников.
«Это был твой корабль», — говорили они.
— Мой корабль, — соглашался он.
«Доктор и половина твоей команды мертвы. Как и почему они умерли?»
— Самоубийство, — отвечал он, и даже в каюте, под теплым одеялом, его начинала бить дрожь.
«Но это же запрещено Правилами, капитан», — говорил спокойный осуждающий голос.
— Я объяснял им это.
«Но ты же капитан. В рейсе капитан отвечает за все. Так говорят Правила».
— Доктор считал, что так сказывается какое-то влияние пленников.
Правители рассмеялись.
«Уж эта-то раса не доставит нам больше хлопот».
Капитан с головой укрылся одеялом и затих. Он изо всех сил старался вообразить, как эти осуждающие голоса тонут в тут же придуманном им море, и улыбался, наблюдая, как они растворяются в штормовых волнах.
И пока он так лежал, погрузившись в мечты, странные зловещие тени скользили по комнате, жались к стенам, парили под потолком. Привычный ритм работы двигателей внезапно изменился, и это тут же заставило его очнуться. Он сел на кровати.
В мягком кресле за его рабочим столом сидел старик. Это был один из подопытных землян, занесенный в списки под именем Адама Манинга.
— Привет! — сказал он.
— Эй, стража! — взревел капитан. Но ему никто не ответил. Только машины заработали так же ритмично, как и раньше.
— Они не услышат тебя, — сказал старик.
И капитан без тени сомнения поверил ему.
— Значит, это ваши проделки! — завопил он и приготовился прыгнуть на старика. И тут же понял, что его тело не подчиняется ему. Он даже не мог сжать кулаки. Он попробовал закричать. Но тут же в душе зазвучал голос Правителей: «Крики запрещены Правилами».
Старик в кресле сочувственно улыбнулся. Что-то тихонько забормотали призраки, великое множество которых темными пятнами выделялось на фоне стерильных переборок. Они все ближе и ближе подбирались к капитану, а он мог только рычать сквозь зубы.
— Кто вы такие? — наконец выдавил он из себя.
— Некто, с кем вам еще не приходилось сталкиваться. Вряд ли вы поймете, даже если я вам все расскажу. Вы просто не поверите, что могут существовать такие, как мы. — Старик снова улыбнулся. — Впрочем, можно сказать, что сейчас мы ваши Правители.
Призраки осклабились, показывая длинные острые собачьи зубы.
— Ваш удар был очень хорош, капитан, — тихо продолжал старик. Призраки клубились вокруг, то растворяясь, то появляясь вновь. — Ни один человек не мог выжить в ходе вашей атаки — люди и не выжили. А мы в это время были давно погребены глубоко под землей с осиновыми кольями, вбитыми в сердце. Люди неплохо нас знали и умели с нами бороться. Но ваш огонь сжег эти колья и освободил нас!
Шелушащейся, худой, как у скелета, рукой он махнул призракам. И они начали неумолимо приближаться к капитану. Он не выдержал и закричал в полный голос.
Но и этот крик скоро смолк. Остался только ровный рокот работающих машин. Корабль шел к Арктуру.
Перевод с англ. Т. Завьяловой
Чарльз Дж. Финни
Похоже, я первым в нашем поселке узнал о существовании этой твари. Это произошло майским воскресным утром, и я тогда брился в ванной. Вбежала моя дочка и, по обыкновению, захлебываясь и задыхаясь, сообщила, что у нас во дворе большая черная собака.
Я сказал:
— Не выдумывай.
Я знал, что ворота дворика закрыты, я их сам недавно запирал. Так я объяснил дочери, не прекращая своего занятия.
— А этой собаке не нужны ворота, — крикнула дочка. — Она прыгает прямо через стену.
— Глупости, — повторил я. — Стена пять футов высотой, и мне как-то не приходилось слышать, чтоб собаки так прыгали.
— Ну, а она взяла и прыгнула, — твердо сказала малышка. И побежала смотреть, что будет дальше. И тут же донесся ее пронзительный вопль: — Вон она сидит на стене! Она схватила птицу! Ну посмотри же!
Я выключил электробритву, произнес пару слов, отнюдь не предназначенных для детских ушей, и вышел посмотреть.
Я увидел — по крайней мере, мне так показалось, потому что обычно я ношу очки и без них вижу все довольно расплывчато, — на стене нашего дворика двигалось большое черное пятно. Оно прошло вдоль стены и исчезло.
— Ну, видел? — спросила дочка. — Она спрыгнула на ту сторону и ушла. Смотри, а птицу она бросила.
— Ладно, — сказал я, — мы с этим потом разберемся. А сейчас пора собираться в церковь.
Наконец все было готово, и мы залезли в наш старый драндулет и отправились. Я и думать забыл об этом черном пятне, или черной собаке, как уверяла меня дочка.
Днем мы с женой решили отдохнуть во дворике, пока дочка смотрела телевизор. Обе наши маленькие собачки с радостью присоединились к нам. Чарн сразу забрался под кресло и уснул. Такса принялась рыться возле граната. Мы с женой болтали о самых тривиальных вещах: о телевизионных передачах, о том, что надо будет покупать в следующем месяце, о том, когда чинить наш драндулет.
Таксе надоело копать, и она начала носиться по дворику, обнюхивая траву и кусты. Она на какое-то время пропала из виду, а потом появилась снова, таща что-то в пасти. Свою находку она поднесла к креслам и бросила. Это была мертвая птица.
— Ах! — воскликнула жена. — Что ты натворила?!
— Это не она, — вступился я. — Она только нашла. А убила другая собака. Мне Роберта утром показывала.
— Что еще за собака? — удивилась жена. — Ведь не эта же лентяйка? — И она легонько ткнула ногой спящую.
— Нет, — сказал я. — Это чужая собака. Большая, черная. Она прыгнула во дворик через забор и убила птицу. А потом уселась наверху забора и важно оглядывалась вокруг.
— В жизни про такое не слыхивала, — недоверчиво сказала жена. — И ты сам все это видел?
— Я был без очков, — честно признался я, — и потому видел только большое черное пятно на стене. Но Роберта все видела точно. Она видела, как собака убила птицу. Я, признаться, сначала не очень поверил, но вот птица перед нами. Значит, все правда.
Я отобрал у таксы маленький трупик и закопал в аллее, даже завалил камнями для большей надежности.
Несколько дней спустя у меня состоялся еще один разговор в патио, на сей раз с моим приятелем мистером Джорджем, который жил в соседнем доме. Он был очень зол… Перед ним лежал изодранный труп его любимой сиамской кошки.
— Это сотворила огромная черная псина, — сказал он. — Перепрыгнула через стену, поймала кошку и убила ее. Потом запрыгнула на стену, прошла кругом, спрыгнула на другую сторону и исчезла. И все так быстро, что я и крикнуть не успел.
— Понятно, — сказал я. — У нас тоже в воскресенье случилось нечто похожее. Эта тварь забралась в сад и убила птицу. Вам не показалось, что она выглядит как-то странно?
— Нет, ничего особенного. Просто огромная черная охотничья собака. Они обычно довольно смирны. Только не эта. Настоящая зверюга. Я решил разложить на стене отравленное мясо. Раз этому псу так понравилось разгуливать по забору, он вполне может вернуться и наткнуться на приманку. На этом, я думаю, все и кончится.
Дальше события развивались совсем странно. Стоило мне только увидеться со своими жившими по соседству знакомыми, как разговор тут же заходил об этом черном ретривере. Судя по рассказам соседей, черный зверь уже побывал почти во всех двориках и везде он убивал. На его счету уже был кролик, кошка, щенок, птица и даже один барсук. Соседи ниже по улице держали ручного барсука. Черная тварь перепрыгнула стену, нашла его спящим у входа в нору и тут же загрызла.
И что бы ни говорил мой сосед Джордж, я скоро выяснил, что никто не мог разглядеть собаку достаточно отчетливо. Большинство считало, что это черный ретривер, но один утверждал, что это черный пудель, а еще один говорил, что это черный эрдель. Но все соглашались, что оно черное и что оно не позволяет как следует разглядеть себя. Но как бы это ни называть, мертвые зверьки доказывали, что какой-то зверь повадился в наши дворики.
Мы жили в благоустроенном пригороде. Все дома похожи один на другой, так же как и их обитатели. Самая серединка среднего класса, со средней работой и средними доходами. Наши дети ходили во вполне среднюю окружную школу. Мы все были примерно равны, и это делало соседство вполне терпимым и даже порой приятным. Все мы здесь были вполне стандартны, из тех, что называют посредственностями, но и это имело свои преимущества. Короче, мы жили так, как, наверное, мечталось любой семье хомо сапиенс, с тех пор как они появились на земле. Нет затопляющих улицы больших городов толп, нет ни бродяг, ни банд, ни нищих. Если человеку нужна вода, он открывает кран. Если хочется горячего — наливает из термоса. Если нужен свет — нажимает кнопку. Если нужно куда-то в другое место, он садится в машину и едет со скоростью 25 или 85 миль в час. И даже слуги ему не нужны — электричество работает на него, как самый усердный слуга.
И вдруг такая странная, неправдоподобно страшная история — какая-то черная собака, чужой черный ретривер забирается в их дворы и убивает их любимых зверушек.
Сначала некоторые предприняли на свой страх и риск несколько попыток избавиться от собаки или изловить ее и отправить куда-нибудь, где она не могла бы вредить.
Мой ближайший сосед мистер Джордж рассказал мне свой план с отравленным мясом. Я тогда возразил ему, что на такую приманку могут наткнуться и невинные животные, и даже дети. Тогда он, как человек с техническими наклонностями, соорудил нечто вроде капкана и приладил на стене дворика. Так он собирался изловить собаку.
Другой, столь же изобретательный сосед, построил большую собачью конуру с самозахлопывающейся дверцей. В качестве приманки разложил там разные собачьи лакомства. Он надеялся, что собака сама заберется в ловушку.
Третий, заядлый лучник, приобрел огромный лук и все свободное время тренировался с ним в аллее. Он думал подстрелить собаку.
И ничего из этого не вышло.
Черный зверь побывал на стене дворика, где был установлен капкан, съел приманку и благополучно удрал. Навестил он и конуру, тоже съел приманку и так же спокойно ушел. Энтузиасту-лучнику он довольно долго позировал прямо на стене его дворика, но ни одна стрела его не задела.
А его разбойничьи набеги все продолжались. Стоило кому-нибудь высадить редкие или особенно нежные растения, как через пару дней вся посадка оказывалась изрыта и обезображена. И никто не сомневался, что это проделки черной собаки.
Порой несколько дней проходили спокойно, но рано или поздно кто-то замечал черную тень на стене своего дворика и находил очередного зверька, убитого собакой.
Мы с соседом Джорджем решили собрать совет и пригласить на него самых уважаемых людей поселка и всех, кто уже успел пострадать от набегов собаки. Мы были уверены, что объединенными усилиями сможем выработать программу и избрать метод, который принесет гибель странной черной собаке. Не может быть, чтоб вполне культурные люди не смогли бы общими усилиями справиться с чем-то непонятным, вторгшимся в нашу жизнь. Но, как выяснилось, мы с Джорджем несколько переоценили себя.
Встречу мы назначили в моем дворике, и народу пришло не меньше дюжины. Говорили все долго и запальчиво, порой выходя за рамки парламентаризма, но в конце концов пришли к единственному выводу: собаку необходимо пристрелить. В нашем районе стрельба из огнестрельного оружия была запрещена, но мы решили, что сможем убедить мэра или еще кого-нибудь из муниципалитета, что наш случай исключительный, и получить разрешение. В результате меня и Джорджа направили беседовать с мэром и полицейским, чтоб убедить их официально разрешить поохотиться на собаку в наших аллеях.
В таком разрешении нам категорически отказали. Для этого, заметил полицейский, существуют специальные организации, и подобные случаи входят в их прямые обязанности. Это Городской Приют Животных — официальное название живодерни. Почему мы сразу же туда не обратились? — недоуменно спрашивали нас. Если говорить честно, то мы просто-напросто забыли о такой возможности. Но теперь решили последовать благому совету.
Там нас вполне вежливо выслушали и сказали, что пришлют человека. Они еще хотели выяснить, в какие дни, в какие часы существует большая вероятность увидеть собаку. Мы объяснили, что у этого зверя нет постоянного расписания. Иногда он появляется утром, иногда поздно ночью, а иногда сразу после обеда, и это с равной вероятностью может быть и в четверг, и в воскресенье.
— Ну, с этим мы попробуем разобраться, — пообещал мастер с живодерни.
Ловец собак появился в решетчатом фургоне, облаченный в ковбойские сапоги и шляпу. Кроме того при нем было несколько арканов, высокие перчатки и пистолет.
Я в это время был на работе и обо всем происшествии знаю только по рассказам жены.
— Он оказался довольно молодым и с виду очень деловым человеком, — рассказывала она. — Сначала он просто побродил по аллеям, заглядывая во все углы. Все собаки в округе подняли жуткий лай, словно старались предупредить этого ретривера. Он уже устал и взмок, и тут миссис Бетти пригласила его зайти выпить баночку пива и передохнуть. Скоро она его выпроводила и решила позвонить по телефону. Но не успела набрать номер, как услышала выстрел и выскочила посмотреть, в чем дело. Оказалось, что он застрелил бедного пуделя миссис Стеллы. Миссис Стелла с криком выбежала на крыльцо. Ну да, я тоже выбежала, хоть и не кричала. Парень выглядел смущенным и растерянным. Он сказал, что понять не может, что произошло. Он готов поклясться, что стрелял в огромную черную собаку. Но вот перед ним убитый пудель, совсем небольшой и серебристо-серый.
— Ну, может быть… — начал я, но она меня перебила.
— Это еще не все. Пока мы все толпились у Стеллы, черная собака — да, да, та самая — запрыгнула во дворик Вильгемины, убила ее чи-хуа-хуа, прошлась по стене и исчезла. Вильгемина заболела. Доктору пришлось давать ей успокаивающее. А ловец все это время был у Стеллы и ничего не видел.
После этого ничего не изменилось. По-прежнему по нашему мирному поселку бродила собака-убийца, а мы ничего не могли сделать.
А пару дней спустя эта тварь покусала и маленькую Маргариту, когда та играла в своем дворике. Укусы сами по себе были не страшные — так, пара царапин, — но никто не мог поручиться, что собака не бешеная. На сей раз никто, кроме Маргариты, собаки не видел. А она могла сказать только, что собака была большой и черной, и все решили, что это была та самая. Все согласились, что вполне возможно, эта собака бешеная, и есть лишь один способ все это прекратить.
Правда, можно было возразить, что от бешенства собаки погибают довольно быстро, а эта уже довольно долго нам надоедала, и ничего с ней не делалось. Но в конце концов все согласились, что заболеть она могла позже, и то, что она набросилась на ребенка, можно считать первым симптомом бешенства. Маргарите немедленно сделали прививки, и следующие несколько дней все было спокойно. Все были настороже, и многие не оставляли попыток самостоятельно изловить зверя.
Мы созвали еще один совет и решили, что больше не будем обращаться ни в полицию, ни на живодерню. Мы все сделаем сами. Мистер Джеймс, который был в юности страстным охотником, предложил, как это сделать. Нужно устроить засаду вроде той, что устраивают при охоте на уток, дождаться, когда ретривер появится, и застрелить его.
— Разумеется, сэр.
Доктор спускался вниз по ярко освещенному коридору и разглядывал членов экипажа, похожих на великолепно отлаженные машины. Каждый из них был превосходным работником и в точности походил на всех остальных: лица и тела, словно сошедшие с конвейера, сияющие, белозубые улыбки, и даже сапоги одинаково сверкающие, как черные зеркала. Юные, цветущие лица, совсем не похожие на эти скелеты в трюме.
Первый охранник вскинул руку в вежливом приветствии.
— Да, сэр?
— Проверка пленников!
Дверь словно нехотя открылась, и доктор шагнул через порог.
— Сэр! — Настойчивый голос заставил его обернуться.
— Да? — Он уже вспомнил, что этот охранник один из тех, что приходили к нему с жалобами.
— Простите, сэр, вы не могли бы попросить сменить меня? Я болен. Мне совсем плохо после этих кошмаров.
Доктор равнодушно глянул в испуганные блестящие глаза. «Лучше этого не начинать», — подумал он.
— Исполняйте свой долг. Я не могу освободить вас с вахты. Вы же знаете Правила.
— Но, сэр!
— Придете ко мне на прием, когда сдадите пост. Там мы и побеседуем.
Доктор еще раз посмотрел на парня. Может, и вправду что-то серьезное? Да нет. Самый стандартный случай, отмахнулся он. И окончательно успокоился, увидев, как парень провожает его стандартным салютом.
— Слушаюсь, сэр.
Первая камера, вторая… пятнадцатая, и везде одно и тоже. Отрешенные лица и пристально следящие за ним мертвые глаза. Глаза поднявшихся из гроба мертвецов. Двадцать две камеры, в каждой по двое. Женщины отдельно, как и положено. Всего сорок четыре пленника. Значит, сейчас за ним следят восемьдесят восемь глаз. Он вздрогнул.
«Сколько это будет в процентах? — неожиданно подумал он. — Сорок четыре уцелевших из двух миллиардов?»
Он просмотрел журнал охранников.
«Человек из камеры 14. Имя — Александр Грин. Чертил мелом на столе странные знаки. Мел отобрали. Не сопротивлялся».
«Женщина из камеры 3. Разговаривала сама с собой. По приказу начальника ее успокоила соседка по камере. Имена: Элизабет Гот, Мег Ньюкомб».
В трюме, пленников царила полутьма и тишина. Свет казался каким-то сумеречным, и слышался только ритмичный рокот двигателей да цоканье сапог стражников, когда они подходили к доктору и протягивали журналы.
Начальник стражи безмолвно шел за ним и, проводив доктора до двери, выслушал приказ:
— Принудительное кормление. Можете добавить витамины. Сделайте всем успокаивающее. — Доктор выдержал паузу, холодно глядя на начальника, потом добавил: — Охранник восьмой секции небрежно отдал салют. Отметьте это в рапорте.
— Слушаюсь, сэр.
— Что еще, командир?
Старший немного помялся и сказал:
— Охранники нервничают, сэр.
— А пленники? — ехидно спросил доктор.
— Но они ведут себя так странно, сэр, — взволнованно продолжал старший.
— Они еще не прошли адаптацию к условиям полета.
— Но они отказываются от пищи.
— Я повторяю, так как вы, старший надзиратель, похоже, меня не поняли. Они еще не приспособились к условиям полета, — доктор нарочно произнес каждое слово отдельно, словно говоря с недоумком.
Начальник стражи щелкнул сапогами, и доктор быстро отошел от камер. На пленников он больше не оглядывался. Идентификатор быстро проверил его и открыл двери трюма. Он быстро вышел и, даже не заметив охранника, который, кажется, ждал его возвращения, прошел в свой кабинет при маленьком, но хорошо оборудованном госпитале. Там он совершенно обессиленный рухнул за стол.
Из коридора донесся звук бегущих шагов. Затем что-то тяжело ударилось о его дверь, чуть не сорвав ее с петель. Доктор поспешил сам распахнуть ее, не дожидаясь нового удара.
За ней стоял заболевший охранник, качаясь, словно пьяный.
— Отойдите-ка, доктор. Вон я вижу их прямо у стены. Вон там, видите? — прохрипел парень. — Это они до меня добираются. А я им не дамся.
Доктор успел заметить, как охранник выхватил пистолет.
— Погоди, идиот проклятый!
Человек лежал на полу, все еще упирая пистолет в ту бесформенную обуглившуюся массу, что минуту назад была его телом. Голова уцелела, и теперь открытые неподвижные глаза бессмысленно уставились на россыпи звезд за иллюминатором.
Зрелище было отвратительное, но для доктора вполне привычное. Слишком много повидал он убитых из своих и чужих, чтоб придавать значение еще одной смерти. Гораздо больше его заботило, что скажут по этому поводу Правители.
Он вызвал дневальных и машинально наблюдал за ними, пока они приводили в порядок его кабинет. Надо было заполнить по форме все бумаги и придумать, как доложить об этом капитану. Но, занимаясь всей этой рутиной, он неотступно думал об одном: как эта история скажется на нем? Правители потребуют объяснений. Они могут решить, что это его вина. На секунду его охватила паника, но тело продолжало совершать привычные движения и лицо оставалось бесстрастным. Твердым шагом подошел он к каюте капитана.
— Ну почему он это сделал? — Капитан, казалось, был, скорее, расстроен, чем разгневан этим происшествием.
— Мы в космосе, капитан, — жестко ответил доктор.
— Но в космосе сейчас не одна сотня тысяч наших людей! — воскликнул капитан.
— И бывает, что кое-кто из них совершает самоубийство, непреклонно добавил доктор.
— Ну, это какие-то выродки! Такого не должно быть! — Он резко махнул рукой, но, опомнившись, на стол ее опустил почти беззвучно, и от этого жест получился почти комичным.
— Это против Правил, — продолжал он уже спокойнее. — И я просто обязан знать, почему он это сделал.
Доктор снова принялся объяснять.
— Это был его первый полет. Первый раз он оторвался от дома, понимаете? Разве это воин? Нет! Крестьянский мальчик, переодетый в мундир.
Сейчас доктор был так зол на этого дурака, что, кажется, сам бы с удовольствием убил его. «А может, он это нарочно, чтоб доставить мне неприятности?» — мелькнуло у него в голове.
Капитан пристально посмотрел на него.
— Но почти все наши люди — это бывшие крестьянские мальчики. Я и сам когда-то пришел в армию прямо с фермы. — Лицо капитана явно отражало сомнение. С минуту они помолчали, и каюту заполнил незаметный раньше рокот двигателей.
— У вас, доктор, тоже усталый вид, — сказал наконец капитан. — Вам нужно отдохнуть.
Но доктор постарался не услышать этого замечания.
— А может, это какое-то влияние пленников? — задумчиво сказал он. — Все, кто приходили ко мне с жалобами, близко общаются с пленными.
— Но я тоже общался с пленными, — презрительно сказал капитан.
«Это ты-то общался? Разок взглянул — и все! А видел ты, как они сидят неподвижно и смотрят сквозь тебя?» — зло подумал доктор. Но вслух сказал, стиснув зубы:
— Конечно, сэр.
— В общем, вы должны обнаружить, что там у него было не в порядке.
— Слушаюсь, сэр. Я постараюсь. — Вежливая улыбка и готовность дальше нести службу. Все по Правилам.
— И обо всем докладывать мне.
— Конечно, капитан.
— Сделайте вскрытие. Обязательно посмотрите его мозг.
— Я сделаю это, сэр, — он очень старался говорить спокойно. — Мы сохраним его голову. Так положено по Правилам.
— Просмотрите все еще разок, — сказал капитан, пристально глядя на него. — Найдите, что было не в порядке у него в голове, чтоб можно было заранее предусматривать подобные случаи. Я уверен, что у него было что-то не так с головой. Найдите это!
— Слушаюсь, сэр. — Ноги вместе, четкий салют, разворот, спину держать прямо. Он же солдат, космонавт, арктурианец, победитель.
Доктор вернулся в свой кабинет и без сил привалился к столу. Прошло минут пять, прежде чем он смог заставить себя подняться и подойти к зеркалу. Вроде ничего не изменилось. Обычное мое лицо — только такое усталое… С чего это я так устал?
Он осторожно погладил лицо. Все нормально. Только морщины расползлись и стали глубже. Потрогал волосы. Такие же. Только откуда эта седина? Глаза. Да нет, они все нормально видят. Только почему они видят то, чего не может быть? И тут рухнула та стена, за которой он прятался всю жизнь, и он припомнил, какие сны ему снились и как долго уже он не позволял себе спать. Он понял все. И больше уже не мог дурачить себя.
Там, в этих снах, на него ползли насекомые; огромные крысы с собачьими зубами добирались до его горла; белые красноглазые мыши усаживались у его изголовья и не сводили с него жадных голодных глаз. Отвратительные старухи водили хороводы вокруг костров, и, слыша их пронзительные крики, он сжимался от ужаса. И еще призраки, окружающие его, загнанного и беззащитного, призраки постоянно меняющие форму, тающие и растворяющиеся, едва он успевал заметить их.
И тут один из его ночных кошмаров явился наяву. Он подошел к нему, присел за его стол, и доктор почему-то уже совсем его не боялся. Сейчас они вместе придумывали всякие дьявольские шутки и вместе смеялись над ними.
Все так же улыбаясь, он с профессиональной точностью отыскал артерии у себя на запястьях и в паху, и продолжал смеяться, когда кровь хлынула на полированную поверхность стола…
— Прощайте, доктор, — произнес чей-то голос.
— Прощай, призрак, — сказал доктор. И еще не успели замолкнуть эти слова, как призрак растаял. Мертвое тело вытянулось, ботинки соскользнули с коченеющих ног, и белое бескровное лицо уставилось в потолок — удивленное и все еще улыбающееся.
А скоро за ним последовали и другие — много других.
После трех периодов сна корабль выглядел как после бойни. Капитан отдал приказ отобрать личное оружие, но это не помогло. Они изобретали все новые и новые способы. Члены экипажа разбивали себе головы о стальные переборки, выбрасывались в люки или прыгали в атомный конвертор.
Всего три периода сна…
Теперь капитан уже чуть не рычал, когда слышал за дверями каюты топот сапог дежурного. Он хорошо представлял себе встречу с Арктурианскими Правителями. Они обвиняюще тыкали в него пальцами и отправляли в камеру смертников.
«Это был твой корабль», — говорили они.
— Мой корабль, — соглашался он.
«Доктор и половина твоей команды мертвы. Как и почему они умерли?»
— Самоубийство, — отвечал он, и даже в каюте, под теплым одеялом, его начинала бить дрожь.
«Но это же запрещено Правилами, капитан», — говорил спокойный осуждающий голос.
— Я объяснял им это.
«Но ты же капитан. В рейсе капитан отвечает за все. Так говорят Правила».
— Доктор считал, что так сказывается какое-то влияние пленников.
Правители рассмеялись.
«Уж эта-то раса не доставит нам больше хлопот».
Капитан с головой укрылся одеялом и затих. Он изо всех сил старался вообразить, как эти осуждающие голоса тонут в тут же придуманном им море, и улыбался, наблюдая, как они растворяются в штормовых волнах.
И пока он так лежал, погрузившись в мечты, странные зловещие тени скользили по комнате, жались к стенам, парили под потолком. Привычный ритм работы двигателей внезапно изменился, и это тут же заставило его очнуться. Он сел на кровати.
В мягком кресле за его рабочим столом сидел старик. Это был один из подопытных землян, занесенный в списки под именем Адама Манинга.
— Привет! — сказал он.
— Эй, стража! — взревел капитан. Но ему никто не ответил. Только машины заработали так же ритмично, как и раньше.
— Они не услышат тебя, — сказал старик.
И капитан без тени сомнения поверил ему.
— Значит, это ваши проделки! — завопил он и приготовился прыгнуть на старика. И тут же понял, что его тело не подчиняется ему. Он даже не мог сжать кулаки. Он попробовал закричать. Но тут же в душе зазвучал голос Правителей: «Крики запрещены Правилами».
Старик в кресле сочувственно улыбнулся. Что-то тихонько забормотали призраки, великое множество которых темными пятнами выделялось на фоне стерильных переборок. Они все ближе и ближе подбирались к капитану, а он мог только рычать сквозь зубы.
— Кто вы такие? — наконец выдавил он из себя.
— Некто, с кем вам еще не приходилось сталкиваться. Вряд ли вы поймете, даже если я вам все расскажу. Вы просто не поверите, что могут существовать такие, как мы. — Старик снова улыбнулся. — Впрочем, можно сказать, что сейчас мы ваши Правители.
Призраки осклабились, показывая длинные острые собачьи зубы.
— Ваш удар был очень хорош, капитан, — тихо продолжал старик. Призраки клубились вокруг, то растворяясь, то появляясь вновь. — Ни один человек не мог выжить в ходе вашей атаки — люди и не выжили. А мы в это время были давно погребены глубоко под землей с осиновыми кольями, вбитыми в сердце. Люди неплохо нас знали и умели с нами бороться. Но ваш огонь сжег эти колья и освободил нас!
Шелушащейся, худой, как у скелета, рукой он махнул призракам. И они начали неумолимо приближаться к капитану. Он не выдержал и закричал в полный голос.
Но и этот крик скоро смолк. Остался только ровный рокот работающих машин. Корабль шел к Арктуру.
Перевод с англ. Т. Завьяловой
Чарльз Дж. Финни
ЧЕРНЫЙ РЕТРИВЕР
Похоже, я первым в нашем поселке узнал о существовании этой твари. Это произошло майским воскресным утром, и я тогда брился в ванной. Вбежала моя дочка и, по обыкновению, захлебываясь и задыхаясь, сообщила, что у нас во дворе большая черная собака.
Я сказал:
— Не выдумывай.
Я знал, что ворота дворика закрыты, я их сам недавно запирал. Так я объяснил дочери, не прекращая своего занятия.
— А этой собаке не нужны ворота, — крикнула дочка. — Она прыгает прямо через стену.
— Глупости, — повторил я. — Стена пять футов высотой, и мне как-то не приходилось слышать, чтоб собаки так прыгали.
— Ну, а она взяла и прыгнула, — твердо сказала малышка. И побежала смотреть, что будет дальше. И тут же донесся ее пронзительный вопль: — Вон она сидит на стене! Она схватила птицу! Ну посмотри же!
Я выключил электробритву, произнес пару слов, отнюдь не предназначенных для детских ушей, и вышел посмотреть.
Я увидел — по крайней мере, мне так показалось, потому что обычно я ношу очки и без них вижу все довольно расплывчато, — на стене нашего дворика двигалось большое черное пятно. Оно прошло вдоль стены и исчезло.
— Ну, видел? — спросила дочка. — Она спрыгнула на ту сторону и ушла. Смотри, а птицу она бросила.
— Ладно, — сказал я, — мы с этим потом разберемся. А сейчас пора собираться в церковь.
Наконец все было готово, и мы залезли в наш старый драндулет и отправились. Я и думать забыл об этом черном пятне, или черной собаке, как уверяла меня дочка.
Днем мы с женой решили отдохнуть во дворике, пока дочка смотрела телевизор. Обе наши маленькие собачки с радостью присоединились к нам. Чарн сразу забрался под кресло и уснул. Такса принялась рыться возле граната. Мы с женой болтали о самых тривиальных вещах: о телевизионных передачах, о том, что надо будет покупать в следующем месяце, о том, когда чинить наш драндулет.
Таксе надоело копать, и она начала носиться по дворику, обнюхивая траву и кусты. Она на какое-то время пропала из виду, а потом появилась снова, таща что-то в пасти. Свою находку она поднесла к креслам и бросила. Это была мертвая птица.
— Ах! — воскликнула жена. — Что ты натворила?!
— Это не она, — вступился я. — Она только нашла. А убила другая собака. Мне Роберта утром показывала.
— Что еще за собака? — удивилась жена. — Ведь не эта же лентяйка? — И она легонько ткнула ногой спящую.
— Нет, — сказал я. — Это чужая собака. Большая, черная. Она прыгнула во дворик через забор и убила птицу. А потом уселась наверху забора и важно оглядывалась вокруг.
— В жизни про такое не слыхивала, — недоверчиво сказала жена. — И ты сам все это видел?
— Я был без очков, — честно признался я, — и потому видел только большое черное пятно на стене. Но Роберта все видела точно. Она видела, как собака убила птицу. Я, признаться, сначала не очень поверил, но вот птица перед нами. Значит, все правда.
Я отобрал у таксы маленький трупик и закопал в аллее, даже завалил камнями для большей надежности.
Несколько дней спустя у меня состоялся еще один разговор в патио, на сей раз с моим приятелем мистером Джорджем, который жил в соседнем доме. Он был очень зол… Перед ним лежал изодранный труп его любимой сиамской кошки.
— Это сотворила огромная черная псина, — сказал он. — Перепрыгнула через стену, поймала кошку и убила ее. Потом запрыгнула на стену, прошла кругом, спрыгнула на другую сторону и исчезла. И все так быстро, что я и крикнуть не успел.
— Понятно, — сказал я. — У нас тоже в воскресенье случилось нечто похожее. Эта тварь забралась в сад и убила птицу. Вам не показалось, что она выглядит как-то странно?
— Нет, ничего особенного. Просто огромная черная охотничья собака. Они обычно довольно смирны. Только не эта. Настоящая зверюга. Я решил разложить на стене отравленное мясо. Раз этому псу так понравилось разгуливать по забору, он вполне может вернуться и наткнуться на приманку. На этом, я думаю, все и кончится.
Дальше события развивались совсем странно. Стоило мне только увидеться со своими жившими по соседству знакомыми, как разговор тут же заходил об этом черном ретривере. Судя по рассказам соседей, черный зверь уже побывал почти во всех двориках и везде он убивал. На его счету уже был кролик, кошка, щенок, птица и даже один барсук. Соседи ниже по улице держали ручного барсука. Черная тварь перепрыгнула стену, нашла его спящим у входа в нору и тут же загрызла.
И что бы ни говорил мой сосед Джордж, я скоро выяснил, что никто не мог разглядеть собаку достаточно отчетливо. Большинство считало, что это черный ретривер, но один утверждал, что это черный пудель, а еще один говорил, что это черный эрдель. Но все соглашались, что оно черное и что оно не позволяет как следует разглядеть себя. Но как бы это ни называть, мертвые зверьки доказывали, что какой-то зверь повадился в наши дворики.
Мы жили в благоустроенном пригороде. Все дома похожи один на другой, так же как и их обитатели. Самая серединка среднего класса, со средней работой и средними доходами. Наши дети ходили во вполне среднюю окружную школу. Мы все были примерно равны, и это делало соседство вполне терпимым и даже порой приятным. Все мы здесь были вполне стандартны, из тех, что называют посредственностями, но и это имело свои преимущества. Короче, мы жили так, как, наверное, мечталось любой семье хомо сапиенс, с тех пор как они появились на земле. Нет затопляющих улицы больших городов толп, нет ни бродяг, ни банд, ни нищих. Если человеку нужна вода, он открывает кран. Если хочется горячего — наливает из термоса. Если нужен свет — нажимает кнопку. Если нужно куда-то в другое место, он садится в машину и едет со скоростью 25 или 85 миль в час. И даже слуги ему не нужны — электричество работает на него, как самый усердный слуга.
И вдруг такая странная, неправдоподобно страшная история — какая-то черная собака, чужой черный ретривер забирается в их дворы и убивает их любимых зверушек.
Сначала некоторые предприняли на свой страх и риск несколько попыток избавиться от собаки или изловить ее и отправить куда-нибудь, где она не могла бы вредить.
Мой ближайший сосед мистер Джордж рассказал мне свой план с отравленным мясом. Я тогда возразил ему, что на такую приманку могут наткнуться и невинные животные, и даже дети. Тогда он, как человек с техническими наклонностями, соорудил нечто вроде капкана и приладил на стене дворика. Так он собирался изловить собаку.
Другой, столь же изобретательный сосед, построил большую собачью конуру с самозахлопывающейся дверцей. В качестве приманки разложил там разные собачьи лакомства. Он надеялся, что собака сама заберется в ловушку.
Третий, заядлый лучник, приобрел огромный лук и все свободное время тренировался с ним в аллее. Он думал подстрелить собаку.
И ничего из этого не вышло.
Черный зверь побывал на стене дворика, где был установлен капкан, съел приманку и благополучно удрал. Навестил он и конуру, тоже съел приманку и так же спокойно ушел. Энтузиасту-лучнику он довольно долго позировал прямо на стене его дворика, но ни одна стрела его не задела.
А его разбойничьи набеги все продолжались. Стоило кому-нибудь высадить редкие или особенно нежные растения, как через пару дней вся посадка оказывалась изрыта и обезображена. И никто не сомневался, что это проделки черной собаки.
Порой несколько дней проходили спокойно, но рано или поздно кто-то замечал черную тень на стене своего дворика и находил очередного зверька, убитого собакой.
Мы с соседом Джорджем решили собрать совет и пригласить на него самых уважаемых людей поселка и всех, кто уже успел пострадать от набегов собаки. Мы были уверены, что объединенными усилиями сможем выработать программу и избрать метод, который принесет гибель странной черной собаке. Не может быть, чтоб вполне культурные люди не смогли бы общими усилиями справиться с чем-то непонятным, вторгшимся в нашу жизнь. Но, как выяснилось, мы с Джорджем несколько переоценили себя.
Встречу мы назначили в моем дворике, и народу пришло не меньше дюжины. Говорили все долго и запальчиво, порой выходя за рамки парламентаризма, но в конце концов пришли к единственному выводу: собаку необходимо пристрелить. В нашем районе стрельба из огнестрельного оружия была запрещена, но мы решили, что сможем убедить мэра или еще кого-нибудь из муниципалитета, что наш случай исключительный, и получить разрешение. В результате меня и Джорджа направили беседовать с мэром и полицейским, чтоб убедить их официально разрешить поохотиться на собаку в наших аллеях.
В таком разрешении нам категорически отказали. Для этого, заметил полицейский, существуют специальные организации, и подобные случаи входят в их прямые обязанности. Это Городской Приют Животных — официальное название живодерни. Почему мы сразу же туда не обратились? — недоуменно спрашивали нас. Если говорить честно, то мы просто-напросто забыли о такой возможности. Но теперь решили последовать благому совету.
Там нас вполне вежливо выслушали и сказали, что пришлют человека. Они еще хотели выяснить, в какие дни, в какие часы существует большая вероятность увидеть собаку. Мы объяснили, что у этого зверя нет постоянного расписания. Иногда он появляется утром, иногда поздно ночью, а иногда сразу после обеда, и это с равной вероятностью может быть и в четверг, и в воскресенье.
— Ну, с этим мы попробуем разобраться, — пообещал мастер с живодерни.
Ловец собак появился в решетчатом фургоне, облаченный в ковбойские сапоги и шляпу. Кроме того при нем было несколько арканов, высокие перчатки и пистолет.
Я в это время был на работе и обо всем происшествии знаю только по рассказам жены.
— Он оказался довольно молодым и с виду очень деловым человеком, — рассказывала она. — Сначала он просто побродил по аллеям, заглядывая во все углы. Все собаки в округе подняли жуткий лай, словно старались предупредить этого ретривера. Он уже устал и взмок, и тут миссис Бетти пригласила его зайти выпить баночку пива и передохнуть. Скоро она его выпроводила и решила позвонить по телефону. Но не успела набрать номер, как услышала выстрел и выскочила посмотреть, в чем дело. Оказалось, что он застрелил бедного пуделя миссис Стеллы. Миссис Стелла с криком выбежала на крыльцо. Ну да, я тоже выбежала, хоть и не кричала. Парень выглядел смущенным и растерянным. Он сказал, что понять не может, что произошло. Он готов поклясться, что стрелял в огромную черную собаку. Но вот перед ним убитый пудель, совсем небольшой и серебристо-серый.
— Ну, может быть… — начал я, но она меня перебила.
— Это еще не все. Пока мы все толпились у Стеллы, черная собака — да, да, та самая — запрыгнула во дворик Вильгемины, убила ее чи-хуа-хуа, прошлась по стене и исчезла. Вильгемина заболела. Доктору пришлось давать ей успокаивающее. А ловец все это время был у Стеллы и ничего не видел.
После этого ничего не изменилось. По-прежнему по нашему мирному поселку бродила собака-убийца, а мы ничего не могли сделать.
А пару дней спустя эта тварь покусала и маленькую Маргариту, когда та играла в своем дворике. Укусы сами по себе были не страшные — так, пара царапин, — но никто не мог поручиться, что собака не бешеная. На сей раз никто, кроме Маргариты, собаки не видел. А она могла сказать только, что собака была большой и черной, и все решили, что это была та самая. Все согласились, что вполне возможно, эта собака бешеная, и есть лишь один способ все это прекратить.
Правда, можно было возразить, что от бешенства собаки погибают довольно быстро, а эта уже довольно долго нам надоедала, и ничего с ней не делалось. Но в конце концов все согласились, что заболеть она могла позже, и то, что она набросилась на ребенка, можно считать первым симптомом бешенства. Маргарите немедленно сделали прививки, и следующие несколько дней все было спокойно. Все были настороже, и многие не оставляли попыток самостоятельно изловить зверя.
Мы созвали еще один совет и решили, что больше не будем обращаться ни в полицию, ни на живодерню. Мы все сделаем сами. Мистер Джеймс, который был в юности страстным охотником, предложил, как это сделать. Нужно устроить засаду вроде той, что устраивают при охоте на уток, дождаться, когда ретривер появится, и застрелить его.