Страница:
– В самом деле, – согласился я и увеличил плотность колдовского навеса.
Небо над нами потемнело, сразу стало прохладнее. Мы предпочитали проводить репетиции не в замкнутом помещении, а на открытой площадке позади дома, защищенной от дождя и прямых солнечных лучей специальными чарами.
Между тем Мортон, который как раз закончил монтировать ударную установку, подошел к синтезатору, провел рукой по рядам клавиш, а затем сдул несуществующую пыль с приборной панели, где располагались многочисленные переключатели, регуляторы и индикаторы.
– Дизайн просто супер, мама! – восхищенно произнес он. – Смотрится отпадно.
– А звучит еще лучше, – заметила Бренда. – Только вы, бездельники, почти не играете на клавишных. Сама не понимаю, зачем так стараюсь для вас?
– Потому что нас любишь, – разъяснил Мортон, подключая к новому инструменту шнуры питания и выхода на акустическую систему.
Шейн принялся ему помогать, а мы с Патриком и Гленном взяли гитары, сигналы с которых должны были поступать на синтезатор, там обрабатываться и микшироваться.
– Клавиш теперь будет больше, ведь с нами опять Феб, – сказал Патрик и для пробы легко пробежал пальцами по струнам; из правых и центральных колонок полился кристально чистый звук, без всяких помех и искажений. – Потрясающий саунд, тетя! Ты, как всегда, на высоте.
– Да уж для вас, мальчики, старалась, – сказала Бренда.
Мы проверили вторую гитару, басы, сам синтезатор и микрофон Шейна, отрегулировали громкость всех инструментов, затем Мортон устроился за ударной установкой, отсчитал ударами палочек такты – «Раз, Два! Раз, два, три, четыре!» – и мы грянули «Полет Дракона».
Нельзя сказать, что после ухода из группы я совсем забросил музыку. У меня дома – и в Олимпе, и в Сумерках Дианы – имелся полный набор инструментов, и я частенько играл на них для собственного удовольствия. Тем не менее я опасался, что за это время растерял опыт командной игры, и мне потребуется приложить немало усилий, чтобы снова вписаться в группу. Но страхи оказались напрасными: едва прозвучали первые аккорды песни, я словно перенесся на пять лет назад, все прежние навыки в одночасье вернулись, и я вновь ощутил себя частью единого, сплоченного коллектива, буквально с четверти такта понимающего товарищей, а они – меня. Когда после второго куплета песни Патрик затянул свое неподражаемое гитарное соло (а это всегда была чистая импровизация), я ни разу не сбился, подыгрывая ему, даром что он, по обыкновению, выдавал головокружительные пассажи с совершенно неожиданными переходами. А потом уже Патрик идеально ассистировал мне, когда я оставил гитару и принялся импровизировать на клавишах. Между делом замечу, что синтезатор действительно был полный отпад – на сей раз Бренда превзошла саму себя.
Тетушка слушала нас с непритворным удовольствием. Она была одной из немногих родственников, которым нравилась наша музыка. Когда-то давно, задолго до моего рождения, Бренда пятнадцать лет прожила на Земле Хиросимы – в мире, по нашей терминологии, самом что ни на есть рок-н-ролльном. Там она и пристрастилась к року, особенно к тяжелому.
После нашего единственного бесспорного суперхита мы сыграли «Лестницу в небо», затем вновь вернулись к собственному творчеству и врезали «Дикую охоту» – вещь в принципе неплохую, но далекую от категории шедевра. А потом я прочно обосновался за синтезатором, и мы взялись за «Звездочета» – мою самую любимую, жаль только, что не нашего сочинения.
Ближе к концу этой композиции, которую мы растянули на добрых полчаса, объявились Кевин и Дейдра, а с ними была Амалия. Впрочем, Дейдра задержалась ненадолго, послушала нас минуту-другую, после чего приветливо помахала всем рукой, отдельно послала воздушный поцелуй сыну Гленну и исчезла. Как я понял, она лишь исполнила просьбу Патрика и доставила с Дамограна Амалию, а заодно прихватила с Астурии Кевина, который, хоть и был адептом, не имел прямого доступа из Экватора в Срединные миры.
Как только мы закончили песню, Патрик объявил перерыв в репетиции и первым покинул помост. Он торопливо поздоровался с отцом, затем схватил Амалию за руку и немедленно увел в дом, поскольку стеснялся целоваться с ней на людях. Кевин проводил их взглядом, и я услышал, как он сказал Бренде:
– Хорошая девочка. Признаться, я еще десять лет назад считал, что она выбрала не того брата.
Бренда согласно кивнула.
Шейн и Гленн тоже отправились в дом, чтобы выпить пива, Мортон остался сидеть за ударной установкой, лениво постукивая по барабанам, а я продолжил знакомство с многочисленными наворотами тетушкиного синтезатора, чувствуя, что все больше влюбляюсь в него.
– Ну что за дела? – состроил недовольную мину Кевин. – В кои-то веки пришел вас послушать, а вы тут же разбежались.
– Ай, брось! – насмешливо фыркнул Мортон, не переставая барабанить. – С каких это пор ты стал любителем рок-н-ролла?
– А я никогда не говорил, что он мне не нравится. Не балдею от него, это правда. Но некоторые песни очень даже ничего. Например, та, которую вы только что играли. Или, – добавил Кевин, выразительно взглянув на меня, – «Врата Вавилона».
– Ага, сильная вещь, – согласился Мортон, отложил свои палочки и выбрался из-за ударной установки. – Мама, ты сейчас в Авалон?
– Да, – ответила Бренда, которая как раз встала из кресла.
– Подбрось и меня. Раз уж появилась Амалия, то до вечера репетиций не будет.
– Хорошо. – Она взяла сына за руку. – До встречи, Кевин, Феб. – И вместе с Мортоном совершила мгновенный прыжок в Авалон.
А я оставил в покое синтезатор и подошел к Кевину.
– Насчет Вавилона – это был намек?
– А что же еще, – кивнул он, доставая из кармана сигарету. – Нам надо поговорить, Феб.
Мы присели на край помоста и закурили.
– Значит, – произнес я, – Софи тебе рассказала?
– Да, и правильно сделала. Все-таки я отец Ричи и должен это знать.
– Понимаю... А что она рассказала?
Кевин остро посмотрел на меня:
– Надеюсь, что все. И о твоем разговоре с Ричи, и о нападении цербера, и о том, что тварь находилась под контролем. И как Ричи фактически признался Амалии, что имел дело с цербером. И как он водил ее в Вавилон, а вы потом повторили его поход. И как повстречали там зулуса, который принял вас за каких-то «посвященных», а затем, когда понял, что ошибся, покончил с собой. Все верно?
Я как можно убедительнее кивнул головой. Хвала богам, Софи ни словом не обмолвилась о планах Порядка на мой счет. А о том, что Патрик тоже разговаривал с Ричи, она и вовсе не знала. Мы никому об этом не сказали, даже Фионе.
– Не обижайся на Софи, ладно? – продолжал Кевин. – Она не могла поступить иначе. Меня не может не касаться, что мой сын, по всей видимости, покушался на жизнь моего племянника, а вдобавок еще оказался причастен к оккультной секте, члены которой готовы сжечь себя живьем, лишь бы не выдать своей тайны. И вообще, зря ты играл со мной в молчанку. Тебе следовало обратиться ко мне сразу после нападения цербера.
– Ну да, – буркнул я. – И обвинить Ричи в покушении на меня. Думаешь, я не помню, как ты заехал моему отцу в челюсть – только за то, что он высказал свое мнение.
– Тогда я погорячился. Однако согласись, что и Дионис был неправ. По большому счету, он сам спровоцировал меня. У него не было ни малейших оснований обвинять Ричи в каком бы то ни было преступлении. А у тебя такие основания есть, и я вынужден признать их серьезность. Это мне совершенно не нравится, но я привык смотреть фактам в лицо... – Кевин вздохнул. – Ладно. Расскажи о том вашем разговоре. Как можно точнее, желательно слово в слово.
Конечно, слово в слово у меня не получилось, но я постарался во всех подробностях передать нашу короткую беседу, не упустив ни единой детали. Если Кевин рассчитывал выяснить у меня что-нибудь новое, то был разочарован. Он задал еще несколько уточняющих вопросов, а затем попросил рассказать о схватке с цербером.
К тому времени, когда я закончил, Кевин курил уже третью сигарету.
– И все-таки я повторюсь, Феб: зря ты не обратился ко мне сразу. Сейчас бы мы не гадали, что затеял Ричи и чего он хочет от тебя.
– Почему?
– Тогда бы я снова установил слежку за Амалией. В первые годы после исчезновения Ричи мои люди держали под присмотром всех его бывших девушек. Потом я дал отбой, убедившись, что он не собирается возвращаться ни к одной из них. Но если бы я раньше узнал об этом инциденте, то на всякий случай возобновил бы наблюдение. И смог бы потолковать с Ричи, когда он объявился у Амалии.
Я скептически хмыкнул:
– Ну задним умом мы все крепки.
– А вот и ошибаешься. Можешь спросить у Софи, что я сделал, как только она сообщила о твоем разговоре с Ричи. Я сразу решил вызвать Дж... – Он осекся. – Короче, одного человека, который специализируется по таким делам.
– Что ж, тогда признаю свою ошибку, – произнес я, впрочем, без малейшего сожаления. – Может быть, Ричи попробует обратиться – или уже обратился – к другой своей знакомой.
– Этим уже занимаются, – сказал Кевин. – Проверяют все возможные контакты Ричи. – Он снова вздохнул. – Надеюсь, этот ритуал не предусматривает человеческих жертвоприношений.
– Уверен, что нет, – попытался я успокоить его. – Иначе не вижу причин, почему Ричи прервал свой путь по так называемой Тропе и вернул Амалию домой.
– Да, – согласился Кевин, – причин не было. Но скверно уже то, что он собирался вовлечь девочку в какой-то сектантский обряд – боюсь, далеко не невинный... Кстати, ты знаешь, что в последние десятилетия во многих Домах резко возрос интерес ко всяческим оккультным учениям?
– Нет, – покачал я головой. – Никогда этим не интересовался.
– Собственно, я тоже. Хотя мне следовало проявить к этому интерес после исчезновения Ричи. Ведь всплеск оккультизма случился не сам по себе, он напрямую был связан с обнаружением Источника. В результате этого открытия рухнула сложившаяся на протяжении многих тысячелетий картина мироздания, а законы, управляющие Вселенной, перестали казаться постоянными и незыблемыми. Немало колдунов и ведьм ударились в мистику и стали искать новые средоточия сил – как естественных, так и сверхъестественных. Я должен был предвидеть, что Ричи, лишенный доступа к Источнику, может увлечься оккультизмом в стремлении вернуть утраченное могущество.
– Звучит логично, – согласился я.
– И это как раз тот случай, когда умные мысли приходят в голову слишком поздно. Раньше я даже не задумывался о такой возможности. – Кевин немного помолчал, затем спросил: – А ты что собираешься делать?
– Ну как видишь, мы уже начали репетиции. Следующие два или три месяца будем готовиться к очередным гастролям, частично обновим репертуар, а старые песни основательно переработаем – я буду настаивать на...
– Я не о том спрашиваю, – перебил меня Кевин. – Какие у тебя планы касательно... гм... последних событий?
– Насчет Ричи – никаких. Я не собираюсь объявлять на него встречную охоту. Если он действительно покушался на меня, но в дальнейшем откажется от своих попыток, я не стану держать на него зла.
– А если не откажется?
Я пожал плечами:
– Тогда буду защищаться. Всеми доступными средствами.
Уже в третий раз за время нашего разговора Кевин вздохнул.
– Пожалуй, я поговорю с Хозяйкой, чтобы она поскорее допустила тебя к Источнику. Никогда не прощу себе, если ты пострадаешь по вине Ричи. – Прежде чем я успел возразить, он поднялся. – Ладно, Феб, мне пора. Счастливо оставаться.
После ухода Кевина я вернулся к синтезатору и постарался выбросить мысли о Ричи из головы. С помощью такого классного инструмента это оказалось делом несложным. Для начала я исполнил тему Призрака Оперы из мюзикла Эндрю Ллойда Веббера, затем сыграл попурри из лучших битловских мелодий и как раз собирался перейти к интерпретации чего-нибудь классического, когда из дома вышел Патрик. В руке он держал бутылку пива, вид у него был несколько мрачноватый.
– Ну что, – спросил я, – продолжим репетицию?
– Ага, уже, – проворчал он недовольно. – Мортон смотался, Шейн тоже. Заявил, что Амалии нужна женская компания, и дернул в Авалон за своей подружкой.
– За которой из них?
– По-моему, он еще сам не решил. Кого первую встретит, ту и приведет. А Гленн окопался на кухне, помогает Амалии. Она обнаружила, что большинство нашего кухонного оборудования из ее мира, и решила приготовить нам обед.
– Вот и хорошо, – сказал я. – Теперь меньше будем питаться всухомятку.
Патрик еще больше помрачнел:
– Не раскатывай губу. Через три дня Амалия вернется домой.
– Почему?
– Прилетают ее родные. И вообще, она не собирается покидать Дамогран. Говорит, что уже раз обожглась и не хочет повторять ошибки. Предлагает, чтобы я навещал ее.
– Ну и что?
– Разве не ясно? Дамогран находится в Экваторе, а мы – в Срединных мирах. Каждый раз, когда я захочу повидать Амалию, придется дергать Софи или Дейдру.
– Они с радостью помогут тебе. Для них это не проблема.
– Зато проблема для меня, – угрюмо возразил Патрик. – Приходить на свидание с девушкой в сопровождении старшей сестры или тетки – это... – Он замолчал, не в силах подобрать подходящее слово.
– Если это единственное препятствие, – сказал я, – то его легко устранить. Для следующих гастролей выберем мир в Экваторе, а штаб-квартиру устроим в Сумерках Дианы. Оттуда до космического мира двадцать минут пути. Попросим Дейдру и Софи перебросить через бесконечность аппаратуру – и всего-то делов.
– Хорошая идея, – обрадовался Патрик, но уже в следующий момент снова скис. – Это опасно для тебя, Феб. Ричи, Порядок, Хаос...
– Брось, – произнес я строго. – Я уже говорил, что не буду ни от кого прятаться. К твоему сведению, я и так собирался предложить вам перебазироваться в Экватор. А если это и в твоих интересах – тем более. У тебя же с Амалией все серьезно?
– Надеюсь, что да. По крайней мере, с моей стороны.
– Тогда и обсуждать нечего, – подытожил я. – Переберемся в Сумерки Дианы, установим там дополнительную сигнализацию, чтобы никакой непрошеный гость не застал нас врасплох, а в мире, где будем гастролировать... – Я ухмыльнулся. – Ты только представь, Пэт! Мы выступаем перед публикой – и тут на сцену врываются церберы. Мы их мочим, а народ тащится.
– Да, это будет круто, – согласился Патрик. – Но своим переездом мы сильно усложним Софи и Фионе жизнь. Они как пить дать будут постоянно охранять нас.
– Не только они. Твой отец обеспечит нам круглосуточную охрану.
– Так он тоже знает? Софи рассказала ему?
– Не все, только половину. О нападении цербера, о возможной причастности Ричи и обо всем, что связано с Амалией и Вавилоном.
– Понятно... Отец был сильно расстроен?
– Очень сильно. За весь разговор ни разу не подколол меня – словно позабыл все свои казарменные шуточки.
Патрик покачал головой:
– Тогда он не просто расстроен. Он убит.
– Его можно понять, – сказал я и решительно поменял тему: – Вот что, Пэт. Я настаиваю на том, чтобы переформатировать нашу инструменталку.
– В каком смысле? – не понял он.
– Ввести в каждую песню полноценную партию клавишных, – объяснил я, любовно поглаживая панель синтезатора. – Использовать такой потрясающий инструмент лишь для отдельных вещей и эпизодических проигрышей – настоящее преступление. Мы сделаем жестче партии гитар, а клавиши будут их смягчать. В результате получится более насыщенное звучание.
На минуту Патрик погрузился в раздумья.
– Можно, конечно, попробовать, – наконец согласился он, правда, без особого энтузиазма. – Но это изменит наш фирменный стиль.
– Пора его менять, – настаивал я. – А неизменность приводит к застою и стагнации.
Патрик снова задумался – впрочем, ненадолго.
– Что ж, да здравствует ветер перемен, – уступил он. – Только тогда нам понадобится отдельный клавишник.
– Я буду на клавишах. А гитара пусть остается у Шейна.
– Ему это не понравится. Он уже вживается в роль вольного певца.
– Ну так можно вообще оставить одну гитару.
– Э нет, – решительно покачал головой Патрик. – Это абсолютно исключено. Против некоторого изменения стиля я не возражаю, но покушаться на самые основы не позволю.
Спорить с ним я не стал, а просто исполнил на синтезаторе партию второй гитары из «Полета дракона» – причем одной рукой. По выражению лица Патрика было видно, что ему это не понравилось, но ничего сказать он не успел, так как из-за угла дома появилась Фиона.
– Привет, мальчики, – поздоровалась она, легко вскочив на помост. – Репетируете, как я погляжу. Здесь уже был Кевин?
– Да, – ответил я. – Мы с ним мирно побеседовали.
– Вот видишь, ничего страшного не случилось. Софи ведь говорила, что тебе не стоит опасаться.
– Ладно, она была права, – признал я. – Ну и что это даст?
– Теперь за дело возьмутся серьезно и на официальном уровне. Все-таки Кевин – наследный принц Дома Источника. Он вправе потребовать от вавилонских властей, чтобы ему предоставили всю секретную информацию о тамошних оккультных сектах.
– А еще, – отозвался Патрик, – надо запросить в Доме Амазулу насчет того сектанта-самоубийцы.
– Уже сделано, – ответила Фиона каким-то странным тоном. – Я только что оттуда. Его однозначно опознали по моим мысленным картинкам. Это был некий Мпило Уфуэ, в прошлом – один из младших помощников верховного шамана. Только тут есть одна проблема.
– Какая же?
– Последние семь лет он числился мертвым, и до сих пор факт его смерти не вызывал сомнений. А еще... – Она сделала выразительную паузу. – Представьте себе: в прошлый раз он тоже покончил с собой!
Фиона, принцесса Света
15
Небо над нами потемнело, сразу стало прохладнее. Мы предпочитали проводить репетиции не в замкнутом помещении, а на открытой площадке позади дома, защищенной от дождя и прямых солнечных лучей специальными чарами.
Между тем Мортон, который как раз закончил монтировать ударную установку, подошел к синтезатору, провел рукой по рядам клавиш, а затем сдул несуществующую пыль с приборной панели, где располагались многочисленные переключатели, регуляторы и индикаторы.
– Дизайн просто супер, мама! – восхищенно произнес он. – Смотрится отпадно.
– А звучит еще лучше, – заметила Бренда. – Только вы, бездельники, почти не играете на клавишных. Сама не понимаю, зачем так стараюсь для вас?
– Потому что нас любишь, – разъяснил Мортон, подключая к новому инструменту шнуры питания и выхода на акустическую систему.
Шейн принялся ему помогать, а мы с Патриком и Гленном взяли гитары, сигналы с которых должны были поступать на синтезатор, там обрабатываться и микшироваться.
– Клавиш теперь будет больше, ведь с нами опять Феб, – сказал Патрик и для пробы легко пробежал пальцами по струнам; из правых и центральных колонок полился кристально чистый звук, без всяких помех и искажений. – Потрясающий саунд, тетя! Ты, как всегда, на высоте.
– Да уж для вас, мальчики, старалась, – сказала Бренда.
Мы проверили вторую гитару, басы, сам синтезатор и микрофон Шейна, отрегулировали громкость всех инструментов, затем Мортон устроился за ударной установкой, отсчитал ударами палочек такты – «Раз, Два! Раз, два, три, четыре!» – и мы грянули «Полет Дракона».
Нельзя сказать, что после ухода из группы я совсем забросил музыку. У меня дома – и в Олимпе, и в Сумерках Дианы – имелся полный набор инструментов, и я частенько играл на них для собственного удовольствия. Тем не менее я опасался, что за это время растерял опыт командной игры, и мне потребуется приложить немало усилий, чтобы снова вписаться в группу. Но страхи оказались напрасными: едва прозвучали первые аккорды песни, я словно перенесся на пять лет назад, все прежние навыки в одночасье вернулись, и я вновь ощутил себя частью единого, сплоченного коллектива, буквально с четверти такта понимающего товарищей, а они – меня. Когда после второго куплета песни Патрик затянул свое неподражаемое гитарное соло (а это всегда была чистая импровизация), я ни разу не сбился, подыгрывая ему, даром что он, по обыкновению, выдавал головокружительные пассажи с совершенно неожиданными переходами. А потом уже Патрик идеально ассистировал мне, когда я оставил гитару и принялся импровизировать на клавишах. Между делом замечу, что синтезатор действительно был полный отпад – на сей раз Бренда превзошла саму себя.
Тетушка слушала нас с непритворным удовольствием. Она была одной из немногих родственников, которым нравилась наша музыка. Когда-то давно, задолго до моего рождения, Бренда пятнадцать лет прожила на Земле Хиросимы – в мире, по нашей терминологии, самом что ни на есть рок-н-ролльном. Там она и пристрастилась к року, особенно к тяжелому.
После нашего единственного бесспорного суперхита мы сыграли «Лестницу в небо», затем вновь вернулись к собственному творчеству и врезали «Дикую охоту» – вещь в принципе неплохую, но далекую от категории шедевра. А потом я прочно обосновался за синтезатором, и мы взялись за «Звездочета» – мою самую любимую, жаль только, что не нашего сочинения.
Ближе к концу этой композиции, которую мы растянули на добрых полчаса, объявились Кевин и Дейдра, а с ними была Амалия. Впрочем, Дейдра задержалась ненадолго, послушала нас минуту-другую, после чего приветливо помахала всем рукой, отдельно послала воздушный поцелуй сыну Гленну и исчезла. Как я понял, она лишь исполнила просьбу Патрика и доставила с Дамограна Амалию, а заодно прихватила с Астурии Кевина, который, хоть и был адептом, не имел прямого доступа из Экватора в Срединные миры.
Как только мы закончили песню, Патрик объявил перерыв в репетиции и первым покинул помост. Он торопливо поздоровался с отцом, затем схватил Амалию за руку и немедленно увел в дом, поскольку стеснялся целоваться с ней на людях. Кевин проводил их взглядом, и я услышал, как он сказал Бренде:
– Хорошая девочка. Признаться, я еще десять лет назад считал, что она выбрала не того брата.
Бренда согласно кивнула.
Шейн и Гленн тоже отправились в дом, чтобы выпить пива, Мортон остался сидеть за ударной установкой, лениво постукивая по барабанам, а я продолжил знакомство с многочисленными наворотами тетушкиного синтезатора, чувствуя, что все больше влюбляюсь в него.
– Ну что за дела? – состроил недовольную мину Кевин. – В кои-то веки пришел вас послушать, а вы тут же разбежались.
– Ай, брось! – насмешливо фыркнул Мортон, не переставая барабанить. – С каких это пор ты стал любителем рок-н-ролла?
– А я никогда не говорил, что он мне не нравится. Не балдею от него, это правда. Но некоторые песни очень даже ничего. Например, та, которую вы только что играли. Или, – добавил Кевин, выразительно взглянув на меня, – «Врата Вавилона».
– Ага, сильная вещь, – согласился Мортон, отложил свои палочки и выбрался из-за ударной установки. – Мама, ты сейчас в Авалон?
– Да, – ответила Бренда, которая как раз встала из кресла.
– Подбрось и меня. Раз уж появилась Амалия, то до вечера репетиций не будет.
– Хорошо. – Она взяла сына за руку. – До встречи, Кевин, Феб. – И вместе с Мортоном совершила мгновенный прыжок в Авалон.
А я оставил в покое синтезатор и подошел к Кевину.
– Насчет Вавилона – это был намек?
– А что же еще, – кивнул он, доставая из кармана сигарету. – Нам надо поговорить, Феб.
Мы присели на край помоста и закурили.
– Значит, – произнес я, – Софи тебе рассказала?
– Да, и правильно сделала. Все-таки я отец Ричи и должен это знать.
– Понимаю... А что она рассказала?
Кевин остро посмотрел на меня:
– Надеюсь, что все. И о твоем разговоре с Ричи, и о нападении цербера, и о том, что тварь находилась под контролем. И как Ричи фактически признался Амалии, что имел дело с цербером. И как он водил ее в Вавилон, а вы потом повторили его поход. И как повстречали там зулуса, который принял вас за каких-то «посвященных», а затем, когда понял, что ошибся, покончил с собой. Все верно?
Я как можно убедительнее кивнул головой. Хвала богам, Софи ни словом не обмолвилась о планах Порядка на мой счет. А о том, что Патрик тоже разговаривал с Ричи, она и вовсе не знала. Мы никому об этом не сказали, даже Фионе.
– Не обижайся на Софи, ладно? – продолжал Кевин. – Она не могла поступить иначе. Меня не может не касаться, что мой сын, по всей видимости, покушался на жизнь моего племянника, а вдобавок еще оказался причастен к оккультной секте, члены которой готовы сжечь себя живьем, лишь бы не выдать своей тайны. И вообще, зря ты играл со мной в молчанку. Тебе следовало обратиться ко мне сразу после нападения цербера.
– Ну да, – буркнул я. – И обвинить Ричи в покушении на меня. Думаешь, я не помню, как ты заехал моему отцу в челюсть – только за то, что он высказал свое мнение.
– Тогда я погорячился. Однако согласись, что и Дионис был неправ. По большому счету, он сам спровоцировал меня. У него не было ни малейших оснований обвинять Ричи в каком бы то ни было преступлении. А у тебя такие основания есть, и я вынужден признать их серьезность. Это мне совершенно не нравится, но я привык смотреть фактам в лицо... – Кевин вздохнул. – Ладно. Расскажи о том вашем разговоре. Как можно точнее, желательно слово в слово.
Конечно, слово в слово у меня не получилось, но я постарался во всех подробностях передать нашу короткую беседу, не упустив ни единой детали. Если Кевин рассчитывал выяснить у меня что-нибудь новое, то был разочарован. Он задал еще несколько уточняющих вопросов, а затем попросил рассказать о схватке с цербером.
К тому времени, когда я закончил, Кевин курил уже третью сигарету.
– И все-таки я повторюсь, Феб: зря ты не обратился ко мне сразу. Сейчас бы мы не гадали, что затеял Ричи и чего он хочет от тебя.
– Почему?
– Тогда бы я снова установил слежку за Амалией. В первые годы после исчезновения Ричи мои люди держали под присмотром всех его бывших девушек. Потом я дал отбой, убедившись, что он не собирается возвращаться ни к одной из них. Но если бы я раньше узнал об этом инциденте, то на всякий случай возобновил бы наблюдение. И смог бы потолковать с Ричи, когда он объявился у Амалии.
Я скептически хмыкнул:
– Ну задним умом мы все крепки.
– А вот и ошибаешься. Можешь спросить у Софи, что я сделал, как только она сообщила о твоем разговоре с Ричи. Я сразу решил вызвать Дж... – Он осекся. – Короче, одного человека, который специализируется по таким делам.
– Что ж, тогда признаю свою ошибку, – произнес я, впрочем, без малейшего сожаления. – Может быть, Ричи попробует обратиться – или уже обратился – к другой своей знакомой.
– Этим уже занимаются, – сказал Кевин. – Проверяют все возможные контакты Ричи. – Он снова вздохнул. – Надеюсь, этот ритуал не предусматривает человеческих жертвоприношений.
– Уверен, что нет, – попытался я успокоить его. – Иначе не вижу причин, почему Ричи прервал свой путь по так называемой Тропе и вернул Амалию домой.
– Да, – согласился Кевин, – причин не было. Но скверно уже то, что он собирался вовлечь девочку в какой-то сектантский обряд – боюсь, далеко не невинный... Кстати, ты знаешь, что в последние десятилетия во многих Домах резко возрос интерес ко всяческим оккультным учениям?
– Нет, – покачал я головой. – Никогда этим не интересовался.
– Собственно, я тоже. Хотя мне следовало проявить к этому интерес после исчезновения Ричи. Ведь всплеск оккультизма случился не сам по себе, он напрямую был связан с обнаружением Источника. В результате этого открытия рухнула сложившаяся на протяжении многих тысячелетий картина мироздания, а законы, управляющие Вселенной, перестали казаться постоянными и незыблемыми. Немало колдунов и ведьм ударились в мистику и стали искать новые средоточия сил – как естественных, так и сверхъестественных. Я должен был предвидеть, что Ричи, лишенный доступа к Источнику, может увлечься оккультизмом в стремлении вернуть утраченное могущество.
– Звучит логично, – согласился я.
– И это как раз тот случай, когда умные мысли приходят в голову слишком поздно. Раньше я даже не задумывался о такой возможности. – Кевин немного помолчал, затем спросил: – А ты что собираешься делать?
– Ну как видишь, мы уже начали репетиции. Следующие два или три месяца будем готовиться к очередным гастролям, частично обновим репертуар, а старые песни основательно переработаем – я буду настаивать на...
– Я не о том спрашиваю, – перебил меня Кевин. – Какие у тебя планы касательно... гм... последних событий?
– Насчет Ричи – никаких. Я не собираюсь объявлять на него встречную охоту. Если он действительно покушался на меня, но в дальнейшем откажется от своих попыток, я не стану держать на него зла.
– А если не откажется?
Я пожал плечами:
– Тогда буду защищаться. Всеми доступными средствами.
Уже в третий раз за время нашего разговора Кевин вздохнул.
– Пожалуй, я поговорю с Хозяйкой, чтобы она поскорее допустила тебя к Источнику. Никогда не прощу себе, если ты пострадаешь по вине Ричи. – Прежде чем я успел возразить, он поднялся. – Ладно, Феб, мне пора. Счастливо оставаться.
После ухода Кевина я вернулся к синтезатору и постарался выбросить мысли о Ричи из головы. С помощью такого классного инструмента это оказалось делом несложным. Для начала я исполнил тему Призрака Оперы из мюзикла Эндрю Ллойда Веббера, затем сыграл попурри из лучших битловских мелодий и как раз собирался перейти к интерпретации чего-нибудь классического, когда из дома вышел Патрик. В руке он держал бутылку пива, вид у него был несколько мрачноватый.
– Ну что, – спросил я, – продолжим репетицию?
– Ага, уже, – проворчал он недовольно. – Мортон смотался, Шейн тоже. Заявил, что Амалии нужна женская компания, и дернул в Авалон за своей подружкой.
– За которой из них?
– По-моему, он еще сам не решил. Кого первую встретит, ту и приведет. А Гленн окопался на кухне, помогает Амалии. Она обнаружила, что большинство нашего кухонного оборудования из ее мира, и решила приготовить нам обед.
– Вот и хорошо, – сказал я. – Теперь меньше будем питаться всухомятку.
Патрик еще больше помрачнел:
– Не раскатывай губу. Через три дня Амалия вернется домой.
– Почему?
– Прилетают ее родные. И вообще, она не собирается покидать Дамогран. Говорит, что уже раз обожглась и не хочет повторять ошибки. Предлагает, чтобы я навещал ее.
– Ну и что?
– Разве не ясно? Дамогран находится в Экваторе, а мы – в Срединных мирах. Каждый раз, когда я захочу повидать Амалию, придется дергать Софи или Дейдру.
– Они с радостью помогут тебе. Для них это не проблема.
– Зато проблема для меня, – угрюмо возразил Патрик. – Приходить на свидание с девушкой в сопровождении старшей сестры или тетки – это... – Он замолчал, не в силах подобрать подходящее слово.
– Если это единственное препятствие, – сказал я, – то его легко устранить. Для следующих гастролей выберем мир в Экваторе, а штаб-квартиру устроим в Сумерках Дианы. Оттуда до космического мира двадцать минут пути. Попросим Дейдру и Софи перебросить через бесконечность аппаратуру – и всего-то делов.
– Хорошая идея, – обрадовался Патрик, но уже в следующий момент снова скис. – Это опасно для тебя, Феб. Ричи, Порядок, Хаос...
– Брось, – произнес я строго. – Я уже говорил, что не буду ни от кого прятаться. К твоему сведению, я и так собирался предложить вам перебазироваться в Экватор. А если это и в твоих интересах – тем более. У тебя же с Амалией все серьезно?
– Надеюсь, что да. По крайней мере, с моей стороны.
– Тогда и обсуждать нечего, – подытожил я. – Переберемся в Сумерки Дианы, установим там дополнительную сигнализацию, чтобы никакой непрошеный гость не застал нас врасплох, а в мире, где будем гастролировать... – Я ухмыльнулся. – Ты только представь, Пэт! Мы выступаем перед публикой – и тут на сцену врываются церберы. Мы их мочим, а народ тащится.
– Да, это будет круто, – согласился Патрик. – Но своим переездом мы сильно усложним Софи и Фионе жизнь. Они как пить дать будут постоянно охранять нас.
– Не только они. Твой отец обеспечит нам круглосуточную охрану.
– Так он тоже знает? Софи рассказала ему?
– Не все, только половину. О нападении цербера, о возможной причастности Ричи и обо всем, что связано с Амалией и Вавилоном.
– Понятно... Отец был сильно расстроен?
– Очень сильно. За весь разговор ни разу не подколол меня – словно позабыл все свои казарменные шуточки.
Патрик покачал головой:
– Тогда он не просто расстроен. Он убит.
– Его можно понять, – сказал я и решительно поменял тему: – Вот что, Пэт. Я настаиваю на том, чтобы переформатировать нашу инструменталку.
– В каком смысле? – не понял он.
– Ввести в каждую песню полноценную партию клавишных, – объяснил я, любовно поглаживая панель синтезатора. – Использовать такой потрясающий инструмент лишь для отдельных вещей и эпизодических проигрышей – настоящее преступление. Мы сделаем жестче партии гитар, а клавиши будут их смягчать. В результате получится более насыщенное звучание.
На минуту Патрик погрузился в раздумья.
– Можно, конечно, попробовать, – наконец согласился он, правда, без особого энтузиазма. – Но это изменит наш фирменный стиль.
– Пора его менять, – настаивал я. – А неизменность приводит к застою и стагнации.
Патрик снова задумался – впрочем, ненадолго.
– Что ж, да здравствует ветер перемен, – уступил он. – Только тогда нам понадобится отдельный клавишник.
– Я буду на клавишах. А гитара пусть остается у Шейна.
– Ему это не понравится. Он уже вживается в роль вольного певца.
– Ну так можно вообще оставить одну гитару.
– Э нет, – решительно покачал головой Патрик. – Это абсолютно исключено. Против некоторого изменения стиля я не возражаю, но покушаться на самые основы не позволю.
Спорить с ним я не стал, а просто исполнил на синтезаторе партию второй гитары из «Полета дракона» – причем одной рукой. По выражению лица Патрика было видно, что ему это не понравилось, но ничего сказать он не успел, так как из-за угла дома появилась Фиона.
– Привет, мальчики, – поздоровалась она, легко вскочив на помост. – Репетируете, как я погляжу. Здесь уже был Кевин?
– Да, – ответил я. – Мы с ним мирно побеседовали.
– Вот видишь, ничего страшного не случилось. Софи ведь говорила, что тебе не стоит опасаться.
– Ладно, она была права, – признал я. – Ну и что это даст?
– Теперь за дело возьмутся серьезно и на официальном уровне. Все-таки Кевин – наследный принц Дома Источника. Он вправе потребовать от вавилонских властей, чтобы ему предоставили всю секретную информацию о тамошних оккультных сектах.
– А еще, – отозвался Патрик, – надо запросить в Доме Амазулу насчет того сектанта-самоубийцы.
– Уже сделано, – ответила Фиона каким-то странным тоном. – Я только что оттуда. Его однозначно опознали по моим мысленным картинкам. Это был некий Мпило Уфуэ, в прошлом – один из младших помощников верховного шамана. Только тут есть одна проблема.
– Какая же?
– Последние семь лет он числился мертвым, и до сих пор факт его смерти не вызывал сомнений. А еще... – Она сделала выразительную паузу. – Представьте себе: в прошлый раз он тоже покончил с собой!
Фиона, принцесса Света
15
Кевин нервно вышагивал поперек узкого переулка и раз за разом бросал нетерпеливые взгляды на Джо Кеннеди. А тот методично собирал с мостовой материальные улики и помещал их в прозрачные пластиковые пакеты, которые затем складывал в небольшой контейнер, стоявший под перекошенной стеной полуразрушенного дома.
Я наблюдала за его действиями со смешанным чувством любопытства и брезгливости. То обстоятельство, что я, пусть и пассивно, участвую в сборе образцов для генотипической экспертизы, здорово меня смущало. Во всех Домах без исключения генетика находилась под строжайшим запретом, и это было продиктовано отнюдь не идеологическими или религиозными соображениями, не косностью и предрассудками колдовской цивилизации. Просто слишком уж часто сочетание магии с генной инженерией приводило к кошмарным последствиям, немало жутких монстров были порождены колдунами, которые осмеливались вмешиваться в такую тонкую и опасную сферу, как наследственность. Так что запрет был логичен и абсолютно оправдан – не только на практические опыты, но и на любые теоретические исследования.
Кроме того, мне было неуютно и от самого присутствия Джо Кеннеди, который вызывал у меня не меньшее отвращение, чем генетика. В действительности его звали Иона бен Исайя бен Гур, он был прямым потомком покойного царя Давида Шестого, которого, кстати, и убил в числе многих других своих соотечественников. На Земле Обетованной Иону считали величайшим злодеем в истории Дома. Да и на моей родине его тоже не жаловали – ведь полвека назад он едва не спровоцировал кровопролитную войну между Царством Света и Израилем. Осужденный на пожизненное изгнание, Иона поселился в космическом мире, взял там имя Джо Кеннеди и стал яростно бороться с галактической преступностью, искупая свои былые грехи. Говорят, что за это время он спас в тысячи раз больше невинных жизней, чем погубил в прошлом, однако я не считала, что тем самым он автоматически заслужил помилование. Впрочем, во всей этой истории с Джо было много неясного – например, как он заполучил Силу Источника и почему Хозяйка не отлучила его, как Ричи. Старшие адепты, безусловно, знали всю правду, но держали ее в секрете.
Постепенно Джо собрал все, что осталось от зулуса-самоубийцы. А осталось на удивление мало – ведь при полном сожжении тела теряется порядка девяноста процентов его массы, к тому же за два дня, прошедшие с момента инцидента, ветер разбросал сгоревшие останки по всему переулку, а мелкие частички пепла и вовсе унес в неизвестном направлении. Haм еще повезло, что это случилось в заброшенном квapтале и с тех пор здесь, похоже, не появлялся ни один человек. Во всяком случае, оплавленный перстень с колдовским камнем так никто и не подобрал, хотя он валялся на видном месте.
Закончив работу, Джо жестом подозвал нас. Кевин чуть ли не галопом подбежал к нему и спросил:
– Ну что там?
– Странное дело, – ответил Джо с весьма озадаченным видом. – Такого в моей практике еще не случалось.
– А именно?
– Тело сгорело полностью, в буквальном смысле дотла. Не осталось ни костей, ни зубов, только зола и пепел.
– Вспышка была очень мощной, – заметила я.
– Да, похоже. И основной удар огненного заклятия пришелся внутрь тела, потому что небольшие клочки одежды все же остались, – Джо достал из контейнера несколько пакетов и показал нам обгоревшие лоскуты. – По идее, в материал должны быть вплавлены микроскопические частички волос и кожи, но я их пока не обнаружил. Подождем еще результатов дополнительных исследований, хотя я очень боюсь, что здесь не найдется ни одной уцелевшей молекулы ДНК. Такое впечатление, словно все ткани, которые хоть частично сохранили первоначальную молекулярную структуру, были каким-то образом изъяты.
– И каким же образом? – спросил Кевин.
Джо неопределенно пожал плечами:
– Хотел бы я знать.
Это был ответ с намеком. Обратившись к Джо за помощью, Кевин, разумеется, не стал вводить его в курс дела, просто попросил выяснить, можно ли провести генотипическую экспертизу данных останков, а Джо, в свою очередь, давал понять, что не против услышать более подробные объяснения.
– Что ж, будем ждать результатов, – сказал Кевин, сделав вид, что не понял намека. – Если удастся найти хоть одну ДНК, я передам тебе другой образец.
Этот самый «другой образец» должна была раздобыть Софи. Она взяла на себя самую неприятную часть работы: извлечь из могилы Мпило Уфуэ ткани для их сравнительного анализа с ДНК человека, убившего себя на наших с Фебом глазах. Главным образом мы хотели убедиться, что это были разные люди, и больше не строить сумасшедших гипотез, основанных на их поразительном внешнем сходстве и на некоторой общности судеб – ведь Мпило Уфуэ тоже покончил с собой. Причем сделал это после того, как высший суд шаманов Амазулу признал его виновным в причастности к еретической секте и предложил ему добровольно уйти из жизни, тем самым очистившись от греха. Он согласился на самоубийство – правда, не сжег себя, а вспорол себе живот согласно требованиям очистительного ритуала.
Услышав эту историю, Патрик сразу же вспомнил древнюю легенду о бессмертном горце Маклауде. В реальное существование оного горца почти никто всерьез не верил, однако сказания о нем оказались чересчур живучими для чистой выдумки и даже отозвались резонансом в целом ряде населенных миров. Грешно признаться, но я и сама об этом подумала, когда в Доме Амазулу на моих мысленных картинках опознали покойного шамана-еретика...
Мы вышли из переулка на соседнюю улицу, где стоял наш транспорт. Джо Кеннеди укрепил контейнер на багажнике своего мотоцикла, попрощался и укатил в сторону ближайших отсюда Брат Набу. Я села на лошадь, собираясь последовать в том же направлении.
– Я еще задержусь в Вавилоне, – сказал мне Кевин, взобравшись на своего вороного жеребца. – У меня назначена встреча с министром религий и культов, будем разбираться со здешними сектами. А ты сейчас домой?
– Не сразу. Сначала загляну к близняшкам. Софи говорит, что они заартачились.
– Да, я тоже беседовал с ними. Одна вроде согласна помочь нам, но другая считает это напрасной тратой времени.
– Которая из них?
– Я так и не понял. До сих пор не научился их различать, – смущенно признался Кевин (а ведь это были его внучки). – Ладно, я поехал. Будет что-то новое, немедленно сообщу. А ты передавай привет Дженнифер.
– Передам, – пообещала я.
Мы разъехались в разные стороны. Дорогой я думала про мою маму и Кевина. Я не сомневалась, что они до сих пор любят друг друга, но никакой ревности но этому поводу не испытывала, а скорее сочувствовала обоим – ведь, сложись обстоятельства немного иначе, они бы сейчас были вместе и считали, что так им суждено. Однако жизнь распорядилась по-своему, свела моих родителей друг с другом, фактически вынудив их стать мужем и женой. Впрочем, это не значит, что в их браке никогда не было любви – она была и по сей день остается. Но любовь бывает разной, а в любви отца и мамы слишком мало подлинной страсти и слишком много прозы жизни. Они в большей мере соратники и единомышленники, чем любовники. Я очень боялась, что и меня ждет такая же участь...
Подъезжая к Вратам Набу, я почувствовала входящий вызов и достала из сумочки зеркальце. По его поверхности пробежала мелкая рябь, затем оно помутнело, а через пару секунд я увидела в нем Софи.
Я наблюдала за его действиями со смешанным чувством любопытства и брезгливости. То обстоятельство, что я, пусть и пассивно, участвую в сборе образцов для генотипической экспертизы, здорово меня смущало. Во всех Домах без исключения генетика находилась под строжайшим запретом, и это было продиктовано отнюдь не идеологическими или религиозными соображениями, не косностью и предрассудками колдовской цивилизации. Просто слишком уж часто сочетание магии с генной инженерией приводило к кошмарным последствиям, немало жутких монстров были порождены колдунами, которые осмеливались вмешиваться в такую тонкую и опасную сферу, как наследственность. Так что запрет был логичен и абсолютно оправдан – не только на практические опыты, но и на любые теоретические исследования.
Кроме того, мне было неуютно и от самого присутствия Джо Кеннеди, который вызывал у меня не меньшее отвращение, чем генетика. В действительности его звали Иона бен Исайя бен Гур, он был прямым потомком покойного царя Давида Шестого, которого, кстати, и убил в числе многих других своих соотечественников. На Земле Обетованной Иону считали величайшим злодеем в истории Дома. Да и на моей родине его тоже не жаловали – ведь полвека назад он едва не спровоцировал кровопролитную войну между Царством Света и Израилем. Осужденный на пожизненное изгнание, Иона поселился в космическом мире, взял там имя Джо Кеннеди и стал яростно бороться с галактической преступностью, искупая свои былые грехи. Говорят, что за это время он спас в тысячи раз больше невинных жизней, чем погубил в прошлом, однако я не считала, что тем самым он автоматически заслужил помилование. Впрочем, во всей этой истории с Джо было много неясного – например, как он заполучил Силу Источника и почему Хозяйка не отлучила его, как Ричи. Старшие адепты, безусловно, знали всю правду, но держали ее в секрете.
Постепенно Джо собрал все, что осталось от зулуса-самоубийцы. А осталось на удивление мало – ведь при полном сожжении тела теряется порядка девяноста процентов его массы, к тому же за два дня, прошедшие с момента инцидента, ветер разбросал сгоревшие останки по всему переулку, а мелкие частички пепла и вовсе унес в неизвестном направлении. Haм еще повезло, что это случилось в заброшенном квapтале и с тех пор здесь, похоже, не появлялся ни один человек. Во всяком случае, оплавленный перстень с колдовским камнем так никто и не подобрал, хотя он валялся на видном месте.
Закончив работу, Джо жестом подозвал нас. Кевин чуть ли не галопом подбежал к нему и спросил:
– Ну что там?
– Странное дело, – ответил Джо с весьма озадаченным видом. – Такого в моей практике еще не случалось.
– А именно?
– Тело сгорело полностью, в буквальном смысле дотла. Не осталось ни костей, ни зубов, только зола и пепел.
– Вспышка была очень мощной, – заметила я.
– Да, похоже. И основной удар огненного заклятия пришелся внутрь тела, потому что небольшие клочки одежды все же остались, – Джо достал из контейнера несколько пакетов и показал нам обгоревшие лоскуты. – По идее, в материал должны быть вплавлены микроскопические частички волос и кожи, но я их пока не обнаружил. Подождем еще результатов дополнительных исследований, хотя я очень боюсь, что здесь не найдется ни одной уцелевшей молекулы ДНК. Такое впечатление, словно все ткани, которые хоть частично сохранили первоначальную молекулярную структуру, были каким-то образом изъяты.
– И каким же образом? – спросил Кевин.
Джо неопределенно пожал плечами:
– Хотел бы я знать.
Это был ответ с намеком. Обратившись к Джо за помощью, Кевин, разумеется, не стал вводить его в курс дела, просто попросил выяснить, можно ли провести генотипическую экспертизу данных останков, а Джо, в свою очередь, давал понять, что не против услышать более подробные объяснения.
– Что ж, будем ждать результатов, – сказал Кевин, сделав вид, что не понял намека. – Если удастся найти хоть одну ДНК, я передам тебе другой образец.
Этот самый «другой образец» должна была раздобыть Софи. Она взяла на себя самую неприятную часть работы: извлечь из могилы Мпило Уфуэ ткани для их сравнительного анализа с ДНК человека, убившего себя на наших с Фебом глазах. Главным образом мы хотели убедиться, что это были разные люди, и больше не строить сумасшедших гипотез, основанных на их поразительном внешнем сходстве и на некоторой общности судеб – ведь Мпило Уфуэ тоже покончил с собой. Причем сделал это после того, как высший суд шаманов Амазулу признал его виновным в причастности к еретической секте и предложил ему добровольно уйти из жизни, тем самым очистившись от греха. Он согласился на самоубийство – правда, не сжег себя, а вспорол себе живот согласно требованиям очистительного ритуала.
Услышав эту историю, Патрик сразу же вспомнил древнюю легенду о бессмертном горце Маклауде. В реальное существование оного горца почти никто всерьез не верил, однако сказания о нем оказались чересчур живучими для чистой выдумки и даже отозвались резонансом в целом ряде населенных миров. Грешно признаться, но я и сама об этом подумала, когда в Доме Амазулу на моих мысленных картинках опознали покойного шамана-еретика...
Мы вышли из переулка на соседнюю улицу, где стоял наш транспорт. Джо Кеннеди укрепил контейнер на багажнике своего мотоцикла, попрощался и укатил в сторону ближайших отсюда Брат Набу. Я села на лошадь, собираясь последовать в том же направлении.
– Я еще задержусь в Вавилоне, – сказал мне Кевин, взобравшись на своего вороного жеребца. – У меня назначена встреча с министром религий и культов, будем разбираться со здешними сектами. А ты сейчас домой?
– Не сразу. Сначала загляну к близняшкам. Софи говорит, что они заартачились.
– Да, я тоже беседовал с ними. Одна вроде согласна помочь нам, но другая считает это напрасной тратой времени.
– Которая из них?
– Я так и не понял. До сих пор не научился их различать, – смущенно признался Кевин (а ведь это были его внучки). – Ладно, я поехал. Будет что-то новое, немедленно сообщу. А ты передавай привет Дженнифер.
– Передам, – пообещала я.
Мы разъехались в разные стороны. Дорогой я думала про мою маму и Кевина. Я не сомневалась, что они до сих пор любят друг друга, но никакой ревности но этому поводу не испытывала, а скорее сочувствовала обоим – ведь, сложись обстоятельства немного иначе, они бы сейчас были вместе и считали, что так им суждено. Однако жизнь распорядилась по-своему, свела моих родителей друг с другом, фактически вынудив их стать мужем и женой. Впрочем, это не значит, что в их браке никогда не было любви – она была и по сей день остается. Но любовь бывает разной, а в любви отца и мамы слишком мало подлинной страсти и слишком много прозы жизни. Они в большей мере соратники и единомышленники, чем любовники. Я очень боялась, что и меня ждет такая же участь...
Подъезжая к Вратам Набу, я почувствовала входящий вызов и достала из сумочки зеркальце. По его поверхности пробежала мелкая рябь, затем оно помутнело, а через пару секунд я увидела в нем Софи.