— Нет уж, не для того я всю жизнь вкалывал, чтобы снова упасть на дно, — вслух подумал Бульдог. Но ответом ему было лишь гулкое эхо.
   Следуя за лёгким ветерком Искателя, Бульдог запрыгнул в другой трамвай и продолжил движение вверх по аллее. Интересно, как напарник отреагирует на эту историю с Властелином Тьмы? Котяра непредсказуем во всём, кроме одного — честности. Единственный честный вор на всём Ирте. Из всей добычи он оставляет себе лишь ту малость, которая нужна ему для безопасного сна.
   Вагон плыл в роще искристых деревьев. Напоённый ароматами воздух сверкал сотнями крошечных огоньков. Но как Бульдог ни приглядывался, у скрытых в густой лиственной тени роскошных особняков он не увидел ни единой живой души. Этим вечером все сидели у магических кристаллов. Бульдог фыркнул, представив себе, как похожий на черепаху лорд Хазар и тучная маркграфиня Альта, сидя в своей арктической крепости, убеждают подданных не беспокоиться.
   Парк на вершине аллеи Всех Земель, где трамвай разворачивался, чтобы ехать обратно вниз, ещё купался в лучах закатного света. Бульдог соскочил на землю и зашагал на восток к морю, навстречу приближающейся ночи. В садах богатеев яркими брызгами сверкали водопады и фонтаны.
   Бульдогу очень хотелось пройти на другой край парка и заглянуть на смотровую площадку, откуда сейчас должен был открываться небывалый вид на город, лишённый обычной дымовой завесы. Но Искатель указывал в другую сторону. Повинуясь его прохладному дуновению, Бульдог вскарабкался по узкой тропинке к расколотому замшелому утёсу, поросшему искривлёнными кипарисами. Грубые каменные ступени вели наверх.
   Искатель отключился на самой вершине, возле кучи высохшего гуано, блестящей, словно белая эмаль. Вдали, за длинным пологим спуском простиралась вулканическая пустыня Каф. В закатном свете, на фоне слоистых багряных облаков обособленными королевствами возвышались столовые горы — целые плато со срезанными, как ножом, вершинами.
   Стоя на белых от птичьего помёта камнях, Бульдог крутил головой, безуспешно пытаясь увидеть напарника. Закат оказался менее эффектным, чем обычно, когда фабрики дымили до самого вечера. Воздух был чистым и прозрачным, и в слабом абрикосовом свете угасающего дня видно было, что кипарисовая роща внизу пуста. Ветер доносил оттуда запахи птиц и нагретой за день смолы, но человека Бульдог, как ни принюхивался, учуять не мог. Он вообще не ощущал чужого присутствия.
   Впрочем, с его напарником всё время так.
   Может, он невидим?
   От таких мыслей Бульдог невольно содрогнулся, и шерсть у него на затылке встала дыбом.
   — Котяра…
   Девять врат сумрака распахнулись, короновав фестонами красок ту точку пустыни, где садилась Извечная Звезда. Горизонт в этом месте алел, как край раскалённой бритвы. Бульдог отчётливо видел каждую складку земли на много миль вокруг. В пустыне тоже не было ни души.
   Заксар поблёскивал весёлой россыпью огоньков. Сегодня их было меньше, чем обычно, но всё же достаточно, чтобы обозначить главные улицы города. Вдоль линии берега там и сям тоже светились огни — мусорщики, дождавшись отлива, хлопотливо обследовали дно.
   Бульдог как зачарованный следил за движущимися огоньками. Властелин Тьмы пытается уничтожить Ирт, а эти людишки все так же копаются в прибрежном мусоре в надежде разыскать среди водорослей, битых ракушек и обломков кораллов редкие и бесценные сокровища. Ошмётки корабельного груза, осколки военных трофеев прежних веков, чародейский скарб, заплывший сюда из дальних царств, а может, и из других миров.
   Скоро таких находок станет больше. Бурные ливни джунглей смоют то, что осталось от Арвар Одола, в реки Илвра. Реки вынесут обломки в океан, а прилив выбросит на берег. Но сегодня, в первую ночь после падения летающего города, добычи ещё мало, и факелы мусорщиков лишь обрисовывают контуры маленькой бухты, где ютится в своей таверне Умная Рыбка.
   Вспомнив о Рыбке, Бульдог в который раз обиженно фыркнул. Бывшая наставница предала его, бросила на растерзание его собственным страхам и на прощание обозвала псом. Эти слова очень больно ранили молодого вора. Именно Умная Рыбка научила его верить в себя, показала, что он не зверь, а человек и способен добраться до вершины.
   «Вершины иногда оказываются глубинами», — вспомнил Бульдог слова из «Оды Талисмана». Он отвернулся от бухты и перевёл взгляд на пустыню. Даже Умная Рыбка никогда не бывала в Кафе. Она лишь рассказала Бульдогу, как спуститься туда, а остальное он сделал сам. Он спустился на самое дно этого пылающего ада, чтобы обрести силы стать человеком. Вернулся он с опалённой шкурой, с ожогами на лице — и с новым компаньоном.
   Когда Бульдог впервые увидел Котяру, тот бродил по пустыне, шатаясь от солнечного удара. С тех пор прошло уже дней пятьсот. Сотрудничество оказалось плодотворным — встретившись почти нищими, Бульдог с Котярой сумели на сегодняшний день накопить столько амулетов, что хватило бы на всю жизнь, если бы Чарм не имел свойства выдыхаться. Но со временем все их амулеты превратятся в кучу бесполезного хлама, и значит, на покой уходить нельзя. Жизнь бесчармового мрачна, как пустыня Каф.
   — Котяра, ты здесь? — позвал Бульдог в тёмную пустоту. Грезоткань ждать не будет. — Котяра!
   Наверху в ночном небе сверкали бесчисленные звезды и яркие пятнышки планет. Потрескивали, остывая, нагретые за день камни. Бульдог поёжился и поплотнее закутался в плащ. Все. Больше кричать он не будет. Искатель привёл его сюда, и значит, надо лишь подождать, и Котяра обязательно появится. Не важно, что сейчас его не видно.
   Бульдог закрыл глаза и потянул ноздрями пахнувший полынью ветер.
   Ничего.
   Тогда он затаил дыхание и прислушался. Но биение его собственного пульса в ушах оставалось единственным звуком в ночной тишине. И вновь Бульдогу вспомнилась подходящая строчка из Свитков. «Молчание слушает».
   Бульдог снова открыл глаза и увидел Котяру. В звёздном свете мех его казался голубым. Несмотря на холодный ветер, весь наряд Котяры составляли лишь штаны да короткие сапожки. Он всегда так одевался, стараясь лишний раз продемонстрировать свой мускулистый торс, гладкий, как у настоящего человека.
   Бульдог подскочил от неожиданности.
   — Кот! Хорошо, что ты здесь! Я хотел было встретиться с тобой раньше, как только узнал, что произошло, но Ткацкий базар перегородил мне дорогу.
   Котяра подтянулся и вылез на гребень утёса, потягиваясь при каждом движении. Всё это время он спал под каменным козырьком, почти под ногами у Бульдога, и только ночной холод заставил его покинуть это убежище.
   Бульдог вдруг затрясся в приступе мрачного хохота.
   — Ты ведь не знаешь, что стряслось, верно, парень? — спросил он, отсмеявшись.
   В зелёных глазах Котяры мелькнуло недоумение, и Бульдог снова нервно хохотнул.
   — Пойдём! Взгляни сам, а то ты мне не поверишь.
   Оставив позади поросший кипарисами утёс, партнёры зашагали через парк к смотровой площадке. Но Котяре не нужно было видеть город, чтобы заметить произошедшую перемену. Ноздри его щекотал сильный запах моря — тем более сильный, что его не перекрывала обычная для Заксара вонь фабричных труб.
   Одним прыжком подскочив к деревянным перилам, Котяра впился взглядом в ночь. Заксар был погружён во тьму. Только на побережье мерцали слабые огоньки факелов — мусорщики продолжали разыскивать свои сокровища. Кое-где на улицах мелькали отблески фонарей, слишком слабые, чтобы развеять ночную мглу.
   Котяра резко развернулся и изумлённо уставился на Бульдога. Обычно по улицам города потоками красноватой лавы катились огни бесчисленных праздничных шествий. Куда все это подевалось?
   Бульдог снова рассмеялся. До чего же потешно выглядит напарник, когда удивлён! Широко раскрытые огромные глазищи с трудом помещаются на его испещрённом шрамами кошачьем лице.
   — Мир рухнул! — провозгласил Бульдог. Руки его нервно теребили густую бороду. — Пока ты дрых, Котяра, все переменилось. — Он вдруг придвинулся ближе и прошептал, будто усмехаясь: — Послушай, Спящий, может, ты и впрямь можешь засыпать в одном мире и просыпаться в другом? Тогда тебе стоило бы поскорее заснуть.
   Котяра отшатнулся и смерил его ледяным взглядом.
   — Прости, приятель, — извинился Бульдог. — У меня от всего этого голова кругом идёт. Мир стал слишком опасен. Остаётся лишь смеяться, чтобы не спятить от страха.
   В темноте, на фоне ослепшего города Бульдог начал рассказывать напарнику о том, что принёс им прошедший день. Котяра не упускал ни единого слова. Наконец Бульдог умолк. Несколько долгих мгновений Котяра сидел неподвижно, а потом тенью скользнул к перилам и начал быстро спускаться вниз. Вот он уже шагает по тропинке между скал, на самом краю обрыва.
   — Эй! — крикнул вслед Бульдог. Чтобы увидеть напарника, ему пришлось покрепче уцепиться за перила и далеко вывеситься вперёд.
   Котяра остановился и обернулся, сверкая глазами в темноте.
   — Куда ты? — удивлённо спросил Бульдог.
   Светящиеся глаза исчезли. Только шёпот в ночи, синий, словно индиго, остался там, где только что стоял партнёр Бульдога. Едва слышный и всё же отчётливый, он был предназначен только для ушей большого вора:
   — На танец.

3. Я СОБИРАЮ ТЬМУ

   Над морем возвышался холм, а на холме сидел Ромат, в грязноватых сумерках больше всего похожий на гигантскую поганку. Получеловек-полугном угрюмо глядел из-под массивных надбровных дуг, щурясь, как человек, но с абсолютно чёрными битумными кругами гномьих глаз, для которых нет тайн в ночи. Он высматривал огров, хозяев этих туманных земель.
   От волн поднимались туманы, уносимые прочь холодным морским бризом, и в просветах этих туманов Ромат заметил первые отряды мусорщиков, ползущих по дюнам, трудолюбиво волоча крючья и сети. Вскоре он будет с ними, но сейчас спешки нет. Уже отпахав с мусорщиками тысячи ночей, он отлично знал, сколько ещё пройдёт времени, пока придут огры проверять их работу.
   Ромат вытащил из кармана поношенной куртки лист лангора и стал скатывать его короткими пальцами, другой рукой нашаривая в кармане огниво. Прихватив обветренными, обмётанными, покрытыми волдырями губами туго скрученный лист, он привычно прикурил с первой искры на резком вдохе. Лист лангора вспыхнул, тени заплясали на грубых чертах лица.
   Едкий дым обжёг горло, наполнил полости тела облегчением и радостью. Ромат оглядел пустые земли уже не так мрачно. Дождевые струи повисли струнами арфы над далёкими островками темноты. За ними натянулись последние алые лучи дня, темнеющие в лиловость и сливающиеся с сепией моря на фоне обрыва, кустов и пригорков, встающих опалённым кружевом.
   Ромат отдался ласковой эйфории травки, и она унесла его на тысячу сумерек и рассветов назад, когда он на единый миг своей жизни знал истинную силу. Он носил тогда кожу из света, выглядел в ней высоким и мужественным. И хотя другие Храбрецы посмеивались над ним за его тщеславие, только он из них и выжил. А прочие так называемые Храбрецы, собравшиеся под сенью меча Таран служить Врэту, с жалким визгом полетели в Бездну по велению могучего герцога, лорда Дрива. И только Ромат выжил, затенив свою кожу из света и сбежав сюда, в зловещие земли туманной магии и болотных гигантов — на Рифовые Острова Нхэта.
   Тёмный дым смехом вырвался из груди — стоило ли ради этого бежать Бездны? Каждую ночь после гибели Храбрецов он не раз мрачно думал, не лучше ли было бы совсем упасть с Ирта, чем влачить жалкое существование под неусыпным надзором огров, ставивших мусорщиков не выше скотины.
   И Ромат снова вперился в туманную ночь, высматривая прибытие господ. Ему хотелось уйти дальше в блестящее прошлое, в воспоминания, дававшие силы волочить крючья и сети по мелям в поисках выброшенных приливом сокровищ, но он не смел опоздать к приливу. Огры не выносили гномов и не упускали случая помучить Ромата за гномью кровь. Ни за что на свете не хотелось ему снова висеть вниз головой над ульем гадючьих ос с ядовитыми жалами, крепко зажмуривать глаза и глотать воздух короткими горячими вдохами, обжигающими горло, отдающимися в лёгких шипящей болью.
   Он встал и потянулся, хрустнув костями. Заложив руки на лысую бородавчатую голову, с прилипшей к выступающей нижней губе самокруткой, он наблюдал, как тает последний кровоподтёк дня на истыканном звёздами горизонте. Не то что другие жалкие мусорщики, копошившиеся над плоскими мелями и ожидающие, пока придут господа и направят их, — он сам когда-то обладал властью. Он знал, что значит быть запуганным. И с тех самых пор очень старался не забывать, старался помнить, что когда-то он был таким, как эти, остальные, и мечтать бы не смели.
   — Ромат! — позвал голос ниоткуда. Гномочеловек сделал глубокую затяжку и мрачно огляделся.
   — Кто зовёт? — буркнул он.
   В свете звёзд соткалось широкое лицо, плывущее в таинственном тумане над обрывом. Ромат в страхе выронил самокрутку и отшатнулся на негнущихся ногах. Лицо болотного гиганта словно восстало из нижних топей — огромное, распухшее, мшистое. Но лицо без тела — видение, сотканное из бледно-зелёного болотного газа. Расплывчатые черты в голубом свете звёзд дышали злом.
   — Что тебе нужно от меня, фантом? — спросил Ромат. — И кто послал тебя?
   — Тот, кого ты знаешь и всё же не знаешь, — ответил призрак и скользнул ближе.
   — Кто ты?
   — Тот, кто ты скажешь.
   — Ты тень, — объявил Ромат, уверенный, что ночное зрение его не обманывает. — Чей Чарм посылает тебя сюда?
   — Того, кто отзывает меня теперь, когда я тебя нашёл. — Лицо расплылось, растаяло и обратилось в пар.
   — Что это может означать? — От страха Ромат заговорил вслух. — Это не работа огров — у этих скотов Чарма и близко нет. Кто же тогда? Кто тот, кого я знаю и всё же не знаю?
   Ответа не было, только скользили в небе летучие мыши. Ромат со злостью затоптал окурок, стараясь убедить себя, что стал жертвой галлюцинаций.
   — Готовься — ибо скоро тебя возьмут! — возник призрачный голос, и коротышка в испуге присел и оглянулся.
   — Кто это? — крикнул он звёздным облакам. Всепоглощающая тишина; только далёкое громыхание прибоя и неслышное порхание летучих мышей.
   — Так попробуй возьми! — рявкнул Ромат и зашагал вниз, кипя от страха и гнева. Такое явление, как было сейчас, требует Чарма куда больше, чем мог собрать любой известный ему смертный… «А что, если это герцог?» — вдруг ужаснулся он. Лорд Дрив поклялся отомстить за смерть своей сестры леди Мивеи каждому из поверженных Храбрецов. «Неужели он меня нашёл?»
   Ромат спешил сквозь болотный туман, не глядя под ноги, то и дело оступаясь с тропы в разливы грязи. Когда он добрался до зыбучего песка приливных мелей, грязь облепила его штаны и повисла сосульками на огромном уродливом лице.
   Остальные рабочие — все как один люди — посмотрели на него с любопытством, но спросить не осмелился никто. Хотя он был им ростом всего до пояса, его сторонились из-за вспыльчивого характера и гномьей силы. Ромат запугал остальных мусорщиков, и никто не жалел его, когда огры пороли его жгутами медуз или вешали над гнездом гадючьих ос, потревоженных огнём.
   Приближение огров спугнуло горькие воспоминания. Ромат стоял в шеренге, склонив голову, ожидая приказов.
   Огры — мощные, с маленькими чёрными головами — пошли по рядам мусорщиков, выкрикивая команды. За ними тянулся запах — вонь палёной блевотины. Тряслись от мощного крика мохнатые гривы. Ноги, толстые как древесные стволы, уходили в мокрый песок по щиколотку, но двигались огры с пугающей лёгкостью. Массивные плечи сутулились, будто под тяжестью невидимых мощных крыльев.
   Голые, если не считать тёмных от запёкшейся крови килтов, огры с виду казались примитивными, хотя на самом деле обладали живым, быстрым умом. По всему Ирту они слыли великолепными тактиками, и любая армия ценила бы их совет, но огры держались особняком от всех. Чармом они пренебрегали и предпочитали жить по древним заветам предков. Умея ловить каждую возможность, они захватили Рифовые Острова Нхэта тысячу дней назад, когда герцог лорд Дрив разгромил Храбрецов — исконных жителей этих холмистых земель. Захватив болотистый берег с бесчисленными островками, огры поработили оставшихся людей и заставили их служить мусорщиками, а все добытые ценности меняли на то, что ценили выше всего: ежевичное вино из долин Чарн-Бамбара.
   — На раскопку дюн! — крикнул огр и показал на троих мусорщиков, которые немедленно бросились с лопатами и щупами на нанесённые приливом песчаные холмы.
   — Обшаривать пляж! — крикнул другой и послал ещё троих тащить сети по скользким наносам водорослей у края прилива.
   — Тралить мели!
   Этот приказ обрушился на троих, стоящих рядом с Роматом, и они зашлёпали по лужам, балансируя поднятыми над головой граблями.
   — Эй ты, гном! — Огр осклабился. — Тралить волны! Пошёл!
   Ромат не осмелился возразить, хотя его задание было самым опасным. Схватив свёрнутую сеть, он поволок её к мелям. Огры любили ставить самых низкорослых в глубокую воду, где могли напасть угри-убийцы и унести течения.
   Выругав про себя вонючих господ, гномочеловек зашагал к дальним волнорезам. Здесь, на Рифовых Островах Нхэта, океан подходил к берегу не круто, как всюду на Ирте, а постепенно: много веков три великие реки выглаживали литораль. Но Ромат все равно оказался по грудь в воде.
   Впереди разбивался мерцающими волнами уходящий отлив, и воздух был заполнен пеной. Горизонт пестрел бесчисленными островками. На многих из них огры гоняли других мусорщиков, и Ромат время от времени видел блеск грабель и отсвет на мокрых сетях.
   В лагуне самого большого острова валялся дракон, его крылья блестели под чёрным небом. Чешуйчатое тело каталось в прибое, посверкивая молниями. Он сгибал и расправлял когти, из-под гранитных надбровий сверкали хрустальные глаза. Вдруг дракон развернулся и взмыл в пустоту, мелькнув резким силуэтом на фоне звёзд в почти недвижном парении.
   Что-то его спугнуло. Ромат оглядел пенные воды, высматривая все то же огромное лицо из зелёного газа, но ничего не увидел — только мусорщики ворочают мокрый песок граблями и тралят мели, а огры раскладывают костры из плавника. Конечно, привычное зрелище уверенности не добавило. Чувства у дракона куда острее, чем у прочих живых созданий, и он учуял что-то опасное.
   «Лорд Дрив… — Страх перед местью герцога вернулся. — Но как? Как он мог меня найти? Ни он, ни кто другой на этой стороне Залива не знает моей истинной формы. Они ищут иллюзию, а не меня».
   Он снова посмотрел в небо — дракона не было.
   Ромат вернулся к работе. Не надо давать ограм повод для наказания — они наслаждаются его страданиями. Только его полезность как работника ещё спасает Ромата от их издевательств. Гномья сила позволяет ему работать за двоих, и огры этим пользуются.
   Ромат работал один на краю отлива, упираясь мощными ногами в дно, чтобы не унесло течением, и надеясь на судьбу, которая только и может спасти от укуса угря-убийцы.
   Судьба была для Ромата спасением и проклятием. Она дала ему прожить двенадцать тысяч дней на Ирте, родиться в презренной нищете, вырваться из неё и вернуться снова. Он появился на свет неподалёку от болотистого берега, в топях, куда изгнали его мать, изнасилованную гномом. Мать умерла в родах, разорванная его огромной головой, и не было ни повитухи, ни Чарма, чтобы её спасти. Таким проклятием была поначалу его судьба. Но она чуть повернулась — и его, почти задушенного пуповиной, нашёл какой-то мусорщик и вырастил для работы на мелях. Такой была его судьба в первые десять тысяч дней его жизни. Такой она стала снова под властью огров. А между этими днями она привела его к Врэту, мусорщику, нашедшему меч Таран, и на краткий блистательный миг судьба одарила Ромата силой и властью.
   Сражаясь с отливным течением, согнув мощный корпус, чтобы выволочь груз сетей, он снова мысленно вернулся в те дни, когда носил кожу из света и правил Чармом. Вспомнил наслаждение женщинами, которых брал, вспомнил, как их сопротивление разжигало желание и волю. Вспомнил радость от наказания мужчин, бросавших вызов его могуществу, увидел вновь, как захлёбывался каждый собственной кровью, а он, Ромат, наслаждался их медленной, неумолимой смертью. И эти воспоминания давали ему силу, пусть даже поворот судьбы лишил его кожи из света, лишил Чарма и вернул в рабство.
   Зелёную маску тумана он забыл совсем и вспугнутого дракона тоже, когда на берегу раздался первый испуганный вопль. Этот вопль наполнил ужасом всех, кто его слышал, потому что это был крик огра.
   Над дюной, над кострами огров нависла зловещая тень. Ромату не было видно отчётливо, что происходит, но по возбуждению огров, по переполоху среди мусорщиков было ясно, что это нечто ужасное.
   Испуганный чужим страхом Ромат присел в волнах и смотрел, как огры бегут к берегу. Внезапно они застыли как вкопанные — на дюнах появились новые силуэты, огромные и зловещие, как первый.
   Поражённый Ромат видел, как огры упали на колени, демонстрируя полное подчинение.
   Охваченный внезапным ужасом гномочеловек отступил глубже в море, и тут течение стало отрывать его ноги от песчаного дна. Если поддаться морю, он либо утонет, либо его сожрут угри, либо унесёт в Бездну, как прочих Храбрецов, — разве что судьба улыбнётся вновь и поможет выплыть на какой-нибудь островок.
   Ромат решил пока не ставить жизнь на карту и вырвался из хватки отлива. Он хотел видеть, что за создания укротили огров одним своим видом.
   Мимо него прошлёпали два мусорщика, устремляясь в океан.
   — Змеедемоны! — истерически выкрикнул один, будто предупреждая.
   «Змеедемоны?» — озадаченно подумал Ромат. В детстве он слышал страшные сказки, но теперь, когда вырос, знал, что змеедемонов не бывает. Он всегда старался держаться от остальных мусорщиков как можно дальше и не слышал известий о нападении змеедемонов на долины Чарн-Бамбара.
   На глазах Ромата двое мусорщиков бросились в волны отлива и отчаянно замахали руками, уплывая к горизонту.
   Поглядев на них, Ромат отказался от мысли плыть на другой остров. Он лёг и поплыл в потоках пены к берегу. Подплыв поближе, он лучше разглядел змеедемонов.
   Высокие, как огры, скользкие, как рептилии. Из кривых челюстей торчат страшные клыки, а самое страшное — из брюх просвечивают другие лица со зверскими ухмылками и полными ярости смоляными глазами.
   При виде этой мерзости Ромат сразу поверил, что у него хватит сил преодолеть легендарное течение и найти спасение на далёком острове. Он быстро повернулся и бросился в волны, но змеедемоны его уже заметили.
   Хныча и повизгивая, Ромат набрал полную грудь воздуху и нырнул, держась поближе к песчаному дну. Он оставался под водой, пока лёгкие не стали гореть и шум в голове не сделался невыносимым. Когда же он наконец вынырнул, то увидел, что проплыл под волнорезом и теперь его уносит неумолимым отливным течением.
   Перевернувшись на спину, Ромат бросил взгляд на берег. От увиденного кровь застыла в жилах. Змеедемоны поднялись в небо и летели стаей, чёрной и непроницаемой как сажа, и неслись они точно над ним.
   С приглушённым визгом он попытался нырнуть, но воздуха в лёгких не было. Когда он вынырнул, змеедемоны уже спустились ниже, и в чёрных шкурах подбрюший стали видны головы, лица, бисерины крысиных зубов…
   Ромат попытался снова уйти под воду, но когти вцепились ему в куртку и подняли в воздух. Куртка порвалась, он плюхнулся вниз, и тут же когти подцепили его за голое тело, за ключицы, он вскрикнул, и голодным писком ответили ему морды на брюхе змеедемона, щёлкая на него зубами.
   Когти держали его почти рядом с голодными мордами, и он стонал со страхом и болью.
   Вися в воздухе, словно выловленная форель, он таращился в ночь, вниз на землю, уходящую назад. Пропали болота с рваными туманами, исчез за облаками берег, где он родился в рабстве и куда вернулся в рабство. Змеедемоны несли его в глубь страны, в горы. Он понял, что там, в усыпанном костями орлином гнезде, его и сожрут.
   Рядом с бескрылым демоном раздался холодный смех, и Ромат, болезненно застонав, снова увидел зелёное лицо из тумана, оставляющее рядом с ним светящийся кометный след. Лысая морда улыбнулась злобно и насмешливо.
   — Тебя взяли, Ромат! Теперь готовься встретить Властелина Тьмы! Готовься быть поверженным в прах перед Худр'Вра!
   Ромат истерически взвыл, забился в судорогах, и его тело оказалось совсем рядом с лицами на брюхе нёсшего его змеедемона. Крысиные зубы впились ему в живот, и он дёрнулся назад, оставив куски мяса в жующих пастях.
   Ромат истекал кровью, зажатый в стальных когтях змеедемона. Призрачное лицо расплылось с жестоким смехом, приблизилось и прохрипело с ядовитой злобой:
   — Теперь, Ромат, ты наденешь тень смерти!
   Когти подтащили его к голодным мордам, челюсти впились в тело. Он изогнулся в смертной муке, кровь брызнула и заклокотала в горле, оборвав безумный крик, и Ромат погрузился в бездну страдания.
   Когти разжались, он упал. Разбрызгивая в тёмном воздухе кровь, он летел вниз сухим листом. От удара сломался позвоночник, брызнули пластинки черепа, и Ромат рухнул в озеро муки, беспомощно глядя вверх на закрывшего звезды змеедемона.
   Тьма подобралась ближе, боль сковала сильнее, смерть наступала.
   И на самом краю сознания Ромат увидел, как над ним нависла огромная тень.