- Вы были правы, - ответил я. - Но в данный момент меня интересуют имена сообщников пана Гродецкого и имя этого засекреченного агента!
   - Этого имени вы никогда не узнаете! - воскликнул Гродецкий.
   - Ну, это мы еще посмотрим! - ответил я. - Кстати, - обратился я к пану Станиславу, - объясните мне, зачем вы убили англичанку?! Она же была вашей любовницей и сообщницей. Ведь Мери-Энн нередко бывала в салоне Божены Феликсовны Зизевской, где вы и приглядели индусов...
   - Какой такой Божены Феликсовны? - насторожился Медведев, - имя показалось ему знакомым, но он никак не мог припомнить, где его слышал!
   - Это я вам, Лаврентий Филиппович, потом объясню, - ответил я.
   - Это не ваше дело! - грубо ответил Гродецкий.
   - Ну, тогда я сам, - развел я руками. - Мери-Энн была вам нужна, чтобы выкрасть у княгини жемчужину, подложить ее мне, для того чтобы в смерти князя обвинили меня, но в последний момент она почему-то заортачилась и сообщила вам, что жемчужина исчезла... Вы занервничали, поссорились с ней и нечаянно толкнули ее! Мисс Браун упала и ударилась головой. Вы, господин Гродецкий, не рассчитали своего удара... Ее смерть спутала все ваши планы. В момент ее убийства я был заперт в комнате Миры, что и оправдало меня! Тогда вы сменили тактику и открылись мне, что принадлежите к польскому масонскому братству и даже принесли мне свои извиния. Но вам надо было найти виновного, - продолжил я, - и ваш выбор пал на Сысоева, поэтому-то вы и подложили ему другую жемчужину, почти идентичную той, что исчезла из комнаты Титовой.
   - А откуда она взялась? - изумился Мадхава.
   - Ну, об этом господин Станислав Гродецкий на всякий непредвиденный случай заранее побеспокоился, - ответил я. - Между прочим, вы знаете, где он с господином Титовым познакомился?
   Все отрицательно закачали головами.
   - В Индии, - ответил я. - В ювелирной лавке!
   - Надо же! - изумился Медведев.
   - Вот пан Станислав и подложил Никите Дмитриевичу свою жемчужину...
   - Завтра же я отвезу вас в Управу, - сказал Медведев Гродецкому.
   - Не мешало бы еще в деревню заехать, - добавил я. - Чтобы разобраться с его сообщниками!
   - Неприменно, - ответил Лаврентий Филиппович и чихнул. - Кстати, спросил он Гродецкого, - а зачем вы сняли с Титова перстень с адамовой головой, ведь это же только доказывает вашу вину?!
   - В знак того, - ответил Гродецкий с чувством собственного достоинства, - что я осуществил свое жизненное предназначение и исполнил свой долг перед польским братством, - добавил он.
   - Ну-ну, - покачал головой Лаврентий Филиппович, поглаживая рукой чисто выбритый подбородок. - Я думаю, вы не будете возражать, пан Станислав, если я закрою вас здесь на эту ночь?
   - Ну что вы, - протянул Гродецкий. - Конечно, нет! - усмехнулся он.
   - И у дверей я бы попросил подежурить господина Юкио Хацуми, проговорил Медведев, - а то что-то на лакея Григория у меня нет надежды, добавил он. - Вы не против, Яков Андреевич? - обратился надзиратель ко мне.
   - Если Кинрю не возражает, - ответил я.
   - Кинрю не возражает, - усмехнулся японец. - Я с превеликим удовольствием! - угрожающе добавил мой Золотой дракон. Он все еще не мог простить Гродецкому смерти англичанки мисс Браун.
   - У меня для вас есть сюрприз, - обратился я к надзирателю и достал из кармана серебряный сундучок.
   - Что это? - удивился Медведев.
   Я приподнял серебряную крышечку.
   - Ой! - воскликнул лаврентий Филиппович, не веря своим глазам. Откуда это у вас?
   И я перессказал ему историю, рассказанную мне моим ангелом-хранителем.
   - Пока я оставлю этот сундучок у себя, - произнес Медведев, выслушав рассказ до конца, - в качестве вещественного доказательства. Но как только появится возможность, я сразу же передам эту жемчужину Ольге Павловне. Кстати, надо еще, чтобы она ее узнала...
   - Не сомневайтесь, - заверил я Медведева. - Княгиня ее узнает!
   - Да, - протянул Лаврентий Филиппович, - ничего себе подарочек!
   Я вернулся к себе, оставив Кинрю у дверей Гродецкого охранять нашего преданного своему делу поляка, ознакомившегося в Калькутте с азами ведического действа. Куда уж было моей бедной Мире с ее скудными познаниями в области религии своего народа до пана Станислава, виртуозно освоившего начала ритуального жертвоприношения?!
   У меня не укладывалось в голове, что этот фанатик принадлежал к мировому франкмасонскому братсту, призванному воздвигнуть на земле камень за камнем духовный храм всеобщей любви...
   - Яков Андреевич, неужели все кончилось? - устало спросила Мира.
   - Надеюсь, моя милая предсказательница, - нежно ответил я.
   - Но звезды предсказывают иное, - сказала Мира взволнованно. Какая-то тень легла на ее чело, и мне показалось, что она состарилась лет на пять.
   - Когда ты успела составить гороскоп? - осведомился я.
   - Я делаю это каждый день, - сказала индианка. - Марс грозит нам бедой, - проговорила она. - Мне кажется, что эта история еще не завершена, - печально вздохнула моя возлюбленная.
   - Типун тебе на язык! - шутливо цыкнул я на нее.
   Мира рассмеялась и обвила руками меня за шею. Этой ночью она осталась спать в моей комнате.
   Около полуночи нас разбудил отчаянный стук в закрытую дверь.
   - Вот оно, начинается! - встревоженно прошептала Мира, набрасывая поверх кружевной ночной сорочки полупрозрачный пеньюар из тончайшего нежно-голубого флера.
   - Да что происходит, черт возьми?! - выругался я, зажигая свечу в шандале. - Кто там? - воскликнул я, спросонья протирая глаза.
   - Яков Андреевич! - услышал я из-за двери детский, дрожащий голос. Это Саша, - отчаянно всхлипнул он. - Я вас очень прошу, впустите меня, пожалуйста!
   Мира бросилась к двери, чтобы впустить ребенка. Сердце тревожно забилось у меня в груди предчувствием беды.
   Дверь распахнулась, на пороге стоял заплаканный, шмыгающий немного вздернутым носом Саша.
   - Что стряслось? - взволнованно осведомился я.
   - Господина Кинрю убили, - дрожащим голосом ответил Саша Титов.
   ***
   IX
   ***
   - Что?! - у меня волосы на голове встали дыбом от ужаса. - Кого убили?!
   Мира вскрикнула и едва не потеряла сознание. Ее связывала с Кинрю искренняя, крепкая дружба. Иногда они позволяли себе подшучивать друг на другом, но никогда не заходили дальше обычного дурачества. Мира была нежно привязана к немного нелюдимому, замкнутому Кинрю. Еще никому и никогда не удавалось нарушить наш довольно устойчивый триумвират, основанный на взаимовыручке и доверии.
   - Золотого дракона! - заплакал мальчик.
   - Кто тебе сказал?! - воскликнул я и усадил его в глубокое сафьяновое темно-зеленое кресло, в котором ребенок утонул, словно в бездонном озере.
   - Я сам видел, - ответил мальчик, вздагивая всем телом. На его черных, длинных ресничках застыли прозрачные слезинки, поблескивающие в свете одинокой свечи.
   - Где? - воскликнул я.
   - У дверей комнаты господина Гродецкого...
   - Этого еще не хватало! - выдохнул я, глотая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
   - Нет! - закричала Мира и заплакала, спустившись на пол по стеночке. Она сама стала похожа на беззащитного, брошенного ребенка.
   - Перестань убиваться! - воскликнул я и поднял индианку на ноги. Потом я достал из шкафчика графин и налил в прозрачную стеклянную рюмку крепкой, хорошей водки.
   - Выпей! - велел я Мире.
   - Нет, - она затрясла головой с растрепавшимися волосами, упавшими черными крыльями ей на лицо. В этот момент моя индианка и в самом деле стала похожа на цыганскую ведьму. - Я не могу это пить! - воскликнула она с отвращением и скорчила презрительную гримасу.
   - Выпей! - настаивал я. - Тебе станет легче! Представь, что это лекарство!
   - Нет, - Мира снова затрясла головой. - Юкио Хацуми мертв! простонала она.
   - Это еще неизвестно, - произнес я с надеждой в голосе. - Мальчик мог ошибиться, тем более в темноте! Выпей ради меня!
   Наконец Мира подчинилась и, зажмурившись, выпила содержимое рюмки.
   - Как ты оказался у дверей пана Станислава? - обратился я к Саше.
   - Я видел, как все вы пошли туда, но не видел, чтобы Кинрю вернулся, - всхлипывая ответил он. - Я думал, что господин Юкио еще расскажет мне про самураев!
   - И куда только смотрит Грушенька?! - невесело усмехнулся я.
   - Не говорите ей... - попросил Саша, - она такая добрая!
   - Хорошо, не буду, - ответил я, - только для этого, ты, мой хороший, должен обязательно успокоиться! Договорились?
   - Qui, - всхлипнул мальчик.
   - Ну-ну, - я похлопал его по плечу, стремясь сохранять самообладание. - Я уверен, что наш Золотой дракон все еще жив! - проговорил я, стараясь сам поверить в свои слова. Мне стоило огромного труда самому не разрыдаться, но я был в ответе за Миру и маленького Сашеньку, а потому был обязан держать себя в руках. - Я должен посмотреть, что там случилось, обратился я к индианке. - А ты пока присмотри за ребенком! - Я считал, что эта обязанность должна была привести ее в чувство.
   Как оказалось, я не ошибся. Мира действительно пришла в себя.
   - Ждите меня здесь! - велел я обоим и отправился на поиски своего попавшего в беду ангела-хранителя.
   Я поднялся по лестнице, пугаясь своего отражения в зеркалах. Казалось, что усадьба полна была привидениями. Из-за одного угла выглядывала мисс Браун с разбитой головой, из-за другого - Кинрю, застреленный из "кухенрейтора", а мне почему-то представлялось, что пан Гродецкий застрелил моего японца из дуэльного пистолета, из-за колонны усмехался сам князь Николай Николаевич.
   Я перекрестился, отгоняя прочь это наваждение.
   У дверей комнаты Гродецкого я и в самом деле наткнулся на тело Золотого дракона.
   - Кинрю! - тихонько позвал я его.
   В ответ мне раздался стон, и я уже смог облегченно вздохнуть.
   - Жив! - воскликнул я.
   - Жив, - эхом откликнулся мой Золотой дракон, приходя в сознание. По-моему, я потерял много крови, - заметил он, показывая мне окровавленную ладонь.
   - Он выстрелил в тебя? - спросил я взволнованно.
   - Нет, - покачал головой Кинрю. - Ударил ножом!
   - Вот мерзавец! - воскликнул я. - Но как он дверь-то открыл?
   - Не знаю, - пожал плечами Кинрю. - Наверное, у него были еще ключи, которые у него не отобрал Медведев. - Или ему удалось взломать замок, добавил он неуверенно. - Но, так или иначе, этот пан едва не отправил меня к праотцам!
   - Все хорошо, что хорошо кончается, - заметил я.
   - Это вы верно подметили, Яков Андреевич! - с трудом проговорил японец. Я взял его под руку и сначала помог подняться с пола, а затем добраться до мой комнаты. Кинрю сказал мне, что Гродецкий сбежал. Впрочем, я сам в этом тоже нисколько не сомневался.
   - Кинрю! - ахнула Мира, когда он ввалился в дверь. - Ты жив! обрадованно вскричала она.
   - Нет, - покачал головой японец, - это мой призрак бродит по старинной барской усадьбе!
   - Господин Кинрю, вы живы! - мальчик в ночной сорочке до пят выпрыгнул из моей постели.
   - Сашенька? - удивился японец. - А ты здесь какими судьбами?
   - Ему ты обязан жизнью, - ответил я. - Мальчик решил, что тебя убили, и первым делом примчался ко мне!
   - Глупенький, - улыбнулся Кинрю. - Золотые драконы не умирают. Они вечно живут! - добавил он.
   Я оставил раненого Юкио на попечение моей индианки и отправился на поиски господина Гродецкого, уповая на то, что он до сих пор не успел еще покинуть усадьбы.
   В комнате, разумеется, вещей поляка не оказалось. Я спустился в людскую, кучер Гродецкого так же пропал. Истопник сказал мне, что видел, как тот выходил на улицу около полуночи... Ему, видите ли, воздухом подышать захотелось!
   Я набросил на плечи шубу и вышел на освещенную усадебную веранду. В воздухе пахло морозной свежестью, под ногами похрутывал девственный снег. От веранды по мраморной лесенке петляли две цепочки следов. Я поежился. Пора была и вправду студеная.
   Дормез Гродецкого растворился во тьме, словно карета беглого привидения.
   - Вот вам и ведическое убийство! - проговорил я себе под нос. - Ищи свищи ветра в поле!
   Теперь мне предстояло разыскивать и ловить Гродецкого.
   Когда я вернулся к себе, оказалось, что в моей комнате меня уже дожидается Медведев.
   - Яков Андреевич, и как же это вы так могли? - покачал он седеющей головой.
   - О чем это вы? - не понял я.
   Японец хмыкнул себе в ладонь.
   - Упустили-таки поляка! - Лаврентий Филиппович досадливо ударил себя ладонью по пухлой ляжке.
   - А кто в этом доме представляет полицию? - осведомился я. - Кто не хотел прислушиваться ни к одному моему слову? - горячился я.
   - Ну, ладно! Ладно! - замахал руками Лаврентий Филиппович. - Больно уж вы, Кольцов, разошлись! Не на шутку! - добавил он. - Не об обидах, а о деле думать надо! - произнес Медведев назидательно.
   - Ну-ну, - покачал я головою в ответ.
   Выспаться, разумеется, этой ночью мне совершенно не удалось. Встал я на рассвете разбитый и отправился вместе с Мирой в столовую завтракать, где Грушенька накрыла нам стол на троих с Медведевым.
   Кинрю крепко спал в своей постели после того, как моя индианка опоила его своим дурманным питьем. Он рвался в бой и собирался сегодня же утром отправиться на поиски Гродецкого, но мы уговорились с Лаврентием Филипповичем его не будить. В конце-концов, моему Золотому дракону надо было скорее выздоравливать.
   - Что вы думаете делать? - осведомился квартальный надзиратель, орудуя серебряной вилкой в китайской фарфоровой тарелке.
   - В деревню надо бы съездить, - ответил я. - Сообщников Гродецкого разыскать... Не один же он свое ритуальное убийство осуществлял!
   - Резонно, - заметил лаврентий Филиппович.
   Спустя полчаса мы уже ехали в цугах в сторону той самой деревни, куда я намедни наведывался вместе с Кузьмой.
   Медведев всю дорогу никак не мог надивиться подлости масона Гродецкого.
   - А Кутузов куда же смотрит? - вовсю сокрушался он. - Понабрали вы в свои ложи проходимцев! Не зря еще императрица Екатерина про вас говаривала, что вы привержены "странным мудрованиям". Чем этот ваш Гродецкий не c'est un fanatique?!
   - Полегче! - попросил я Медведева. Насколько мне было известно, Государыня Императрица Екатерина II и в самом деле именовала так масона Новикова, которого она считала "мартинистом хуже Радищева"! Однако Лаврентий Филиппович путал совсем разные вещи, имея о них самое незначительное понятие...
   По дороге мы завернули в знакомый уже трактир. Трактирщик Савельич в длинной темно-синей чуйке до пят показал нам дорогу к Андрейке Головачову, вернувшемуся в деревню, как только стихла метель и дороги оказались расчищенными.
   - Слыхали ли вы, Яков Андреевич, что стряслось? - насупившись, спросил у меня Савельич.
   - Еще какая-то беда? - сердце замерло у меня в томительном предчувствии.
   - Еще какая! - причмокивая произнес трактирщик.
   - Ну, не тяни! - прикрикнул на него Лаврентий Филиппович.
   Савельич возмущаться не стал, понял, что Медведев - важная птицая, с которой и связываться не след!
   - Кирьяшка-то Лопухин повесился, - выпалил Савельич. - Как только вы, Яков Андреевич, уехали, а Матрена его - жена, стало быть, - по воду пошла, так он сразу и того... Веревку на гвоздик! - трактирщик сделал знак у себя на уровне шеи. - Так его, бедолагу, никто и не откачал...
   - Рыльце-то, похоже, было в пушку, - прищурившись проговорил Лаврентий Филиппович.
   - Похоже! - кивнул трактирщик.
   Спустя около получаса мы подъехали к дому Головачева, который оказался высоким молодым светловосым парнем с блуждающим взглядом узких ореховых глаз. У него были широкие скулы, крупный широкий нос, полные мясистые губы и ухмылка почти что умалишенного. Над губами у него вились рыжеватые усы.
   "Ну и выбрал себе Гродецкий сподвижничков!" - мысленно удивился я.
   - Чего надо? - грубо спросил хозяин, когда мы вошли в его неприбранную избу.
   Тогда Лаврентий Филиппович представился. Лицо Андрейки приняло какое-то отсутствующее выражение, а потом в его глазах отразился смертельный ужас.
   - Я не виноват! - вдруг истошным голосом завопил Андрейка и бухнулся в ноги Лаврентию Филипповичу, который, как мне показалось, к таким сценам привык.
   Мне же, говоря откровенно, сделалось как-то жутко.
   - Он меня заставил! - бил себя в грудь куцей шапкой Андрейка.
   - Кто заставил? - спокойно спросил Лаврентий Филиппович.
   - Сатана! - воскликнул Головачев. - Ей-богу, сатана!
   - Ему не на съезжую надо бы, - шепнул я на ухо Медведеву, - а в больницу! К душевнобольным, - добавил я.
   - Что за сатана? - осведомился лаврентий Филиппович не спеша располагаясь на деревянной скамье. - Не Иваном ли его кличут? - Я успел уже к этому времени рассказать ему о нашей с Кинрю поездке к Лопухину, когда тот был еще жив.
   - Не знаю, - пожал плечами Андрейка. - Кто его, сатану, знает? Может быть, и Иваном, - протянул он растерянно.
   - А Гродецким он не назывался? - продолжил допрос Лаврентий Филиппович.
   - Нет, - покачал простоволосой головой Андрейка Головачев. - Не назывался.
   - И чего же он заставил тебя? - осведомился Лаврентий Филиппович.
   - Коня зарезать, - заплакал Андрейка. - Он мне за это два империала дал, - похвастался парнишка.
   - Князя кто вязал? - осведомился я.
   - Это барина-то Николая Николаевича? - переспросил Андрейка.
   - Ага, его, - поддакнул Лаврентий Филиппович, поглаживая чисто выбритый подбородок.
   - Ну, я, - потупился Андрейка Головачев. - Уж больно сильно брыкался барин, - деловито добавил он.
   У меня сложилось впечатление, что у парня было явно не все в порядке с мозгами.
   - А костер кто разводил? - спросил Лаврентий Филиппович. Он будто протоколировал все в своей голове.
   - Тоже я, - хихикнул Андрейка.
   - А Николая Николаевича кто убил? - не выдержал и вмешался я.
   - Это все он, - протянул Андрейка. - Нечистый!
   Лаврентий Филиппович решил везти арестованного Андрейку Головачева прямо в северную столицу, я же вернулся в имение, где меня дожидались Мира и раненый Кинрю.
   В этот же день состоялись похороны покойного князя Николая Николаевича Титова, на которых мне пришлось держать траурную речь.
   Княгиня Ольга Павловна рыдала неутешно, ее поддерживала под руку преданная ключница Грушенька.
   Похороны англичанки должны были состояться днем позже. Никто даже не знал, есть ли у нее в России родственники.
   Вообще-то мне совсем не хочется об этом писать, потому как это ранит мне сердце. Я так до сих пор и не сумел возлюбить смерть, как это надлежит франкмасону, и о чем его учит одна из важнейших Соломоновых заповедей.
   - Как это печально, - сказала Мира, едва мы переступили порог дома, где все зеркала были занавешаны.
   - Не думай об этом, - попросил я ее. - Скоро мы вернемся в Санкт-Петербург, и все печали забудутся...
   Я не был так уж уверен в своих словах, но надо же было мне каким-либо образом успокоить мою милую индианку.
   Она недоверчиво посмотрела на меня из-под черных ресниц, но так ничего и не сказала в ответ. Я понял, что Мира испытывает некоторые сомнения относительно нашего будущего спокойствия!
   В столице я сразу же отправился домой, чего так страстно желала Мира. Мой раненый Золотой дракон, как мне казалось, желал того же. Однако он мужественно держал свое мнение при себе.
   - Яков Андреевич! - обрадованно воскликнул мой камердинер, снимая мне шубу с плеч. - А мы уж и не знали, когда вас ждать, - запричитал он в своей обычной манере. - Вот непогода-то разыгралась! - Господин Юкио! - вплеснул он руками. - Да вы никак ранены! Что же это с вами со всеми снова произошло?! - заохал лакей. - Да и госпожа Мира спала с лица, - заметил он, прищурив два близоруких, слегка слезящихся глаза.
   - Ничего особенного! - ответил я, будучи несколько раздражен болтливостью своего камердинера.
   - Ничего особоенного! Ничего особенного! - пробормотал старый слуга себе под нос и унес разбирать мои чемоданы.
   Я поднялся в свой кабинет, желая первым делом спрятать дневник в тайнике за известной картиной на стене.
   Не успел я открыть дверь, как замер на пороге от неожиданности с маленьким погребцом в руке, в котором лежала моя тетрадь.
   - Яков Андреевич! - поприветствовал меня Кутузов, утопая в глубоком кресле.
   - Иван Сергеевич! - удивился я. - Вот уж кого я никак не ожидал здесь увидеть! - сказал я холодно.
   - Вы вправе сердиться на меня, Яков Андреевич, - губы Кутузова чуть тронула едва уловимая улыбка. - Но меня ввели в заблуждение, - проговорил он извиняющимся тоном. - Произошло какое-то досадное недразумение! - развел руками Кутузов.
   - А по-моему, это не недрозумение, - сухо заметил я. - Мне кажется, что некто намеренно ввел вас, Иван Сергеевич, в заблуждение...
   - Расскажите мне все, что вам известно об этом деле! - потребовал Кутузов.
   Мне не оставалось ничего иного, как послушаться, ибо повиновение также являлось одной из добродетелей Соломонова храма.
   - Вы уверены, что жертвоприношение совершил Гродецкий? - с сомнением в голосе спросил Иван Сергеевич после того, как я поведал ему обо всем, что произошло в имении Титовых.
   - Это было не жертвоприношение, - твердо ответил я. - Это было убийство! Князь имел влияние при дворе, - продолжил я, - но у него были совершенно иные политические цели, в отличие от тех, что имел Гродецкий! К тому же, между делом, кто-то посоветовал ему избавиться от меня, и он непряминул этим советом воспользоваться, ибо я, как никто другой, подходил в этом случае для заклания. На роль козла отпущения, образно говоря...
   - Я вынужден с сожалением констатировать, - заметил Кутузов, - что мы с Николаем Николаевичем допустили непростительную ошибку!
   - Вы мне верите? - поинтересовался я.
   - Да, - кивнул Иван Сергеевич. - Ваши слова подтверждает Лаврентий Филиппович Медведев и некоторые мои агенты, - добавил он.
   - Вы уже успели опросить надзирателя? - искренне удивился я.
   - Да, - подтвердил Кутузов. - Вам, Яков Андреевич, должно быть известно, что Лаврентий Филиппович прибыл в столицу днем раньше!
   - Известно, - ответил я. - Он, кстати, привез с собой одного из убийц.
   - Это нам тоже известно, - поклонился Иван Сергеевич. - Ваша задача сейчас, - обратился ко мне Кутузов, - найти и привезти в Орден пана Гродецкого. Он должен ответить за свое преступление, - добавил Иван Сергеевич.
   От его слов у меня мороз пробежал по коже. Однако я не мог не признать их справедливости...
   - И вот еще что, - продолжил Кутузов, - мне неизвестно имя человека, введшего в заблуждение Титова. Я был бы весьма признателен вам, Яков Андреевич, если бы вы разыскали его и тоже доставили в наш Орден. У братьев накопились к нему некоторые вопросы... - проговорил он зловеще. Говоря откровенно, мне бы не хотелось оказаться на месте этого человека, бывшего в ответе за несколько смертей, свершившихся друг за другом.
   Свет от китайского фонарика под потолком окрашивал седину Кутузова в радужные цвета. Казалось, что над его головой светится золотистый нимб. Я не мог отвезти взора от его чугунного перстня с адамовой головой, такого же, как тот, что я обнаружил в вещах Гродецкого...
   Я зажмурился и снова открыл глаза, чтобы избавиться от этого иррационального ощущения и вернуться на грешную землю!
   Кутузов, как всегда, вышел через потайную дверь за коричневым гобеленом. Я убрал тетрадь и вернулся в гостиную, где меня уже дожидалась Мира, продолжавшая обучать Кинрю санскриту. Ее ведические книги лежали на столе.
   - И как теперь без тебя Ольга Павловна? - осведомился я.
   - Ее Грушенька подлечит, - заулыбалась Мира. - Я ей оставила травы, вместе с рекомендациями...
   - А Агастья с Мадхавой? - поинтересовался я.
   - Они еще не дождавшись похорон уехали, - ответила моя индианка. - Не понравилась им, Яков Андреевич, ваша Россия... Чуть по этапу не пошли!
   - Ваша Россия?.. - переспросил я Миру.
   - Наша, - радостно воскликнула индианка и бросилась мне в объятия.
   - Что я вижу? - деланно удивился Кинрю, который давно уже догадывался о наших с ней отношениях.
   - Яков Андреевич, - вдруг нахмурилась Мира. - Вы как-то странно выглядите, - проговорила она. - Вас уже посещали? - вдруг ее щеки стали пунцовыми. - Кутузов?! - догадалась индианка.
   Сказать, что Мира его недолюбливала, значило бы ничего не сказать! Она Ивана Сергеевича на дух не выносила! Сколько я ни объяснял ей, что именно ему мы обязаны своим положением в обществе и нашим благосостоянием, это ничуть не меняло ее точки зрения. Индианка полагала, что Кутузов бессовестно использует меня и приносит мне одни только неприятности! Она и понятия не имела об иерархии в Ордене...
   - Кутузов, - подтвердил я. - Он только что покинул мой кабинет!
   - Но он же вас предал?! - в свою очередь взорвался Кинрю.
   - Его ввели в заблуждение, - устало ответил я.
   - Ну-ну, - покачала головой индианка, встала из-за стола и в сердцах выбежала из комнаты.
   - Экзальтированная особа, - заметил Кинрю, откладывая в сторону одну из ее ведических книг.
   - О, да, - выдохнул я. Однако я знал, что не пройдет и пяти минут, как она успокоится... Вопреки всему, Мира была разумной женщиной.
   В этот же день я отправился к моей дорогой Божене, которая, как я полагал, могла мне много чего рассказать о пане Гродецком, укатившим из барской усадьбы в неизвестном мне направлении. Я желал, чтобы Божена Феликсовна стала той Ариадной, что позволила бы мне распутать этот клубок.
   Я прибыл как раз ко времени, у Божены Зизевской был прием...
   Не успел камердинер в парадной ливрее доложить о моем визите хозяйке, как она тут же, шурша бархатными юбками и расточая ароматы пачули с вербеной, вышла меня встречать.
   Божена Феликсовна, по-прежнему, была необыкновенно хороша собой в бархатной иссине-малиновой масаке, которая удивительно шла к ее ярко-синим глазам. В золотых кудрях у нее алела гранатовая диадема, такие же серьги гроздьями покачивались у кузины в ушах.