Мимо нас прошла группа молодых мужчин и женщин, одетых в купальные костюмы, однако держались все с явно офицерской выправкой. Узнав Павлова, они поприветствовали его почтительными кивками, а один парень, самый младший в компании, от неожиданности даже козырнул, хотя был только в плавках. Меня тоже узнали и тоже поприветствовали, но в их кивках я ощутил какую-то двусмысленность – то ли они предназначались мне как старшему офицеру, то ли как сыну верховного главнокомандующего и правителя планеты.
   Когда молодые люди отдалились от нас, Павлов приподнялся на локте, посмотрел на меня и спросил:
   – Всё ещё комплексуешь, Александр?
   – Немного, – честно ответил я. – Но не очень. Постепенно привыкаю. Главное, я уже доказал себе, что могу быть командиром.
   – Молодец, так держать. Открою тебе тайну: мне тоже несладко. Кое-кто – и таких немало – считают, что своим званием и должностью я обязан браку с дочерью адмирала Шнайдера.
   – А что, не так? – отозвалась Яна. – Ты ещё на Октавии раскусил, кто я такая, потом разыскал Алекса, организовал угон корабля, чтобы доставить нас на Ютланд, чем заслужил признательность нашего отца. – (За то время, которое я провёл на Вавилоне, она научилась называть его отцом.) – Ну а дальше дело техники: ты охмурил меня, женился и в приданное получил четыре адмиральские звезды вкупе с постом начальника космических операций. Всё логично, всё правдоподобно.
   Мы хором рассмеялись.

2

   Час спустя мы приоделись и пошли обедать в небольшой прибрежный ресторанчик, где к нам присоединился Ганс Вебер, который за минувший год успел получить степень доктора математики в университете Свит-Лейк-Сити, прочитал студентам курс лекций по своей любимой теории чисел, а совсем недавно, устав от науки, записался на военную службу.
   Кстати сказать, за время моего пребывания на Вавилоне все члены лётной команды «Марианны» один за другим поступили в ютландский флот. Некоторые последовали примеру Павлова, к которому питали глубокое уважение; иные решились на это после известий о массовых чистках в рядах Эриданских Вооружённых Сил и Астроэкспедиции, когда с изумлением и негодованием обнаружили в списках уволенных своих друзей, родственников и хороших знакомых, которые никоим образом не могли участвовать в заговоре, а просто попали под раздачу.
   Если не считать Вебера, то дольше всех продержались Яна и командор Томассон. Моя сестра – из-за неприязни к отцу, которая, впрочем, постепенно угасала; а шкипер – из чувства долга перед кораблём и остальной его командой, хотя прекрасно понимал, что по возвращении на Октавию будет отправлен в отставку, подобно многим другим офицерам, имевшим несчастье поддерживать близкие отношения с заговорщиками. В конце концов, и Яна и Томассон сдались – они не смогли оставаться безучастными наблюдателями перед лицом надвигавшейся войны. Томассон сразу был произведён в звание коммодора и получил под своё начало бригаду, а Яна и ещё четверо бывших пилотов «Марианны» стали командирами кораблей. Капитанский чин предлагали и Веберу, но он отказался, изъявив желание остаться старшим навигатором или занять должность первого пилота.
   – Ну так что? – обратился Вебер ко мне и Яне, когда мы покончили с обедом. – Кто из вас берёт меня к себе? Только решайте поскорее, а то меня уже сватают на этот бешеный авианосец, «Мечту идиота»... Нет, надо же, названьице какое! Хотелось бы знать, кому оно взбрело в голову.
   Я скромно промолчал и не стал признаваться в своём авторстве. А Яна сказала:
   – Я думаю, тебе лучше пойти к Алексу. Если я всё правильно поняла, то скоро у него освободится вакансия старшего навигатора.
   Причина, по которой сестра уступала мне Вебера, была очевидна – она хотела, чтобы у меня под боком был высококлассный лётчик, на чей опыт и профессионализм я мог бы положиться в любых ситуациях. Я тоже не возражал против Ганса – за время полёта на «Марианне» мы с ним отлично сработались, и одна даже мысль, что он будет в моей команде, прибавляла мне уверенности. Но, с другой стороны, я чувствовал некоторую неловкость из-за того, что стану его командиром...
   Вебер посмотрел на меня:
   – Значит, решено, шкипер?
   Я кивнул:
   – Да. Завтра же подам в штаб эскадры соответствующий рапорт. Правда, сейчас я в отпуске, но... – Я умолк и вопросительно взглянул на Павлова: – Ведь так можно?
   – Безусловно, – ответил он и поднялся из-за стола. – Кстати, Александр, нам нужно поговорить. Давай пройдёмся.
   Мы вдвоём покинули открытую террасу ресторана и не спеша зашагали по пустынной прибрежной аллее. Прежде чем начать разговор, Павлов достал сигарету и раскурил её от зажигалки.
   – Замечательно, – сказал он, сделав затяжку. – Жаль, что ты не куришь... Нет, что за глупость! Ты правильно делаешь, что не куришь. Просто я хотел сказать, что ты не представляешь, какое это удовольствие – первая сигарета после еды. Но ладно, я с тобой не о курении хотел поговорить. Сегодня утром я беседовал с лейтенантом Прайс, по видеофону.
   – Даже так? – произнёс я растерянно и с некоторым возмущением. – Она что-то пронюхала и обратилась напрямую к вам, через голову непосредственного начальства?
   – Во-первых, она ничего не пронюхала. Прайс давно раскусила твои намерения, ещё на Вавилоне. А во-вторых, она обратилась не ко мне, а к Яне, как твоей старшей сестре. Я присоединился к их разговору в качестве члена семьи. Гм-м, как твой старший брат.
   – И что дальше?
   – Если хочешь знать моё личное мнение – не как командующего, а как родственника, – то, избавившись от Прайс, ты проблемы не решишь.
   – Зато устраню источник психологической напряжённости, – возразил я.
   – В самом деле? Значит, напряжённость присутствовала, а ты ничего не предпринимал? Ни на Вавилоне, где у тебя была масса вариантов для замены Прайс; ни на обратном пути, хотя с вами летели в числе пассажиров восемнадцать пилотов. Это плохо, Александр, очень плохо.
   Я не на шутку испугался, запоздало сообразив, что чересчур перегнул палку. И поспешил уточнить:
   – Я имел в виду потенциальную напряжённость. Если бы только она проявилась...
   – Из потенциальной перешла бы в кинетическую, – слегка поддел меня Павлов.
   – Ну, вроде того. Тогда бы я сразу принял меры. Но сейчас, перед войной, нужно позаботиться об этом заблаговременно. Разве не так?
   – Отчасти ты прав. А отчасти – нет. Лейтенант Прайс хоть раз навязывалась тебе? Я имею в виду, со своими чувствами.
   Я покачал головой:
   – Ни разу. У нас всегда были ровные, профессиональные отношения, и если бы мне не сказали... – Я помедлил, а потом честно признался: – Скорее всего, я бы ничего не заметил.
   – Хорошо, тут мы разобрались. Теперь что касается твоих девушек. Они жаловались тебе на приставания Прайс?
   – Нет, ничего не было. Просто Кортни... то есть, лейтенант Прайс, старается поближе сойтись с Элис и Линой, стать их лучшей подругой.
   – Им это не нравится?
   Я замялся.
   – Нет, наоборот. Они ценят её дружбу. Но... Поймите, кэп, всё это делается с определённой целью. А мне не нужна третья жена.
   – Прекрасно тебя понимаю, Александр. Мне, к примеру, не нужна и вторая жена. Яны вполне достаточно. Но неужели ты считаешь, что с переводом Прайс на другой корабль избавишься от этой угрозы?
   – Ну... Я надеюсь, что со временем она увлечётся кем-то другим. При условии, конечно, что я не буду постоянно маячить у неё перед глазами.
   – С глаз долой, из сердца вон, – понимающе кивнул Павлов. – В долгосрочной перспективе это правильное решение. Однако у нас на носу вторжение тяньгонского флота. К этому времени Прайс вряд ли остынет – беседуя с ней, я убедился, что она увлеклась тобой всерьёз. И что тогда получится, Александр? Подумай сам. Служа на другом корабле, Прайс будет переживать за тебя, эти мысли не позволят ей полностью сосредоточиться на исполнении своих обязанностей. В боевой обстановке ничем хорошим это не кончится.
   – А разве вы не будете переживать за Яну? – спросил я. – Разве Яна не будет переживать за вас? И за меня, если на то пошло. А я – за неё. И сколько ещё мужей будут переживать за жён, а жён за мужей, любимых – друг за друга, родителей – за детей, братьев – за сестёр...
   Я мог ещё долго продолжать перечисление различных вариантов, но Павлов жестом остановил меня.
   – Да, мы все будем переживать. Но – переживать без надрыва. А в твоём случае получится так, что ты вышвырнешь Прайс из своей команды, больно ранишь её, чем усугубишь её переживания. Ты слишком поздно спохватился. Если ты хотел избавиться от этой девушки, то нужно было избавляться ещё на Вавилоне.
   – Значит, вы рекомендуете оставить её?
   – Да, таков мой совет.
   – А как же тогда Вебер? Мне он нужен.
   – Не вижу никаких проблем. Сделай необходимые перестановки. Простор для манёвров есть. Пока у тебя только три постоянных пилота – тех шестерых, которых ты получил на время полёта к Вавилону, уже распределили по другим кораблям. Сделай Прайс вторым пилотом и таким образом освободишь её нынешнюю должность для Вебера. Хотя я назначил бы его не старшим навигатором, а первым пилотом. Но тут ты должен сам решить, не сильно ли это уязвит Дэвис.
   – Не уязвит, – уверенно ответил я. – Дэвис предпочитает работу навигатора. В пути она часто менялась местами с Прайс.
   – Вот и отлично. Завтра подашь рапорт о перестановках и попросишь дополнить твою команду ещё двумя штатными пилотами до полного комплекта.
   – Двумя? – переспросил я, совсем не удивившись. Хотя мы навербовали лётчиков больше, чем рассчитывали, но и кораблей накупили предостаточно, так что дефицит кадров, уже не острый, не критический, всё же остался. – На «Орионе» будет не три лётные группы, а две?
   – Ах да, ты ещё не в курсе. По моему предложению, которое одобрил твой отец, в Звёздном Флоте Ютланда введена новая структура лётно-навигационных вахт, рассчитанная на чисто оборонительные действия. Распределение штатных пилотов по трём или четырём группам идеально подходит для экспедиционного режима – при межзвёздных перелётах. Такой порядок принят в Астроэкспедиции и на гражданских судах; его практикуют также и в ВКС тех планет, чья военная доктрина допускает возможность ведения наступательных боевых действий с передислокацией частей флота в другие системы. Мы же не собираемся ни на кого нападать, так что нам нет смысла формировать лётные группы по весьма расточительному экспедиционному принципу. Ведь при этом даже во время битвы половина пилотов будет отсиживаться в глубоком резерве – ни один корабль не может участвовать в сражении более десяти часов в сутки. Имеется в виду традиционное сражение, с интенсивным маневрированием в вакууме.
   Я кивнул. Странное, на первый взгляд, обстоятельство: сверхсветовые компоненты ходовой системы корабля – вакуумные излучатели и привод Ронкетти – спокойно выдерживали недели и месяцы непрерывного полёта в инсайде, но при слишком частых всплытиях и погружениях сильно «перегревались». Для излучателей основным фактором «перегрева» являлась поступавшая с бортового реактора энергия, необходимая при первом этапе погружения, когда они ещё не находились состоянии динамического равновесия с окружающей средой. Сверхсветовой привод испытывал перегрузки от постоянных переключений режимов работы – холостого, обычного и форсированного; к тому же в апертуре движение корабля было возможно только на форсаже. По этой причине большинство войн как правило велись посредством серии массированных атак длительностью от шести до девяти часов. Если за время такой атаки нападающая сторона не добивалась разгрома противника, её силы отходили в глубокий космос и устраивали передышку часов на двенадцать – четырнадцать. Эта пауза позволяла «остыть» и кораблям обороняющейся стороны.
   Но так происходило в обычных условиях. В нашем случае всё было гораздо запутаннее – и одновременно проще. Сначала бой на подступах к системе – по одним правилам. Затем планетарная оборона – совсем по другим. Тут уже и мы лишимся возможности маневрировать в вакууме, а сражение будет продолжаться без перерыва, сколько потребуется для полной победы одной из сторон.
   – Я тоже над этим задумывался, – заметил я. – На примере моего «Ориона». Три постоянных пилота, конечно, мало. Девять – необходимо при длительных полётах. А в пределах системы, действительно – для корвета хватит и шести штатных пилотов. Две группы по три человека.
   – Вернее, три группы по два, – уточнил Павлов. – Штурман и навигатор. Это для несения дежурств. Если понадобится передислоцировать корабль в другое место, вызывается ещё один пилот и занимает место за пультом погружения. В нештатных ситуациях экстренное погружение может произвести любой из двух дежурных пилотов. Или капитан, если он на мостике. Или старший помощник. В боевой обстановке или во время учений активизируется пульт помощника штурмана, формируется основная группа из четырёх пилотов, а двое оставшихся служат резервом. При планетарной обороне опять возвращаемся к схеме «три по два». По-моему, для корвета нормально.
   – Совершенно согласен с вами, кэп, – ответил я. – Кстати, вы случайно не знаете, на кого я могу рассчитывать в пополнение моей лётной команды?
   – А ты сам посуди, кого тебе могут дать. Ты берёшь первым пилотом Вебера – классного профессионала. Купер и Дэвис у тебя довольно опытные лётчики, Прайс тоже ничего, да и Элис уже поднабралась опыта. Поэтому с большой долей вероятности я могу спрогнозировать, что две оставшиеся вакансии займут молодые мичманы, только что прошедшие полугодичную стажировку. Это не пугает тебя?
   Я пожал плечами:
   – С какой стати? Ведь я сам не так давно закончил колледж. Определю ребят в пары к опытным пилотам – Дэвис и Веберу. Под их руководством... – Тут я осёкся, сообразив, что таким образом третью пару составят Элис и Кортни, чего мне совсем не хотелось. – Впрочем, нет. Вебер эриданец, а новичкам будет легче сработаться с соотечественниками – Дэвис и Прайс.
   – Только ли в этом причина? – спросил Павлов, мигом раскусив меня.
   Я покраснел.
   – А Вебер с Элис составят Первую группу, – объяснил я, словно оправдываясь. – По правилам, она должна быть самой сильной.
   Павлов усмехнулся:
   – Ладно, аргумент убедительный. Между прочим, Александр, ты можешь не стесняться и смело готовить представление о производстве Элис в суб-лейтенантское звание. Мичманы в ютландском флоте – это те пилоты, кто ещё не набрал шестисот часов лётной вахты на штатных постах. А у Элис, считая полтора месяца на «Марианне» и четыре – на «Орионе», получается свыше тысячи двухсот часов чистого лётного времени.
   – Спасибо за совет, – благодарно сказал я. – Меня уже посещала эта мысль, но я боялся, что... ну, что это воспримут как протекционизм.
   – Никакого протекционизма, – заверил меня Павлов. – Элис хороший пилот, я горжусь ею. Тобой я тоже горжусь, но в твоём профессиональном росте я не чувствую своей заслуги. Ты поступил к нам уже зрелым лётчиком и не нуждался ни в каком обучении. А вот с Элис и мне, и Томассону, и Яне пришлось поработать. И я рад, что наши усилия не пропали даром. Элис умна, талантлива, сообразительна, у неё сильно развита интуиция. А что ещё немаловажно – она спокойна, собрана, уравновешена и уверена в себе. Редкие качества для девушки с таким непростым детством.
   – О чём вы? – спросил я.
   Павлов был удивлён:
   – Она тебе не рассказывала? Вот это плохо. Поступая в колледж, а потом и в Астроэкспедицию, Элис представила все документы, ничего не скрывая о себе. – Он помолчал, видимо, взвешивая в уме все «за» и «против». – В ваших семейных отношениях это ваше личное дело, но как её командир ты обязан всё знать. Я распоряжусь, чтобы тебе переслали копии её документов – перед вашим отлётом на Вавилон этого не сделали из-за большой спешки, ведь Элис зачислили в команду чуть ли не в последнюю минуту. А вкратце суть такова: в пятнадцатилетнем возрасте она проходила курс психологической реабилитации. У неё были... ну, некоторые проблемы с отцом.
   Я остановился, как вкопанный.
   – О, дьявол!.. Это то, что я думаю?
   – Да. Это отвратительно, но встречается не так и редко. Хуже всего для Элис было то, что её мать обо всём догадывалась, но закрывала на это глаза. Когда дочь жаловалась на отца, она отказывалась её слушать и называла бессовестной лгуньей. В конце концов Элис сама обратилась в социальную службу, но попросила не доводить дело до суда и не раздувать публичный скандал, который поставил бы крест на её мечтах о карьере пилота. В итоге родителей Элис тихо-мирно приструнили, сама она целый год ходила к психологу, а при поступлении в колледж подверглась тщательной психиатрической экспертизе, которая не выявила у неё никаких отклонений от нормы. Гм, кроме ориентации на девушек – но это уже давно не считается отклонением. – Павлов достал новую сигарету и опять закурил. – Вообще-то случай нетипичный. Обычно такие дети, даже при полной психологической реабилитации, получают противопоказания к профессиям, которые подпадают под категорию экстремальных. Но Элис проявила недюжинную силу воли и твёрдый характер.
   «Проклятье! – думал я, вспоминая свои редкие и мимолётные встречи с отцом Элис, когда тот, бывая в Астрополисе, заглядывал к нам. С виду и по поведению он производил приятное впечатление, казался таким заботливым и любящим отцом... а оказался чересчур заботливым и любящим. – Прибил бы этого ублюдка!..»
   – И зная обо всём, – произнёс я, – вы всё же разрешили Элис заменить Гарсию.
   – Честно сказать, я сомневался. И Томассон тоже. Яна и Вебер были «за», потому что ничего не знали. А старпом Крамер предложил посмотреть на дело с такой точки зрения: ещё в школьном возрасте Элис оказалась в критической ситуации, но успешно с ней справилась. В итоге это разрешило наши с Томассоном сомнения в её пользу. Короче говоря, – подвёл итог Павлов, – как командир ты можешь насчёт Элис не волноваться – в профессиональном плане с ней всё в порядке. А вот как будущий муж... ну, постарайся быть с ней помягче, не затрагивай эту болезненную тему, пока она сама не решится тебе рассказать. Надеюсь, ты последуешь моему совету.
   – Да, сэр, это хороший совет, – сказал я, а уже мысленно добавил, что оставляю за собой право при случае набить господину Тёрнеру морду.
   В качестве его зятя.

3

   За два дня до окончания отпуска я сочетался законным браком с Элис и Линой.
   Раньше я никогда не бывал на свадьбах, и моя собственная оказалась первой, на которой я присутствовал. Более опытные Элис и Лина рассказывали мне, что самое паршивое в подобных мероприятиях, это присутствие толпы совершенно посторонних людей – приятелей родственников, или родственников приятелей, или даже знакомых приятелей родственников, а то и вовсе «левых» личностей, приглашённых по каким-то деловым соображениям. Новобрачным то и дело приходилось знакомиться с ними и наспех придумывать темы для разговоров, а сами при этом наверняка задавали себе один и тот же вопрос: «Зачем здесь эти люди? Кто мы для них, кто они для нас? Зачем они портят наш праздник?..»
   По счастью, наш праздник никто не портил. На просторном дворе отцовского особняка собрались только наши друзья, хорошие знакомые и сослуживцы – как нынешние, с «Ориона», так и бывшие, с «Марианны». Дабы подчеркнуть приватность и неофициальность этого события, отец никого со своей стороны не пригласил – не было ни членов правительства, ни высоких военных чинов, ни прочих представителей ютландского бомонда. Даже наш брак заключал не сам мэр Свит-Лейк-Сити, как это было принято в местном высшем обществе, а штатный сотрудник городского управления по бракосочетаниям и разводам.
   В общем, свадьба оставила у нас троих только самые приятные впечатления. Ещё два дня, по эриданскому обычаю, мы продолжали праздновать в узком семейном кругу, потом наш отпуск закончился, мы снова вернулись на борт «Ориона» и отправились в своеобразное свадебное путешествие – патрулировать окрестности системы.
   В принципе, это был не худший способ провести медовый месяц – в глубоком космосе, подальше от людской суеты, в сравнительно небольшой компании сослуживцев. В отличие от полёта к Вавилону и обратно, на корабле не было никаких пассажиров, численность взвода космических пехотинцев сократилась до двух отделений, да и экипаж в режиме боевого дежурства был почти в половину меньше, чем в экспедиционном. Наша задача состояла в том, чтобы контролировать отведённый нам сектор космического пространства, прощупывая его активными и пассивными средствами наружного наблюдения.
   В мирное время это была работа не бей лежачего. Сейчас, впрочем, мы тоже не перетруждались – однако на нас давило ожидание скорой войны. Вот уже дней десять как на подступах к системе начали появлялись вражеские корабли-разведчики, оснащённые дополнительной парой излучателей. К счастью, власти Тянь-Го слишком поздно прознали о нашей реликтовой аномалии, поэтому успели модернизировать лишь пару десятков своих лёгких кораблей и послать их вслед за флотом. Но, по большому счёту, даже если бы генерал Чанг заблаговременно знал об окружавшей Ютланд обширной аномальной области, то коренным образом ситуацию это не изменило бы. Даром что Тянь-Го – густонаселённая планета с мощным ВПК, она не смогла бы позволить себе тотальную модернизацию кораблей, которая обошлась бы ей в добрую треть стоимости всего флота. Ни генерал Чанг, ни его союзники из фармацевтического консорциума, хоть и располагали оборотными средствами, во много крат превышающими все наши активы в вавилонских банках, не имели достаточного количества свободных денег, чтобы потратить их на дополнительные военные приготовления. Из всех планет только Ютланд, благодаря четырнадцатилетней торговле эндокринином, обладал таким огромным бюджетным профицитом. К тому же наши противники, занявшись переоснащением флота, потеряли бы инициативу – а земное правительство, каким бы инертным и коррумпированным оно ни было, не смогло бы затягивать до бесконечности переговоры с Ютландом. Так что захватчики решили положиться исключительно на своё численное превосходство.
   Большинство разведчиков, вторгавшихся в наше локальное пространство, ускользали от патрулей; лишь несколько катеров и корветов были уничтожены, а один корабль всё-таки удалось вынудить к сдаче, повредив лазерами излучатели. Его капитан покончил с собой ещё до высадки на борт космических пехотинцев, зато старший помощник и пилоты на допросе показали, что флот Тянь-Го уже вошёл в аномалию и сейчас находится в сорока световых годах от Ютланда, но из-за большого количества тяжёлых кораблей идёт очень медленно, преодолевая за сутки не более трёх световых лет и делая частые остановки. Таким образом, если учесть дальнейшее снижение скорости продвижения вражеского флота с ростом напряжённости аномалии, то до его появления в окрестностях системы оставалось как минимум три недели – на неделю больше, чем следовало из наших оценочных расчётов.
   Впрочем, лишняя неделя мира мало кого обрадовала. Наоборот, нам уже не терпелось ринуться в битву, которая внесла бы определённость в нашу дальнейшую судьбу – либо пан, либо пропал. С каждым днём нервозность на «Орионе» (как, собственно, и на других кораблях) всё больше возрастала, но ситуация из-под контроля не выходила. Мои подчинённые образцово несли вахту, в большинстве своём демонстрируя выдержку и хладнокровие, зато в свободное время снимали скопившееся напряжение, пускаясь во все тяжкие, благо военный устав Ютланда не возбранял близкие отношения между сослуживцами.
   Кстати, на этом вопросе отец отдельно останавливался, проводя брифинги для новоназначенных капитанов и их помощников. Ещё будучи в отпуске, я посетил одну из таких встреч, где присутствовали в основном мои земляки эриданцы. Отец говорил им:
   – В военном флоте большинства планет термин «секс на корабле» обозначает серьёзный служебный проступок, который влечёт за собой строгое взыскание. Это правило восходит ещё к древним временам докосмической эпохи, когда существовали только морские суда. Его сторонники всегда обосновывали свою позицию словами о необходимости соблюдения дисциплины, о том, что военные корабли не бордели, и тому подобными аргументами. Однако те из вас, кто прежде служил на командных должностях, прекрасно знают, что, вопреки всем уставным требованиям, интимные отношения между сослуживцами существуют, и их невозможно искоренить. Понимая, что по букве устава это правонарушение, на практике вы были вынуждены закрывать на него глаза; а те из командиров, кто не проявлял гибкости в данном вопросе, в конце концов теряли свою должность из-за резкого падения дисциплины среди их подчинённых – той самой дисциплины, на поддержание которой вроде бы и направлен этот запрет. Неоднократные попытки решить проблему путём комплектации однополых экипажей эффекта не давали и приводили лишь к всплеску вынужденного гомосексуализма. Секс на кораблях был, есть и будет, пока не изобретут телепортации, чтобы флотские военнослужащие, подобно армейским, могли проводить своё свободное время с семьями или с любимыми, а на худой конец – посещать бордели.