Я решил вернуться к себе и заняться ведением дневника. Но, не найдя нужных слов, я так и отложил его в сторону.
Мира вернулась минут через сорок, выглядела она утомленной, но вполне довольной собой.
- Как все прошло? - осведомился я, рассматривая ее. Под глазами у нее появились темные тени, а между бровей пролегла вертикальная складка.
- Княгиня все время держалась за руку Грушеньки, - улыбаясь сказала индианка, - но уже довольно скоро почувствовала себя так хорошо, что даже перестала бояться. Сейчас Ольга Павловна спит, - добавила она. - Я приготовлю ей отвар из целебных трав... Она обязательно поправится! Конечно, княгиня не выздоровеет совсем, но такие приступы больше не будут повторяться!
- Тебе надо бы отдохнуть, - сказал я Мире, когда та устало рухнула в кресло.
- Я почти не устала, - сказала она и закрыла глаза. Однако выспаться ей так и не удалось. В дверь снова постучали.
- Кто там? - сонным голосом осведомилась индианка.
- Барышня Мира, это я! - узнал я Грушенькин голос.
- Входи! - велела ей Мира.
Грушенька впорхнула в спальню, как птичка. Экономка княгини в отличие от Миры выглядела посвежевшей и отдохнувшей. Глаза у нее блестели, губы цвели в улыбке, на щеках играл здоровый румянец, сама она лучилась радостью и весельем.
- Что с тобой? - искренне поинтересовался я.
- Ничего, - девушка скромно потупила глазки. - Барышня Мира, обратилась она к моей возлюбленной, - я обещала показать вам моего жениха...
- И что? - спросила Мира. - Он здесь?
- Да, - закивала Грушенька.
Я вспомнил, что Мира что-то там увидела про него на картах.
- Ну так веди его сюда! - велела моя индианка. - Кто он?
- Деревенский кузнец, - сказала девушка, - Кузьма!
- Барыня-то тебе позволила? - осведомился я.
- Ну так она же спит, - хихикнула Грушенька. - Он нас внизу дожидается, у входа. Как только дорогу из деревни расчистили, Кузьма мигом в усадьбу и примчался! - весело проговорила она.
- Ты не знаешь, а другие дороги расчистили? - осведомилась Мира, глаза у нее сверкнули надеждой.
- Нет еще, - огорчила ее Грушенька. - Как только можно будет выехать, Никита Дмитриевич сразу вас известит. А вы уже, барышня, нас покинуть торопитесь? - опечалилась девушка. Заметно было, что Грушенька сильно к ней привязалась.
- Я скучаю по дому, - ответила Мира.
Невольно мне подумалось, что моя индианка почти не тосковала по родине. Мой дом, к счастью, сделался для нее родным.
- Ну, я пойду? - как-то несмело спросила Грушенька.
- Конечно, - кивнула Мира.
Не прошло и десяти минут, как Грушенька привела своего жениха. Кузьма оказался высоким, светловолосым парнем в длинной темно-коричневой чуйке и высоких кожаных сапогах. Шубу свою он снял и держал в руках.
Кузьма с интересом осматривался по сторонам.
- Это барышня Мира, а это - Яков Андреевич, - представила ему нас Грушенька.
Мы мирно с ним побеседовали и уже собрались было распроститься, как он неожиданно спросил:
- А что это за господин, который все время курит? Я с ним на лестнице столкнулся - Кузьма прищурил оба своих веселых, светло-зеленых глаза.
- Пан Гродецкий, - ответил я.
- Не русский, что ли? - спросил кузнец.
- Поляк, - тихо промолвила Мира.
- Я видел его с неделю назад у нас в деревне, - задумчиво произнес Кузьма, - только он был одет иначе...
- А ты уверен, что это - он? - насторожился я.
- Само собою, - не раздумывая ответил Кузьма. - Такой взгляд-то разве забудешь?!
Мы с Мирой переглянулись. Индианка торжествовала, весь вид ее будто кричал: "Ну, что я вам говорила?!"
- Я что-то не то сказал? - не понял Кузьма.
- Да он не со зла, - вступилась Грушенька за милого друга.
- Ну что ты, - поспешил я успокоить ее. - Твой жених нам очень даже помог!
- А при чем здесь пан Станислав Гродецкий? - спросила она испуганно. - Неужели это он Николая Николаевича?.. - ужаснулась она, всплеснув руками.
- С чего ты взяла? - осведомился я.
- Не знаю, - пожала плечами Грушенька. - А что ему в деревне-то нашей понадобилось? - спросила она. - Да к тому же еще и ряженому?!
- Ну, - протянул я задумчиво, - мало ли какие у человека бывают дела? - мне не хотелось расстраивать Грушеньку раньше времени. Впрочем, я и сам не особенно верил в то, что говорил. Какие, собственно, дела могли быть у польского аристократа в русской деревне?! Но, тем не менее, мне казалось, что я не должен был обвинять Гродецкого раньше времени. По крайней мере, мне надо было предоставить ему какую-то возможность оправдаться. Но я не решился бы расспросить пана Станислава в открытую, поэтому мне предстояло выдумать какой-нибудь обходной маневр, чтобы прояснить сложившуюся в имении ситуацию.
- Ну, Яков Андреевич, что вы об этом думаете? - осведомилась Мира, как только Грушенька со своим кузнецом нас покинули.
- Думаю, что мне придется еще раз переговорить с Гродецким, - ответил я.
- И вы полагаете, что он вам признается? - засомневалась Мира.
- Нет, - я покачал головой в ответ, - но этим он только докажет свою причастность к этому делу!
После обеда мы остались с Гродецким в гостиной. Он, как всегда, завел ничего не значащий, пустой, светский разговор. Речь в очередной раз зашла о мой кузине Зизевской. Мне оставалось только надеяться, что Медведев не появится неожиданно из-за какого-нибудь угла и уличит меня в обмане.
- Так, значит, - осведомился я, - вы, господин Гродецкий, совсем не покидали Петербурга?
- Но почему же? - возразил пан Станислав. - Некоторое время я жил в Москве...
- И как вам она? - поинтересовался я. У меня уже не оставалось сомнений, что он ни словом не обмолвится о деревне, которую ему совсем недавно довелось посетить инкогнито.
- Москва? Да что о ней говорить... Большая деревня... - ответил Гродецкий. Я с трудом удержался от смеха, когда услышал этот ответ. Мне оставалось только надеяться, что слова кузнеца Кузьмы подтвердит кто-нибудь еще, и тогда я смогу, образно говоря, прижать Гродецкого к стенке.
Спустя полчаса я вернулся в комнату Миры, где она хлопотала над своим магическом ящиком, где хранились ее "волшебные" травы. Грушенька стояла в сторонке и внимательно наблюдала за тем, что делает моя индианка.
Мира извлекла из коробки бархатный красный мешочек и высыпала сухую траву в большую серебряную кружку.
- Как чувствует себя Ольга Павловна? - поинтересовался я.
- Ей стало значительно лучше, - ответила Грушенька. - Я даже и не предполагала, что такое возможно, - сказала она.
- Я пойду на кухню за кипятком, - промолвила Мира.
- Барышня, я вас провожу, - вызвалась Грушенька.
- Не надо, - отмахнулась моя индианка.
- Я боюсь за вас, - ответила Грушенька. - Позвольте мне, я вас все-таки провожу, - попросила она.
- Ну, хорошо, - устало проговорила Мира.
- Можно мне с вами? - осведомился я.
- Если желаете, Яков Андреевич, - пожала плечами моя индианка.
Первой в спальню княгини зашла, как и полагалось, ее экономка. Через несколько секунд ее милое личико появилось в дверях.
- Проходите! - махнула она рукой.
Мира повиновалась, и я поспешил за ней. В руках моя индианка сжимала кружку с отваром.
У постели больной дежурил Агастья, казалось, что Ольга Павловна совсем перестала его бояться. Она утопала под пуховыми одеялами.
- Добрый день, - проговорила княгиня, увидев нас. По-моему, она даже обрадовалась.
- Как вы себя чувствуете? - осведомился я.
- Намного лучше, - подкашливая проговорила Титова. - Ваша индианка просто сокровище! - усмехнулась она.
- Я рад, что вы, наконец, оценили ее по достоинству, - ответил я. Кажется, замысел Миры увенчался успехом, и я мог вздохнуть с облегчением.
- Отвернитесь! - приказала княгиня.
Я исполнил ее приказание, тем временем Грушенька подала ей домашнее платье.
- Можете поворачиваться, - наконец-то позволила мне Ольга Павловна.
Я обернулся. Мира протягивала княгине кружку с отваром хариды. Ольга Павловна сделала несколько больших глотков и поморщилась.
- Горько, - хрипло проговорила она.
- Надо немного потерпеть, - улыбнувшись сказала Мира.
- Понимаю, - недовольно произнесла княгиня.
Я вглядывался в ее лицо. Выглядела княгиня Ольга Павловна значительно лучше. Лихорадка больше не била ее, кровавый кашель закончился. Мне показалось, что даже круги под глазами княгини уменьшились.
- Вы и впрямь пошли на поправку, - заметил я.
- Стараниями вашей индианки, - ответила княгиня Титова. Она уселась в кровати, Грушенька подложила ей под спину предварительно взбитую подушку.
- Как же я устала! - покачала головой Ольга Павловна. - Совсем превратилась в старую развалину, - вздохнула она. - То ли дело раньше?! посетовала княгиня. - Мы познакомились с Николаем Николаевичем, когда он вернулся из Польши, - пустилась Титова в воспоминания. - Il me faisait ta cour, - улыбнулась она.
Говоря откровенно, мне трудно было представить, чтобы за ней кто-нибудь "волочился". Однако я оставил свое мнение при себе.
- И часто Николай Николаевич в Польше бывал? - поинтересовался я.
- Часто! - махнула рукой больная. - Он у меня вообще путешествовать любил... Кстати, - интригующе улыбнулась она, - вы знаете, Яков Андреевич, - обратилась ко мне Титова, - что князь состоял в ордене вольных каменщиков?
- Вам и об этом известно? - удивленно осведомился я, невольно оглядываясь по сторонам. Я заметил, что Агастья заинтересованно уставился на меня.
- Да, - кивнула княгиня, - иногда он пускался в откровения...
Признаюсь, мне трудно было себе представить, насколько князь Николай Николаевич был откровенен с княгиней. Однако я подозревал, что она имела некоторое влияние на мужа.
- Одно время, - продолжала Титова, - он даже примкнул к какой-то тайной польской организации... Правда это было уже спустя лет двадцать после нашей с ним свадьбы, - сказала она, - дай Бог памяти, году... в тысяча восемьсот десятом.
- В самом деле? - искренне заинтересовался я. - А к какой именно, вы случайно не знаете?
- Ну... - задумчиво протянула княгиня, оправляя кружево на манжетах. Ольга Павловна наморщила лоб, пытаясь припомнить название, - по-моему... Нет, не помню! - огорчилась она.
Неожиданно меня осенило:
- Случаем, не к "Восточной звезде" ?
- Боюсь соврать, - проговорила княгиня Титова, - но, кажется, да!
- О чем это вы ведете речь? - спросил Агастья.
- О! - воскликнула Мира. - Это большая тайна! Нечто вроде наших ведических ритуалов, - объяснила она и что-то шепнула ложному брахмачарину на ухо. Агастья сделал понимающее лицо, собрал свои лекарские принадлежности в маленький черный саквояжик и вышел вместе с Мирой из комнаты Ольги Павловны.
- Ох уж мне эти тайны! - усмехнулась княгиня. - Я никогда не одобряла в этом вопросе князя, - проговорила она. - Хотя, - Ольга Павловна задумалась, - говорят, что сам Александр I втайне принадлежал к Великому польскому востоку...
До меня тоже доходили эти слухи, поговаривали, что Император даже делал весьма щедрые пожертвования на нужды польского братства. Однако в настоящее время государственная политика несколько изменилась...
- Но это было довольно давно, - заметил я.
- Да, - согласилась Ольга Павловна, - Николай Николаевич тоже в корне изменил свои взгляды!
- Но вы говорили, что ваш супруг не посвящал вас в государственные дела...
- Я вам не доверяла, - призналась княгиня. - Но ваша протеже спасла мне жизнь!
Мысленно я возблагодарил мою милую Миру, которая, можно сказать, рискуя собственной жизнью, повела себя исключительно мудро.
- И каковы же были взгляды вашего мужа? - вкрадчиво поинтересовался я, моля Всевышнего о том, чтобы княгиня Титова не замолчала.
- Ну... - княгиня Ольга Павловна закашлялась, - вы как друг покойного Николая Николаевича знаете, наверное, - она пристально посмотрела в мою сторону, - что Государь, поддерживая польских масонов, преследовал цель слияния Литвы и Польши?
- Разумеется, - уверенно ответил я. Хотя, если быть до конца откровенным, то следует сказать, что мне об этом деле было почти ничего не известно, потому как о Виленских ложах я имел весьма скудное представление.
- Так вот, - продолжала княгиня Ольга Павловна, - польско-литовская масонская уния состоялась, но в планы нашего Императора больше не входило расширение Царства Польского, - вдова снова откинулась на подушки, у нее заныла спина. - Николай Николаевич одним из первых усомнился в правильности этой политики, - добавила она, переведя дух, - а Его Императорское Величество Александр Павлович всегда прислушивался к мнению Николая Николаевича, который к тому времени уже вступил в ряды петербургской ложи "Астреи", - печально вздохнула княгиня, - которая имела своими намерениями подчинить себе Литовские ложи...
- Вы так осведомлены! - изумился я.
- Николай Николаевич держал меня у себя в наперсницах, - горько усмехнулась Титова. Я заметил, что на глаза у нее вновь стали наворачиваться слезы. Мне не хотелось расстраивать княгиню, но я не мог прекратить этот разговор. Мне пришло в голову, что Гродецкий вполне мог из-за всего выше перечисленного иметь зуб на покойного князя.
- Вы рассказали мне очень интересные вещи, - произнес я в ответ.
- Да полноте, Яков Андреевич, - отмахнулась княгиня, - мне же известно, что и вы каким-то образом причастны ко всему этому, - сказала она. - Ведь вы - масон? - Ольга Павловна посмотрела на меня в упор своими темными, внимательными глазами.
- Да, - честно ответил я.
- Вы полагаете, что князя убили из-за того, что он принадлежал к этому вашему тайному братству? - строго спросила княгиня.
- Я не могу сейчас ответить на ваш вопрос, - сказал я княгине. - К тому же, - добавил я, - вам сейчас очень вредно волноваться! Дайте всему свой срок, и все вскорости встанет на свои места. Как известно, все тайное рано или поздно становится явным!
Я поблагодарил Ольгу Павловну за то, что она сочла возможным уделить мне внимание, пожелал ей скорейшего выздоровления и откланялся с твердым намерением осмотреть архив Николая Николаевича. Я даже питал надежды на то, что княгиня Титова сама соизволит вручить мне от него ключ.
Надежды меня не обманули. Я попросил мою Миру посодействовать мне в этом вопросе.
- Вы собираетесь обыскивать княжеский кабинет? - изумилась она. - А если вас застанет за этим делом Лаврентий Филиппович?!
- Тогда не сносить мне головы! - усмехнулся я.
- Вы все шутите, Яков Андреевич, - покачала головою моя индианка, - а я за вас очень переживаю, - укоризненно проговорила она.
- И напрасно, - ответил я, нежно коснувшись рукою ее щеки. - Пока мне еще ничего не угрожает!
- Что вы хотите отыскать в кабинете Титова? - осведомилась она.
- Доказательства! - воскликнул я.
- Какие еще доказательства? - поинтересовалась Мира.
- Вины Гродецкого, разумеется, - ответил я.
Мира исполнила мою просьбу. Княгиня Ольга Павловна не сумела перед ней устоять, и я оказался обладателем заветного ключа от княжеского кабинета.
Я повернул ключ в замке, скрипнула дверь, и мне удалось войти в эту святая святых имения Титовых. Кабинет князя Николая Николаевича оказался просторной, светлой комнатой, изысканной и со вкусом обставленной. Я зажег несколько свечей в бронзовых канделябрах и принялся, наконец, за дело. Я искал подтверждение того, что князь Титов где-то перешел дорогу пану Гродецкому, который, как я подозревал, мнил себя патриотом и спасителем отчизны.
Стены комнаты были затянуты нежно-голубым шелком с акварельной китайской росписью. Возле одной из них примастился ломберный столик, на котором красовался светильник с лепным золоченым обрамлением в виде вьющихся побегов, и стулья из мастерской господина Гамбса. Такие же совсем недавно я приобрел у этого знаменитого петербургского мебельщика для своего кабинета.
У окна стоял красивый, дорогой секретер из наборного дерева. К нему-то я первым делом и направился.
Мои ожидания не обманули меня: в секретере и в самом деле располагался архив князя Титова. В частности, это была его личная и государственная переписка. Однако сколько я не рылся в этих бумагах, но так и не обнаружил ничего, что хоть как-нибудь указывало бы на связь Николая Николаевича с Гродецким или на его отношение к вопросу о воссоединении Польши с Литвой.
Тогда я оставил в покое архив Титова и принялся осматривать стены кабинета на предмет какого-нибудь хорошо запрятанного тайника. По личному опыту я знал, что он мог располагаться в какой-нибудь нише в стене, за полкой, скульптурой или картиной. К примеру, в моем петербургском особняке на Офицерской улице такой вот тайник располагался за картиной Гвидо Рени, и о его существовании не догадывалась даже моя милая Мира.
Конечно я допускал, что пан Гродецкий вполне мог проникнуть в эту комнату раньше меня и выкрасть из княжеского архива необходимые ему документы. Существовала так же вероятность того, что Станислав мог обнаружить и тайник, если таковой вообще имелся в этом кабинете в наличии. К тому же я помнил и о Колганове, который уже искал здесь свои долговые расписки...
Но, наконец, удача все-таки улыбнулась мне. Тайник оказался встроенным в консоли, замаскированной за лепниной светильника. Мне даже удалось его открыть, повернув пластину в стене, потому как я был в некотором роде знаком с кое-какой механикой.
В тайнике действительно лежали некоторые бумаги. Я извлек их на Божий свет и взялся за их изучение, устроившись на стуле с высокой спинкой за скромным ломберным столиком.
Бумаги оказались брульонами - черновиками писем князя Титова к Его Императорскому Величеству Александру I и к генералу Александру Рожнецкому, шефу жандармов и начальнику тайной польской полиции. В них князь недвусмысленно высказывался о том, что не следует допускать расширения границ польского государства за счет территорий Литвы. Здесь же он оговаривался и о Вилленских ложах, которые, по его мнению, ни в коем случае не должны были быть присоеденены к Великому польскому востоку, тем более, что Великая Петербургская ложа "Астрея" к которой он имел честь принадлежать, вознамерилась взять их под свой протекторат. Кроме того князь высказывался вообще за запрещение польских тайных национальных организаций, в чем он был абсолютно солидарен со своим тезкой графом Николаем Николаевичем Новосильцевым, который с тысяча восемьсот тринадцатого года фактически управлял Царством Польским и отличался, по мнению поляков, особенной жестокостью.
Лично меня интересовал вопрос: успел ли Николай Николаевич отправить своим адресатам оригиналы? Судя по датам черновиков, ответ сам собою напрашивался определенно положительный. Этим, по моему мнению, князь Титов и подписал себе смертный приговор.
Я положил брульоны на место и вытащил из тайника какую-то потертую, старенькую тетрадь. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил, что держу в руках дневник Николая Николаевича Титова. Судя по всему, он, так же, как и я, прислушивался к советам Иоанна Масона, завещавшего нам вести дневник с целью исповедания.
Я с трепетом открыл его, перелистал первые, исписанные мелким бисерным почерком страницы, где речь шла о юности Николая Николаевича, о его путешествиях, любовных увлечениях и вообще далах давно минувших дней, и остановился на странице, где, к своему великому изумлению, заметил собственное имя, обведенное довольно жирной чертой.
- Ну и ну! - прошептал я и углубился в любопытное чтение.
Князь Николай Николаевич писал, что уже отправил письма с изложением своего мнения касательно польского вопроса в капитул ложи, Александру Рожнецкому и самому Его Императорскому Величеству Александру I. Я мысленно отметил, что Владислав Гродецкий все-таки не успел вовремя избавиться от Титова, и судьба его отчизны решилась росчерком княжеского пера. Князь настаивал на том, что Великий польский восток приобрел непростительно большое влияние. Достаточно было упомянуть о том, что под его властью находились некоторые французские, немецкие и другие иностранные ложи. Он подчеркивал, что польские масоны преклоняются перед Александром, как когда-то - перед Наполеоном, и от них не приходится ждать совсем ничего хорошего!
Николай Николаевич резко отзывался на страницах своей тетради и о Гродецом. Он подозревал его в самых смертных грехах и намеревался держать поляка под наблюдением. Я подумал о том, что, если мои догадки были верны, то князь Титов его все-таки недооценил, раз пригласил в родное имение на Рождество, да еще и не побеспокоился элементарно о собственной безопасности.
Здесь же шла речь и обо мне: Николай Николаевич предполагал, почему-то, что я могу быть как-то связан с Гродецким. Эта мысль привела меня в полное недоумение. Я невольно подумал о том, что, значит, и Кутузов считает также, поэтому-то он и прислал следить за мною в имение Лаврентия Филипповича Медведева.
Николай Николаевич Титов ссылался на достоверное донесение какого-то своего информатора. Я поклялся себе, что если только выберусь из этой переделки живым, то обязательно его разыщу. Что-то подсказывало мне, что этот информатор тоже был из числа польских масонов, о чем, судя по всему, было неизвестно Ивану Сергеевичу Кутузову и князю Николаю Николаевичу Титову.
Здесь же Титов упоминал о том, что именно Гродецкий рекомендовал ему пригасить в имении двух индусов Мадхаву и Агастью, выдававших себя в салоне Божены Феликсовны Зизевской за брахманов. Поэтому Николай Николаевич подозревал, что эти двое тоже как-то были связаны с Великим польским востоком, в связи с чем он и послушался Гродецкого, чтобы выйти с их помощью на меня через Миру. Титов считал, что я обязательно выдам себя, а моя связь с индианкой, по его мнению, только доказывала мое предательство. К тому же его информатор, имени которого князь не называл, уверил его в том, что Мира водит знакомство с Гродецким и поддерживает связь со своими соплеменниками. Поэтому-то Николай Николаевич и посоветовал Кутузову обязательно меня с ним познакомить. Он и предположить не мог, что индусы станут смертельно опасной приманкой для него, а не для меня!
Титов уповал на то, что у Миры удастся что-нибудь выведать. К тому же он полагал, что пана Гродецкого следует держать подальше от Варшавы и Петербурга, а для этого, по мнению Николая Николаевича, его собственное имение подходило как нельзя лучше! Он не учел, что у Станислава Гродецкого могут быть совсем иные планы на этот счет.
Следующая страница заинтересовала меня не меньше предыдущих. На ней князь писал о том, как познакомился с Гродецким. Оказалось, что это случилось в Индии в лавке у одного известного ювелира, где они оба покупали жемчужины...
Значит, вторая жемчужина, как я и предполагал, принадлежала Гродецкому. И тем не менее, у меня были только косвенные доказательства его вины. Однако я решил оставить при себе дневник Николая Николаевича и надосуге, возможно, показать его Лаврентию Филипповичу. Но мне нужно было выбрать укромное место, чтобы Гродецкий его не обнаружил.
Я закрыл кабинет покойного Николая Николаевича на ключ и вернулся к себе. У меня в очередной раз возникла идея обыскать комнату поляка. До сей поры мне так и не удавалось ее осуществить.
Я убрал тетрадку Титова в ящик письменного стола, туда, где лежал и мой дневник, ведение которого я совсем в последние дни забросил. Я также запер его на ключ.
В дверь постучали. Я вздрогнул от неожиданности, потому как был занят своими мыслями.
- Войдите! - воскликнул я.
Дверь приоткрылась, и на пороге возникла моя индианка.
- Ты не видела Кинрю? - осведомился я.
- Он в гостиной, - ответила Мира, - играет с Сысоевым в вай Ки, усмехнулась она. - Никита Дмитриевич сильно нервничает!
- Да, я еще не встречал человека, которому бы удалось обыграть Золотого дракона в вай Ки.
- Пан Гродецкий тоже там? - осведомился я.
- Нет, - ответила индианка, - поляка я в гостиной не видела, - она покачала головой.
- А жаль, - разочарованно протянул я. - Мне нужно, чтобы пан Станислав на какое-то время оставил свою комнату пустовать...
- Вы снова что-то задумали, - догадалась Мира. - Этот человек опасен! - взволнованно проговорила индианка. - По-моему, Яков Андреевич, вы играете с огнем, - добавила она.
- Тебе ли об этом говорить?! - воскликнул я.
- Ну, ладно! Ладно! - замахала моя Мира руками. - Попросите Кинрю, он затуманит поляку голову своей императорской игрой!
- А это чудесная мысль! - заметил я.
- Я рада, Яков Андреевич, что вы оценили мою идею по достоинству, заулыбалась Мира.
***
VII
***
Итак, я попросил моего Золотого дракона отвелечь господина Гродецкого, который последнее время старался особенно не показываться никому на глаза. Я чувствовал, что он виновен в гибели князя, но мне пока не предоставилось ни единой возможности доказать вину пана Станислава. Единственной своей огромной удачей я считал находку дневника князя Титова. По крайней мере мне теперь было ясно, как ко мне относится Иван Сергеевич Кутузов, командор Красного креста, член капитула ордена "Золотого скипетра", которого я считал своим другом и наставником. Именно он когда-то вручил мне пятиконечную звезду масона - Подмастерья... Сколько времени утекло с тех пор?!
Мой дорогой Кинрю, как всегда, не сумел мне отказать и отправился к господину Гродецкому, коротавшему в одиночестве часы, оставшиеся до ужина. Я не знаю, как ему удалось убедить пана Станислава, но спустя четверть часа тот уже сидел в гостиной и играл с Юкио Хацуми в вай Ки.
Тем временем я отправился в людскую, так как лакей Григорий сказал мне, что там я смогу увидеть Грушеньку, у которой я надеялся раздобыть ключи от комнаты Гродецкого, тщательно ее запиравшего.
Мира вернулась минут через сорок, выглядела она утомленной, но вполне довольной собой.
- Как все прошло? - осведомился я, рассматривая ее. Под глазами у нее появились темные тени, а между бровей пролегла вертикальная складка.
- Княгиня все время держалась за руку Грушеньки, - улыбаясь сказала индианка, - но уже довольно скоро почувствовала себя так хорошо, что даже перестала бояться. Сейчас Ольга Павловна спит, - добавила она. - Я приготовлю ей отвар из целебных трав... Она обязательно поправится! Конечно, княгиня не выздоровеет совсем, но такие приступы больше не будут повторяться!
- Тебе надо бы отдохнуть, - сказал я Мире, когда та устало рухнула в кресло.
- Я почти не устала, - сказала она и закрыла глаза. Однако выспаться ей так и не удалось. В дверь снова постучали.
- Кто там? - сонным голосом осведомилась индианка.
- Барышня Мира, это я! - узнал я Грушенькин голос.
- Входи! - велела ей Мира.
Грушенька впорхнула в спальню, как птичка. Экономка княгини в отличие от Миры выглядела посвежевшей и отдохнувшей. Глаза у нее блестели, губы цвели в улыбке, на щеках играл здоровый румянец, сама она лучилась радостью и весельем.
- Что с тобой? - искренне поинтересовался я.
- Ничего, - девушка скромно потупила глазки. - Барышня Мира, обратилась она к моей возлюбленной, - я обещала показать вам моего жениха...
- И что? - спросила Мира. - Он здесь?
- Да, - закивала Грушенька.
Я вспомнил, что Мира что-то там увидела про него на картах.
- Ну так веди его сюда! - велела моя индианка. - Кто он?
- Деревенский кузнец, - сказала девушка, - Кузьма!
- Барыня-то тебе позволила? - осведомился я.
- Ну так она же спит, - хихикнула Грушенька. - Он нас внизу дожидается, у входа. Как только дорогу из деревни расчистили, Кузьма мигом в усадьбу и примчался! - весело проговорила она.
- Ты не знаешь, а другие дороги расчистили? - осведомилась Мира, глаза у нее сверкнули надеждой.
- Нет еще, - огорчила ее Грушенька. - Как только можно будет выехать, Никита Дмитриевич сразу вас известит. А вы уже, барышня, нас покинуть торопитесь? - опечалилась девушка. Заметно было, что Грушенька сильно к ней привязалась.
- Я скучаю по дому, - ответила Мира.
Невольно мне подумалось, что моя индианка почти не тосковала по родине. Мой дом, к счастью, сделался для нее родным.
- Ну, я пойду? - как-то несмело спросила Грушенька.
- Конечно, - кивнула Мира.
Не прошло и десяти минут, как Грушенька привела своего жениха. Кузьма оказался высоким, светловолосым парнем в длинной темно-коричневой чуйке и высоких кожаных сапогах. Шубу свою он снял и держал в руках.
Кузьма с интересом осматривался по сторонам.
- Это барышня Мира, а это - Яков Андреевич, - представила ему нас Грушенька.
Мы мирно с ним побеседовали и уже собрались было распроститься, как он неожиданно спросил:
- А что это за господин, который все время курит? Я с ним на лестнице столкнулся - Кузьма прищурил оба своих веселых, светло-зеленых глаза.
- Пан Гродецкий, - ответил я.
- Не русский, что ли? - спросил кузнец.
- Поляк, - тихо промолвила Мира.
- Я видел его с неделю назад у нас в деревне, - задумчиво произнес Кузьма, - только он был одет иначе...
- А ты уверен, что это - он? - насторожился я.
- Само собою, - не раздумывая ответил Кузьма. - Такой взгляд-то разве забудешь?!
Мы с Мирой переглянулись. Индианка торжествовала, весь вид ее будто кричал: "Ну, что я вам говорила?!"
- Я что-то не то сказал? - не понял Кузьма.
- Да он не со зла, - вступилась Грушенька за милого друга.
- Ну что ты, - поспешил я успокоить ее. - Твой жених нам очень даже помог!
- А при чем здесь пан Станислав Гродецкий? - спросила она испуганно. - Неужели это он Николая Николаевича?.. - ужаснулась она, всплеснув руками.
- С чего ты взяла? - осведомился я.
- Не знаю, - пожала плечами Грушенька. - А что ему в деревне-то нашей понадобилось? - спросила она. - Да к тому же еще и ряженому?!
- Ну, - протянул я задумчиво, - мало ли какие у человека бывают дела? - мне не хотелось расстраивать Грушеньку раньше времени. Впрочем, я и сам не особенно верил в то, что говорил. Какие, собственно, дела могли быть у польского аристократа в русской деревне?! Но, тем не менее, мне казалось, что я не должен был обвинять Гродецкого раньше времени. По крайней мере, мне надо было предоставить ему какую-то возможность оправдаться. Но я не решился бы расспросить пана Станислава в открытую, поэтому мне предстояло выдумать какой-нибудь обходной маневр, чтобы прояснить сложившуюся в имении ситуацию.
- Ну, Яков Андреевич, что вы об этом думаете? - осведомилась Мира, как только Грушенька со своим кузнецом нас покинули.
- Думаю, что мне придется еще раз переговорить с Гродецким, - ответил я.
- И вы полагаете, что он вам признается? - засомневалась Мира.
- Нет, - я покачал головой в ответ, - но этим он только докажет свою причастность к этому делу!
После обеда мы остались с Гродецким в гостиной. Он, как всегда, завел ничего не значащий, пустой, светский разговор. Речь в очередной раз зашла о мой кузине Зизевской. Мне оставалось только надеяться, что Медведев не появится неожиданно из-за какого-нибудь угла и уличит меня в обмане.
- Так, значит, - осведомился я, - вы, господин Гродецкий, совсем не покидали Петербурга?
- Но почему же? - возразил пан Станислав. - Некоторое время я жил в Москве...
- И как вам она? - поинтересовался я. У меня уже не оставалось сомнений, что он ни словом не обмолвится о деревне, которую ему совсем недавно довелось посетить инкогнито.
- Москва? Да что о ней говорить... Большая деревня... - ответил Гродецкий. Я с трудом удержался от смеха, когда услышал этот ответ. Мне оставалось только надеяться, что слова кузнеца Кузьмы подтвердит кто-нибудь еще, и тогда я смогу, образно говоря, прижать Гродецкого к стенке.
Спустя полчаса я вернулся в комнату Миры, где она хлопотала над своим магическом ящиком, где хранились ее "волшебные" травы. Грушенька стояла в сторонке и внимательно наблюдала за тем, что делает моя индианка.
Мира извлекла из коробки бархатный красный мешочек и высыпала сухую траву в большую серебряную кружку.
- Как чувствует себя Ольга Павловна? - поинтересовался я.
- Ей стало значительно лучше, - ответила Грушенька. - Я даже и не предполагала, что такое возможно, - сказала она.
- Я пойду на кухню за кипятком, - промолвила Мира.
- Барышня, я вас провожу, - вызвалась Грушенька.
- Не надо, - отмахнулась моя индианка.
- Я боюсь за вас, - ответила Грушенька. - Позвольте мне, я вас все-таки провожу, - попросила она.
- Ну, хорошо, - устало проговорила Мира.
- Можно мне с вами? - осведомился я.
- Если желаете, Яков Андреевич, - пожала плечами моя индианка.
Первой в спальню княгини зашла, как и полагалось, ее экономка. Через несколько секунд ее милое личико появилось в дверях.
- Проходите! - махнула она рукой.
Мира повиновалась, и я поспешил за ней. В руках моя индианка сжимала кружку с отваром.
У постели больной дежурил Агастья, казалось, что Ольга Павловна совсем перестала его бояться. Она утопала под пуховыми одеялами.
- Добрый день, - проговорила княгиня, увидев нас. По-моему, она даже обрадовалась.
- Как вы себя чувствуете? - осведомился я.
- Намного лучше, - подкашливая проговорила Титова. - Ваша индианка просто сокровище! - усмехнулась она.
- Я рад, что вы, наконец, оценили ее по достоинству, - ответил я. Кажется, замысел Миры увенчался успехом, и я мог вздохнуть с облегчением.
- Отвернитесь! - приказала княгиня.
Я исполнил ее приказание, тем временем Грушенька подала ей домашнее платье.
- Можете поворачиваться, - наконец-то позволила мне Ольга Павловна.
Я обернулся. Мира протягивала княгине кружку с отваром хариды. Ольга Павловна сделала несколько больших глотков и поморщилась.
- Горько, - хрипло проговорила она.
- Надо немного потерпеть, - улыбнувшись сказала Мира.
- Понимаю, - недовольно произнесла княгиня.
Я вглядывался в ее лицо. Выглядела княгиня Ольга Павловна значительно лучше. Лихорадка больше не била ее, кровавый кашель закончился. Мне показалось, что даже круги под глазами княгини уменьшились.
- Вы и впрямь пошли на поправку, - заметил я.
- Стараниями вашей индианки, - ответила княгиня Титова. Она уселась в кровати, Грушенька подложила ей под спину предварительно взбитую подушку.
- Как же я устала! - покачала головой Ольга Павловна. - Совсем превратилась в старую развалину, - вздохнула она. - То ли дело раньше?! посетовала княгиня. - Мы познакомились с Николаем Николаевичем, когда он вернулся из Польши, - пустилась Титова в воспоминания. - Il me faisait ta cour, - улыбнулась она.
Говоря откровенно, мне трудно было представить, чтобы за ней кто-нибудь "волочился". Однако я оставил свое мнение при себе.
- И часто Николай Николаевич в Польше бывал? - поинтересовался я.
- Часто! - махнула рукой больная. - Он у меня вообще путешествовать любил... Кстати, - интригующе улыбнулась она, - вы знаете, Яков Андреевич, - обратилась ко мне Титова, - что князь состоял в ордене вольных каменщиков?
- Вам и об этом известно? - удивленно осведомился я, невольно оглядываясь по сторонам. Я заметил, что Агастья заинтересованно уставился на меня.
- Да, - кивнула княгиня, - иногда он пускался в откровения...
Признаюсь, мне трудно было себе представить, насколько князь Николай Николаевич был откровенен с княгиней. Однако я подозревал, что она имела некоторое влияние на мужа.
- Одно время, - продолжала Титова, - он даже примкнул к какой-то тайной польской организации... Правда это было уже спустя лет двадцать после нашей с ним свадьбы, - сказала она, - дай Бог памяти, году... в тысяча восемьсот десятом.
- В самом деле? - искренне заинтересовался я. - А к какой именно, вы случайно не знаете?
- Ну... - задумчиво протянула княгиня, оправляя кружево на манжетах. Ольга Павловна наморщила лоб, пытаясь припомнить название, - по-моему... Нет, не помню! - огорчилась она.
Неожиданно меня осенило:
- Случаем, не к "Восточной звезде" ?
- Боюсь соврать, - проговорила княгиня Титова, - но, кажется, да!
- О чем это вы ведете речь? - спросил Агастья.
- О! - воскликнула Мира. - Это большая тайна! Нечто вроде наших ведических ритуалов, - объяснила она и что-то шепнула ложному брахмачарину на ухо. Агастья сделал понимающее лицо, собрал свои лекарские принадлежности в маленький черный саквояжик и вышел вместе с Мирой из комнаты Ольги Павловны.
- Ох уж мне эти тайны! - усмехнулась княгиня. - Я никогда не одобряла в этом вопросе князя, - проговорила она. - Хотя, - Ольга Павловна задумалась, - говорят, что сам Александр I втайне принадлежал к Великому польскому востоку...
До меня тоже доходили эти слухи, поговаривали, что Император даже делал весьма щедрые пожертвования на нужды польского братства. Однако в настоящее время государственная политика несколько изменилась...
- Но это было довольно давно, - заметил я.
- Да, - согласилась Ольга Павловна, - Николай Николаевич тоже в корне изменил свои взгляды!
- Но вы говорили, что ваш супруг не посвящал вас в государственные дела...
- Я вам не доверяла, - призналась княгиня. - Но ваша протеже спасла мне жизнь!
Мысленно я возблагодарил мою милую Миру, которая, можно сказать, рискуя собственной жизнью, повела себя исключительно мудро.
- И каковы же были взгляды вашего мужа? - вкрадчиво поинтересовался я, моля Всевышнего о том, чтобы княгиня Титова не замолчала.
- Ну... - княгиня Ольга Павловна закашлялась, - вы как друг покойного Николая Николаевича знаете, наверное, - она пристально посмотрела в мою сторону, - что Государь, поддерживая польских масонов, преследовал цель слияния Литвы и Польши?
- Разумеется, - уверенно ответил я. Хотя, если быть до конца откровенным, то следует сказать, что мне об этом деле было почти ничего не известно, потому как о Виленских ложах я имел весьма скудное представление.
- Так вот, - продолжала княгиня Ольга Павловна, - польско-литовская масонская уния состоялась, но в планы нашего Императора больше не входило расширение Царства Польского, - вдова снова откинулась на подушки, у нее заныла спина. - Николай Николаевич одним из первых усомнился в правильности этой политики, - добавила она, переведя дух, - а Его Императорское Величество Александр Павлович всегда прислушивался к мнению Николая Николаевича, который к тому времени уже вступил в ряды петербургской ложи "Астреи", - печально вздохнула княгиня, - которая имела своими намерениями подчинить себе Литовские ложи...
- Вы так осведомлены! - изумился я.
- Николай Николаевич держал меня у себя в наперсницах, - горько усмехнулась Титова. Я заметил, что на глаза у нее вновь стали наворачиваться слезы. Мне не хотелось расстраивать княгиню, но я не мог прекратить этот разговор. Мне пришло в голову, что Гродецкий вполне мог из-за всего выше перечисленного иметь зуб на покойного князя.
- Вы рассказали мне очень интересные вещи, - произнес я в ответ.
- Да полноте, Яков Андреевич, - отмахнулась княгиня, - мне же известно, что и вы каким-то образом причастны ко всему этому, - сказала она. - Ведь вы - масон? - Ольга Павловна посмотрела на меня в упор своими темными, внимательными глазами.
- Да, - честно ответил я.
- Вы полагаете, что князя убили из-за того, что он принадлежал к этому вашему тайному братству? - строго спросила княгиня.
- Я не могу сейчас ответить на ваш вопрос, - сказал я княгине. - К тому же, - добавил я, - вам сейчас очень вредно волноваться! Дайте всему свой срок, и все вскорости встанет на свои места. Как известно, все тайное рано или поздно становится явным!
Я поблагодарил Ольгу Павловну за то, что она сочла возможным уделить мне внимание, пожелал ей скорейшего выздоровления и откланялся с твердым намерением осмотреть архив Николая Николаевича. Я даже питал надежды на то, что княгиня Титова сама соизволит вручить мне от него ключ.
Надежды меня не обманули. Я попросил мою Миру посодействовать мне в этом вопросе.
- Вы собираетесь обыскивать княжеский кабинет? - изумилась она. - А если вас застанет за этим делом Лаврентий Филиппович?!
- Тогда не сносить мне головы! - усмехнулся я.
- Вы все шутите, Яков Андреевич, - покачала головою моя индианка, - а я за вас очень переживаю, - укоризненно проговорила она.
- И напрасно, - ответил я, нежно коснувшись рукою ее щеки. - Пока мне еще ничего не угрожает!
- Что вы хотите отыскать в кабинете Титова? - осведомилась она.
- Доказательства! - воскликнул я.
- Какие еще доказательства? - поинтересовалась Мира.
- Вины Гродецкого, разумеется, - ответил я.
Мира исполнила мою просьбу. Княгиня Ольга Павловна не сумела перед ней устоять, и я оказался обладателем заветного ключа от княжеского кабинета.
Я повернул ключ в замке, скрипнула дверь, и мне удалось войти в эту святая святых имения Титовых. Кабинет князя Николая Николаевича оказался просторной, светлой комнатой, изысканной и со вкусом обставленной. Я зажег несколько свечей в бронзовых канделябрах и принялся, наконец, за дело. Я искал подтверждение того, что князь Титов где-то перешел дорогу пану Гродецкому, который, как я подозревал, мнил себя патриотом и спасителем отчизны.
Стены комнаты были затянуты нежно-голубым шелком с акварельной китайской росписью. Возле одной из них примастился ломберный столик, на котором красовался светильник с лепным золоченым обрамлением в виде вьющихся побегов, и стулья из мастерской господина Гамбса. Такие же совсем недавно я приобрел у этого знаменитого петербургского мебельщика для своего кабинета.
У окна стоял красивый, дорогой секретер из наборного дерева. К нему-то я первым делом и направился.
Мои ожидания не обманули меня: в секретере и в самом деле располагался архив князя Титова. В частности, это была его личная и государственная переписка. Однако сколько я не рылся в этих бумагах, но так и не обнаружил ничего, что хоть как-нибудь указывало бы на связь Николая Николаевича с Гродецким или на его отношение к вопросу о воссоединении Польши с Литвой.
Тогда я оставил в покое архив Титова и принялся осматривать стены кабинета на предмет какого-нибудь хорошо запрятанного тайника. По личному опыту я знал, что он мог располагаться в какой-нибудь нише в стене, за полкой, скульптурой или картиной. К примеру, в моем петербургском особняке на Офицерской улице такой вот тайник располагался за картиной Гвидо Рени, и о его существовании не догадывалась даже моя милая Мира.
Конечно я допускал, что пан Гродецкий вполне мог проникнуть в эту комнату раньше меня и выкрасть из княжеского архива необходимые ему документы. Существовала так же вероятность того, что Станислав мог обнаружить и тайник, если таковой вообще имелся в этом кабинете в наличии. К тому же я помнил и о Колганове, который уже искал здесь свои долговые расписки...
Но, наконец, удача все-таки улыбнулась мне. Тайник оказался встроенным в консоли, замаскированной за лепниной светильника. Мне даже удалось его открыть, повернув пластину в стене, потому как я был в некотором роде знаком с кое-какой механикой.
В тайнике действительно лежали некоторые бумаги. Я извлек их на Божий свет и взялся за их изучение, устроившись на стуле с высокой спинкой за скромным ломберным столиком.
Бумаги оказались брульонами - черновиками писем князя Титова к Его Императорскому Величеству Александру I и к генералу Александру Рожнецкому, шефу жандармов и начальнику тайной польской полиции. В них князь недвусмысленно высказывался о том, что не следует допускать расширения границ польского государства за счет территорий Литвы. Здесь же он оговаривался и о Вилленских ложах, которые, по его мнению, ни в коем случае не должны были быть присоеденены к Великому польскому востоку, тем более, что Великая Петербургская ложа "Астрея" к которой он имел честь принадлежать, вознамерилась взять их под свой протекторат. Кроме того князь высказывался вообще за запрещение польских тайных национальных организаций, в чем он был абсолютно солидарен со своим тезкой графом Николаем Николаевичем Новосильцевым, который с тысяча восемьсот тринадцатого года фактически управлял Царством Польским и отличался, по мнению поляков, особенной жестокостью.
Лично меня интересовал вопрос: успел ли Николай Николаевич отправить своим адресатам оригиналы? Судя по датам черновиков, ответ сам собою напрашивался определенно положительный. Этим, по моему мнению, князь Титов и подписал себе смертный приговор.
Я положил брульоны на место и вытащил из тайника какую-то потертую, старенькую тетрадь. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил, что держу в руках дневник Николая Николаевича Титова. Судя по всему, он, так же, как и я, прислушивался к советам Иоанна Масона, завещавшего нам вести дневник с целью исповедания.
Я с трепетом открыл его, перелистал первые, исписанные мелким бисерным почерком страницы, где речь шла о юности Николая Николаевича, о его путешествиях, любовных увлечениях и вообще далах давно минувших дней, и остановился на странице, где, к своему великому изумлению, заметил собственное имя, обведенное довольно жирной чертой.
- Ну и ну! - прошептал я и углубился в любопытное чтение.
Князь Николай Николаевич писал, что уже отправил письма с изложением своего мнения касательно польского вопроса в капитул ложи, Александру Рожнецкому и самому Его Императорскому Величеству Александру I. Я мысленно отметил, что Владислав Гродецкий все-таки не успел вовремя избавиться от Титова, и судьба его отчизны решилась росчерком княжеского пера. Князь настаивал на том, что Великий польский восток приобрел непростительно большое влияние. Достаточно было упомянуть о том, что под его властью находились некоторые французские, немецкие и другие иностранные ложи. Он подчеркивал, что польские масоны преклоняются перед Александром, как когда-то - перед Наполеоном, и от них не приходится ждать совсем ничего хорошего!
Николай Николаевич резко отзывался на страницах своей тетради и о Гродецом. Он подозревал его в самых смертных грехах и намеревался держать поляка под наблюдением. Я подумал о том, что, если мои догадки были верны, то князь Титов его все-таки недооценил, раз пригласил в родное имение на Рождество, да еще и не побеспокоился элементарно о собственной безопасности.
Здесь же шла речь и обо мне: Николай Николаевич предполагал, почему-то, что я могу быть как-то связан с Гродецким. Эта мысль привела меня в полное недоумение. Я невольно подумал о том, что, значит, и Кутузов считает также, поэтому-то он и прислал следить за мною в имение Лаврентия Филипповича Медведева.
Николай Николаевич Титов ссылался на достоверное донесение какого-то своего информатора. Я поклялся себе, что если только выберусь из этой переделки живым, то обязательно его разыщу. Что-то подсказывало мне, что этот информатор тоже был из числа польских масонов, о чем, судя по всему, было неизвестно Ивану Сергеевичу Кутузову и князю Николаю Николаевичу Титову.
Здесь же Титов упоминал о том, что именно Гродецкий рекомендовал ему пригасить в имении двух индусов Мадхаву и Агастью, выдававших себя в салоне Божены Феликсовны Зизевской за брахманов. Поэтому Николай Николаевич подозревал, что эти двое тоже как-то были связаны с Великим польским востоком, в связи с чем он и послушался Гродецкого, чтобы выйти с их помощью на меня через Миру. Титов считал, что я обязательно выдам себя, а моя связь с индианкой, по его мнению, только доказывала мое предательство. К тому же его информатор, имени которого князь не называл, уверил его в том, что Мира водит знакомство с Гродецким и поддерживает связь со своими соплеменниками. Поэтому-то Николай Николаевич и посоветовал Кутузову обязательно меня с ним познакомить. Он и предположить не мог, что индусы станут смертельно опасной приманкой для него, а не для меня!
Титов уповал на то, что у Миры удастся что-нибудь выведать. К тому же он полагал, что пана Гродецкого следует держать подальше от Варшавы и Петербурга, а для этого, по мнению Николая Николаевича, его собственное имение подходило как нельзя лучше! Он не учел, что у Станислава Гродецкого могут быть совсем иные планы на этот счет.
Следующая страница заинтересовала меня не меньше предыдущих. На ней князь писал о том, как познакомился с Гродецким. Оказалось, что это случилось в Индии в лавке у одного известного ювелира, где они оба покупали жемчужины...
Значит, вторая жемчужина, как я и предполагал, принадлежала Гродецкому. И тем не менее, у меня были только косвенные доказательства его вины. Однако я решил оставить при себе дневник Николая Николаевича и надосуге, возможно, показать его Лаврентию Филипповичу. Но мне нужно было выбрать укромное место, чтобы Гродецкий его не обнаружил.
Я закрыл кабинет покойного Николая Николаевича на ключ и вернулся к себе. У меня в очередной раз возникла идея обыскать комнату поляка. До сей поры мне так и не удавалось ее осуществить.
Я убрал тетрадку Титова в ящик письменного стола, туда, где лежал и мой дневник, ведение которого я совсем в последние дни забросил. Я также запер его на ключ.
В дверь постучали. Я вздрогнул от неожиданности, потому как был занят своими мыслями.
- Войдите! - воскликнул я.
Дверь приоткрылась, и на пороге возникла моя индианка.
- Ты не видела Кинрю? - осведомился я.
- Он в гостиной, - ответила Мира, - играет с Сысоевым в вай Ки, усмехнулась она. - Никита Дмитриевич сильно нервничает!
- Да, я еще не встречал человека, которому бы удалось обыграть Золотого дракона в вай Ки.
- Пан Гродецкий тоже там? - осведомился я.
- Нет, - ответила индианка, - поляка я в гостиной не видела, - она покачала головой.
- А жаль, - разочарованно протянул я. - Мне нужно, чтобы пан Станислав на какое-то время оставил свою комнату пустовать...
- Вы снова что-то задумали, - догадалась Мира. - Этот человек опасен! - взволнованно проговорила индианка. - По-моему, Яков Андреевич, вы играете с огнем, - добавила она.
- Тебе ли об этом говорить?! - воскликнул я.
- Ну, ладно! Ладно! - замахала моя Мира руками. - Попросите Кинрю, он затуманит поляку голову своей императорской игрой!
- А это чудесная мысль! - заметил я.
- Я рада, Яков Андреевич, что вы оценили мою идею по достоинству, заулыбалась Мира.
***
VII
***
Итак, я попросил моего Золотого дракона отвелечь господина Гродецкого, который последнее время старался особенно не показываться никому на глаза. Я чувствовал, что он виновен в гибели князя, но мне пока не предоставилось ни единой возможности доказать вину пана Станислава. Единственной своей огромной удачей я считал находку дневника князя Титова. По крайней мере мне теперь было ясно, как ко мне относится Иван Сергеевич Кутузов, командор Красного креста, член капитула ордена "Золотого скипетра", которого я считал своим другом и наставником. Именно он когда-то вручил мне пятиконечную звезду масона - Подмастерья... Сколько времени утекло с тех пор?!
Мой дорогой Кинрю, как всегда, не сумел мне отказать и отправился к господину Гродецкому, коротавшему в одиночестве часы, оставшиеся до ужина. Я не знаю, как ему удалось убедить пана Станислава, но спустя четверть часа тот уже сидел в гостиной и играл с Юкио Хацуми в вай Ки.
Тем временем я отправился в людскую, так как лакей Григорий сказал мне, что там я смогу увидеть Грушеньку, у которой я надеялся раздобыть ключи от комнаты Гродецкого, тщательно ее запиравшего.