Страница:
Конечно, при дискуссиях с отраслевиками такие же цифры приводили по соответствующей отрасли.
Вот, например, какие цифры приводились по сельскому хозяйству. В 1966 г. на производство 1 ц молока у нас затрачивалось в колхозах 16,9 и в совхозах 10,6 человеко-часа; на 1 ц привеса крупного рогатого скота в колхозах – 84,8 и в совхозах – 50,4 человеко-часа; на 1 ц привеса свиней в колхозах – 73,6 и в совхозах – 32,2 человеко-часа. В 1963 г. в США затрачивалось на производство 1 ц молока 2,65 человека-часа, 1 ц говядины – 5,73 человеко-часа, 1 ц свинины – 4,4 человеко-часа. На молочной ферме Стернберга в Англии при беспривязном содержании животных один рабочий обслуживает 80 коров, имеющих средний удой 5500 л. На лучших наших фермах один рабочий обслуживает не более 30 коров. На птицеводческой ферме в г. Клоппенбурге (ФРГ) 2 человека обслуживают птичники с поголовьем 120 тыс. кур-несушек. На лучшей по уровню механизации птицефабрике «Южная» Крымской области одна птичница обслуживает 20 тыс. кур-несушек.
И так по каждой отрасли, по каждому виду производства. Эти аргументы действовали. Ведь цифры были убийственные. Госплан, как правило, стремился «дожимать» министерства до более высоких цифр.
В план были заложены очень высокие задания по повышению эффективности производства, что и позволило формально, на бумаге сбалансировать все пропорции.
При этом упор делался на технический прогресс, который в том числе должен был быть обеспечен экономической реформой. Как говорилось выше, экономическая реформа явно не оправдала этих надежд. Технический прогресс оставался невостребованным советским производством. Но в полной мере «дожать» министерства до требуемых цифр все же не удавалось. Значит, Госплан СССР должен был защищать некоторые более низкие цифры перед руководством страны. В конечном счете плановые задания девятой пятилетки сложились как компромисс между этими разнонаправленными усилиями.
Плановикам удалось убедить руководство страны, хотя и не в полной мере, в невозможности сохранения достигнутых темпов роста реальных доходов населения. Однако что касается производственных пропорций, то здесь плановики отступили. Темпы прироста национального дохода были запланированы практически на уровне фактически сложившихся в восьмой пятилетке. Так же были запланированы практически все другие производственные задания за исключением продукции группы «А» промышленности. Девятая пятилетка в своих плановых пропорциях практически полностью повторяла структурную политику восьмой пятилетки, предполагающей опережающий рост конечной продукции при снижении темпов прироста промежуточного продукта и группы «А» промышленности. Такая структурная политика была даже усилена тем, что планом предусматривался опережающий рост группы «Б» промышленности. Была сохранена и приоритетность в распределении ресурсов отраслей, продукция которых представляет собой элементы текущего производственного и непроизводственного потребления.
Такой подход оказался крупной ошибкой. Нельзя было длительное время поддерживать высокие темпы экономического роста без перераспределения ресурсов на развитие технической базы. Этот путь не позволил обеспечить динамичное расширенное воспроизводство и достаточное повышение уровня жизни населения.
Были крайне неэффективно использованы и финансовые ресурсы, полученные от роста добычи и экспорта нефти и газа. Эти ресурсы в подавляющей своей части – даже в большей мере, чем в восьмой пятилетке, – были использованы не на развитие отечественной технической производственной базы, особенно в инвестиционных отраслях, а на импорт зерна и промышленных потребительских товаров. В итоге эти огромные ресурсы были бездарно проедены (что, кстати, делалось и в конце XX – начале XXI в.).
Естественно, план, который не отражал объективные потребности, не мог быть выполнен. Более того, задания девятого пятилетнего плана не только не помогали в полной мере проявиться реальным экономическим тенденциям, но и мешали этому. Предприятия вновь получали нереальные задания. Кстати, это в значительной мере, наряду с другими факторами, подорвало и действенность экономической реформы.
В результате Советский Союз пропустил ряд серьезных технических сдвигов в производстве, уже используемых в развитых зарубежных странах. Здравый прагматизм восьмой пятилетки начал утрачиваться и практически полностью был утрачен к концу девятой пятилетки. Начался застой.
Надо сказать, что и в последующих пятилетних планах (десятом и одиннадцатом) у политического руководства сохранялось упорное стремление следовать пропорциям восьмой пятилетки, хотя экономика явно сопротивлялась этому. Это стремление было не отражением требований объективных закономерностей, а стереотипным подходом к приоритетам, когда правильно выбранная для одного пятилетия и оправдавшая себя структурная политика неообоснованно представлялась единственно верной на все последующие времена. Собственно то, что в последующем было названо застоем применительно к экономике, проявлялось в закостенелости, негибкости экономической и структурной политики, приведшей к краху экономики в 80-е годы. Начало этому застою было положено при разработке девятой пятилетки. Именно тогда был шанс, опираясь на успехи восьмой пятилетки, направить экономику в нужное русло. Если бы этот шанс был использован, многое могло бы быть иным. Урок закостенелости, негибкости экономической политики (застоя) важен не только для советского периода. Это универсальный урок для всех народов и всех экономических систем.
Вместе с тем и девятую пятилетку нельзя красить только в черные цвета. Важно оценить, какие содержательные задачи были решены в данном периоде.
Конечно, в Директивах XXIV съезда КПСС по девятому пятилетнему плану формулировка главной экономической задачи пятилетки носила на себе сильный отпечаток политических амбиций. Эта задача заключалась в том, чтобы «обеспечить значительный подъем материального и культурного уровня жизни народа на основе высоких темпов развития социалистического производства, повышения его эффективности, научно-технического прогресса и ускорения роста производительности труда».
Эта формулировка коренным образом отличается от формулировки главной задачи восьмой пятилетки. Там ставилась задача индустриального развития, а здесь – повышения уровня жизни населения. Как видно из приведенных выше в табл. 1–4 данных, фактическое социально-экономическое развитие шло иначе. Именно в восьмой пятилетке наилучшие показатели были достигнуты по уровню жизни. В девятой же пятилетке именно по ним было допущено наибольшее невыполнение.
Однако мы уже говорили, что в рассматриваемом десятилетии имел место наибольший разрыв между политэкономическими формулировками, отражающими политические амбиции руководства, и весьма конкретными прагматическими задачами.
Действительной главной задачей девятой пятилетки было развить успех в освоении нефтегазового комплекса в Западной Сибири. И эта задача в девятом пятилетии была выполнена.
Прирост добычи нефти составил в 1971–1975 гг. 138 млн т против 110 млн т в восьмой пятилетке, а газа – 91 млрд куб. м против 70 млрд куб. м. Особенно заметна роль девятой пятилетки в развитии нефтегазового комплекса при анализе данных масштабов бурения скважин на нефть и газ. Если в восьмой пятилетке, когда развитие нефтегазового комплекса в Западной Сибири только началось, было пробурено 1,2 млн м скважин, то в девятой – 3,3 млн м[22]. Именно в этот период была в основном заложена база добычи нефти и газа в стране. В этом заключалась главная позитивная роль девятого пятилетия.
Более того, несмотря на провал в сельском хозяйстве, экономическое развитие в целом нельзя назвать неуспешным. Темпы экономического роста снизились не обвально, а достаточно умеренно. А по производительности труда эти темпы даже повысились. В общем девятая пятилетка в рамках всего десятилетия выполнила свою задачу.
И. В. Караваева
1. Изменение концепции индустриализации: от индустриализации народного хозяйства к индустриализации промышленности
Вот, например, какие цифры приводились по сельскому хозяйству. В 1966 г. на производство 1 ц молока у нас затрачивалось в колхозах 16,9 и в совхозах 10,6 человеко-часа; на 1 ц привеса крупного рогатого скота в колхозах – 84,8 и в совхозах – 50,4 человеко-часа; на 1 ц привеса свиней в колхозах – 73,6 и в совхозах – 32,2 человеко-часа. В 1963 г. в США затрачивалось на производство 1 ц молока 2,65 человека-часа, 1 ц говядины – 5,73 человеко-часа, 1 ц свинины – 4,4 человеко-часа. На молочной ферме Стернберга в Англии при беспривязном содержании животных один рабочий обслуживает 80 коров, имеющих средний удой 5500 л. На лучших наших фермах один рабочий обслуживает не более 30 коров. На птицеводческой ферме в г. Клоппенбурге (ФРГ) 2 человека обслуживают птичники с поголовьем 120 тыс. кур-несушек. На лучшей по уровню механизации птицефабрике «Южная» Крымской области одна птичница обслуживает 20 тыс. кур-несушек.
И так по каждой отрасли, по каждому виду производства. Эти аргументы действовали. Ведь цифры были убийственные. Госплан, как правило, стремился «дожимать» министерства до более высоких цифр.
В план были заложены очень высокие задания по повышению эффективности производства, что и позволило формально, на бумаге сбалансировать все пропорции.
При этом упор делался на технический прогресс, который в том числе должен был быть обеспечен экономической реформой. Как говорилось выше, экономическая реформа явно не оправдала этих надежд. Технический прогресс оставался невостребованным советским производством. Но в полной мере «дожать» министерства до требуемых цифр все же не удавалось. Значит, Госплан СССР должен был защищать некоторые более низкие цифры перед руководством страны. В конечном счете плановые задания девятой пятилетки сложились как компромисс между этими разнонаправленными усилиями.
Плановикам удалось убедить руководство страны, хотя и не в полной мере, в невозможности сохранения достигнутых темпов роста реальных доходов населения. Однако что касается производственных пропорций, то здесь плановики отступили. Темпы прироста национального дохода были запланированы практически на уровне фактически сложившихся в восьмой пятилетке. Так же были запланированы практически все другие производственные задания за исключением продукции группы «А» промышленности. Девятая пятилетка в своих плановых пропорциях практически полностью повторяла структурную политику восьмой пятилетки, предполагающей опережающий рост конечной продукции при снижении темпов прироста промежуточного продукта и группы «А» промышленности. Такая структурная политика была даже усилена тем, что планом предусматривался опережающий рост группы «Б» промышленности. Была сохранена и приоритетность в распределении ресурсов отраслей, продукция которых представляет собой элементы текущего производственного и непроизводственного потребления.
Такой подход оказался крупной ошибкой. Нельзя было длительное время поддерживать высокие темпы экономического роста без перераспределения ресурсов на развитие технической базы. Этот путь не позволил обеспечить динамичное расширенное воспроизводство и достаточное повышение уровня жизни населения.
Были крайне неэффективно использованы и финансовые ресурсы, полученные от роста добычи и экспорта нефти и газа. Эти ресурсы в подавляющей своей части – даже в большей мере, чем в восьмой пятилетке, – были использованы не на развитие отечественной технической производственной базы, особенно в инвестиционных отраслях, а на импорт зерна и промышленных потребительских товаров. В итоге эти огромные ресурсы были бездарно проедены (что, кстати, делалось и в конце XX – начале XXI в.).
Естественно, план, который не отражал объективные потребности, не мог быть выполнен. Более того, задания девятого пятилетнего плана не только не помогали в полной мере проявиться реальным экономическим тенденциям, но и мешали этому. Предприятия вновь получали нереальные задания. Кстати, это в значительной мере, наряду с другими факторами, подорвало и действенность экономической реформы.
В результате Советский Союз пропустил ряд серьезных технических сдвигов в производстве, уже используемых в развитых зарубежных странах. Здравый прагматизм восьмой пятилетки начал утрачиваться и практически полностью был утрачен к концу девятой пятилетки. Начался застой.
Надо сказать, что и в последующих пятилетних планах (десятом и одиннадцатом) у политического руководства сохранялось упорное стремление следовать пропорциям восьмой пятилетки, хотя экономика явно сопротивлялась этому. Это стремление было не отражением требований объективных закономерностей, а стереотипным подходом к приоритетам, когда правильно выбранная для одного пятилетия и оправдавшая себя структурная политика неообоснованно представлялась единственно верной на все последующие времена. Собственно то, что в последующем было названо застоем применительно к экономике, проявлялось в закостенелости, негибкости экономической и структурной политики, приведшей к краху экономики в 80-е годы. Начало этому застою было положено при разработке девятой пятилетки. Именно тогда был шанс, опираясь на успехи восьмой пятилетки, направить экономику в нужное русло. Если бы этот шанс был использован, многое могло бы быть иным. Урок закостенелости, негибкости экономической политики (застоя) важен не только для советского периода. Это универсальный урок для всех народов и всех экономических систем.
Вместе с тем и девятую пятилетку нельзя красить только в черные цвета. Важно оценить, какие содержательные задачи были решены в данном периоде.
Конечно, в Директивах XXIV съезда КПСС по девятому пятилетнему плану формулировка главной экономической задачи пятилетки носила на себе сильный отпечаток политических амбиций. Эта задача заключалась в том, чтобы «обеспечить значительный подъем материального и культурного уровня жизни народа на основе высоких темпов развития социалистического производства, повышения его эффективности, научно-технического прогресса и ускорения роста производительности труда».
Эта формулировка коренным образом отличается от формулировки главной задачи восьмой пятилетки. Там ставилась задача индустриального развития, а здесь – повышения уровня жизни населения. Как видно из приведенных выше в табл. 1–4 данных, фактическое социально-экономическое развитие шло иначе. Именно в восьмой пятилетке наилучшие показатели были достигнуты по уровню жизни. В девятой же пятилетке именно по ним было допущено наибольшее невыполнение.
Однако мы уже говорили, что в рассматриваемом десятилетии имел место наибольший разрыв между политэкономическими формулировками, отражающими политические амбиции руководства, и весьма конкретными прагматическими задачами.
Действительной главной задачей девятой пятилетки было развить успех в освоении нефтегазового комплекса в Западной Сибири. И эта задача в девятом пятилетии была выполнена.
Прирост добычи нефти составил в 1971–1975 гг. 138 млн т против 110 млн т в восьмой пятилетке, а газа – 91 млрд куб. м против 70 млрд куб. м. Особенно заметна роль девятой пятилетки в развитии нефтегазового комплекса при анализе данных масштабов бурения скважин на нефть и газ. Если в восьмой пятилетке, когда развитие нефтегазового комплекса в Западной Сибири только началось, было пробурено 1,2 млн м скважин, то в девятой – 3,3 млн м[22]. Именно в этот период была в основном заложена база добычи нефти и газа в стране. В этом заключалась главная позитивная роль девятого пятилетия.
Более того, несмотря на провал в сельском хозяйстве, экономическое развитие в целом нельзя назвать неуспешным. Темпы экономического роста снизились не обвально, а достаточно умеренно. А по производительности труда эти темпы даже повысились. В общем девятая пятилетка в рамках всего десятилетия выполнила свою задачу.
И. В. Караваева
Эволюция теории и практики социалистической индустриализации
1. Изменение концепции индустриализации: от индустриализации народного хозяйства к индустриализации промышленности
Обычно, говоря о формах и методах осуществления социалистической индустриализации, подавляющее большинство исследователей обращается к периоду конца 20-х – 30-х годов. Но процесс технического преобразования производства в нашей стране начал развиваться намного раньше. Программа первой в истории индустриализации в государственном масштабе – план ГОЭЛРО – была принята в 1920 г., и начало ее осуществления совпало с переходом к НЭПу. Процесс централизованного управления строительством новой социалистической промышленности по меньшей мере 7–8 лет шел параллельно с развитием многоукладной экономики и ее рыночного механизма. И без учета всех обстоятельств первых лет индустриализации вряд ли можно осмыслить причины выбора руководством страны в 30-х годах курса на форсированное техническое преобразование промышленности и формирование централизованно-директивной системы управления экономикой страны.
Необходимо обратить внимание на первоначальную трактовку концепции социалистической индустриализации. Она была провозглашена на VIII съезде Советов, на котором план ГОЭЛРО был определен как «вторая программа партии, план работ по восстановлению всего народного хозяйства и доведению его до современной техники»[23]. Именно тогда, говоря о сущности плана электрификации страны, В.И. Ленин подчеркнул необходимость создания индустриальной основы во всех отраслях народного хозяйства и инфраструктуры: «Только тогда, когда страна будет электрифицирована, когда под промышленность, сельское хозяйство и транспорт будет подведена техническая база современной промышленности, только тогда мы победим окончательно»[24]. Летом 1921 г. он еще раз подтвердил эту позицию: «Единственной материальной основой социализма может быть крупная промышленность, способная реорганизовать и земледелие»[25].
Осмысление этой грани первоначального понимания концепции социалистической индустриализации очень важно, так как в конце 20-х и в 30-е годы в экономической литературе и в партийных документах возобладала точка зрения о том, что сущность индустриальных преобразований состоит в строительстве крупной машинной индустрии, и прежде всего тяжелой промышленности. Именно такая ограниченная трактовка понятия индустриализации была взята на вооружение в годы первых пятилеток.
На преобразование теоретической концепции индустриального развития СССР во многом влиял ход реализации плана ГОЭЛРО. Итогами осуществления НЭПа стали преодоление разрухи в деревне, воссоздание сырьевой базы для работы существовавших в тот период промышленных предприятий. Таким образом, к 1929 г. была решена на практике проблема восстановления народного хозяйства, но не его индустриального преобразования.
Для того чтобы нагляднее проиллюстрировать сложившееся положение, сравним некоторые показатели плана ГОЭЛРО и реальные цифры состояния советской экономики, а также развитых капиталистических стран к концу 20-х годов (табл. 1).
Таблица 1
Соотношение производства важнейших видов промышленной продукции в СССР и ведущих странах мира
Источники: составлено по данным: Белоусов Р. А. Исторический опыт планового управления экономикой СССР. М.: Мысль, 1987. С. 58; Гордон Л., Клопов Э. Тридцатые-сороковые // Знание – сила. 1988. № 2. С. 29; № 3. С. 4.
В конце 20-х годов Россия по объему промышленной продукции была на пятом месте в мире и на четвертом в Европе. Но по производству черных и цветных металлов, добыче нефти и производству электроэнергии она занимала одно из последних мест в ряду с крупными капиталистическими государствами. В стране не было автомобильной, тракторной, авиационной промышленности, минимальным по сравнению с ведущими европейскими странами было производство станкостроительной и химической промышленности. Промышленность и сельское хозяйство СССР были оснащены современными средствами производства в десятки раз хуже, чем крупные капиталистические страны Запада.
Очевидно, при сохранении тех же темпов развития производства, что и до 1928 г., Советский Союз смог бы достичь показателей плана ГОЭЛРО только к середине 30-х годов. Но за это время показатели развития производства в ведущих капиталистических странах еще возросли бы. И тогда при сохранении темпов и направления технической реконструкции периода НЭПа осуществить в ближайшие годы качественный скачок в развитии производительных сил для СССР было бы просто невозможно.
Для создания экономики, способной конкурировать с ведущими странами Запада, нашей стране необходимо было решить главную проблему всякой индустриализации – проблему финансового обеспечения инвестиционных вложений. Именно эта проблема приобрела в середине 20-х годов в СССР новое и, можно смело сказать, не имевшее в мировой практике прецедентов звучание.
Индустриальное развитие крупнейших капиталистических держав, включая дореволюционную Россию, осуществлялось в значительной степени за счет притока внешних средств. Молодое же советское государство вынуждено было пройти через гражданскую войну и отразить интервенцию. Оно потеряло наиболее развитые в экономическом отношении регионы Российской империи и параллельно вынуждено было осуществлять экономическую помощь национальным окраинам – бывшим колониям царской России. Кроме того, составители плана ГОЭЛРО полагали, что примерно треть средств (6 млрд руб. из 17 млрд), необходимых для электрификации страны, должны дать иностранные кредиты. Жизнь не подтвердила эти прогнозы. Проблема финансового обеспечения индустриальных преобразований могла быть решена только за счет собственных ресурсов – путем изменения соотношения между производством и потреблением внутри страны. В то же время в технико-технологическом аспекте задача индустриальной перестройки экономики СССР в конкретно-исторических условиях конца 20-х – начала 30-х годов требовала широчайших закупок современного технического оборудования за рубежом.
Сложившаяся ситуация не могла не вызвать корректировки теоретических подходов к плану социалистической индустриализации и пересмотра политики его осуществления. Буквально с 1924 г. в партийной прессе была развернута масштабная дискуссия об источниках социалистического накопления.
Переломным моментом в определении целей и методов осуществления социалистической индустриализации можно считать XVI партконференцию ВКП(б) 1928 г., важнейшим вопросом на которой было обсуждение первого пятилетнего плана. На конференции рассматривались две противоположные точки зрения.
Одна из них была представлена в докладе А. Рыкова. Он подчеркивал, что линия на индустриализацию промышленности и коллективизацию сельского хозяйства должна сочетаться с поддержкой индивидуального крестьянского хозяйства, сглаживанием классовых противоречий внутри общества по мере строительства социализма[26]. Позже в статье «Заметки экономиста (к началу нового хозяйственного года)» Н. Бухарин, развивая эту точку зрения, высказался более определенно: «Социалистическая индустриализация – это не паразитарный процесс по отношению к деревне… а средство ее величайшего преобразования и подъема»[27]. Эту позицию он будет отстаивать и в своих последующих работах.
В докладе же В. Куйбышева, напротив, был провозглашен лозунг обострения классовой борьбы между городом и деревней как формы и в определенной степени итога осуществления задач индустриализации первой пятилетки, прямо поставлен вопрос о «немирной социализации деревни»[28]. В. Куйбышев заявил: «Пятилетний план является не только планом огромным по своим размерам, пятилетний план является планом жесточайшей классовой борьбы, которую мы будем проводить внутри и вовне»[29]. Чуть позже в речи на июльском 1928 г. Пленуме ЦК ВКП(б) И. Сталин, развивая точку зрения В. Куйбышева о раскулачивании деревни и изъятии из сельского хозяйства новых средств на индустриализацию промышленности, прямо сказал о «дани», «сверхналоге» с крестьянства и связал эту проблему с необходимостью «сохранить и развить дальше нынешний темп развития индустриализации»[30].
Партконференция, а затем пленум ВКП(б) поддержали точку зрения В. Куйбышева и И. Сталина, во многом воспроизводившую доктрину Л. Троцкого, осужденную двумя годами раньше, а тезис об обострении классовой борьбы в деревне стал политическим обоснованием методики формирования финансовых источников инвестиционных вложений в условиях форсированной индустриализации. Четко вырисовывались и методы уже не «индустриализации народного хозяйства», но «индустриализации промышленности»: безусловное подчинение центру, директивное планирование, волевая переориентация в развитии экономики.
Окончательное решение вопроса об основном источнике создания фондов накопления – предельно возможной эксплуатации деревни – определило формы и методы коллективизации. Быстрое создание по экономическим районам крупных сельских хозяйств, регулируемых из одного центра, позволило включить деревню в единую систему директивного планирования. Вместо 25 млн единоличных крестьянских дворов, существовавших в конце 20-х годов, к 40-м годам в сельском хозяйстве страны было 4 тыс. совхозов и 237 тыс. колхозов. Единоличные хозяйства насчитывали к этому моменту 3,6 млн дворов и играли второстепенную роль в производстве сельскохозяйственной продукции (табл. 2).
Таблица 2
Уровень коллективизации крестьянских хозяйств в СССР в 1927–1937 гг.
Источник: Социалистическое строительство СССР. М.: ЦУНХУ Госплана СССР, В/О Союзторгучет, 1939. С. 566.
На 1 июля 1940 г. уровень коллективизации составил 96,9 % по числу крестьянских хозяйств и 99,9 % по посевной площади[31].
Ликвидация мелкотоварного крестьянского производства, создание колхозов и совхозов как новых административных единиц гарантировали использование продукции сельского хозяйства в строгом соответствии с установками центра. Государственные закупки производились по чисто номинальным ценам. Так, с января 1933 г. была введена система обязательных поставок колхозами и единоличными хозяйствами зерна государству в определенные сроки и по установленным ценам. При этом в сфере налогообложения колхозам и колхозникам предоставлялся ряд существенных льгот по сравнению с единоличниками, а в отношении обязательных поставок сельскохозяйственной продукции государству они были поставлены в равные условия. Поэтому число колхозов неуклонно росло, а число единоличных крестьянских хозяйств сокращалось. Осуществлялось, по сути дела, внеэкономическое изъятие части сельскохозяйственной продукции для обеспечения городов, армии, создания государственных резервов. Было значительно увеличено производство технических культур.
Очевидная взаимосвязь форсированного увеличения экспорта основных хлебных культур и импорта промышленного оборудования может быть проиллюстрирована на основе данных табл. 3 и 4.
Очевидно, что увеличение на порядок объемов вывоза хлебных культур в 1930, 1931 и 1932 г. было призвано компенсировать масштабную закупку промышленного оборудования. Что, кстати, удалось не полностью – торговый баланс в эти годы, в отличие от 1929 г., 1933 г. и последующих лет, в СССР был отрицательным: в 1930 г. – 22,4 млн руб.; в 1931 г. – 293,8 млн руб.; в 1932 г. – 129,1 млрд руб. Тем не менее продажа зерна и других сельскохозяйственных товаров за границу в первые годы форсированной индустриализации позволила создать значительные валютные фонды для закупки импортного оборудования, а численность рабочего класса страны в 30-е годы выросла за счет сельского населения примерно на 20 млн человек. Наиболее активный рост городского населения в послереволюционный период также приходится на начало 30-х годов (табл. 5).
Необходимо отметить, что централизованно-директивная система в целом справлялась с задачей аккумуляции и распределения финансовых средств и инвестиционных вложений. В распоряжение центральных органов управления направлялась почти вся прибыль от промышленного и сельскохозяйственного производства. Производителям оставался лишь минимум средств, обеспечивающих простое воспроизводство. Мобилизованные таким образом финансовые ресурсы концентрировались на ключевых направлениях хозяйственного строительства.
Таблица 3
Экспорт из СССР основных хлебных культур (тыс. руб.)
Источник: Социалистическое строительство СССР. Ежегодник. М.: ЦУНХУ Госплана СССР – В/О Союзоргучет, 1935. С. 572–575.
Результатом такой политики стало превращение страны в годы первой пятилетки в гигантскую строительную площадку. Ускоренными темпами развернулось строительство Днепрогэса, Сталинградского тракторного завода, Ростовского завода сельскохозяйственного машиностроения, Московского и Горьковского автомобильных заводов, Уралмаша, Березняковского и Соликамского химических комбинатов, Туркестанско-Сибирской железной дороги. Началось строительство Магнитогорского металлургического завода и создание второй угольно-металлургической базы Советского Союза – Кузбасса. Широкое промышленное строительство шло в центре страны, в Восточной Украине, на Урале, в Сибири, Средней Азии, Закавказье. При этом в тяжелую индустрию вкладывалось 78 % всей суммы капиталовложений, ассигнованных на развитие промышленности.
Таблица 4
Распределение импорта СССР по признаку назначения (в % к итогу)
Источник: Социалистическое строительство СССР. Ежегодник. М.: ЦУНХУ Госплана СССР – В/О Союзоргучет, 1985.
Таблица
Доля городского населения в общей численности населения СССР (в %)
Источник: Социалистическое строительство СССР. М.: ЦУНХУ Госплана СССР – В/О Союзоргучет, 1935. С. XXVIII.
Первый пятилетний план (1929–1933) был досрочно выполнен к началу 1933 г., за четыре года и три месяца. В ходе его реализации был заложен реальный фундамент социалистической промышленности. Было построено и введено в действие более 1500 промышленных предприятий, оснащенных современной техникой. Были созданы новые отрасли промышленности: автомобильная, авиационная, тракторостроительная, производство металлургического, химического, угольного, кузнечно-прессового оборудования, инструмента, шарикоподшипников, возник ряд новых крупных промышленных центров. Ускоренное развитие получила химическая промышленность. Было построено 70 химических предприятий, и к концу третьей пятилетки продукция новых заводов составляла 95 % всего ее отраслевого объема. В этот период возникло и производство пластических масс. К концу второй пятилетки химическая промышленность полностью обеспечивала народное хозяйство важнейшими видами продукции и страна избавилась от их импорта.
В годы второй пятилетки (1933–1937) особенно успешно развивалось машиностроение, которое в 1937 г. дало продукции на 27,5 млрд руб. при плане 19,5 млрд руб. В 1926/27 г. более трети всех машин, которые требовались народному хозяйству СССР, в том числе свыше 63 % тракторов и свыше 68 % автомобилей, ввозилось из-за границы. В 1932 г. импортируемая техника составляла уже около 13 % всех новых машин, а в 1937 г. – только 0,9 %. Советский Союз не только прекратил ввоз автомобилей, тракторов и сельскохозяйственных машин, но и стал вывозить их за границу.
До 80 % всей промышленной продукции в 1937 г. было получено от новых предприятий или коренным образом реконструированных объектов. Были построены и сданы в эксплуатацию Беломорско-Балтийский канал (227 км) и канал Москва – Волга (128 км). В 1935 г. начал работать метрополитен в Москве. Изменился социальный состав населения. В 1937 г. рабочие и служащие составляли 36,2 % (вместо 17,6 % в 1928 г.), колхозное крестьянство и кооператоры – 57,9 % (вместо 74,9 % в 1928 г.). За три предвоенных года (1938–1940) было введено в действие около 3000 новых промышленных предприятий, на 53 % увеличилось производство средств производства[32]. Жесткая централизация и углубление отраслевой специализации производства позволили обеспечить осуществление единой технической политики в важнейших отраслях тяжелой индустрии, которые смогли поднять в кратчайшие сроки экономическую мощь и обороноспособность страны, обеспечить независимость развития советской промышленности.
Необходимо обратить внимание на первоначальную трактовку концепции социалистической индустриализации. Она была провозглашена на VIII съезде Советов, на котором план ГОЭЛРО был определен как «вторая программа партии, план работ по восстановлению всего народного хозяйства и доведению его до современной техники»[23]. Именно тогда, говоря о сущности плана электрификации страны, В.И. Ленин подчеркнул необходимость создания индустриальной основы во всех отраслях народного хозяйства и инфраструктуры: «Только тогда, когда страна будет электрифицирована, когда под промышленность, сельское хозяйство и транспорт будет подведена техническая база современной промышленности, только тогда мы победим окончательно»[24]. Летом 1921 г. он еще раз подтвердил эту позицию: «Единственной материальной основой социализма может быть крупная промышленность, способная реорганизовать и земледелие»[25].
Осмысление этой грани первоначального понимания концепции социалистической индустриализации очень важно, так как в конце 20-х и в 30-е годы в экономической литературе и в партийных документах возобладала точка зрения о том, что сущность индустриальных преобразований состоит в строительстве крупной машинной индустрии, и прежде всего тяжелой промышленности. Именно такая ограниченная трактовка понятия индустриализации была взята на вооружение в годы первых пятилеток.
На преобразование теоретической концепции индустриального развития СССР во многом влиял ход реализации плана ГОЭЛРО. Итогами осуществления НЭПа стали преодоление разрухи в деревне, воссоздание сырьевой базы для работы существовавших в тот период промышленных предприятий. Таким образом, к 1929 г. была решена на практике проблема восстановления народного хозяйства, но не его индустриального преобразования.
Для того чтобы нагляднее проиллюстрировать сложившееся положение, сравним некоторые показатели плана ГОЭЛРО и реальные цифры состояния советской экономики, а также развитых капиталистических стран к концу 20-х годов (табл. 1).
Таблица 1
Соотношение производства важнейших видов промышленной продукции в СССР и ведущих странах мира
В конце 20-х годов Россия по объему промышленной продукции была на пятом месте в мире и на четвертом в Европе. Но по производству черных и цветных металлов, добыче нефти и производству электроэнергии она занимала одно из последних мест в ряду с крупными капиталистическими государствами. В стране не было автомобильной, тракторной, авиационной промышленности, минимальным по сравнению с ведущими европейскими странами было производство станкостроительной и химической промышленности. Промышленность и сельское хозяйство СССР были оснащены современными средствами производства в десятки раз хуже, чем крупные капиталистические страны Запада.
Очевидно, при сохранении тех же темпов развития производства, что и до 1928 г., Советский Союз смог бы достичь показателей плана ГОЭЛРО только к середине 30-х годов. Но за это время показатели развития производства в ведущих капиталистических странах еще возросли бы. И тогда при сохранении темпов и направления технической реконструкции периода НЭПа осуществить в ближайшие годы качественный скачок в развитии производительных сил для СССР было бы просто невозможно.
Для создания экономики, способной конкурировать с ведущими странами Запада, нашей стране необходимо было решить главную проблему всякой индустриализации – проблему финансового обеспечения инвестиционных вложений. Именно эта проблема приобрела в середине 20-х годов в СССР новое и, можно смело сказать, не имевшее в мировой практике прецедентов звучание.
Индустриальное развитие крупнейших капиталистических держав, включая дореволюционную Россию, осуществлялось в значительной степени за счет притока внешних средств. Молодое же советское государство вынуждено было пройти через гражданскую войну и отразить интервенцию. Оно потеряло наиболее развитые в экономическом отношении регионы Российской империи и параллельно вынуждено было осуществлять экономическую помощь национальным окраинам – бывшим колониям царской России. Кроме того, составители плана ГОЭЛРО полагали, что примерно треть средств (6 млрд руб. из 17 млрд), необходимых для электрификации страны, должны дать иностранные кредиты. Жизнь не подтвердила эти прогнозы. Проблема финансового обеспечения индустриальных преобразований могла быть решена только за счет собственных ресурсов – путем изменения соотношения между производством и потреблением внутри страны. В то же время в технико-технологическом аспекте задача индустриальной перестройки экономики СССР в конкретно-исторических условиях конца 20-х – начала 30-х годов требовала широчайших закупок современного технического оборудования за рубежом.
Сложившаяся ситуация не могла не вызвать корректировки теоретических подходов к плану социалистической индустриализации и пересмотра политики его осуществления. Буквально с 1924 г. в партийной прессе была развернута масштабная дискуссия об источниках социалистического накопления.
Переломным моментом в определении целей и методов осуществления социалистической индустриализации можно считать XVI партконференцию ВКП(б) 1928 г., важнейшим вопросом на которой было обсуждение первого пятилетнего плана. На конференции рассматривались две противоположные точки зрения.
Одна из них была представлена в докладе А. Рыкова. Он подчеркивал, что линия на индустриализацию промышленности и коллективизацию сельского хозяйства должна сочетаться с поддержкой индивидуального крестьянского хозяйства, сглаживанием классовых противоречий внутри общества по мере строительства социализма[26]. Позже в статье «Заметки экономиста (к началу нового хозяйственного года)» Н. Бухарин, развивая эту точку зрения, высказался более определенно: «Социалистическая индустриализация – это не паразитарный процесс по отношению к деревне… а средство ее величайшего преобразования и подъема»[27]. Эту позицию он будет отстаивать и в своих последующих работах.
В докладе же В. Куйбышева, напротив, был провозглашен лозунг обострения классовой борьбы между городом и деревней как формы и в определенной степени итога осуществления задач индустриализации первой пятилетки, прямо поставлен вопрос о «немирной социализации деревни»[28]. В. Куйбышев заявил: «Пятилетний план является не только планом огромным по своим размерам, пятилетний план является планом жесточайшей классовой борьбы, которую мы будем проводить внутри и вовне»[29]. Чуть позже в речи на июльском 1928 г. Пленуме ЦК ВКП(б) И. Сталин, развивая точку зрения В. Куйбышева о раскулачивании деревни и изъятии из сельского хозяйства новых средств на индустриализацию промышленности, прямо сказал о «дани», «сверхналоге» с крестьянства и связал эту проблему с необходимостью «сохранить и развить дальше нынешний темп развития индустриализации»[30].
Партконференция, а затем пленум ВКП(б) поддержали точку зрения В. Куйбышева и И. Сталина, во многом воспроизводившую доктрину Л. Троцкого, осужденную двумя годами раньше, а тезис об обострении классовой борьбы в деревне стал политическим обоснованием методики формирования финансовых источников инвестиционных вложений в условиях форсированной индустриализации. Четко вырисовывались и методы уже не «индустриализации народного хозяйства», но «индустриализации промышленности»: безусловное подчинение центру, директивное планирование, волевая переориентация в развитии экономики.
Окончательное решение вопроса об основном источнике создания фондов накопления – предельно возможной эксплуатации деревни – определило формы и методы коллективизации. Быстрое создание по экономическим районам крупных сельских хозяйств, регулируемых из одного центра, позволило включить деревню в единую систему директивного планирования. Вместо 25 млн единоличных крестьянских дворов, существовавших в конце 20-х годов, к 40-м годам в сельском хозяйстве страны было 4 тыс. совхозов и 237 тыс. колхозов. Единоличные хозяйства насчитывали к этому моменту 3,6 млн дворов и играли второстепенную роль в производстве сельскохозяйственной продукции (табл. 2).
Таблица 2
Уровень коллективизации крестьянских хозяйств в СССР в 1927–1937 гг.
На 1 июля 1940 г. уровень коллективизации составил 96,9 % по числу крестьянских хозяйств и 99,9 % по посевной площади[31].
Ликвидация мелкотоварного крестьянского производства, создание колхозов и совхозов как новых административных единиц гарантировали использование продукции сельского хозяйства в строгом соответствии с установками центра. Государственные закупки производились по чисто номинальным ценам. Так, с января 1933 г. была введена система обязательных поставок колхозами и единоличными хозяйствами зерна государству в определенные сроки и по установленным ценам. При этом в сфере налогообложения колхозам и колхозникам предоставлялся ряд существенных льгот по сравнению с единоличниками, а в отношении обязательных поставок сельскохозяйственной продукции государству они были поставлены в равные условия. Поэтому число колхозов неуклонно росло, а число единоличных крестьянских хозяйств сокращалось. Осуществлялось, по сути дела, внеэкономическое изъятие части сельскохозяйственной продукции для обеспечения городов, армии, создания государственных резервов. Было значительно увеличено производство технических культур.
Очевидная взаимосвязь форсированного увеличения экспорта основных хлебных культур и импорта промышленного оборудования может быть проиллюстрирована на основе данных табл. 3 и 4.
Очевидно, что увеличение на порядок объемов вывоза хлебных культур в 1930, 1931 и 1932 г. было призвано компенсировать масштабную закупку промышленного оборудования. Что, кстати, удалось не полностью – торговый баланс в эти годы, в отличие от 1929 г., 1933 г. и последующих лет, в СССР был отрицательным: в 1930 г. – 22,4 млн руб.; в 1931 г. – 293,8 млн руб.; в 1932 г. – 129,1 млрд руб. Тем не менее продажа зерна и других сельскохозяйственных товаров за границу в первые годы форсированной индустриализации позволила создать значительные валютные фонды для закупки импортного оборудования, а численность рабочего класса страны в 30-е годы выросла за счет сельского населения примерно на 20 млн человек. Наиболее активный рост городского населения в послереволюционный период также приходится на начало 30-х годов (табл. 5).
Необходимо отметить, что централизованно-директивная система в целом справлялась с задачей аккумуляции и распределения финансовых средств и инвестиционных вложений. В распоряжение центральных органов управления направлялась почти вся прибыль от промышленного и сельскохозяйственного производства. Производителям оставался лишь минимум средств, обеспечивающих простое воспроизводство. Мобилизованные таким образом финансовые ресурсы концентрировались на ключевых направлениях хозяйственного строительства.
Таблица 3
Экспорт из СССР основных хлебных культур (тыс. руб.)
Результатом такой политики стало превращение страны в годы первой пятилетки в гигантскую строительную площадку. Ускоренными темпами развернулось строительство Днепрогэса, Сталинградского тракторного завода, Ростовского завода сельскохозяйственного машиностроения, Московского и Горьковского автомобильных заводов, Уралмаша, Березняковского и Соликамского химических комбинатов, Туркестанско-Сибирской железной дороги. Началось строительство Магнитогорского металлургического завода и создание второй угольно-металлургической базы Советского Союза – Кузбасса. Широкое промышленное строительство шло в центре страны, в Восточной Украине, на Урале, в Сибири, Средней Азии, Закавказье. При этом в тяжелую индустрию вкладывалось 78 % всей суммы капиталовложений, ассигнованных на развитие промышленности.
Таблица 4
Распределение импорта СССР по признаку назначения (в % к итогу)
Таблица
Доля городского населения в общей численности населения СССР (в %)
Первый пятилетний план (1929–1933) был досрочно выполнен к началу 1933 г., за четыре года и три месяца. В ходе его реализации был заложен реальный фундамент социалистической промышленности. Было построено и введено в действие более 1500 промышленных предприятий, оснащенных современной техникой. Были созданы новые отрасли промышленности: автомобильная, авиационная, тракторостроительная, производство металлургического, химического, угольного, кузнечно-прессового оборудования, инструмента, шарикоподшипников, возник ряд новых крупных промышленных центров. Ускоренное развитие получила химическая промышленность. Было построено 70 химических предприятий, и к концу третьей пятилетки продукция новых заводов составляла 95 % всего ее отраслевого объема. В этот период возникло и производство пластических масс. К концу второй пятилетки химическая промышленность полностью обеспечивала народное хозяйство важнейшими видами продукции и страна избавилась от их импорта.
В годы второй пятилетки (1933–1937) особенно успешно развивалось машиностроение, которое в 1937 г. дало продукции на 27,5 млрд руб. при плане 19,5 млрд руб. В 1926/27 г. более трети всех машин, которые требовались народному хозяйству СССР, в том числе свыше 63 % тракторов и свыше 68 % автомобилей, ввозилось из-за границы. В 1932 г. импортируемая техника составляла уже около 13 % всех новых машин, а в 1937 г. – только 0,9 %. Советский Союз не только прекратил ввоз автомобилей, тракторов и сельскохозяйственных машин, но и стал вывозить их за границу.
До 80 % всей промышленной продукции в 1937 г. было получено от новых предприятий или коренным образом реконструированных объектов. Были построены и сданы в эксплуатацию Беломорско-Балтийский канал (227 км) и канал Москва – Волга (128 км). В 1935 г. начал работать метрополитен в Москве. Изменился социальный состав населения. В 1937 г. рабочие и служащие составляли 36,2 % (вместо 17,6 % в 1928 г.), колхозное крестьянство и кооператоры – 57,9 % (вместо 74,9 % в 1928 г.). За три предвоенных года (1938–1940) было введено в действие около 3000 новых промышленных предприятий, на 53 % увеличилось производство средств производства[32]. Жесткая централизация и углубление отраслевой специализации производства позволили обеспечить осуществление единой технической политики в важнейших отраслях тяжелой индустрии, которые смогли поднять в кратчайшие сроки экономическую мощь и обороноспособность страны, обеспечить независимость развития советской промышленности.