Асприн Роберт Линн. Разведчики времени

мере того как процессия приближалась к храму с дальнего конца Палатинского
холма.
-- Они проходят через Форум,-- объяснил Малькольм,-- по Священной
дороге... Смотри-ка, вон они уже появились!
Марго встала на цыпочки, не желая ничего упустить. Что же здесь на
самом деле происходило? Она ничего не знала ни об Аттисе, ни о Кибеле. А
Малькольм был сейчас так увлечен зрелищем, что ей не хотелось отвлекать его
своими расспросами.
Верховный жрец появился первым и встал у длинного глубокого рва,
вырытого посреди храмового двора. Ров был покрыт досками, но не сплошь, а
так, что между ними оставались промежутки.
Скульптурные изображения Аттиса, Кибелы и священной сосны были подняты
по ступеням ко входу в храм. Львы рычали на толпу, пытаясь вырваться из
своих цепей или просто пересилить удерживающих их стражей. Их рев вызывал
ответную вибрацию в груди Марго, а затылок ее непроизвольно холодел от
страха.
Свободное пространство посреди храмового двора постепенно заполнялось.
Вот ввели черного быка и провели напоказ по кругу. Там, перед самым храмом,
жрецы снимали позолоченную статую Аттиса с носилок. Затем привязали ее к
ритуальной священной сосне толстыми канатами. Другими канатами они, как
растяжками, закрепили священное дерево, чтобы оно не опрокинулось под
тяжестью статуи.
Изнутри храма Кибелы появилась шеренга одетых в мантии жриц. На этот
раз Марго была абсолютно уверена, что перед ней женщины. Они встали
полукругом.
Верховный жрец отвел черного быка на возвышение и передал нескольким
помощникам, которые накинули на него крепкие веревки. Марго бросила быстрый
взгляд на Малькольма. Гид был полностью поглощен наблюдением. Он смотрел на
всю эту варварскую сцену так, будто хотел запомнить каждую мельчайшую
деталь.
"Ведь это его настоящая специальность,-- внезапно вспомнила Марго.-- Он
получил ученые степени за знания античности, классики и всего такого. А обо
мне он, наверное, сейчас совсем забыл".
Она уже видела Малькольма в роли учителя, Малькольма-гида, Малькольма
как спарринг-партнера и даже как верного друга, который возвращал ее к жизни
в те моменты, когда ей хотелось сжаться в комок и спрятаться от всего мира.
Но она никогда еще не видела Малькольма-ученого, захваченного страстью
исследователя.
Увлеченность в его взгляде была такой страстной и такой...
привлекательной. И ей вдруг стало обидно, что он никогда не смотрел так на
нее, Марго.
"Если ты хочешь, чтобы он и на тебя так смотрел, ты должна быть с ним
на равных". А это означало, что она должна будет стать ученой. Ну и что? Она
уже открыла и в себе эту всепоглощающую страсть учиться, узнавать новое,
стараться понять, как устроен мир. И не лучше ли будет начать учебу как раз
с той области науки, которая вызывает столь жгучий интерес у Малькольма? "Ну
а раз так, давай, девушка, начинай!"
И Марго принялась изучать развертывающуюся перед ней сцену. Она
старалась глядеть на все так, как это бы делал, по ее представлениям,
настоящий исследователь древней культуры. Теперь она горько жалела о каждом
пропущенном уроке латыни. Жалела, что вместо чтения рекомендованных Китом
книг о древней культуре предпочитала проводить время в спортивном зале.
А тем временем молодые люди, посвящаемые в жреческий сан, разделись
совсем догола и спрыгнули в вырытый во дворе ров. Жалобное мычание быка
привлекло к нему внимание Марго. Она увидела, что глаза животного вдруг
прямо выкатились из орбит. Кто-то, плохо различимый с того места, где они
стояли, что-то делал у быка под животом. Солнечный блик, отразившись от
отточенной стали, ослепил ее в то мгновение, когда верховный жрец выкрикнул
что-то гортанное.
Бык издал оглушительный вопль и рванулся вперед. Удерживающие его люди
изо всех сил вцепились в веревки. Снова блеснул нож -- на этот раз у горла
животного. Марго отпрянула назад. "Боже, они же его убивают..."
Кровь стекала в ров в щели между досками. Бык рвался, ревел и хрипел,
постепенно теряя силы. Марго в ужасе заткнула себе уши. Она никогда раньше
не видела вблизи, как умирают животные, не могла себе представить, сколь
жалобно они могут кричать. Это было ужасно, жестоко, чудовищно...
"Ты не в Миннесоте, Марго..."
Да. Это не ее время, это разведка. И все равно мучительная смерть
жертвенного быка потрясла ее до глубины души. "На современных скотобойнях
животных так долго не мучают",-- повторяла она себе, чтобы как-то
успокоиться. Но все равно ей было совершенно ясно, что теперь она не скоро
захочет и не скоро сможет есть мясо...
Наконец бык опустился на колени и затих. Верховный жрец поднял вверх
руку. В ней был зажат длинный, загнутый на конце предмет, похожий на ту
трость, которая была в руке статуи Аттиса. И тут она поняла, что это
такое.-- Боже мой!
Ее восклицание потонуло в восторженном реве толпы. Снова зазвучали
трубы, их звук показался пронзительным и диким в свете яркого апрельского
дня. Молодые новообращенные, пошатываясь, вылезали изо рва, с ног до головы
залитые кровью. Похоже было, что они пили эту кровь...
Спотыкаясь, они подходили к верховному жрецу, дотрагивались до зажатого
у него в руке предмета и затем исчезали внутри храма. Вслед за ними в
помещение вошли и жрицы. Последним исчез в дверях верховный жрец. И тогда
все оставшиеся снаружи жрецы затянули ритмичный речитатив... Это
продолжалось довольно долго.
Вдруг по донесшемуся из храма сигналу толпа разразилась приветственными
криками. На пороге храма снова появился верховный жрец. Отрезанные гениталии
несчастного быка по-прежнему были у него в руке.
У Марго голова пошла кругом. Она была совершенно сражена, напугана,
измучена всей этой непристойной жестокостью, которая казалась ей совершенно
бессмысленной.
Тут толпа во дворе затянула свой собственный речитатив. Судя по виду
Малькольма, он снова напрягся, стараясь запомнить каждое слово. Марго
заметила, что он приоткрыл клапан мешка, в котором был спрятан его личный
журнал. Интересно, давно ли он начал звукозапись? В ладони гида блеснула
миниатюрная цифровая видеокамера, с которой сигнал поступал прямо в
кристаллы памяти его личного журнала.
Как уверенно и профессионально он себя ведет, несмотря на то что здесь
происходят такие ужасы! Наверное, для него это не такая уж неожиданность, он
не первый раз на такой церемонии.
"Нет,-- неожиданно вспомнила она,-- такое событие происходит в Риме
впервые".
Так что неудивительно, что он отчаянно стремился попасть сюда, увидеть
все это и записать как можно подробнее. Интересно, а сколько еще ученых
приехало с этой группой? Наверное, ни одного, решила она, вспомнив, что все
вопросы, задаваемые гидам, касались только лотереи Мессалины. Весьма
возможно, что Малькольм был единственным в мире ученым, записавшим для
истории шествие в честь бога Аттиса. При этой мысли ей стало обидно и
стыдно, что она растерялась, поддалась неподобающим разведчику чувствам. В
результате упустила такой случай, не догадалась включить и свою камеру...
-- Малькольм,-- прошептала она в ухо гиду,-- а кто же они такие, Аттис
и Кибела?
Гид, весь напрягшийся в ожидании чего-то, только цыкнул на нее.
Верховный жрец отвесил низкий поклон позолоченной статуе Кибелы,
управляющей колесницей, запряженной львами. Отрезанный бычий член он положил
прямо перед статуей и стал отступать назад, бичуя себя цепом и подвывая в
такт.
Из храма начали выходить какие-то одуревшие, спотыкающиеся неофиты,
поддерживаемые другими жрецами. В этот момент Малькольм заметил что-то,
ускользнувшее от внимания Марго и понятное только ему, и облегченно
выдохнул:
-- А-ах...
Верховному жрецу поднесли корзину, полную тростниковых скипетров. Он по
очереди вручил по одному каждому из вновь обращенных. А те с каким-то
неестественным, преувеличенным отчаянием и яростью переламывали свой скипетр
пополам, затем подходили к позолоченной священной сосне и аккуратно
привязывали к ее ветвям перегнутый вдвое и сломанный скипетр. Это действо
сопровождалось неразборчивым протяжным воем толпы и жрецов.
-- Что они говорят? -- потребовала ответа Марго.-- Что они делают?
И снова Малькольм только шикнул на нее. Она стояла в центре обезумевшей
толпы и изо всех сил старалась понять причины и смысл всего того безумия,
свидетелем которого она оказалась. Но ни к какому осмысленному выводу прийти
не смогла. "Да, я тот еще ученый!" Чтобы ей можно было хоть что-нибудь
понять, у нее должны быть исходные знания, на которых строится объяснение. А
у нее их нет...
И почему это никогда не бывает достаточно времени, чтобы как следует
воплотить в жизнь мечту человека? Ведь для того, чтобы стать настоящим
разведчиком, ей понадобятся годы и годы. Значит, та цель, ради которой она
все это затевает, так и останется неосуществленной мечтой... Марго вздохнула
и отогнала эту невыносимую мысль.
Тем временем жрецы вошли в храм и внесли туда все свои священные
реликвии. Все. Представление окончилось. Толпа стала расходиться. Люди
громко и возбужденно переговаривались, точно так же, как футбольные
болельщики после матча, обсуждающие подвиги и промахи любимых игроков и
команд.
Малькольм раскрыл свой мешок, спрятал туда цифровую камеру и снова
тщательно завязал клапан. После этого он выпрямился и стал озираться, мигая,
точь-в-точь как сонный английский спаниель, разбуженный ранним утром...
-- Ну... -- Его взгляд остановился на Марго. Румянец появился на щеках
гида.-- Слушай, мне кажется, у тебя был какой-то вопрос?
-- Точнее сказать, три вопроса.
Она стояла, уперев руки в бедра, разглядывая его, а потом почему-то
рассмеялась. Отчасти этим смехом она пыталась отогнать отвращение и ужас,
вызванные всем увиденным.
-- Ты так смешно выглядишь, когда растерян и не знаешь, что сказать. Ну
так объясни, ради какого черта они всю эту гадость проделали? Я сама
пыталась разобраться, но этот орешек мне не по зубам.
-- Сегодняшний день здесь называют Черной пятницей. Считается, что это
день гибели солнца,-- начал свои объяснения Малькольм, показывая ей, по
какой дороге они будут спускаться вниз со священного Палатинского холма.--
Аттис -- это солнечный бог, кастрированный и принесенный в жертву, чтобы
оплодотворить Землю. Но после близости со своей матерью-супругой Кибелой он
снова возрождается. Тауроболия -- принесение в жертву быка -- это
необходимый очистительный ритуал.
-- А что, те мальчишки действительно пили кровь этого бедного быка?
-- Да, действительно. А потом каждый новопосвящаемый совокуплялся со
жрицей Кибелы в храме Великой Матери. Я даже немножко удивился, что они не
делали этого прямо во дворе. Насколько мне известно, в других районах
империи священный брак осуществляется публично.-- Он улыбнулся.-- Однако
римская мораль, в общем, гораздо строже вопреки всем тем глупостям, которые
тебе показывают в плохих фильмах. Конечно, во время Гиларий -- другое
дело...
По спине Марго пробежала дрожь. Гиларий начнутся всего через два дня. И
что же такого будет во время этого праздника? А ее семнадцатый день рождения
попадал как раз на середину Гиларий. Н-да, она и мечтать не могла о лучшем
подарке ко дню рождения.
-- Ну так вот, после того как наши неофиты совокупились внутри храма со
жрицами Кибелы, они символически кастрировали себя, переламывая те
тростниковые скипетры, которые выдал им верховный жрец. Мне было интересно,
как же они выйдут из положения с этой их традицией,-- императорский указ
запрещает совершать в Риме подобного рода ритуалы.
-- Что ты хочешь сказать? Что ужасного в переламывании связки
тростника?
Малькольм скорчил выразительную гримасу:
-- Существует такое ритуальное требование -- тот, кто хочет стать
жрецом Аттиса, должен кастрировать себя и отрезанные органы немедленно
предъявить богине Кибеле.
Марго так и замерла посреди улицы, ее чуть не стошнило.
-- Марго, ты загородила всем дорогу!
Она снова зашагала, но с таким выражением на лице, что Малькольм не
удержался от иронической улыбки.
-- На самом деле это очень, очень распространенный миф в этой части
света. И даже этим людям он уже кажется очень древним. Бог солнца, иногда
его называют еще богом плодородия, вступает в близость с богиней-Матерью,
когда она возрождается в виде луны. Или, по другим версиям, в виде земли.
Согласно этому мифу, бог солнца правит как священный монарх, подвергается
ритуальному убийству и затем возрождается вновь. И все это символизирует
начало нового цикла времен года, нового цикла выращивания урожая.
Геркулес -- это еще один священный царь, которого подвергли ритуальному
убийству. Но его не кастрировали, а просто начали жечь живьем, а потом,
извини, повесили на сосне истекать кровью.
В Карфагене древних священных царей сжигали живьем на кострах в память
этой легенды о Геркулесе. Эней с трудом избежал этой участи, сумев скрыться
от карфагенской царицы Дидона. А в Египте бога солнца Озириса-Pa резали на
куски и разбрасывали...
-- Малькольм, перестань! Это уж слишком! Гид сочувственно и в то же
время иронически взглянул на девушку.
-- С нашей точки зрения, конечно, это очень даже слишком. Но люди тех
времен искренне верили, что сделать землю плодородной способна только кровь
человеческой жертвы. Иначе урожай просто не вырастет. И они не менее
искренне верили, что и сам бог, и его отрезанный фаллос восстановятся,
оживут после окропления кровью и совокупления с богиней. Вот почему уже
посвященные жрецы в процессии несли тростниковые скипетры. Они являются
символами божественного фаллоса, вырастающего снова, как вырастает снова
тростник, пшеница...
По той же самой причине, например, в Геркулануме, городе, которому
покровительствует Геркулес, ты повсюду увидишь гермы -- фаллические символы.
Там считается, что они приносят счастье. Люди ставят их у порогов своих
домов и, входя и выходя, касаются их на счастье.
Марго было гораздо легче понять людей, потирающих на счастье каменный
фаллос, чем тех, которые увечили себя, отсекая свой, живой...
-- Но, Малькольм... кто же захочет такое над самим собой учинять? Они
что, добровольно это делают? Или они преступники, заключенные и их
принуждают?
-- Нет, все они делают это по своей воле. Ну хватит, давай лучше
рассмотрим светлую сторону этой мрачной картины. Уже много лет назад эту
традицию изменили в лучшую сторону. Стали убивать быка вместо кастрированных
жрецов. А теперь традицию снова смягчили: вместо настоящей кастрации они
ломают снопики тростника. Иначе бы римские законы не допустили отправления
этого культа. Да, римляне любят разглагольствовать о том, какая они
цивилизованная нация и как такая нация должна относиться к человеческим
жертвоприношениям. Но, надо сказать, у них у самих есть не менее гнусные
обычаи.
-- Это какие же?
-- Игры.
-- А что, на Играх приносятся человеческие жертвы?
Она снова замерла на месте, задерживая напирающих сзади людей. Кто-то
крепко обругал ее на латыни. Поняв это по интонации, она поспешно отступила
с дороги в сторону.
-- Малькольм, ты серьезно? Изучая историю, я ни разу не слышала о
человеческих жертвоприношениях в Риме. И в книгах я ничего подобного не
читала. Ни в одной! Я хочу сказать... ведь древние римляне считаются
высокоцивилизованной нацией!
Она взглянула с холма вниз, на возвышающийся вдали фасад Колизея.
-- Как же цивилизованные люди могут делать что-либо подобное? Я не
понимаю. Малькольм, это кажется совершенно диким. И так оно и есть, если это
правда.
Глаза Малькольма заблестели.
-- Похоже, что мне удалось заразить тебя вирусом любознательности.
Первые симптомы этой болезни я видел у тебя еще в Лондоне. Отлично, теперь
давай-ка попробуем разобраться в твоих вопросах.
Столетия назад, возможно, во времена этрусков, на этом месте возник
Большой Цирк -- естественный амфитеатр, где люди собирались, чтобы
посмотреть на ритуальные жертвоприношения. Сложные погребальные церемонии
включали в себя и спортивные соревнования, в основном гонки. Помни об этом,
когда через несколько дней будешь наблюдать Большие Игры. Мы будем не просто
болельщиками на спортивных состязаниях. Эти Игры вовсе не то же самое, что
игры Национальной футбольной лиги в Америке. Учти, здесь мы станем
свидетелями священной драмы.
Эта драма специально построена так, чтобы никого не оставлять
равнодушным, пробрать каждого зрителя до самых кишок. И только благодаря
такому острому и незабываемому спектаклю императору удается держать в
повиновении народ. Он позволяет спускать пары озлобленному плебсу. Это как
наркотик для них, и никто, кроме императора, не даст им этого наркотика.
Но по самой глубинной своей сути это и религиозная, священная
церемония. И надо сказать, таковой ее считают большинство живущих в этом
времени -- если даже не открыто, сознательно, то уж в глубине подсознания --
наверняка.
Да, еще ты спрашивала, кто эти жрецы Кибелы -- добровольцы или
заключенные? Вот в Играх Древнего Рима в большинстве своем участвуют узники
-- преступники, рабы, военнопленные. Когда для моральной разрядки народу
нужно, чтобы царь был убит, настоящему царю всегда легче поставить на свое
место раба. И народ будет доволен, и царь останется цел. И как раз в этом
месте и в это время ты все это сможешь увидеть воочию.
Марго перестала замечать пыль и шум яркого апрельского утра. Она с
большим трудом понимала и с еще большим принимала то, что говорил Малькольм.
Зато она теперь гораздо лучше поняла его слова о том, что большинство гидов
по прошлому имеют ученые степени. Чтобы объяснить туристам, что вокруг
происходит, конечно же, надо разбираться в событиях, как профессиональный
ученый-историк.
"Но я не могу позволить себе потратить годы на обучение до уровня
специалиста, прежде чем выйду в свою первую разведку!"
Ей надо стать генералистом -- специалистом, который знает обо всем
понемногу.
Ну а пока она выучит все, что Малькольм ей расскажет.
-- Ну, что теперь?
-- А теперь,-- Малькольм улыбнулся,-- теперь, я думаю, самое время
разведать, где бы нам можно отобедать!
-- Вот этот план мне нравится!
Малькольм рассмеялся и повел ее с Палатинского холма в поисках ее
первого настоящего римского обеда.
Серый рассвет едва коснулся небес, а Малькольм уже выходил из таверны
"Путешествий во времени". На улице телеги и фургоны без лошадей, как
застигнутые рассветом вампиры, были брошены там, где стояли. Крестьяне и
рабы на ручных тележках развозили доставленные грузы по городу.
-- Следующие три дня,-- сказал Малькольм Марго, когда та присоединилась
к нему,-- будут здесь практически повторением вчерашнего.
-- Что, еще какие-нибудь диковинные парады? Он отрицательно покачал
головой:
-- Нет. Эти действа приберегают ко дню принесения в жертву бога Аттиса,
как ты уже видела. Культ Аттиса очень популярен, особенно среди бедноты в
трущобах, в портовых городах. А теперь куча народу будет расхаживать в
показном праздничном трауре, если можно так выразиться. Они будут бичевать
себя цепами, подражая вчерашним жрецам, и не менее громогласно оплакивать
трагическую судьбу их божества.
Она сморщила носик. Малькольм хмыкнул:
-- Если хочешь быть разведчиком, привыкай к самым необычным и далеко не
всегда приятным зрелищам. Ну так вот. До ближайшего достойного внимания
события -- Гиларий -- осталось целых три дня. Поэтому предлагаю новый план
действий.
-- Ну и в чем твой план?
-- Ости я!
-- А что это? Еще один пакостный кровавый ритуал, где какие-нибудь
другие бедолаги играют роль королей на час?
-- Нет,-- улыбнулся Малькольм,-- Остия -- это просто портовый город,
расположенный вниз по течению Тибра.
-- Ого! Так что же, нас наконец ждет просто загородная прогулка?
Малькольм с трудом удержался, чтобы не потрепать ее по волосам.
-- Да. Клавдий строит там новые портовые сооружения. Мне как
исследователю нужно их увидеть. И тебе это будет полезно, чтобы получить
представление о возможностях древнеримской техники.-- Он хмыкнул.-- Инженеры
предупреждали императора, что гавань на этом месте обойдется в бешеные
деньги. Но ее необходимо было построить, потому что существующий порт все
больше затягивается илом и скоро станет вообще несудоходным. Мне страшно
хочется увидеть это новое строительство. Пусть даже оно еще не закончено, и
его так и не успеют завершить при жизни теперешнего императора Клавдия. Все
равно зрелище обещает быть просто грандиозным.
Марго веселела прямо на глазах.
-- Значит, никаких мучений и крови? Ты знаешь, все это звучит страшно
заманчиво! И как же мы туда доберемся?
-- Наймем лодку.
Девушка расплылась в счастливой улыбке.
Путешествие по реке на лодке! Замечательно!
Малькольм пошел договариваться с местным торговцем. Тот не работал в
праздники и потому согласился сдать напрокат свою лодчонку.
Лодка, хотя и здорово воняла рыбой, в управлении оказалась легка и
удобна.
-- Надеюсь, ты умеешь управляться с парусом? -- поинтересовалась Марго
у своего наставника.
-- Ага. И ты у меня научишься, пока мы доплывем до Ости и.
Она притворно вздохнула, но на самом деле с большой охотой принялась за
учебу -- ведь уроки происходили не в классе, а на воде!
Аккуратно ведя лодку по переполненному в пределах города фарватеру
Тибра, Малькольм рассказал ей, как называются основные элементы парусного
вооружения. Неторопливо лавируя между судами, он успел научить ее всей самой
необходимой для этого дела терминологии.
Когда же они выбрались за город, в более спокойные воды, гид дал ей
первый практический урок. Поначалу у Марго не ладилось. Пару раз она чуть
было не врезалась в берег, но в последний момент все же совладала с
управлением и сумела сама спасти судно и экипаж. Наконец она настолько
освоилась, что учитель передал ей руль, а сам устроился отдохнуть под теплым
утренним солнцем.
-- А тебе здесь неплохо,-- заметила Марго спустя какое-то время.
Малькольм с трудом разлепил веки и увидел, что девушка задумчиво
смотрит на него. Он улыбнулся:
-- Да, хорошо.
-- Я все думаю, как так может быть? Разве тебя не преследует мысль, что
эти варвары заставляют людей умирать на арене?
Он задумался над простым ответом на непростой и, может быть, самый
важный для нее вопрос.
-- Ты знаешь, абсолютно в любой культуре каждый отдельный человек может
найти нечто, что покажется ему варварским. Все зависит от того, что он в ней
ищет. Верно, кстати, и обратное утверждение. В каждой культуре имеется нечто
прекрасное, достойное заимствования. Так что запомни: все зависит от того,
как ты смотришь на вещи.
Суть разведки во времени состоит в том, что ты должна сама определить
заранее, за чем ты охотишься в чужих временах. Сама должна решить, что
хорошего ты можешь заимствовать в данной конкретной культуре, в данном
историческом периоде. А на плохое просто не надо обращать внимания -- все
равно ничего изменить нельзя. Это, может быть, самое трудное, но к этому
необходимо привыкнуть.
И конечно, необходимо уметь вернуться домой целой и невредимой, привезя
с собой то, за чем охотилась,-- будь то научная информация, а может, и
что-нибудь более материальное. Например, сведения о ранее неизвестных
Вратах, имеющих хорошие туристические перспективы. Или какое-нибудь
сокровище, драгоценность, которой суждено в своем времени погибнуть -- от
природной катастрофы ли, или по инициативе человека, не важно. Так что чем
больше ты знаешь о том, куда и в какую эпоху направляешься, тем проще тебе
будет сориентироваться и вернуться с достойным результатом.
-- А вот ты, как я погляжу, материальными, денежными трофеями не
слишком-то интересуешься?
Он хмыкнул и поудобнее положил руки под голову.
-- А ты начинаешь меня понимать, юная леди. Ты права, не интересуюсь.
Во всяком случае, не так, как некоторые другие разведчики и гиды,-- и он
подмигнул ей.-- Конечно, это не значит, что я откажусь привезти с собой
какое-нибудь маленькое симпатичное сокровище, если оно само попадется мне в
руки во время разведки. Но, по правде сказать, я хожу сюда ради новых
знаний.
Кстати, вот почему Кит богат, а я беден. Он, конечно, тоже любит новые
знания. Разведчик, который этого не любит, долго не живет. Но он гораздо
больше, чем я, интересуется деньгами, материальными доходами от разведки...
Да, по правде сказать, ему и везет больше, чем мне...
-- Человек -- сам кузнец своего счастья,-- парировала Марго с
неожиданной страстью. Он взглянул ей в лицо и улыбнулся.
-- В общем, да. Наверное. Например, вот ты уже здесь, в чужом времени.
А еще недавно я был готов спорить на что угодно, что тебе это никогда не
удастся.
Девушка залилась румянцем.
-- Спасибо.
Малькольм примирительно засмеялся:
-- Ну, знаешь, учитывая, что с первых же шагов в Ла-ла-ландии ты
ухитрилась заблудиться в жилом... Держи руль, Марго! Мы снова идем прямо на
берег!
Она показала ему язык и в последний момент направила лодку на середину
реки... Это был великолепный день для прогулки под парусом, отличная погода
и компания отличная.
По мере того как они приближались к новому порту, движение на реке
становилось все интенсивнее. Малькольм пересел за румпель и стал
прокладывать курс к дальнему берегу. Он прикинул, что именно оттуда
открывается самый лучший вид на новые портовые сооружения.