Страница:
Я испытывал некоторое беспокойство, оставляя Элис и Лину на корабле. Никаких объективных причин для этого не было, просто мне не хотелось расставаться с ними даже на несколько часов. Но пока что они находились в большей безопасности на «Орионе», который в случае попытки нападения мог совершить экстренное погружение прямо из дока. Собственно, такое распоряжение я и оставил...
На пропускном пункте станции таможенники отсутствовали – таковых вообще не было на Вавилоне, зато нам предстояло пройти иммиграционный контроль. Первое, о чём спросил занимавшийся нами чиновник, были паспорта, на что я ответил:
– Мы предпочли бы воспользоваться вашими гостевыми удостоверениями.
Чиновник удовлетворённо кивнул – вопрос был исчерпан – и протянул нам бланки въездных анкет. Они содержали минимум пунктов, и лишь один из них, об управлении транспортными средствами, был снабжён примечанием, предупреждавшим, что дача ложных сведений влечёт за собой административную и уголовную ответственность.
Как и было договорено ещё перед высадкой, мы заполнили все поля в анкетах, кроме гражданства, где поставили прочерк. Чиновника это нисколько не озаботило, он попросил нас по очереди встать у стены, чтобы сделать моментальные фотографии, взял наши отпечатки пальцев и оперативно оформил нам удостоверения личности. После чего спросил:
– Водительские права вам тоже выписывать?
– Да, – ответил я. – Всем шестерым. И по всем указанным видам транспорта.
Чиновник взялся за дело, а молодая девушка-пехотинец, рядовая Снелл, которой (как, впрочем, и всем остальным) происходящее было в диковинку, тихо поинтересовалась у меня, на каком основании нам выдают права.
– Как это, на каком? – пожал я плечами. – На основании наших анкетных данных.
– Но ведь мы могли солгать.
– А вы солгали?
– Никак нет, сэр!
– Тогда в чём проблема? Вот если бы солгали, а вас затем уличили, например, в неумении справится с флайером, то вам влепили бы крупный штраф. Или даже тюремное заключение – от трёх до шести месяцев.
Снелл присвистнула:
– Круто!.. Ой, простите, сэр.
Чиновник вручил нам стопку водительских прав и осведомился:
– Разрешение на ношение оружия?
– Безусловно, – кивнул я.
Спустя минуту мы получили и эти документы. Я расплатился за услуги местной наличностью, которую мы в достаточном количестве привезли с собой, а сверху добавил приличную сумму в качестве дополнительного вознаграждения – вавилонскими законами это не возбранялось.
Довольный чиновник жестом предложил мне отойти в сторону. Я согласился и на ходу дал знать космопехам, что всё в порядке.
– Капитан Шнайдер, – произнёс чиновник. – Думаю, вам следует это знать. По вашим отпечаткам компьютер выдал сообщение, что вы находитесь в межпланетном розыске под именем Александр Вильчинский.
– Ага... – Что ж, этого следовало ожидать. – И по какому обвинению?
– Обвинений нет. Просто вы числитесь пропавшим без вести на исследовательском фрегате «Марианна», принадлежащем Эриданской Астроэкспедиции. Гм-м. Надеюсь, ваш корабль – это не тот пропавший фрегат?
Вавилонские власти соглашались на выдачу беглого преступника только в двух случаях – если он прибыл на похищенном корабле или привёз с собой заложников.
– Уверяю вас, – ответил я, – фрегат никак нельзя переделать в корвет. Это невозможно в принципе.
– Ну, тогда нет проблем, – сказал чиновник.
Я вручил ему ещё одну банкноту в тысячу вавилонских лир.
– Всё равно спасибо за информацию.
– Не за что, сэр. Добро пожаловать на Вавилон.
2
3
4
На пропускном пункте станции таможенники отсутствовали – таковых вообще не было на Вавилоне, зато нам предстояло пройти иммиграционный контроль. Первое, о чём спросил занимавшийся нами чиновник, были паспорта, на что я ответил:
– Мы предпочли бы воспользоваться вашими гостевыми удостоверениями.
Чиновник удовлетворённо кивнул – вопрос был исчерпан – и протянул нам бланки въездных анкет. Они содержали минимум пунктов, и лишь один из них, об управлении транспортными средствами, был снабжён примечанием, предупреждавшим, что дача ложных сведений влечёт за собой административную и уголовную ответственность.
Как и было договорено ещё перед высадкой, мы заполнили все поля в анкетах, кроме гражданства, где поставили прочерк. Чиновника это нисколько не озаботило, он попросил нас по очереди встать у стены, чтобы сделать моментальные фотографии, взял наши отпечатки пальцев и оперативно оформил нам удостоверения личности. После чего спросил:
– Водительские права вам тоже выписывать?
– Да, – ответил я. – Всем шестерым. И по всем указанным видам транспорта.
Чиновник взялся за дело, а молодая девушка-пехотинец, рядовая Снелл, которой (как, впрочем, и всем остальным) происходящее было в диковинку, тихо поинтересовалась у меня, на каком основании нам выдают права.
– Как это, на каком? – пожал я плечами. – На основании наших анкетных данных.
– Но ведь мы могли солгать.
– А вы солгали?
– Никак нет, сэр!
– Тогда в чём проблема? Вот если бы солгали, а вас затем уличили, например, в неумении справится с флайером, то вам влепили бы крупный штраф. Или даже тюремное заключение – от трёх до шести месяцев.
Снелл присвистнула:
– Круто!.. Ой, простите, сэр.
Чиновник вручил нам стопку водительских прав и осведомился:
– Разрешение на ношение оружия?
– Безусловно, – кивнул я.
Спустя минуту мы получили и эти документы. Я расплатился за услуги местной наличностью, которую мы в достаточном количестве привезли с собой, а сверху добавил приличную сумму в качестве дополнительного вознаграждения – вавилонскими законами это не возбранялось.
Довольный чиновник жестом предложил мне отойти в сторону. Я согласился и на ходу дал знать космопехам, что всё в порядке.
– Капитан Шнайдер, – произнёс чиновник. – Думаю, вам следует это знать. По вашим отпечаткам компьютер выдал сообщение, что вы находитесь в межпланетном розыске под именем Александр Вильчинский.
– Ага... – Что ж, этого следовало ожидать. – И по какому обвинению?
– Обвинений нет. Просто вы числитесь пропавшим без вести на исследовательском фрегате «Марианна», принадлежащем Эриданской Астроэкспедиции. Гм-м. Надеюсь, ваш корабль – это не тот пропавший фрегат?
Вавилонские власти соглашались на выдачу беглого преступника только в двух случаях – если он прибыл на похищенном корабле или привёз с собой заложников.
– Уверяю вас, – ответил я, – фрегат никак нельзя переделать в корвет. Это невозможно в принципе.
– Ну, тогда нет проблем, – сказал чиновник.
Я вручил ему ещё одну банкноту в тысячу вавилонских лир.
– Всё равно спасибо за информацию.
– Не за что, сэр. Добро пожаловать на Вавилон.
2
Пройдя иммиграционный контроль мы стали полноправными гостями планеты. В транспортном бюро я арендовал челнок, на котором мы совершили перелёт с орбитальной станции в аэропорт города Буссарда, а там взяли напрокат бронированный автомобиль и направились в деловой центр, где среди сотни небоскрёбов из стеклопластика и бетона находилось шестидесятиэтажное здание главного офиса банка «Аркадия» – одного из крупнейших банковских учреждений Вавилона.
В вестибюле банка космические пехотинцы сдали своё оружие, и нас пропустили в просторный операционный зал, в котором, несмотря на разгар рабочего дня, было спокойно и немноголюдно. Здесь обслуживали только крупных клиентов; мелкие и средние вкладчики обычно пользовались электронным доступом к своим счетам через планетарную межбанковскую сеть.
У окошка одной из касс приличный с виду господин средних лет выкладывал из туго набитого кейса пачки таукитянских купюр по тысячу эскудо. Не исключено, что этот мужчина был честный миллионер, но с той же вероятностью он мог оказаться бежавшим с Тау IV грабителем или нечистым на руку государственным служащим. Также он мог быть торговцем наркотиками, контрактным убийцей, похитителем детей, шантажистом – в общем, кем угодно. Вавилонцев не интересовало, как он раздобыл свои деньги, если это случилось за пределами планеты; главное, что они у него были. Здесь он мог свободно тратить их и жить припеваючи, не опасаясь уголовного преследования, – но только до тех пор, пока не совершит преступление уже на самом Вавилоне...
На мне и моих людях были мундиры – я решил не прибегать к наивной маскировке, переодеваясь в гражданское. Во-первых, на лицах пехотинцев было буквально написано, что они никакие не телохранители, а вышколенные солдаты. Во-вторых же, человек в военной форме смотрится гораздо солиднее и внушительнее – что при моей молодости было совсем не лишним.
Когда я неторопливо двинулся через зал, направляясь к дежурному администратору, тот сразу обратил на меня внимание – не в последнюю очередь благодаря моему мундиру флотского капитана, – и к тому моменту, когда я подошёл, успел освободиться, перепоручив клиента, с которым как раз разговаривал, своему помощнику.
– Чем могу служить, капитан? – вежливо спросил он.
Первым делом я прочёл его имя на стойке: «С. Азеракис».
– В вашем банке, господин Азеракис, у меня имеются кое-какие активы. С доступом по генетическому коду.
Вежливость администратора ещё больше возросла.
– Весьма предусмотрительно с вашей стороны, сэр. Желаете произвести анализ ДНК?
– За этим я и пришёл.
Администратор встал и вышел из-за своей стойки.
– Прошу вас, капитан, следуйте за мной.
Мы поднялись на второй этаж, где находилась генетическая лаборатория. Своим пехотинцам я велел оставаться в зале, заверив их, что в банке мы как в крепости и мне ничего не угрожает. Азеракису мои слова очень понравились. Впрочем, это было чистой правдой.
Генетическая лаборатория была небольшая, но оснащённая самым современным оборудованием. Её единственный сотрудник взял у меня пробу крови, в течение пяти минут провёл анализы и записал полученную формулу ДНК на лазерный мини-диск. Когда он собирался вручить его Азеракису, я сказал:
– Погодите, господа, это ещё не всё. – Я достал из кармана другой диск. – Счета открыл мой отец, с правом неограниченного доступа для своих детей. Здесь записан его генетический код.
Лаборант ввёл в компьютер предоставленные мной данные и вскоре получил заключение, что я являюсь биологическим сыном человека, чью формулу ДНК предоставил. Оба генетических кода вместе с результатом их сравнительного анализа были переписаны на отдельный диск, лаборант поместил его в прозрачный герметичный футляр, опломбировал и передал Азеракису.
Когда мы покинули лабораторию, администратор сказал:
– Ну, теперь все формальности улажены. Займёмся вашими счетами.
Я вежливо, но вместе с тем настойчиво произнёс:
– Прошу прощения, господин Азеракис, но в дальнейшем я предпочёл бы иметь дело с вашим начальником.
– С главным менеджером операционного отдела?
Я покачал головой:
– Выше.
– С директором?
Я снова покачал головой. Глаза администратора округлились:
– Вы хотите сказать...
– Да, – подтвердил я. – Мне нужен председатель правления.
Азеракис глубоко задумался. Я поставил его перед сложной дилеммой: с одной стороны, клиент всегда прав; а с другой – правота клиента всё-таки имеет свои границы, которые определяются его положением в обществе или размерами его состояния. Азеракис не знал меня, но догадывался, что я не простой клиент, и опасался совершить ошибку в ту или другую сторону...
После минутного молчания администратор спросил:
– Капитан, вы уверены, что ваше дело заинтересует председателя?
– Я это гарантирую.
Наконец он решился, достал телефон и заговорил по-гречески. Я не знал этого языка, но по тону Азеракиса понял, что сначала он общался с секретарём, а потом, когда его голос сделался крайне почтительным, чуть ли не заискивающим, – с председателем правления.
Разговор длился недолго. Азеракис вернул телефон в карман и сказал:
– Господин Константинидис согласен принять вас, капитан. – И с лёгким вздохом добавил: – Надеюсь, я принял правильное решение.
В вестибюле банка космические пехотинцы сдали своё оружие, и нас пропустили в просторный операционный зал, в котором, несмотря на разгар рабочего дня, было спокойно и немноголюдно. Здесь обслуживали только крупных клиентов; мелкие и средние вкладчики обычно пользовались электронным доступом к своим счетам через планетарную межбанковскую сеть.
У окошка одной из касс приличный с виду господин средних лет выкладывал из туго набитого кейса пачки таукитянских купюр по тысячу эскудо. Не исключено, что этот мужчина был честный миллионер, но с той же вероятностью он мог оказаться бежавшим с Тау IV грабителем или нечистым на руку государственным служащим. Также он мог быть торговцем наркотиками, контрактным убийцей, похитителем детей, шантажистом – в общем, кем угодно. Вавилонцев не интересовало, как он раздобыл свои деньги, если это случилось за пределами планеты; главное, что они у него были. Здесь он мог свободно тратить их и жить припеваючи, не опасаясь уголовного преследования, – но только до тех пор, пока не совершит преступление уже на самом Вавилоне...
На мне и моих людях были мундиры – я решил не прибегать к наивной маскировке, переодеваясь в гражданское. Во-первых, на лицах пехотинцев было буквально написано, что они никакие не телохранители, а вышколенные солдаты. Во-вторых же, человек в военной форме смотрится гораздо солиднее и внушительнее – что при моей молодости было совсем не лишним.
Когда я неторопливо двинулся через зал, направляясь к дежурному администратору, тот сразу обратил на меня внимание – не в последнюю очередь благодаря моему мундиру флотского капитана, – и к тому моменту, когда я подошёл, успел освободиться, перепоручив клиента, с которым как раз разговаривал, своему помощнику.
– Чем могу служить, капитан? – вежливо спросил он.
Первым делом я прочёл его имя на стойке: «С. Азеракис».
– В вашем банке, господин Азеракис, у меня имеются кое-какие активы. С доступом по генетическому коду.
Вежливость администратора ещё больше возросла.
– Весьма предусмотрительно с вашей стороны, сэр. Желаете произвести анализ ДНК?
– За этим я и пришёл.
Администратор встал и вышел из-за своей стойки.
– Прошу вас, капитан, следуйте за мной.
Мы поднялись на второй этаж, где находилась генетическая лаборатория. Своим пехотинцам я велел оставаться в зале, заверив их, что в банке мы как в крепости и мне ничего не угрожает. Азеракису мои слова очень понравились. Впрочем, это было чистой правдой.
Генетическая лаборатория была небольшая, но оснащённая самым современным оборудованием. Её единственный сотрудник взял у меня пробу крови, в течение пяти минут провёл анализы и записал полученную формулу ДНК на лазерный мини-диск. Когда он собирался вручить его Азеракису, я сказал:
– Погодите, господа, это ещё не всё. – Я достал из кармана другой диск. – Счета открыл мой отец, с правом неограниченного доступа для своих детей. Здесь записан его генетический код.
Лаборант ввёл в компьютер предоставленные мной данные и вскоре получил заключение, что я являюсь биологическим сыном человека, чью формулу ДНК предоставил. Оба генетических кода вместе с результатом их сравнительного анализа были переписаны на отдельный диск, лаборант поместил его в прозрачный герметичный футляр, опломбировал и передал Азеракису.
Когда мы покинули лабораторию, администратор сказал:
– Ну, теперь все формальности улажены. Займёмся вашими счетами.
Я вежливо, но вместе с тем настойчиво произнёс:
– Прошу прощения, господин Азеракис, но в дальнейшем я предпочёл бы иметь дело с вашим начальником.
– С главным менеджером операционного отдела?
Я покачал головой:
– Выше.
– С директором?
Я снова покачал головой. Глаза администратора округлились:
– Вы хотите сказать...
– Да, – подтвердил я. – Мне нужен председатель правления.
Азеракис глубоко задумался. Я поставил его перед сложной дилеммой: с одной стороны, клиент всегда прав; а с другой – правота клиента всё-таки имеет свои границы, которые определяются его положением в обществе или размерами его состояния. Азеракис не знал меня, но догадывался, что я не простой клиент, и опасался совершить ошибку в ту или другую сторону...
После минутного молчания администратор спросил:
– Капитан, вы уверены, что ваше дело заинтересует председателя?
– Я это гарантирую.
Наконец он решился, достал телефон и заговорил по-гречески. Я не знал этого языка, но по тону Азеракиса понял, что сначала он общался с секретарём, а потом, когда его голос сделался крайне почтительным, чуть ли не заискивающим, – с председателем правления.
Разговор длился недолго. Азеракис вернул телефон в карман и сказал:
– Господин Константинидис согласен принять вас, капитан. – И с лёгким вздохом добавил: – Надеюсь, я принял правильное решение.
3
Господин Костас Константинидис был одиннадцатым представителем древней банковской династии, бессменно возглавлявшей банк «Аркадия» с самого момента его основания. Первоначально этот банк был создан для нужд греческой общины Вавилона, но со временем масштабы его деятельности вышли за узкоэтнические рамки, и вот уже сотню лет он прочно удерживался в пятёрке крупнейших вавилонских банков. Однако некоторые его традиции оставались неизменными: хотя семья Константинидисов уже давно не располагала контрольным или, по крайней мере, блокирующим пакетом акций, пост председателя правления банка по-прежнему переходил от отца к сыну (либо от деда к внуку), и ещё никто не пытался посягнуть на фамильную преемственность, а при найме новых служащих, как и раньше, предпочтение отдавалось грекам.
В скоростном лифте мы с Азеракисом вознеслись на двадцать шестой этаж небоскрёба, миновали роскошную приёмную и прошли в ещё более роскошный кабинет с длинным Т-образным столом, во главе которого величественно восседал мужчина лет шестидесяти с виду, лицо которого было мне знакомо по снимкам из предоставленного отцом досье.
Константинидис поздоровался со мной и предложил садиться. Утопая ногами в пушистом ковре – впечатление было такое, словно я бреду в густой траве, – я подошёл к указанному креслу и присел. Между тем администратор вручил своему боссу диск с генетическими кодами и, вежливо поклонившись нам обоим, удалился. Когда дверь за ним затворилась, председатель заговорил:
– Господин Азеракис сообщил мне о вашем желании, чтобы я лично занялся вашими делами, капитан.
Последнее слово он произнёс со слабой, едва ощутимой вопросительной интонацией, деликатно предоставляя мне выбор – либо сделать вид, что я ничего не заметил и остаться просто капитаном, либо ответить на невысказанный вопрос. Я выбрал последнее:
– Капитан Шнайдер. Александр Шнайдер.
– Очень распространённая фамилия. В переводе с немецкого означает «портной» – так в древности называли людей, которые вручную шили одежду.
– Это вроде нынешних кутюрье, – заметил я для поддержания разговора.
– Вроде, да не совсем. В наше время одежда от кутюрье – роскошь для идиотов. Никто в здравом уме не станет платить за костюм десятки тысяч лир, если почти такой же можно купить всего за сотню-полторы в обычном магазине готового платья или в автоматическом ателье. Ну, разве что бесящиеся от жира богачи, которым негде девать свои деньги... – Константинидис, как бы невзначай, смахнул невидимую пылинку со своего пиджака, явно ручного пошива, затем взял футляр с диском, проверил целостность пломбы, прежде чем вскрыть его, и вставил диск в считывающее устройство. – Но раньше, ещё в далёкую доиндустриальную эпоху, всю одежду шили исключительно руками. Поэтому на свете так много Шнайдеров, Тейлоров, Кравцов... Гм. Однако у вас эриданский акцент, что придаёт вашей фамилии – скажем так – особое звучание. Я, знаете ли, ещё с молодости интересуюсь международной политикой.
Говоря это, Константинидис одновременно производил манипуляции с компьютерной консолью. Наконец он получил результаты.
– Так, так... Любопытно. Даже очень... Ах да! – спохватился он. – Вы же ничего не видите. Прошу прощения.
В сей же миг передо мной включился экран, и я увидел цифры – номера счетов, даты открытия, начальные вложения, последующие операции, баланс на текущий момент. Страница сменялась страницей, за счетами в главном банке, последовали его филиалы, затем корреспондентские счета в других банках – как на Вавилоне, так и за его пределами. И наконец, общий итог.
– Поразительно, – прокомментировал Константинидис, внешне сохраняя невозмутимость. – Я всю жизнь занимаюсь этим бизнесом, но меня не перестаёт удивлять наша банковская система, которая охраняет тайну вкладов не только от посторонних, но даже от высшего руководства самих банков. Оказывается, вы наш самый крупный клиент.
– Вообще-то это деньги моего отца, – сделал я уточнение. – А я лишь его представитель.
– Тем не менее, согласно условиям вкладов, вы имеете полное право распоряжаться ими по своему усмотрению. Признаться, господин Шнайдер, поначалу я грешным делом подумал – хотя это меня не касается, – что вы сын того самого адмирала Шнайдера. Однако все счета открыты через шесть лет после его смерти... Впрочем, к делу. Какие операции вы желаете произвести?
– С этим повременим, – сказал я. – А пока сделайте запрос в планетарный депозитарий.
Председатель правления кивнул:
– Да, я так и думал.
Ответ из депозитария не заставил себя долго ждать. Когда он пришёл, Константинидис внимательно изучил полученные сертификаты на владение акциями, затем медленно покачал головой.
– Я давно подозревал, что кто-то пытается прибрать «Аркадию» к рукам, осторожно скупая наши акции. Однако не допускал, что дело дошло уже до контрольного пакета... – Он поднял взгляд и вопросительно посмотрел на меня: – Итак, господин Шнайдер, какие будут ваши распоряжения? То есть, конечно, распоряжения вашего отца.
– Прежде всего, – заверил я, – мы не собираемся вмешиваться в политику банка – ни в кадровую, ни в финансово-кредитную. Нет смысла менять то, что и так работает эффективно. Нам нужно лишь ваше содействие в проведении ряда вполне легальных операций. Но об этом потом. А сейчас продолжим уже начатое. С какими банками у вас имеются соглашения о доверительном представлении клиентов?
– Ну, разумеется, со всеми из Большой Вавилонской Двадцатки. И с целым рядом менее крупных банков.
– Хорошо. Займёмся пока Двадцаткой.
– И счета, и депозитарий?
– Да.
Вскоре экран снова заполонили цифры. Счета, счета, счета, за сим последовал итоговый баланс – сумма, ошеломившая даже меня, хоть я и ожидал её увидеть, а на десерт – сертификаты акций.
Константинидис уже перестал изображать невозмутимость, откинулся на спинку кресла и вытер платком вспотевший лоб.
– Шесть банков... Шесть из Большой Двадцатки! Никогда бы не подумал, что такое возможно. Не сильно ошибусь, если скажу, что вы с вашим отцом – богатейшие люди в человеческой вселенной.
«Интересно, – размышлял я. – За кого он нас принимает? За пиратов? Работорговцев? Или главарей Вегианского наркокартеля?..»
Молчание нарушил зуммер интеркома. Константинидис взял трубку, выслушал сообщение секретаря и (видимо, из вежливости ко мне) ответил по-английски:
– Да, я этого ждал. Передайте господину Сато, что я как раз беседую с клиентом, который его так интересует. Когда освобожусь, немедленно ему перезвоню. Кстати, он не единственный, кто попытается связаться со мной в ближайшие минуты... Совершенно верно, того же ранга... Говорите им то же, что и господину Сато... Да, и ещё. От моего имени попросите их пока ничего не предпринимать. Это не конец света. Похоже, мы имеем дело с рассудительными людьми, которые не меньше нас заинтересованы в стабильности финансового рынка... Да, да. Вот так дословно.
Константинидис положил трубку и заметил:
– Вы растревожили пчелиный улей. Это был генеральный директор банковской группы «Мицуи-Вавилон».
– Да, я понял. Полагаю, что представителям всех заинтересованных сторон было бы неплохо собраться вместе и обсудить ситуацию.
– Дельная идея. Это пожелание или распоряжение?
– Пожелание, конечно.
Константинидис впервые усмехнулся.
– Ну да, пожелание клиента и хозяина в одном лице. Это трудно проигнорировать. На когда назначить встречу? Вы лично проведёте совещание?
– Что касается времени, то договоритесь на вечер. Не раньше девяти. Если они не согласятся, то завтра на утро.
– Согласятся, будьте уверены. Иначе ночью никто из них глаз не сомкнёт. Но позвольте спросить, почему так поздно?
– Потому что на совещании я буду лишь наблюдателем, – объяснил я. – Если честно, то я плохо разбираюсь в финансовых вопросах. Наши интересы будет представлять – э-э – наш главный бухгалтер. Хотя обычно мы называем его министром финансов.
Мой собеседник вполне серьёзно кивнул:
– С таким состоянием, как у вас, нужен именно министр финансов. Он прибудет только вечером?
– Да. Сейчас он с помощниками и... ну, ещё некоторыми людьми, которые понадобятся нам при заключении сделок, находится на моём корабле.
Я уже прикидывал в уме, как завести разговор о штаб-квартире, но Константинидис меня опередил:
– Думаю, вам понадобится офис.
– Не помешает. На Вавилоне у нас, правда, есть недвижимость, но сейчас мы нуждаемся в прямом и непосредственном доступе к нашим финансовым ресурсам. – А про себя я добавил: «И в надёжной защите от любых неприятностей».
Судя по выражению лица Константинидиса, он подумал о том же.
– Это не проблема, господин Шнайдер. Наш банк владеет всем зданием, но мы занимаем лишь первые двадцать шесть этажей, а остальное сдаём разным фирмам. Как и везде, у нас есть свободная площадь – арендная плата высока, но снижать её для нас убыточно. Я отдам необходимые распоряжения, и к вечеру для вас подготовят два пустующих этажа – двадцать седьмой и двадцать восьмой. Этого достаточно?
– Даже более чем. Хватит и для офиса, и для временных квартир сотрудников.
– Кстати, о квартирах, – заметил председатель правления. – Пентхаус здания состоит из четырёх фешенебельных квартир с отдельными лифтами, одна из которых принадлежит мне. Но ни я, ни моя семья там не живёт – мы предпочитаем наш загородный дом. Разве что мой младший сын иногда устраивает молодёжные вечеринки – но он как-нибудь перебьётся, если вы окажете мне честь, поселившись в этой квартире.
Подумав об Элис и Лине, я согласно кивнул:
– С удовольствием, господин Константинидис. Только с одним условием: я буду оплачивать её аренду за всё время моего проживания.
Он слегка ухмыльнулся:
– А деньги достанутся банку, чей контрольный пакет принадлежит вашей семье.
В скоростном лифте мы с Азеракисом вознеслись на двадцать шестой этаж небоскрёба, миновали роскошную приёмную и прошли в ещё более роскошный кабинет с длинным Т-образным столом, во главе которого величественно восседал мужчина лет шестидесяти с виду, лицо которого было мне знакомо по снимкам из предоставленного отцом досье.
Константинидис поздоровался со мной и предложил садиться. Утопая ногами в пушистом ковре – впечатление было такое, словно я бреду в густой траве, – я подошёл к указанному креслу и присел. Между тем администратор вручил своему боссу диск с генетическими кодами и, вежливо поклонившись нам обоим, удалился. Когда дверь за ним затворилась, председатель заговорил:
– Господин Азеракис сообщил мне о вашем желании, чтобы я лично занялся вашими делами, капитан.
Последнее слово он произнёс со слабой, едва ощутимой вопросительной интонацией, деликатно предоставляя мне выбор – либо сделать вид, что я ничего не заметил и остаться просто капитаном, либо ответить на невысказанный вопрос. Я выбрал последнее:
– Капитан Шнайдер. Александр Шнайдер.
– Очень распространённая фамилия. В переводе с немецкого означает «портной» – так в древности называли людей, которые вручную шили одежду.
– Это вроде нынешних кутюрье, – заметил я для поддержания разговора.
– Вроде, да не совсем. В наше время одежда от кутюрье – роскошь для идиотов. Никто в здравом уме не станет платить за костюм десятки тысяч лир, если почти такой же можно купить всего за сотню-полторы в обычном магазине готового платья или в автоматическом ателье. Ну, разве что бесящиеся от жира богачи, которым негде девать свои деньги... – Константинидис, как бы невзначай, смахнул невидимую пылинку со своего пиджака, явно ручного пошива, затем взял футляр с диском, проверил целостность пломбы, прежде чем вскрыть его, и вставил диск в считывающее устройство. – Но раньше, ещё в далёкую доиндустриальную эпоху, всю одежду шили исключительно руками. Поэтому на свете так много Шнайдеров, Тейлоров, Кравцов... Гм. Однако у вас эриданский акцент, что придаёт вашей фамилии – скажем так – особое звучание. Я, знаете ли, ещё с молодости интересуюсь международной политикой.
Говоря это, Константинидис одновременно производил манипуляции с компьютерной консолью. Наконец он получил результаты.
– Так, так... Любопытно. Даже очень... Ах да! – спохватился он. – Вы же ничего не видите. Прошу прощения.
В сей же миг передо мной включился экран, и я увидел цифры – номера счетов, даты открытия, начальные вложения, последующие операции, баланс на текущий момент. Страница сменялась страницей, за счетами в главном банке, последовали его филиалы, затем корреспондентские счета в других банках – как на Вавилоне, так и за его пределами. И наконец, общий итог.
– Поразительно, – прокомментировал Константинидис, внешне сохраняя невозмутимость. – Я всю жизнь занимаюсь этим бизнесом, но меня не перестаёт удивлять наша банковская система, которая охраняет тайну вкладов не только от посторонних, но даже от высшего руководства самих банков. Оказывается, вы наш самый крупный клиент.
– Вообще-то это деньги моего отца, – сделал я уточнение. – А я лишь его представитель.
– Тем не менее, согласно условиям вкладов, вы имеете полное право распоряжаться ими по своему усмотрению. Признаться, господин Шнайдер, поначалу я грешным делом подумал – хотя это меня не касается, – что вы сын того самого адмирала Шнайдера. Однако все счета открыты через шесть лет после его смерти... Впрочем, к делу. Какие операции вы желаете произвести?
– С этим повременим, – сказал я. – А пока сделайте запрос в планетарный депозитарий.
Председатель правления кивнул:
– Да, я так и думал.
Ответ из депозитария не заставил себя долго ждать. Когда он пришёл, Константинидис внимательно изучил полученные сертификаты на владение акциями, затем медленно покачал головой.
– Я давно подозревал, что кто-то пытается прибрать «Аркадию» к рукам, осторожно скупая наши акции. Однако не допускал, что дело дошло уже до контрольного пакета... – Он поднял взгляд и вопросительно посмотрел на меня: – Итак, господин Шнайдер, какие будут ваши распоряжения? То есть, конечно, распоряжения вашего отца.
– Прежде всего, – заверил я, – мы не собираемся вмешиваться в политику банка – ни в кадровую, ни в финансово-кредитную. Нет смысла менять то, что и так работает эффективно. Нам нужно лишь ваше содействие в проведении ряда вполне легальных операций. Но об этом потом. А сейчас продолжим уже начатое. С какими банками у вас имеются соглашения о доверительном представлении клиентов?
– Ну, разумеется, со всеми из Большой Вавилонской Двадцатки. И с целым рядом менее крупных банков.
– Хорошо. Займёмся пока Двадцаткой.
– И счета, и депозитарий?
– Да.
Вскоре экран снова заполонили цифры. Счета, счета, счета, за сим последовал итоговый баланс – сумма, ошеломившая даже меня, хоть я и ожидал её увидеть, а на десерт – сертификаты акций.
Константинидис уже перестал изображать невозмутимость, откинулся на спинку кресла и вытер платком вспотевший лоб.
– Шесть банков... Шесть из Большой Двадцатки! Никогда бы не подумал, что такое возможно. Не сильно ошибусь, если скажу, что вы с вашим отцом – богатейшие люди в человеческой вселенной.
«Интересно, – размышлял я. – За кого он нас принимает? За пиратов? Работорговцев? Или главарей Вегианского наркокартеля?..»
Молчание нарушил зуммер интеркома. Константинидис взял трубку, выслушал сообщение секретаря и (видимо, из вежливости ко мне) ответил по-английски:
– Да, я этого ждал. Передайте господину Сато, что я как раз беседую с клиентом, который его так интересует. Когда освобожусь, немедленно ему перезвоню. Кстати, он не единственный, кто попытается связаться со мной в ближайшие минуты... Совершенно верно, того же ранга... Говорите им то же, что и господину Сато... Да, и ещё. От моего имени попросите их пока ничего не предпринимать. Это не конец света. Похоже, мы имеем дело с рассудительными людьми, которые не меньше нас заинтересованы в стабильности финансового рынка... Да, да. Вот так дословно.
Константинидис положил трубку и заметил:
– Вы растревожили пчелиный улей. Это был генеральный директор банковской группы «Мицуи-Вавилон».
– Да, я понял. Полагаю, что представителям всех заинтересованных сторон было бы неплохо собраться вместе и обсудить ситуацию.
– Дельная идея. Это пожелание или распоряжение?
– Пожелание, конечно.
Константинидис впервые усмехнулся.
– Ну да, пожелание клиента и хозяина в одном лице. Это трудно проигнорировать. На когда назначить встречу? Вы лично проведёте совещание?
– Что касается времени, то договоритесь на вечер. Не раньше девяти. Если они не согласятся, то завтра на утро.
– Согласятся, будьте уверены. Иначе ночью никто из них глаз не сомкнёт. Но позвольте спросить, почему так поздно?
– Потому что на совещании я буду лишь наблюдателем, – объяснил я. – Если честно, то я плохо разбираюсь в финансовых вопросах. Наши интересы будет представлять – э-э – наш главный бухгалтер. Хотя обычно мы называем его министром финансов.
Мой собеседник вполне серьёзно кивнул:
– С таким состоянием, как у вас, нужен именно министр финансов. Он прибудет только вечером?
– Да. Сейчас он с помощниками и... ну, ещё некоторыми людьми, которые понадобятся нам при заключении сделок, находится на моём корабле.
Я уже прикидывал в уме, как завести разговор о штаб-квартире, но Константинидис меня опередил:
– Думаю, вам понадобится офис.
– Не помешает. На Вавилоне у нас, правда, есть недвижимость, но сейчас мы нуждаемся в прямом и непосредственном доступе к нашим финансовым ресурсам. – А про себя я добавил: «И в надёжной защите от любых неприятностей».
Судя по выражению лица Константинидиса, он подумал о том же.
– Это не проблема, господин Шнайдер. Наш банк владеет всем зданием, но мы занимаем лишь первые двадцать шесть этажей, а остальное сдаём разным фирмам. Как и везде, у нас есть свободная площадь – арендная плата высока, но снижать её для нас убыточно. Я отдам необходимые распоряжения, и к вечеру для вас подготовят два пустующих этажа – двадцать седьмой и двадцать восьмой. Этого достаточно?
– Даже более чем. Хватит и для офиса, и для временных квартир сотрудников.
– Кстати, о квартирах, – заметил председатель правления. – Пентхаус здания состоит из четырёх фешенебельных квартир с отдельными лифтами, одна из которых принадлежит мне. Но ни я, ни моя семья там не живёт – мы предпочитаем наш загородный дом. Разве что мой младший сын иногда устраивает молодёжные вечеринки – но он как-нибудь перебьётся, если вы окажете мне честь, поселившись в этой квартире.
Подумав об Элис и Лине, я согласно кивнул:
– С удовольствием, господин Константинидис. Только с одним условием: я буду оплачивать её аренду за всё время моего проживания.
Он слегка ухмыльнулся:
– А деньги достанутся банку, чей контрольный пакет принадлежит вашей семье.
4
Совещание министра финансов и глав заинтересованных банков продолжалось без малого три часа, и к его концу у меня распухла голова от специфических терминов, которыми финансисты обильно пересыпали свою речь. Я улавливал, да и то с трудом, лишь общий ход обсуждения, а конкретные детали ускользали от моего понимания.
Впрочем, разбираться во всех тонкостях дела от меня, слава богу, не требовалось. Главное было сказано в самом начале разговора – сообщён тот минимум правды, который был необходим для установления взаимного доверия и обеспечения эффективного сотрудничества с представленными на совещании банками. Открывая собрание, министр поставил своих собеседников в известность, что на самом деле все счета и пакеты акций принадлежат некой неназванной планете, до сих пор избегавшей прямого контакта с остальным человечеством, и находятся в распоряжении моего отца постольку, поскольку он является её верховным правителем – императором, а я, как его сын, выступаю в качестве его полномочного представителя на Вавилоне; цель же нашей нынешней миссии состоит в том, чтобы упорядочить активы планеты в связи с её выходом на международную арену и использовать их часть для укрепления обороноспособности наших вооружённых сил.
Вступительное заявление министра финансов вызвало у присутствующих нескрываемое облегчение. Хотя в делах они всегда придерживались принципа «деньги не пахнут», им всё же отрадно было сознавать, что их банками завладела не какая-нибудь межпланетная криминальная группировка, а вполне легальное, пусть и недемократическое, планетарное правительство.
А на меня банкиры стали поглядывать с ещё большим уважением. Во-первых, министр не удосужился объяснить им, что, несмотря на титул моего отца, у нас не монархия, а всего лишь диктатура, поэтому они решили, что я принц и, возможно, наследник престола. Во-вторых, хотя их банки и прежде имели дело с монархами и диктаторами, но до нас ещё никто не располагал активами, в несколько раз превосходящими внутрений валовой продукт некоторых, далеко не последних планет человеческого сообщества.
Совещание завершилось полным согласием по всем принципиальным вопросам, так что уже с завтрашнего дня у нас были полностью развязаны руки для активных действий. Когда приглашённые главы банков разошлись и в кабинете с Константинидисом остались только я и министр финансов, председатель правления произнёс:
– Возможно, я проявляю излишнее любопытство, господа. Но строить догадки себе не запретишь – они возникают помимо собственной воли. И, думаю, не только у меня. Вполне вероятно, что подобные мысли посетили и других моих коллег. Поэтому я полагаю, что с моей стороны будет честно поделиться с вами некоторыми своими соображениями.
Мы ничего не сказали, а молча смотрели на него, ожидая продолжения.
– На Вавилоне коммерческая тайна возведена в ранг культа, – вёл дальше Константинидис. – А годичный денежный оборот у нас так велик, что по сравнению с ним все ваши активы – лишь капля в море. Но, – тут он поднял палец, – очень большая капля. Если бы ваше правительство заработало эти средства традиционной торговлей, это не прошло бы незамеченным. Другое дело – наркотики или секретные нанотехнологии. Но мне с трудом в это верится. Есть более правдоподобный с моей точки зрения вариант – эндокринин. Сведущим людям давно известно, что лаборатория «Ю.Л. Кэмикл» ничего не производит, а лишь сбывает готовую продукцию, однако каналы её поступления до сих пор остаются тайной за семью печатями. Если сделать два допущения – первое: себестоимость эндокринина совсем невысока и составляет лишь незначительный процент от оптовой цены; второе: объёмы его продаж на порядок больше, чем это принято считать, – тогда и набегают все ваши триллионы... Гм. Но это так, в качестве рабочей гипотезы.
Мы не ответили. Впрочем, Константинидис и не ждал ответа.
Когда мы поднялись на двадцать седьмой этаж, министр спросил:
– Об этом вы напишете в своём отчёте, или мне написать?
Для обмена информацией с Ютландом мы прибыли в паре с ещё одним корветом, который сейчас скрывался на окраине системы. Предполагалось, что через неделю, если только мы не пошлём по направленному лучу кодовый сигнал отмены, он подойдёт к Вавилону, высадит пассажиров – капитанов, старших помощников и главных инженеров для закупленных нами кораблей (остальных членов команды планировалось вербовать на месте), получит наши отчёты и полным ходом отправится домой. А предварительно на смену ему прибудет другой корвет, который, кроме прочего, доставит сведения о положении дел на Ютланде и, возможно, новые распоряжения, – и так далее с недельным интервалом.
– Лучше напишем оба, – ответил я. – Каждый со своей точки зрения.
– Да, – согласился министр финансов. – Так будет лучше.
Он отправился в свой кабинет, чтобы ознакомить помощников с результатами переговоров, а я решил пройтись по нашей штаб-квартире и осмотреться.
Даром что уже перевалило за полночь (вавилонские сутки были на тридцать с лишним минут короче стандартных), на обоих этажах, двадцать седьмом и двадцать восьмом, кипела бурная деятельность. Полторы сотни человек, недавно снятых с «Ориона», активно обустраивали свои рабочие места и жилые комнаты. В штаб-квартире уже не было никого из посторонних, а всю подсобную работу выполняли космопехи – теперь это входило в круг их обязанностей, наряду с охранными функциями. Вернее сказать, теперь это стало едва ли не главной их обязанностью, поскольку здание банка и без того надёжно охранялось – именно потому отец хотел, чтобы мы устроили здесь штаб-квартиру и не отвлекали лишние силы на обеспечение безопасности.
Кстати, о безопасности. Завершая обход двадцать седьмого этажа, я встретил лейтенанта Уинтерса, который как раз прощупывал детекторами стены, пол, потолок и всё сантехническое оборудование в туалетной комнате. Увидев меня, он козырнул и произнёс:
– Сэр, докладываю: проверено, мин нет.
– Ну, на мины мы и не рассчитывали... – начал было я, но осёкся. – Вы имели в виду «жучки»?
– Да, капитан. Просто такой жаргон. «Мины» звучит солиднее.
– Ага, понятно.
– Это последнее помещение, – продолжал Уинтерс. – Везде чисто. В том числе и в вашей квартире. – Он ухмыльнулся. – Ну и апартаменты, доложу, вы отхватили! Полный отпад.
Впрочем, разбираться во всех тонкостях дела от меня, слава богу, не требовалось. Главное было сказано в самом начале разговора – сообщён тот минимум правды, который был необходим для установления взаимного доверия и обеспечения эффективного сотрудничества с представленными на совещании банками. Открывая собрание, министр поставил своих собеседников в известность, что на самом деле все счета и пакеты акций принадлежат некой неназванной планете, до сих пор избегавшей прямого контакта с остальным человечеством, и находятся в распоряжении моего отца постольку, поскольку он является её верховным правителем – императором, а я, как его сын, выступаю в качестве его полномочного представителя на Вавилоне; цель же нашей нынешней миссии состоит в том, чтобы упорядочить активы планеты в связи с её выходом на международную арену и использовать их часть для укрепления обороноспособности наших вооружённых сил.
Вступительное заявление министра финансов вызвало у присутствующих нескрываемое облегчение. Хотя в делах они всегда придерживались принципа «деньги не пахнут», им всё же отрадно было сознавать, что их банками завладела не какая-нибудь межпланетная криминальная группировка, а вполне легальное, пусть и недемократическое, планетарное правительство.
А на меня банкиры стали поглядывать с ещё большим уважением. Во-первых, министр не удосужился объяснить им, что, несмотря на титул моего отца, у нас не монархия, а всего лишь диктатура, поэтому они решили, что я принц и, возможно, наследник престола. Во-вторых, хотя их банки и прежде имели дело с монархами и диктаторами, но до нас ещё никто не располагал активами, в несколько раз превосходящими внутрений валовой продукт некоторых, далеко не последних планет человеческого сообщества.
Совещание завершилось полным согласием по всем принципиальным вопросам, так что уже с завтрашнего дня у нас были полностью развязаны руки для активных действий. Когда приглашённые главы банков разошлись и в кабинете с Константинидисом остались только я и министр финансов, председатель правления произнёс:
– Возможно, я проявляю излишнее любопытство, господа. Но строить догадки себе не запретишь – они возникают помимо собственной воли. И, думаю, не только у меня. Вполне вероятно, что подобные мысли посетили и других моих коллег. Поэтому я полагаю, что с моей стороны будет честно поделиться с вами некоторыми своими соображениями.
Мы ничего не сказали, а молча смотрели на него, ожидая продолжения.
– На Вавилоне коммерческая тайна возведена в ранг культа, – вёл дальше Константинидис. – А годичный денежный оборот у нас так велик, что по сравнению с ним все ваши активы – лишь капля в море. Но, – тут он поднял палец, – очень большая капля. Если бы ваше правительство заработало эти средства традиционной торговлей, это не прошло бы незамеченным. Другое дело – наркотики или секретные нанотехнологии. Но мне с трудом в это верится. Есть более правдоподобный с моей точки зрения вариант – эндокринин. Сведущим людям давно известно, что лаборатория «Ю.Л. Кэмикл» ничего не производит, а лишь сбывает готовую продукцию, однако каналы её поступления до сих пор остаются тайной за семью печатями. Если сделать два допущения – первое: себестоимость эндокринина совсем невысока и составляет лишь незначительный процент от оптовой цены; второе: объёмы его продаж на порядок больше, чем это принято считать, – тогда и набегают все ваши триллионы... Гм. Но это так, в качестве рабочей гипотезы.
Мы не ответили. Впрочем, Константинидис и не ждал ответа.
Когда мы поднялись на двадцать седьмой этаж, министр спросил:
– Об этом вы напишете в своём отчёте, или мне написать?
Для обмена информацией с Ютландом мы прибыли в паре с ещё одним корветом, который сейчас скрывался на окраине системы. Предполагалось, что через неделю, если только мы не пошлём по направленному лучу кодовый сигнал отмены, он подойдёт к Вавилону, высадит пассажиров – капитанов, старших помощников и главных инженеров для закупленных нами кораблей (остальных членов команды планировалось вербовать на месте), получит наши отчёты и полным ходом отправится домой. А предварительно на смену ему прибудет другой корвет, который, кроме прочего, доставит сведения о положении дел на Ютланде и, возможно, новые распоряжения, – и так далее с недельным интервалом.
– Лучше напишем оба, – ответил я. – Каждый со своей точки зрения.
– Да, – согласился министр финансов. – Так будет лучше.
Он отправился в свой кабинет, чтобы ознакомить помощников с результатами переговоров, а я решил пройтись по нашей штаб-квартире и осмотреться.
Даром что уже перевалило за полночь (вавилонские сутки были на тридцать с лишним минут короче стандартных), на обоих этажах, двадцать седьмом и двадцать восьмом, кипела бурная деятельность. Полторы сотни человек, недавно снятых с «Ориона», активно обустраивали свои рабочие места и жилые комнаты. В штаб-квартире уже не было никого из посторонних, а всю подсобную работу выполняли космопехи – теперь это входило в круг их обязанностей, наряду с охранными функциями. Вернее сказать, теперь это стало едва ли не главной их обязанностью, поскольку здание банка и без того надёжно охранялось – именно потому отец хотел, чтобы мы устроили здесь штаб-квартиру и не отвлекали лишние силы на обеспечение безопасности.
Кстати, о безопасности. Завершая обход двадцать седьмого этажа, я встретил лейтенанта Уинтерса, который как раз прощупывал детекторами стены, пол, потолок и всё сантехническое оборудование в туалетной комнате. Увидев меня, он козырнул и произнёс:
– Сэр, докладываю: проверено, мин нет.
– Ну, на мины мы и не рассчитывали... – начал было я, но осёкся. – Вы имели в виду «жучки»?
– Да, капитан. Просто такой жаргон. «Мины» звучит солиднее.
– Ага, понятно.
– Это последнее помещение, – продолжал Уинтерс. – Везде чисто. В том числе и в вашей квартире. – Он ухмыльнулся. – Ну и апартаменты, доложу, вы отхватили! Полный отпад.