— Я знаком с тетушками более десяти лет, но все еще чувствую себя с ними не очень уютно. Легче всего ладить с Апци. Она спросила меня, как я себя чувствую, и сказала, что рада меня видеть. — Он посмотрел на Анну и улыбнулся. — После этого осмотра десять лет назад они меня одобрили — Апци и Пер. Решили, что Гварха может оставить меня при себе. Я чувствовал себя не слишком привлекательной дворняжкой. Замурзанным щенком, которого мальчик притащил домой. «Но запомни, Гварха, ты должен хорошо о нем заботиться, а если он нашкодит, то…»
   — Они такие крупные, — сказала Анна.
   — Что есть, то есть. Как-нибудь я, пожалуй, объясню особенности диморфизма у Людей, но не сейчас. У вас есть кухня и ванная. Я руководил их оборудованием. Утварь покажется вам странноватой, но все приборы работают и могут использоваться землянами. На кухне есть продукты — часть тех, которые генерал забрал в заключение прошлых переговоров. Все розетки снабжены преобразователями напряжения. Если у вас есть с собой какой-нибудь электроприбор, включайте его спокойно. Имеется система внутренней связи. Я написал, как ей пользоваться и как соединиться со мной и со всеми вашими делегатами. И я перевел инструкции, что делать в случае, если отключится энергия, исчезнет притяжение, снизится атмосферное давление.
   — А это часто случается?
   — Насколько известно мне — никогда. Но инструкции прочтите и запомните хорошенько. Если что-нибудь произойдет, здесь самое безопасное место. Хвархаты позаботились придать этой части станции особую надежность. Все системы дублированы, и спасательные команды бросятся сюда в первую очередь. Хвархаты относятся к защите своих женщин со всей серьезностью. Пожалуй, сейчас как раз время поговорить о станции. Она была построена специально для этих переговоров и расположена на больших расстояниях от всего, что представляет для хвархатов какую-либо важность, и они обычно не пользуются этим пунктом переброски. Полезной информации здесь собрать практически нельзя. Если ваши товарищи затеют шпионские игры, то потратят время зря и только раздражат хвархатов.
   — Такая огромная станция! — сказала Анна. — И они построили ее только для нынешних переговоров?
   Никлас пожал плечами.
   — В данный момент она почти пустует. Если переговоры пройдут успешно. Людям скорее всего понадобится больше места, если же нет, я полагаю, взрывные устройства уже размещены, где следует.
   Анна поежилась при мысли о культуре, которая была способна построить такую станцию менее чем за два года, заранее зная, что ее, возможно, придется уничтожить. И она переменила тему.
   — Шпионской возни не будет. Военной разведке было строго приказано держать свои мерзкие липкие лапы подальше отсюда.
   — Обернитесь, — попросил Никлас.
   Она послушалась и увидела на стене над панелями прямоугольник из лампочек — по три в пяти рядах. Они все горели. Все были бесцветными, кроме двух янтарных в нижнем ряду.
   — Это ваш монитор безопасности. Если все лампочки бесцветны, значит, ваши двери заперты, а внутренняя связь отключена и никто не подслушивает, никто не наблюдает за вами. Но если хоть одна лампочка станет янтарной, вы изолированы не абсолютно.
   — Правда? — спросила Анна.
   — Моя репутация лжеца несколько преувеличена. Здесь есть подслушивающие устройства, Анна, но это не инопланетные жучки. Сотрудники службы безопасности генерала все здесь проверили, ну, скажем, утром. В первый икун. Пока вы не вошли сюда, это помещение было абсолютно изолировано.
   — Пожалуй, я воспользуюсь ванной.
   Никлас указал на дверь в стене, и она вошла в ванную. Про оборудование и принадлежности он сказал верно: бесспорно, странные, но все работали и годились для землян. Туалетная бумага была точно такой же, какую она где только не видела на Земле. Генерал прихватил и ее?
   Анна умылась и посмотрела на себя в зеркало.
   Коренастая женщина среднего роста по человеческим меркам. Кожа коричневая. Волосы короткие, черные, волнистые. В брюках и куртке из синей бумажной ткани, жатых. Белая блузка тоже из жатой ткани. Никаких украшений кроме нитки бус из ляпис-лазури. Их купила ее мать во время поездки в Исламскую социалистическую республику, еще в те времена, когда на Земле существовали подлинно независимые страны.
   Так, значит, ты выглядишь в сотне световых лет от родной планеты? Причем, только что воспользовавшись инопланетным унитазом?
   Да, и так выглядишь ты, убедившись, что ни такое расстояние, ни инопланетная новизна не спасают от дураков.
   Фу! Какая сердитая рожа! Эти морщинки в уголках рта и между бровями ей совсем ни к чему.
   В кармане куртки у нее была ручка. И от старомодных вкусов есть польза. Положиться на компьютер она не могла. Оторвав кусок туалетной бумаги, она написала: «Уберите жучки!», показала язык своему отражению и вернулась к Никласу.
   Он теперь стоял с двумя рюмками в руках. Обе были до половины наполнены бледно-желтой жидкостью.
   — В вашем досье сказано, что вы любите белые вина. Это пуайи-фюм. По-моему, недурное, но, должен оговориться, я сильно поотстал в подобных вещах.
   Анна взяла рюмку и взамен вручила ему обрывок туалетной бумаги. Он прочел, кивнул и поднял рюмку.
   — За мир и дружбу.
   Они выпили. Вино было холодным и очень хорошим. Никлас поставил свою рюмку.
   — На сегодня ничего не назначено. Можете отдохнуть. И, судя по вашему виду, это вам не повредит. Завтра предстоит официальное открытие переговоров, много речей, которые ничего не значат. Я предпочту пропустить церемонию, но вам следует на ней присутствовать. Утром я зайду за вами. Вам не следует никуда ходить без эскорта, причем вам знакомого. Со мной или с Хей Атала Вейхаром. Завтра я познакомлю вас еще с Эйх Матсехаром. Он служит в художественном корпусе и временно прикомандирован к генералу. По-английски говорит прекрасно, и, думается мне, его манеры вы стерпите.
   Ей не хотелось оставаться здесь в обществе только жучков земного изготовления, но она не знала, о чем говорить.
   — На кухне есть еще вино и еда, как я уже помянул. Войти без вашего разрешения не может никто. Не думаю, чтобы тетушки вас побеспокоили, но если все-таки, то помните, что они много выше вас рангом. Держитесь с ними уважительно и прямо. Не лгите, не пытайтесь уклоняться. Если вам не захочется отвечать на какой-то вопрос, так и скажите. Все Люди уважают прямодушие, а люди Эттина славятся прямолинейностью. Одна любовная песня начинается… — Он умолк и уставился на стену у нее над головой отрешенным взглядом. — «Я, как горцы Эттина, прямо говорю, что думаю». Перевод довольно близкий. Слова этой песни мне всегда нравились, а теперь я нахожу прелесть и в музыке. Потребовались годы, прежде чем я уловил что-то в инопланетной какофонии, какой она представлялась мне сначала. — Он подошел к двери и коснулся стены рядом. Дверь открылась, и он оглянулся на Анну. — Если взгрустнется, вспомните про ВС и поболтайте с кем-нибудь из дипломатов. Доброй ночи. И не надо ни сердитого, ни тревожного выражения: ситуация совсем не плохая. — Он улыбнулся. — Поверьте. Мне приходилось попадать в куда более скверные.
   Дверь за ним закрылась.
   Анна опустилась в кресло. Оно было глубоким и мягким, а обивка гармонировала с бледным сложным узором ковра на полу. Она выпила еще вина, сбросила туфли и положила ноги на столик из перламутрового дерева. Ножки были резными и изображали извивающихся чудовищ. То есть на ее взгляд это были чудовища — чешуя, шипы, когти, клыки и прочие атрибуты.
   Она подняла глаза.
   В потолке был плафон из серого металла и чего-то вроде матового стекла. Ей почудилось в нем что-то земное. «Арт деко»— стиль, господствовавший в искусстве Запада в середине двадцатого века. Любопытно!
   Или она по вечной человеческой привычке пытается претворить чужое в знакомое. Встречаешь субъекта, покрытого серым мехом, с большими ушами и горизонтальными зрачками, и говоришь: «Ну, вы просто вылитый мой двоюродный брат, который проживает в Шомберге в Иллинойсе».
   Интересно, Никлас говорил когда-нибудь что-то подобное?
   Каково это — жить совсем одному среди инопланетян?
   Каково это — видеть сны, что тебя пытают?
   Во сне те, кто тебя пытают, не земляне. Ты пробуждаешься от кошмара, и кто-то тебя успокаивает. Кто-то тебя утешает. Как выразился генерал? Мостить словами дорогу, которая ведет назад к действительности?
   Утешитель — нечеловек, и он пытал тебя.
   Бездна, подумала Анна.
   Она допила свою рюмку, а потом и другую, которую он только пригубил. А потом отыскала спальню.
   Голый паркет из перлодерева, голые стены из чего-то вроде штукатурки, кровать — прямоугольный топчан с тонким матрасом. Только подушка выглядела обычной, но на ощупь оказалась какой-то не такой. Слишком мягкой. Потолок был распахнут звездам.
   Господи, подумала она, поглядев вверх. Там сверкали одинокие солнца и дальние скопления, облака мерцающего газа всех возможных цветов.
   Наверное, голограмма. Станция вращалась, а панорама не смещалась. Да и приближаясь к станции, ничего подобного они не видели.
   Но если это голограмма, то куда лучше тех, какие ей доводилось видеть.
   Она разделась. В ногах кровати лежало аккуратно сложенное одеяло. Она его расстелила, легла на него и созерцала звездное великолепие, пока у нее не начало рябить в глазах. Светила сливались в одно смутное пятно. Анна натянула одеяло на себя и заснула.

2

   Генерал был у себя в кабинете, последнем из серии, которая протянулась (на моей памяти) через двадцать лет и уж не знаю через какое пространство. Все они более или менее одинаковы. Этот отличался новой голограммой.
   Она сменила стену напротив его рабочего стола. Никаких окон, ничего для конструирования или размышлений. Ковер кончался, а за ним зеленоватые волны накатывались на пляж из зеленовато-серого песка. Небо было грозовым и почти того же цвета, что и вода. В отдалении вздымались обрывы и парили крылатые твари. Совсем мне незнакомые.
   — Где это?
   — Один из заселенных миров. — Генерал умолк и поправился: — Один из миров, которые мы пробуем заселить.
   Я рассказал ему про жучков.
   — Они подслушивают женщин. Какая гадость!
   — Я же говорил тебе, что подслушивают и будут подслушивать.
   Он потянулся к ВС.
   — Надо сообщить моим теткам.
   — Я сказал Эттин Пер.
   — Ха! — Долгий выдох. — И что сказала она?
   — Рассердилась. Я сказал ей, что завтра к концу первого икуна их уберут.
   Он посмотрел мимо меня на голограмму.
   — Нам не следовало просить человека послать Перес Анну. Мы привносим человечье поведение — человечье кощунство и бесчестье — в места, которые неизменно следует беречь.
   — Скажи это своим тетушкам. Это они решили, что Сплетению необходимо получить сведения о человечьих женщинах.
   Направление его взгляда изменилось. Он следил за чем-то в голограмме. Я обернулся. Одна из летающих тварей опустилась на пляж. На крыльях у нее были когти, и она поползла по песку на манер летучей мыши — крупное животное с чешуйчатой кожей в серых, зеленых и коричневых пятнах. Клюв был оснащен множеством зубов, узких и острых.
   — Анна — разумный выбор. Мы ее знаем. Мы знаем, что к Людям она настроена не особенно враждебно. И она прямолинейна, первозащитник. Не знай я, что это не так, я бы назвал его птеродактилем.
   — Чем-чем?
   — Земное животное. Они вымерли вот уже — если я правильно помню — шестьдесят пять миллионов лет назад. Никто толком не сумел объяснить, как они взлетали и приземлялись.
   — Возможно, вот так, — заметил генерал, когда тварь подпрыгнула, захлопала крыльями и взлетела.
   Из журнала Сандерс Никласа и т.д.

3

   Ее разбудил запах жарящейся грудинки.
   Звезды исчезли: над собой она увидела простой белый потолок.
   Ванная примыкала к спальне, Анна забрала одежду, вымылась и оделась в другой брючный костюм, на этот раз серый (любимый цвет хвархатов) с желтой блузкой и серо-коричневыми агатовыми бусами. Золотые клипсы. И больше никаких украшений.
   Ее отражение выглядело не таким сердитым и усталым, как накануне. Даже, пожалуй, счастливым. Она улыбнулась себе. Помни, Анна, повторяла ее мать, улыбка всех делает красивей, и ты, улыбаясь, почувствуешь себя счастливее.
   Завтрак стоял на одном из столиков в большой комнате: полная кружка кофе, нож, вилка, тарелка с ломтиком (поджаренным) хлеба и рядом три куска поджаренной до хруста грудинки, а также квадрат чего-то вроде зеленого желе.
   Никлас стоял, прислонясь к стене, с кружкой кофе в руке.
   — Что это? — Она ткнула вилкой в зеленый квадрат.
   — Главным образом белок. Очень питательно. Вкуса не опасайтесь: он практически отсутствует.
   Анна съела кусочек. Относительно вкуса Никлас был абсолютно прав.
   — Если желаете углеводов, у меня имеется нечто желтое и… — Он помолчал. — И густое. Кажется, наиболее подходящее слово. Что касается вкуса, определить не берусь. Иногда я сказал бы «картон», но ведь я уже столько лет не ел картона!
   — Это человечья жратва, — сказала Анна.
   Он улыбнулся.
   — Грудинка настоящая, и кофе, и хлеб, но я подумал, что вам, возможно, будет интересно попробовать, что в подавляющем большинстве едят земляне, наши — по прелестному определению генерала — гости.
   Анна принялась за еду, он следил за ней, прихлебывая кофе.
   — Уберу потом, — сказал он, когда она кончила. — Нам пора.
   Они прошли через женскую половину, никого не встретив, и вышли за двойную дверь.
   В коридоре ждал хвархат — высокий, тощий, серый, в обычных шортах. Он шагнул им навстречу. В его движениях была какая-то странность, неуклюжесть. Людям не присущая.
   Он протянул левую руку, глядя на ладонь.
   — Так правильно? Я хочу обменяться рукопожатием.
   — Не та рука, — сказала Анна.
   Он протянул правую, и она ее пожала.
   — Как я? — осведомился хвархат.
   — Чересчур энергично. Давайте еще раз.
   Они повторили рукопожатие, Никлас следил за ними с нетерпеливой усмешкой.
   — Нам надо идти, Анна.
   Они повернулись и пошли дальше втроем. Ее первое впечатление от движений инопланетянина подтвердилось: они были плохо координированы. Такого хвархата она видела впервые.
   — Матс забыл представиться, — сказал Никлас. — Эйх Матсехар, наступающий. Иными словами он выше меня рангом и временно прикомандирован к штабу генерала. Главным образом для того, чтобы изучать землян. Вообще же он служит в художественном корпусе и является лучшим драматургом нынешнего поколения.
   — Лучший драматург — мужчина, — возразил Эйх Матсехар. — Амит Ашарил замечательный драматург и, возможно, не уступает мне, хотя сравнивать мужское и женское творчество невозможно.
   — Арбуз и свиной хрящик, — добродушно заметил Никлас.
   — Я знаю это выражение, — сказал инопланетянин. — Два ваши туземные лакомства, которые по неясной мне причине сравнению не подлежат.
   — Угу, — подтвердил Никлас.
   — А вы, — хвархат наклонил голову, глядя на нее искоса, — Перес Анна, последняя жертва Ники.
   — Что-о?
   — Об этом поговорим в другое время, — вмешался Никлас.
   — А почему не сейчас? — осведомился Эйх Матсехар.
   — Неизвестно, кто нас слушает.
   — Здесь? — Инопланетянин оглянулся. — Скорее всего никто. Да и что они услышат? Коридорную болтовню?
   — Может быть, — сказал Никлас.
   Они шли и шли по коридорам, совсем одинаковым: голые стены, плотные ковровые дорожки, все (как всегда) серое. Прохладный, почти холодный воздух пахнул металлом и инопланетянами. Их нагоняли, с ними расходились хвархаты, но их было меньше, чем накануне. Их делегация прибыла в час пересменки? Работают ли хвархаты посменно?
   Они вышли в коридор, охраняемый двумя солдатами с винтовками.
   — Это станция Переговоров-С-Врагом, — сказал Никлас. — То есть так переводится ее название. А это секция Переговоров-С-Врагом. Дальше вас проводит Матсехар. А мне надо заняться кое-чем другим.
   Она пошла с инопланетянином. Он проводил ее до комнаты, где уже собрались остальные делегаты, и ушел. Глава службы безопасности, худой, темнокожий человек в штатском костюме и со штатской прической, спросил:
   — Все нормально? — У него был певучий карибский выговор. — Капитан Мак-Интош.
   — Прекрасно. Я познакомилась с некоторыми женщинами.
   — О? — сказал помощник посла. — Иметь с ними дело легче, чем с мужчинами?
   — Не думаю, — ответила Анна.
   Он нахмурился.
   — Я надеялся услышать другое, Анна. Вы будете наблюдать переговоры отсюда. Никакие наши настояния не подействовали. Они не желают, чтобы вы присутствовали в зале заседаний, хотя сами же просили, что бы мы привезли вас в такую даль.
   Ее это вполне устраивало.
   Делегаты вышли гурьбой, дверь за ними закрылась, и Анна оглядела еще одну серую комнату с ковром. Единственное кресло стояло перед голой стеной. Обычное — широкое, низкое, слишком мягкое. Анна села, и стена перед ней исчезла. Теперь она смотрела в другую комнату, заметно больше той, в которой находилась она. Там двумя рядами друг против друга стояли кресла, совсем такие же, насколько она могла судить, как ее кресло. Они занимали середину комнаты, где больше не было ничего, кроме стен обычного цвета и без окон.
   Странно, подумала она, устраиваясь поудобнее. Люди как будто придерживались двух крайностей — унылой функциональности и того, что она видела на женской половине, где обстановка отличалась богатством красок и форм, изукрашенностью и чудесной выделкой. Мужской и женский стиль, и только? То есть их мужчины обречены на серые тона военных кораблей, а женщины живут среди ярких ковров и гобеленов, среди дерева, отливающего перламутром?
   Комната начала заполняться. Первыми через невидимую дверь вошли земляне, гуськом обогнули один ряд кресел и выжидающе встали каждый перед своим. Все это было обговорено и условлено: как кто войдет и где сядет.
   Хвархаты вошли с противоположной стороны. Они были в форме космических воинов. Сапоги были высокими, черными, глянцевыми и действительно дышали силой, надменностью, воинственностью. Куда внушительнее сандалий.
   Шедший впереди был заметно ниже тех, кто следовал за ним. Он обогнул второй ряд кресел и остановился перед креслом в середине, а затем обернулся к землянам, коренастый, очень широкий в плечах. Держался он очень прямо, как они все — она еще не видела хвархата, который горбился бы. Он обладал обычной хварской грацией движений и поз, но также чем-то еще. Только чем? Полной уверенностью в себе? Категоричностью? Анна подыскивала слово. Способность быть категорично точным. Остальные хвархаты встали справа и слева от него. Она узнала Хей Атала Вейхара, вставшего по левую руку невысокого чуть сзади. Все остальные хвархаты тоже стояли почти вплотную к креслам, чтобы невысокий один был впереди.
   Он быстро посмотрел по сторонам, проверяя, все ли его подчиненные заняли свои места, потом взглянул на посла землян и кивнул. Все сели одновременно, инопланетяне и земляне, после чего начались представления.
   Невысокий был назван Защитник-Очага-С-Честью Первый-Впереди Эттин Гварха. Генерал Ника чуть наклонил голову в сторону Хей Атала Вейхара, который служил переводчиком, но в остальном сохранял прямую позу и смотрел на землян с невозмутимым спокойствием. Или с равнодушием? Когда он заговорил по-хварски, она узнала его голос: глубокий мягкий бас, в котором прятался металл. Он ничем не выдал, что понимает английский, хотя это было уже известно всем.
   Вслед за представлениями начались речи.
   Наверное, она не подходит для такой работы. Подобные церемонии не для нее. Хорошо еще, что она тут, а не в зале. Она бы начала ерзать и думать о чем-нибудь поинтереснее. Жучки у нее в багаже, инопланетные интерьеры, сколько детей в среднем рожают хварские женщины. Странно! Псевдосифонофор она часами наблюдала в бухте, и это ей не надоедало. Возможно, потому, что они, насколько она могла судить, не лгали. Они действительно разрывались между страхом и побуждением к спариванию. Они действительно старались успокоить друг друга.
   Господи, как она тоскует по этой планете! С тех пор, как военная разведка увезла ее, она туда не возвращалась. Она на секунду закрыла глаза и вообразила, что стоит у борта бедного старого «Марка», который, наверное, все еще покоится на дне какого-нибудь подводного ущелья. Над ней синее небо, вокруг золотистые холмы. В прозрачной воде бухты повсюду колышутся псевдосифонофоры, а свет падает так, что можно рассмотреть их прозрачные тела.
   Заседание длилось четыре часа. Наконец все встали и разошлись согласно заранее разработанному протоколу. Голограмма исчезла. Дверь ос комнаты отворилась, и на пороге появился Эйх Матсехар.
   — А почему вас там не было? — спросила она, махнув на стену.
   — У меня нет способностей к переговорам. Я здесь, чтобы наблюдать и постараться понять. Если вы пойдете со мной, Перес Анна, я отведу вас туда, где ваши сотоварищи будут есть и разговаривать одновременно. Ники говорит, что у человеков это очень распространенный, почти повсеместный обычай, и я читал об этом в ваших пьесах. Например, сцена пира в «Макбете».
   Они пошли по коридору в направлении какой-то еще комнаты. Не станция, а лабиринт!
   Открылась еще дверь, и Эйх Матсехар сказал:
   — Я вернусь за вами через пол-икуна. Два часа с небольшим по вашему времяисчислению.
   — Вы читали «Макбета»? — спросила она.
   — Да. В оригинале и в переводе Ники. И подумал, что сумею что-то из этого сделать. Гетеросексуальность сюжетно неважна. Эта женщина, эта удивительная и ужасная женщина может быть матерью или сестрой. И тогда получится пьеса о честолюбии и кровопролитии, а это вполне пристойные темы и никого из зрителей не смутят. Но пока у меня ничего не выходит. Возможно, когда я понаблюдаю побольше ваших людей…
   После паузы он продекламировал:
   Способен ли весь океан Нептуна
   Смыть эту кровь с руки моей? Навряд ли.
   Моя рука окрасит ширь морскую,
   И красной станет зелень волн ее.
   — Вот это подлинная литература!
   С этими словами он указал на дверь, и Анна вошла.
   Комната была полна ее коллегами, которые уже расселись вокруг длинного и слишком низкого стола. Впрочем, стулья тоже были низкими. Посол, дородный уроженец Юго-Восточной Азии, без труда поднялся на ноги, говоря:
   — Мэм Перес, прошу вас сюда. Мне нужны сведения о хварских женщинах.
   Анна села между ним и его помощником, который ростом не уступал Никласу и скорчился на своем стуле в три погибели.
   Чарли и Стен. Она рассказала им о своей встрече с женщинами Эттина, одновременно расправляясь с псевдоуткой, сдобренной лимонной травой.
   Когда она кончила, Чарли положил палочки на тарелку и откинулся.
   — Здесь находится Никлас Сандерс. Почему они не используют его в переговорах?
   — Какое это имеет значение? — спросила Анна.
   — Не знаю. И не собираюсь придавать Сандерсу особую важность. Вы по опыту знаете, что из этого воспоследовало. Если бы ВР держала свои лапы при себе, мы могли бы уже заключить договор. Вообще-то у нас есть причины быть ему благодарными. Я убежден, что пользоваться кухней мы можем не без его участия. Все снабжено инструкциями по-английски, подробными и четкими. Возможно, ему следовало бы писать научно-популярные книги.
   — Что должна делать я? — спросила Анна.
   — То, что уже делаете. Разговаривайте с инопланетянками. Разговаривайте с Никласом Сандерсом. Докладывайте об этом. Я уверен, что мало-помалу нам станет ясно, почему инопланетяне просили прислать именно вас, а также какую роль в переговорах играют эти, судя по вашим словам, необыкновенные женщины.
   — Меня, — сказал Стен, — озаботило утверждение этого человека, что станция, где мы находимся, была построена специально для переговоров с нами. Возможно ли подобное, капитан Мак-Интош? Мы бы сумели?
   — Не знаю. Но и знай я, такая информация засекречена. — Он помолчал. — Если это правда, то достижение внушительно. Думаю, это я сказать могу, еще… Мне трудно поверить, что станция почти пуста. Будь у меня столько помещений, я бы сумел ими распорядиться.
   Стен тревожно нахмурился. Чарли сказал:
   — Постараемся избегать неосновательных предположений. Что делают хвархаты со своими станциями в своем секторе космоса, нас не касается.
   Анна ушла после желе и черного кофе по-азиатски, сваренного с сахаром и сгущенным молоком.
   Эйх Матсехар ждал в коридоре, такой же невозмутимый и терпеливый, как остальные хвархаты. И только когда он пошевелился, она вновь заметила не хварскую неуклюжесть. Они пошли назад по коридорам.
   Примерно на полдороге она спросила:
   — Что вы подразумевали, сказав, что я последняя жертва Ники?
   — Раз он не хочет, чтобы я разговаривал в коридорах, я не стану, — ответил инопланетянин. — Хотя и думаю, что он ошибается, потому что не понимает правил шпионажа. Для всего есть правила, хотя вы, человеки, словно бы этого не понимаете. Как в результате вам должно быть трудно жить!
   Он оставил ее перед высокой двойной дверью. Анна вошла и по широкому, увешанному гобеленами коридору направилась к своим комнатам.
   В большой Никлас разговаривал с каким-то инопланетянином. Оглянувшись на нее, он сказал:
   — Анна, это начальник службы безопасности генерала. Ему хотелось бы проверить, нет ли на вас подслушивающих устройств. С вашего разрешения, разумеется.
   Она кивнула, Никлас что-то сказал, и инопланетянин поднял руку, в которой держал что-то вроде серебристого пистолета с дулом раструбом, как у старинных мушкетонов. На стволе тускло подмигивали лампочки. Он начал водить пистолетом вокруг нее, ни разу не коснувшись ее и ни разу не подняв головы настолько, чтобы встретиться с нею взглядом. Прибор пару раз мелодично зазвенел, лампочки замигали ярче и чаще.