Страница:
перевооружение. Ставят новые пушки, второй пулемет ДШК и стеллажи для
английских глубинных бомб. Катер поднят на слип судоремонтного завода, а
экипаж поселили по соседству с коман-
150
дой ремонтирующейся подводной лодки М-172. Заняли две комнаты на втором
этаже деревянного дома в самом центре города.
А немцы продолжают усиленно бомбить порт, железную дорогу и сам город.
День 1 мая чуть не стал последним в жизни парней нашего катера. Еще звучал
по радио запоздавший сигнал воздушной тревоги, а над крышей проревели моторы
фашистского самолета, раздался треск дерева и тут же - взрывы бомб. Дом
тряхнуло так, что мы посыпались со второго яруса нар. Из комнаты напротив
выскочили мотористы. У электрика Николая Скатова руки в крови. Порезало
стеклами, выбитыми из окон. Я вижу дыру, пробитую в крыше, потолке комнаты
мотористов и наружной стене, а рядом с домом большую воронку. Вся сила
взрыва пришлась на сарай для дров, от которого осталось одно воспоминание.
- Сегодня повезло, - согласились катерники, еще не веря полностью, что
никого не убило. - Нажми немец кнопку сброса на какое-то мгновение раньше
и...
Зато горе пришло к жителям соседнего дома. Они спрятались в вырытом во
дворе окопчике, и одна из четырех бомб упала точно в него. Получилась
братская могила для десяти человек. С того дня мы не прятались ни в каких
убежищах, а просто выходили на открытое пространство. Не пытались и
вахтенные, стоявшие на палубе катера во время вражеских налетов. Стреляли по
пикировщикам из крупнокалиберного пулемета.
Несмотря на бомбежку, в городе продолжали работать кинотеатр "Северное
сияние" и клубы моряков, железнодорожников, строителей. Они устраивали для
молодежи танцевальные вечера. Мы тоже стремились попасть в веселые, гремящие
музыкой залы и в танце со знакомыми девушками отвлекались от отупляющего
чувства опасности, как-то забывались на короткое время. И хотя мы слышали и
противный гул моторов, и близкие взрывы бомб, видели, как рушатся кирпичные
здания и исчезают деревянные, но в это время воспринимали их как что-то
очень далекое, нас не касающееся. Вот что значили молодость и ничем не
укротимое желание жизни!
На танцевальные вечера в клуб моряков мы несколько раз ходили вместе с
норвежскими партизанами. Они жили в соседнем с нами доме. Отдыхали после
трудного рейда в глубокий немецкий тыл. Среди молчаливых парней были две
девушки. Более крупная и рослая была ранена в последнем походе. "Костыль",
как мы называли "хеншель-126", обнаружил отряд, стал преследовать и
обстреливать лыжников. Приходилось зарыться в снег, но немец все равно
стрелял, и одна из пуль попала в руку норвежке. Ее рюкзак
75/
и оружие вместе со своим весь обратный путь несла худощавая, улыбчивая
подруга. Обе норвежки приходили в сопровождении своих товарищей, всегда
держались вместе с нами и только с нашими парнями шли танцевать. Почему - мы
не задумывались и у них не спрашивали, хотя и обменивались редкими общими
фразами. Видно, их командир посоветовал быть ближе к катерникам.
Только некоторым катерам дивизиона поручались выходы в норвежские
фьорды. Наш катер не раз появлялся у берегов Норвегии с партизанами и
разведчиками, ставил мины на путях движения транспортов. Читая в сводках
Совинформбюро о боевых действиях норвежских партизан под командованием Л., я
знал, что это говорят о Ларсене, человеке с очками в простой железной
оправе, которого видел в нашем затемненном кубрике. Положив небольшую карту
на складной столик и подсвечивая себе фонариком, Ларсен что-то еще раз
объяснял и показывал окружающим его товарищам.
Чаще всего наши "пассажиры", уходя из Полярного в очередной рейд, на
палубе нашего катера появлялись в ночное время. Под прикрытием темноты или
снежных зарядов молча и быстро пробегали к люку в большой кубрик и не
показывались из него до момента высадки. Об этих выходах наши парни никому и
ничего не говорили, словно и не ходили никуда.
Вскоре наших друзей-норвежцев мы не увидели. Оказалось, что они уже в
Полярном. Вероятно, предстояла очередная трудная операция. Теперь о их делах
можно снова узнать только из сообщений в наших газетах. Ну что же, доброго
им пути и успехов!
Меж тем на катере завершался ремонт. Нам установили второй
крупнокалиберный пулемет ДШК. Привычной формы стеллажи для наших глубинных
бомб заменили на более громоздкие - под английские. Они тяжелее - больше
взрывчатки. Экипаж наш получил пополнение: из местной школы связи прибыли
два акустика. Оба длинные и худющие, как с детства заморенные. Старший -
Анатолий Шабаршин и более молодой - Геннадий Никитин сразу же включились в
работу. Вместе с ними я наблюдаю, как нам, первым на всем флоте, английские
специалисты ставят гидролокатор "Ас-дик". С его помощью можно определить
пеленг и дистанцию до подводной цели. Рекордер, на котором можно
зафиксировать место нахождения подлодки, и остальную аппаратуру разместили в
штурманской рубке. Там и будет боевой пост акустиков. На всех чертежах, по
которым велся монтаж сложной аппаратуры, я увидел надпись: HMS "Osprey".
Видно, англичане были именно с этого корабля.
При очередном посещении госпиталя я, к своему изумлению, ви-
152
жу в вестибюле большую группу иностранных моряков, среди них моих
знакомых по актовому залу. Все они одеты не в свои одежды, а в форму нашего
военного флота. Боб и другие с гордостью показывают нарукавные красные
звездочки: "Теперь мы русские моряки!"
Оказывается, их отправляли в Англию на отремонтированном крейсере
"Тринидад". Но в бою с немцами 15 мая он был торпедирован и затонул. Моряков
спасли и доставили обратно в Мурманск. Теперь их отправляют в Архангельск. А
уж оттуда с очередным караваном в Англию. С нескрываемым сожалением прощаюсь
с ними, желаю безопасного пути и слышу их добрые слова в адрес русских
моряков.
Экипаж нашего катера, завершив ремонт, тоже прощается с Мурманском.
Посередине Кольского залива встречным курсом шел норвежец, бывший китобой.
Ныне это электроминный тральщик. Нам видны только высокие бак и надстройки,
а главная палуба - вровень с водой, и потому кажется, что каждая часть
норвежского тральщика движется самостоятельно. За ним волочится толстая
кишка электромагнитного трала. Мешать контрольному тралению нельзя, и катер
отворачивает вправо, туда, где серые и закамуфлированные громады транспортов
из PQ-16 в ожидании комплектования обратного конвоя жались к высокому берегу
- месту, более безопасному при неожиданном налете немецких самолетов.
Наши акустики включили "Асдик" и с особым удовольствием докладывали
командиру о работе прибора, о расстоянии до каждого движущегося объекта, об
изменении пеленга до него. Забегая вперед, следует сказать, что благодаря
"Асдику" наши акустики успешно вели поиск подводных лодок и даже одиночных
мин. И ни в одном из более 120 эскортов групп и одиночных транспортов,
конвоев караванов при нашем присутствии потерь не было*.
В 1991 г. на Севере широко отмечалась 50-я годовщина прибытия в
Архангельск первого союзного конвоя PQ-0 - "Дервиш". 28 августа в Мурманск
пришли корабли совместной акции "Дервиш-91", в их числе противолодочный
фрегат "Лондон". На приеме в их честь я был представлен лидеру клуба
"Северная Россия" г-ну Ричарду Сквайрзу. От него узнал, что Вильям Шорт жив.
Ричард Сквайрз был так любезен, что пообещал передать Вильяму Шорту, что о
нем вспоминает русский моряк.
В один из дней октября я получил письмо из Шотландии. Вильям Шорт
вспоминал Мурманск 1942 г., госпиталь в школе No1, врачей и медсестер,
выражал им свою благодарность за подаренную ему вторую жизнь. Касаясь судьбы
других моряков, сообщил, что Джимм Кэмпбелл сейчас живет в Австралии, а Джон
Карней - где-то в Англии. Где другие спутники его по погибшей "Индуне" и
спасательной шлюпке - не знает.
153
* * *
Командир дивизиона катеров - морских охотников очень спешил в Полярное.
Дело в том, что капитана 1-го ранга Александра Спиридонова срочно вызвали в
штаб Северного флота, и потому наш катер No 113 идет на вест кратчайшим
курсом. С момента выхода из бухты Гремихи и надолго сверкающие до
зеркального блеска надраенной латунью ручки машинного телеграфа застыли на
делениях "Вперед. Полный". Моторы ревут ровно, мощно.
Я рулевой. Как обычно, прочно закрепился на трех надежных во всех
случаях точках опоры: расставил циркулем ноги, а спиной прижался к высокому
нактоузу главного компаса. К тому же так лучше виден каждый, только мне
понятный жест командира, старшего лейтенанта Михаила Миронова. Он мой
земляк, из Архангельска, и не слишком разговорчив, как и все коренные
северяне. За спиной Миронова, облокотясь на ограждение ходового мостика,
стоит капитан первого ранга. Комдив Спиридонов впервые идет на нашем катере.
Мне интересно видеть его вблизи и потому нет-нет поглядываю на него. Но в то
же время не забываю, что в моих руках штурвал и катер должен идти "как по
ниточке". Так предупредил командир.
Замечаю, что не меньше старается и старший сигнальщик Андрей
Михайленко, в прошлом черноморец с линкора "Парижская коммуна". Андрей,
вообще не обиженный ростом, то и дело поднимался повыше и пристально
разглядывал нечто, только ему одному видимое. Все Михайленко успевал
заметить первым. Какой надо было иметь зоркий глаз, чтобы заметить змеиную
голову перископа вражеской подлодки, мелькнувшую в пене кильватерной струи
промчавшегося эсминца! Наш МО-113 тут же атаковал ее глубинными бомбами и
тем сорвал атаку врага на охраняемый нами караван. Андрей же в праздничный
день 23 февраля увидел в курившемся над поверхностью моря зимнем тумане
мину, сброшенную с "хейнкеля" на пути PQ-11 - одиннадцатого союзного конвоя.
Тяжело груженные транспорты его подходили к Кольскому заливу. Вовремя
предупрежденные нами, они миновали опасность.
Я обратил внимание, что капитан 1-го ранга, поглощенный раздумьем о
чем-то своем, неотрывно смотрел в пустынную даль моря и время от времени
что-то шептал. Меж тем миля за милей оставались позади в взбитом винтами
кружеве пены. И только стрелки часов ползут по циферблату медленней улитки.
Вскоре куда-то исчез ветер. Но барометр, как доложил командиру появившейся
на мостике штурман - мичман Николай Бойцов, не намеревался под-
154
ниматься. Делаю вывод для себя: "Это не к добру. Наверняка, успеем
хватить полундры". Штурман быстро взял пеленги на приметные места и,
взглянув на комдива, негромко говорит:
- Прошли остров Харлов.
Капитан первого ранга оторвался от своих дум, переспросил:
Что? Уже Харлов?
Точно так.
Командир! Сыграйте захождение!
Свободные от вахты катерники выскакивают из люков на верхнюю палубу,
строятся на юте фронтом к еле видимой зубчатой полоске берега. На их лицах
недоумение: "Играют захождение, а никакого встречного корабля..."
Непрерывно торжественно звучит голос командира дивизии:
- Здесь, в этих водах, в неравном бою с эсминцами врага год
назад погиб наш сторожевик "Пассат". Погиб спасая другие ко
рабли, людей их. Честь и вечная слава героям русского флота!
Капитан первого ранга, командир, штурман берут под козырек. Замер строй
моряков. Медленно приспускается сигнальщиком боевой флаг.
Вскоре, как я и предполагал, погода на глазах начала портиться. Задул
встречный ветер, постепенно набирая силу, погнал крутую волну. Она щедро
поливала палубу и людей на ней. И незаметно все свободные от вахты скрылись
в кубрики. Я же, следуя примеру командира катера и комдива, плотнее
застегиваю теплую, на искусственном меху куртку-накидку. На голову накидываю
такой же капюшон. Дольше буду сухим. А это важно для меня. Монотонно гудят
моторы. Размеренно раскачивается катер. А до Полярного еще идти да идти!..
- Справа сто двадцать - неизвестный предмет! - доложил сиг
нальщик.
Старший лейтенант Миронов вопросительно взглянул на комдива. Тот молча
кивнул ему. Все это длилось какое-то мгновение, и было понятно взаимно без
слов.
- Право руля! Держать на предмет! - следует команда мне.
Чтобы лучше рассмотреть неизвестный предмет, Андрей поднимается на верх
рубки и становится у мачты. Держится за нее и руками и ногами, всем телом.
Теперь катер мотает почти бортовая качка. Порой казалось, еще немного и
сигнальщика, как сухой лист от ветки, оторвет от мачты и швырнет
далеко-далеко. Но Андрей цепок, как циркач, переполнен энергией и от этого
готов на самую отчаянную выходку. Он пристально вглядыва-
755
ется в горизонт, показывая жестом, куда мне следует держать
направление, ,и наконец, разряжая общее напряжение, кричит:
Шлюпка под парусом! Уходит от нас!
Слезайте! От нас не уйдет.
Командир прибавляет ход. Вот и мне стало видно, как желтый парус изо
всех старается уйти от преследования. Только бесполезно. Скорости шлюпки и
катера далеко не равны. Вся гонка продолжается не более двадцати минут. "Сто
тринадцатый" отрезает беглецам путь в открытое море. И те, поняв, что от
катера им все равно не уйти, спустили парус. А у мачты поднялись двое. Они
замахали руками, непонятно что крича.
На самом малом ходе катер, послушный точным движениям моих рук,
осторожно сближается со спасательным ботом. Он переполнен. На банках и меж
ними, внизу, на еланях вплотную сидят люди. Оружия не видно. На некоторых
плоские английские каски-тарелки и на всех ярко-желтые прорезиненные
спасательные куртки с красными сигнальными фонариками в нагрудных карманах.
Ими снабжали экипажи торговых судов в конвоях.
- Боцман! Принять бот под левый борт! - призывает командир.
А моряки и без команды уже приготовились к швартовке.
- Становись на привальный! Руками! Руками придерживай! По
глядывай, чтоб не ударило! - распоряжается боцман Анатолий
Сафронов.
Придерживая друг друга, парни стараются приноровиться к темпу качания
бота и катера, уловить удобный для снятия людей момент. Вот бот, как
пушинка, взлетел вровень с палубой корабля, а моряки, стоявшие на привальном
брусе, за бортом, оказались почти по пояс в воде. На какую-то секунду
замерев наверху, бот вдруг стремительно проваливается глубоко вниз. Корма
катера, обнажив острые винты и рули, грозно нависает над ним и, кажется,
вот-вот в щепки раздробит, расплющит и бот и людей в нем. А они, испуганно
пригнувшись, прикрывают руками головы, словно этим спасут их, если и впрямь
корма ударит именно по ним.
Бот опять подбрасывает вверх, а корма корабля с шумом и брызгами
плюхается рядом с ним. Рискуя быть искалеченными, парни по точной команде
боцмана успевают выхватить из бота двух сидящих у самого борта и передать их
с рук на руки на палубу катера. А затем вновь ловят момент, когда бот
поравняется с ними. Андрей по натуре своей не мог оставаться безучастным,
когда товарищам приходится так рисковать. Он получает разрешение
156
командира и в один момент оказывается в боте. Вот где пригодились его
ловкость и недюжинная силенка!
У сидевших на мокрых еланях в легкой одежде ноги и руки оказались
сильно обмороженными. Люди не могли даже встать. Да и остальные от долгого,
почти неподвижного сидения в битком набитом боте со стоном от боли еле
шевелили затекшими ногами. Катерники поднимают на руки исхудавших моряков и,
изловчившись, как маленьких детей, передают стоящим на палубе "сто
тринадцатого". Так продолжалось долго, до тех пор, пока все тридцать два
потерпевших бедствие не были переправлены с бота на борт катера. Вижу, как
измученные люди не могут сдержать слез радости: они спасены, они у своих!
Те двое, что кричали нам, оказались русскими из экипажа парохода
"Киев", потопленного фашистской подводной лодкой. Людей с "Киева" подобрал
английский крейсер. А сейчас матросы громко, чуть задыхаясь от
взбудоражившей их радости второго спасения, торопятся рассказать о том, что
произошло с ними уже в эти дни, о трагедии конвоя PQ-17.
Ого! Да тут, видно, остатки Ноева ковчега! - удивился ком
див, оглядывая спасенных, живописным цыганским табором рас
положившихся прямо на кормовой палубе.
Есть малайцы, арабы, англичане... Матросы, кочегары, артил
леристы, офицеры, - поясняют, дополняя друг друга, русские моря
ки. - С разных пароходов. Штурман - голландец с "Паулуса Потте-
ра". На нем мы возвращались. А эти двое длинных - матросы с аме
риканца "Питер Керр". Его германские самолеты сожгли пятого,
уже под вечер. Страшный вечер... Погибли восемь, а может, и де
вять транспортов. А защищать от подводных лодок и пикировщиков
некому было. Военные корабли куда-то исчезли. А утром шестого
вновь налетели пикировщики. Бомбили жутко. Видели, как заго
релся американец "Вашингтон". Несколько бомб попали в "Боултон
Касль". В клубах пара он ушел под воду. Не успели мы опомниться,
как смотрим - бомбят уже нас, т. е. "Паулус Поттер"! Его команда
сразу же покинула еще целое судно: ни одна бомба не задела его! Но
раз приказал капитан, то и нам поневоле пришлось следовать за все
ми. А пароход и не думал тонуть. Жалко и обидно терять судно и
ценный груз. Да если бы он один так был брошен!.. Эх!..
Мне, как и рассказчикам, тоже жаль зря потерянные транспорта. И до
горечи обидно за поведение их капитанов и команд. Впрочем, оно неудивительно
и объяснялось довольно просто. Не мне одному было известно, что почему-то
среди иностранных мо-
157
ряков переходы в Мурманск и Архангельск пользовались дурной репутацией.
Ее пытались объяснить отвратительной погодой Арктики, необычно бурным и
коварным Баренцевым морем, холодом и прочими бедами. Особенно неизбежностью
нападения нацистов, а значит непременной гибелью участников конвоев. Причем
их немало не заботило, дойдут ли транспорт и груз в его трюме до места
назначения. Главное - лишь бы самим уцелеть.
...Грузный моряк с сединой на висках, с трудом разогнувшись, последним
покидает свое временное убежище - корму спасательного бота. Не совсем удачно
прыгает, но, вовремя подхваченный руками катерников, попадает на палубу
нашего корабля. Глубоко и облегченно вздохнув, делает шаг навстречу
спустившимся с мостика комдиву и командиру катера и, приложив два пальца к
козырьку форменной фуражки, представляется:
- Джон Паскоу - капитан английского судна "Боултон Касль",
принадлежащего "Лайбопор компани". - И покачав горестно го
ловой, добавил. - О, эти страшные десять дней!.. Надеюсь, вы ме
ня понимает?.. Пять суток назад у нас кончилось горючее. В гус
том тумане потеряли другие шлюпки. Мы уже теряли надежду
выжить. Кончилась пресная вода. И все же счастье не изменило
нам. Благодарю вас!
Джон Паскоу поклонился и пожал дружески поданные ему руки. Как только
капитана пригласили пройти для отдыха в носовой кубрик, русские с "Киева"
продолжили свой эмоциональный рассказ, как спасались транспорты, брошенные
конвоем на произвол судьбы.
- Бросить на истребление!.. Какая подлость! - не выдерживает
комдив и, резко повернувшись, уходит в штурманскую рубку.
Пока старший лейтенант, глядя на спасенных, размышляет, как поступить с
такой массой людей, катерники слушают русских моряков.
- Хорошо, что не штормило. Но холод и сырость мучили здоро
во. Часть спасавшихся нацисты забрали из шлюпок на всплывшую
подводную лодку. А нам чудом удалось уйти. Помог густой туман.
Парни говорят вперебивку. Торопятся, боясь, что не успеют высказать
своим все наболевшее за минувшие дни:
А мы вас сперва приняли за немцев. Думали: бот снесло к бе
регам Норвегии. Вот капитан и пытался уйти подальше в море. А
мы флаг разглядели: наш, советский!.. Потому и закричали...
Дежурный! - наконец решает командир катера. - Всех в
большой кубрик! Накормить. Дать чаю. Пострадавшим окажите
помощь. Боцман! Шлюпку на буксир!
158
Товарищ командир! Их в сухое бельишко бы. Мы им свое
нижнее дадим... - слышится чей-то голос.
Добро! - командир двигает ручки машинного телеграфа, и
за кормой катера вновь вскипает белый бурун. Бот на коротком
буксире сильно мотает. Приходится сбавить ход, а нам следовало
поторапливаться. И так изрядно потеряли время на непредвиден
ную спасательную операцию.
Капитан первого ранга Спиридонов опять занял облюбованное им место на
мостике. Пристальным, изучающим взглядом провожает медленно проходящих в
носовой кубрик. Он весь как-то нахохлился, и лицо его стало необычно
сердитым. А мне подумалось: "Неужели на него так сильно подействовало
услышанное о разгроме конвоя PQ-17? А может, от портящейся погоды? Вот уже
предвестники шторма - косматые серые облака появились над морем. Впрочем,
что ему шторм? Значит, все же судьба конвоя. Наверняка Спиридонову как
настоящему русскому моряку до корней волос стыдно за поведение своих
коллег-союзников. За тех, кто оставил конвой без защиты".
Тут катер резко качнуло. Чтобы не упасть, сигнальщик ухватился за тумбу
прожектора, а на кистях рук - бинты с кровавыми пятнами - результат схватки
Андрея со спасательным ботом. Но он не обращает на свои "царапины" никакого
внимания: "Подумаешь, пустяки!" Зато нет-нет, да и глянет пытливо на хмуро
молчащего капитана первого ранга. Видать, сигнальщика одолевали те же мысли,
что и меня.
Комдив слегка ударяет рукой по ограждению мостика, как бы соглашаясь во
всем в моих думах о нем. Затем решительно расправляет плечи, и лицо его
вновь становится ясным, спокойным. -Прибавить ход, командир! - трогает он за
рукав куртки старшего лейтенанта Миронова. - А я пойду вниз. Отдохну.
Командир берет предложенную ему папиросу, но не прикуривает, ждет ухода
комдива. И, пока тот еще не спустился с мостика, советуется:
-А не оставить ли бот в ближней бухте? Мешает...
- Что ж, действуй!
Еще одна незапланированная остановка стоила более часа драгоценного
времени и добрых двадцати метров манильского троса из неприкосновенных
запасов боцмана. Избавившись от бота, дали полный ход, и на мостике вновь
установилась тишина. Непогода загнала свободных от вахты в тепло внутренних
помещений. Но вот вслед за пролетевшим над палубой всплеском крутой волны из
159
люка большого кубрика выскакивает боцман Сафронов. Он с необычной
резвостью удирает за рубку от догоняющих его брызг и не успевает. Ворча
отряхивается и уже не спеша поднимается на мостик. Просит у командира
разрешения подменить сигнальщика на несколько минут: "Пусть немного
побалуется чайком!"
Получив командирское "добро", довольный Михайленко подмигивает мне и
бежит в кубрик. А боцман, оглядывая горизонт, начинает то ли докладывать, то
ли просто рассказывать, что сделано для спасенных моряков:
- Капитана и еще трех, постарше, - штурмана и механиков - по
местили в малом кубрике. Они в порядке. Разделись. Лежат на кой
ках. Довольны. А с остальными пришлось повозиться. С обморо
женными руками и ногами больше половины. В основном арабы,
ну и там другие, азиатские... Кочегары, вероятно. Одежонки на них
почти никакой. Видно, спешили спастись. Наши ребята дали им
свое нижнее белье. Потеплее будет. Да, на из обмороженные руки
и ноги израсходовали все бинты из санитарных сумок и целую бан
ку технического вазелина. Юнга притащил. Ох! Будет же мне от
мотористов!.. - покрутил головой боцмана. - И все равно не хвати
ло. Хорошо комендоры подсказали: в финскую кампанию обморо
женные лица и руки ребятам пушечным салом натирали. Противно
конечно, но зато хорошо помогало. Его-то и пустили в ход...
Затем боцман Сафронов поясняет, как решили проблему спальных мест. В
тесном кубрике обычно размещалось девять человек. Сегодня его "население"
выросло втрое.
- На рундуки положили по двое, "валетом". Остальным поло
жили полушубки и регланы прямо на палубу. Лежать, конечно,
не особенно удобно, а сидеть, ничего, можно. Сидели же они в
шлюпке! У нас-то в кубрике лучше. Тепло. Сухо. Все вроде бы до
вольны... Напоили чаем с сахаром. Накормили пеммиканом из их
же несъеденного "энзэ". Нашли в боте. Но мало. Всем не хватило.
Отдали свой обед. Для наших остался только чай.
Старший лейтенант Миронов одобрительно качнул головой.
- А для тебя, - это боцман адресует уже мне, - оставлены и
хлеб и масло.
Даю знак, что понял, и Сафронов продолжил свой доклад командиру:
- Потом мы нанесли визит вежливости английскому капитану.
Он уже лег, но, увидев нас, приподнялся и еще раз, как мы поняли,
высказал свое удовлетворение всем сделанным для него и осталь
ных, поблагодарил. Мы пожелали ему и его спутникам спокойной
760
ночи. Надо же, пережить такое!.. А в большом кубрике я оставил акустика
Шебаршила. Ему все равно за аппаратурой смотреть.
- Добро! - заключил командир.
Боцман умолк. Зато стало слышно, как с каждой минутой набирал силу
шторм. Вскоре катер, подобно дельфину, едва вылетев из одной волны, тут же
врезался в другую. По палубе понеслись потоки пенящейся воды. Вот из кубрика
поднялся Андрей. "Ага! -радостно отмечаю его появление. - Теперь и я имею
шанс выпить кружку-другую горяченького!.." Но что это? Сигнальщик, не глядя
на меня, так ждавшего его появления, направляется прямо к командиру катера.
Встревоженно докладывает:
- В кубрике "чэпе"!
- Что такое?.. - выпрямляется от изумления старший лейтенант.
- Иностранцы скандалят. Могут подраться. Мы с Шебаршиным
пить чай закрылись в раздевалке. А они, видно, подумали, что мы
английских глубинных бомб. Катер поднят на слип судоремонтного завода, а
экипаж поселили по соседству с коман-
150
дой ремонтирующейся подводной лодки М-172. Заняли две комнаты на втором
этаже деревянного дома в самом центре города.
А немцы продолжают усиленно бомбить порт, железную дорогу и сам город.
День 1 мая чуть не стал последним в жизни парней нашего катера. Еще звучал
по радио запоздавший сигнал воздушной тревоги, а над крышей проревели моторы
фашистского самолета, раздался треск дерева и тут же - взрывы бомб. Дом
тряхнуло так, что мы посыпались со второго яруса нар. Из комнаты напротив
выскочили мотористы. У электрика Николая Скатова руки в крови. Порезало
стеклами, выбитыми из окон. Я вижу дыру, пробитую в крыше, потолке комнаты
мотористов и наружной стене, а рядом с домом большую воронку. Вся сила
взрыва пришлась на сарай для дров, от которого осталось одно воспоминание.
- Сегодня повезло, - согласились катерники, еще не веря полностью, что
никого не убило. - Нажми немец кнопку сброса на какое-то мгновение раньше
и...
Зато горе пришло к жителям соседнего дома. Они спрятались в вырытом во
дворе окопчике, и одна из четырех бомб упала точно в него. Получилась
братская могила для десяти человек. С того дня мы не прятались ни в каких
убежищах, а просто выходили на открытое пространство. Не пытались и
вахтенные, стоявшие на палубе катера во время вражеских налетов. Стреляли по
пикировщикам из крупнокалиберного пулемета.
Несмотря на бомбежку, в городе продолжали работать кинотеатр "Северное
сияние" и клубы моряков, железнодорожников, строителей. Они устраивали для
молодежи танцевальные вечера. Мы тоже стремились попасть в веселые, гремящие
музыкой залы и в танце со знакомыми девушками отвлекались от отупляющего
чувства опасности, как-то забывались на короткое время. И хотя мы слышали и
противный гул моторов, и близкие взрывы бомб, видели, как рушатся кирпичные
здания и исчезают деревянные, но в это время воспринимали их как что-то
очень далекое, нас не касающееся. Вот что значили молодость и ничем не
укротимое желание жизни!
На танцевальные вечера в клуб моряков мы несколько раз ходили вместе с
норвежскими партизанами. Они жили в соседнем с нами доме. Отдыхали после
трудного рейда в глубокий немецкий тыл. Среди молчаливых парней были две
девушки. Более крупная и рослая была ранена в последнем походе. "Костыль",
как мы называли "хеншель-126", обнаружил отряд, стал преследовать и
обстреливать лыжников. Приходилось зарыться в снег, но немец все равно
стрелял, и одна из пуль попала в руку норвежке. Ее рюкзак
75/
и оружие вместе со своим весь обратный путь несла худощавая, улыбчивая
подруга. Обе норвежки приходили в сопровождении своих товарищей, всегда
держались вместе с нами и только с нашими парнями шли танцевать. Почему - мы
не задумывались и у них не спрашивали, хотя и обменивались редкими общими
фразами. Видно, их командир посоветовал быть ближе к катерникам.
Только некоторым катерам дивизиона поручались выходы в норвежские
фьорды. Наш катер не раз появлялся у берегов Норвегии с партизанами и
разведчиками, ставил мины на путях движения транспортов. Читая в сводках
Совинформбюро о боевых действиях норвежских партизан под командованием Л., я
знал, что это говорят о Ларсене, человеке с очками в простой железной
оправе, которого видел в нашем затемненном кубрике. Положив небольшую карту
на складной столик и подсвечивая себе фонариком, Ларсен что-то еще раз
объяснял и показывал окружающим его товарищам.
Чаще всего наши "пассажиры", уходя из Полярного в очередной рейд, на
палубе нашего катера появлялись в ночное время. Под прикрытием темноты или
снежных зарядов молча и быстро пробегали к люку в большой кубрик и не
показывались из него до момента высадки. Об этих выходах наши парни никому и
ничего не говорили, словно и не ходили никуда.
Вскоре наших друзей-норвежцев мы не увидели. Оказалось, что они уже в
Полярном. Вероятно, предстояла очередная трудная операция. Теперь о их делах
можно снова узнать только из сообщений в наших газетах. Ну что же, доброго
им пути и успехов!
Меж тем на катере завершался ремонт. Нам установили второй
крупнокалиберный пулемет ДШК. Привычной формы стеллажи для наших глубинных
бомб заменили на более громоздкие - под английские. Они тяжелее - больше
взрывчатки. Экипаж наш получил пополнение: из местной школы связи прибыли
два акустика. Оба длинные и худющие, как с детства заморенные. Старший -
Анатолий Шабаршин и более молодой - Геннадий Никитин сразу же включились в
работу. Вместе с ними я наблюдаю, как нам, первым на всем флоте, английские
специалисты ставят гидролокатор "Ас-дик". С его помощью можно определить
пеленг и дистанцию до подводной цели. Рекордер, на котором можно
зафиксировать место нахождения подлодки, и остальную аппаратуру разместили в
штурманской рубке. Там и будет боевой пост акустиков. На всех чертежах, по
которым велся монтаж сложной аппаратуры, я увидел надпись: HMS "Osprey".
Видно, англичане были именно с этого корабля.
При очередном посещении госпиталя я, к своему изумлению, ви-
152
жу в вестибюле большую группу иностранных моряков, среди них моих
знакомых по актовому залу. Все они одеты не в свои одежды, а в форму нашего
военного флота. Боб и другие с гордостью показывают нарукавные красные
звездочки: "Теперь мы русские моряки!"
Оказывается, их отправляли в Англию на отремонтированном крейсере
"Тринидад". Но в бою с немцами 15 мая он был торпедирован и затонул. Моряков
спасли и доставили обратно в Мурманск. Теперь их отправляют в Архангельск. А
уж оттуда с очередным караваном в Англию. С нескрываемым сожалением прощаюсь
с ними, желаю безопасного пути и слышу их добрые слова в адрес русских
моряков.
Экипаж нашего катера, завершив ремонт, тоже прощается с Мурманском.
Посередине Кольского залива встречным курсом шел норвежец, бывший китобой.
Ныне это электроминный тральщик. Нам видны только высокие бак и надстройки,
а главная палуба - вровень с водой, и потому кажется, что каждая часть
норвежского тральщика движется самостоятельно. За ним волочится толстая
кишка электромагнитного трала. Мешать контрольному тралению нельзя, и катер
отворачивает вправо, туда, где серые и закамуфлированные громады транспортов
из PQ-16 в ожидании комплектования обратного конвоя жались к высокому берегу
- месту, более безопасному при неожиданном налете немецких самолетов.
Наши акустики включили "Асдик" и с особым удовольствием докладывали
командиру о работе прибора, о расстоянии до каждого движущегося объекта, об
изменении пеленга до него. Забегая вперед, следует сказать, что благодаря
"Асдику" наши акустики успешно вели поиск подводных лодок и даже одиночных
мин. И ни в одном из более 120 эскортов групп и одиночных транспортов,
конвоев караванов при нашем присутствии потерь не было*.
В 1991 г. на Севере широко отмечалась 50-я годовщина прибытия в
Архангельск первого союзного конвоя PQ-0 - "Дервиш". 28 августа в Мурманск
пришли корабли совместной акции "Дервиш-91", в их числе противолодочный
фрегат "Лондон". На приеме в их честь я был представлен лидеру клуба
"Северная Россия" г-ну Ричарду Сквайрзу. От него узнал, что Вильям Шорт жив.
Ричард Сквайрз был так любезен, что пообещал передать Вильяму Шорту, что о
нем вспоминает русский моряк.
В один из дней октября я получил письмо из Шотландии. Вильям Шорт
вспоминал Мурманск 1942 г., госпиталь в школе No1, врачей и медсестер,
выражал им свою благодарность за подаренную ему вторую жизнь. Касаясь судьбы
других моряков, сообщил, что Джимм Кэмпбелл сейчас живет в Австралии, а Джон
Карней - где-то в Англии. Где другие спутники его по погибшей "Индуне" и
спасательной шлюпке - не знает.
153
* * *
Командир дивизиона катеров - морских охотников очень спешил в Полярное.
Дело в том, что капитана 1-го ранга Александра Спиридонова срочно вызвали в
штаб Северного флота, и потому наш катер No 113 идет на вест кратчайшим
курсом. С момента выхода из бухты Гремихи и надолго сверкающие до
зеркального блеска надраенной латунью ручки машинного телеграфа застыли на
делениях "Вперед. Полный". Моторы ревут ровно, мощно.
Я рулевой. Как обычно, прочно закрепился на трех надежных во всех
случаях точках опоры: расставил циркулем ноги, а спиной прижался к высокому
нактоузу главного компаса. К тому же так лучше виден каждый, только мне
понятный жест командира, старшего лейтенанта Михаила Миронова. Он мой
земляк, из Архангельска, и не слишком разговорчив, как и все коренные
северяне. За спиной Миронова, облокотясь на ограждение ходового мостика,
стоит капитан первого ранга. Комдив Спиридонов впервые идет на нашем катере.
Мне интересно видеть его вблизи и потому нет-нет поглядываю на него. Но в то
же время не забываю, что в моих руках штурвал и катер должен идти "как по
ниточке". Так предупредил командир.
Замечаю, что не меньше старается и старший сигнальщик Андрей
Михайленко, в прошлом черноморец с линкора "Парижская коммуна". Андрей,
вообще не обиженный ростом, то и дело поднимался повыше и пристально
разглядывал нечто, только ему одному видимое. Все Михайленко успевал
заметить первым. Какой надо было иметь зоркий глаз, чтобы заметить змеиную
голову перископа вражеской подлодки, мелькнувшую в пене кильватерной струи
промчавшегося эсминца! Наш МО-113 тут же атаковал ее глубинными бомбами и
тем сорвал атаку врага на охраняемый нами караван. Андрей же в праздничный
день 23 февраля увидел в курившемся над поверхностью моря зимнем тумане
мину, сброшенную с "хейнкеля" на пути PQ-11 - одиннадцатого союзного конвоя.
Тяжело груженные транспорты его подходили к Кольскому заливу. Вовремя
предупрежденные нами, они миновали опасность.
Я обратил внимание, что капитан 1-го ранга, поглощенный раздумьем о
чем-то своем, неотрывно смотрел в пустынную даль моря и время от времени
что-то шептал. Меж тем миля за милей оставались позади в взбитом винтами
кружеве пены. И только стрелки часов ползут по циферблату медленней улитки.
Вскоре куда-то исчез ветер. Но барометр, как доложил командиру появившейся
на мостике штурман - мичман Николай Бойцов, не намеревался под-
154
ниматься. Делаю вывод для себя: "Это не к добру. Наверняка, успеем
хватить полундры". Штурман быстро взял пеленги на приметные места и,
взглянув на комдива, негромко говорит:
- Прошли остров Харлов.
Капитан первого ранга оторвался от своих дум, переспросил:
Что? Уже Харлов?
Точно так.
Командир! Сыграйте захождение!
Свободные от вахты катерники выскакивают из люков на верхнюю палубу,
строятся на юте фронтом к еле видимой зубчатой полоске берега. На их лицах
недоумение: "Играют захождение, а никакого встречного корабля..."
Непрерывно торжественно звучит голос командира дивизии:
- Здесь, в этих водах, в неравном бою с эсминцами врага год
назад погиб наш сторожевик "Пассат". Погиб спасая другие ко
рабли, людей их. Честь и вечная слава героям русского флота!
Капитан первого ранга, командир, штурман берут под козырек. Замер строй
моряков. Медленно приспускается сигнальщиком боевой флаг.
Вскоре, как я и предполагал, погода на глазах начала портиться. Задул
встречный ветер, постепенно набирая силу, погнал крутую волну. Она щедро
поливала палубу и людей на ней. И незаметно все свободные от вахты скрылись
в кубрики. Я же, следуя примеру командира катера и комдива, плотнее
застегиваю теплую, на искусственном меху куртку-накидку. На голову накидываю
такой же капюшон. Дольше буду сухим. А это важно для меня. Монотонно гудят
моторы. Размеренно раскачивается катер. А до Полярного еще идти да идти!..
- Справа сто двадцать - неизвестный предмет! - доложил сиг
нальщик.
Старший лейтенант Миронов вопросительно взглянул на комдива. Тот молча
кивнул ему. Все это длилось какое-то мгновение, и было понятно взаимно без
слов.
- Право руля! Держать на предмет! - следует команда мне.
Чтобы лучше рассмотреть неизвестный предмет, Андрей поднимается на верх
рубки и становится у мачты. Держится за нее и руками и ногами, всем телом.
Теперь катер мотает почти бортовая качка. Порой казалось, еще немного и
сигнальщика, как сухой лист от ветки, оторвет от мачты и швырнет
далеко-далеко. Но Андрей цепок, как циркач, переполнен энергией и от этого
готов на самую отчаянную выходку. Он пристально вглядыва-
755
ется в горизонт, показывая жестом, куда мне следует держать
направление, ,и наконец, разряжая общее напряжение, кричит:
Шлюпка под парусом! Уходит от нас!
Слезайте! От нас не уйдет.
Командир прибавляет ход. Вот и мне стало видно, как желтый парус изо
всех старается уйти от преследования. Только бесполезно. Скорости шлюпки и
катера далеко не равны. Вся гонка продолжается не более двадцати минут. "Сто
тринадцатый" отрезает беглецам путь в открытое море. И те, поняв, что от
катера им все равно не уйти, спустили парус. А у мачты поднялись двое. Они
замахали руками, непонятно что крича.
На самом малом ходе катер, послушный точным движениям моих рук,
осторожно сближается со спасательным ботом. Он переполнен. На банках и меж
ними, внизу, на еланях вплотную сидят люди. Оружия не видно. На некоторых
плоские английские каски-тарелки и на всех ярко-желтые прорезиненные
спасательные куртки с красными сигнальными фонариками в нагрудных карманах.
Ими снабжали экипажи торговых судов в конвоях.
- Боцман! Принять бот под левый борт! - призывает командир.
А моряки и без команды уже приготовились к швартовке.
- Становись на привальный! Руками! Руками придерживай! По
глядывай, чтоб не ударило! - распоряжается боцман Анатолий
Сафронов.
Придерживая друг друга, парни стараются приноровиться к темпу качания
бота и катера, уловить удобный для снятия людей момент. Вот бот, как
пушинка, взлетел вровень с палубой корабля, а моряки, стоявшие на привальном
брусе, за бортом, оказались почти по пояс в воде. На какую-то секунду
замерев наверху, бот вдруг стремительно проваливается глубоко вниз. Корма
катера, обнажив острые винты и рули, грозно нависает над ним и, кажется,
вот-вот в щепки раздробит, расплющит и бот и людей в нем. А они, испуганно
пригнувшись, прикрывают руками головы, словно этим спасут их, если и впрямь
корма ударит именно по ним.
Бот опять подбрасывает вверх, а корма корабля с шумом и брызгами
плюхается рядом с ним. Рискуя быть искалеченными, парни по точной команде
боцмана успевают выхватить из бота двух сидящих у самого борта и передать их
с рук на руки на палубу катера. А затем вновь ловят момент, когда бот
поравняется с ними. Андрей по натуре своей не мог оставаться безучастным,
когда товарищам приходится так рисковать. Он получает разрешение
156
командира и в один момент оказывается в боте. Вот где пригодились его
ловкость и недюжинная силенка!
У сидевших на мокрых еланях в легкой одежде ноги и руки оказались
сильно обмороженными. Люди не могли даже встать. Да и остальные от долгого,
почти неподвижного сидения в битком набитом боте со стоном от боли еле
шевелили затекшими ногами. Катерники поднимают на руки исхудавших моряков и,
изловчившись, как маленьких детей, передают стоящим на палубе "сто
тринадцатого". Так продолжалось долго, до тех пор, пока все тридцать два
потерпевших бедствие не были переправлены с бота на борт катера. Вижу, как
измученные люди не могут сдержать слез радости: они спасены, они у своих!
Те двое, что кричали нам, оказались русскими из экипажа парохода
"Киев", потопленного фашистской подводной лодкой. Людей с "Киева" подобрал
английский крейсер. А сейчас матросы громко, чуть задыхаясь от
взбудоражившей их радости второго спасения, торопятся рассказать о том, что
произошло с ними уже в эти дни, о трагедии конвоя PQ-17.
Ого! Да тут, видно, остатки Ноева ковчега! - удивился ком
див, оглядывая спасенных, живописным цыганским табором рас
положившихся прямо на кормовой палубе.
Есть малайцы, арабы, англичане... Матросы, кочегары, артил
леристы, офицеры, - поясняют, дополняя друг друга, русские моря
ки. - С разных пароходов. Штурман - голландец с "Паулуса Потте-
ра". На нем мы возвращались. А эти двое длинных - матросы с аме
риканца "Питер Керр". Его германские самолеты сожгли пятого,
уже под вечер. Страшный вечер... Погибли восемь, а может, и де
вять транспортов. А защищать от подводных лодок и пикировщиков
некому было. Военные корабли куда-то исчезли. А утром шестого
вновь налетели пикировщики. Бомбили жутко. Видели, как заго
релся американец "Вашингтон". Несколько бомб попали в "Боултон
Касль". В клубах пара он ушел под воду. Не успели мы опомниться,
как смотрим - бомбят уже нас, т. е. "Паулус Поттер"! Его команда
сразу же покинула еще целое судно: ни одна бомба не задела его! Но
раз приказал капитан, то и нам поневоле пришлось следовать за все
ми. А пароход и не думал тонуть. Жалко и обидно терять судно и
ценный груз. Да если бы он один так был брошен!.. Эх!..
Мне, как и рассказчикам, тоже жаль зря потерянные транспорта. И до
горечи обидно за поведение их капитанов и команд. Впрочем, оно неудивительно
и объяснялось довольно просто. Не мне одному было известно, что почему-то
среди иностранных мо-
157
ряков переходы в Мурманск и Архангельск пользовались дурной репутацией.
Ее пытались объяснить отвратительной погодой Арктики, необычно бурным и
коварным Баренцевым морем, холодом и прочими бедами. Особенно неизбежностью
нападения нацистов, а значит непременной гибелью участников конвоев. Причем
их немало не заботило, дойдут ли транспорт и груз в его трюме до места
назначения. Главное - лишь бы самим уцелеть.
...Грузный моряк с сединой на висках, с трудом разогнувшись, последним
покидает свое временное убежище - корму спасательного бота. Не совсем удачно
прыгает, но, вовремя подхваченный руками катерников, попадает на палубу
нашего корабля. Глубоко и облегченно вздохнув, делает шаг навстречу
спустившимся с мостика комдиву и командиру катера и, приложив два пальца к
козырьку форменной фуражки, представляется:
- Джон Паскоу - капитан английского судна "Боултон Касль",
принадлежащего "Лайбопор компани". - И покачав горестно го
ловой, добавил. - О, эти страшные десять дней!.. Надеюсь, вы ме
ня понимает?.. Пять суток назад у нас кончилось горючее. В гус
том тумане потеряли другие шлюпки. Мы уже теряли надежду
выжить. Кончилась пресная вода. И все же счастье не изменило
нам. Благодарю вас!
Джон Паскоу поклонился и пожал дружески поданные ему руки. Как только
капитана пригласили пройти для отдыха в носовой кубрик, русские с "Киева"
продолжили свой эмоциональный рассказ, как спасались транспорты, брошенные
конвоем на произвол судьбы.
- Бросить на истребление!.. Какая подлость! - не выдерживает
комдив и, резко повернувшись, уходит в штурманскую рубку.
Пока старший лейтенант, глядя на спасенных, размышляет, как поступить с
такой массой людей, катерники слушают русских моряков.
- Хорошо, что не штормило. Но холод и сырость мучили здоро
во. Часть спасавшихся нацисты забрали из шлюпок на всплывшую
подводную лодку. А нам чудом удалось уйти. Помог густой туман.
Парни говорят вперебивку. Торопятся, боясь, что не успеют высказать
своим все наболевшее за минувшие дни:
А мы вас сперва приняли за немцев. Думали: бот снесло к бе
регам Норвегии. Вот капитан и пытался уйти подальше в море. А
мы флаг разглядели: наш, советский!.. Потому и закричали...
Дежурный! - наконец решает командир катера. - Всех в
большой кубрик! Накормить. Дать чаю. Пострадавшим окажите
помощь. Боцман! Шлюпку на буксир!
158
Товарищ командир! Их в сухое бельишко бы. Мы им свое
нижнее дадим... - слышится чей-то голос.
Добро! - командир двигает ручки машинного телеграфа, и
за кормой катера вновь вскипает белый бурун. Бот на коротком
буксире сильно мотает. Приходится сбавить ход, а нам следовало
поторапливаться. И так изрядно потеряли время на непредвиден
ную спасательную операцию.
Капитан первого ранга Спиридонов опять занял облюбованное им место на
мостике. Пристальным, изучающим взглядом провожает медленно проходящих в
носовой кубрик. Он весь как-то нахохлился, и лицо его стало необычно
сердитым. А мне подумалось: "Неужели на него так сильно подействовало
услышанное о разгроме конвоя PQ-17? А может, от портящейся погоды? Вот уже
предвестники шторма - косматые серые облака появились над морем. Впрочем,
что ему шторм? Значит, все же судьба конвоя. Наверняка Спиридонову как
настоящему русскому моряку до корней волос стыдно за поведение своих
коллег-союзников. За тех, кто оставил конвой без защиты".
Тут катер резко качнуло. Чтобы не упасть, сигнальщик ухватился за тумбу
прожектора, а на кистях рук - бинты с кровавыми пятнами - результат схватки
Андрея со спасательным ботом. Но он не обращает на свои "царапины" никакого
внимания: "Подумаешь, пустяки!" Зато нет-нет, да и глянет пытливо на хмуро
молчащего капитана первого ранга. Видать, сигнальщика одолевали те же мысли,
что и меня.
Комдив слегка ударяет рукой по ограждению мостика, как бы соглашаясь во
всем в моих думах о нем. Затем решительно расправляет плечи, и лицо его
вновь становится ясным, спокойным. -Прибавить ход, командир! - трогает он за
рукав куртки старшего лейтенанта Миронова. - А я пойду вниз. Отдохну.
Командир берет предложенную ему папиросу, но не прикуривает, ждет ухода
комдива. И, пока тот еще не спустился с мостика, советуется:
-А не оставить ли бот в ближней бухте? Мешает...
- Что ж, действуй!
Еще одна незапланированная остановка стоила более часа драгоценного
времени и добрых двадцати метров манильского троса из неприкосновенных
запасов боцмана. Избавившись от бота, дали полный ход, и на мостике вновь
установилась тишина. Непогода загнала свободных от вахты в тепло внутренних
помещений. Но вот вслед за пролетевшим над палубой всплеском крутой волны из
159
люка большого кубрика выскакивает боцман Сафронов. Он с необычной
резвостью удирает за рубку от догоняющих его брызг и не успевает. Ворча
отряхивается и уже не спеша поднимается на мостик. Просит у командира
разрешения подменить сигнальщика на несколько минут: "Пусть немного
побалуется чайком!"
Получив командирское "добро", довольный Михайленко подмигивает мне и
бежит в кубрик. А боцман, оглядывая горизонт, начинает то ли докладывать, то
ли просто рассказывать, что сделано для спасенных моряков:
- Капитана и еще трех, постарше, - штурмана и механиков - по
местили в малом кубрике. Они в порядке. Разделись. Лежат на кой
ках. Довольны. А с остальными пришлось повозиться. С обморо
женными руками и ногами больше половины. В основном арабы,
ну и там другие, азиатские... Кочегары, вероятно. Одежонки на них
почти никакой. Видно, спешили спастись. Наши ребята дали им
свое нижнее белье. Потеплее будет. Да, на из обмороженные руки
и ноги израсходовали все бинты из санитарных сумок и целую бан
ку технического вазелина. Юнга притащил. Ох! Будет же мне от
мотористов!.. - покрутил головой боцмана. - И все равно не хвати
ло. Хорошо комендоры подсказали: в финскую кампанию обморо
женные лица и руки ребятам пушечным салом натирали. Противно
конечно, но зато хорошо помогало. Его-то и пустили в ход...
Затем боцман Сафронов поясняет, как решили проблему спальных мест. В
тесном кубрике обычно размещалось девять человек. Сегодня его "население"
выросло втрое.
- На рундуки положили по двое, "валетом". Остальным поло
жили полушубки и регланы прямо на палубу. Лежать, конечно,
не особенно удобно, а сидеть, ничего, можно. Сидели же они в
шлюпке! У нас-то в кубрике лучше. Тепло. Сухо. Все вроде бы до
вольны... Напоили чаем с сахаром. Накормили пеммиканом из их
же несъеденного "энзэ". Нашли в боте. Но мало. Всем не хватило.
Отдали свой обед. Для наших остался только чай.
Старший лейтенант Миронов одобрительно качнул головой.
- А для тебя, - это боцман адресует уже мне, - оставлены и
хлеб и масло.
Даю знак, что понял, и Сафронов продолжил свой доклад командиру:
- Потом мы нанесли визит вежливости английскому капитану.
Он уже лег, но, увидев нас, приподнялся и еще раз, как мы поняли,
высказал свое удовлетворение всем сделанным для него и осталь
ных, поблагодарил. Мы пожелали ему и его спутникам спокойной
760
ночи. Надо же, пережить такое!.. А в большом кубрике я оставил акустика
Шебаршила. Ему все равно за аппаратурой смотреть.
- Добро! - заключил командир.
Боцман умолк. Зато стало слышно, как с каждой минутой набирал силу
шторм. Вскоре катер, подобно дельфину, едва вылетев из одной волны, тут же
врезался в другую. По палубе понеслись потоки пенящейся воды. Вот из кубрика
поднялся Андрей. "Ага! -радостно отмечаю его появление. - Теперь и я имею
шанс выпить кружку-другую горяченького!.." Но что это? Сигнальщик, не глядя
на меня, так ждавшего его появления, направляется прямо к командиру катера.
Встревоженно докладывает:
- В кубрике "чэпе"!
- Что такое?.. - выпрямляется от изумления старший лейтенант.
- Иностранцы скандалят. Могут подраться. Мы с Шебаршиным
пить чай закрылись в раздевалке. А они, видно, подумали, что мы