— А-л-л-о, — ответил голос по телефону. Мисс Кин потеряла сознание.
 
   — Вы уверены, что кто-то сказал «алло»? — спросила по телефону мисс Финч. — Это могло быть неправильное соединение, вы же знаете.
   — Говорю вам — это был мужчина! — хрипло выкрикнула дрожащая Элва Кин. — Это все тот же мужчина, который слушал, и слушал, и слушал, как я говорю «алло», и не отвечал. Тот же, кто издавал по телефону жуткие шумы!
   Мисс Финч вежливо кашлянула.
   — Хорошо, я пошлю человека проверить вашу линию, мисс Элва, как только он сможет. Конечно, все работники сейчас очень заняты устранением последствий грозы — но как только станет возможно…
   — А что мне делать, если этот — этот человекпозвонит снова?
   — Всего лишь повесьте трубку, мисс Элва.
   — Но он продолжает звонить!
   — Ну, хорошо, — любезность мисс Финч дала трещину. — Почему бы вам не выяснить, кто он, мисс Элва? Если вы в состоянии это сделать — что же, мы сможем немедленно принять меры…
   Положив трубку, мисс Кин напряженно лежала на подушках, слушая хриплые песни о любви, которые сиделка Филлипс напевала за мытьем посуды. Мисс Финч не поверила ее истории, это очевидно. Мисс Финч посчитала ее нервной старухой, ставшей жертвой буйного воображения. Хорошо, мисс Фийч узнает, что это не так.
   — Я буду постоянно звонить ей, пока она не убедится, сообщила она раздраженно сиделке Филлипс перед самым послеобеденным сном.
   — Так вы и сделаете, — одобрила сиделка Филлипс, — а сейчас примите лекарство и ложитесь.
   Мисс Кин лежала в сердитом молчании, сжав в кулаки свои изборожденные венами руки. Было десять минут третьего, и, за исключением раздавшегося из передней храпа сиделки Филлипс, в доме в этот октябрьский день стояла тишина. «Меня раздражает, — размышляла Элва Кин, — что никто не относится к этому серьезно. Хорошо, — она поджала свои тонкие губы, — в следующий раз, когда зазвонит телефон, я позабочусь, чтобы сиделка Филлипс послушала, пока что-нибудь да не услышит».
   Как раз в этот момент телефон зазвонил. Мисс Кин почувствовала, как ее тело опоясывает холодная дрожь. Даже при свете дня, когда солнечные лучи играли на ее цветастом одеяле, резкий звонок испугал ее. Чтобы успокоить дрожь, она прикусила фарфоровыми зубами нижнюю губу. Возник вопрос: «Отвечать ли?» — и прежде чем она даже успела подумать об ответе, рука сама взяла трубку. Глубокий неровный вздох. Она медленно поднесла трубку к уху и сказала: «Алло?»
   Голос ответил «Алло?» — пусто и безжизненно.
   — Кто это? — спросила мисс Кин, стараясь придать своему голосу уверенность.
   — Алло?
   — Кто говорит?
   — Алло?
   — Есть там кто-нибудь?
   — Алло?
   — Пожалуйста!..
   — Алло?
   Мисс Кин бросила трубку и легла, страшно дрожа, не в силах восстановить дыхание. «Что это? — молил ее разум. — Что это. Боже ты мой, такое?»
   — Маргарет! — крикнула она. — Маргарет!
   Из передней она услышала резкое ворчанье и кашель сиделки Филлипс.
   — Маргарет, пожалуйста!..
   Элва Кин послушала, как эта полная женщина встает на ноги и с трудом проходит в дверь гостиной. «Я должна собраться, приказала она себе, похлопывая по покрытым нездоровым румянцем щекам. — Я должна точно рассказать ей, что произошло. Точно».
   — Что такое? — проворчала сиделка. — У вас болит желудок?
   Мисс Кин едва проглотила слюну — настолько сжалось ее горло.
   — Он только что снова звонил, — прошептала она.
   — Кто?
   — Тот мужчина!
   — Какой мужчина?
   — Который все время звонит! — закричала мисс Кин. — Он постоянно говорит «Алло». Только одно слово — алло, алло, ал…
   — Перестаньте, — невозмутимо прервала ее сиделка Филлипс. — Ложитесь и…
   — Я не хочулежать! — взбесилась она. — Я хочу знать, кто этот ужасный человек, который постоянно меня запугивает!
   — Не доводите себя, — предупредила сиделка Филлипс. — Вы же знаете, как расстраивается ваш желудок.
   Мисс Кин начала горько рыдать.
   — Я боюсь. Я боюсь его. Почему он все время звонит мне?
   Сиделка Филлипс стояла рядом с кроватью, глядя на нее с прямотаки коровьей невозмутимостью.
   — А что вам сказала мисс Финч?
   Трясущиеся губы мисс Кин были не в состоянии произнести ответ.
   — Разве она не сказала, что это из-за ошибочного соединения?
   — Это не ошибка! Это мужчина. Мужчина!
   Сиделка Филлипс терпеливо вздохнула.
   — Если это мужчина — кладите трубку. Вам не надо разговаривать с ним. Кладите трубку — и все тут. Это что, так трудно сделать?
   Мисс Кин закрыла блестевшие от слез глаза и поджала губы. В ее сознании продолжал отзываться эхом слабый и равнодушный голос того человека. Снова и снова, с неизменной интонацией, вопрошающий, несмотря на ее ответы — просто бесконечно повторяющий себя в скорбной апатии: «Алло? Алло?» Заставляющий ее содрогаться до глубины души.
   — Смотрите, — заговорила сиделка Филлипс.
   Она открыла глаза и увидела расплывчатое изображение сиделки, кладущей трубку на тумбочку.
   — Вот, — сообщила сиделка Филлипс. — Сейчас никто не сможет вам позвонить. Оставьте ее так. Если вам что-то потребуется — достаточно будет набрать номер. Все в порядке сейчас? Верно?
   Мисс Кин холодно взглянула на свою сиделку. Затем, моментом позже, кивнула один раз. Неохотно.
 
   Она лежала в темной спальне, телефон монотонно гудел, не давал уснуть. «Или я это сама себе внушаю? — размышляла она. — Неужели он действительно не дает мне уснуть? Разве я не спала в ту первую ночь, когда трубка была не на рычаге? Нет, это не из-за звука, это из-за чего-то другого».
   Она упрямо закрыла глаза. «Не буду слушать, — приказала она себе. — Просто не буду слушать». Она трепетно втягивала ночной воздух. Но темнота никак не заполняла ее сознание и не заглушала звук.
   Мисс Кин ощупала постель вокруг себя, пока не нашла халат. Она обернула им трубку, упрятав гладкую черную пластмассу в складки шерсти. Затем снова погрузилась в постель, тяжело и напряженно дыша.
   — Я усну, — настаивала она. — Усну.
   Все равно слышно.
   Тело ее напряглось, и она резко вытащила трубку из ее тонкой обертки и в гневе бросила на рычаг. Комната наполнилась сладостной тишиной. Мисс Кин откинулась на подушку со слабым стоном.
   «А сейчас — спать!» — подумала она.
   И зазвонил телефон.
   У нее перехватило дыхание. Казалось, что звонок пропитал окружающую ее темноту облаком режущей ухо вибрации. Она протянула руку, чтобы снова положить трубку на тумбочку — но отдернула ее, поняв, что опять услышит голос того человека.
   В горле запульсировало. «Что я сделаю… — планировала она. — Что я сделаю, так это сниму трубку очень быстро очень быстро — и положу ее, а потом нажму на рычаг и прерву связь. Да, так и сделаю!»
   Она напряглась и осторожно потянула руку, пока звенящий телефон не оказался под ней. Затем, затаив дыхание, она приступила к исполнению своего плана: прервала звонок, быстро дотянулась до рычага…
   И остановилась в оцепенении, так как сквозь темноту ее ушей достиг голос того человека.
   — Где ты? — спросил он. — Я хочу поговорить с тобой.
   Из горла мисс Кин вырвался какой-то слабый, дребезжащий звук.
   А человек продолжал:
   — Где ты? Я хочу поговорить с тобой.
   — Нет, нет, — зарыдала мисс Кин.
   — Где ты? Я хочу по…
   Белыми от напряжения пальцами она нажала на рычаг. Прежде чем отпустить, она держала его пятнадцать минут.
 
   — Говорю вам — я больше так не могу!
   Измученный голос мисс Кин напоминал слабую струйку звука. Она сидела в постели напрягшись, выдавливая сквозь отверстия микрофона свой ужас и гнев.
   — Вы говорите, что кладете трубку, а мужчина все равно звонит? — поинтересовалась мисс Финч.
   — Я уже все объяснила! — взорвалась Элва Кин. — Я вынуждена была на всю ночь оставить трубку не на рычаге, чтобы он не смог позвонить. Но гудок не давал мне спать. Я не спала ни капли! Так вот, я хочу, чтобы линию проверили, слышите меня? Хочу, чтобы вы остановили этот кошмар!
   Глаза ее напоминали две твердые темные бусины. Трубка почти выскальзывала из дрожащих пальцев.
   — Хорошо, мисс Элва, — успокоила телефонистка. — Сегодня я пошлю человека.
   — Спасибо вам, дорогая, спасибо! — обрадовалась мисс Кин. — Вы мне позвоните, когда…
   Голос ее вдруг прервался, так как в телефоне послышался щелчок.
   — Линия занята, — объяснила она.
   Щелканье прекратилось, и она продолжила:
   — Повторяю: вы меня известите, когда узнаете, кто этот ужасный человек?
   — Непременно, мисс Элва, непременно. А сегодня после обеда я пошлю монтера проверить вашу линию. Вы живете на Милл Лэйн, дом 127, верно?
   — Правильно, дорогая, — подтвердила мисс Кин со вздохом облегчения.
   Звонков от загадочного мужчины не было все утро — и после обеда тоже. Напряжение стало спадать. Она поиграла в карты с сиделкой Филлипс, и удалось даже немного посмеяться. Приятно было знать, что телефонная компания сейчас этим занимается. Они скоро поймают этого ужасного человека и вернут ей душевное спокойствие.
   Но когда пробило два часа, потом три — а монтера все еще не было в доме, — мисс Кин снова начала беспокоиться.
   — Что случилось с этой девушкой? — высказала она свое раздражение. — Она меня искренне заверяла, что монтер придет сегодня после обеда.
   — Он придет, — успокоила сиделка Филлипс. — Наберитесь терпения.
 
   Четыре часа — монтера нет. Мисс Кин уже не до карт, чтения и радиоприемника. То, что начало было спадать, стало вновь нарастать, с каждой минутой, пока в пять часов не зазвонил телефон, ее рука резко и решительно высунулась из расклешенного рукава халата и вцепилась, подобно когтистой лапе хищника, в трубку. «Если заговорит мужчина, — пронеслось в ее мозгу, — если он заговорит, то буду вопить, пока не остановится сердце».
   Она поднесла трубку к уху.
   — Алло?
   — Мисс Элва, говорит мисс Финч.
   Глаза ее закрылись, затрепетало дыхание.
   — Да?
   — По поводу тех звонков, которыми, как вы говорите, кто-то вас беспокоит.
   — Да? — В голове отпечатались слова мисс Финч: «…звонков, которыми, как вы говорите, кто-то вас беспокоит».
   — Мы посылали человека, чтобы разобраться с ними, — продолжила мисс Финч. — Вот у меня здесь его отчет.
   Мисс Кин затаила дыхание.
   — Да?
   — Он не смог ничего найти.
   Элва Кин молчала. Ее седая голова неподвижно лежала на подушке, трубка плотно прижата к уху.
   — Он говорит, что связывает эту… эту сложность с проводом, упавшим на землю на окраине города.
   — Упавшим — проводом?
   — Да, мисс Элва. — Не похоже, чтобы мисс Финч была довольна.
   — Вы утверждаете, что я ничего не слышала?
   Голос мисс Финч был тверд.
   — Невозможно, чтобы кто-то звонил вам с того места.
   — Говорю я вам: мне звонил мужчина!
   Мисс Финч молчала, и пальцы мисс Кин судорожно сжали трубку.
   — Там должен быть телефон, — настаивала она. — Ведь какимто образом этот мужчина смог звонить мне.
   — Мисс Элва, провод лежит на земле. — Она сделала паузу. — Завтра наша бригада повесит его на место, и вам не…
   — Но он же как-то звонил мне!
   — Мисс Элва, там никого нет.
   — Там — где, где?
   Телефонистка сказала:
   — Мисс Элва, это кладбище.
 
   В черной тишине своей спальни лежала незамужняя дама, калека, и ждала. Ее сиделка не захотела остаться на ночь; сиделка приласкала, пожурила ее и оставила без внимания.
   Она ждала телефонного звонка.
   Она могла бы отключить телефон, но не было желания. Она лежала, ожидая, ожидая, размышляя.
   О молчании — об ушах, которые раньше не слышали, и стремились услышать вновь. О бульканий и бормотании — первых неуклюжих попытках, сделанных тем, кто раньше не говорил — интересно, как долго? Об «Алло? Алло?» — первом приветствии, произнесенном тем, кто долго молчал. О «где ты?» О (вот что заставило ее лежать так неподвижно) щелчках в трубке и ее адресе, называемом телефонисткой. О…
   Звонит телефон.
   Пауза. Звонок. Шорох ночной рубашки в темноте.
   Звонок прекратился.
   Напряженное вслушивание.
   И трубка, выскальзывающая из белых пальцев, неподвижно застывшие глаза, слабые, медленные удары сердца.
   На улице — стрекочущая сверчками ночь.
   В доме — слова, все еще звучащие в ее голове, придающие ужасное значение тяжелой, удушливой тишине.
   — Алло, мисс Элва. Сейчас я приду.
    Перевод с англ. Н. Савиных

Мэтью Гант
ЯЩИК НА ОБЪЕКТЕ № 1

 
   Ветер со свистом носился по долине, и под его порывами трепетало обозначающая Объект № 1 брезентовая палатка, напоминающая пирамиду. Караульный Рудд как всегда поднес ладонь к пламени масляной горелки, слабо освещающей интерьер палатки, защищая желтоватый огонек от то и дело прорывающихся внутрь сквозь рваный брезент хлестких ударов стихии. И как всегда при этом, он украдкой бросил взгляд на караульного Деннисона, лежащего в полном обмундировании на узких походных нарах в глубине.
   — Не потухнет, не бойся ты. — Деннисон лежал на спине, руки за головой, глаза смотрели в одну точку на потолке. Время от времени он изображал что-то пальцами и с интересом следил за игрой теней на брезенте.
   — Я знаю. — Рудд закусил губу и отвернулся.
   — Знаешь, а делаешь. Зачем? — спросил Деннисон.
   — Не знаю. — Рудд беспомощно развел руками.
   Снаружи ветер на мгновение стих и откуда-то издалека донесся собачий вой. Рудд, поежившись, плотнее затянул на шее основательно потертый воротник парки. [23]Он еще раз незаметно взглянул на напарника, а затем глаза сами уставились в левый от прикрывающего вход драного лоскута угол.
   Ящик по-прежнему стоял на месте.
   — Чего ты боишься? — спросил Деннисон. — Он никуда не убежит.
   — Не знаю. — Вдруг неожиданно для себя Рудд вспылил: — Но это наша обязанность. Мы должны охранять ящик.
   Он рывком поднялся и с вызывающим ведом подошел к ящику. Тот прочно лежал на полу, четыре фута высотой, четыре в длину и столько же в ширину. Цельнодеревянный, крышка надежно прибита гвоздями.
   Рудд хорошо помнил, как прибивали крышку в последний раз. Стола теплая погода, и они пришли и голыми руками вырвали ржавые старые гвозди. Один даже закричал, когда гвоздь обломился и проткнул ему руку, а главный забивающий был самым большим человеком, какого Рудд когда-либо видел. Он вгонял блестящие новенькие гвозди прикладом винтовки, и в считанные секунды ящик снова выглядел как только что сделанный.
   А пока меняли гвозди, старший наряда с двумя шевронами наблюдал за выполнением приказа и его винтовка тускло поблескивала в мерцающем полумраке палатки.
   Рудд успел повидать много нарядов для забивания гвоздей, они приходили и уходили. С первого дня их высадки на этом островном Объекте им с Деннисоном было дано задание охранять ящик.
   — Ты можешь спокойно наблюдать за ним с койки, — прервал его размышления Деннисон, — нигде не указано, что нельзя это делать, лежа на нарах.
   — Мне плевать, — огрызнулся Рудд, — для меня так легче.
   — А-а-а, — протянул Деннисон, и звук «а» перешел в длинный зевок, — разбуди, когда придут Два Шеврона.
   Рудд вздрогнул. Он хотел сказать Деннисону, что на службе спать запрещается. Рудду не полагается охранять Объект одному. Когда старший с двумя шевронами объяснял порядок несения службы, то подчеркнул это несколько раз: «Никогда нельзя охранять ящик поодиночке. Вы всегда должны быть уверены, что следите за ним оба одновременно. Одному человеку доверять нельзя».
   Деннисон и Рудд тогда угрюмо кивнули.
   Но всегда получалось одно и то же. Деннисон спал до тех пор, пока двухшевронный не подходил к палатке и не начинал, ругаясь, расстегивать пуговицы входного лоскута. И каждый раз Деннисон успевал вскочить на ноги и взять винтовку к тому моменту, когда старший с двумя шевронами проходил в центр палатки и инспектировал караул.
   Однажды, впрочем, Деннисону не повезло. Двухшевронный закончил с пуговицами очень быстро, а густая грязь перед входом заглушила его шаги. Он уже был в палатке, а Деннисон так и не проснулся и в наказание потом простоял на ногах много часов.
   В тот раз старший с двумя шевронами прочитал им целую лекцию.
   — Скажи, солдат, известно ли тебе, зачем ты здесь находишься? — спросил он Деннисона.
   — Так точно, — ответил тот, — охранять ящик.
   — А почему нужно охранять ящик? — не унимался двухшевронный.
   — Для того, чтобы никто им не завладел, — Деннисон покраснел как рак, но вопросы на этом не прекратились.
   Двухшевронный говорил тихо и спокойно.
   — А почему никто не должен им завладеть?
   Деннисон начал заикаться, и Рудд уже хотел было прийти ему на помощь, но потом решил, что это окончится долгим стоянием на ногах и для него, и промолчал. А кроме того, он не знал ответа.
   — Потому! — рявкнул двухшевронный. — Вот почему, болван!
   — Потому, — послушно повторил Деннисон. Старший с двумя шевронами назначил наказание и ушел.
   Позднее, уже ночью, Рудд шепотом обратился к Деннисону, который стоял, крепко сжимая в руках винтовку:
   — Ты не спишь?
   — Нет, — ответил тот.
   — Мне просто интересно. Хочется кое-что спросить.
   — Тебе всегда хочется кое-что спросить и всегда тебе что-то интересно. Сколько сейчас времени?
   — Мне хочется знать, почему «потому»? — все так же шепотом спросил Рудд в кромешной темноте палатки.
   — Почему «потому» что? — хрипло огрызнулся Деннисон. — Почему «потому» что, идиот?
   — Ничего. — Рудд продолжал надзирать за ящиком, хотя было слишком темно, чтобы можно было что-нибудь нормально видеть.
   Но постепенно он собрался с духом, спросил напрямую, и Деннисон, а он находился на службе намного дольше и одно время сам даже был старшим с двумя шевронами, в конце концов рассказал.
   — Потому что когда-то давно ящиком владел враг. Очень давно.
   Сказав это, даже Деннисон, который не боялся спать в то время, когда должен был охранять ящик, даже сам Деннисон осторожно взглянул на откидной лоскут брезента на входе — не кружит ли поблизости двухшевронник, или еще хуже — желтошевронник?
   — Враг, — невольно отозвался Рудд, изо всех сил напрягая зрение.
   — Заткнись, дурень, — тут же прошипел Деннисон.
   С той ночи прошло много-много периодов тепла, сменяемых периодами холода, прежде чем Рудд осмелился задать следующий вопрос, за ним еще и еще, пока не узнал, почему ящик необходимо охранять.
   Всю историю с ящиком Деннисон не знал, как не знал ее, по его словам, ни один человек.
   Но факты были таковы: в ящике хранилось вражеское оружие, оружие древнее и необычайно мощное. Ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах нельзя было допустить, чтобы оно снова попало ему в руки. Вот почему в худые времена, такие, как сейчас, когда воют и лают псы, почуявшие запах врага, ящик должен охраняться денно и нощно. Никто не должен его выкрасть.
   Вот и все. Просто и ясно.
   С того дня, когда Рудд узнал это, он начал испытывать гордость за доверенную ему работу и теперь еще больше удивлялся, как это Деннисон может спать в то время, когда следует надзирать за ящиком.
   Особенно в худые времена, когда воют и лают псы.
   В последние несколько ночей псы лаяли так, как Рудд никогда еще не слышал. Иногда ему хотелось, чтобы он был вместе с другими, а не на Объекте № 1. Однажды, во время последнего теплого периода, Рудд заболел, и к нему пришел доктор, одношевронник. Перед уходом доктор обмолвился о тех, других:
   — Все они больны страхом. Говорят, что враг приближается.
   Несмотря на то, что на какое-то мгновение Рудд тоже заболел страхом, он расхохотался доктору в лицо. Доктора мало что знают, особенно о передвижениях солдат.
   Но Деннисон, когда узнал об этом от Рудда, не засмеялся, а сел и долго молчал, глядя через открытый входной проем палатки на садящееся за дальние горные пики солнце.
   А сейчас вот собаки лаяли как никогда, и двухшевронник вместо того, чтобы проверить их, как обычно, один раз за ночь, приходил дважды и даже выделил им дополнительное количество масла для горелки, потому что полученная ими ночная норма уже кончилась.
   — Охраняйте ящик, — коротко бросил он, уходя.
   И Рудд охранял. И даже Деннисон, хотя и лежал на нарах, глаз не закрывал.
   На следующий день их сменили, когда солнце было уже высоко в небе.
   А ночью, снова заступая на пост в палатке, они оба получили от двухшеврониика по одной пуле для своих винтовок. И обоим держать в руках заряженную винтовку было впервой.
   — Охраняйте ящик! — неистово скомандовал он. — Охраняйте ящик!!! — И Рудд заметил под глазами у двухшевронника темные круги.
   — Совсем плохие времена настали, — посетовал Рудд, с тревогой ожидая реакции Деннисона.
   — Плохие, ты прав, — повторил тот.
   — Как ты считаешь… — начал было Рудд, но, испугавшись, осекся.
   — Что я считаю? Ты о чем, дурак? — Но голос у Деннисона был вовсе не грубый.
   — Как ты считаешь, враг приближается?
   Снаружи снова завыл ветер, завыл громко, но даже и эти завывания не заглушали тявканья собак.
   — Не знаю, — произнес наконец Деннисон.
   Рудд быстро протянул вперед ладонь, прикрывая от ветра пламя горелки, но на этот раз Деннисон ничего не сказал. Дела плохи. Рудд знал это.
   Он стоял и думал: «Я сделаю то, что от меня требуется». Подойдя к ящику, он оперся на него.
   — Не прикасайся, болван, — сказал Деннисон.
   — Но почему? — Рудд озадаченно замер. Он много раз касался этого ящика раньше, давил пальцами на скрипящее дерево, а иногда даже отколупывал щепочки, которыми потом рисовал на грязи снаружи.
   — Э-э-э, — протянул Деннисон, — не прикасайся, и все тут.
   Рудду стало стыдно, и он отошел.
   Неожиданно шум по ту сторону палатки резко усилился. Собаки лаяли совсем рядом, их там были дюжины и дюжины — тявкающие, лающие, воющие.
   — Слушай, — сказал Деннисон.
   Рудд слушал.
   — Громко лают.
   — Нет, я не про лай. Я слышу, как они скрежещут зубами.
   Рудд прислушался и тоже услышал. Звуки эти повергли его в трепет.
   — Врагу до нас не добраться. Никогда. С нашими псами мы в безопасности, — хвастливо заявил он.
   Сквозь шум ветра донеслись шаги человека, бегущего по густой грязи в тяжелых ботинках.
   — Враг! — Одна рука Рудда крепче сжала приклад, другая потянулась к рукоятке затвора.
   Но это оказались свои. Одношевронник, посыльный от остальных.
   Огромного роста, чернобородый, он, пошатываясь, стоял в центре палатки, а вокруг покрасневших глаз образовались такие же темные круги, как и у старшего с двумя шевронами, только глубже и чернее.
   — Этот? — задыхаясь спросил он, показывая на ящик. Рудд видел посыльного в течение многих теплых и холодных периодов, посыльный здорово постарел, и Рудду стало жалко его и неловко от того, что тот уже даже и не помнил ящик.
   — Да, этот.
   Посыльный стоял, и все в палатке замерло. Один раз он слегка наклонился и сделал движение рукой в сторону ящика, но тут же ее отдернул. Повернувшись на массивных каблуках, посыльный встал к ним лицом.
   — Вам надо бежать. Мы разбиты.
   — Разбиты? — переспросил Рудд. — Я не верю.
   Деннисон впился в посыльного глазами.
   — Давай, — кивнул он наконец Рудду и, сбросив ноги на пол, принялся натягивать ботинки, — или ты думаешь, у нас вся ночь впереди?
   — Но…
   — Мы разбиты, — еще раз повторил посыльный.
   — А ящик? — спросил Рудд. — Как же ящик?
   — Уничтожьте его. Быстро. Времени почти нет. Когда закончите, уходите в горы. Масла достаточно?
   Рудд перевел взгляд на горелку, пламя было высокое и сильное.
   — Да нет же, тупица, — крикнул Деннисон, — не для нее, для ящика. Ящик не должен попасть в руки врага.
   Посыльный сунул Рудду банку с маслом и, орудуя штыком, разрезал крышку. Задержавшись во входном проеме, он поднял руку к глазам.
   — До свидания. И поторапливайтесь.
   Рудд какое-то время тупо смотрел на открытую банку, потом начал лить масло на деревянные поперечины на крышке ящика. Псы, казалось, надрывают глотки уже в нескольких ярдах от палатки.
   Деннисон вырвал банку у Рудда из рук.
   — Не так. Под деревом наверняка есть что-то, что так просто не уничтожить. Водостойкая прокладка или металл, или еще что-нибудь. Крышку с ящика надо снять. — Он ухватился за поперечины и стал их отдирать.
   — Нет, — запротестовал Рудд, — нам запрещено. Мы обязаны надзирать за ящиком, а не за тем, что внутри.
   Но Деннисона было уже не остановить. Рудд смотрел, а деревянные дощечки скрипели, стонали, отлетали в стороны, некоторые ломались, пока наконец не отскочили, обе сразу, две последние, и крышка открылась.
   Они невольно отпрянули назад. Под крышкой ящика показалась пожелтевшая бумага, в которую было завернуто его содержимое, а на ней — какие-то пять черных значков. Деннисон протянул руку, сдернул бумагу, и они наклонились вперед.
   Рудд и Деннисон обменялись взглядами. Оба нахмурились. В ящике находились похожие на маленькие коробочки свертки, большинство из них длиной с ладонь человека, может быть, чуть длиннее, примерно с ладонь же шириной, а толщина достигала двух-трех пальцев. Каждая коробочка отдельно обернута материей.
   Снаружи отчетливо доносились шаги. Псы убежали куда-то дальше в долину, лай стал тише.
   Издав вопль страха и ярости, Деннисон бешено тряс над ящиком банкой, и масло брызгало на обернутые в материю плоские коробочки, на пожелтевшую бумагу, на пять черных значков. Он оторвал клочок обертки, сунул его в горелку и подождал, пока загорится.