Страница:
Помещение, которому принадлежали комнаты, представляло собой нечто среднее между казармой и кемпингом. А комната походила бы на кабинет, не будь в ней двухъярусной детской кровати. Орехов с Артамоновым присели на эти игрушечные нары.
— Вполне рабочая обстановка, — заключил Орехов.
За окном прошагал взвод солдат.
— Мать — два! Мать — два! — командовал сержант.
— В два так в два, — сказал Артамонов и достал из-за пазухи коробку мини-шахмат.
— Где взял? — удивился Орехов.
— Где взял, где взял! — передразнил его Артамонов. — На КПП!
— Под трибунал пойдем, — дернулся Орехов.
— Не бойся, на них нет инвентарного номера.
— Походных в нашу коллекцию еще не попадало.
При шахматах коротать время было гораздо удобнее. В компании они играли мажоритарную роль. Сессия не начиналась, пока чья-либо коробка с фигурками не перекочевывала в комнату к Артамонову и Орехову. Если не добыты шахматы, не полагалось приступать даже к поиску напарниц. Учеба проходила как бы между партиями. Если играли без интереса, выигрывал Орехов, а когда на флягу армянского — Артамонов делил с ним первое-второе место. Сам-Артур при любом раскладе был третьим. После сессии доска с фигурами независимо от воли хозяина покидала ДАС в чемодане Артамонова или Орехова — такова была традиция. Коробку забирал тот, чья наступала очередь.
Вскоре явился офицер и велел двигаться к месту сбора. Соседнее здание, куда вел тротуар, походило на Дворец съездов. За ним сквозь деревья виднелась президентская резиденция. Все постройки вокруг походили на свежерубленные, декорации к историческому фильму.
Наглые ручные белки валились с деревьев и вырывали из рук последние крохи. Порхали и садились на плечи домашние коршуны и пустельги. Без задней мысли путались под ногами косули и рыси. Стриженые деревья и кустарники, обрамлявшие дорожки, были нетипичными для средней полосы. Они росли не в земле, а в зарытых туда бадьях.
— Хорошо, что не в Африке живем, — сказал Артамонов. — Представь, сейчас бы здесь гуляли гиены.
— Неспроста нас сюда затащили, пятачок. Зуб даю, неспроста. Очень похоже, что на корм для всего этого пригульного скота! — предположил Орехов.
Умозрительный зал, куда всех завели, был рассчитан на тысячу мест и выполнен в виде полусферы. Столы, уставленные провизией, располагались по окружности. В центре возвышался подиум. Часть столов была уже занята, за другие усаживались входящие. На каждом столе имелась табличка с фамилиями и номером. Номер на столе совпадал с номером на комнате — все те же одиннадцать цифр.
Возможности перекинуться парой слов со знакомыми по-прежнему не было никакой. Плотность офицеров доходила до трех товарищей на квадратный метр. Все рангом не ниже капитана. Подсказывая, как пройти к месту, или помогая усесться, военные не давали ни секунды продыху. Они не упускали из-под контроля ни пяди пространства, сводя на нет любые попытки общения, не запланированного организаторами схода.
Зал заполнился целиком. Офицер подвел Артамонова и Орехова к их столу, но откланиваться, как и другие провожатые, не торопился.
— Сначала нас нафаршируют, потом поведут в баню. А потом — на корм, — шепнул Орехов, отстаивая свои подозрения. — Как в сказке.
— Меня интересует, почему нет ни одной дамы, — поделился ответными подозрениями Артамонов.
— Желательно не разговаривать, — тормознул болтунов офицер.
Появился ведущий. Он сообщил, что к закускам можно приступать, а президиум выйдет позже. Упрашивать никого не пришлось, аппетит у приглашенных был нагулян.
Президиум появился не из-за кулис, а на лифте из подземного бункера и стал рассаживаться за большой круглый прилавок.
В зале зашуршали шепоты:
— Президент!
— Глоба!
— Министр печати!
— Министр обороны!
— Лонго!
— Наш декан!
— Какие лбы! Какие черепа!
— Ничего себе компания!
И действительно, перед призывниками предстало все высшее руководство страны — действующий Президент, Кандидат на его пост, правительство, начальник «Останкино», редакторы основных газет, ректоры соответствующих вузов, известные специалисты из родственных журналистике областей, политики, ведущие телепрограмм, обозреватели и чревовещатели.
Сцена включилась и потихоньку завращалась. Получалось очень удобно члены президиума периодически проплывали мимо приглашенных, совсем как в ресторане на телебашне. В президиуме, по прикидке Артамонова, насчитывалось человек сто. Одна половина явно охраняла другую.
Встал управляющий всеми этими делами и сказал в микрофон:
— Как вы уже догадались, мы пригласили вас не только для того, чтобы угостить чрезвычайным обедом…
— Я же говорил — на мясо, — не унимался Орехов, делая ход конем.
— У нас к вам есть и соответствующее чрезвычайное предложение, которое вы воспримете как приказ, — продолжил ведущий. — Чуть позже товарищ Глоба введет вас в его астральный курс, а сейчас несколько слов устроителям встречи. Доверительно говоря, инициаторам и идеологам. Пожалуйста, товарищ Президент, — ведущий проделал в сторону центрального кресла ужимку, похожую на книксен.
— Уважаемые журналисты, друзья! — начал Президент. — Прежде всего хотелось бы определиться, где находимся… да… и поздравить вас с успешным завершением учебы. Хотелось бы… но жизнь, как вы знаете, штука сложная. Приходится работать. Нагорный Карабах, Зебражан. Как говорится, назрел вопрос. Отсюда возникает предложение. Журналистское, так сказать, расследование, исследование, как хотите. Я сам учился и помню. Вся эта филология, пятая колонна, четвертая власть. Другими словами, разрешите поздравить, поскольку хотелось бы, не теряя времени, приступить к работе.
В завершение речи, выражая полнейшую уверенность в сказанном, Президент, словно сорвавшись с цепи, ударил по столу ладонью, описав ею настолько характерную дугу заядлого доминошника, что для полного натурализма оставалось только крикнуть: «Рыба!»
— Заметил? — Орехов толкнул локтем Артамонова. — Этот без пятна.
— Просто лампа отсвечивает. Ходи.
— Никакая не лампа! У них полно двойников! Шах.
— Может, замазал чем? Или срезали? Сейчас врачи что угодно отрежут.
— А может, пятно — это для имиджа?
— Ты мне не оставляешь никаких пешек к существованию.
— Сдаешься, что ли?
— Полчаса продержусь. Но если нас сюда затащили не на мясо, то зачем?
— Похоже, именно это нам сейчас и расскажут. Шах.
— Предлагаю отложить партию до лучших времен.
— Сейчас партия сама отложит тебя до лучших времен.
— Хорошо, слил. Общий счет по двум.
Следующее слово было предоставлено Кандидату в Президенты. В смысле доклада он был еще короче.
— Товарищи, — сказал он без бумажки, — или, как теперь принято говорить, господа, понимаешь!
— Не по шпаргалке шпарит, значит — настоящий! — сказал Артамонов.
— Да, на экране он благовидней.
— Накачивают наркотиками.
— Разговоры! — ткнул Орехова под ребро офицер.
— Мы собрались, чтобы, некоторым образом, обсудить положение, добрым голосом продолжал Кандидат. — Почему здесь? Вернее, почему с вами? По нашему мнению, вы как раз и есть тот самый передовой отряд молодежи, чтэ-э… раньше приписывалось совсем не тем. Мы отобрали для дела самых нестандартных, то есть, наиболее образованных и в совершенстве владеющих профессией. Людей с нелогичным поведением, со смелыми жизненными воззрениями. То есть людей броских, бросающихся в глаза не только обывателю, но и органам, которые, так сказать, обеспечивают нашу кадровую политику. С вами здесь поработают конкретные люди. Вы получили повестки, но здесь не армия. Почему здесь? Здесь у нас центр. Центр подготовки. Лучшие умы лаборатории, понимаешь…
— На котлеты нас привезли, чувствую шкурой. И главное — никакого шанса сдернуть, — нагонял тоску Орехов. — Я пошел ладьей.
— Да заткнись ты, — пнул его ногой под столом Артамонов. — Ставлю ферзя.
— Мы хотели бы доверить вам все информационное пространство, — гнул дальше Кандидат, — по двое на каждый регион. Это даст нам заключение. Политический момент очень сложный, богатства страны ничьи и неуправляемы. И даже не наши. При том, чтэ-э… мы здесь. Поздравления наши примите и будьте готовы… Это что, уже конец? — повернулся он к кому-то в президиуме.
Затем начались выступления силовиков. Они по очереди пороли дичь методом внутреннего проговаривания. Из метрономически раскрывающихся ртов выползала откровенная дислалия. Последним, бормоча себе за китель, выступил основной военный. Получалось, что орать он мог только на плацу.
Ведущий суетился, торопясь отнять у него слово и предоставить менее косноязычному оратору.
— Мениск обороны, — шепнул Орехов и получил от наблюдающего офицера под другое ребро.
Вскоре любительские тексты закончились. Ведущий с явным удовольствием сообщил:
— А теперь, как мы и договаривались, слово предоставляется товарищу Глобе.
Зал поежился, зашушукал, загудел и долго не утихал. Чтобы прервать эту недисциплинированную спонтанность, кто-то очень хитро расстроил усилитель. В колонках дико запищало и завыло, словно подключили глушилку. Зал был вынужден стихнуть. Глоба тут же приступил к смыслу:
— Для введения в курс дела мне необходимо раскрыть небесные карты, разложить звездный пасьянс. Итак, Президент. Родился 2 марта 1931 года в 11 часов 52 минуты по московскому времени в селе Привольное Красногвардейского района Ставропольского края. По звездам он — десятый градус Рыб, Солнце в соединении с Лилит в Зените.
Зрители от непонятности информации стали врастать в кресла, слава Богу, позволяющие это сделать.
— Президент, — продолжал Глоба, — сыграл свою черную роль, придя к власти. Он призвал к действию все разрушительные темные силы и был их проводником. Можно посмотреть, какие силы он представлял. Правда, он мог пасть жертвой тех же сил, которые его провозгласили, потому что Нептун владыка Солнца и Черной Луны — находится в противостоянии к Солнцу в Деве. В Деве он находится в изгнании, в ущербном положении. Разберем дальнейшие шансы Президента с точки зрения власти. Прежде всего у него кульминирующее Солнце, родился вблизи полудня, полуденное Солнце вместе с Черной Луной. Посмотрим, может ли стихия удержать у власти или вновь вернуть к власти нашего Президента…
Делая свой доклад, Глоба показывал множество плакатов, насыщенных диаграммами и похожих на выкройки для шитья. Трассирующие кривые сплетались, сходились, расходились и лезли друг на друга. Газовые и пылевые туманности, галактики, их относительное вращение внутри друг друга, звездные скопления, планеты, созвездия, наползание одних сил тяготения на другие. Сам Глоба с двумя огромными скрещенными указками, размером, пожалуй, с биллиардный кий, походил на космического закройщика, который огромными ножницами кромсал небесный атлас, выкраивая лоскуты, которые могли оказать наиболее убедительное воздействие на аудиторию. Опускаясь в глубины дозвездного вещества, он подбивал свою модель кусками прошлого, делал вытачки и проймы из формул теории относительности, обметывал манжеты плоских разверток небесных полусфер вязью комет, развенчивал капюшоны несбывшихся по причине звезд пророчеств, вскрывал и закрывал гульфики черных дыр.
— Наш Президент, — продолжал Глоба, — Черная Луна в Рыбах. Мифологически он воплощает в себе совмещение двух крайностей — прошлого и будущего. Если он ведет себя как представитель прошлого, то выполняет темную программу, если идет путем реформ — светлую. С Селеной связан жребий сокровенного. Значит, светлое дело, которое он проводил, — тайное и непонимаемое нашими соотечественниками, особенно современниками. Стало быть, все, что он сделал хорошего, не останется безнаказанным. Темные дела его, наоборот, поощряются, поскольку Лилит в соединении с Солнцем в Зените. Такому человеку легче делать темные дела. Президент был хорош и нужен для определенного этапа. В 2003 году именно в его градус войдет главная стрелка космических часов. Президент не просто политик, на его примере стихия разыграла целый миф ухода со сцены советской власти. С одной стороны выдвижение его как типичного представителя советской власти, оформившего свою карьеру за счет родственных связей, писем, звонков, интриг, подкупа, с другой стороны — падение типичного представителя этой системы. Гороскоп политика должен соответствовать эпохе, иначе его не выдвинуть на передовые рубежи власти…
Аудитория вслушивалась и вдумывалась в смысл сказанного. Так просто и легко раскладывался на лопатки и разбирался по косточкам Президент страны, и так просто, под стаканчик заваренного в молоке чая, сносил разбираемый все эти выводы и умозаключения, что казалось, будто все происходит на экране, а не в жизни.
— Давненько не бывал на подобных представлениях, — шепнул Орехов. Смотри, молотит, как молоток — и хоть бы раз улыбнулся. Спариваю пешки.
— Видишь ли, пятачок, — сказал Артамонов, — похоже, все это правда, а никакое не кино. Двойное гарде.
— Все говорит о том, — продолжил свое рукоделие Глоба, — что, несмотря на политику темных сил, программу наш Президент заложил светлую. Она должна сработать вопреки тому, что он сделал. Потому что для следующего за ним нового Президента, Водолея, чем ситуация хуже, тем она лучше.
Некоторые выпускники по привычке принялись конспектировать. Но между столами прошелся невысокий человек, пошептал на ухо особенно ретивым стенографистам, и те вмиг попрятали блокноты и авторучки. Записывать не рекомендовалось, разрешалось только запоминать.
— Теперь о преемнике, — вел дальше Глоба. — Кандидат в Президенты родился 1 февраля 1931 года в 16 часов 15 минут в деревне Бутка Талицкого района Свердловской области. Третий градус Овна. Солнце — одиннадцатый градус Водолея. Крестовая ситуация, тоже связанная с Зенитом. Таким образом, Рыба плавно и бархатно передает жезл нашей эстафеты Водолею, поскольку начинается его эпоха и мы не имеем права перечить природе. — Глоба отложил в сторону все свои кии-указки, свернул и положил в стопку плакаты. — Как уже было сказано, сюда отбирались самые лучшие из выпуска этого года. И очники, и заочники. Из самых лучших вузов страны, в которых ведется соответствующая вашей профессии подготовка. Но из суммы лучших затем были отобраны только два гомологичных знака зодиака — Рыбы и Водолеи. После чего вас скомплектовали в пары. Каждая пара являет собой соплодие Рыбы и Водолея, уложение которых валетом дает формулу преемственности в миниатюре. Так говорят звезды. К мнению звезд необходимо прислушиваться. Два этих знака будут, как диплоидная клетка, ознаменовывать переходный период. И лишь только следующий за ними более молодой знак, о котором мы здесь речи пока не ведем, принесет необходимый и планируемый нами законопорядок в нашу страну. Вы должны знать, какой знак следует за Водолеем и какая из засветившихся на политическом небосклоне фигур под этим знаком ходит. На этом все, спасибо за внимание!
— Во лепит! — восхитился кто-то за соседним столом.
Глоба донес глобальное видение затеи, а пролонгировал мысль в деталях Лонго. При этом он был краток и не так фантасмагоричен.
В президиуме выделялись три человека, степенность и безучастность которых давали повод заключить, что они старше всех званием и выше всех положением. Они присутствовали при стечении исполнителей, как иной раз в старину на партсобрании фабрики присутствовали люди из райкома. Это были авторитеты, реально управляющие страной.
Встал ведущий.
— В общем и целом, — сказал он, — я думаю, вам все понятно. А конкретные ценные указания вы получите от ваших кураторов в конфиденциальных беседах в тех самых кабинетах, куда вас привели первоначально. Номера кабинетов, если забыли, на ваших столах и на ваших повестках. Пять минут на перекур, и далее — как теперь принято говорить — работа в комиссиях.
Когда Артамонов и Орехов вошли, в кабинете уже сидел человек. Блеклый, как моль, взгляд в никуда — типичный представитель органов, весь изготовившийся задавать вопросы и слушать. Но сегодня перед ним стояла обратная задача — объяснять и отвечать на вопросы.
— Надеюсь, смысл затеи вы уловили, — начал он вводным тоном.
— Честно говоря, не очень, — сказал Орехов, вынимая из кармана сбитые фигуры.
— А еще точнее — совсем не уловили, — согласился с ним Артамонов, закрывая коробку.
— Я поясню, — откашлялся куратор. — Всякая власть, насколько вы уже поняли, не сама по себе и не по большинству голосов, как вас учили прежде. Она как бы от Бога, но при этом тщательно подбирается и отбирается из имеющегося в наличии материала. Для подготовки почвы в регионах, исходя из нестандартности ситуации, мы изыскали самых нестандартных.
— Но почему тогда здесь нет Макарона?! — попытался создать ложный переполох Орехов.
— Какого Макарона? — не понял особист.
— С нашего курса.
— Не знаю, насчет Макарона никаких разработок не велось, — скуксился куратор так, как если бы у него в постели застукали мужика.
— Странно, очень странно, — хмыкнул Орехов.
— Знак не подошел, — догадался Артамонов. — Они с Лопатой Близнецы.
— С какой Лопатой? — встрепенулся наставник.
— Не с чужой, с нашей, — успокоил Орехов. — С нашей личной Лопатой.
— Не будем отвлекаться, — вернул разговор в русло куратор. Продолжаю. Зовут меня — номер этой комнаты, — доверительно сообщил он. Для вас я просто число. Вам предстоит запомнить его. Одновременно оно является номером телефона для связи. Но выходить на связь желательно в крайних случаях. В случае тюрьмы или сумы. А лучше — вообще не выходить. В пары вас сбили условно, на основании поверхностной слежки. При желании любой из вас вправе поменять напарника. Рыба-Орехов может избрать другого Водолея, а Артамонов может поймать другую Рыбу. В резерве имеется и то, и другое. Работать вам предстоит в Калинине, то есть в Твери, город на днях переименуют. Вы спросите, почему? Отвечаю — потому что переименуют улицу в Москве.
Куратор постоянно давал понять, что сам он во всей этой затее — на стороне новобранцев и только положение обязывает держаться строго. Его тон был настолько извинительным, будто он хотел выдать государственную тайну, но не знал ее.
— Но ведь я невоеннообязанный, — сказал Орехов.
— А вас никто на войну не посылает. Это дело добровольное. Вы можете отказаться. А вот Артамонов — нет, уже подпадает под статью. Ну так что, гражданин Орехов, вы отказываетесь?
— Нет, почему же. И, кстати, от чего я отказываюсь? Вы так и не прояснили, в чем суть.
— Уточняю диспозицию. Вкратце это звучит примерно так. — Он пытался выглядеть державно серьезным. — Наша власть, владевшая территорией без всяких на то фамильных документов, стала понимать безыдейность системы собственности. Владеет, вообразим, первый секретарь обкома имуществом области, а в бюро технической инвентаризации или в палате регистрации это не записано, не зафиксировано. Он работает, работает, наш первый секретарь, улучшает хозяйство области, а потом его раз — и сняли. Или еще проще умер. Ни по наследству не передать такую собственность, ни продать. Поэтому под натиском регионов было принято решение наверху — официализировать собственность, оформить ее по всем нормам международного права. Идея забродила при Леониде Ильиче, но обретает реальное воплощение только теперь, через три типа приватизации. На это уйдет какой-то срок.
— А при чем здесь мы? — перебил его Артамонов.
— Вы здесь действительно пока ни при чем. Вас направляют для решения перспективной задачи: вы должны внедриться в информационное и культмассовое пространство области и захватить основные секторы надстроечного рынка. Вам поручается морально подготовить вверенный регион к грядущим демократическим преобразованиям. И не только подготовить. По нашим разработкам и ориентировкам, вы должны будете присмотреться к кадрам, вычислить их соответствие нашей концепции и привести к власти на местах. На это вам дается пятилетка. И досрочно тут ничего делать не надо. Именно пять лет. Через пять лет вы и сами поймете — зачем. Если не поймете — мы позвоним и объясним. Через какое-то время произойдет смена Президента, и у страны начнется ломка. Неудачи внутренней политики будут списаны на старого Президента, а новый займется новаторством. В соответствии с нашей доктриной собственностью должен владеть сильный и умный. На исходных позициях у сегодняшних собственников будут некоторые преимущества. Здесь ничего не попишешь. Но дальше — пожалуйста. Монопольная система по управлению информацией и культурой будет подпилена с вашей помощью, и распределение собственности пойдет уже по волчьим законам жизни и открытой конкуренции. Кто у кого заберет. Смогут удержать нынешние — будут продолжать владеть, упустят — их проблема. На этот счет с Западом подписан официальный документ, нас обязывают это сделать. Так что никто претензий иметь не будет. Их инвестиционные компании на низком старте. Часть собственности откупят они. Вот, собственно, вкратце и все. А сейчас я попрошу вас дать подписку о неразглашении государственной тайны. И ознакомиться с мерой ответственности. — Куратор вынул из папки два красивых бланка, похожих на банковские векселя. — Вот тут, внизу, пожалуйста, — указал он клеточку для сигнатур. — Что касается поддержки вас в регионах, мы гарантируем помощь при решении любых вопросов. Чуть что — сразу к нам. А теперь вам надлежит проследовать на КПП.
— Ничего себе мера! — выдохнул Орехов, когда вышли из кабинета. Расстрел за измену Родине.
— Этому радоваться надо и принимать с гордостью, — объяснил Артамонов. — Расстрел — это высшая мера социальной защиты!
— Да, влипли так влипли.
— Купили, как щенков! Да как дешево — за то, что никто не тронет!
— Остается надеяться, что и новая идея окажется такой же дурью, как все предыдущие — тоталитаризмы, оттепели, перестройки, ускорения, развитые и окончательно победившие социализмы! — сказал Орехов.
— А меж тем, не выполнишь задание и — посодют! — сообразил Артамонов. — Не в шутку, а на самом деле. У нас во дворе случай был. Пописали двое пацанов под окнами, а соседка милицию вызвала. Их взяли, составили протокол и отпустили. Ребята уехали на Север. Через девять месяцев их арестовали и под конвоем доставили на материк. Оказалось, все это время они были в федеральном розыске. Потому что дважды не явились на административную комиссию и на основании протоколов само собой возбудилось уголовное дело! Суд, чтобы закрыть дело, был вынужден выписать им по сроку, который они оттянули на БАМе.
— Идиотизм, — согласился Орехов. — Недавно я купил на развале Сборник кодексов, выпущенный издательством «Учпедгиз» в серии «Мои первые книжки». Полистал. Оказывается, мне можно пришить любую статью. Прямо сейчас бери и сажай — все подходит! Единственное, что мне не грозит, — так это быть привлеченным за самовольное покидание военного корабля во время боевых действий. А все остальное — как по мне шито. Даже по статье за нелицензионный отстрел бобров и то легко прохожу. Причем не за то, что нет лицензии, а поскольку в законе не дано точной трактовки понятия «бобер».
На КПП новобранцев усаживали обратно в «уазики» и отвозили до трассы Ленинград — Москва. На Т-образном перекрестке рота военных автоинспекторов тормозила попутки и обязывала водителей взять в сторону Москвы или Питера одного-двух участников собрания.
— Хорошо, хоть так, — сказал Орехов, — а то ведь могли отправить не в Москву, а в Александровский централ.
— Не говори.
Очередную партию призывников особисты выпускали из «уазика» только тогда, когда инспектора подгоняли для них транспорт. Межгрупповое общение пресекалось настолько грамотно, что никто не смог перекинуться ни словом.
Орехову с Артамоновым подсунули фуру с желто-черными треугольниками радиационных меток на бортах.
— Товарищ капитан, — попытался забраковать транспорт Орехов, — на нем мы излишне засветимся. А в нашем положении…
— Вы что, на губу захотели?! — взбеленился особист. — Забыли, что на службе?! Быстро садитесь и вперед!
Водитель фуры взвизгнул от радости, получая в распоряжение четыре свободных уха, — подфартило. Он пожаловался на жизнь в том плане, что «плечевые» тетки, одна другой краше, голосуют по всей трассе, а ему брать пассажиров по своей воле запрещено.
— Мы надеемся, к нам вы без претензий? — спросил Орехов.
Водитель не понял юмора и сделал вид, что не расслышал. Он предложил попутчикам есть и пить. Орехов с Артамоновым расставили шахматы. Водитель от неожиданности исполнил частушку:
— Частушка и в самом деле свежая, — признали они.
— Крутая? — обрадовался контакту водитель. — Напарник слова дал.
— Это наша серия гуляет, — сообщил Орехов.
— Какая серия? — спросил водитель.
— Мы сочиняем частушки и запускаем в народ на обкатку, — разъяснил Орехов. — Работа такая. Не верите? Могу продолжить серию:
— Вполне рабочая обстановка, — заключил Орехов.
За окном прошагал взвод солдат.
— Мать — два! Мать — два! — командовал сержант.
— В два так в два, — сказал Артамонов и достал из-за пазухи коробку мини-шахмат.
— Где взял? — удивился Орехов.
— Где взял, где взял! — передразнил его Артамонов. — На КПП!
— Под трибунал пойдем, — дернулся Орехов.
— Не бойся, на них нет инвентарного номера.
— Походных в нашу коллекцию еще не попадало.
При шахматах коротать время было гораздо удобнее. В компании они играли мажоритарную роль. Сессия не начиналась, пока чья-либо коробка с фигурками не перекочевывала в комнату к Артамонову и Орехову. Если не добыты шахматы, не полагалось приступать даже к поиску напарниц. Учеба проходила как бы между партиями. Если играли без интереса, выигрывал Орехов, а когда на флягу армянского — Артамонов делил с ним первое-второе место. Сам-Артур при любом раскладе был третьим. После сессии доска с фигурами независимо от воли хозяина покидала ДАС в чемодане Артамонова или Орехова — такова была традиция. Коробку забирал тот, чья наступала очередь.
Вскоре явился офицер и велел двигаться к месту сбора. Соседнее здание, куда вел тротуар, походило на Дворец съездов. За ним сквозь деревья виднелась президентская резиденция. Все постройки вокруг походили на свежерубленные, декорации к историческому фильму.
Наглые ручные белки валились с деревьев и вырывали из рук последние крохи. Порхали и садились на плечи домашние коршуны и пустельги. Без задней мысли путались под ногами косули и рыси. Стриженые деревья и кустарники, обрамлявшие дорожки, были нетипичными для средней полосы. Они росли не в земле, а в зарытых туда бадьях.
— Хорошо, что не в Африке живем, — сказал Артамонов. — Представь, сейчас бы здесь гуляли гиены.
— Неспроста нас сюда затащили, пятачок. Зуб даю, неспроста. Очень похоже, что на корм для всего этого пригульного скота! — предположил Орехов.
Умозрительный зал, куда всех завели, был рассчитан на тысячу мест и выполнен в виде полусферы. Столы, уставленные провизией, располагались по окружности. В центре возвышался подиум. Часть столов была уже занята, за другие усаживались входящие. На каждом столе имелась табличка с фамилиями и номером. Номер на столе совпадал с номером на комнате — все те же одиннадцать цифр.
Возможности перекинуться парой слов со знакомыми по-прежнему не было никакой. Плотность офицеров доходила до трех товарищей на квадратный метр. Все рангом не ниже капитана. Подсказывая, как пройти к месту, или помогая усесться, военные не давали ни секунды продыху. Они не упускали из-под контроля ни пяди пространства, сводя на нет любые попытки общения, не запланированного организаторами схода.
Зал заполнился целиком. Офицер подвел Артамонова и Орехова к их столу, но откланиваться, как и другие провожатые, не торопился.
— Сначала нас нафаршируют, потом поведут в баню. А потом — на корм, — шепнул Орехов, отстаивая свои подозрения. — Как в сказке.
— Меня интересует, почему нет ни одной дамы, — поделился ответными подозрениями Артамонов.
— Желательно не разговаривать, — тормознул болтунов офицер.
Появился ведущий. Он сообщил, что к закускам можно приступать, а президиум выйдет позже. Упрашивать никого не пришлось, аппетит у приглашенных был нагулян.
Президиум появился не из-за кулис, а на лифте из подземного бункера и стал рассаживаться за большой круглый прилавок.
В зале зашуршали шепоты:
— Президент!
— Глоба!
— Министр печати!
— Министр обороны!
— Лонго!
— Наш декан!
— Какие лбы! Какие черепа!
— Ничего себе компания!
И действительно, перед призывниками предстало все высшее руководство страны — действующий Президент, Кандидат на его пост, правительство, начальник «Останкино», редакторы основных газет, ректоры соответствующих вузов, известные специалисты из родственных журналистике областей, политики, ведущие телепрограмм, обозреватели и чревовещатели.
Сцена включилась и потихоньку завращалась. Получалось очень удобно члены президиума периодически проплывали мимо приглашенных, совсем как в ресторане на телебашне. В президиуме, по прикидке Артамонова, насчитывалось человек сто. Одна половина явно охраняла другую.
Встал управляющий всеми этими делами и сказал в микрофон:
— Как вы уже догадались, мы пригласили вас не только для того, чтобы угостить чрезвычайным обедом…
— Я же говорил — на мясо, — не унимался Орехов, делая ход конем.
— У нас к вам есть и соответствующее чрезвычайное предложение, которое вы воспримете как приказ, — продолжил ведущий. — Чуть позже товарищ Глоба введет вас в его астральный курс, а сейчас несколько слов устроителям встречи. Доверительно говоря, инициаторам и идеологам. Пожалуйста, товарищ Президент, — ведущий проделал в сторону центрального кресла ужимку, похожую на книксен.
— Уважаемые журналисты, друзья! — начал Президент. — Прежде всего хотелось бы определиться, где находимся… да… и поздравить вас с успешным завершением учебы. Хотелось бы… но жизнь, как вы знаете, штука сложная. Приходится работать. Нагорный Карабах, Зебражан. Как говорится, назрел вопрос. Отсюда возникает предложение. Журналистское, так сказать, расследование, исследование, как хотите. Я сам учился и помню. Вся эта филология, пятая колонна, четвертая власть. Другими словами, разрешите поздравить, поскольку хотелось бы, не теряя времени, приступить к работе.
В завершение речи, выражая полнейшую уверенность в сказанном, Президент, словно сорвавшись с цепи, ударил по столу ладонью, описав ею настолько характерную дугу заядлого доминошника, что для полного натурализма оставалось только крикнуть: «Рыба!»
— Заметил? — Орехов толкнул локтем Артамонова. — Этот без пятна.
— Просто лампа отсвечивает. Ходи.
— Никакая не лампа! У них полно двойников! Шах.
— Может, замазал чем? Или срезали? Сейчас врачи что угодно отрежут.
— А может, пятно — это для имиджа?
— Ты мне не оставляешь никаких пешек к существованию.
— Сдаешься, что ли?
— Полчаса продержусь. Но если нас сюда затащили не на мясо, то зачем?
— Похоже, именно это нам сейчас и расскажут. Шах.
— Предлагаю отложить партию до лучших времен.
— Сейчас партия сама отложит тебя до лучших времен.
— Хорошо, слил. Общий счет по двум.
Следующее слово было предоставлено Кандидату в Президенты. В смысле доклада он был еще короче.
— Товарищи, — сказал он без бумажки, — или, как теперь принято говорить, господа, понимаешь!
— Не по шпаргалке шпарит, значит — настоящий! — сказал Артамонов.
— Да, на экране он благовидней.
— Накачивают наркотиками.
— Разговоры! — ткнул Орехова под ребро офицер.
— Мы собрались, чтобы, некоторым образом, обсудить положение, добрым голосом продолжал Кандидат. — Почему здесь? Вернее, почему с вами? По нашему мнению, вы как раз и есть тот самый передовой отряд молодежи, чтэ-э… раньше приписывалось совсем не тем. Мы отобрали для дела самых нестандартных, то есть, наиболее образованных и в совершенстве владеющих профессией. Людей с нелогичным поведением, со смелыми жизненными воззрениями. То есть людей броских, бросающихся в глаза не только обывателю, но и органам, которые, так сказать, обеспечивают нашу кадровую политику. С вами здесь поработают конкретные люди. Вы получили повестки, но здесь не армия. Почему здесь? Здесь у нас центр. Центр подготовки. Лучшие умы лаборатории, понимаешь…
— На котлеты нас привезли, чувствую шкурой. И главное — никакого шанса сдернуть, — нагонял тоску Орехов. — Я пошел ладьей.
— Да заткнись ты, — пнул его ногой под столом Артамонов. — Ставлю ферзя.
— Мы хотели бы доверить вам все информационное пространство, — гнул дальше Кандидат, — по двое на каждый регион. Это даст нам заключение. Политический момент очень сложный, богатства страны ничьи и неуправляемы. И даже не наши. При том, чтэ-э… мы здесь. Поздравления наши примите и будьте готовы… Это что, уже конец? — повернулся он к кому-то в президиуме.
Затем начались выступления силовиков. Они по очереди пороли дичь методом внутреннего проговаривания. Из метрономически раскрывающихся ртов выползала откровенная дислалия. Последним, бормоча себе за китель, выступил основной военный. Получалось, что орать он мог только на плацу.
Ведущий суетился, торопясь отнять у него слово и предоставить менее косноязычному оратору.
— Мениск обороны, — шепнул Орехов и получил от наблюдающего офицера под другое ребро.
Вскоре любительские тексты закончились. Ведущий с явным удовольствием сообщил:
— А теперь, как мы и договаривались, слово предоставляется товарищу Глобе.
Зал поежился, зашушукал, загудел и долго не утихал. Чтобы прервать эту недисциплинированную спонтанность, кто-то очень хитро расстроил усилитель. В колонках дико запищало и завыло, словно подключили глушилку. Зал был вынужден стихнуть. Глоба тут же приступил к смыслу:
— Для введения в курс дела мне необходимо раскрыть небесные карты, разложить звездный пасьянс. Итак, Президент. Родился 2 марта 1931 года в 11 часов 52 минуты по московскому времени в селе Привольное Красногвардейского района Ставропольского края. По звездам он — десятый градус Рыб, Солнце в соединении с Лилит в Зените.
Зрители от непонятности информации стали врастать в кресла, слава Богу, позволяющие это сделать.
— Президент, — продолжал Глоба, — сыграл свою черную роль, придя к власти. Он призвал к действию все разрушительные темные силы и был их проводником. Можно посмотреть, какие силы он представлял. Правда, он мог пасть жертвой тех же сил, которые его провозгласили, потому что Нептун владыка Солнца и Черной Луны — находится в противостоянии к Солнцу в Деве. В Деве он находится в изгнании, в ущербном положении. Разберем дальнейшие шансы Президента с точки зрения власти. Прежде всего у него кульминирующее Солнце, родился вблизи полудня, полуденное Солнце вместе с Черной Луной. Посмотрим, может ли стихия удержать у власти или вновь вернуть к власти нашего Президента…
Делая свой доклад, Глоба показывал множество плакатов, насыщенных диаграммами и похожих на выкройки для шитья. Трассирующие кривые сплетались, сходились, расходились и лезли друг на друга. Газовые и пылевые туманности, галактики, их относительное вращение внутри друг друга, звездные скопления, планеты, созвездия, наползание одних сил тяготения на другие. Сам Глоба с двумя огромными скрещенными указками, размером, пожалуй, с биллиардный кий, походил на космического закройщика, который огромными ножницами кромсал небесный атлас, выкраивая лоскуты, которые могли оказать наиболее убедительное воздействие на аудиторию. Опускаясь в глубины дозвездного вещества, он подбивал свою модель кусками прошлого, делал вытачки и проймы из формул теории относительности, обметывал манжеты плоских разверток небесных полусфер вязью комет, развенчивал капюшоны несбывшихся по причине звезд пророчеств, вскрывал и закрывал гульфики черных дыр.
— Наш Президент, — продолжал Глоба, — Черная Луна в Рыбах. Мифологически он воплощает в себе совмещение двух крайностей — прошлого и будущего. Если он ведет себя как представитель прошлого, то выполняет темную программу, если идет путем реформ — светлую. С Селеной связан жребий сокровенного. Значит, светлое дело, которое он проводил, — тайное и непонимаемое нашими соотечественниками, особенно современниками. Стало быть, все, что он сделал хорошего, не останется безнаказанным. Темные дела его, наоборот, поощряются, поскольку Лилит в соединении с Солнцем в Зените. Такому человеку легче делать темные дела. Президент был хорош и нужен для определенного этапа. В 2003 году именно в его градус войдет главная стрелка космических часов. Президент не просто политик, на его примере стихия разыграла целый миф ухода со сцены советской власти. С одной стороны выдвижение его как типичного представителя советской власти, оформившего свою карьеру за счет родственных связей, писем, звонков, интриг, подкупа, с другой стороны — падение типичного представителя этой системы. Гороскоп политика должен соответствовать эпохе, иначе его не выдвинуть на передовые рубежи власти…
Аудитория вслушивалась и вдумывалась в смысл сказанного. Так просто и легко раскладывался на лопатки и разбирался по косточкам Президент страны, и так просто, под стаканчик заваренного в молоке чая, сносил разбираемый все эти выводы и умозаключения, что казалось, будто все происходит на экране, а не в жизни.
— Давненько не бывал на подобных представлениях, — шепнул Орехов. Смотри, молотит, как молоток — и хоть бы раз улыбнулся. Спариваю пешки.
— Видишь ли, пятачок, — сказал Артамонов, — похоже, все это правда, а никакое не кино. Двойное гарде.
— Все говорит о том, — продолжил свое рукоделие Глоба, — что, несмотря на политику темных сил, программу наш Президент заложил светлую. Она должна сработать вопреки тому, что он сделал. Потому что для следующего за ним нового Президента, Водолея, чем ситуация хуже, тем она лучше.
Некоторые выпускники по привычке принялись конспектировать. Но между столами прошелся невысокий человек, пошептал на ухо особенно ретивым стенографистам, и те вмиг попрятали блокноты и авторучки. Записывать не рекомендовалось, разрешалось только запоминать.
— Теперь о преемнике, — вел дальше Глоба. — Кандидат в Президенты родился 1 февраля 1931 года в 16 часов 15 минут в деревне Бутка Талицкого района Свердловской области. Третий градус Овна. Солнце — одиннадцатый градус Водолея. Крестовая ситуация, тоже связанная с Зенитом. Таким образом, Рыба плавно и бархатно передает жезл нашей эстафеты Водолею, поскольку начинается его эпоха и мы не имеем права перечить природе. — Глоба отложил в сторону все свои кии-указки, свернул и положил в стопку плакаты. — Как уже было сказано, сюда отбирались самые лучшие из выпуска этого года. И очники, и заочники. Из самых лучших вузов страны, в которых ведется соответствующая вашей профессии подготовка. Но из суммы лучших затем были отобраны только два гомологичных знака зодиака — Рыбы и Водолеи. После чего вас скомплектовали в пары. Каждая пара являет собой соплодие Рыбы и Водолея, уложение которых валетом дает формулу преемственности в миниатюре. Так говорят звезды. К мнению звезд необходимо прислушиваться. Два этих знака будут, как диплоидная клетка, ознаменовывать переходный период. И лишь только следующий за ними более молодой знак, о котором мы здесь речи пока не ведем, принесет необходимый и планируемый нами законопорядок в нашу страну. Вы должны знать, какой знак следует за Водолеем и какая из засветившихся на политическом небосклоне фигур под этим знаком ходит. На этом все, спасибо за внимание!
— Во лепит! — восхитился кто-то за соседним столом.
Глоба донес глобальное видение затеи, а пролонгировал мысль в деталях Лонго. При этом он был краток и не так фантасмагоричен.
В президиуме выделялись три человека, степенность и безучастность которых давали повод заключить, что они старше всех званием и выше всех положением. Они присутствовали при стечении исполнителей, как иной раз в старину на партсобрании фабрики присутствовали люди из райкома. Это были авторитеты, реально управляющие страной.
Встал ведущий.
— В общем и целом, — сказал он, — я думаю, вам все понятно. А конкретные ценные указания вы получите от ваших кураторов в конфиденциальных беседах в тех самых кабинетах, куда вас привели первоначально. Номера кабинетов, если забыли, на ваших столах и на ваших повестках. Пять минут на перекур, и далее — как теперь принято говорить — работа в комиссиях.
Когда Артамонов и Орехов вошли, в кабинете уже сидел человек. Блеклый, как моль, взгляд в никуда — типичный представитель органов, весь изготовившийся задавать вопросы и слушать. Но сегодня перед ним стояла обратная задача — объяснять и отвечать на вопросы.
— Надеюсь, смысл затеи вы уловили, — начал он вводным тоном.
— Честно говоря, не очень, — сказал Орехов, вынимая из кармана сбитые фигуры.
— А еще точнее — совсем не уловили, — согласился с ним Артамонов, закрывая коробку.
— Я поясню, — откашлялся куратор. — Всякая власть, насколько вы уже поняли, не сама по себе и не по большинству голосов, как вас учили прежде. Она как бы от Бога, но при этом тщательно подбирается и отбирается из имеющегося в наличии материала. Для подготовки почвы в регионах, исходя из нестандартности ситуации, мы изыскали самых нестандартных.
— Но почему тогда здесь нет Макарона?! — попытался создать ложный переполох Орехов.
— Какого Макарона? — не понял особист.
— С нашего курса.
— Не знаю, насчет Макарона никаких разработок не велось, — скуксился куратор так, как если бы у него в постели застукали мужика.
— Странно, очень странно, — хмыкнул Орехов.
— Знак не подошел, — догадался Артамонов. — Они с Лопатой Близнецы.
— С какой Лопатой? — встрепенулся наставник.
— Не с чужой, с нашей, — успокоил Орехов. — С нашей личной Лопатой.
— Не будем отвлекаться, — вернул разговор в русло куратор. Продолжаю. Зовут меня — номер этой комнаты, — доверительно сообщил он. Для вас я просто число. Вам предстоит запомнить его. Одновременно оно является номером телефона для связи. Но выходить на связь желательно в крайних случаях. В случае тюрьмы или сумы. А лучше — вообще не выходить. В пары вас сбили условно, на основании поверхностной слежки. При желании любой из вас вправе поменять напарника. Рыба-Орехов может избрать другого Водолея, а Артамонов может поймать другую Рыбу. В резерве имеется и то, и другое. Работать вам предстоит в Калинине, то есть в Твери, город на днях переименуют. Вы спросите, почему? Отвечаю — потому что переименуют улицу в Москве.
Куратор постоянно давал понять, что сам он во всей этой затее — на стороне новобранцев и только положение обязывает держаться строго. Его тон был настолько извинительным, будто он хотел выдать государственную тайну, но не знал ее.
— Но ведь я невоеннообязанный, — сказал Орехов.
— А вас никто на войну не посылает. Это дело добровольное. Вы можете отказаться. А вот Артамонов — нет, уже подпадает под статью. Ну так что, гражданин Орехов, вы отказываетесь?
— Нет, почему же. И, кстати, от чего я отказываюсь? Вы так и не прояснили, в чем суть.
— Уточняю диспозицию. Вкратце это звучит примерно так. — Он пытался выглядеть державно серьезным. — Наша власть, владевшая территорией без всяких на то фамильных документов, стала понимать безыдейность системы собственности. Владеет, вообразим, первый секретарь обкома имуществом области, а в бюро технической инвентаризации или в палате регистрации это не записано, не зафиксировано. Он работает, работает, наш первый секретарь, улучшает хозяйство области, а потом его раз — и сняли. Или еще проще умер. Ни по наследству не передать такую собственность, ни продать. Поэтому под натиском регионов было принято решение наверху — официализировать собственность, оформить ее по всем нормам международного права. Идея забродила при Леониде Ильиче, но обретает реальное воплощение только теперь, через три типа приватизации. На это уйдет какой-то срок.
— А при чем здесь мы? — перебил его Артамонов.
— Вы здесь действительно пока ни при чем. Вас направляют для решения перспективной задачи: вы должны внедриться в информационное и культмассовое пространство области и захватить основные секторы надстроечного рынка. Вам поручается морально подготовить вверенный регион к грядущим демократическим преобразованиям. И не только подготовить. По нашим разработкам и ориентировкам, вы должны будете присмотреться к кадрам, вычислить их соответствие нашей концепции и привести к власти на местах. На это вам дается пятилетка. И досрочно тут ничего делать не надо. Именно пять лет. Через пять лет вы и сами поймете — зачем. Если не поймете — мы позвоним и объясним. Через какое-то время произойдет смена Президента, и у страны начнется ломка. Неудачи внутренней политики будут списаны на старого Президента, а новый займется новаторством. В соответствии с нашей доктриной собственностью должен владеть сильный и умный. На исходных позициях у сегодняшних собственников будут некоторые преимущества. Здесь ничего не попишешь. Но дальше — пожалуйста. Монопольная система по управлению информацией и культурой будет подпилена с вашей помощью, и распределение собственности пойдет уже по волчьим законам жизни и открытой конкуренции. Кто у кого заберет. Смогут удержать нынешние — будут продолжать владеть, упустят — их проблема. На этот счет с Западом подписан официальный документ, нас обязывают это сделать. Так что никто претензий иметь не будет. Их инвестиционные компании на низком старте. Часть собственности откупят они. Вот, собственно, вкратце и все. А сейчас я попрошу вас дать подписку о неразглашении государственной тайны. И ознакомиться с мерой ответственности. — Куратор вынул из папки два красивых бланка, похожих на банковские векселя. — Вот тут, внизу, пожалуйста, — указал он клеточку для сигнатур. — Что касается поддержки вас в регионах, мы гарантируем помощь при решении любых вопросов. Чуть что — сразу к нам. А теперь вам надлежит проследовать на КПП.
— Ничего себе мера! — выдохнул Орехов, когда вышли из кабинета. Расстрел за измену Родине.
— Этому радоваться надо и принимать с гордостью, — объяснил Артамонов. — Расстрел — это высшая мера социальной защиты!
— Да, влипли так влипли.
— Купили, как щенков! Да как дешево — за то, что никто не тронет!
— Остается надеяться, что и новая идея окажется такой же дурью, как все предыдущие — тоталитаризмы, оттепели, перестройки, ускорения, развитые и окончательно победившие социализмы! — сказал Орехов.
— А меж тем, не выполнишь задание и — посодют! — сообразил Артамонов. — Не в шутку, а на самом деле. У нас во дворе случай был. Пописали двое пацанов под окнами, а соседка милицию вызвала. Их взяли, составили протокол и отпустили. Ребята уехали на Север. Через девять месяцев их арестовали и под конвоем доставили на материк. Оказалось, все это время они были в федеральном розыске. Потому что дважды не явились на административную комиссию и на основании протоколов само собой возбудилось уголовное дело! Суд, чтобы закрыть дело, был вынужден выписать им по сроку, который они оттянули на БАМе.
— Идиотизм, — согласился Орехов. — Недавно я купил на развале Сборник кодексов, выпущенный издательством «Учпедгиз» в серии «Мои первые книжки». Полистал. Оказывается, мне можно пришить любую статью. Прямо сейчас бери и сажай — все подходит! Единственное, что мне не грозит, — так это быть привлеченным за самовольное покидание военного корабля во время боевых действий. А все остальное — как по мне шито. Даже по статье за нелицензионный отстрел бобров и то легко прохожу. Причем не за то, что нет лицензии, а поскольку в законе не дано точной трактовки понятия «бобер».
На КПП новобранцев усаживали обратно в «уазики» и отвозили до трассы Ленинград — Москва. На Т-образном перекрестке рота военных автоинспекторов тормозила попутки и обязывала водителей взять в сторону Москвы или Питера одного-двух участников собрания.
— Хорошо, хоть так, — сказал Орехов, — а то ведь могли отправить не в Москву, а в Александровский централ.
— Не говори.
Очередную партию призывников особисты выпускали из «уазика» только тогда, когда инспектора подгоняли для них транспорт. Межгрупповое общение пресекалось настолько грамотно, что никто не смог перекинуться ни словом.
Орехову с Артамоновым подсунули фуру с желто-черными треугольниками радиационных меток на бортах.
— Товарищ капитан, — попытался забраковать транспорт Орехов, — на нем мы излишне засветимся. А в нашем положении…
— Вы что, на губу захотели?! — взбеленился особист. — Забыли, что на службе?! Быстро садитесь и вперед!
Водитель фуры взвизгнул от радости, получая в распоряжение четыре свободных уха, — подфартило. Он пожаловался на жизнь в том плане, что «плечевые» тетки, одна другой краше, голосуют по всей трассе, а ему брать пассажиров по своей воле запрещено.
— Мы надеемся, к нам вы без претензий? — спросил Орехов.
Водитель не понял юмора и сделал вид, что не расслышал. Он предложил попутчикам есть и пить. Орехов с Артамоновым расставили шахматы. Водитель от неожиданности исполнил частушку:
Орехов с Артамоновым зааплодировали.
У работников ГАИ
Очень длинные… жезлы!
Разбираются с движеньем,
Как с капустою… Козлы!
— Частушка и в самом деле свежая, — признали они.
— Крутая? — обрадовался контакту водитель. — Напарник слова дал.
— Это наша серия гуляет, — сообщил Орехов.
— Какая серия? — спросил водитель.
— Мы сочиняем частушки и запускаем в народ на обкатку, — разъяснил Орехов. — Работа такая. Не верите? Могу продолжить серию: